Вейт находился не более чем в 10 ярдах от Роджера, вторая машина тоже в ярдах 10 от него по другую сторону. Рев машины напоминал гудение самолета. Услышав его, Вейт обернулся, как бы подстегнутый необычным звуком и на какую-то долю секунды задержался на тротуаре. Руки у него были протянуты вперед, ноги широко расставлены, как будто приветствуя машину-убийцу.

Полицейский вцепился в машину, может быть, он рассчитывал таким образом изменить направление ее движения. Он дотянулся до дверцы, схватился за ручку и повис на ней, а Вейт с безучастным лицом стоял и ждал неминуемой смерти. На все это потребовалась какая-то доля секунды, жизнь и смерть сплелись в неразрывном клубке.

Роджер нажал на гудок.

Рев его, вернее, звук, — перекрыл рев двигателя. После этого он включил передние фары и направил их в лицо водителя. Он видел, как полицейского тащило по асфальту, заметил, как передние колеса все же завернули в сторону тротуара, на котором неподвижно стоял Вейт.

Колеса находились от него всего лишь в двух ярдах.

Нервы водителя сдали, он повернул руль, и машина изменила направление. Ее боковые колеса поднялись на каменную обочину, кузов накренился, потом снова выпрямился, машина набирала скорость.

Вейт очнулся от своего оцепенения и побежал. Констебль бежал рядом с машиной, делая отчаянные попытки раскрыть дверцу. Роджер ехал на тормозах. Машина сначала мчалась прямо на него, потом повернула в сторону почти под прямым углом.

Полицейского больше не было видно. Роджер повернул руль, стараясь толкнуть бандита боком, но тот снова вильнул в сторону. Послышался громкий скрежет металла, все-таки Роджер задел крыло машины, но она сумела проскочить мимо. Полицейский растянулся на мостовой. Вдали мигнули задние красные огни беглеца, который свернул на одну из боковых улиц Пустоши. Роджер включил радиопередатчик.

— Вызываю все машины, вызываю все машины. Говорит старший инспектор Вест с Лигейтского шоссе вдоль Пустоши. Всем машинам, находящимся в районе Лигейта, попытаться задержать машину марки «Моррис», черную или темно-синюю с поврежденным правым крылом. Передайте сообщение по радио…

— Сообщение получено, — раздался голос, — оно будет немедленно передано всем машинам, находящимся на участке Лигейта…

Роджер включил радио и выскользнул из машины. Полицейский не пострадал, он уже поднимался и спешил навстречу Роджеру. Вейт лежал ничком на тротуаре у самой стены вдоль участка миссис Китт. Роджеру были видны только его ноги, спина и затылок. Руки у него были подогнуты под себя.

Полицейский подскочил к нему и опустился на колени, подсунув руки под тело Вейта. Он немного выпрямил его, потом пощупал пульс.

— Ну, как? — спокойно спросил Роджер.

— Кажется, о'кей, ушибся. Похоже, он наткнулся на стену.

— Возможно.

Роджер узнал констебля Пая. Ну что ж, благодаря этому случаю выявился первоклассный работник.

— Думаете, ему необходим врач?

— Едва ли, сэр.

— Прекрасно. — Где-то вдали слышалось гудение мотора. Роджер невольно прислушивался: удастся ли патрульной машине задержать удирающий «Моррис»? Или же водитель сумеет ускользнуть? Вблизи тоже послышались звуки, где-то хлопнула дверь, наружу вырвался сноп света, потом раздались шаги бегущего человека, женские шаги. Роджер удивился, куда могли деваться Виллис и Кру, но не стал справляться у Пая. Он подошел к воротам и увидел Джун Эйкерс, которая со всех ног бежала к ним, четко вырисовываясь на фоне открытой входной двери.

— С Питером ничего не случилось? — спросила она тревожно.

— Упал, если я не ошибаюсь.

— Я слышала невероятный шум, — пробормотала она, потом проскочила мимо Роджера к Вейту. Она опустилась подле него на колени, как только что проделывал Пай, и пощупала ему пульс.

Пай помог перевернуть его на бок, так что теперь свет фонаря падал ему на лицо, невероятно бледное, с огромной шишкой и кровоточащей ссадиной на лбу. Девушка не потеряла головы. Как показалось Роджеру, она с величайшим самообладанием подняла глаза на Пая и попросила его помочь отнести Вейта в дом.

— Я и один справлюсь, мисс, — сказал констебль и поднял Вейта на руки с такой легкостью, как будто это был ребенок. Джун пошла следом вместе с Роджером, который внимательно изучал ее упрямый профиль, вздернутый подбородок и упрямую походку.

— Чего ради он вышел наружу? — спросил он у девушки.

— Ему позвонили по телефону.

— Вы не знаете, кто и откуда?

— Он не сказал. Просто положил трубку и сказал, что должен на минутку выйти с кем-то встретиться. Эта машина, должно быть, и ждала его.

— Да, чтобы убить.

— Это ужасно, а Питер… — она не договорила.

— Хотел покончить с собой, не так ли?

Она не ответила, но прибавила шагу. Они вошли в большую комнату, против той, где было совершено нападение на миссис Китт. Джун включила свет. Пай уложил Вейта на старомодный диван. Вся комната выглядела так, как будто ее обставили шестьдесят лет назад, после чего все осталось без изменений.

Вейт начал шевелиться.

— Может быть, дать ему глоток бренди, сэр? — спросил Пай, дотрагиваясь до кармана.

— Пусть сам придет в себя, — решил Роджер. — Скажите, разве сюда вместе с ним и мисс Эйкерс не прибыли еще два человека?

— Да, сэр, — ответил Пай, — но им позвонили из Ярда. Они уехали, а вместо них сюда едут двое других. Я сказал, что на некоторое время могу остаться подежурить.

— Прямо скажу, вам здорово досталось, чувствуете себя прилично?

— Да, благодарю.

— Ушиблись?

— Да нет, немного содрал коленки, вот и все…

— Почиститесь, если это необходимо, и подежурьте у входных дверей, чтобы меня пока не беспокоили. Ладно?

— Разумеется, сэр.

Пай вышел, прикрыв за собой дверь. Джун Эйкерс стояла у изголовья дивана. Сейчас она смотрела вниз на Вейта, потом прижала руки к голове и взглянула на Роджера. Ее ясные глаза затуманились, как если бы переживания этой ночи вызвали у нее ужасную головную боль.

— Что произошло, когда вы сюда приехали?

— Ничего особенного. Питер был невероятно подавлен. Ведь он давно живет на одних нервах, я знаю, что порой он просто недоедает, потому что большую часть своих денег отдает на нужды Компании. Боюсь, что вы не в состоянии себе представить, какой это был для него чудовищный удар, когда он увидел, что все уничтожено. Все!

Последние слова она произнесла точно так же, как Вейт, когда он увидел грязное месиво в комнате заседаний Компании.

— Что именно вы подразумеваете под этим словом «все»?

— Пожалуйста, не задавайте мне бессмысленных вопросов. Все, ради чего он работал вот уже девять лет…

— Компания по охране жизней?

— Разумеется, что же еще?

Роджер сухо сказал:

— Как раз над этим я и размышляю. Несколько часов назад он мне сказал, что был уже совсем готов отказаться от своей затеи с этой Компанией. Его терзало то, что большинство людей, некогда помогавших ему, совершенно утратили интерес и веру. Так почему же потеря адресов и имен людей, не желающих с ним сотрудничать, так сильно на него повлияла?

Она медленно покачала головой.

— Он никогда бы от этого не отказался. А потрясение…

— Думаете, что это было всего лишь потрясение? — насмешливо спросил Роджер. — Скажите, для чего еще использовалось помещение Компании?

Она не ответила, лишь судорожно глотнула. Очевидно, вопрос одновременно напугал ее и привел в замешательство. Она смотрела на Вейта, у которого начали дрожать ресницы и шевелиться пальцы.

— Что еще находилось в несгораемом шкафу?

— Все, — ответил пастор и это было похоже на вздох.

— Не притворяйтесь, что вы больны, отвечайте на мой вопрос. В несгораемом шкафу находился порошок. Что за порошок?

— Порошок? — как эхо повторил Вейт, его взгляд стал более осмысленным, было видно, что он старается собраться с мыслями и ответить Роджеру. — Порошок? Тальк…

Роджеру было трудно понять выражение его глаз.

— Тальк, мы его… — он вздохнул и заговорил более связно, — у нас бывали вечеринки. Не все ж работа без отдыха. «Труд без потехи наскучил ребятам», — так поется в песне. Бывали у нас и танцы. Только… Я сказал «тальк», а что в нем особенного? — спросил он с недоумением. — Тальком посыпали пол, чтобы ребятам было не скользко потанцевать после работы.

Джун еле слышно произнесла:

— Он ничего не знает…

Роджер выпрямился:

— Зато вы знаете!

— Мне нечего вам сказать, — заявила племянница советника миссис Китт, — я ничего не могу вам сказать.

Больше она ничего не добавила.

— Хорошо, — сказал Роджер, когда из дивизиона прислали людей, — мы будем держать мисс Эйкерс и пастора Пита в Ярде до тех пор, пока ей не захочется заговорить. Да, Вейта тоже стоит забрать, может быть, в дальнейшем он не будет себя вести таким дураком, каким старается показаться сейчас.

Они находились в той комнате, где было совершено нападение на миссис Китт. С Роджером было трое местных полицейских работников. Ему не терпелось возвратиться в Ярд, где под рукой были всяческие специалисты и ничего не стоило связаться с нужными людьми. Возможности окружных управлений были ограничены, а в деле, где вопрос касался двух довольно отдаленных округов — Лигейта и Тоттинга, было крайне необходимо установить и наладить правильную связь.

Сегодня же требовалось проверить, чем были заняты бывшие члены Вейтовского комитета, нужны были данные о состоянии курносого, которого он разделал на лестнице в доме Вейта.

Он хотел знать, когда же можно будет снять показания с миссис Китт и что еще добавит ее супруг. Д-р Китт уехал в больницу вместе с сестрой, приехавшей его навестить. Нужно было еще повидаться с Бенжаменом Каклиффом по поводу его жены, выяснить, где она получала героин. Ему хотелось еще раз побеседовать с Джексоном. Теперь наметились две перспективы: причастность к старому делу о дорожном инциденте и участие в работе комиссии по опасным наркотикам.

Больше всего Роджеру хотелось заняться поисками Розмари Джексон. Жена Джексона не выходила у него из головы.

Она все еще продолжала спать и видеть удивительные сны.

Роджер отправил Питера Вейта и девушку под охраной в Скотланд-Ярд. Сам же поехал в Сент Джон-Вуд, где «ночной» инспектор сообщил ему дополнительные сведения о наркомании миссис Каклифф.

— Это печальный случай, Каклифф благодарит и боготворит свою жену. Она на пятнадцать лет его моложе, и у ней есть на что посмотреть. Время от времени она отправляется на «героиновый кутеж». Вы представляете, что это такое? И возвращается домой с изрядным запасом. И от того, что он знает, как она безумно страдает от наркотиков, он позволяет ей еще неделю его употреблять, а то и в течение пары недель… Позднее ему стало ясно, что дальше так продолжаться не может и он настоял на курсе ее лечения. Я знаю Каклиффа уже десять лет, сейчас он женат на развалине. Невероятная трагедия для такого человека, как он…

— Далеко ли он живет и где находится его жена? — спросил Роджер.

— Она дома, но они обманывают себя какими-то «лечебными курсами», — цинично добавил офицер.— Я разговаривал с Каклиффом, когда получил запрос из Тоттинга. Он сказал, что не ляжет ранее 2–3 часов ночи и с удовольствием встретится с вами, если вы заедете. Однако, он сомневается, что сможет помочь.

Было около часа ночи.

— Уверены, что сейчас не слишком поздно для моего визита?

— Только не для Каклиффа, — с уверенностью ответил дежурный. — Может быть, и мне с вами поехать?

Водитель машины, который покалечил почти четыре года назад миссис Роули, все еще бодрствовал.

Роджер располагал всего лишь его фотографией четырехгодичной давности, по которой он мог судить о его наружности. Живой же человек показался ему энергичным, настороженным и гораздо более напористым, чем он предполагал. Здание близ Риджент-парка было окружено собственным садом, оно восхищало своей простотой и элегантностью.

Первое знакомство с внутренним убранством порождало уверенность, что здесь гармонично сочетаются большие деньги и изысканный вкус…

Каклифф казался усталым, но никто бы не мог усомниться в его богатырском здоровье и полном материальном благополучии.

— Да, — торопливо сказал он Роджеру, — мне иногда даже приходит в голову, что это возмездие за смерть той женщины, хотя до сегодняшнего дня я не могу ни в чем себя упрекнуть. Я был не виноват. Обычно я езжу очень быстро, но на этот раз — со скоростью 25 миль в час… — он замолчал. — Порой невольно начинаешь думать, что на тебе лежит проклятье. Через несколько месяцев после того случая заболела моя жена. Сначала я не понял, что это наркомания…

Он снова умолк, пожав плачами. Роджер подумал, что перед ним находится «счастливый человек», которому принадлежит такой красивый дом и эта красивая комната с темно-синими бархатными драпировками и стильной мебелью, где его окружают другие доказательства процветания и материального благополучия, а по сути дела он глубоко несчастен.

— Я сообразил, что произошло через несколько недель после того, как она сбежала от меня, — продолжал он, — ведь она моложе меня. И я подумал, что причиной является какая-то любовная интрига. Поэтому решил, что если проявлю терпимость, она сама поймет, как это глупо. И она действительно возвратилась, но совершенно больной. Это было начало, она… — у него перехватило дыхание, — она во всем обвиняет меня.

— Почему?

— Она наотрез отказывается рассказывать, откуда она достает наркотики, но утверждает, что в одном из благотворительных комитетов, где она работала. Она очень много времени уделяла общественной работе, к этому ее принуждал, правда, я. Понимаете, ей практически нечем было заниматься и я считал это полезным. Получилось же…

— В каком именно комитете? — резко спросил Роджер.

— Не знаю.

— Может быть, комитет Питера Вейта по прекращению убийств на дорогах?

— Она в нем работала, да, но я не знаю, там ли она доставала героин, — упорствовал Каклифф, — все пытались ее убедить, даже медицинский персонал клиники Полли, где она проходила «лечебные курсы», но ее не переубедить. Мне кажется, она боится, что если откроет правду, то тем самым навсегда лишится наркотиков.

— Понятно, — сказал Роджер и вынул напечатанный на машинке список имен и адресов, которые он успел списать у Вейта до пожара. — Скажите, мистер Каклифф, кто вам известен из этих людей?

Каклифф дважды просмотрел список.

Роджер наблюдал за ним.

На месте этого человека нетрудно было вообразить Чарльза Джексона, в его глазах светился ужас и отчаяние Чарльза Джексона, до безумия влюбленного в свою молодую жену, которая так внезапно исчезла. Как бы он себя вел? И связано ли ее исчезновение с его докладом о наркотиках?