Маленькая палата в Лигейтской больнице, где лежала миссис Китт, казалась веселой от светло-зеленой окраски стен и огромного количества цветов на подоконнике, на столе, на тумбочке у кровати и просто на полу. Нарциссы и тюльпаны, фиалки и пионы, розы и пышные гвоздики, дополненные маленькими карточками с пожеланием скорейшего выздоровления… Их приносили от других членов магистрата, от полиции, от местного Совета, от комитетов, где она работала, от частных доброжелателей.

Когда Роджер вошел, миссис Китт сидела на постели в подушках, — пожилая женщина с живыми глазами и впалыми щеками, с выдающейся челюстью и острыми скулами, настоящий скелет, тень прежней миссис Китт, «грозы суда», которой она всегда слыла. Однако в ее взгляде не чувствовалось ни смирения, ни покорности, а в манерах сквозила напористость.

— Ага, вы — тот самый знаменитый полицейский, — начала она слабым голосом, который, как ни странно, не казался слабым. — Ваше счастье, что вы держались подальше от моего суда, я бы скорехонько вас развенчала. Что именно вам хотелось узнать? Я пыталась оградить своего мужа от безумной ошибки, которую он чуть было не совершил несколько лет назад и в случае необходимости я снова поступила бы также.

Не может быть сомнения, что так оно и было бы, если бы ей предоставилась такая необходимость…

— Кто собирал деньги для шантажиста?

— Человек, называвшийся Брауном.

— Всегда один и тот же человек?

— Да.

— Сколько вы ему давали?

— Каждый раз 10 фунтов.

— Это все?

— Гораздо больше, чем я могла себе позволить.

— Платили ли вы ему также натурой, миссис Китт?

— Если вы имеете в виду, давала ли я ему героин или какой-нибудь другой наркотик из запасов мужа, то нет, никогда…

Ей нельзя было не поверить.

— Отказывались ли вы когда-нибудь платить?

— Пыталась.

— Что произошло?

— Мне это не удалось.

— Знаете ли вы кого-нибудь еще, кто вас шантажировал, кроме Брауна?

— Нет.

— Догадываетесь ли вы, каким образом кто-то мог разнюхать, что много лет назад доктор Китт незаконно продал наркотики?

Ее резкие черты еще больше заострились, черные глаза блеснули.

— Да.

— Почему?

— Это было сделано через фармаколога, который в то время работал в Лигейте, через Роули. Либо он тогда проболтался, либо позднее.

— Сколько времени вам было известно, что Роули занимается махинациями с наркотиками?

— Я вообще ничего не знала до появления шантажиста, а после этого Роули уехал из Лигейта.

Несмотря на ее кажущееся хладнокровие, миссис Китт была напряжена до предела, так что в скором времени врач несомненно потребует прекратить допрос. Поэтому Роджер спокойно спросил:

— Как вы думаете, миссис Китт, почему на вас напали в тот вечер?

— На прошлой неделе я сказала Брауну, что не смогу так дальше, продолжать и обо всем расскажу полиции, если он не прекратит свои вымогательства. По-видимому, он перетрусил…

«Может быть, и да, — подумал Роджер, — этим объясняется нападение на миссис Китт, но тогда все остальное по-прежнему не ясно…»

— Теперь прошу вас, — начал врач.

— Один последний вопрос. Есть ли у вас основания предполагать, что к этому делу причастен преподобный Питер Вейт?

Она улыбнулась.

— Питер Вейт? Нет. У меня нет подобных диких предположений. Я всегда боролась против травли автомобилистов и, видит бог, буду продолжать в том же духе. Но меня всегда интересовало, что и как можно говорить моим противникам, и я восхищалась его выдержкой, сэр. Да, выдержкой! Нужна большая сила духа, чтобы продолжать работать так, как это делает Питер Вейт. Его все покинули, однако он не сдается, даже после провала дела Роули, когда любому бы человеку было ясно, что у него не было ни малейшего шанса на успех. А он не сложил оружие… Он продолжал мне писать, протестуя против каждого заявления, которое я делала в суде. Я знаю, что говорю слишком много! Через некоторое время я решила, что на данного пророка интересно посмотреть. Внешне он довольно интересный. Но ему не на кого опереться. Собственных средств у него нет, а на сборах с «паствы» — далеко не уедешь. Я хотела узнать,чем он руководствуется, что заставляет его не сдавать позиций? Поэтому я и пошла взглянуть на него.

Роджер тихо спросил:

— Наверное, это было неприятное переживание для пастора Пита?

Она ухмыльнулась и, если бы у нее было больше сил, можно было бы говорить и о «злорадстве».

— Вы совершенно правы, это было тяжелое испытание для бедняги. До сих пор вспоминаю, как он вытаращил на меня глаза, когда открыл мне двери своей конуры, в которой живет. А я прямиком вошла внутрь. Посмотрела, что он собирается предпринять и подумала, что любой бы другой человек на его месте давно бы поставил крест на своей затее, после того, что произошло на суде Роули. Я приходила к нему раз пять-шесть и, кажется, поняла, что им движет: вера, сэр. У этого молодого человека твердая уверенность в своей правоте, он не сомневается, что если он сумеет добиться того, за что борется — строгих мер наказания за неосторожную езду, — у нас прекратятся дорожные катастрофы.

Он так и стоит у меня перед глазами в своем не то амбаре, не то сарае, стены которого увешаны аляповатыми детскими рисунками, и указывает на заголовки газет, вышедших перед Рождеством.

Кстати в этом самом выпуске были приведены статистические данные о жертвах дорожных катастроф: 2 тысячи убитых, 7 тысяч раненых. А рядом большое сообщение о распродаже у Бреверса и Дисталлса. Да, они были помещены рядом, на одной странице, — усмехнулась миссис Китт, поднимая свою слабую руку, — так что никто не может отрицать, что наша печать спешит нас чем-то порадовать перед Рождеством. Примерно так я ему и сказала. Но он взглянул на меня с таким упреком. Вы заметили, что глаза у него, совсем, как у верного пса? И он мне печально сказал: «Миссис Китт, вы понимаете не больше остальных. Я не хочу ни у кого ничего отнимать, я хочу, чтобы все люди жили дольше и счастливее. Я не против спиртного, но я против того, чтобы мужчина или женщина пили перед тем, как сесть за руль машины.

Это не единственный фактор, который превращает автомобиль в орудие смерти, но один из главнейших.

То, что мне понятно, — продолжал он все более и более взвинчиваясь. Надо сказать, что это его несчастье. Он очень быстро теряет самообладание. — Мне понятно, миссис Китт, что вы, по неизвестным мне соображениям, не хотите согласиться с данными науки о том, что наши реакции на внешние раздражители притупляются под воздействием алкоголя. Сам того не желая, ты легко можешь стать убийцей.

Мне больше ничего не требуется, — говорил он, — я хочу помешать людям убивать и калечить своих собратьев. Я пришел к твердому убеждению, что единственное, что может справиться со злом, это страх. Миссис Китт, если сочетать страх кары божией с суровым наказанием, тогда все убедятся в разумности моих предложений.»

Миссис Китт остановилась.

У нее сверкали глаза и доктор, присутствующий при беседе, подал Роджеру знак, что пора заканчивать. Больная тяжело дышала, на лбу у нее выступил пот.

Потом она сказала ясным голосом:

— Именно поэтому я и сказала Брауну, что не хочу дальше продолжать платить. У меня не шли с ума последовательность и упорство Вейта. Я презираю себя за свою трусость. Браун не хотел поверить, что я говорю всерьез, тогда я предупредила его, что уже написала письмо в полицию. Так что, если он вновь явится со своим вымогательством, письмо будет немедленно отправлено.

— Когда вы ему об этом заявили? — быстро спросил Роджер.

— Утром того дня, когда на меня было совершено нападение. Ну, а письмо, по всей вероятности исчезло?

— Да, он его забрал. Скажите-ка, вы его спрятали среди газетных вырезок?

— Да…

Это уже было похоже на истину. Однако врач подал команду прекращать свидание и миссис Китт откинулась на подушки и закрыла глаза.

Роджер, Конноли и стенографистка, записывающая беседу, вышли из палаты. В то время, как последняя побежала приводить в порядок свои записи, Конноли заговорил:

— Тут не может быть сомнения, Красавчик, совершенно ясно, почему на нее напали и почему учинили такой разгром.

— Да, — согласился Роджер, — этот тип пытался сжечь все, что могло навести нас на мысль о шантаже.

— Но вопрос о роли Вейта остается открытым, — добавил Конноли.

— Да, придется еще раз пойти с ним потолковать.

Вернувшись в Ярд, он проверил сообщения, но не нашел и них ничего стоящего и отправился повидаться с Джун Эйкерс, которая уже закончила свое заявление и имела право уехать. Но она дожидалась Роджера и первое, что спросила у него, — предъявили ли Вейту какое-нибудь обвинение.

В ее голове была смесь страха, отчаяния и смелости. Вот уже второй член семьи безоговорочно ставший «провейтовским», как только ближе познакомился с пастором Питом. И Роджер подумал, что нужно обладать незаурядными качествами, чтобы заслужить такую любовь.

Неужели Вейт всех их обвел вокруг пальца?

— Не забывай, что Браун назвал его главой шайки, но в то же время сообщники Брауна его едва не убили.

— Предъявили обвинение? — настаивала девушка.

— Нет еще.

— Виделся ли он с адвокатом?

— Нет.

— Я позабочусь, чтобы у него был адвокат, — сказала Джун и Роджер почувствовал к ней невольное уважение.

Во всяком случае Вейта нельзя было задерживать на длительный срок без предъявления обвинения, ну, а коль скоро таковое будет предъявлено, он сам предложит Вейту юридическую помощь.

Однако Роджер подождал с полчаса после ухода Джун, пока не раздался телефонный звонок из Лигейта от фирмы адвокатов, которая сообщила, что она берет на себя защиту м-ра Вейта.

— Да, да, приезжайте с ним поговорить, — сказал Роджер и бегом спустился к Вейту. Тот поднял на Роджера глаза, в которых мелькнуло нетерпеливое выражение, но оно сразу же исчезло при виде сержанта, вошедшего вместе со старшим инспектором.

Теперь наступило время для тактики «шоковых ударов».

— Питер Дэйлан Вейт, — заговорил Роджер официальным тоном, — я обязан вас арестовать по обвинению в хранении у себя большого количества опасных препаратов, именуемых «опиумом» и «героином», способствующих выработке у людей опасных привычек, и в распространении наркотиков с корыстной целью среди своих друзей и знакомых. Должен вас предупредить, что сказанное вами может быть использовано в суде в качестве вещественного доказательства.

Вейт ответил, даже как-то горделиво:

— Это глупости… Я не виновен…

Наступило время ленча.

Уже пришли сотни донесений о Розмари Джексон и Артуре Роули, и новые сотни запросов были разосланы. Трижды звонил Джексон, спрашивая у Роджера новости, самому же ему нечего было сказать. Он только повторял один и тот же вопрос:

— Нашли ли мою жену?

— В ту самую минуту, как мы что-нибудь узнаем, мы вам сообщим, — ответил Роджер.

Ему было нелегко отвечать. Роджер всячески старался поддерживать в нем угасающую надежду.

Старший инспектор отправился в кабинет Кортланда. Тот был у себя один, очевидно он утонул в работе, поскольку у него не было навыка так гладко осуществлять контроль, как Чартворд.

— Хэллоу, Красавчик, а я как раз хотел звонить тебе. Как идут дела?

— Почти замерли.

— Чертово дело, не правда ли? Но все же у меня имеются кое-какие утешительные новости. Прежде всего, звонили из госпиталя: Чартворду стало чуточку легче, однако еще слишком рано говорить о чем-то определенном. Но, как я понял, у него появился шанс выкарабкаться. Мне объяснили, что после подобного заболевания он уже не сможет взвалить себе на плечи такую же ответственность, как раньше… но, лишь бы остался жив, правда?

Впервые за несколько последних дней у Роджера немножко отлегло от сердца. Однако, это продолжалось недолго.

— А теперь за дело, — сказал Кортланд, — пока мы не разыщем миссис Джексон, мы не имеем права ни на секунду ослаблять усилия. Я ничего не имею против того, что мы снимем часть людей с других дел, тоже весьма срочных. Связь с убийством Аткинсона еще более запутывает дело. Теперь же, когда стало ясно, что в основе всего лежат наркотики, необходимо работать с утроенной энергией. Газеты в один голос потребуют результатов. Первая ласточка уже имеется. Ты видел «Дейли Глоуб», Красавчик?

— Понятно, они потрясены, потому что сгорела квартира Вейта, в то время, когда дом находился под наблюдением, — пожал плечами Роджер. — У них есть основания для истерик.

— Да… Хочешь знать, что я думаю, Красавчик?

— Именно за этим я и пришел сюда.

— Даже если Вейт и не причастен к делу, все равно он сумеет нам указать пальцем на всех виновных. В данный момент в нем говорит оскорбленная гордость, но позднее, когда до него дойдет серьезность его положения, он начнет кое-что припоминать и выкладывать. Кто бы ни стоял за спиной Вейта, этот тип представляет серьезную угрозу для жизни пастора. Стоит ли далеко ходить за примером? Ведь они уже пытались убрать его с дороги, не правда ли?

Роджер не отвечал.

— Если мы отпустим Вейта, хотя бы на поруки, мы сможем спровоцировать новое нападение на него, — продолжал Кортланд. — Ну а если организовать как следует охрану и наблюдение, тогда можно без всякого риска поймать негодяя буквально на месте. Я понимаю, это — авантюра, но… Что на это скажешь, Красавчик?

— Мне не нравится эта идея, — без раздумья сказал Роджер, — но, может быть, нам придется так и поступить. Я хочу попытаться получить признание от миссис Каклифф. Мне сказали, что она заканчивает очередной курс лечения и способна разумно рассуждать. О'кей?

— Разумеется, используй все, — сказал Кортланд. Это прозвучало почти как крик отчаяния. Заняв, волей случая, место Чартворда, Кортланд сразу же стал болезненно ощущать свалившуюся на него ответственность. Ему необходимо было добиться быстрых результатов. Джексон несомненно вскоре начнет нажимать через своих влиятельных друзей, ведь он является партнером весьма известной адвокатской фирмы. Если такие люди, как старик Нод, сэр Триз могли справляться с Чартвордом, то с Кортландом это для них будет парой пустяков. Да, отчаяние Кортланда было вполне объяснимо, так же, как и нажим Джексона, и требования прессы, да и всего Скотланд-Ярда добиться быстрейшего решения задачи.

Роджер спустился но лестнице с намерением сесть в свою машину, когда к нему подбежал задыхающийся сержант:

— Мистер Вест, сэр?

— Да, — обернулся Роджер.

— Мистер Джексон у телефона, он сказал, что должен поговорить только с вами, что это крайне срочно. Я случайно…

Но Роджер уже опрометью бежал назад в холл. Он схватил телефонную трубку, лежавшую на пыльном сержантском столе.

— Вест у телефона, — сказал он. — Соедините меня с мистером Джексоном.

— Слушаюсь, сэр.

Секундная заминка, и вот до Роджера донесся голос Джексона, в котором на этот раз звучала какая-то надежда. Ясно, он получил какие-то новости, не то хорошие, не то скверные.

— Вест, кажется я нашел!

— Нашли?

— Ответ, который вы у меня требовали, это клиника Полли…

— Что именно? — спросил Роджер, чувствуя, что у него начало бешено колотиться сердце.

— Только там мне могли подложить пудру и устроить пятна губной помады. Я там бывал несколько раз во время расследования комиссии, видел несколько пациентов. Там была одна женщина, она обвилась вокруг меня руками… Мне с трудом удалось от нее избавиться. Вест, я уверен… Я немедленно отправляюсь туда, и…

— Нет, нет! Подальше от клиники, — закричал Вест в ужасе, — вы можете все испортить. Это — наше дело. Что-нибудь еще?

— Я не совсем уверен… понимаете, я продумал каждую мелочь, как вы мне велели, припомнил все, сказанное мне в клинике, все состоявшиеся там интервью. Так вот, там был один человек, которого я не видел, вплоть до самого последнего момента. До этого он все время присылал вместо себя кого-нибудь другого. Он…

— Кто такой?

— Лечащий врач, некто доктор Смит. Тогда мне его физиономия показалась слегка знакомой, но только сейчас я понял, в чем там дело. Это же Роули! Вы знаете, Артур Роули, муж той женщины, которую сбил Каклифф, а я…

— Вот то, чего мне недоставало! — необыкновенно вкрадчиво сказал Роджер. — Джексон, я понимаю, как вам трудно, но сидите на месте, пока мы не пришлем за вами. Не делайте ничего такого, что могло бы насторожить Роули.

— Если бы я не нашел вас в течение ближайшего часа, я бы сам поехал в клинику, — буркнул Джексон.

— Ну, так что же мы имеем? — спросил Кортланд, не в силах скрыть волнения в голосе.

— Многое, — сказал Роджер, — мы знаем, что несколько лет назад Роули уже интересовался «снегом». В настоящее время, он, так называемый «лечащий врач» в частной клинике, специализирующейся на излечении наркоманов. Он пытался ускользнуть от Джексона, потому что боялся быть узнанным как Роули. Жена Каклиффа находится в клинике, где, как он утверждает, не могут добиться от нее ответа, откуда она получает наркотики? Но это с самого начала казалось неправдоподобным. Кроме того, именно Роули, скорее всего, мог шантажировать миссис Китт. Если Роули является стержнем, на котором все держится, тогда многое увязывается. Если этого недостаточно…

— Хватит с избытком… Что же вы предпримете? — спросил Кортланд.

— Пока выставим вокруг клиники заграждение так, чтобы любой человек, вышедший оттуда, был остановлен. Однако, постовые пусть находятся на большом расстоянии от здания. Я не хочу, чтобы наших ребят заметили. Около главных ворот я установлю крытую машину с радиопередатчиком, чтобы поддерживать связь с кордоном, а сзади — такси.

— Правильно. Что еще?

— Человек, в котором я сильно сомневаюсь, это Каклифф, поэтому я хочу позвонить ему по телефону и попросить разрешения поговорить с его женой. Если кто-нибудь попробует спешно улизнуть из клиники, мы можем быть совершенно уверены, что он их предупредил.

— Но, Красавчик, его собственная жена…

— Жена Роули умерла, не так ли? — сурово спросил Роджер, — возможно, мы скоро узнаем причину, — почему?

— Я вас просто умоляю, побеседуйте с моей женой, — говорил Каклифф по телефону Роджеру. — И, если кому-нибудь в клинике потребуется мое личное согласие, велите им позвонить мне. Хорошо?

— Большое спасибо, — ответил Роджер.

— Мне думается, надо попытаться сделать все, — продолжал Каклифф, — но должен сознаться, что у меня нет радужных надежд. Сколько раз я сам пробовал выведать что-то у нее…

— Я дам вам знать, если у меня что-нибудь получится, — пообещал Роджер и повесил трубку.

Клиника Полли занимала огромную территорию. Здание близ Хэмпстэндской Пустоши было обнесено высокой кирпичной стеной. Клиника в гуще деревьев выглядела весьма привлекательно, двор и сад содержались в образцовом порядке. На длинной подъездной дорожке стояли две большие автомашины и единственное, что в какой-то мере производило зловещее впечатление, были железные решетки на некоторых окнах.

Почти все окна были с матовыми стеклами, так что обитатели клиники не могли выглядывать наружу, а приходящие — заглядывать внутрь.

Роджер сообщил свое имя и протянул карточку пожилой регистраторше, после чего его заставили обождать всего лишь несколько минут. Потом его провели по длинному коридору и проходу, устланному ковром, в комнату, где маленький пухлый господинчик с лоснящейся физиономией и шапкой черных густых волос и небольшой бородкой сидел за весьма импозантным сверкающим письменным столом.

Первым впечатлением у Роджера было, что он имеет дело с отъявленным мошенником. Оказалось, что это Реджинальд Ги, занимавший множество лет пост заместителя главного врача.

У него оказался неожиданно пронзительный тонкий голос.

— Чем могу служить, старший инспектор? Разумеется, рад буду сделать все, что в моих силах, решительно все…

— Благодарю вас, — Роджер держался весьма формально. — Я бы хотел побеседовать с миссис Каклифф. Попытаюсь у нее добиться, каким образом она добывает героин.

— Конечно, конечно, поговорите, — засуетился Ги. — Поверьте мне, если вам удастся убедить ее рассказать правду, то после будет гораздо легче сделать так, чтобы она его больше не получала. Тогда и у нее самой, и у ее супруга будут все основания благословлять вас до конца своих дней. Мы испробовали все доступные нам способы, но нам так и не удалось ничего узнать.

Только человек, совершенно незнакомый с психологией наркоманов, мог бы поверить подобному вздору. Ну, а уж мистер Ги должен был в ней превосходно разбираться. Значит, он лгал.

Неужели он не понимал, что Роджеру это ясно?

— Я бы с удовольствием пошел с вами, — сказал он, — хочу быть вам максимально полезным.

Он провел Роджера наверх по лестнице в красиво обставленную комнату, которая могла принадлежать любому первоклассному отелю. Подле окна, уставившись глазами в сад, сидела жена Каклиффа.

При первом взгляде на нее Роджер почувствовал уверенность, что ее предупредили о его приходе. Она взглянула на него настороженными глазами, немолодая женщина с седеющими висками, увядшей кожей и лишь следами былой красоты.

Она пыталась не выказывать большого интереса, когда ей представляли Роджера, однако, была несомненно напугана и взвинчена. Впрочем, это почти не имело значения, потому что сам Роджер был не менее взволнован. Ибо это была та самая женщина, две фотографии которой с красноречивыми надписями «до» и «после» только что получил Джексон. «После» являлось точной копией той миссис Каклифф, которая сейчас находилась перед ним.

Это еще было не все. В свое время он посылал за образцом «Ноктюрна» Анджелии и теперь узнал его запах. Миссис Каклифф употребляла духи и пудру, следы которой были обнаружены в карманах Чарльза Джексона, «вещественные доказательства» его неверности, подброшенные туда, чтобы заставить Розмари поверить в существование другой женщины.

Розмари Джексон…

Она мечтала в полудреме в комнате, которая находилась почти над самой гостиной, в которой в данный момент сидел Роджер.