У Роджера осталось чувство потерянного времени, будто он проспал несколько часов. Он не мог заполнить этот провал, но знал, что вокруг толкались какие-то люди и происходили быстрые передвижения. Было темно, но на этот раз он не ощущал боли, только тупость в голове и тяжесть во всем теле. Он не испытывал тревоги, и чувствовал себя вполне комфортабельно. Он начал вспоминать и ему показалось, что он знает что-то очень важное, но не мог вспомнить, что именно. Затем где-то в мозгу стали возникать картины — Марино и все, что с ним связано, — мальчик с худым лицом, Лисса, аэропорт, Джанет и ребята, полет, Нью-Йорк и улыбающийся развязный молодой человек, который казался одним из образцов, отштампованных на Гросвенор-сквер. И опять возникло чувство, что ему нужно сделать что-то очень важное, но он не мог вспомнить что.

Эд Пуллинджер, обещание ужина в Гринвич-виллидж, бритье и мягкое кресло.

Сейчас он не сидел, а лежал, вытянувшись во весь рост. Он понимал, что очнулся отнюдь не после того, как заснул ненадолго.

Из-за темноты он боялся двигаться, но преодолел страх и сел. Больших усилий не потребовалось. Ноги достали до пола, и кровать просела под ним. Он встал на ноги. Темнота не отступала — сплошная и непроходящая. Она не заглушала звуков. Он услышал шаги, сел и принял позу, в которой пришел в себя. Шаги приближались, тяжелые и осторожные. Он услышал звяканье ключей. Его охватило беспокойство. Шаги стихли и вспыхнул свет.

Свет ослепил его. Он шел из квадратного отверстия на противоположной стороне комнаты. Снова наступила темнота, и он различил очертание мужской головы. Свет вспыхнул опять, заполнил комнату, но уже не слепил. Тени исчезли, свет снова выключили. Шаги замолкли, осталась тишина.

Свет из квадратной дыры гипнотизировал его, притягивал взгляд, но теперь он мог представить себе, как выглядит комната. Он лежал в углу, около стены. В комнате стояли два кресла, одно из них с прямой спинкой, и небольшой стол. Он мог бы расположить их с точностью до дюйма. В дальнем углу находился умывальник, он даже запомнил стакан, стоящий над ним на полке.

Медленно поднявшись, он начал обход комнаты, вспоминая расположение вещей. Все было точно. Комната не больше десяти футов от стены до стены. На стенах ничего не висит.

Он дошел до двери и ощупал ее, пока не обнаружил квадратного отверстия, сквозь которое тогда бил этот яркий свет. Он определил размер отверстия пальцами, затем измерил его ладонью — получилось около пятнадцати дюймов по горизонтали и вертикали. Он остановился, пытаясь сосредоточиться. Значит, в двери сделана дыра, которую открывают и закрывают с той стороны. Он пошел обратно.

В комнате было жарко. Он не сразу это заметил — от напряжения его бросило в жар. Почувствовав сухость во рту, он нащупал дорогу к умывальнику, осторожно пытаясь найти стакан и кран. Он не знал, какая пойдет вода: горячая или холодная. Он дал ей стечь — вода была холодной. Он подставил стакан — вода, наполнив его, полилась на руки и забрызгала одежду.

Роджер отпил немного, подождал и опять отпил. Стало заметно лучше. Он повернулся и, вытянув руки, начал искать мягкое кресло. Когда он наконец нашел его, тьму неожиданно опять прорезал ослепляющий свет и так же неожиданно погас.

Он отдернул руку от кресла.

Темнота стала еще невыносимее.

Может быть, свет включался, когда он прикасался к креслу? Или это совпадение? Он попробовал снова. Ничего. Он сел и попытался расслабиться, но слепящий свет вызвал чувство тревоги и неудобства. Он ждал, когда тот опять вспыхнет, но было темно. В течение нескольких минут он не мог заставить себя трезво думать, но постепенно взял себя в руки.

Что же произошло, когда он задремал?

Гадать не пришлось. Ему дали наркотик и вывезли из отеля. Кто это сделал? Кто?

Эд Пуллинджер?

Он выкурил его сигарету, и они оба выпили по аперитиву, который им принесли. Он пил виски с содовой, Пуллинджер — «Бурбон» со льдом. Роджер видел, как кусочки льда плавают в высоком стакане, встряхиваемом Эдом. Так же это делал Марино. Наркотик мог быть в сигарете. А мог быть и в напитке. Пуллинджера тоже могли отравить.

Надо сохранять ясную голову.

Он засмеялся, но это не принесло облегчения. Где он находится? Кто…

Вспыхнул свет!

Казалось, он обжег его глаза белым пламенем, он был таким же слепящим, как и темнота. Роджер сидел со стиснутыми кулаками, каждый нерв натянут. Свет и тьма быстро сменяли друг друга, казалось, это никогда не кончится. Но кончилось.

Он не почувствовал облегчения. Пот каплями стекал со лба на щеки, выступал на губах, шее — он весь промок от пота. Темнота не принесла облегчения.

Прошло много времени, прежде чем он опять сел в кресло и начал вертеть головой. Он не был уверен, откуда идет этот свет — спереди, сверху, сзади. Сейчас его не было, но глаза ослепли от резкой перемены. Постепенно он привык к темноте.

Это делали, конечно, намеренно, — одно из средств сломить его волю. Но зачем? Он пошарил в карманах, надеясь, что там каким-то чудом окажутся сигареты и зажигалка. В карманах было пусто… Он встал. Одежда прилипла к телу. Вокруг царила такая густая темнота, что не верилось, будто ее можно рассеять. Постепенно он успокоился, пришел в себя. Медленно передвигаясь по комнате, он ощупал оба кресла, стол, кровать, раковину, умывальник, попил воды и уже ставил стакан на место, когда опять вспыхнул свет.

Он уронил стакан и услышал, как тот разбился. Он вцепился в раковину с такой силой, что заныли пальцы.

Свет опять зажигался и гас, зажигался и гас, вызывая болезненные ощущения, но Роджер почувствовал себя тверже и стал продумывать систему защиты от этой пытки.

Это же только свет, в нем нет ничего опасного. Через несколько минут наступит темнота, а с ней — передышка. Ждать пришлось гораздо дольше, чем раньше. Наконец испытание прекратилось, но не так, как прежде. Свет остался и был таким ярким, что ослепил его — он не мог видеть дальше своей руки. Роджер сидел и ждал, когда же он погаснет, но этого не происходило.

Вдруг он почувствовал, что его с двух сторон схватили за руки, подняли на ноги и потянули вперед. Ему показалось, что его ведут к двери, но уверенности не было, свет ослепил его. Его толкали то вправо, то влево. Их хватка причиняла боль, но это не имело значения. Глаза болели. Ноги шли не туда, куда он хотел. Он споткнулся и упал бы, если бы не эта хватка невидимых спутников. Они тащили его, а не толкали. Его ноги скребли твердый пол. Он слышал эти звуки и слышал шаги тащивших его людей. Никто не проронил ни слова.

Его протащили вверх по лестнице.

Остановились.

Поставили его прямо и толкнули вперед. Зашатавшись, он грохнулся на пол. Раздавшийся сзади звук был похож на стук захлопнутой двери. В замке щелкнул ключ. Роджер и не пытался сразу подняться, он лежал с открытым ртом и тяжело дышал. Он все еще ничего не видел, в глазах мелькали и вертелись тени, похожие на нити накала мощной электрической лампы. Наконец, он сел, потом встал. Тени в глазах стали слабее — и он смог отличить свет от тьмы. Нужно просто подождать. Ноги одеревенели и болели. Он чувствовал царапины на руках, где их держали мощные пальцы. Вытянув руки, он сделал несколько шагов — там была пустота. Он вернулся на прежнее место и что-то нащупал. Стул! Он осторожно сел.

Что дальше?

Мелькания света и тьмы больше не будет. В комнате горит лампочка.

Роджер приходил в себя. Он увидел картинки на стене, пустяшные картинки, например этот слон. Были и другие. Он медленно встал и начал их разглядывать и вдруг понял, что какой-то смысл в них есть: жираф с длинной, вытянутой шеей, лежащий лев, тигр, медведь. Целый зоопарк. Какое-то наваждение, кто будет украшать стены этими…

Внезапно он понял, в чем дело.

Родители украшают стены такими картинками для детей. Когда Мартин и Ричард были детьми, они сочиняли удивительные истории о животных, изображения которых видели на стенах.

Рисунки висели вдоль всей стены и он, рассматривая их, повернул голову и застыл.

В углу, позади него, стояла кровать, на ней лежал ребенок.

* * *

Ребенок был бледен, ростом как Рики, с такими же тонкими чертами лица. Это — Рики Шоун? Или кто-то другой? Этот худее, чем тот, которого Роджер видел на фотографии, с огромными круглыми испуганными глазами. Голова лежит на подушке, руки — поверх одеяла, на них наручники, тонкой стальной цепью прикрепленные к кровати так, чтобы мальчик не мог двигаться. Но он не мог и говорить — вместо рта розовая полоска клейкой ленты. Было видно, как тяжело он дышит, глаза полны страха.

Роджер облизнул губы и попытался заговорить, но получилось только какое-то карканье. Он улыбнулся и понял, что выглядит отвратительно и еще больше пугает мальчика. Как завоевать его доверие? Он шагнул вперед, ребенок попытался отодвинуться. Остановившись, Роджер взялся за стул, медленно развернул его и сел лицом к мальчику. Он проглотил комок в горле, подождал, когда рот увлажнится, и затем заговорил:

— Я не сделаю тебе ничего плохого.

Страх у ребенка не пропадал, выражение лица не изменилось. Роджер попробовал снова — ничего хорошего не вышло. У него возникло сомнение, слышит ли его ребенок. Он не спеша встал и опять произнес:

— Я не сделаю тебе ничего плохого.

Он двинулся к маленькой кроватке и мальчик снова дернулся, пытаясь отодвинуться от него. На этот раз Роджер все-таки подошел к нему. Он улыбался, и наконец это была не гримаса, а естественная улыбка. Нужно успокоить ребенка. Протянув правую руку, он дотронулся до его лба, мягко погладил по голове и опять улыбнулся. Маленький лобик был холоден как мрамор, а в комнате было тепло.

— Я постараюсь помочь тебе, — сказал Роджер.

Он не должен был давать такого обещания, ребенку никогда нельзя обещать то, что нельзя выполнить.

— Я попытаюсь помочь. Как ты себя чувствуешь?

Круглые глаза впились в него, но страх в них не пропадал.

Маленькие ручки, голые по локоть, были бледные, но крепкие. Роджер подвинул стул и сел. Было непонятно, слышит ли его мальчик. Пока Роджеру не удалось пробиться сквозь эту пелену страха.

— Слушай меня, — произнес он медленно. — Кивни головой, если ты меня слышишь. — Он сделал паузу. — Ты слышишь меня?

Он подождал, не очень надеясь на ответ. Мальчик дважды кивнул. Может быть, он наконец преодолел свой страх?

— Хорошо. Кивни, если ты понимаешь меня. Я хочу попытаться вызволить тебя отсюда. Понимаешь?

Пауза, а затем опять кивок.

— Тебя ищет много людей. Твои мать и отец и многие другие. Понимаешь?

Последовал кивок.

— Они обижают тебя, Рики? — Он хотел снять пластырь у него со рота, но прежде хотел завоевать доверие мальчика. Успеет ли он это сделать? — Они не сделали ничего плохого, Рики?

Дверь открылась, в глазах малышка опять вспыхнул страх. Роджер обернулся, а вошедший человек сказал:

— Мы пока еще не причинили ему ничего плохого. Мы не сделали ничего плохого и вам, пока. Вставайте и пойдемте со мной.