Боковая стена холма поднималась высоко над ними, а далеко внизу была так называемая карстовая равнина: неровная, страшная. Только птицы нарушали тишину, недавний рев прекратился. Лишь сейчас Роджер сообразил, что это: по всей вероятности, был самый обычный самолет.

Тишина усилила страх Фолея.

Роджер стоял над ним.

Фолей облизал губы и пожаловался:

— Моя нога болит, как если бы она была сломана.

Возможно. Куда более важным было то, что голова у него не была повреждена, на лице виднелась пара синяков да ссадина на скуле.

Роджер продолжал стоять над ним, понимая, что выглядит несколько театрально, этаким воплощенным возмездием. Но сейчас, как он считал, это было совершенно необходимо.

— Почему вы это сделали?

— Я — я не знаю. Поглядите на мою ногу…

— С ней будет все в порядке, как только вы попадете в руки врача. Я подниму вас наверх и доставлю домой сразу же после того, как вы объясните причину своего поступка.

— Я не знаю?!

Красноречивые капельки пота выступили у Фолея на лбу, верный признак страха. Он был смертельно бледен, единственным ярким пятном на его физиономии были его иссиня-серые глаза. Губы его полураскрылись и было видно, что у него исключительно белые зубы. Ноздри у него были, пожалуй, излишне крупными, но в общем и целом он был очень красивым малым, или, если быть точным, смазливым. Его черные волосы, слегка растрепавшиеся на ветру, лежали почти искусственными слойками, а румянец на бледных щеках тоже производил впечатление неестественного. Одет он был в поношенную куртку на молнии зеленовато-серого цвета, бриджи цвета хаки и гетры.

— Не валяйте дурака, — сурово оборвал его Роджер. — Вы прекрасно знаете, почему вскочили в машину и попытались ее уничтожить. Знаете вы также и то, что вам необходим врач, чтобы заняться вашей ногой. Чем быстрее вы мне объясните первое, тем скорее получите второе.

— Вы должны раздобыть мне врача. Если вы этого не сделаете, я не успею…

Он замолчал. Роджер наклонился еще ниже, чтобы Фолей видел его в образе беспощадной Немезиды, пусть мужского рода, от которой нельзя ни скрыться, ни откупиться.

— Не ошибитесь! — предупредил Роджер. — Что бы вы ни говорили по возвращении отсюда, это будут всего лишь ваши слова, оспаривающие мои, и поверят не вам, а мне. Так что не обольщайтесь и прекратите дурацкое сопротивление. Почему вы пытались уничтожить машину?

Фолей снова облизал свои женские губы.

— Я не уничтожил ее.

— Вы ее разбили. Она чудом не загорелась. А вы на это рассчитывали, да?

— Послушайте, Вест, — заговорил Фолей дрожащим голосом. — Я не допущу, чтобы меня подвергли допросу третьей степени, ни вы и никто другой. Я имею полное право отказаться отвечать на ваши вопросы, ведь я не нахожусь под арестом.

— Пока нет.

— Вы меня не запугаете и не возьмете на пушку! — Фолей провел рукой по лбу, вытирая предательский пот. — Вы просто тратите напрасно время. Идите и приведите мне врача.

Роджер медленно сказал:

— Однажды мне пришлось дожидаться целых сорок восемь часов, пока не заговорил один упрямец. Мне вовсе не улыбается перспектива так долго оставаться без питья и еды, но, согласитесь, игра стоит свеч. Тот тоже заговорил в конце концов. — Он достал из кармана сигареты, прикурил одну и далеко отбросил спичку. От его глаз не укрылось, как Фолей жадно втянул в себя воздух, очевидно, тоже мечтая о сигарете. Бледность и пот по-прежнему оставались, точно так же, как и страх. Однако, оказалось, что наружность Лайонела Фолея была обманчивой: он обладал куда большей храбростью, чем можно было предположить.

Он упрямо твердил:

— Я не буду говорить!

Потом отвернулся и стал смотреть на открывающийся перед ним вид, надеясь, что он его успокоит и умиротворит.

«Оказывается, он и правда может быть настойчивым и упорным», — угрюмо подумал Роджер. Конечно, ему самому ничего не стоило проявить твердость, которая не только мальчишке, но и умудренному опытом человеку показалось бы поистине «гранитной», но он не мог допустить, чтобы попавший в беду человек лежал без помощи в то время, как сам он был жив и здоров. Тем не менее, он не имел права этого говорить. Он изменил свое положение, выпустил струю сигаретного дыма поближе к лицу Фолея и сказал:

— Дайте-ка мне взглянуть на вашу ногу.

— Только врачу…

— Покажите мне ногу и перестаньте валять дурака.

Он решительно наклонился и принялся ощупывать бедро выше колена. Похоже с этим малым вообще ничего серьезного не случилось. Расстегнув пуговицы, он продолжил осмотр. Фолей морщился, но никаких признаков перелома или трещины не наблюдалось. Наконец, Роджер снял ботинок, полностью расшнуровав его. Колено уже распухло и могло действительно сильно болеть, но и тут не было серьезной травмы. Роджер осторожно нажал на него и подвигал ногой. Фолей шумно выдохнул.

Тогда Роджер осторожно опустил его ногу на землю.

— Это всего лишь растяжение связок, никакого врача вам не требуется, нужен просто холодный компресс. — Он поднялся: — Как вы думаете, каковы шансы на то, что нас здесь найдут?

— Откуда мне знать?

— Послушайте меня, Фолей, — заговорил Роджер, внутренне кипя от негодования, но внешне оставаясь таким же холодным и беспристрастным, как в самом начале. Если только ему удастся уговорить сейчас этого осла, может, он получит возможность отыскать пропавшего мальчика, что было важнее всего. Он должен воспользоваться удобным случаем и запугать Фолея до такой степени, что тот заговорит. Своеобразная психологическая третья степень. Конечно, впоследствии Фолей может начать жаловаться и доставит ему, Роджеру, много неприятных минут, но сейчас имела значение одна правда. И как бы страшно она ни звучала, ее надо узнать.

— Я мог бы вернуться и сделать вид, что потерял дорогу, — пригрозил он. — Или позабыть, что я был здесь. Я могу заставить вас лежать тут до наступления темноты, потому что я сильно сомневаюсь, чтобы какая-нибудь поисковая группа догадалась заглянуть в эти места. Не недооценивайте меня, Фолей!

— На каком основании вы ведете себя так непозволительно? Кто дал вам такое право?

— Двое Картрайтов, один с проломом в черепе, а второй — пропавший, причем, его шапочка найдена неподалеку от вашего дома… Где он?

— Не спрашивайте меня, я не знаю.

— Знаете! Где Сид?

— Говорю вам, я не знаю.

— Вы знаете. Если вы его убили…

— Что вы несете?

Роджер снова приблизил свое лицо к лицу Фолея. Он ясно различал тревогу в этих сине-серых глазах, видел, как губы ослабели, стали безвольными. И, однако же, в этом по виду слизняке оказалось куда больше непокорности и упорства.

— Вы лжете, и я это великолепно знаю. Это вы вели машину, в которой находился захваченный вами мальчик. Он выбросил жокейку из окна, а вы этого не заметили. Вы пытались сжечь свою машину, поскольку вам не удалось уничтожить все пятна крови, которые там имеются. Глупо запираться, давайте выкладывайте все начистоту!

— Это неправда!

— Настолько правда, что вас осудит любой суд.

— Говорю вам, это неправда.

— Слушайте меня, проклятый убийца! Я же могу вытрясти из вас душу! — Роджер угрожающе приблизил пальцы к горлу Фолея. — Мальчик совершенно определенно находился в вашей машине, а теперь вы пытались ее уничтожить. Это неоспоримые факты. Говорите, где он!

— Я этого не знаю.

— Где он?

— Отойдите от меня! — завопил Фолей, пытаясь подняться. Он даже ухитрился ударить Роджера по руке. — Я его не видел. Я видел только…

Он поперхнулся.

— Живее выкладывайте! — прикрикнул на него Роджер. — Причем не забудьте, что вы должны убедить членов суда в своей невиновности, а улики говорят против вас. В вашей машине остались кровавые пятна.

Роджеру казалось, что последнее должно было доконать Фолея. Уж если это не подействует, тогда что же сможет заставить его заговорить?

— Я всего лишь видел, как жокейка была выброшена из окошечка машины, — пробормотал Фолей и закрыл глаза, как будто ему было стыдно смотреть на Роджера после такого акта малодушия. — Я находился в поле, услыхал тарахтение мотора, увидел нашу машину и подумал, что это… мама. Потом я заметил, как кто-то выбросил из окошка шапочку, которая застряла в зеленой изгороди. Я этому не придал никакого значения, даже не сообразил, насколько это важно… Видите ли, наш садовник иногда берет машину, чтобы привезти из школы ребятишек своей сестры, вот я и подумал… — Он снова замолчал.

Роджер сказал гораздо спокойнее:

— Продолжайте.

— Подумал, что кто-то из ребятишек балуется, только и всего. И лишь после того, как миссис Гейл принесла жокейку и сказала, что она принадлежит Сиду Картрайту, я понял, что это означает.

— А что это означает?

Фолей открыл глаза.

— Мне тошно на вас смотреть, — сказал он чуть ли не по складам. — Обещаю вам довести до общего сведения, как вы со мной обращаетесь… Вы еще пожалеете, что не оказали мне своевременной помощи и…

— Что это означает? — чуть повысил голос Роджер.

— Вы знаете не хуже меня. Если была использована машина моей матери…

Он прижал обе руки к глазам.

— Господи, я так измучился, что просто не знаю, что и думать, Почему бы вам, для разнообразия, не поломать свою голову? Я — я живу на нервах вот уже целую неделю, прошлой ночью я практически совсем не спал, плохо соображаю, что я делаю.

— Это вы убили Сида Картрайта?

Фолей не сразу среагировал, просто опустил голову на землю. Теперь его лицо выглядело много спокойнее, как будто то немногое, что он сообщил Роджеру, сильно сократило его страхи. И заговорил он куда ровнее:

— Я никого не убивал и не похищал, Вест, и вы это знаете. Возможно, с моей стороны было безумием стараться избавиться от нашей машины, чтобы вы не могли сказать, что ее использовали, но я перепугался, заметив в ней пятна крови. Я их замывал, однако кое-что осталось. Когда вы к нам пришли, я решил, что любой ценой надо добиться того, чтобы вы не увидели «Остин». По-видимому, у меня началась паника.

— Откуда такое донкихотство?

— Я ей кое-чем обязан!

— Вашей матери?

— Разумеется, я имею в виду свою мать. Неужели вам надо все говорить целыми распространенными предложениями, да еще расставив знаки препинания?

— Не обязательно.

Роджер сунул руку в задний карман и достал фляжку с бренди, отвинтил крышечку и протянул Фолею:

— Глотните-ка.

Фолей, удивленный переменой в настроении суперинтенданта, послушно взял левой рукой фляжку, поднес ее ко рту и набрал полный рот обжигающей жидкости.

— Спасибо.

— Сигарету?

— Пожалуйста. Мои кончились.

Роджер дал ему сигарету и зажег ее.

— А теперь посвятим пяток минут тому, чтобы привести все в порядок, а потом уж займемся проблемой вашего подъема наверх, — заговорил Роджер. — Вы заметили, как из машины выбросили жокейку, и когда миссис Гейл принесла шапочку Сида Картрайта, решили, что это та самая шапочка? Так?

— Конечно. Это была та же самая шапочка.

— Очень может быть. Вы заподозрили, что машина вашей матери была использована для похищения Сида. Верно?

— Но ведь это же очевидно, не правда ли?

— Вы видели водителя?

— Нет.

— Мужчина или женщина?

— Я вообще не видел, кто сидел за рулем.

— Вы говорите, что ваш садовник часто пользуется машиной?

— Да, поэтому я и подумал, что это он везет своих племянников. Но когда я вернулся домой, то убедился, что это был не он… Все утро он возился в саду или в огороде. Так мне сказала горничная.

— Спасибо. У вас только один садовник?

— Вообще-то двое, но лишь один настоящий. Это Джордж Энзелл. Второй — его отец, однако этот уже не работник, его время миновало.

— Что это за дети его сестры?

— Если это важно, то Джордж Энзелл с отцом живут в коттедже вместе с овдовевшей сестрой Джорджа и ее ребятишками. Сестра работает приходящей горничной в Фолей-Холле.

— Где находится коттедж полковника Мэддена?

— Недалеко от огорода.

— Много ли крови было в машине? — резко спросил Роджер.

— Послушайте, Вест, вы уже заставили меня сказать вам больше, чем я собирался. Больше я ничего говорить не стану. Вы можете оставить меня здесь на всю ночь, если вам угодно, но ни одного лишнего слова вы из меня теперь не вытяните. Однако, на вашем месте я бы не оставлял меня здесь. В этих краях люди чтут и уважают нашу семью, они скорее поверят мне, чем вам. Если вы мне поможете, думаю, я сумею добраться до вершины.

Бренди его сильно подбодрило. Возможно, в этом отношении Роджер допустил ошибку, но, по его мнению, не было необходимости все выяснять до самого конца, тем более, что любое показание нужно было не только проверять, но и перепроверять много раз. История была правдоподобной, пятна крови являлись прямой уликой, но они же и усиливали опасение, что Сида Картрайта больше нет в живых.

Роджер осмотрелся, определяя, каким путем легче выбраться из этого котлована, потом нагнулся, обхватил Фолея двумя руками и помог ему подняться на ноги. Одно колено у Фолея отекло еще сильнее, и надеть на ногу ботинок больше не представлялось возможным. Роджер завязал шнурки и повесил его себе на шею. Фолей оперся левой рукой ему о плечо, и они пустились в обратный путь, хотя и страшно медленно. Но когда они добрались до веревки и оба ухватились за нее, их задача сразу заметно облегчилась. Однако, скорость восхождения заставляла желать лучшего. До верха они поднимались минут 30, еще 10 минут ушло на то, чтобы подойти к первому выступу и к подножью холма, где лежал перевернутый «Остин».

Тишину нарушало их тяжелое дыхание, пение птиц и стрекотание кузнечиков. Остановившись, чтобы отдышаться, Роджер услышал какое-то непонятное гудение, но не стал над этим задумываться. Опять самолет, скорее всего. У него самого с лица катился пот, что касается Фолея, то тому пришлось не сладко. Он был вынужден касаться земли поврежденной ногой, что, видимо, было очень болезненно. Чтобы уменьшить на нее нагрузку, он буквально висел на Роджере, который не мог дождаться конца подъема.

— Что это за шум? — спросил он внезапно.

— Гудение какое-то?

— Да.

— Я сам удивляюсь.

— Похоже на пожар.

— В это время года у вас бывают вересковые пожары?

— Весной было много дождей, так что не должно бы быть…

Роджер поднял голову, прислушался и уверенно сказал:

— И все же это пожар.

Теперь над их головами проплывали клубы черного дыма. Роджер на минуту почувствовал панический страх городского жителя перед этим стихийным бедствием, особенно потому, что он не знал ни размеров, ни свирепости пожаров на вересковых пустошах. Когда он спускался, нигде не было заметно дыма.

Пусть будут прокляты всякие пожары! Он бросил через плечо:

— Отдохните здесь!

И опустил Фолея на землю, потом как можно быстрее стал взбираться на холм, преодолевая большую часть пути на четвереньках. При этом все время смотрел в сторону источника дыма. Сейчас он уже прекрасно различал запах. Горел вовсе не вереск, потому что в воздухе ощущался бензин.

Вот и выступ. Он заглянул поверх его. «Остин» представлял собой пылающую массу, над которой клубился черный, густой дым, постепенно вытягивающийся по ветру узкой темной полосой. Далеко отсюда, возле края холма, виднелся одинокий всадник на лошади, но отсюда нельзя было даже определить, был ли это мужчина или женщина. Он уже был близок к вершине перевала и через пару секунд скрылся за ним.

Роджер даже отсюда чувствовал нестерпимый жар и понимал, что он не в силах справиться с огнем.

Кто еще мог желать уничтожить те улики, которые представлял собой старый «Остин"?

Леди Фолей?

Когда он наблюдал за тем, как пылает машина, Роджер испытывал неизвестное ему доселе чувство напряжения. Казалось, ему поручено было предельно простое дело, изобилующее массой свидетельских показаний и почти с уже готовым решением. Оно оказалось более интересным, чем он опасался, благодаря обстановке и людям, причастным к нему. Исчезновение сына убитого предельно усложняло его, вынуждая Роджера признать, что преступник отличается особой безжалостностью и неразборчивостью в выборе средств. Вот именно, безжалостностью. Этот эпитет снова пришел на ум Роджеру, когда он смотрел, как огонь безнадежно уничтожает машину, а вместе с ней и пятна крови, которые теперь уже не могут считаться «вещественными доказательствами», ибо их происхождение можно будет объяснить десятками самых невинных обстоятельств.

Не говоря уже о том, что лишь он один может утверждать, что таковые существовали. Для суда это ничто.

Фолей крикнул:

— Что это?

— Кто-то закончил вашу работу, — грубо ответил Роджер и повернул назад.

— Что вы имеете в виду?

— Горит машина.

— Вы хотите сказать, что ее кто-то поджег?

У Фолея заблестели глаза.

— Совершенно верно.

— Но — но это же невозможно? Скорее всего это… это пожар замедленного действия.

— Впервые слышу о таком. Баки с бензином сами по себе не взрываются, утечки горючего тоже не было… Кто же, как вы считаете, мог уничтожить «Остин»?

— Меня спрашивать бессмысленно.

— А я спрашиваю именно вас, и не начинайте снова крутить-финтить!

— Я уже вас предупреждал, что вы больше не услышите от меня ни единого слова. Так оно и будет.

Однако Роджер ясно видел, что у Фолея был совершенно озадаченный вид.

Ничего не оставалось, как продолжить дальнейшее восхождение. Вскоре Фолей будет вообще в состоянии передвигаться более самостоятельно.

Поддерживая Лайонела, Роджер продолжал видеть перед глазами желто-оранжевые языки пламени и одинокого всадника или всадницу на горизонте. Но все это перекрывалось фактом беспрецедентной безжалостности преступника. А это было особенно жутко, потому что Сид Картрайт все еще не найден.

Знал ли Фолей, где он находится? Был ли Сид еще жив? Весьма сомнительно.

Они перевалили через край первого барьера. Теперь пламя было куда ниже да и дым порассеялся, но когда они приблизилась к раскаленным остаткам металлического корпуса «Остина», ветер пахнул на них нестерпимым жаром.

Они обогнули пожарище по дуге и начали второй этап восхождения. Когда они миновали машину, вдали показались два всадника, потом еще несколько. Все они направляли своих коней к горящей машине.

Впереди находилась Дафния Гейл, за ней Дженкинс. В тяжеловесном неуклюжем человеке Роджер узнал полковника Мэддена, чьи фотографии часто появлялись на страницах спортивных еженедельников. Но всех их опережала леди Фолей. На ней были надеты темно-коричневые бриджи для верховой езды, жокейская шапочка чуть сдвинута набок, можно было сказать, что эта женщина создана для конноспортивных соревнований.

Она взглянула на огонь, потом на сына.

Дафния Гейл испуганно спросила:

— Ведь Сида не было в этой машине, нет?

— Нет, — успокоил ее Роджер, но сердце у него болезненно сжалось при мысли, что могли означать следы крови на обшивке сгоревшей машины.

И тут же деловито осведомился:

— Вы все ехали вместе?

— Нет, — ответил полковник Мэдден, — мы прискакали с миссис Гейл и ее сестрой. Увидели дым и завернули сюда. Леди Фолей прибыла из дома. Верно я говорю, Марта?

Выходит, что леди Фолей могла быть этой одинокой всадницей.