— Да, — сказал Крэйг без колебаний.

— Спасибо, — сказал Карутеро. — Позвоню через некоторое время.

В стенном шкафу гостиницы под лестницей он повесил трубку и пригладил волосы прежде, чем выскользнуть наружу. Джим Дэйл наблюдал за ним с лестницы. Карутеро кивнул, Дэйл исчез наверху.

Карутеро ошеломленно глядел наверх, откуда доносился спокойный голос Марты, договаривавшейся с новым постояльцем.

Меньше всего он мог ожидать подобного. У Карутеро было подробное описание внешности Ундерспуна и у него не было сомнений, что это — тот самый человек.

Ему только было никак не понять, зачем человек Бренна прибыл в этот дом в Уокинге. Однако с остальным положением вещей — совершенно необычным — этот факт вполне согласовывался.

Он услышал на лестнице шаги. Марта провожала посетителя.

— Всего доброго, миссис Дэйл, — сказал Ундерспун.

Он вышел из дома, а Карутеро, карауливший его, вернулся в холл. Дэйл, ковыляя, спускался с лестницы, Марта бросила на Карутеро взгляд, полный любопытства.

— Это и есть ваш объект, Карри?

— Не думаю, чтобы в этом можно было усомниться, — медленно сказал Карутеро.

— Может быть, вы нам хоть что-то еще расскажете, старина? — спросил Дэйл.

— Мне очень хотелось бы, но дело в том, что я и сам почти ничего не знаю. Это самая запутанная история, в какой мне когда-либо приходилось участвовать. Я… мне хочется предупредить вас, что еще вполне могут быть всякие неприятности…

— Мы в этом и не сомневались, — сухо сказал Дэйл. — Вы считаете, что этот человек еще вернется?

— Просто я не вижу причин, зачем бы он стал снимать комнату, если не собирается жить в ней, — сказал Карутеро.

Он выглянул в окно и увидел удалявшуюся высокую угловатую фигуру Ундерспуна, за ним по пятам шел какой-то человек, вернее, не кто иной, как Пип Эванс собственной персоной, тот самый, который сообщил в свое время Крэйгу о появлении катафалка у дома на Эдгвар-роуд. Вскоре оба они исчезли из виду, и Карутеро удовлетворенно закончил:

— Ну, я не думаю, чтобы он мог исчезнуть куда-то.

Пип Эванс следовал за Ундерспуном до вокзала Ватерлоо, затем проводил его до Пиккадилли. И там в метро Ундерспун ухитрился уйти от своего преследователя, как удавалось многим до него. Пип смущенно доложил об этом Крэйгу.

На следующее утро мистер или доктор Ундерспун водворился в своей комнате в гостинице. Он извинился, что привез с собой весьма внушительный багаж, и предупредил, что собирается много работать.

В течение трех дней доктор был образцовым постояльцем, он пунктуально являлся к столу, вел себя очень тихо и не докучал хозяйке никакими особыми просьбами.

Большую часть времени он проводил в своей комнате, выходя, аккуратно запирал за собой дверь. Карутеро, разумеется, трижды за эти три дня осмотрел его комнату, но ничего предосудительного обнаружить ему не удалось. Разве только странным было то, что у предполагаемого медика не было никаких документов, удостоверяющих его лекарское звание.

На четвертый день к нему явился визитер. Это была Джулия Хартли.

Карутеро слышал, как в сопровождении Марты Джулия прошла в комнату к доктору.

Ундерспун сердечно приветствовал ее, вежливо выпроводил Марту и запер за ней дверь. Карутеро тихонько поднялся на площадку, отсюда ему было слышно каждое слово.

За эти недели Джулия измучилась, глядя на своего отца. Ее не столько беспокоило, что на плечи ее свалилось так много неведомых раньше забот, как то, что она видела, насколько отец стал беспомощен. Непохоже было, что слепота его пройдет хоть когда-нибудь.

Брус Хэммонд откровенно объяснил ей, чего ждет от нее Отдел. Возможно, какие-нибудь посторонние люди станут ее расспрашивать обо всем происшедшем в их доме. Насчет Майка Эррола просили рассказывать только то, что он ее хороший знакомый, который добивался ее внимания, а потом внезапно исчез. По поводу Бруса Хэммонда и других сотрудников Отдела она вольна была рассказывать все, что захочет, при условии, что всякий разговор будет в точности передавать затем Отделу.

За час до того миссис Макферлейн позвала Джулию к телефону. Новый слуга, Форбсон, крутился поблизости от хозяйки, но разговор был очень краткий — говорил в основном мужчина на другом конце провода.

Сейчас Джулия сидела напротив Ундерспуна в кресле. Доктор глядел на нее, сощурив глаза, его пергаментное лицо было бесстрастно.

— Я очень рад, что вы так быстро пришли, мисс Хартли, — сказал он.

— Мне сообщили по телефону, что вы могли бы помочь моему отцу, — сказала Джулия звенящим голосом. — Это верно?

— Думаю, что мог бы помочь ему, но на некоторых условиях.

— На каких же?

— Они очень просты. Вы даже сможете сами провести лечение, это несложно. Я буду каждый день давать вам инструкции. Но только вы ничего об этом не должны говорить вашему частому гостю Хэммонду, который является работником Отдела секретной службы.

— Я ничего подобного не подозревала.

— В самом деле? Тогда как же он объяснил вам свои частые посещения?

— Сказал, что он правительственный чиновник, связанный с Комитетом, в котором сотрудничает мой отец. Вы серьезно это говорите?

— Моя дорогая мисс Хартли, я говорю об этом не просто так. Хэммонд — сотрудник секретного отдела. Может быть, он вас обманул, может быть, и нет. В таком случае найдутся другие, которые заинтересуются болезнью вашего отца. Я хочу сказать вот что: если только кому-то станет известно о лечении вашего отца, оно тут же будет прекращено.

Джулия ничего не ответила. Карутеро беспокойно взглянул на дверь.

— Я полагаю, вы умная женщина, — мягко продолжал Ундерспун. — Интерес, который эти лица проявляют к вашему отцу, совсем не нравится ни мне, ни моим друзьям. Мы можем вернуть ему зрение и сделаем это, но при малейшем намеке на то, что вы нечестны с нами, лечение будет прекращено. Мне хотелось бы задать вам еще пару вопросов. Вы знакомы с одним человеком по имени Эррол, Майкл Эррол.

— Да.

— Он когда-нибудь объяснял, почему так искал вашего общества?

Карутеро затаил дыхание. В конце концов для Джулии поставлена на карту судьба ее отца; если она сейчас подведет Отдел, то ее даже слишком строго и винить нельзя будет за это.

— Он… — Она пожала плечами. — Он ухаживал за мной.

— И все?

— Да я не знаю! — Она вспыхнула и вскочила со стула. — Я думала, что он искренен, когда говорил… говорил, что любит, любит меня, но теперь я даже начинаю думать, что это он ослепил отца. Вы его знаете?

— Довольно хорошо. Или, может быть, правильнее будет сказать, что я его знал. — В голосе Ундерспуна послышался сдержанный смешок. — Вернее будет так: я встречался с мистером Эрролом при некоторых обстоятельствах, но потом потерял его из вида. Вот еще что, мисс Хартли — какие вопросы задает вам Хэммонд?

— Я вас не понимаю. Он приезжает, чтобы получить сведения об отце, и я их ему даю. — Голос ее зазвучал резко. — Если вы пытаетесь получить у меня информацию о Комитете, то лучше вам оставить это.

— Даже в обмен на зрение вашего отца? — мягко переспросил Ундерспун. — Но успокойтесь, мне не нужна такая информация, я только подчеркиваю тот факт, мисс Хартли, что для того, чтобы обеспечить выздоровление отца, вам придется в точности выполнить мои условия. Только я один могу вылечить его.

— Ладно, — резко сказала она. — Что я должна делать?

— Я пришлю вам по почте небольшую порцию полоскания для глаз, вы промоете отцу глаза завтра утром, в обед и вечером, перед сном. Оно, конечно, не окажет мгновенного действия, но ведь вы вряд ли можете рассчитывать и на это, не так ли? Два дня спустя я пришлю вам еще одну порцию промывания. Вы используете его точно так же. Потом я снова пошлю за вами. — Он встал и протянул ей руку. — Всего хорошего, мисс Хартли.

Карутеро поспешно вернулся к себе в комнату.

Джулия спустилась по лестнице, Ундерспун стоял, глядя ей вслед. Дверь его комнаты закрылась одновременно с парадной дверью гостиницы, и снова воцарилась тишина.

Карутеро позвонил Крэйгу. Джулия сдержала свое обещание, Ундерспун удостоверился, что ей неизвестно, сотрудничает ли Майк в Отделе, но он считает, что Майк мертв. Карутеро признался, что ничего не может понять.

— Ты не одинок, — сказал Крэйг. — Постарайся выяснить, что именно он пошлет Хартли. Если это действительно поможет, мы тоже попытаемся раздобыть такую штуку.

— Ладно, но только… — Карутеро помолчал, — это просто абсурд! — возмущенно воскликнул он. — Бренн ведь знает, что я здесь и могу подслушать каждое слово. Все это совершенно не вяжется.

— А мне кажется, что вяжется, — спокойно сказал Крэйг.

Он сообщил последние новости Лофтусу и тот согласился, что все вполне вяжется.

— Ну, конечно, Ундерспун хочет, чтобы мы знали, что он имеет, или, по крайней мере, утверждает, что имеет — лекарство от слепоты. — Он стоял неподвижно, черты его лица совсем окаменели, потом он медленно проговорил: — Гордон, мне кажется, кое-что проясняется.

— Рано или поздно это должно было случиться.

— Ты, конечно, тоже понял, в чем дело. Ундерспун уведомляет нас, что он может излечить Хартли. Если Хартли, то, значит, и других. Короче…

— Короче, Ундерспун предупреждает нас: «руки прочь от меня». Да, так оно и есть, Билл. У него хватает смелости заявиться в гостиницу и поставить нас в известность, что если с ним что-нибудь произойдет, то для Хартли и остальных излечения не будет.

— Да, мы у него теперь на коротком поводке, — сказал Лофтус. — Честное слово, я начинаю восхищаться этой шайкой.

Сигнал внутреннего телефона сообщил, что поступило срочное и важное письмо.

Крэйг никогда не допускал в этот кабинет младший персонал Отдела, в сущности они даже не знали, где находится эта святая святых. Поэтому он вышел сам и вскоре вернулся с конвертом в руках.

— Ну? — спросил Лофтус, когда Крэйг вскрыл конверт.

— Они и в самом деле ловкачи, — сказал Крэйг со слабой улыбкой. — Вот послушай: «Мистер Габриэль Ундерспун посылает привет мистеру Гордону Крэйгу и был бы весьма польщен, если бы последний нанес ему визит в гостинице по адресу Уокинг, Гилфорд-роуд, в любое удобное время. Только разговор с глазу на глаз мог бы принести реальную пользу». Это все, Билл.

— Значит, мистер Ундерспун предпочитает показать нам, что мы от него теперь зависим, — сказал Лофтус. — Может быть, ты не будешь против, чтобы я поехал с тобой?

— Нет, но ты можешь сесть за руль.

Ундерспун приветствовал Лофтуса и Крэйга без всякого энтузиазма, но с неизменной вежливостью. Извинившись за беспорядок в комнате и за то, что располагает лишь одним удобным стулом, он предложил Лофтусу устроиться на кровати. Сам он уселся за столом на стуле с высокой спинкой, так, чтобы оба гостя были у него в поле зрения.

— Разве мистер Карутеро не присоединится к нам? — спросил он без улыбки. — Он ведь так усердно работает, что заслуживает присутствовать здесь при нашем разговоре.

— Мы ему потом все расскажем, — улыбнулся Крэйг.

— Как хотите. Ну, что ж… Вы, наверно, уже поняли из моего разговора с Джулией Хартли, который вам передал Карутеро, что я в состоянии излечить слепоту, которая поразила ее отца?

— Да, — ответил Крэйг. — Ее отца и еще многих других.

— После многолетних трудов мне удалось открыть одно средство, которое вызывает слепоту. Некоторое количество этого средства находится сейчас в руках других людей, Бренна, например. Пока я на свободе и сотрудничаю с ними, они не станут этим средством пользоваться без моего разрешения. Если же со мной что-то случится… — Он пожал плечами. — Трудно предугадать, как именно они решат им воспользоваться. К тому же я один могу изготовить лекарство от слепоты, а для того, чтобы делать это, я должен иметь соответствующие препараты и, разумеется, соответствующее настроение. Я полагаю, вы меня понимаете?

— Вы хотите сказать, что если вам не предоставят полную свободу, — сказал Крэйг, — вы позвоните Бренну и другим и позволите им воспользоваться вашим средством, как они захотят. И вы не дадите нам противоядия.

— Именно это я и имею в виду, — сказал Ундерспун. — Так вот, вы что-то развернули слишком бурную деятельность, пытаясь выяснить, в чем здесь дело. Это меня не устраивает. Поэтому я предупреждаю вас, что вы можете навлечь беду на головы многих выдающихся людей в этой стране и за границей. Я советую вам, мистер Крэйг, вернуться к себе в Лондон и сказать вашему начальству, что вы тут совершенно бессильны — можете пересказать им наш разговор, если сочтете нужным, — а потом предоставите мне и моим друзьям действовать, как мы сочтем нужным. Вряд ли я могу высказаться яснее, не так ли?

— Да.

— Превосходно! Надеюсь, вы воспользуетесь моим советом. Я серьезно предупреждаю вас, чтобы вы не пытались вмешиваться в мои дела. В свое время вы, конечно, поймете, каковы мои цели — мне кажется, я сумею их достичь. Средство, которым я пользуюсь, необычайно эффективно, вводить в глаза его можно любым способом, и вовсе не обязательно с помощью лосьона, и оно дает мне очень большую власть, как вы понимаете. — Голос его звучал почти добродушно. — На случай, если вам требуется более убедительная демонстрация, я устроил все так, что в ней будет участвовать наш близкий друг.

— Ундерспун, вы впадаете в ошибку, — медленно сказал Лофтус.

— Вряд ли, — резко ответил Ундерспун.

— Большую ошибку, — повторил Лофтус. — Я…

В дверь громко постучали.

Ундерспун открыл дверь, и в комнату вошел Дэйл. На лице его было странное выражение. Он молча посмотрел на Ундерспуна, словно проклиная его про себя. Потом повернулся к Крэйгу:

— Карутеро работает на вас, не так ли?

— Да.

— Пройдемте, пожалуйста, к нему в комнату.

Что-то в его поведении заставило Лофтуса вскочить с кровати так быстро, что он споткнулся. Ундерспун молча смотрел на них, сохраняя на лице каменное выражение.

В соседней комнате стоял Карутеро у зеркала, уставясь в свое отражение. Им видно было его бледное лицо, широко раскрытые глаза, в которых застыла боль.

— Карри, что стряслось? — крикнул Лофтус.

Карутеро медленно повернулся к ним.

— Я не вижу, — просто сказал он. — Я ничего не вижу.

В прошлом уже бывали случаи, когда Крэйгу приходилось признаваться, что он не видит выхода из создавшегося положения. Но никогда он еще не чувствовал себя таким беспомощным, как сейчас, когда они с Лофтусом вернулись в Лондон.

Первым делом он снял трубку и попросил соединить его с премьер-министром. Он сказал Хэрмоллу, что очень хотел бы его видеть.

— Приду к вам, но не раньше, чем через час.

Он пришел минута в минуту. Круглое лицо его улыбалось, но улыбка сразу же сбежала с лица, как только он увидел Лофтуса и Крэйга.

Крэйг коротко рассказал ему обо всем.

— Хуже и быть не может, сэр, — закончил Крэйг свое сообщение.

— Да, — коротко согласился Хэрмолл. За все это время он ни разу не перебил Крэйга, не задал ни одного вопроса, сидел в кресле, не шелохнувшись. — И все же одну положительную сторону я во всем этом усматриваю. Ведь это не может быть блефом. Не так ли?

— Я думаю, нет. Разве только, что он может ошибаться, утверждая, что никто больше не может открыть противоядие. Но на это потребуется очень много времени. Короче говоря, сейчас у нас нет оснований сомневаться, что если им вздумается ослепить всех без исключения, то они сделают это.

— Всех без исключения, — эхом отозвался премьер-министр. — Ситуация не из приятных. Конечно… Но что же делать? Ведь мы же все равно не можем им позволить делать, что им вздумается, не так ли?

— Не можем, — сказал Крэйг, играя карандашом. — Нам нужно принимать какие-то меры. Но что, если они выберут следующей жертвой какого-нибудь члена правительства? Как мы будем предотвращать то, что они задумали?

— Пока что это невозможно, — сказал Хэрмолл. — Я посоветуюсь кое с кем, а потом позвоню вам. Пока что будьте готовы ко всему. В конце концов, не могут же они ослепить всех решительно. — Он, прищурившись, посмотрел на Крэйга и добавил: — По крайней мере вы хоть видели их теперь воочию. То, что ослепили Карутеро, конечно, большой удар. Во всяком случае моя личная поддержка вам обеспечена, и вас никто не станет винить, если что-то получится не так.

Он кивнул на прощание и вышел.

— Благодарение господу за Хэрмолла!

— Он только сейчас начинает понимать, что мы можем оказаться бессильны, — сказал Крэйг. — Но я сам тоже никогда не был так близок к отчаянию, не чувствовал себя таким беспомощным. — Он потер глаза, которые стали слезиться, промокнул их платком. — Думаю, что справлюсь с этим, но…

— Ну, выше голову! — сказал Лофтус. — Это так непохоже на тебя.

Он замолчал на полуслове.

Крэйг снова тер свои глаза, на лице его появилось страшное выражение, оно стало каменным, но глаза наполнились ужасом и недоверием. Он молча смотрел в одну точку, а Лофтус стоял неподвижно и безмолвно.

— Билл… подними правую руку, — медленно и неуверенно сказал Крэйг.

Лофтус медленно поднял правую руку к подбородку. Все внутри у него сжалось от ужаса, потом что Крэйг… Крэйг не перевел взгляда по направлению движения руки… он по-прежнему смотрел в одну точку.

— Пошевели рукой, — резко повторил Крэйг.

— Гордон, я… — начал Лофтус.

— Ну да, — сказал резко Крэйг. — Ну да! Конечно, я ничего не вижу, я это знаю. Только что ты стоял передо мной, и вдруг твоя фигура стала расплываться, как в тумане. Ну… — Он резко повернулся, ощупью нашел стол, нашарил на нем трубку, тяжело опустился на стул и начал набивать ее табаком.