Звук пришел откуда-то из тишины ночи, взрезая ее, разрывая нервы на дрожащие нити. Она закричала, всем телом вжалась в сиденье, руки ее оторвало от руля какой-то непонятной, невидимой силой. Она знала, что машина ее пошла юзом, ясно видела в свете фар груду замерзших листьев и сугроб, а за ними деревья. Но страха смерти не было, был только панический ужас от этого звука.

Затем жуткий визг прекратился.

Как раз в тот момент, когда звук смолк, нос ее машины уткнулся в сугроб. Силой удара ее швырнуло в сторону, тряхнуло, стукнуло… И снова наступили тишина и покой.

Сердце лихорадочно билось, дыхание болезненно прерывалось. Она дышала часто, захлебываясь, и никак не могла вдохнуть достаточно глубоко, как будто что-то не пускало воздух в легкие. Отраженный свет фар, казалось, подчеркивал окружавший покой вне машины и бурю чувств в ней. Она слышала свое дыхание, хриплое, затрудненное, и все же какое-то теплое, человеческое — столь не похожее на сатанинский визг, который нагнал на нее такой страх.

Она съежилась, прижавшись к дверце машины, у нее не было ни сил, ни желания двигаться. Она видела, как что-то вроде бы двигалось в свете фар, но это казалось ей следствием головокружения.

Затем она увидела в заднем окошке машины лицо. Она снова почувствовала страх, но он был совершенно не похож на тот ужас, который она испытала. Это был просто страх, когда неожиданно кто-то незнакомый заглядывает в окно. Лицо исчезло. Она смутно разглядела шапку и шарф. Затем дверца распахнулась и какой-то мужчина спросил:

— С вами все в порядке?

Она могла только прерывисто дышать.

— Выглядите вы неплохо, — сказал он.

Она попыталась заговорить, но не смогла. Мужчина с трудом влез в машину и придвинулся к ней.

— Я видел, как вас повело, — заметил он. — Вы даже не представляете, какая вы везучая.

Она повторила:

— Везучая?

— Случись это на десять ярдов дальше, и вы оказались бы в реке, — продолжал он.

Реке? Какой реке? Она и не знала, что рядом есть река.

— Старайтесь дышать поглубже, — говорил мужчина. Как будто она не дышала бы, если бы могла! — Вы ранены? Может, у вас перелом или…

Он замер в нерешительности, но потом уверенно положил руки ей на плечи и провел ими по ее рукам. Она ощутила некоторое давление, и ничего больше. Затем его руки скользнули между ее руками и телом с какой-то отрешенной фамильярностью и твердо, но осторожно нажали на ее ребра, бедра, ноги. После этого он отпустил ее.

— Было где-нибудь больно?

Она с трудом покачала головой.

— Знаете, что вам поможет? — заметил он. — Немножко подвигаться. Я подойду к другой дверце и выпущу вас через нее.

Он ободряюще улыбнулся, отодвинулся от нее и вылез из машины. У него была хорошая, белозубая улыбка. Когда дверца захлопнулась и она осталась одна в машине, на нее опять напал страх: вдруг снова из темноты ночи ударит этот звук. Но ничего rte произошло.

Человек появился у другой дверцы, и она выпрямилась, чтобы не выпасть наружу, когда дверца откроется. Теперь она дышала глубже и громче, воздух начал проходить в легкие. Дверца открылась, он поставил руку поперек проема, видимо опасаясь, что она выпадет. Не говоря ни слова, он взял ее за левую руку, и она выставила наружу ногу, пытаясь нащупать землю. Тогда он подхватил ее под локти, помог подняться с сиденья и поддерживал, пока она не встала устойчиво, не качаясь, на землю. После этого он отпустил ее, но остался рядом, явно на случай, если она потеряет равновесие. Единственный известный ей мужчина, который когда-либо проявлял такую заботу, был Эрик. Вспомнив о нем, она задержала дыхание. Этот человек ничем не походил на Эрика: он был высок и широк — массивен, — и лицо у него было мужественное, грубоватое, а у Эрика черты лица были тонкими, почти женоподобными.

— Давайте походим, — сказал он. — Ваши ботинки выглядят довольно прочными!

Он обнял ее за плечи и заставил сделать несколько шагов вперед, мимо груды земли и припорошенных снегом листьев, в которую она врезалась. Его машина остановилась сразу за ней, и свет фар делал таинственную темноту невинной и безвредной. Немного подальше был обрыв, отделенный от дороги хлипким на вид заборчиком. Если бы ее машина ударилась в него, она разнесла бы его в щепки и слетела вниз.

— Слышите реку? — спросил он.

Плеск и журчание были слышны очень отчетливо и недалеко.

— Да, — сказала она. Это было первое слово, которое она произнесла с момента ужаса.

— Если еще похолодает, — продолжал мужчина, — она замерзнет.

— На… наверное.

— Я думал, что снег переломит похолодание, но его выпало слишком мало, и он никак не повлиял.

— Не повлиял. Я… не могу передать, как я вам благодарна.

— Не меня благодарите, — возразил он, — благодарите судьбу. Я, уж точно, не прыгнул бы вслед за вами.

Он посмеивался над ней в несколько суховатой манере, и она почувствовала, что он старается мягко вывести ее из шока.

— Что случилось? — спросил он. — Что-то перебежало вам дорогу? Я слышал визг ваших тормозов.

Тот жуткий визг — «визг тормозов»?

— Нет, нет! Я ничего не видела.

— Хотя полагаю, что увидел бы ваши стоп-сигналы, если бы вы нажали на тормоз, — говорил он.

Они прогуливались, делая десять шагов в одну сторону, потом десять — в другую, и хотя холод щипал ей лицо и руки и начинал пробираться под одежду, она уже чувствовала себя гораздо лучше.

Их дыхание выходило облачками пара, легко таявшими в воздухе еще до того, как на смену им появлялись другие.

— А вы не совершили смертный грех?

— Что… Какой смертный грех?

— Заснуть за рулем.

— Господи! Конечно, нет.

— Я почти верю вам.

— Уверяю вас, я… я не спала.

— Ладно. Что же тогда случилось?

Как она могла просто сказать: «Я услышала звук»? Она быстро взглянула на него. Они как раз снова подошли к ее машине, и на этот раз он не пошел дальше. Он стоял и смотрел на нее сверху вниз, и все равно ей нравилась его улыбка. Ему было лет сорок, может быть, под сорок. Поколебавшись довольно долго, она ответила:

— Я услышала ужасный звук.

— Я вижу, что вы не под хмельком, — утвердительно произнес он. — Я слишком долго ехал за вами.

— Ехали за мной? — изумилась она.

— Ну, не специально! Вы оказались впереди меня, а это не самая легкая дорога для обгонов даже в лучшую погоду, так что я выдерживал интервал. Вы, знаете ли, шли с хорошей скоростью.

— Я… я торопилась.

— Тише едешь — дальше будешь, — торжественно провозгласил он. — Какой… какого рода был этот звук?

— Он был… он был… он был чудовищным, — ответила она. И произнесенное таким образом определение сделало все нестрашным.

— Это как-то похоже на кошмар, — заметил он и добавил сочувственно: — Ночью все кажется громче, больше, преувеличеннее… Хотите снова сесть в машину?

Она помедлила. Ей хотелось в машину и вместе с тем было страшно оказаться взаперти одной. Если бы не этот звук или шум, который так внезапно пришел из ночи без малейшего предупреждения! Он открыл дверцу, как бы приняв ее молчание за согласие, и она автоматически скользнула за руль. Он залез в машину за ней и захлопнул дверцу.

— Жалко, что надо включать мотор, чтобы заработала печка, — заметил он. — Эй, да у вас еще включено зажигание! — Он наклонился вперед, повернул ключ зажигания, и красный огонек на панели погас. — Вам далеко ехать?

— В Оксфорд, — ответила она.

— Это еще тридцать миль!

— Я знаю… Знаю, что еще далеко.

— По такой дороге не меньше двух часов, — прикинул он, — если не пойдет снег или вас снова не занесет на дороге. Вам обязательно сегодня надо ехать так далеко? — В его голосе сквозила искренняя забота о ней.

— Да, вообще-то, я должна ехать, — ответила она без энтузиазма.

— Уже ведь за полночь, — напомнил он ей.

— Я знаю, что должно быть поздно, — сказала она несчастным голосом.

— Вы ведь уже ехали как на автопилоте, — сухо заметил он. — Я живу в Хэйле, это такая деревушка в четырех милях отсюда, вперед по дороге. Приглашаю вас воспользоваться нашей пустой комнатой. Моя жена с радостью вас накормит, она привыкла, что я прихожу домой голодным и очень поздно. А утром вы можете уехать пораньше. Дороги уже посыплют песком, и ехать будет гораздо легче. Почему бы вам не дать себе отдохнуть? Ведь это вам необходимо.

— Вы… вы очень добры, — хрипловатым голосом сказала она и с внезапной честностью добавила: — По правде говоря, не думаю, что смогу сегодня вести машину до Оксфорда. Если вы уверены…

— Абсолютно уверен! — Он положил руки ей на плечи и дружески сжал их. — Все, что от вас требуется, это следовать за мной. Дорога займет не более получаса, даже по такому гололеду. — Он уже положил руку на ручку дверцы и вдруг сказал со смехом в голосе: — Я должен буду вас как-то представить, когда мы доберемся до дома!

— Представить?.. А, да, конечно! Меня зовут Шейла Бернс.

— Бернс?

— Да.

— А меня — Джеймс. Все зовут меня Джим, Джим Хортон. Как вы теперь? Уверены, что сможете вести машину?

— Да, мне уже совсем хорошо. И… и я очень вам благодарна.

— Я уже говорил, что вам надо благодарить не меня, а судьбу, — легко ответил он и, распахнув дверцу, вылез из машины, поскользнувшись, воскликнул: — Джеймс, будь осторожен! — и, захлопнув дверцу, зашагал к своей машине.

Когда он скрылся в ней, Шейла почувствовала полное одиночество и одновременно ощутила новый приступ страха. Но звук не повторялся, и, когда Джим Хортон захлопнул дверцу своей машины, это не заставило ее подпрыгнуть.

Она включила зажигание.

Раздался какой-то визгливый звук…

— Нет! — ахнула она. — Нет!

Затем до нее донеслось ровное постукивание мотора его машины, и она поняла, что визг был первым звуком начала работы его стартера. Тени задвигались, свет сместился, замерцал, его машина подъехала к ней вплотную. Когда они оказались бок о бок, он вежливо зажег свет у себя в кабине и помахал ей, медленно объезжая ее. Она включила стартер, сердце ее сильно забилось: звук его очень напоминал тот страшный, ужасающий визг.

Когда он отъехал вперед ярдов на двадцать, она дала задний ход, выбралась из сугроба на дорогу и поехала за ним. Шейла надеялась, что он будет ехать побыстрее, потому что уже чувствовала, как проскальзывают шины по обледеневшему снегу. Задние огни его машины исчезли за поворотом, и она заторопилась за ним, стремясь нагнать его на любой скорости, лишь бы не оставаться снова одной. Когда вышла на поворот, он был не очень далеко впереди, наверное, в пятидесяти — шестидесяти ярдах, его фары уже освещали следующий поворот дороги. В свете ее фар было видно белое ограждение, и она вспомнила о реке и слабеньком заборчике в том месте, где она остановилась. Господи, она везучая. Она почувствовала, как проскальзывают колеса, и сердце подскочило к горлу. Какая жуткая ночь! Если она не будет осторожна, то врежется в ограждение и тогда…

Шейла увидела, что Хортон включил стоп-сигнал, отбросивший ярко-красный отсвет на дорогу и ограждение. Затем его машина судорожным движением резко свернула, красный и белый цвета смешались и закружились какой-то радугой. Она затормозила. Ограждение выступило резко из тьмы, будто выкрашенное светящейся краской. Она вдруг вообразила, что Хортона вынесет через край, но не успела как следует испугаться, как его фары появились прямо перед ней, слепя своим огнем. Шейла инстинктивно закрыла глаза, сильнее нажала на тормоза, почувствовала, как машину заносит и она теряет над ней контроль, и отчаянно подумала: «Я не должна была тормозить. Я не должна была…» Она повернула руль в сторону заноса и почувствовала, как колеса снова сцепились с дорогой. В следующий момент машина остановилась, но мотор еще работал.

Что с ним… как там его зовут?.. Хортон, Джеймс… Джим Хортон.

Может, он услышал этот звук?

Нет, конечно нет, или она тоже услыхала бы его. Но может, он ушибся, может, ударился головой о ветровое стекло, всякое могло случиться. Она положила было руку на ручку дверцы, и в этот самый момент фары его машины попритухли. Значит, он, слава богу, смог это сделать. Она тоже притушила фары, и все равно света было достаточно, чтобы видеть все вокруг. Хортон открыл дверцу и осторожно выбрался из машины. Он стоял и смотрел на нее, широко раскрыв глаза, так что она подумала, что он тоже в шоке. Она нерешительно вылезла из машины.

— С вами все в порядке? — очень ясно донесся до нее его голос, спокойный и собранный.

— Да! А что с вами? — откликнулась она.

— Нечто очень странное, — ответил он.

— Что именно?

— Нечто очень странное. — Он двигался в ее сторону, и они встретились там, где свет фар обеих машин смешивался в яркое зарево, которое не слепило глаза.

— Как у вас нервы, крепкие? — спросил он с легкой небрежностью, которая, она почувствовала, явно была напускной. Но она сумела ответить вполне естественным тоном:

— Им сегодня досталось!

— Да, это уж точно. — Он помедлил и затем объявил, четко выговаривая слова: — Там, на дороге, тело какого-то человека.

— Тело… — Договорить она не смогла, но внутренне застонала: «О нет!»

— Я свернул за поворот и чуть не переехал его, — продолжал он говорить с такой же четкостью.

— О нет! — выговорила она на этот раз вслух.

— О да, Шейла Бернс, я чуть не переехал его, — настаивал он.

— Он… мертв? — спросила она.

— Я собираюсь выяснить это, — ответил он. — Как вы предпочитаете? Подождать здесь?

— Нет, нет, я… я лучше пойду с вами.

— Тогда идите осторожно, — сказал он, беря ее за руку.

Они прошли несколько шагов. Лед хрустел у лих под ногами. Вдруг он воскликнул с раздражением и изумлением:

— Господи! Ну и ночь!

Она ничего не ответила.

В бледном свете она увидела лежавшего на боку человека. Он был совершенно неподвижен. Джеймс Хортон успокаивающе похлопал ее по руке и прошел вперед сам. Он вынул что-то из кармана, и мгновение спустя луч фонарика запрыгал по рукам и груди лежавшего человека. Хортон двигал фонариком, пока его луч не осветил всклокоченные седые волосы и высокий купол лба. Ни на теле, ни на голове не было видно повреждений. Хортон опустился на одно колено, поколебался, потом очень медленно перевернул тело, открыв бледное лицо.

У Шейлы перехватило дыхание.

Челюсть человека отвисла, глаза были приоткрыты. Она была уверена, что это лицо мертвеца. Она заставила себя подойти поближе, в то время как Хортон взял человека за руку и нащупывал пульс. Он держал эту руку, казалось, вечность, прежде чем осторожно положил на землю.

— Никакого биения, — сказал он. — Ни малейшего признака жизни. Вместе с тем… — Он оборвал себя, повернул голову человека, чтобы увидеть другую сторону его лица, затем повторил то, что делал с ней раньше: провел руками по ребрам, рукам, ногам, как бы в поисках повреждений.

— Ничего не сломано, — озадаченным голосом сказал он. — Никаких ранений никакого рода. Мне непонятно, что он здесь делал и что послужило причиной его смерти.