Ровно в половине первого Мэннеринг вошел в редакцию "Дэйли Стэндэрт", ища глазами взъерошенную шевелюру Читтеринга. Джон только что отвез дочь Лэррэби в клинику и решил, плюнув на предписания Бристоу, дать себе десять минут роздыху.

Читтеринг задумчиво сидел за пишущей машинкой и грыз орехи. Он радостно приветствовал Мэннеринга, и тот присел на краешек стола, на котором в любезном сердцу журналиста беспорядке соседствовали вырезки из газет, письма, журналы, три трубки, дюжина орехов, несколько фотографий красоток в бикини и словарь синонимов.

Джон взял два ореха и раздавил в кулаке.

– Вам известно, что орехи очень вредны для желудка? – поучительно заметил Читтеринг.

– Умираю с голоду, – пожаловался Джон.

– Тогда пообедайте вместе со мной!

– Нет времени: меня ждет Бристоу. Вы уже побывали в "Куинс" второй раз?

Обманчиво наивные голубые глаза журналиста загорелись.

– Только что оттуда! Ну и настроеньице у Билла! Вы с ним часом не поссорились?

– Я? И не думал, – улыбнулся Джон.

– Ну, так это не за горами! – оптимистично предположил Читтеринг. – Он нарочно отвел меня в сторонку и категорически запретил говорить вам что бы то ни было. – И, как нечто само собой разумеющееся, журналист добавил: – Но я, естественно, расскажу вам все, что знаю. К несчастью, с этим негусто. Вы наверняка можете поведать куда больше о Дэйле-Мандраже... а о лорде Сванморе – тем более.

– А при чем тут лорд Сванмор? – удивился Джон.

– Что он делал в "Куинс" сегодня утром? – отпарировал журналист с самым простодушным видом.

– По-моему, нам надо заключить договор, Читти, – решил Мэннеринг. – Пока я не найду своих драгоценностей, вы не станете печатать ничего такого, что могло бы помешать расследованию. А взамен получите исключительное право первым напечатать всю историю целиком. Ну как, годится?

– Порукам, – обрадовался репортер. Он уже работал с Джоном на таких условиях и остался очень доволен. – А что вы хотите узнать от меня?

– На кого в последнее время работал Дэйл-Мандраж?

– Последние три года – на Бретта Грайса. Но Бретт вернулся в Америку добрых три месяца назад, и банда, по-видимому, развалилась. Вы думаете, Бретт мог организовать ограбление "Куинс" еще до отъезда?

– Сомневаюсь... У меня в сейфах было довольно много драгоценностей, но только в последние несколько дней. Бретт не мог это предугадать.

– Да, действительно, Бристоу дал нам список.

– Бристоу дал вам не весь список, – спокойно возразил Мэннеринг.

Встретив любопытный взгляд Читтеринга, он пояснил:

– Можете делать какие угодно выводы, Читти, но держите их при себе. И скажите мне еще, кем был второй покойник?

– Так, шестерка. Стоял на стреме для Дэйла. Тот был человеком осторожным и не любил работать без прикрытия.

– Да, он и в самом деле был очень осторожен, – заметил Джон, раздавив еще два ореха, – и тем не менее оказался в компании с парнем, который вместо благодарности выстрелил ему в затылок. Это наводит на мысль, что либо Дэйл хорошо знал убийцу, либо их познакомил надежный человек.

Читтеринг только кивнул в знак согласия, и Джон продолжал:

– У меня такое впечатление, что искать надо среди знакомых Дэйла. Вы ни о ком из них не слышали, Читти?

– Во всяком случае, ничего интересного. Так, всякая мелкота. И ни одного такого, кто был бы способен раздобыть план "Куинс".

– А женщины?

– Мало... Но погодите-ка. Меня осенило. Может, это вам пригодится...

Репортер открыл один из валяющихся на столе конвертов и протянул Джону фотографию размером с открытку. Дэйл-Мандраж, улыбаясь, держал за талию на редкость красивую женщину.

– Этой вашей фотографии по меньшей мере лет десять, – сказал Мэннеринг.

– Двенадцать. Я нашел ее в старых материалах, которые так и не пошли в работу. Вы ведь знаете, что прежде чем Дэйл познакомился с отмычкой и газовым резаком, он увлекался боксом... Не думаю даже, что Бристоу когда-либо видел эту карточку.

– А кто эта женщина?

– Неизвестно. Но очень хороша.

Джон взял лежащую на столе лупу и склонился над фотографией: черные глаза, волосы цвета воронова крыла, свободно разбросанные по великолепным плечам, ослепительная улыбка...

– У покойного Дэйла был неплохой вкус! – хмыкнул Читтеринг.

И когда Джон протянул ему фотографию, великодушно отмахнулся.

– Оставьте ее себе, дорогой друг! Как вы догадываетесь, я не собираюсь это печатать. Сейчас эта прелестная крошка может оказаться женой крупного промышленника или подружкой члена парламента... А я совсем не хочу, чтобы меня вышвырнули из газеты!

* * *

Перехватив сандвич в баре на Флит-стрит, Джон послушно вернулся в "Куинс". Как он и догадывался, голодный и переполненный всякого рода подозрениями Бристоу встретил его довольно прохладно. Для начала суперинтендант заставил Мэннеринга повторить в присутствии стенографистки все, что он уже говорил два часа назад.

Когда Джон наконец покончил с этой нудной обязанностью, Бристоу сказал ему, что отправил Стирна домой.

– Бедняга сейчас не в состоянии ничем вам помочь, Мэннеринг. Он едва держался на ногах, а когда мы брали у него отпечатки пальцев, я думал, старик грохнется в обморок...

– Кстати, Билл, вы еще не взяли мои, – насмешливо заметил Джон.

Улыбка Бристоу не предвещала ровным счетом ничего хорошего.

– Ваши у нас есть, и очень давно, – с нажимом ответил он.

И, выпустив напоследок эту парфянскую стрелу, суперинтендант исчез, оставив двух полисменов охранять магазин от журналистов и зевак. Оставшись один, Джон поспешил позвонить своей теще, леди Фаунтли, надеясь застать там Лорну. Но дворецкий сообщил, что леди Фаунтли и миссис Мэннеринг уехали обедать в "Стейнс" к леди Уилкокс.

"Скверный нынче день для семейства Мэннерингов, – пробормотал Джон, вешая трубку. – У меня украли целое состояние, а Лорна обедает с тетушкой Вайолет".

И он засел за телефонные переговоры: вызвал рабочих, чтобы временно прикрыть зияющую в крыше дыру, горничную – навести хотя бы относительный порядок и наконец связался со своей страховой компанией. Несмотря на огромное искушение, звонить двум-трем знакомым скупщикам краденого и взломщикам Джон не стал, подозревая, что Бристоу вполне мог организовать прослушивание. Страховой агент приехал часа в четыре. Мэннеринг проводил его в бронированную комнату, показал учиненные Дэйлом разрушения и оставил работать.

Сам же снова ушел звонить, но не успел поднять трубку, чтобы посоветоваться со своим поверенным и другом Тоби Плендером, как в дверь позвонили. Джон вышел в магазин и увидел стремительно приближающегося к нему молодого человека. На ходу тот, не задерживаясь, оттолкнул полицейского, который весьма вежливо пытался его задержать, и опрокинул статуэтку Людовика XV.

Увидев белокурые волосы и глаза цвета незабудки, Мэннеринг без труда догадался, что перед ним – брат Патриции Сванмор. И если бы у него оставались хоть малейшие сомнения на этот счет, первый же вопрос молодого человека их бы окончательно развеял:

– Где Патриция? – громовым голосом спросил он.

– Откуда же я могу знать? Она сказала мне, что обедает с вами.

– Да, она должна была обедать со мной, – снова гаркнул молодой человек. – Но не пришла. Я знаю, что сегодня утром моя сестра была здесь. Вы ее видели?

– Совершенно верно, но я высадил ее на Кингс-роуд и...

– И что это за история с драгоценностями? Их и в самом деле стащили?

– Но ваша сестра...

– Сестра рассказала мне насчет какого-то ограбления, это точно. Только у нее никогда ничего толком не поймешь. У Патриции отвратительная привычка болтать обо всем и ни о чем... Так что скажете вы?

Мэннеринг неопределенно развел руками, и Джордж Сванмор окончательно вышел из себя. Впрочем, его воинственность выглядела скорее смехотворной, нежели грозной.

– Значит, коллекцию действительно украли! – заорал он. – Всю до последнего камешка! А вас это ничуть не волнует, паршивый старьевщик!

– Молодой человек, – очень спокойно заметил Мэннеринг, – боюсь, что через несколько секунд вы сами испытаете не то что волнение, а сильное потрясение... причем совсем не в переносном смысле!

– Вы знаете, что целиком и полностью ответственны за ограбление?

– Это одна из возможных точек зрения. Не исключено, что мой адвокат посмотрит на дело иначе. В любом случае, не представляю, какое отношение это имеет к вам, мистер Сванмор. Насколько мне известно, коллекция принадлежит вашему отцу...

Несмотря на ровный загар, покрывавший тонкие черты лица, поразительно схожие с отцовскими, было заметно, что молодой человек побледнел. Он закусил губу, и уголок рта неожиданно опустился, так что физиономия Сванмора-младшего приняла забавное, неуверенно-капризное выражение.

– Простите меня, сегодня я с утра чересчур взвинчен... Но для нас эта коллекция бесценна, мистер Мэннеринг. Я часто слышал о вас от сестры и знаю, что вы могли бы отыскать драгоценности. И вы должны их найти!

– Ну, разумеется, – с легкой иронией отозвался Джон, – сначала драгоценности, потом – Патрицию. Я вас правильно понял? Позвольте выразить непритворное восхищение вашими родственными чувствами, мистер Сванмор.

Через десять минут Джордж Сванмор удалился, успокоенный и, судя по всему, склонный следовать наставлениям Мэннеринга.

– Пока ничто не доказывает, что ваша сестра исчезла, мистер Сванмор. Возможно, она просто задержалась или что-то помешало ей прийти... Возвращайтесь домой – тогда Патриция по крайней мере сможет связаться с вами по телефону. И дайте мне свой адрес – если она позвонит сюда, я вам сразу сообщу.

Молодой человек послушно записал адрес и откланялся. Джон проводил глазами стройную фигуру и восхищенно пробормотал:

– О лорде Сванморе можно говорить все что угодно, но детей он произвел прекрасных!

И Мэннеринг вернулся в магазин.

Полицейский, конечно, не упустил ни единого слова из этого оживленного разговора. Джон прошел мимо него с самым равнодушным видом и начал подниматься по лестнице. Притворившись, будто ушел в ванную, он бесшумно вернулся на лестничную площадку, откуда была прекрасно видна дверь в кабинет. Как и ожидал Мэннеринг, полицейский не преминул туда войти, а через несколько минут вынырнул с довольным видом человека, удачно выполнившего деликатное поручение.

– Эх ты, простофиля! – снисходительно улыбнулся Мэннеринг. – Вот, пожалуйста, еще один тип, которого следовало бы поучить его собственному ремеслу! Бедняге и в голову не пришло, что я отлично знаю, чем он занимался: ходил докладывать Бристоу. А милейший Билл, значит, велел за мной следить, как будто не я – жертва всей этой бредовой истории!

И он опять пошел в ванную, весело бормоча себе под нос:

– Ты хочешь воевать, Уильям? Что ж, ты получишь свою войну!

Если бы Джон мог в это время перенестись в кабинет Полковника Андерсона-Керра, он бы, вероятно, изменил свое мнение. Нет, Бристоу нисколько не хотел воевать – совсем наоборот.

– Я старался держаться с беднягой Мэннерингом как можно неприязненнее, – объяснял шефу суперинтендант, – просто потому, что я не знаю лучшего средства заставить его лезть в драку, а нам и на этот раз чертовски нужна его помощь. Поведение лорда Сванмора, с которым приходится обращаться крайне тактично, ужасно осложняет дело. Попробуйте искать драгоценности, если никто не должен даже знать, что они украдены! Два или три скупщика, способных купить такую коллекцию, не скажут нам ни слова из-за двух убийств, но, вероятно, не станут скрытничать с Бароном, зная, что он еще ни разу не предавал своих осведомителей.

Андерсон-Керр был из тех прямых энергичных людей, которые терпеть не могут бумажной возни.

– Во всем, что касается Барона, можете действовать по своему усмотрению, Билл. Тут вы разбираетесь лучше меня: когда я пришел в управление, он уже покончил с прошлым. Так что я знаком только с Мэннерингом.

– Ну, а я – с обоими! – вздохнул Бристоу. – И однажды даже держал в руках улику, способную упечь их за решетку. Но она пробыла у меня очень недолго... А с тех пор мне ни разу не удалось найти новую. Это была револьверная пуля, которую ночной сторож всадил в руку Барона. Миссис Мэннеринг с дьявольской ловкостью стащила ее у меня из-под носа.

– Вы об этом жалеете?

– Нет, – признался Бристоу. – Барон был невыносим, но его жертвы не внушали мне особой жалости: миллиардеры и страховые компании! Зато Мэннеринг не раз оказывал нам услуги. Однако на этот раз мне бы не хотелось, чтобы Скотленд-ярд обращался к нему за помощью. А кроме того, я знаю, что Мэннеринг будет работать еще лучше, полагая, что мы настроены враждебно.

И Бристоу, очень довольный своим тонким маневром, откинулся на спинку кресла и закурил. Это была двадцать восьмая сигарета за день.