Далси Хит торопливо шагала по улочкам Северного Лондона, лицо ее сияло, а походка была летящей. Полностью погрузившись в свои мысли, она тем не менее заметила, что нудный мартовский вечер сегодня не такой мрачный, как всегда, что дома стали гораздо симпатичнее, а прохожие – гораздо более улыбчивыми и добродушными. Спешила она на Юстон, и даже этот старый угрюмый вокзал показался ей сегодня более приветливым. В общем, весь мир похорошел – оттого, что душа Далси была полна волнующего ожидания.

Никто бы не назвал мисс Далси красавицей, но наблюдать за тем, как она стремительно шагает сквозь сумерки, было чрезвычайно приятно, и, ей-богу, уличные фонари могли бы светить поярче, чтобы каждый мог ею полюбоваться. Она была невелика ростом, а со временем, вероятно, раздастся вширь и погрузнеет, но пока эти печальные метаморфозы, тьфу-тьфу, были очень далеки. Самым лучшим ее достоянием были, безусловно, темно-рыжие блестящие волосы, изумительно гармонировавшие с серыми глазами и молочно-белой кожей. Одевалась она очень хорошо, не всегда по последней моде, но всегда со вкусом, безупречной опрятностью и элегантным кокетством. Двигалась она ловко и быстро, осанка у нее была идеальной, манера держаться – спокойной и уверенной, а выражение лица – располагающим.

Сегодняшний день был для Далси поистине историческим: она шла встречать своего самого дорогого друга, Фрэнка Роско. Неделю назад он демобилизовался и прибыл в Ливерпуль, прослужив шесть лет в армии, главным образом, на территории Северной Африки и Италии. Официального предложения руки и сердца он ей еще не делал, но они с Фрэнком «отлично друг друга понимали», так Далси обычно определяла для себя характер их отношений. Всю войну они регулярно переписывались, и Далси не сомневалась, что по возвращении Фрэнк сразу исправит свою оплошность, и они смогут официально объявить о помолвке. А если уж говорить совсем откровенно, мисс Хит в самом ближайшем будущем надеялась стать миссис Роско.

Когда Фрэнка призвали в армию, Далси страшно переживала. Он, конечно, был чудесным парнем: веселый, общительный, красивый, с изящными изысканными манерами, в общем, всем хорош. И все-таки была у ее друга одна слабость. Далси не любила об этом вспоминать, но факт оставался фактом: он бывал иногда не совсем… честным. Фрэнка ничего не стоило сбить с толку, и порою он не очень, четко различал, что ему принадлежит, а что – нет. Она боялась, что служба в армии доведет его до беды. Попав в новую обстановку, ее бесшабашный Фрэнк мог натворить что угодно, сорваться.

К счастью, переживания Далси оказались напрасными, по крайней мере, в письмах его не упоминалось ничего настораживающего. Вскоре он получил звание сержанта, а это означало, что все с ее ненаглядным в полном порядке. Напрасно она так паниковала.

Кого-то, наверное, удивит, что, – зная эту слабость Фрэнка, Далси все равно мечтала стать его женой. Ответ был достаточно банальным и простым: она любила его. Ну а этот досадный изъян почему-то даже усиливал пылкость ее чувства.

Они не виделись целых шесть лет, однако Далси была по-своему счастлива все это время – настолько, насколько можно было быть счастливой в военном Лондоне. Работа у нее была хорошая – секретарь-регистратор в клинике хирурга Берта, на Харли-стрит. Ей повезло: мистер Бартоломью Берт был замечательным шефом, лучше и быть не может. Добрый, щедрый и все понимающий. Квартира ее осталась цела, ее не разбомбили, маловата, конечно, но зато очень уютная и удобная. И наконец (а это очень даже важно), ей и морально было комфортно, потому что Далси умела профессионально оказывать первую помощь пострадавшим во время налетов. Бродя среди пылающих развалин, она сознавала, что ее ловкость и отвага помогут кому-то выжить, а менее удачливым облегчат последние страдания.

Поезд опаздывал. Далси нетерпеливо бродила туда-сюда по платформе, перебирая в памяти отдельные эпизоды их многолетней дружбы. Познакомились они с Фрэнком, когда Далси было всего шесть, произошло это потому, что его отец тоже был врачом, практиковал в том же районе Ливерпуля, что и ее папа. Оба преуспевали и были, как говорится, нарасхват. Боже, неужели с той поры прошло уже двадцать четыре года?! Фрэнк был бойким, – пожалуй, даже слишком бойким для своих девяти лет – сорванцом, способным иногда кого угодно довести до белого каления, даром что личико у него было поистине ангельское и неотразимая улыбка. В ту пору Далей почти его боготворила. Ее почтительное обожание он принимал как должное и вел себя снисходительно, но надменно: во-первых, она была девчонкой, а во-вторых, он был ее старше. Потом начались школьные годы, и они виделись все реже и реже.

По странной и жестокой прихоти судьбы позже их преследовали почти одни и те же несчастья. Отец Фрэнка скоропостижно скончался, когда он учился на последнем курсе медицинского колледжа в Лондонском университете. Вместо приличного дохода, на который Фрэнк вроде бы вполне мог рассчитывать, несчастный оставил в наследство своему сыну кучу долгов. С университетом Фрэнку пришлось распрощаться и искать работу, а найти удалось только место старшего секретаря в маленькой строительной фирме неподалеку от Клэфема. За эти пять лет он сменил не одну контору, по ходу дела набираясь опыта. Научился печатать на машинке и стенографировать. Со временем он научился водить машину и даже чинить мотор, и делал это очень даже неплохо, хотя и не был профессионалом. Тем не менее его шоферские навыки позволили ему попасть в отделение ВВС, где его определили в механики при аэродроме. А после легкого ранения его с аэродрома переправили в контору армейского казначейства, где он получил возможность вспомнить стенографию и научиться быстрее печатать. Однако потом его опять ранило – в результате прямого попадания в здание их офиса. На этот раз рана оказалась очень серьезной, он несколько месяцев провалялся в госпитале, после чего его отправили домой в Ливерпуль.

Далси тоже училась – в госпитале, на медсестру, и у нее тоже умер отец. Долгов он, правда, не оставил, но ее наследства хватило бы разве что на карманные расходы. Профессия медсестры сызмальства вызывала у нее отвращение. Вдохновленная примером Фрэнка, она самостоятельно изучила стенографию и научилась печатать, после чего уволилась из госпиталя и устроилась в офис одной кораблестроительной компании. Там она проработала, точнее говоря, промучилась почти шесть лет, начальник постоянно был ею недоволен. Она регулярно просматривала газетные объявления и, прочитав однажды, что «мистеру Берту требуется секретарь-регистратор», сразу ему позвонила. У нее за плечами был и опыт работы в госпитале, плюс чему-то она научилась от отца, плюс опыт секретарской работы… все это позволило ей получить хорошее место, где ею были довольны, а соответственно, была довольна и она сама…

Наконец поезд появился и теперь скользил вдоль платформы, постепенно замедляя ход. Далси, слегка нервничая, стояла у головного вагона – боялась, что они с Фрэнком разминутся. И вообще ее пугала предстоящая встреча. Шесть лет – это большой срок. И к тому же Фрэнку пришлось пережить столько испытаний… он наверняка изменился…

Через минуту платформа была битком набита людьми. Далси невольно подумала, что пассажиров в поезде гораздо больше, чем пассажирских мест. Приехавшие все выходили и выходили, сотнями, целый город высадился на платформу. Толпа бурлила, кто-то устремлялся к стоянке такси, кто-то – к частным автомобилям. Однако Фрэнк все не появлялся.

Когда лавина пассажиров почти схлынула, Далси увидела высокого сутулящегося мужчину в мешковатом костюме, в руке у него был маленький чемоданчик. Далси пристально на него посмотрела – на всякий случай, и вдруг ее сердце болезненно сжалось. Господи, не может быть! Неужели этот неряшливый худосочный человек с бледным от напряжения лицом и затравленным взглядом – он? Неужели это ее Фрэнк?

Непроизвольно ахнув от ужаса, она поняла, что сердце ее не ошиблось. Но вот и Фрэнк заметил ее… вот он взмахнул рукой и стал приближаться. Усилием воли Далей преодолела отвращение и выдавила из себя счастливую улыбку.

– Фрэнк! – воскликнула она. – Ах, Фрэнк! – не обращая внимания на окружающих и разом забыв о том, что они не помолвлены, она обняла его и страстно поцеловала.

Похоже, друг ее был приятно удивлен этим порывом.

– Ты поистине долгожданная услада для глаз, Далси, – торжественно произнес он. – Господи, как же я рад, наконец-то я снова тебя вижу!

– Ах, Фрэнк, у тебя измученный вид, – она слегка его отодвинула и придирчиво осмотрела, – будто ты очень долго болел.

– Милая моя, я действительно долго болел. Потому меня и демобилизовали. Осколком снаряда мне разворотило весь бок. Но это уже в прошлом. Теперь уже все раны зажили. Ну а тебя я могу ни о чем не спрашивать. Я и так вижу, что все у тебя отлично.

– У меня все отлично. А вот ты, наверное, замерз и проголодался. Я приготовила ужин, домашний. Думаю, у меня нам будет уютнее, чем в ресторане.

– Еще бы!

– Я нашла для тебя комнату, по соседству, как ты просил в письме.

– Великолепно. Я страшно тебе благодарен, Далси, за беспокойство.

– Прекрати болтать всякие глупости. И давай скорее отсюда уйдем. Знаешь, я такая дура, не сообразила, что нужно заказать такси, а теперь ни за что не поймаем.

– Такси? Да-а… ты, я вижу, неплохо устроилась, старушка. Лично я могу позволить себе лишь автобус.

Господи! Это действительно был совсем другой человек. Раньше он был транжирой, обожал всякие очаровательные безумства. Сколько раз она распекала его за то, что он спускал последние деньги на какую-нибудь никчемную безделушку, совершенно не думая о том, что ему не на что будет пообедать. Сейчас деньги у него наверняка были. Даже если он истратил все жалованье, наградные точно были при нем. И потом, всем демобилизованным полагалось выходное пособие.

Когда они в конечном счете сели на автобус, он позволил ей заплатить за билеты. Это тоже оставило неприятный осадок. Правда, он сделал вид, что ищет мелочь, но специально долго рылся в кармане, выжидая, когда она достанет свой кошелек. Всю дорогу, пока автобус медленно тащился по грязным улицам, Фрэнк молчал. Коротко отзывался на се реплики, но явно просто из вежливости. И ни разу не улыбнулся, лицо его было по-прежнему напряженным и даже слегка испуганным.

У Далси защемило сердце. Она видела за это время столько страшного – горящие и падающие дома, искореженные тела, но видеть, что сделала война с таким красивым жизнерадостным человеком, было еще страшнее, еще мучительнее.

Только после того, как Фрэнк уселся в кресло перед камином, растопленным ради знаменательного события скудными запасами угля, и выкурил почти все сигареты Далси, с таким трудом добытые, его скованность исчезла Он размяк и слегка задремал. За ужином они говорили исключительно на общие темы, и с каждой минутой почему-то становилось все труднее перейти к их собственным проблемам. Прибыв в Ливерпуль, он написал ей, что собирается в Лондон, ему нужно поискать работу, и попросил найти ему комнату. Интересно, какие у него планы? Он уже наметил себе что-то конкретное или еще нет?

– Ну, – решилась она наконец, – расскажи о себе. Все это было сплошным кошмаром, да?

Фрэнк, вздрогнув, открыл глаза.

– Да нет, не сказал бы. Случались, конечно, пренеприятные ситуации. Но в целом не так уж и плохо. На фронте полно отличных парней, настоящая мужская дружба и все такое. Думаю, вам тут было гораздо тяжелее.

– Ну что ты, – тут же вырвалось у нее, – мы как-то приспособились. Давай лучше поговорим о тебе. Это так страшно – быть раненым.

– Не так уж и страшно. Тебя сразу отправляют в госпиталь, лежишь, отсыпаешься, уж куда лучше, чем прочищать мотор или раздавать деньги по ведомости. Не схлопотал бы серьезного ранения, не отправили бы домой.

Легкое ощущение неловкости, не оставлявшее Далси, почему-то усилилось. Хотя Фрэнк наконец заговорил о себе, отчуждение нарастало. Будто бы их разделял невидимый барьер.

– Тебе нужен отдых и хорошее питание, – сказала она. – В Лондоне это нереально. Неплохо бы на месяц уехать в Уэльс, или в Корнуэлл, или в Западную Шотландию? Ты хотел бы?

– Еще бы не хотел! Только вот где взять денег? Мне нужно поскорее найти работу.

– Но из твоего письма я поняла, что тебя готовы взять в какой-то строительной фирме – в Манчестере?

– Я тоже так понял. И как только приехал, сразу к ним отправился. Пришел, а на месте их конторы – труда обломков. Прямое попадание при бомбежке.

– Ах, Фрэнк! Как же так! Но, может, они, когда оправятся, снимут новый офис?

– Том Семпл уже точно не оправится. Он владелец фирмы. И мой друг. И во время налета был на рабочем месте. Даже тела его не нашли.

– Какой кошмар! Но фирма-то осталась?

– Фирмой был только сам Том. Он открыл ее один, на свой страх и риск.

– Значит, этот вариант отпадает. Ах, Фрэнк, как же все это несправедливо, как обидно. И что же ты теперь собираешься делать?

– Искать дальше. Что угодно. Я должен найти работу. Я сейчас на мели.

Далси окончательно растерялась и расстроилась. Демобилизованным полагается солидное пособие. У Фрэнка нет никаких родных, которым надо было бы помогать. Он вполне мог бы позволить себе месячную передышку.

– Но ведь… – начала было она, но Фрэнк ее перебил.

– Можешь не напоминать мне о тех деньгах, которые мне выдало военное начальство. Их у меня нет. Пришлось уплатить кое-какие долги.

Далси тихо охнула.

– Неужели у тебя совсем ничего не осталось? Но как такое могло случи…

– Обыкновенно, – он горько усмехнулся. – На службе деньги мигом расходятся. Потом, естественно, приходится занимать, долги растут, так и получается, что ты вроде бы как в ловушке.

– Я все понимаю, только… Фрэнк, я не хочу вмешиваться в твои дела, но почему ты столько задолжал? Я общалась со многими демобилизованными, и у всех было достаточно денег, по крайней мере на первое время.

Он кивнул.

– Ясно. Значит, твоим знакомым повезло больше. Но можешь мне поверить, что таких как я – тысячи. С абсолютно пустыми карманами. – Он начал хохотать, но смех ею был каким-то истеричным.

– Сейчас же перестань! – вырвалось у Далси. – Возьми себя в руки! Жаль, что у меня нет спиртного, но есть кофе, он пока не остыл. Налить тебе еще?

– Нет, не надо. Все в порядке. Прости меня.

– Я понимаю твою тревогу, – более мягко произнесла она. – Я, конечно, не знаю, какая у тебя ситуация… Но будем искать вместе. Не бойся. В ближайшее время что-нибудь обязательно подвернется.

– Мне нужно как можно быстрее.

– Ты хочешь сказать, что у тебя совсем мало денег? Прости за нескромный вопрос… Но… сколько их у тебя?

Его взгляд снова стал испуганным.

– Сколько? – мрачно переспросил он. – Ладно, раз тебе это так интересно, слушай. После покупки билета на поезд и пары сандвичей у меня осталось семнадцать фунтов и четыре пенса.

Далси не могла поверить собственным ушам.

– Ты хочешь сказать, что это – все, что у тебя есть?

– Именно это я и хочу сказать.

Далси была настолько ошеломлена, что даже потеряла дар речи. Ее все больше охватывало негодование. Далси была уверена, что Фрэнк чего-то недоговаривает. Он явно боялся смотреть ей в глаза и снова весь напрягся. Наверняка опять что-то натворил. До призыва у него несколько раз случались разные неприятности, всегда из-за денег. Далей и тогда догадывалась, что неспроста он так часто менял место работы. Вот и сейчас, откуда бы могли взяться эти чудовищные «долги»?

Она уже собралась задать ему парочку колких вопросов, но, увидев, что глаза его полны страха – самого настоящего страха! – не решилась. И вот уже возмущение ее улетучилось, а сердце сжалось от любви и жалости. Как хорошо, что она вовремя прикусила язык! Когда человек в таком состоянии, любое резкое слово может нанести непоправимый вред. Желание помочь ему, и как можно скорее, вытеснило все остальные чувства.

– Бедный Фрэнк, – ласково пробормотала она, – ты не представляешь, как я тебе сочувствую. Мы завтра же приступим к поискам. А насчет денег не волнуйся, мне удалось немного накопить, я тебе одолжу. Отдашь потом, когда сможешь.

Похоже, он был даже слегка шокирован этим предложением. Лицо его стало менее мрачным. Несколько секунд он молчал, и она решила, что сейчас он наконец все ей выложит.

Но он опять отвел глаза и пробормотал:

– Далси, я никогда этого не забуду, ты настоящий друг. Через несколько дней я все верну, с первой же получки.

Далси вдруг вспомнила, что помощник мистера Берта, Грэхэм, уволился и в субботу уезжает. На его мест мистер Берт пока никого не нашел. Конечно, такая работа Фрэнку внове, но учитывая его безвыходное положение, временно, конечно… Берт человек покладистый и добрый. Если Фрэнк согласится, он постоянно будет у нее на глазах, что тоже крайне важно. Далси была уверена, что ее рекомендации будет достаточно, ее шеф примет Фрэнка, даст ему шанс.

– Слушай, – сказала она, – я кое-что вспомнила, моему шефу нужен помощник. Я понимаю, что такая работа не по тебе, но, может, попробуешь? Это выход. Временный, конечно.

Он взглянул на нее с надеждой, смешанной с отчаяньем.

– Думаешь, твой шеф согласится?

Ее сердце снова болезненно сжалось. Как же он все-таки изменился! Эта неуверенность и заискивающий тон, куда подевались его беззаботность и снисходительно-надменный тон!

– Конечно согласится, и даже подумает, что ему повезло. Ты же без пяти минут врач, и секретарь хоть куда. Ну и плюс хорошие манеры и житейский опыт, ты ведь, можно сказать, много чего повидал. Он наверняка обрадуется и…

– Так ты с ним поговоришь? – нетерпеливо перебил ее Фрэнк.

– Значит, ты согласен?

– Еще бы я не был согласен! Это очень здорово. Я согласен на любое жалованье и на любую работу. Скажи ему, что я буду очень стараться.

Теперь оставалось только осуществить этот столь важный для обоих план. На следующее утро Далси так ловко провела предварительные переговоры, что доктор Берт тут же велел ей привести своего протеже. При личной беседе Фрэнк произвел хорошее впечатление, уж что-что, а это он умел делать. Было решено, что со следующего же понедельника он приступит к своим служебным обязанностям. Добрейший мистер Берт даже предложил ему денег на новый костюм и прочее – в счет будущего жалованья.

Обычно свой офис на Харли-стрит мистер Берт делил со своим коллегой. Оба доктора жили на окраинах, а тут только принимали клиентов. Однако в данный момент комнаты коллеги пустовали. В хозяйстве доктора Берта имелась зала ожидания, типичная для медицинских заведений, правда, тут газеты и журналы на столиках всегда были свежими. За ней – святая святых, кабинет доктора, с кушеткой, с неброскими эстампами и впечатляющим письменным столом. Святилищем Фрэнка должна была стать кухня, там тоже был стол, на котором можно было разложить книги и папки с историями болезни, еще там было удобное компактное кресло. В распоряжении доктора была и гостиная, где можно было передохнуть. За гостиной располагался кабинет Далси, а за ним – две кладовки, набитые старой мебелью и прочим ненужным барахлом. Коллега мистера Берта занимал третий этаж, там же была небольшая лаборатория и кое-какие подсобные помещения. В кабинете доктора Берта был специальный звонок, которым он вызывал в случай надобности Далси и своего ассистента.

Далси ни минуты не сомневалась, что ее шеф не разочаруется в Фрэнке. Когда надо было, ее друг мог делать все что угодно, и всегда замечательно. Он вообще любил осваивать новое, это всегда было ему интересно. Проблема была в другом: постепенно ему становилось скучно, и тогда он начинал работать спустя рукава.

Фрэнк быстро освоился на новом месте. Делал он, можно сказать, все играючи. Далси знала, что при его способностях никаких проблем и трудностей наверняка не возникнет. Далси чувствовала, что доктор Берт доволен, хотя он ничего не говорил. Пациенты тоже сразу полюбили Фрэнка. Им нравилась его спокойная благожелательность и то, что он с первого раза запоминал их лица и фамилии.

Вроде бы все устроилось, но душевные терзания не оставляли Далси. Она так его любила, сильнее, чем раньше. Его болезненность и странная робость почему-то делали его еще более неотразимым. Непривычная ей покорность придавала ему еще больше очарования. Почти все вечера они проводили в ее квартирке, он не рвался ни в театры, ни в кино. Совсем одомашнился, стал ручным. Здоровье его постепенно входило в норму.

И вместе с тем она чувствовала, что его по-прежнему что-то гложет. Смутная тревога почти постоянно видна была в его глазах, а когда он думал, что Далси на него не смотрит, эта тревога сменялась ужасом. Что же такое с ним там, на фронте, случилось? Она несколько раз пыталась что-то у него выудить. Но – безуспешно. Ему удавалось деликатно, но решительно перевести разговор на другое.

Так прошло три недели, и вдруг в одно прекрасное утро все резко изменилось. Далси сразу это заметила. Он подошел близко-близко и лукаво ей улыбнулся, он даже почти не сутулился. Движения стали более плавными и одновременно более энергичными. И поздоровался он с ней так весело, как это делал прежний Фрэнк. А самое восхитительное – он как ребенка поднял ее на руки и начал целовать в щеки, в лоб, в губы, и поцелуи эти были отнюдь не дружеские…

– Фрэнк! – закричала она, как только ей удалось перевести дух, – что ты делаешь? Отпусти! Всю пудру сотрешь, и помаду!

Чуть не разрыдавшись от счастья, она начала снова пудриться.

– Что это на тебя нашло? Что-нибудь случилось? Ты сегодня совсем другой.

С прежней бесшабашной усмешкой он ответил:

– Другой, говоришь? Да, я чувствую себя совсем по-другому. То есть – хорошо. А не такой развалиной, как все это время. Сейчас я мог бы допрыгнуть до луны.

– Бедненький, неужели все это время тебе было так худо? Но ты ни разу не пожаловался, ни разу!

– Просто слишком часто пришлось бы жаловаться. Но теперь я точно приду в себя, как говорится, полегонечку… Я уже несколько месяцев не чувствовал себя таким бодрячком.

Как бы то пи было, с этого момента Фрэнк преобразился. Тихие домашние вечера у камина были забыты. Они теперь напропалую веселились, побывали везде, где только можно было побывать в изувеченном войной и лишениями Лондоне. Наконец Далси жила той жизнью, которую рисовала в своих мечтах, как только он сообщил ей, что возвращается. Она была невероятно счастлива.

Фрэнк и выглядел теперь гораздо более крепким и бодрым. От пего снова веяло неукротимым жизнелюбием. В глазах его больше не было страха. С каждым днем кожа его становилась менее бледной, а щеки – менее впалыми. Еще чуть-чуть – и он окончательно выздоровеет, радовалась Далси.

И вдруг снова откуда-то набежали тучи, и снова Фрэнк сделался несчастным и подавленным.

В тот роковой день они как обычно пошли на ленч в свой излюбленный маленький ресторанчик. Далси потом сразу отправилась на Харли-стрит, а Фрэнк пошел обменять книжку в платной библиотеке. Днем они больше не разговаривали, так, встречались случайно в коридоре, но она сразу обратила внимание на то, что он какой-то сникший. И только вечером, когда они вместе ужинали у нее дома, Далси поняла, насколько все ужасно. Снова эта застывшая маска страдания, этот полный страха и отчаянья взгляд… Причем страха кошмарного, еще более сильного, чем раньше.

– Фрэнк, дорогой, – сказала она, вся похолодев от волнения, – что стряслось? Ты выглядишь ужасно!

Он старательно прятал от нее глаза.

– Мне сегодня что-то нездоровится, – потерянно пробормотал он. – Не переживай. Сейчас все пройдет.

– Хватит! – крикнула она. – Сколько можно изворачиваться? У тебя какая-то неприятность. Что произошло?

Он, помолчав, выдавил:

– Ничего особенного. Наверное, что-то не то с желудком.

И тут на Далси накатила волна ярости, которая мигом смыла естественное сочувствие.

– Прекрати изображать из себя полного кретина, – резко выпалила она. – В конце концов, сколько можно трепать мне нервы? Я давно догадалась, что у тебя какие-то серьезные неприятности. Мне надоело ломать себе голову, терзаться. Давай выкладывай, в чем дело. Я требую.

Лицо его стало еще более несчастным и испуганным.

– И чтобы без всяких вывертов! Хватит отмалчиваться! В конце концов, я сделала все, чтобы тебе помочь, и, думаю, имею право на то, чтобы со мной обращались не как со случайной знакомой.

Он неловко заерзал.

– Милая моя, я знаю, что ты для меня сделала. Я страшно тебе благодарен. Просто…

– Благодарен! А я-то, дура несчастная, считала, что мы настоящие друзья. Что мне ты уж мог бы довериться… вместе мы смогли бы справиться с твоей бедой.

Слова се произвели на него впечатление, это Далси сразу почувствовала. Он не решался какое-то время заговорить, потом очень тихо произнес:

– Вряд ли. Я натворил слишком много недопустимых глупостей, а самое ужасное, что я моту и тебя в это втянуть, сам того не желая.

– Рассказывай, Фрэнк. Выкладывай все как есть.

Она почувствовала, что наконец его одолела. Он закурил и сделал несколько затяжек.

– Поначалу все было тихо-мирно. Я был паинькой, не делал ничего такою. А потом пошло-поехало. Чем дальше, тем страшнее. А теперь – вообще никакой надежды. Я повязан по рукам и ногам, и ничего не могу поделать.

– Фрэнк, милый, не надо так. Всегда можно найти выход. Расскажи мне все-все, мы обязательно что-нибудь придумаем.

Он посмотрел на нее, и в глазах его промелькнула робкая надежда.

– Ты настоящий друг, Далси, кажется, я тебе это уже говорил. Твоя доброта очень мне помогла, и помогает. Ладно. Я все тебе расскажу. Может, мне сразу станет легче, гораздо легче. Я давно хотел с тобой поделиться, но все никак не мог набраться храбрости.

– Бог дурачок, меня-то зачем бояться? Ну, смелее.

– Ладно. Началось это не так уж давно, после второго моего ранения. Я получил отпуск, и можно было на четыре дня съездить в Рим. Нас много таких собралось, с увольнительными. Бродили, смотрели достопримечательности. Ну, сама понимаешь, Рим.

Далси молча кивнула.

– Однако по вечерам бывало скучновато, и кто-то предложил сыграть в картишки. Все согласились, и мне, конечно, неудобно было отказываться. Как ты понимаешь, мы слегка выпили и не очень хорошо соображали, что делаем. Ставки росли, сама понимаешь, как это все бывает…

Далси знала, что должна любой ценой выудить из него правду. Любой намек на порицание – и он захлопнет створки, как моллюск.

– Еще бы, – сказала она, – конечно понимаю.

– Мне поначалу чертовски везло. Ты и представить не можешь как. Всякий раз я знал, что пойдет нужная карта, и увеличивал ставки. И все получалось так, как я думал. Это была какая-то фантастика!

– Я знаю. Удача, она всегда идет полосой, несколько раз подряд. Мне всегда казалось, что в этом есть что-то дьявольское.

– Очень верное наблюдение, я тоже тогда это понял. Но не сразу. Не буду вдаваться в детали. Когда я вернулся в казарму, у меня было шестьдесят пять фунтов долга, и ни единого пенни в кармане.

– Бедный ты мой! И как же ты выкрутился?

– Хороший вопрос. Деньги я профукал, а карточный долг – это долг чести. Разумеется, мне не грозил арест, или отчисление из части, но я бы не смог смотреть в глаза своим товарищам, будто ничего особенного не случилось.

– Понимаю. Я прекрасно тебя понимаю.

– Но вряд ли догадываешься, что было дальше. Ты знаешь, что меня перевели в казначейскую часть, и, естественно, через мои руки проходило море денег. Я подумал, что смогу подделать кое-какие расчеты в ведомостях, а если кто-то это обнаружит, сделать вид, что случайно ошибся. Решил, что так смогу выкрутиться, размечтался… Опять-таки избавлю тебя от рассказов о том, как мне удалось осуществить свою задумку. Короче: я изменил несколько цифр и подделал баланс. Пришлось изрядно помучиться, все пересчитывать и перекраивать, зато через неделю у меня в кармане была сотня фунтов из государственной казны.

Далси предчувствовала, что услышит нечто в этом роде, но тем не менее ее охватил ужас. Фрэнк всегда слишком легкомысленно относился к чужим деньгам, но этот его демарш не шел ни в какое сравнение с прежними выходками, во всяком случае, горько усмехнулась она, с теми, о которых ей было известно. Но она не смела даже нахмуриться, она должна была узнать все до конца.

– Бедный ты мой недотепа, – лишь пролепетала она. – Это же какое-то безумие!

– Еще бы не безумие, я и сам понимал, что творю, – честно признался он, – но все равно был очень доволен. Ребятам сказал, что попросил родственников прислать деньжат, ну и отдал эти проклятые шестьдесят пять фунтов. У меня оставалось еще тридцать пять, и никто от этого ничуть не пострадал, наше замечательное правительство бросает на ветер миллионы, и моя жалкая сотня – это пшик, ничто.

– А начальники твои… они ничего не заметили?

– Они-то пет. Но лучше бы заметили они, чем кое-кто другой. Был в нашем отделе один клерк, Гарнетт его фамилия, он все просек, но не стал меня выдавать.

Далси посмотрела на него с недоумением.

– Как-то вечерком он отвел меня в сторонку и заявил, что ему необходимо поговорить со мной в приватной обстановке. Короче, он сразу понял, что никаких денег я из дома не получал, поскольку он отвечает за почту, а в последние две недели на мое имя не приходило никаких писем. Потом этому гаду не лень было перерыть все папки, ну и в конце концов он докопался до листка с фальшивыми цифрами. Он вынул его и забрал себе.

– Но раз он ничего никому не сказал, зачем ему тогда этот листок?

– Сейчас узнаешь. Он спросил, сколько я могу заплатить ему за молчание. Я, разумеется, стал божиться, что у меня нет ни пенни. А этот проныра сказал, что он все разузнал: по его сведениям, у меня на руках должно быть еще тридцать пять фунтов. Если я готов платить, листок остается у него, а если нет, тогда он обязан доложить кому следует.

Далси вся похолодела, но усилием воли отогнала охвативший ее страх.

– Но ты же мог сказать, что сам доложишь куда следует о его вымогательстве.

– Чтобы доказать факт шантажа, я вынужден был бы рассказать и о своем мошенничестве. Расправившись с ним, я бы и сам угодил в капкан.

– Действительно. Я как-то об этом не подумала… Ну и как же ты поступил?

– Известное дело как. Отдал ему деньги. А что мне оставалось? Больше он меня не трогал, но как только стало известно, что меня отправляют на гражданку, явился снова. Он, понимаешь ли, слышал, что я пролил кровь за родину, и за этот подвиг мне полагается щедрая награда. А он как раз здорово поиздержался и с удовольствием примет от меня подарок.

– Ах, Фрэнк! Это же чудовищно!

– Я попытался от него отделаться, но не тут-то было. Очень скоро я сообразил, что меня могут отправить не домой, а на пару лет упечь в тюрьму. Что мне было делать? Я снова от него откупился.

– Но чем ты мог откупиться? Тебе же еще тогда не выдали ни подъемных, ни наградных?

– Этот тип все продумал. Накануне моего отъезда мы пошли к нашему с ним начальству, к главному дивизионному казначею, и я написал официальное заявление: прошу выплатить полагающиеся мне деньги мистеру Гарнетту. По ходу дела сочинил историю про долги, что мне нужно с кем-то там расплатиться, и мистер Гарнетт обещал оказать мне любезность. Не думаю, что наш главный мне поверил.

– Почему?

– Он потом снова меня вызвал, попозже, и спросил, точно ли я хочу отказаться от денег, и не требуется ли мне его помощь. Я заверил его, что все нормально, и он, помнится, посмотрел на меня с большим подозрением и сказал: «Ну, вам виднее».

– Так вот почему ты был такой мрачный и нервный – тогда на вокзале! Ах, Фрэнк, представляю, как тебе было горько и обидно!

– Ах, Далси, это я еще как-нибудь бы пережил. Ладно бы речь шла только о тех деньгах. Но я знал, что он от меня не отцепится. Он вскоре тоже должен был демобилизоваться. То есть снова здорово – найдет меня и снова будет доить до тех пор, пока я его не прикончу. Если честно, я уже и об этом подумывал. Слава богу, хватило ума хоть этой глупости не сделать, не пачкать руки кровью.

Слава богу, мысленно согласилась Далси, но это ничуть не облегчало отчаянья, охватившего ее. Однако она боялась хоть словом выдать свой ужас.

– Я не понимаю, как он может снова тебя подловить, – сказала она. – В конце концов этот листок потеряет силу, за давностью.

– Финансовые преступления не прощаются за давностью. До тех пор пока существует армейское казначейство, они имеют право упечь меня за решетку.

– Но теперь и сам он окажется в двусмысленном положении. Ему ведь тоже нужно будет объяснять властям, откуда у него этот листок, это же официальный документ, а не личное письмо. И потом, если он раскрыл обман, когда вы были еще в Италии, то почему сразу не написал рапорт в соответствующие инстанции? Я понимаю, что ты тогда был в его власти, но теперь – что он может сделать с тобой здесь, в Англии?

– Погоди, ты еще не все знаешь. Раз уж я начал, позволь мне высказаться до конца. Если ты еще в состоянии слушать все эти мерзости.

– Фрэнк, миленький, не говори так, прошу тебя.

– В общем, оставил я ему почти все свои денежки и поехал домой. И первым светлым событием за долгое время была встреча с тобой. Ты спасла меня, устроила к доктору Берту, все было бы отлично, если бы не Гарнетт. Я каждый день с ужасом ждал его появления. Но чуть больше месяца назад узнал чудесную новость и решил, что отныне я свободен.

Далси тут же вспомнила, как Фрэнк внезапно преобразился, будто с плеч его свалилась тяжкая ноша. Она слушала почти не дыша.

– Я увидел его фамилию в списке без вести пропавших пассажиров. Его судно, направлявшееся домой, на что-то там наскочило. Знаешь, после многомесячного пребывания в аду я будто снова выбрался на свет. Ну все, подумал я, теперь все пойдет нормально. Теперь я быстренько оправлюсь, верну Далси деньги, подкоплю немного и начну искать более подходящую работенку. Только ты не думай, что я неблагодарный тип, ты очень меня выручила, замолвив за меня словечко доктору.

– Но что-то случилось? Какая-то неприятность?

– Да, случилось. Как раз сегодня. Все было замечательно – до того как мы с тобой расстались после ленча. Случилось самое страшное. Я встретил Гарнетта.

– Ах, Фрэнк! Значит, список был неточным!

– Он остановил меня и сразу же с места в карьер: «Бывают же такие совпадения! Вас-то я и искал. Меня тут тоже искали – нашу шлюпку отнесло течением, наверное, слышали про неприятное происшествие с пассажирским судном, на котором я возвращался в нашу милую Англию? Но в конце концов нас подобрали. Только что стал вольным человеком, отправлен в запас. И сразу решил встретиться с вами». «Ну встретились, и дальше что?» – спросил я его.

Фрэнк умолк, видимо не решаясь рассказывать дальше, но все-таки продолжил:

– Беседа наша была предельно краткой и деловой. Он поведал мне, что ему предложили выгодную работу, но при условии, что он сделает взнос – двести фунтов. И если я их раздобуду, он отдаст мне тот проклятый листок с фальшивыми числами.

– Опять шантаж!

– Да, опять. Но это уже в последний раз. Мне бы только забрать листок – и все, свобода. Тогда никто больше не сможет меня обвинить. Игра стоила свеч.

– Но у тебя же нет таких денег. Что ты мог сделать?

– Ничего. Но мне предлагали свободу, представляешь? Возможность вернуться к нормальной жизни, на которой я уже поставил крест.

– Как я тебя понимаю, Фрэнк! Ты, наверное, чуть с ума не сошел от злости.

– Знаешь, я действительно сошел с ума. Я подумал, на кону – вся моя жизнь. Если я получу этот клочок бумаги, все будет замечательно. Чтобы выиграть время, я сказал, что мне нужно своими глазами увидеть этот листок, убедиться, что он действительно существует. Он ответил, что только идиот будет таскать с собой такие важные бумаги. Но он отдаст листок, если я достану деньги. И дал мне свой адрес.

– Я поняла. Деньги достать было негде И ничего не вышло.

Фрэнк молчал, но вид у него вдруг стал такой страдальческий, такой виноватый, что Далси испугалась.

– Фрэнк, что ты натворил?! – крикнула она. – Ведь ты что-то натворил? Я вижу по твоему лицу. Что?

Он дважды собирался с духом, чтобы заговорить. Потом, запинаясь, произнес:

– Я… я д-достал деньги.

– Достал? Но где?

И снова последовала долгая пауза, он тихо продолжил:

– Боюсь, ты будешь руга…

– Прекрати! Где ты их взял? Сейчас же мне ответь!

Он посмотрел на нее потухшим взглядом.

– У Берта.

От неожиданности Далси даже не поняла, о чем речь.

– У Берта? Ты попросил у него двести фунтов и выложил всю эту историю?

Фрэнк покачал головой и почти беззвучно прошептал:

– Он ничего не знает.

Повисла мучительная пауза. Далси решила, что она ослышалась.

– Ты хочешь сказать, что ты… их украл?

– Нет, что ты, – торопливо возразил он, – я их только одолжил. Я верну их – при первой же возможности. Ты мне веришь, Далси? Ты должна мне верить.

Далси казалось, что она бредит, что ей снится какой-то кошмар. В реальной жизни такого не бывает, эго слишком ужасно.

– Но как тебе это удалось? Где ты их нашел?

– Эго получилось случайно, – сказал Фрэнк уже более бодрым голосом. – Все произошло гак быстро и неожиданно, что у меня не было ни секунды на раздумья. Я увидел деньги и схватил их… А положить назад было уже поздно.

– Но двести фунтов без присмотра никто не оставляет. Где ты их взял?

– Дело было так. Сразу после ухода миссис Редлейк мистер Берг поднялся в лабораторию. Я услышал на лестнице его шаги и зашел к нему в кабинет, чтобы разжечь камин. Обычно это делаю я. Разжег. А потом посмотрел… совершенно случайно…

– Я внимательно тебя слушаю, рассказывай дальше.

– Посмотрел на сейф, а в замке болтается связка ключей. И тут мне пришло в голову, что там наверняка полно денег, ведь некоторые пациенты расплачиваемся наличными. Просто вдруг об этом подумалось, понимаешь?

Далси казалось, что ее сердце сжимает чья-то рука с ледяными пальцами, все сильнее и сильнее.

– Дальше, – еле слышно пролепетала она.

– А дальше я уже ни о чем не думал. Если бы я подумал, то ни за что бы этого не сделал. Но за дверцей были деньги, по крайней мере, я был в этом уверен. Берт мог вернуться в любую минуту. Поэтому времени на раздумья не было. Я открыл сейф и увидел, что в ящичке полно денег, разные купюры. Я отсчитал двести однофунтовых бумажек. Это было неопасно – я внимательно слушал, чтобы не пропустить момент, когда доктор начнет спускаться. Потом я снова запер сейф и… Вот, собственно, и все.

Далси застонала.

– Ах, Фрэнк! Этого я от тебя никак не ожидала! Ты обокрал Берта? Как ты мог! Ты должен немедленно вернуть эти деньги! Я выберу подходящий момент, чтобы положить их на место. Мне иногда приходится доставать из сейфа бумаги.

Он посмотрел на нее с изумлением.

– Но я не могу этого сделать. У меня их нет. Я отдал их Гарнетту и забрал у него листок.

Далси даже не могла говорить. Она медленно отвернулась и, спрятав лицо в ладонях, горько заплакала, и ей казалось, что сердце ее сейчас разорвется.