Френч, как водится, начал рассматривать историю Реймонда с двух разных точек зрения. Сначала исходя из того, что рассказанное — правда. Потом отталкиваясь от обратного, от тезиса, что его рассказ — выдумка. Сначала он обдумывал первый вариант.
Сама по себе эта история была вполне вероятной. Все могло происходить именно таким образом. Никому не покажется странным, что Моксон, Дипинг или их убийца захотели убрать Реймонда со своего пути, но предпочли оставить его в живых, не создавать себе лишних проблем. Возможно, Реймонд в чем-то не соглашался со своими, ныне покойными, начальниками, и они сочли, что их молодой друг слишком строптив и потому — опасен. Наверное, до него дошли какие-то слухи о неладах в фирме, как раз в тот роковой четверг, он парень умный, мог запросто сообразить, что происходит, и докопался бы до их махинаций. Если он действительно честный малый, как о нем отзывались все сотрудники, вовсе не факт, что он стал бы молчать. Весь этот шум поднялся бы слишком рано, то есть до того, как мошенникам удалось унести ноги. Вполне резонный мотив, чтобы обезопасить Реймонда, на время вывести его из строя, чтобы вдруг не наболтал лишнего.
Далее Френч отметил для себя, что практически все рассказанное было уже подтверждено его собственными проверками, то есть все там было сущей правдой. Все передвижения Реймонда, вплоть до его посадки на «Нимфу», в четверг, в три часа ночи, были отслежены и подтверждены свидетелями. Равно как были отслежены и подтверждены все его перемещения от семи утра в пятницу и до настоящего момента. Единственное, что оставалось неясным в этой картине, — тот отрезок времени, когда Реймонд, как он утверждает, был в беспамятстве из-за подсыпанного ему снотворного. Все, что касалось четверга и ночи с четверга на пятницу, было покрыто туманом, никаких улик и свидетельств, только показания самого Реймонда. Это, конечно, серьезный пробел. Но судя по всему, вряд ли приходилось рассчитывать на то, что удастся нащупать какие-то зацепки. Наверняка тот, кто намеревался избавиться от Реймонда, действовал очень осторожно и осмотрительно, ликвидировав все возможные улики.
Очень важно было и то, как вел себя Реймонд. Все эти его попытки спрятаться, его переодевания и прочие уловки были, конечно, полным идиотством, но с чисто психологической стороны, его поступки были очень естественны и легко объяснимы. Паника всегда пагубно действует на мозги. Так что сомневаться в том, что он что-то придумал насчет своего пребывания в Дьеппе, не приходилось.
Но наиболее убедительным доводом в пользу искренности показаний было как раз то, что рассказано не было. Пробелы в повествовании. Например, он даже не пытался объяснить, откуда взялся на яхте Дипинг. А ведь Реймонд знал, то ли из газет, то ли из других источников, что на яхте был найден и труп Дипинга. Опять же это таинственное перемещение на незнакомый берег самого Реймонда. Он не стал вилять. Он честно признался, что понятия не имеет, как это могло произойти. И то, что он только в пятницу сообразил, что проспал весь четверг, и так и не смог вспомнить, как и на чем его доставили на берег Сеннвиля, тоже впечатляло.
Френч был убежден, что в заранее сочиненной истории не были бы оставлены такие несовпадения и пробелы.
Если бы Реймонд решил все наврать, то наверняка придумал бы хоть приблизительное объяснение. Несмотря на то, что на самом деле был в полном беспамятстве из-за чьего-то угощения. Да-да, конечно, он попытался бы что-то придумать, как-то вывернуться, ведь это самая важная часть показаний.
Обдумав все «за», Френч стал обдумывать вариант со всеми возможными «против».
С таким же успехом можно было предположить, что все откровения арестованного — лишь убедительная выдумка или, по крайней мере, та их часть, которая наиболее важна для следствия. В тот роковой четверг Реймонд мог запросто прикончить своих дружков, Дипинга и Моксона. Потом он забрал их алмазы и каким-то образом добрался до французского берега, возможно на том самом люгере. Припрятать где-нибудь горстку камешков отнюдь не проблема. Он решил, что вернется за ними позже, когда уляжется весь этот шум, и расследование будет приостановлено.
Френч стал взвешивать, чего все-таки больше, «за» или «против». Он долго был на перепутье, но потом вынужден был признать, что первый вариант выглядит более убедительным. Тут ему невольно вспомнился люгер F 711 и его шкипер, мосье Мартин. В историях Реймонда и пройдохи Мартина явно прослеживались некие параллели. О них не было ни слуху ни духу весь четверг, и как раз в четверг Реймонда кто-то переправил на берег Сеннвиля. Может быть, это отнюдь не случайное совпадение?
Если Моксон и его сообщники действительно хотели избавиться от Реймонда, могли ли они использовать Мартина? Если Реймонд был действительно до бесчувствия накачан виски с наркотиком или снотворным, разве сложно было перетащить его на люгер и приказать Мартину доставить его на берег?
Все это было очень даже возможно. А раз так, то если Мартина удастся «расколоть», это будет веским доказательством того, что Реймонд ничего не придумал.
Инспектор записал все эти идеи в блокнотик и отправился к сэру Мортимеру. После коротенького совещания было решено, что Мартина нужно снова допросить, и как можно скорее. Френч тут же позвонил Фике и с вечерним рейсом отплыл во Францию.
Там его встретили по всем правилам. Угостили сигаретами, он тоже не остался в долгу, потом и гость и хозяин выпили пару кружек пива, что не помешало Фике внимательно выслушать соображения английского коллеги. Фике подтвердил, что действовать нужно решительно и хорошенько потрясти Мартина и его бандитов. Фике готов был сопровождать Френча, причем сию же минуту. Но готов ли Френч ехать сейчас в Фекан? Френч был готов. Тогда отлично! Через пару минут они выезжают.
В положенный час они прибыли в полицейский участок, куда немедленно доставили всех троих рыбаков. Вид у них был испуганный, сразу приметил Френч. Гораздо более испуганный, чем в тот раз. Они сразу смекнули, что просто так их не потащили бы снова в участок, значит, эти полицейские ищейки что-то разнюхали…
Увидев их настороженные физиономии, Френч решил, что разговор обещает быть по-настоящему деловым.
— Ну, Мартин, смотри у меня, — начал Фике, окинув своих жертв своим «фирменным» грозным взглядом, — как выяснилось, история оказалась куда более серьезной, и если вы в нее замешаны, советую не делать глупостей. Итак, напоминаю: на Канале была найдена яхта «Нимфа», а на ней — двое пристреленных мужчин. Но это, как выяснилось, еще не все. Практически одновременно с убийствами произошла кража. Пропало сто восемьдесят миллионов франков! Тебе это известно?
Мартин пробормотал, что да, он читал про это все в газетах.
— Произошло еще одно событие, напрямую связанное с этими двумя преступлениями. На берег Сеннвиля поздним вечером в четверг или ранним утром в пятницу был доставлен один молодой человек. — И Фике подробнейшим образом описал внешность Реймонда. — Как ты понимаешь, Мартин, кто-то его туда доставил и высадил на берег, точнее сказать, положил. — Тут Фике привстал и ткнул в сторону шкипера указательным пальцем, направив этот обличающий перст прямо на его физиономию. — И кто же это, по-твоему, сделал?
Мартин, отпрянув назад, пробормотал, что он понятия не имеет кто.
Фике скептически покачал головой.
— А теперь слушай внимательно, Мартин, — продолжил он, буквально испепеляя несчастного шкипера свирепым взглядом. — Не будь уж совсем безмозглым дураком. — Он сделал паузу, потом вкрадчивым голосом продолжил, покачивая обличающим перстом. — Если те, кто притащил Реймонда на этот берег, вздумают отпираться и если потом выяснится, что они ввели следствие в заблуждение, они все равно понесут наказание за соучастие. Так сказать, задним числом. Напоминаю, что речь идет об убийстве, а не о какой-то мелочи. Понимаешь, чем это пахнет? — Он снова выдержал паузу. — Но если эти ребята во всем признаются и, наоборот, помогут полиции, они отделаются очень легким наказанием. Пойми, Мартин, — тут его голос сделался очень доверительным и даже дружеским, — сам ты нам не нужен, нам нужна только информация. Нам нужно знать, каким образом этот Реймонд оказался на берегу. Разумеется, ты не должен был брать на свое судно человека, который находился в беспамятстве, держать его весь день у себя, а потом, на ночь глядя, вышвыривать его на берег. Если это было похищение, мы, так и быть, закроем на это глаза. Если это можно квалифицировать как незаконный перевоз пассажира, мы тоже сумеем это замять. Но если ты и дальше намерен отпираться, это означает, что ты замешан в более серьезном деле. То есть в убийстве или в похищении денег, я имею в виду те сто восемьдесят миллионов. Смелее, не будь ты таким дураком, не порть себе жизнь. Четко отвечай на мои вопросы. Когда ты пересекся с «Нимфой»? И не виляй, сам видишь, что нам все известно.
На физиономии Мартина отражались то ужас, то нерешительность. Было очевидно, что он имел дело с «Нимфой», но было очевидно и то, что он не верит посулам Фике. Не верит, что полиция закроет глаза на все его делишки.
— Я даю тебе шанс, — торжественным голосом заявил Фике, — признавайся, пока это еще может тебя спасти. — Он снова выжидающе умолк, а потом вдруг добавил: — Кстати, я не предупредил тебя, что нашелся свидетель, который был в тот вечер на сеннвильском берегу?
Френч подумал, что это уже игра не по правилам, однако тут же имел возможность убедиться, что и такая игра иногда оправданна. Мартин вздрогнул, и на лбу его выступили крупные капли пота.
— Да не было там никого, мосье! — в запальчивости воскликнул он. — Готов поклясться чем угодно, что там никого не было!
Он резко умолк, но было уже поздно, страшное смятение отразилось на его потной физиономии. Застонав, он горестно взмахнул рукой, и этим красноречивым жестом было выражено столько отчаянья, сколько не могло поместиться в самых крепких словах. Он разом весь обмяк и спрятал лицо в ладонях.
Но уже буквально через пару секунд он вскочил на ноги и быстро затараторил:
— Вы обещаете, мосье? — воскликнул он. — Вы даете слово, что не арестуете меня, если я все расскажу?
Фике в ответ тоже красноречиво взмахнул рукой.
— Разумеется! Мы не будем предъявлять тебе никаких претензий, ни по статье «похищение», ни по статье «незаконный провоз пассажиров». Но в любом случае, ты признал, что кого-то вез. Давай уж выкладывай все. Ничего другого тебе не остается.
Мартин и сам это понимал. Перепуганный насмерть тем, что полицейским уже многое известно, он решил, что осторожность — высшая доблесть, и выложил все. Отдельно допрошенные члены его команды подтвердили его показания.
А дело было так. В четверг утром они собрались возвращаться на берег после ночного лова, но заглох мотор. Ветра же как назло не было, полный штиль, им ничего не оставалось, как лечь в дрейф. Один из помощников Мартина немного разбирался в моторах. Вместе со вторым помощником они сняли свой подвесной мотор и разобрали его на части. Их умелец нашел поломку и сумел ее устранить, мотор заработал. Но на починку ушло много времени, целых пять часов. Было уже одиннадцать, а они все еще болтались почти на середине Канала. И только они собрались двинуться к берегу, где-то сбоку замаячила «Нимфа». Она была довольно далеко от них, но как только там на яхте приметили их люгер, сразу взяли лево руля и подплыли поближе. Потом двое мужчин сели в лодку и стали грести в их сторону.
Это были Моксон и Дипинг, Мартин сразу их узнал, когда Френч разложил перед ними свою колоду фотографий. Это окончательно подтвердило верность показаний шкипера. Они подплыв, развернули лодку вдоль их борта и попросили его парней позвать капитана. Мартин подошел и помог Моксону забраться, Дипинг остался в лодке.
Моксон спросил, не хотели бы они немного подзаработать. Мартин ответил ему: кто ж этого не хочет? И тут Моксон рассказал, что у него на яхте есть один человек, которого нужно доставить на берег, и обещал хорошо за это заплатить. Дело в том, сказал он, что человек этот — частный Детектив. Его наняли, чтобы он добыл улики для одного бракоразводного процесса. В общем, на «Нимфе» гостят одни его друзья, джентльмен и леди. Они уже вышли в море, и тут обнаружилось, что тот шпик где-то ухитрился спрятаться, чтобы подслушивать и подсматривать, ясное дело для чего. И он сам, и его гости оказались в затруднительном положении. Нужно было во что бы то ни стало заставить этого типа держать язык за зубами, а еще лучше, вообще от него избавиться, но, разумеется, не причинив ему никакого вреда. Они придумали такой выход: подсыпать ему в выпивку снотворное, разумеется, это абсолютно безвредное лекарство. Это выведет его из рабочего состояния по крайней мере до вечера. Моксон хотел, чтобы Мартин отвез этого спящего красавца на берег. Если он согласится, то получит десять фунтов, а его парням он даст по пятерке.
Джентльмены заверили шкипера, что лекарство никак на этого сыщика не повлияет, что когда он проспится, то будет чувствовать себя совершенно нормально. Мартин созвал свою команду и изложил им просьбу джентльмена. Те были рады получить по пять фунтов, и Моксон с Дипингом погребли на своей лодочке к яхте. А вернулись уже с парнем, которого Мартин тоже сразу узнал на фото, то есть с Реймондом. Он спал как убитый. Мартину приходилось видеть много людей, баловавшихся наркотиками и всякими сонными снадобьями, и он сразу понял, что «пассажир» действительно просто крепко спит, что его не отравили. Они втащили его на борт, получили двадцать фунтов, и после этого люгер пошел своим курсом, а яхта — своим.
Одним из условий сделки была полная секретность, это было и в интересах самого Мартина. Поскольку возвращаться в порт им уже было нельзя, они снова легли в дрейф, болтались на море целый день и даже снова сняли с мотора кожух, чтобы можно было сослаться на поломку, если кто-то на них наткнется. Конечно, вряд ли кто стал бы задавать вопросы, у всех своих дел по горло, но капитан решил не рисковать. Вечером они снова привели мотор в божеский вид, прицепили его к корме и поставили сети, чтобы наловить хоть немного рыбы, а примерно в три часа ночи вытащили Реймонда на берег Сеннвиля и подняли его на тропинку.
По простоте душевной они сразу поверили, что этот парень — сыщик, собирающий улики для развода. А потом, как увидели, что пишут в газетах, сначала про убийства, потом про кражу, душа у них ушла в пятки, совсем как у Реймонда. Они мигом сообразили, что здорово влипли, что, возможно, стали соучастниками какого-то подлого дела, и теперь их даже могут притянуть и к этим убийствам. Если бы не эти трупы да кража, они бы еще в первый раз все рассказали, заверяли они Фике. И все трое поклялись самыми страшными клятвами, что Реймонд ни разу не просыпался, пока был у них на борту, и что он действительно понятия не имеет, ни где находился весь четверг, ни кто его привез в Сеннвиль.
Сообщив по телефону в Скотленд-Ярд, что с Реймонда сняты все подозрения в убийствах, Френч в траурном настроении вернулся в Лондон. Итак, столь многообещающие улики, выведшие на Реймонда, отпали одна за другой. Когда он начинал расследование, перед ним было три возможных варианта: Нолан, Реймонд или Эсдейл. Нолан отпал почти сразу, потом он долго отслеживал Реймонда, все вроде бы сходилось, и опять прокол. Теперь оставался только Эсдейл, он должен оказаться тем, за кем инспектор охотится. Если и тут он промахнется, значит, расследование ведется вообще не в том направлении, поскольку иных кандидатур, у которых могли бы быть замараны руки в связи с банкротством фирмы Моксона, просто не существовало. По крайней мере, так считал Френч.
В Лондон он прибыл в глубочайшем отчаянии. Он устал как собака, проведя две ночи в пути, а день между этими ночами выдался очень напряженный, и к тому же этот день принес ему колоссальное разочарование.
Дома инспектор тут же залег в ванну и позволил себе как следует понежиться. Серебристые облака тем временем начали редеть, истончаясь по краям, делаясь все больше похожими на ажурное кружево, и к тому моменту, когда Френч завершил свой весьма сытный и аппетитный завтрак, на небе уже вовсю сияло солнце. Его сияние подействовало на инспектора как целительный бальзам. Почти преодолев свое уныние, он отправился в Скотленд-Ярд.
Посещение помощника комиссара окончательно вернуло инспектору его обычную бодрость духа. Сэр Мортимер совсем не разделял пессимистического настроения своего подчиненного по поводу последних его неурядиц.
— Я очень вами доволен, Френч. Вы сделали все, что требовалось. Наконец-то ситуация с Реймондом прояснилась, мы получили все недостающие факты. Огромное вам спасибо.
— Весьма польщен, сэр, вашей похвалой. Согласен, что иметь четкое представление обо всех объектах расследования, доводить каждую линию до конца всегда полезно. Меня смущает только одно-единственное «но». По-моему, нам так и не удастся довести до конца само это расследование. Насколько я понимаю, из тех, кто реально мог иметь отношение к преступлению, остался один-единственный подозреваемый. Эсдейл. Но этот самый Эсдейл канул в никуда. У нас ведь никаких зацепок.
Сэр Мортимер тонко улыбнулся.
— Вот тут позвольте с вами не согласиться, Френч. Я ничего вам не говорил, потому что хотел, чтобы вы довели до ума расследование истории с Реймондом. А между тем Уиллису удалось наконец выйти на след Эсдейла.
Френч даже подскочил.
— Неужели удалось, сэр?
— Отправляйтесь к Уиллису, пусть он передаст вам все записи и введет в курс дела. Я уже предупредил его, что вы зайдете. Потолкуйте с ним, а после доложите мне, что намерены предпринять.
От усталости Френча не осталось и следа. Он чуть ли не рысью помчался в кабинет Уиллиса. Поистине, и бодрость духа влияет на бодрость тела самым непосредственным образом…
Уиллис сидел за письменным столом и что-то строчил. Они с Френчем были давними приятелями, поэтому поприветствовав друг друга весьма вольными словечками и обменявшись колкими репликами, сразу приступили к главному.
— После ленча мне нужно поехать в Линкольн, с представителем Министерства внутренних дел. Я расхлебываю историю с отравлением Халберта, — пояснил Уиллис, — поэтому решил набросать основные моменты на бумаге, вдруг, думаю, мы с тобой разминемся. Я почти закончил, еще немного осталось. Так что пять минут помолчи, хорошо?
Молчать Френчу пришлось минут двадцать, не меньше, после чего Уиллис наконец отложил ручку, сладко потянулся и сложил исписанные листки в аккуратную стопочку.
— Ну вот, — удовлетворенно произнес он. — Тут все изложено. Можешь не читать. Сейчас я сам все тебе расскажу. Прежде всего должен сразу предупредить, что рассказывать, в сущности, почти нечего, хотя времени пришлось потратить на все это жуть сколько. Могу сказать без ложной скромности, что действовал я весьма энергично. Но не всем везет, как некоторым. Видишь ли, мне не попался капитан, который сделал бы за меня всю работу.
Все, от начала до конца, мне пришлось делать самому. Согласись, что это важный момент, крайне важный.
— Можешь не оправдываться, — с ласковой ехидцей произнес Френч, — я все равно ни на что особо не рассчитывал.
— Ах ты не рассчитывал, совсем не рассчитывал, старый мошенник! Ну ладно, поехали. Как тебе известно, шеф приказал раздобыть ему Эсдейла. Ты в тот момент пас Нолана, Таннер гонялся за Реймондом, ну а мне достался третий гусь из этой стаи. Поначалу все шло довольно гладко. Первым делом я, сам понимаешь, потащился в их контору, где мне сообщили, что Эсдейл отбыл в два часа, конечный пункт — Париж. Отбыл в среду, то есть прямо накануне банкротства. Поехал он, как мне объяснили, получать какие-то ценные бумаги, которые хранятся в парижском филиале их фирмы, а они были нужны для какой-то сделки, намеченной на пятницу.
Потолковав с сотрудниками, я вскоре вышел на одного парня, которого посылали в «Агентство Кука» за билетом для Эсдейла. В общем, повел я этого парнишку в агентство, чтобы он показал мне кассира, который продал ему этот билетик. Поскольку предварительного заказа не было, я уже и не надеялся ничего узнать. Но кассир попался смышленый, каким-то чудом откопал то, что мне требовалось. Билет был в два конца, номер его должен был быть где-то в промежутке между номерами «шестьдесят шесть — триста сорок два» и «триста шестьдесят шесть — триста сорок девять». Разумеется, на двадцать пятое июня.
Потом я отправился пытать администраторов в портах, чтобы они проверили полученные от пассажиров билеты. И представь, все-все оказались на месте. Все, кроме номера «шестьдесят шесть-триста сорок пять». Это могло означать, что пассажир от Виктории добрался до Булони, а дальше не поехал. Обратных билетов у них в кассе еще не было.
В общем, я стал проверять весь маршрут. На Виктории так ничего и не нарыл. Поехал в Фолкстон, стал там всех тормошить. И таможенников, и полицейских — опять ничего. Нашел пароход, на котором этот гусь должен был плыть в Булонь, расспросил капитана и его помощников, потолковал со стюардами и матросиками. Ни черта. То же самое в Булони, там наш шеф попросил французскую полицию оказать мне содействие. Оказали, только толку никакого. В Париже опять та же история. Короче, где я только ни рыскал, и все напрасно.
— Дьявольщина, — с чувством произнес Френч.
— То есть полная чертовщина. Время шло, а сдвигов ни на йоту… Само собой, я наведался в парижское отделение фирмы, где Эсдейлу велено было забрать бумага, какие-то там облигации. Но ничего нового они мне не сказали, то же самое, что и по телефону, я же им сразу позвонил, как только шеф меня подключил. Они ждали Эсдейла, но этот гусь так и не приходил. Они о нем вообще ничего не слышали.
Я предпринял все, что полагается, и все, что было в моих силах. Словесный портрет был разослан по всей Франции, я облазил все парижские вокзалы. Бесполезно. Поставил на уши полицию во всех портах, и не только во французских, но еще и в Бельгии, и в Голландии. Ничего. Этот твой бухгалтер точно в воду канул.
В конце концов я вернулся в Булонь. Конечно, этот мифический пока билет не ахти какая улика, но его отсутствие наводило на мысль, что именно в Булони наш друг стал запутывать следы. И я решил, что тут нужно прочесать все более основательно.
Я опросил всех служащих при Морском вокзале, но потом меня вдруг осенило: есть ведь еще и поезда! Причем прибывающие специально к приходу парохода, они останавливаются в Булоньвилле, во всяком случае у того, что привязан к интересующему нас рейсу, там точно была остановка. Конечно, нормальный человек ради нескольких остановок не потащится на поезд, идущий в Париж. Нормальный человек сядет тут же, на пристани, на водный трамвайчик и намного быстрее доберется до Булоньвилля, по прямой. Но мы-то имеем дело с пассажиром совершенно особым. В общем, я решил снова наведаться на эту станцию. И представь, мне удалось кое-что разузнать.
— Неужели? — Френч навострил уши.
— Абсолютно случайно. Можно сказать, наконец-то повезло. На платформе, куда как раз подошел поезд на Париж, дежурил уже знакомый мне кондуктор. Разумеется, поезд этот дожидались несколько местных жителей, ради них он и делает тут остановку, а не ради пассажиров с парохода. Когда я разговаривал с кондуктором в первый раз, он заявил, что никто тут у них не высаживался. Так вот представь. После нашей беседы он еще раз хорошенько все обдумал и вспомнил, что один человек все-таки вышел. А вспомнив это, вспомнил и что это был за человек. Англичанин. И билет у него был от Лондона до Парижа. В оба конца, англичанин этот объяснил, что ему нужно навестить одного знакомого, но он этим же вечером уедет в Париж, но на более позднем поезде. Кондуктор стал его описывать. Ну, думаю, точно Эсдейл. Показал фотографию, да, говорит, это и есть тот англичанин. Я спросил, как ему удалось так хорошо запомнить того пассажира? Кондуктор ответил, что просто тот чудак очень его удивил. Тем, что решил поехать на поезде. Ведь там же на quais можно было сесть на водный трамвай и добраться до их городка гораздо быстрее. Его слова лишь подтвердили справедливость моих подозрений.
— А он ничего не оставлял в камере хранения, никаких чемоданов? — поинтересовался Френч.
— Не оставлял. У него с собой был только портфель, очень компактный. Его он в камеру хранения не сдавал, ни на железнодорожной станции, ни на пристани. Ну наконец хоть что-то, порадовался я. Если он действительно сошел с поезда, куда же его потом понесло? Сел я на скамеечку и стал думать.
— В какое-нибудь укромное местечко, где можно выпить темного пива?
— Ты, я чувствую, именно это и сделал бы. В последнее время ты у нас стал заядлым путешественником, почти всю Францию объездил. Я решил от тебя не отставать. В Булони тоже есть очень недурственные места для нашей нелегкой работы. И вот сижу я себе, потягиваю из кружки темное пиво, и думаю: куда же Эсдейл мог потом отправиться? Ничего путного долго не приходило в голову. Но потом, как ты, наверное, уже догадался, меня опять осенило. Я готов был сам себе врезать по физиономии за то, что не сообразил раньше. И как ты думаешь, куда он подевался?
— Вернулся в Англию?
— Целься точнее, старый греховодник. Ты немного промазал.
Френч хлопнул себя по ляжкам.
— О господи, Уиллис! На «Нимфу»!
— Да, именно об этом я и подумал. Но рано пока предаваться ликованию. Доказательств-то нет. Вот какая штука.
Френч тем не менее сразу ухватился за идею Уиллиса.
— Доказательств я тебе приведу сколько угодно! — воскликнул он. — Он подходит по всем параметрам. Кто убил Моксона и Дипинга? Кто уплыл потом на лодке? Кто прихватил деньги? Разумеется, тот, кто присутствовал на борту «Нимфы». Кто был осведомлен о побеге и, стало быть, имел возможность совершить убийства? Только Эсдейл. Если мы сумеем доказать, что он вернулся в Англию, зачем он туда вернулся, будет ясно и так.
— Ну-ну, попробуй убедить в этом присяжных. Впрочем, пока нам рановато думать о присяжных, ты согласен? Позволь мне все же высказаться до конца.
Если выехать из Лондона в два часа, в Булонь попадешь около пяти, то есть около семнадцати. Обратным же рейсом, уже из Парижа, поезд, соответственно, тоже прибывает в Булонь. Пароход из Булони отходит в девятнадцать десять и до Фолкстона добирается примерно в половине девятого. Эсдейл мог запросто доплыть этим пароходом до Фолкстона, где-нибудь затаиться и через шесть часов пробраться на «Нимфу».
Я тут же начал поиски улик, подтверждающих эту версию. Уже через час я обнаружил в кассе булонского Морского вокзала, что первый билет до Фолкстона в тот вечер, причем в один конец, был продан именно на этот рейс, на девятнадцать десять. Билетов было продано не так уж много, все-таки люди больше любят ездить, когда есть возможность, на поездах… Но я так и не смог выйти на след этого… мм… морского волка. Возможно, он предусмотрительно смешался с толпой тех, кто поджидал поезд. В Фолкстоне я тоже не нашел никого, кто его видел. Хотя билет его был у контролера, то есть Эсдейл должен был быть на борту, но почему-то никто не может этого типа вспомнить. Вот таким путем, Френч. Я изложил тебе свою версию. А ты у нас малый энергичный, в два счета добудешь улики.
— Ты уверен? — мрачно спросил Френч. — Спасибо, друг, что ты так в меня веришь. Но знаешь, если говорить серьезно, я думаю, что с этим особых проблем не будет. Готов побиться об заклад, что ты вышел на верный след. Одно только меня смущает, впрочем это мелочь, не столь уж существенная.
— И какая же?
— То, что он возвращался тем же путем. У таможенников глаз острый, они могли кое-что заметить. Например, явное сходство с одним из личных, так сказать, «друзей» инспектора Френча. Это было рискованно, а зачем ему было нарываться на неприятности?
— Думаю, он вынужден был рисковать. Только на этом пароходе он мог попасть в Фолкстон.
— Это-то ясно как дважды два. Но есть еще один непонятный нюанс. Почему Эсдейл не воспользовался тем билетом, который был у него на руках? Почему ему взбрело в голову покупать отдельный билет до Фолкстона, зачем ему было оставлять лишний «след» в кассе Морского вокзала? У него же был обратный билет?
— Билет у него, безусловно, был, — признал Уиллис, — только на нем так и не появилось парижского штемпеля. А это могло вызвать у дорожных и прочих служб некоторое недоумение. Пришлось бы отвечать на вопросы.
— Ты прав, старина, я совсем упустил это из виду. Итак, что мы имеем на данный момент?
— Про билет на пароход, отбывающий в Фолкстон, я узнал только вчера, но потом меня вызвал шеф, говорит, что я срочно должен ехать в Линкольн, сказал, что ты уже прибыл из очередного вояжа и сам займешься Эсдейлом.
— Все верно. Я твой должник, Уиллис. Наконец хоть что-то проявилось, и я абсолютно уверен, что на этот раз мы идем по верному пути. Кого еще, по-твоему, стоило бы опросить?
— Едва ли это что-то даст, но, думаю, объекты очевидны. Гостиницы, театры, кинотеатры, пивные. Расспросить ночных патрульных. И, разумеется, портовых служащих.
Френч кивнул. По крайней мере, следующий шаг был ясен. Записав в блокнот кое-какие возникшие по ходу обсуждения идеи, он отправился к сэру Мортимеру. Помощник комиссара полностью одобрил его планы и велел этим же вечером отправляться в Фолкстон, чтобы он мог приступить к работе уже утром.