В непосредственной близости к Сэйвори жили только следующие семьи: Веджвуды, Литтлы и Макдугалы. Френч признал всех их непричастными к убийству в деле Рэдлета. А ко второму убийству они также не имеют отношения?

Некоторых членов этих семей он просто не мог подозревать. Представить себе, что какая-нибудь из этих женщин пошла на такое мерзкое преступление, как подвести невиновного под обвинение в убийстве? Немыслимо. Да и личные характеристики обеих женщин не вязались с таким подозрением. Заведомо невиновным считал он и Веджвуда. Веджвуд мог бы пойти на убийство, но только, так сказать, на приличное убийство — если убийство бывает приличным. Веджвуд был человеком того сорта, которые в былые дни выходили на дуэль с намерением убить противника, но при этом добросовестно заботились о том, чтобы тот не оказался в неравных условиях.

Если он не ошибся с этими людьми, в списке остаются только Литтл и Макдугал, но и здесь перспективы не обнадеживали.

Френч отчетливо осознавал, что слишком много думает о попытке убийцы подставить Сэйвори и слишком мало о его ненависти к Крейну. Это, впрочем, понятно — он не знал никого, кто мог бы ненавидеть Крейна. Какой бы ни была тайная жизнь романиста, у него не было открытых врагов.

И опять мучительное сознание собственного бессилия — за какую нить ни потянешь, все обрываются.

Тут ему пришло в голову, что хотя врагов Крейна он не знает, но, судя по обстоятельствам смерти, по крайней мере один у него был. Что ему мешает проверить на причастность к убийству Литтла и Макдугала? Ничто не мешает. Следовательно, отнестись к ним как к подозреваемым, это просто требование здравого смысла. Он повернулся к Картеру.

— Пока еще не поздно проверить алиби Макдугала. Если поспешить, мы застанем его еще на работе. А Литтлом можно будет заняться завтра утром.

Когда они добрались до мастерской, Макдугал как раз раскладывал инструменты по местам. Он угрюмо выслушал вопрос Френча и проворчал, что это примерно то же самое, что прямое обвинение в убийстве Крейна.

— Нет, нет, до такого обвинения как до звезды небесной, мистер Макдугал, — возразил Френч. — Помнится, я уже объяснял вам, что в таких случаях никого не подозреваю. Я ведь не только вам задаю этот вопрос.

— А, да ладно, делайте, как считаете нужным. Хотите знать, где я был в это время в четверг вечером? Ну так вот, я был там же, где и сейчас. Я ухожу с работы каждый божий день в шесть вечера, если ничто особое не задерживает. Сейчас пять минут седьмого и я уже разложил инструменты по местам, вернее, разложил бы, если бы вы не крутились вокруг с вашими вопросами. И ровно по той же причине я был бы уже на полпути к дому.

Френч улыбнулся.

— Ладно, ладно, я вас больше не задерживаю.

— А, это всегда так, когда черное дело сделано.

Френч заметил, как засветились юмором его глаза. Он знал северян и, несмотря на нарочитую грубоватость ответа, этот механик вызывал у него теплое чувство дружелюбной симпатии. Этого человека невозможно заподозрить в таком гнусном убийстве. Но ничего не поделаешь, служба есть служба. Макдугал остался наводить порядок на верстаке, а Френч с Картером поспешили в его коттедж. Дверь открыла миссис Макдугал, и Френч любезно ее поприветствовал.

— Простите, что отрываю вас от хозяйства, миссис Макдугал, но у меня только один вопрос. Я спросил мистера Макдугала, во сколько он вернулся домой в четверг вечером, и он не мог вспомнить точное время. Вы нам не поможете?

— Гм, странная вещь, что он не помнит такие вещи, — насмешливо ответила почтенная дама, — и как я минута в минуту подаю ему его чай. Он вернулся в обычное время — в пять или десять минут седьмого.

На этом Френч объявил, что совершенно удовлетворен и, улыбаясь при мысли о том, как отреагирует на его визит Макдугал, вернулся с Картером в Сент-Полс.

На следующее утро они отправились к Литтлу. Здесь их встретила Джессика Литтл.

— А, это вы, мистер Френч, — дружелюбно приветствовала она. — Зайдете? Муж, к сожалению, в Сент-Полсе, но он скоро будет, так что можете его подождать.

— Вообще-то, я ехал к нему, — ответил Френч, — но, может, вы будете так любезны и просветите меня в одном вопросе.

— Конечно, если смогу.

— Вы очень добры. Вы, наверное, уже догадались, что я, как и в прошлый раз, фиксирую график перемещений каждого, кто хоть как-то был связан с покойным мистером Крейном. Собственно, я и заехал-то, чтобы сиять его показания.

Джессику это заявление вовсе не удивило.

— Да, помню, в прошлый раз вы об этом говорили. Какое время вас интересуют?

— От шести до четверти седьмого вечера в прошлый четверг.

— Очень занятно, но это тот редкий случай, когда я могу точно ответить на такой вопрос. В четверг утром пришло письмо от одного из комитетов помощи войскам об отосланных нами готовых вещах, которые весили меньше, чем полученная нами шерсть. Я секретарь этого дела, но должна признаться, что не сильна в писании деловых писем, и когда я рассказала обо всем этом мужу, он сказал, что сам напишет, а я только подпишу. В тот вечер примерно без четверти шестого он пришел ко мне за письмом, сказав, что у него есть несколько свободных минут, и он хотел бы ответить, пока еще помнит все детали. Вернулся он примерно через полчаса с уже напечатанным ответом, так что в это время он, должно быть, работал над ним в своем кабинете.

— И на это дело могло уйти полчаса?

— Наверное. Там много всего пришлось объяснить.

— Почему вы так уверены, что это было именно в четверг вечером?

— Потому что по четвергам у нас встречи в клубе, и я старалась об этом не забыть.

— Понятно. А где были вы, когда мистер Литтл готовил письмо?

— В саду. Я только вернулась из клуба и вышла в сад отдышаться перед приготовлением ужина.

— Вы слышали, как стучит его пишущая машинка?

— Нет, конечно. Это слишком далеко.

Здесь было над чем задуматься. Поведение Джессики Литтл не оставляло сомнений в том, что все, что она рассказывает, чистая правда и что она сама в это верит. Но было в этой истории и очень уязвимое место. Если поверить во все, что она рассказала, это надежное алиби для Литтла, но можно ведь допустить, что Литтл все это хитро подстроил. Письмо он мог написать еще раньше днем, а тогда у него с 5.45 до 6.15 высвобождалось время, а потом он мог вручить жене готовое письмо.

Хотя, естественно, не было ни малейших доказательств того, что все так и было. Френч, как обычно, увяз в тине сомнений. Достоверным было только одно: на Литтла у него нет никаких улик, а потому нужно заняться другими линиями расследования.

Оставались еще Форрестер и Вейн. Причастность обоих крайне маловероятна, но нужно ведь удостовериться? Нужно!

Потребовалось совсем мало времени, чтобы очистить обоих от подозрений. И тот и другой в день смерти Крейна в шесть вечера были на своих рабочих местах, и этому были подтверждения.

Подавленный и раздраженный сверх меры, Френч раскачивался на задних ножках стула сержанта Ганди. Похоже, предстоит найти кого-то совсем новенького, кто еще никак не засветился в ходе расследования. Вот только где его искать? Неизвестно.

Даже ленч не развеял его мрачного уныния. После еды он опять вернулся в полицейский участок и погрузился в ощущение полной беспомощности. Он не мог придумать никакого выхода. Нужен был импульс жизненной энергии, а его не было. С ним случилось самое худшее, что только может грозить следователю полный провал, никаких результатов. Он вернется в Ярд покрытый позором.

Но потом, как это бывало уже не раз в его жизни, случилось некое чудо. Когда чувство безнадежности стало совсем невыносимым, вдруг забрезжил лучик неясной надежды. Он внезапно увидел пропущенное звено.

Да как же он до сих пор не заметил противоречия в показаниях, данных даже не ему и не Вэнсону, а коронеру в ходе слушаний по делу об убийстве Рэдлета?

Его охватило чувство лихорадочного возбуждения. Все это время противоречие было у него прямо перед глазами! И если бы он вовремя обратил на него внимание, весь ход расследования был бы иным. Как можно быть таким тупым, чтобы не заметить его? Восторг, порожденный открывшимися перспективами успеха, сильно умерялся сознанием своей близорукости. И все из-за природной склонности принимать факты некритически, как они есть. Слишком много легкомыслия! Слишком поверхностны все идеи! Поленился, понимаешь ли, продумать все как следует!

Опыт прежних расследований научил его тому, что нельзя жалеть времени на составление графика перемещений всех подозреваемых. Только так можно убедиться, что показания не противоречат друг другу. В этот раз все показания выглядели такими достоверными, что он не удосужился сделать это. Что ж, будет урок на будущее! Урок, впрочем, далеко не первый, а судя по неспособности ученика, вряд ли последний.

Он с новым рвением взялся за изучение досье. Все верно, вот оно! Искомое оказалось в самом начале досье. Как можно было пропустить это? Чувствуя нарастающее нетерпение и дрожь азарта, он взялся заново проверять показания.

Когда случился взрыв, Литтл был в кабинете с женой и свояченицей. Взрыв видели все трое. Литтл действовал вполне адекватно. Он выбежал в холл, позвонил сначала врачу, потом в полицию и со всех ног бросился вниз к берегу и дальше по песку к месту взрыва. Френч разложил карту и измерил расстояние — почти три четверти мили. Прикинув возраст и все прочее, получалось, что Литтл мог добраться до тела за восемь минут.

Он перевернул страницу и взялся за показания Крейна. Крейн также видел взрыв. Он в этот момент говорил по телефону и, по его же собственным словам, немедленно оборвал разговор и поспешил к месту происшествия. Его показания подтверждались показаниями других свидетелей. Мисс Эйвори подтвердила тот факт, что в момент взрыва он говорил по телефону и, не теряя времени, бросился из дома по направлению к берегу. Треглоун утверждал, что он обогнал его на приличной скорости, а доктор, полиция и Литтл заявили, что на волноломе он появился бегом и не снижал темпа, пока не добрался до самой воронки.

Френч и в этот раз измерил расстояние по карте и прикинул время. Дом Крейна был в двухстах с небольшим ярдах от места взрыва, а на такое расстояние нужно никак не больше двух-трех минут.

В деле, кроме того, были показания полицейских. Когда телефон сообщил о происшествии, служебный автомобиль был у дверей, так что Ганди и его подчиненный смогли выехать немедленно. По дороге они заскочили за доктором Петериком и уже вместе с ним прибыли на берег. На все это им хватило шести минут.

Теперь Френч сделал то самое, что ему, конечно же, следовало сделать с самого начала. Он составил график прибытия к месту трагедии:

10.10 — Убийство.

10.13 — Прибытие Крейна.

10.16 — Прибытие полиции и врача.

10.18 — Прибытие Литтла.

Сравнивая эти строки с показаниями на другой странице досье, Крейн от удовольствия потирал руки. Считая, что убийство произошло в 10.10, а полиция прибыла на место в 10.16, выходит, что Литтл и в самом деле появился там в 10.18, потому что все участники показывают, что он прибыл минуты через две после полиции. Так, с этим порядок.

Но Крейн-то был там не раньше, чем в 10.17! Опять-таки все дружно подтверждают, что он прибыл к месту убийства примерно через минуту после полицейских и за минуту до появления Литтла.

Вот где оно, противоречие! Крейн потратил семь минут там, где было за глаза достаточно трех минут!

А чем занимался Крейн в эти четыре минуты? Жизненно важные минуты, между прочим!

Пришпоренное внезапным открытием воображение Френча заработало вовсю. По меньшей мере на один вопрос теперь ответить легко.

Что, если Крейн был в сговоре с убийцей? Можно ведь представить, что убийца, скрывшись в кустах у волнолома, следил за приближением Рэдлета, замкнул электрический контакт и взорвал мину? А потом, допустим, он сразу удрал, чтобы обеспечить себе алиби, оставив в кустах провод, батарею и рубильник. Тогда бы Крейну пришлось там задержаться, обрезать провод и на скорую руку прикрыть батарею и прочее, чтобы потом уже избавиться от них, так ведь?

В идее преступного сговора кое-что еще особенно привлекало Френча возникал мотив для последующего убийства Крейна. Могло ведь быть так, что сообщники переругались или у одного возникло опасение, что Крейн его выдаст? Все это, понятное дело, только догадки, но любая догадка лучше, чем полная неопределенность, которая до сих пор окружала Френча.

Сначала Френч был в восторге от своей идеи, но чем больше он размышлял над ней, тем сомнительнее она выглядела. Все окрестности тщательно обыскали, и если бы там были спрятаны такие не слишком мелкие вещи, как провод и батарея, нашли бы, конечно, либо их, либо какие-то следы. А потом, насколько правдоподобно предположение о преступном сговоре с участием Крейна? Опять туман и неопределенность.

Тут возникла другая догадка, которая еще сильнее взволновала его.

Что, если преступление совершил Крейн, и безо всяких сообщников? Что, если провод вел не в ближние кусты, а прямо в его кабинет? Тогда он мог бы потратить четыре минуты на то, чтобы откусить конец провода и наспех смотать его.

По неким причинам Френч уже не первый раз думал о Крейне как о возможном преступнике, но до сих пор его останавливала безупречность его алиби. А ведь если представить, что провод тянулся прямо в его кабинет, тогда разговор по телефону вовсе никакое не алиби.

В пользу этой версии был солидный довод — длина телефонного провода, похищенного у отряда самообороны. Его с лихвой бы хватило от мины до дома Крейна. Это, конечно, не доказательство, но факт, провода хватило бы на вдвое большее расстояние. Да, о нехватке провода ему можно было не беспокоиться.

Идея казалась очень перспективной, но, как и прежде, по небольшом размышлении ее привлекательность сильно поблекла. Если эта версия верна, то не было путаницы с жертвой. Метили в Рэдлета, в него и попали. А какой был интерес Крейну желать смерти Рэдлета? Да к тому же, если Крейн осуществил это убийство без сообщников, кто и зачем убил Крейна? Чем больше Френч размышлял об этом, тем более загадочным и трудным представлялось ему дело.

Но одно несомненно. Если провод шел прямиком в дом Крейна, должны остаться следы. Значит, придется сделать обыск.

Уже через десять минут Френч и Картер опять стояли в кабинете Крейна перед телефонным столиком и занимались оглядыванием стен, окон и мебели. Если он прав, провод был проведен прямо в кабинет. А потому первая задача найти ввод для телефонного провода.

В самом деле, не протянул ведь он провод ни через дверь, ни через окно. Крейн выскочил из дома сразу после взрыва, и у него не было времени на то, чтобы отсоединить и спрятать провод. Значит, нужно искать скрытую проводку.

Прямиком через камень провод тоже не протянешь, должны быть какие-то сквозные отверстия. Внимательно осмотрели двери, оконные переплеты — никаких просверленных отверстий и вообще ничего. Каминная труба? Немыслимо. Чтобы завести в дом провод через каминную трубу, нужны лестницы снаружи, плюс обрушенная сажа внутри. Какие еще отверстия ведут наружу?

Френч вышел в сад. Кабинет был пристроен к дому, а потому имел три наружных стены. На фасадной, выходящей на запад стене было всего одно длинное окно, смотревшее в сад. На юг кабинет был обращен эркером с видом на море, а восточная стена, к которой изнутри примыкал камин, была глухой. Эта восточная стена была построена как продолжение также глухой стены дома, и там образовалось пространство, не просматриваемое изнутри. Это место скрыто и от посторонних глаз, потому что здесь небольшой участок Крейна огорожен живой изгородью из бирючины, за которой начинались кусты и березы. Сюда можно было заглянуть только с юга, из малопосещаемого угла сада. Крейн явно никак не использовал это место, потому что оно все заросло привольно чувствовавшими себя здесь сорняками.

Наконец Френч с чувством законной радости нашел то, что искал. Внизу глухой стены было два вентиляционных отверстия, забранных решеткой из оцинкованной стали, по одному с каждой стороны камина. Одно, стало быть, рядом с телефонным столиком.

Френч опустился на колени, чтобы осмотреть землю, и опять — удача. Раздвинув траву, он обнаружил в земле круглое отверстие примерно в дюйм диаметром. Дыра была достаточно недавняя — иначе ее бы уже затянуло землей, но и не слишком свежая — края уже осыпались и скруглились. Выглядела она так, будто устроили ее с неделю назад, как раз когда был убит Рэдлет.

Приятно было найти подтверждение того, что он на верном пути, но когда он начал с лупой осматривать металлические щели вентиляционного отверстия, то чуть не засмеялся от удовольствия. На заусенце одной из пластин он увидел небольшой клочок темно-красной хлопчатобумажной ткани, чрезвычайно похожей на оплетку провода, запрятанного вглубь волнолома! Несложно было догадаться, как он здесь оказался. Если здесь был пропущен провод, то когда его резким движением вытаскивали из вентиляционного отверстия, он должен был зацепиться за заусенец и оставить там характерный клочок оплетки.

Цель, собственно говоря, была уже достигнута, но если он прав, в кабинете можно найти кое-что еще. Он вернулся в кабинет, прикрыл дверь и принялся за поиски.

Искать пришлось недолго. Под телефонным столиком перед вентилятором одну из половиц, судя по оставленным вмятинам, поднимали чем-то вроде монтировки. На соседних половицах пыли не было, что говорило о том, что доску поднимали недавно. Белое дерево на вмятинах было густо замазано морилкой, чтобы не отличалось по цвету от пола. В конце этой половицы было аккуратно заделанное отверстие диаметром в четверть дюйма. Не влезая под телефонный столик, всего этого увидеть было нельзя. Мало того что поверху стоял столик, но именно здесь был край пушистого ковра, и идущие из окна почти горизонтальные лучи света создавали там густейшую тень, которая мешала что-либо разглядеть.

Картер принес Френчу из мастерской покойного хозяина нужный инструмент, и он не без труда поднял конец прибитой гвоздями половицы. Открылась дыра размером в три дюйма, как раз напротив заделанного отверстия в половице. Снизу к половице была привинчена шурупами квадратная дощечка дюймовой толщины и размером четыре на четыре дюйма. В ней было еще четыре отверстия от шурупов, которыми раньше что-то здесь крепилось.

Вооружившись мощным фонариком и увеличительным стеклом, Френч улегся изучать пространство под полом.

Прежде всего обнаружилось, что до вентиляционного отверстия легко дотянуться рукой. Примерно в футе от поверхности открылся бетонный пол, покрытый тончайшей серой пылью и, приблизив к нему фонарик, Френч разглядел расположенные квадратом четыре кружка диаметром в три дюйма каждый.

Картина вырисовывалась достаточно ясная. На волноломе они обнаружили одиночный провод, как и на телефонных линиях системы связи сил самообороны. Чтобы по такому проводу пошел ток, его нужно заземлить на обоих концах. А чем еще могла быть дырка в земле рядом с вентиляционным отверстием? Латунный штырь был там забит, образуя заземление для сети. А что еще могло оставить на бетонном полу четыре кружка, как от составленных квадратом бутылок? Четыре цилиндрические сухие батареи, обеспечивающие ток для подрыва электродетонатора. Вроде бы все сходилось.

Френч опять осмотрел квадратную дощечку. Похоже было, что через отверстие в четверть дюйма в комнату были протянуты два провода — от мины и от земли, и возможно, что под столом была пусковая кнопка. Но где-то эта кнопка должна крепиться? Никаких следов. Как быть? К тому же вряд ли Крейн стал бы так рисковать тем, что кто-нибудь случайно все это увидит. А при чем здесь квадратная дощечка, привинченная снизу к половице?

Глубоко задумавшийся Френч отправился в мастерскую Крейна и учинил там тщательный обыск. Мастерская располагалась в небольшой сараюшке в углу сада и радовала, должно быть, хозяйское сердце полным набором инструментов для работы по дереву и металлу. Френч помнил о замечательной электрозажигалке, которую смастерил Крейн, и понимал, что он был умелым мастером. А сейчас у него в руках были части какого-то тщательно изготовленного механизма.

Но Крейн не был настоящим квалифицированным ремесленником. Ему был свойственен порок, общий для многих любителей мастерить на дому — в мастерской царил жуткий беспорядок. Место для работы на верстаке Крейн, видимо, освобождал, сдвигая в сторону стружку, щепу, какие-то ненужные куски металла и дерева. Пол был покрыт опилками и массой непонятного назначения хлама. Ящик для мусора был набит с верхом. Многообещающий пейзаж, подумал Френч. Здесь можно найти что угодно.

И первая находка не заставила себя долго ждать. На полке обнаружились четыре сухих батареи диаметром в три дюйма, а на донышке их он рассмотрел через лупу такую же тонкую серую пыль, как та, что покрывала бетон под полом кабинета. Если дело дойдет до суда, придется все это направить на анализ в лабораторию, но сам он был твердо уверен, что батареи стояли там, на бетоне под телефонным столиком.

С любопытством осматривая содержимое мастерской, Френч искал что-нибудь с четырьмя шурупами, которые подходили бы к отверстиям в деревяшке под половицей. В течение часа он систематически осматривал все подряд. Остановиться его заставил кусок дерева, который он вытащил из хлама, наполнявшего ящик для мусора.

Размером в девять дюймов на четыре и в полдюйма толщиной, на одном конце торчат четыре не до конца вывернутых шурупа. Френч приложил их к пластине, прикрепленной к половице — идеальное совпадение!

На другом конце этой деревяшки были три отверстия, расположенные буквой V. Отверстие в центре было сквозным и имело диаметр четверть дюйма, два других были только намечены с верхней стороны и предназначались для маленьких шурупов.

Френч приложил эту деревянную пластину к той, что была под половицей. Она выступала больше чем наполовину и образовывала щель под полом глубиной чуть больше дюйма. Значит, это была своего рода полка, а двумя шурупами к ней крепилась какая-то штуковина.

Стоя посередине мастерской, Френч задумчиво оглядывал полки. Тут он углядел нечто такое, что от восторга шлепнул себя ладонями по бедрам.

На полке со всяким электрическим хламом он заметил электрический звонок, а когда снял его с полки и увидел, что кнопка там отсутствует, он понял, что проблема решена. Тут же приложив его к нижней деревяшке, он еще раз убедился, что стоит на верном пути. Все отверстия совпали: два маленьких для шурупов крепления, а сквозное в четверть дюйма для подвода проводов. А самое главное — заделанное отверстие в половице пришлось точно в то место, где должна была быть кнопка звонка.

Теперь вся сооруженная Крейном конструкция была ему ясна. Провод от мины через вентиляционное отверстие шел к звонку, крепившемуся под половицей. Второй провод от звонка шел к батарее, а оттуда через вентиляционное отверстие к воткнутому в землю пруту. Значит так. В отверстие в полу он вставил что-то вроде тонкого обломка карандаша, который снизу упирался в пружину выключателя, а сверху выступал над полом эдак на четверть дюйма. Он мог стоя у телефонного столика естественнейшим образом нажать ногой на этот карандаш, и все — есть контакт. Он мог через окно следить, как жертва приближается к гибельному месту и, разговаривая при этом по телефону, замкнуть ногой цепь и разорвать человека в клочья! А прежде чем бежать убитому на помощь, он мог вполне естественно нагнуться за чем-нибудь и вытащить этот карандаш, чтобы ничто подозрительное не торчало из доски.

Каким же редкостным ослом оказался этот человек, что не додумался уничтожить деревяшку, использованную им как подставку для звонка! Видимо, он был настолько уверен в надежности своего алиби, что утерял бдительность. Впрочем, горделиво подумал Френч, почти все преступники оставляют по оплошности какие-то следы. Нужно только уметь их находить!

Он уже собрался было уходить из мастерской, когда в куче мусора на верстаке его внимание привлек смятый обрывок бумаги. На нем оказался карандашный чертежик, в котором его заинтересовала деталь, похожая на веретенообразную ось, которая была найдена на берегу. Он разгладил листок и прямо-таки рот открыл от удивления.

Перед ним лежал схематический чертеж электромагнита, а веретено служило его сердечником. Один конец оси скользил внутри проволочной обмотки, удерживая диск в нужном положении. Другой конец шел к какому-то очень знакомому механизму, назначение которого Френч вспомнил не вдруг. Потом вспомнил — изучал, и не раз. Это был подрывной механизм ручной гранаты, взятый отдельно от самой гранаты. Пружина бойка удерживалась в сжатом состоянии другим концом веретена.

Все стало просто и понятно. Когда ток проходил через обмотку магнита, ось веретена втягивалась и освобождала пружину бойка. Боек бил по капсюлю взрыв.

Теперь он, по крайней мере, точно знает устройство этой мины! Крейн допустил еще одну изумительную оплошность. Окончательный чертеж он наверняка уничтожил, а вот о наброске позабыл!

Френч был более чем удовлетворен сегодняшними находками. Оставив Картера сторожить, он вернулся в полицейский участок и организовал посылку в дом Крейна каменщика и плотника — выдолбить и заменить вентиляционную решетку и выпилить кусок половицы и заменить его другой доской. Старая вентиляционная решетка и кусок половицы потребуются в суде в качестве вещественных доказательств. После чего он уселся и, расслабившись, задумался над дальнейшим ходом следствия.