Глава 9

Мсье шеф полиции

На следующее утро ровно в 9.00 «Континентальный экспресс» медленно отошел от платформы пассажирского вокзала Чаринг-Кросс, увозя инспектора Бернли, занявшего место в углу купе первого класса для курящих. Хорошая погода нескольких предыдущих дней не продержалась долго, и небо затянули сплошные облака, обещая дожди. Когда поезд пересекал реку, ее воды показались темными и неприветливыми, а дома на южном берегу, не подсвеченные солнцем, снова приобрели свой обычный скучный и обшарпанный вид. С юго-востока задувал пока лишь легкий ветерок, и Бернли, плохо переносивший плавание по волнам, надеялся, что ветер в Дувре окажется ненамного сильнее. Он закурил одну из своих крепких ароматных сигар и в задумчивости попыхивал ею, пока экспресс, постепенно набирая скорость, преодолевал необычайно запутанное переплетение железнодорожных путей к югу от Лондонского моста.

Бернли был доволен возможностью отправиться в командировку. Ему нравился Париж, а он не был там уже четыре года. Ровно столько прошло с нашумевшего дела Марсей, убийства, которое привлекло много внимания публики в обеих странах. Мсье Лефарж – жизнерадостный французский сыщик, с кем он тогда работал, стал в полном смысле слова другом, и Бернли надеялся на новую встречу с ним.

Поезд достиг окраины города, и поля начали мелькать по сторонам все чаще, сменив кварталы небольших коттеджей, долго тянувшихся вдоль насыпи всего несколько минут назад. Он еще некоторое время смотрел в окно на пролетавшие мимо пейзажи, а потом с легким вздохом переключился на разбор своего дела подобно тому, как адвокат готовится к выступлению в зале суда.

Прежде всего ему следовало четко определить основную цель предпринятого вояжа. Он должен установить, кем была убитая женщина, если ее все-таки убили, в чем, правда, почти не приходилось сомневаться. Предстояло найти убийцу, арестовать его на основании неопровержимых улик и выяснить обстоятельства этого невероятного трюка с бочкой.

Затем Бернли перешел к уже имевшимся данным, для начала обратившись к судебно-медицинскому отчету, который он до этого момента не имел возможности подробно прочитать. На первой странице он обнаружил краткий анализ состояния мистера Феликса. Этот несчастный оказался повергнут в столь глубокий шок, что сама его жизнь была в серьезной опасности.

Впрочем, об этом инспектор был осведомлен, поскольку к семи утра пришел в больничную палату, надеясь услышать показания Феликса, но обнаружил того все еще без сознания и в бреду. Таким образом, личность погибшей женщины в точности установить не удалось. Бернли приходилось рассчитывать, что он справится с этой задачей своими силами.

Затем в отчете патологоанатома речь шла о трупе. Женщине было примерно двадцать пять лет, рост пять футов и семь дюймов при отменном телосложении. Весила она при жизни около восьми стоунов. Волосы темные, длинные и очень густые, изящно очерченные брови, длинные ресницы. Рот небольшой, без особых примет. Нос немного вздернутый. Лицо почти правильной овальной формы. Лоб широкий, но не слишком высокий. Кожа на лице чистая, хотя достаточно смуглая. Какие-либо родимые пятна или шрамы на теле не обнаружены.

При столь детальном описании, подумал Бернли, идентифицировать ее окажется достаточно легко.

Далее в отчете он прочитал:

«Вокруг шеи отчетливо видны десять пятен, представляющих собой, по всей вероятности, следы от пальцев. Восемь из них приходятся на заднюю сторону шеи и не имеют слишком выраженного характера. Основные два находятся на горле близко друг к другу по обе стороны от трахеи. В этих местах кожа повреждена заметно сильнее и успела почернеть, поскольку приложенное здесь усилие было, видимо, очень мощным.

Представляется очевидным, что следы оставил человек, стоявший перед женщиной и сдавливавший ей горло обеими руками, причем большие пальцы размещались ближе к гортани, а остальные упирались в шею. Если судить по физической силе, необходимой, чтобы оставить столь крупные синяки, можно прийти к выводу, что душителем являлся, скорее всего, мужчина.

Вскрытие показало отсутствие повреждений внутренних органов и не подтвердило вероятности применения какого-либо отравляющего вещества, способного послужить альтернативной причиной смерти. Нижеподписавшийся медицинский эксперт пришел к однозначному заключению: «Женщину умертвили путем удушения. Все признаки указывают на то, что преступление было совершено примерно неделю назад или несколько ранее».

По крайней мере, здесь все ясно, усмехнулся Бернли. Посмотрим, чем еще мы располагаем.

В предложенных ему документах содержался предполагаемый психологический портрет и вероятное жизнеописание покойной женщины. Она почти наверняка была хорошо обеспечена или даже богата. Воспитывалась, несомненно, в семье, принадлежавшей к высшим слоям общества. Ее руки и особенно пальцы свидетельствовали о какой-то культурной сфере деятельности: об интенсивных занятиях музыкой или, быть может, живописью.

Обручальное кольцо на правой руке указывало на статус замужней дамы, как и на постоянное жительство во Франции. «Разумеется, наш шеф прав, – подумал Бернли. – Подобная светская женщина не могла бесследно исчезнуть, чтобы об этом не узнала французская полиция. Нужно лишь встретиться с коллегами, и я быстро закрою дело».

Однако если выяснится, что им ничего не известно, – как быть тогда?

Но ведь имелось первоначальное письмо, адресованное Феликсу. Подписавший его мсье Ле Готье – если таковой вообще существовал – мог дать важную информацию. Наверняка что-то знали официанты из кафе «Золотое руно». И пишущая машинка с дефектами шрифта тоже не иголка в стоге сена, чтобы оказалось невозможным ее разыскать.

Одежда, в которой был обнаружен труп, давала другую нить для расследования. Опрос в модных парижских магазинах тоже был важным для сбора необходимых данных. А если не одежда, то ювелирные украшения: кольца и заколка с бриллиантом уж точно станут зацепкой для сыщика.

Имелась и сама бочка. Поскольку она была изготовлена по особому заказу, то уж точно использовалась в очень специфических и ограниченных целях. Обращение в компанию, изготовившую ее и чьим фирменным клеймом пометили тару, не могло оказаться совершенно бесполезным.

А если все это ни к чему не приведет, всегда существовала возможность дать объявление. Тщательно продуманное обещание вознаграждения за информацию о личности покойной наверняка принесет результаты. Бернли считал, что у него нет недостатка в зацепках. Сколько запутанных дел в прошлом он раскрыл, имея куда как меньше вариантов для ведения следствия!

Он продолжал прокручивать детали дела в голове неторопливо и рассудительно, когда поезд внезапно нырнул в длинный туннель и заскрежетал тормозами, что возвещало прибытие на вокзал в Дувре.

Паромная переправа прошла при полном штиле – спокойно и без происшествий. Еще до того, как они пришвартовались между двумя главными пирсами пассажирской гавани Кале, снова блеснуло солнце, облака заметно поредели, а у горизонта виднелось совершенно ясное небо.

Затем быстрая поездка до Парижа с остановкой только в Амьене, и ровно в 17.45 пассажирский состав прибыл под гулкие своды Северного вокзала. Поймав такси, инспектор отправился в небольшой частный отель на рю Кастильон, где привык останавливаться. Забронировав номер, он сел в то же такси и поехал в Сюрте – парижский эквивалент Скотленд-Ярда.

Бернли попросил о встрече с мсье Шове, передав свое рекомендательное письмо. Начальник оказался на месте, не был занят ничем важным, и после задержки в несколько минут инспектора проводили в его кабинет.

Мсье Шове оказался пожилым мужчиной невысокого роста с темной бородкой клинышком, носившим очки в позолоченной оправе и обладавшим на редкость вежливыми манерами.

– Присаживайтесь, мистер Бернли, – пригласил он на прекрасном английском языке после того, как они обменялись рукопожатиями. – Если не ошибаюсь, то я уже имел удовольствие сотрудничать с вами прежде, верно?

Бернли напомнил ему о расследовании дела Марсей.

– А, ну конечно! Теперь припоминаю. И сейчас вы привезли нам загадку такого же рода, не правда ли?

– Да, сэр, но только еще более таинственную и головоломную, хотя я исполнен надежды, что есть достаточно информации для оперативного раскрытия дела.

– Отлично! Мне остается надеяться вместе с вами. Пожалуйста, для начала кратко опишите мне обстоятельства, а потом я, быть может, задам вам вопросы, чтобы получить более детальную картину.

Бернли охотно выполнил просьбу и дюжиной фраз объяснил суть проблемы.

– Что ж, дело действительно незаурядное, – сказал шеф. – Дайте мне подумать, кого можно выделить вам в помощь. Дюпон, вероятно, подошел бы лучше всех, но он сейчас занят крупным ограблением в Шартре. – Шове быстро пробежал пальцами по своей картотеке. – В данное время свободны Камбон, Лефарж и Бонта. Все они – очень опытные сотрудники.

Он потянулся к телефону.

– Простите, сэр, – сказал Бернли. – Я отнюдь не желал бы лезть не в свое дело или влиять на ваш выбор, но мне доводилось раньше успешно работать с мсье Лефаржем по делу Марсей, и если для вас это не существенно, то предпочел бы снова составить пару именно с ним.

– Могу только приветствовать такое желание, мсье, поскольку, судя по вашему тону, вам действительно пришелся по душе мой детектив.

Он снял трубку телефона внутренней связи, нажав одну из многочисленных кнопок на его подставке.

– Попросите мсье Лефаржа явиться ко мне незамедлительно.

Казалось, прошло всего несколько секунд, и в кабинет вошел высокий, гладко выбритый и больше похожий на англичанина, чем на француза, мужчина.

– А, вот и вы, Лефарж, – произнес шеф. – Вас ожидает приятная встреча со старым другом.

Сыщики тепло приветствовали друг друга и обменялись рукопожатиями.

– Наш английский коллега решил озадачить нас еще одним загадочным убийством, причем случай представляется мне крайне интересным. А теперь, мистер Бернли, самое время выслушать подробное изложение вашей истории.

Инспектор кивнул и начал с того эпизода, когда клерка пароходства Тома Броутона отправили в гавань для проверки груза вина, прибывшего из Руана. Описал последовавшие за этим странные события: обнаружение необычной бочки, возникшие подозрения, подделанную записку, похищение бочки, хитрость, к которой прибегли, чтобы избавиться от Харкнесса, обнаружение бочки и ее повторное исчезновение, возвращение, вскрытие, зловещее содержимое. Завершил он свой отчет перечислением имевшихся данных, которые указывали на необходимость продолжить расследование во Франции. Двое коллег слушали его с напряженным вниманием, ни разу не перебив. Когда же он закончил, они погрузились в задумчивое молчание.

– Один момент мне не до конца ясен, мистер Бернли, – сказал шеф после долгой паузы. – Вы кажетесь вполне уверенным в том, что убитая женщина была парижанкой. Но откуда такая несокрушимая убежденность?

– Бочка прибыла из Парижа. Это подтверждают сопроводительные документы, которые я вам покажу. Далее. Есть письмо, написанное, по словам Феликса, парижанином по фамилии Ле Готье, и оно, как и прикрепленная к трупу записка, отпечатано на бумаге французского производства. Кроме того, на бочке значилось название парижской фирмы.

– Все это не кажется мне исчерпывающим и неопровержимым. Да, бочка, видимо, прибыла в Лондон из Парижа, но разве не мог Париж стать только пунктом гораздо более сложного маршрута? Откуда нам, например, знать, что груз не был отправлен первоначально из того же Лондона, Брюсселя или Берлина транзитом через Париж, чтобы сбить нас со следа? Если говорить о письме, то, насколько я понял, вы не видели конверта. Посему его нельзя принять как улику. Французская бумага? Но вы же сами подтвердили, что Феликс часто наведывался во Францию, а значит, мог добыть такую бумагу сам. Сопроводительная бирка была использована старая со вписанным новым адресом. Ее вполне могли снять с какого-то совершенно другого груза и прикрепить к бочке, не так ли?

– Да, должен признать, что улики выглядят косвенными, хотя на один из ваших вопросов могу ответить сразу: переадресовка бочки в Париже не могла быть осуществлена без соблюдения определенных формальностей. Как бы то ни было, но и моему шефу, и мне самому показалось, что именно Париж должен стать местом начала расследования.

– Вы неправильно меня поняли, мсье. Я совершенно с вами согласен. Мне лишь хотелось отметить, что окончательную разгадку таинственного дела и решающие доказательства вам не обязательно удастся обнаружить именно здесь.

– Боюсь, вы можете оказаться правы.

– Но это не значит, что нам не пора приступать к работе. Как вы и предложили, для начала нам следует удостовериться, что никто из пропавших без вести, подходящий под описание убитой женщины, не значится у нас в списках. Ваш врач заключил, что она была убита неделю назад или даже раньше, но, как я считаю, нам не следует сужать временные рамки запроса. Ее могли похитить и долго держать в заложницах до того, как она была умерщвлена. По моему мнению, такое не слишком вероятно, но все же не исключено.

Он снял трубку телефона, нажав на другую кнопку.

– Принесите мне список людей, значащихся в розыске в парижском регионе за последние четыре недели, или нет… – Он сделал паузу, посмотрев на двух сыщиков: – Мне нужны такие списки, охватывающие всю территорию Франции за тот же период.

Очень скоро в кабинет вошел клерк с пачкой бумаг.

– Вот список пропавших без вести за март, мсье, – сказал он. – А здесь указаны те, кто пропал с апреля по настоящее время. Мы не делали специальной подборки за последние четыре недели, но займемся этим сразу же, если вы прикажете.

– Нет, не надо. Этого вполне достаточно.

Шеф просмотрел документы.

– В прошлом месяце, – сказал он после небольшой паузы, – пропали семь человек, из которых шесть были женского пола и только четверо жили непосредственно в Париже или поблизости. В нынешнем месяце пропавшими значатся две особы, проживавшие в Париже. Таким образом, мы имеем шестерых женщин, исчезнувших в парижском регионе за пять недель. Теперь изучим некоторые подробности, – он провел пальцем по колонке с фамилиями и другими данными. – Сюзанна Леметр, семнадцать лет. В последний раз ее видели… Нет, это не может быть она. Люсиль Марке, двадцать лет – эта нам тоже не подходит. Так, что еще мы имеем? Мари Лашез. Тридцать четыре года, рост 172 сантиметра (то есть примерно пять футов и восемь дюймов, если пользоваться английской системой мер). Темные волосы и глаза. Цвет лица светлый. Жена мсье Анри Лашеза, адвоката, проживающего в районе бульвара Араго, на рю Тинке в доме номер 41. Вышла за покупками двадцать девятого числа прошлого месяца – примерно десять дней назад – около трех часов пополудни. С тех пор о ней нет никаких сведений. Нам следует взять этот случай на заметку.

Мсье Лефарж последовал совету и сделал запись в блокноте. Затем впервые заговорил сам.

– Мы, разумеется, приложим все усилия к ее розыску, шеф, но я бы не стал связывать с этим случаем особых надежд на успех. Если женщина решила пройтись по магазинам, она едва ли надела на себя вечернее платье, в какое был облачен труп.

– Кроме того, – добавил Бернли, – у нас есть все основания полагать, что погибшую звали Аннеттой, а ее фамилия начиналась с буквы Б.

– По всей видимости, вы оба правы. Но я бы все же проверил даже сомнительные варианты.

Шеф отодвинул пачку бумаг в сторону и посмотрел на Бернли.

– Других случаев пропажи подходящих под описание людей мы не имеем, эти документы также не содержат никаких полезных для следствия сведений. А потому, боюсь, что нам придется опираться только на уже имеющуюся информацию. Давайте же продумаем стратегию. С чего нам начать?

Он замолчал ненадолго, а потом сам же ответил на поставленный вопрос:

– Думаю, мы могли бы начать с уточнения той части показаний Феликса, которую вы, мистер Бернли, пока не имели возможности подвергнуть проверке. Для этого нам необходимо побеседовать с мсье Ле Готье и выяснить, на самом ли деле он стал автором пресловутого письма. Если он признает сей факт, мы продвинемся на шаг вперед, если же нет, то нам придется установить, насколько соответствует действительности история с лотереей и заключенным пари, имел ли на самом деле место разговор, описанный Феликсом. Далее нужно выяснить, кто присутствовал при разговоре или мог подслушать его, получив таким путем необходимую информацию для написания письма. Если же и тут не добьемся ожидаемых результатов, нам останется внимательно присмотреться к личности каждого, кто был посвящен в суть дела, и постараться найти нужного нам человека методом исключения. Частью расследования непременно станут поиски использованной пишущей машинки, а она, по мнению мистера Бернли, может быть без труда идентифицирована. Одновременно, как представляется очевидным, нам необходимо определить происхождение одежды и бочки. Как вам, джентльмены, такая программа действий?

– Не думаю, сэр, что мы смогли бы предложить лучший план, – ответил Бернли, поскольку взгляд шефа был устремлен на него, а Лефарж только кивнул в знак одобрения.

– Очень хорошо. Тогда вместе с Лефаржем завтра же займитесь письмом. Организуйте свою работу так, как сочтете необходимым, но держите меня в курсе событий. Однако вернемся к проблеме одежды. Покажите, что у вас имеется.

Бернли разложил вещи, снятые с мертвой женщины, включая драгоценности, на столе перед шефом парижской полиции. Несколько минут тот разглядывал все в полном молчании.

– Лучше будет разделить предметы на три отдельных категории, – посоветовал он после продолжительной паузы. – Платье, нижнее белье и побрякушки. Нам потребуются три человека, чтобы проработать вопрос основательно.

Он снова сверился с картотекой и взялся за телефон.

– Пришлите ко мне мадам Фюмье, а также мадемуазель Лекок и мадемуазель Блез.

Трех очень стильно одетых женщин долго ждать не пришлось. Шеф познакомил их с Бернли и коротко посвятил в суть дела.

– Чего я хочу от вас, милые дамы, – сказал он потом. – Каждая возьмет что-то из этих трех фрагментов гардероба и украшений с целью определить личность покупателя или покупательницы. Их качество и модели подскажут вам, в каких именно магазинах наводить справки. Принимайтесь за дело завтра с утра и находитесь на постоянной связи с нашим главным офисом.

Когда женщины удалились с порученными их заботам вещами, шеф вновь обратился к Бернли:

– Приступая к подобным расследованиям, я привык требовать ежевечернего отчета о достигнутых за день результатах. Вероятно, вам и Лефаржу будет лучше вновь явиться сюда завтра к девяти часам вечера, чтобы мы продолжили обсуждение. А поскольку уже восемь, вы едва ли успеете что-то предпринять сегодня. Вы, мистер Бернли, наверняка нуждаетесь в отдыхе после долгой поездки, а потому отправляйтесь к себе в отель. На этом позвольте пожелать вам доброй ночи, господа.

Сыщики раскланялись и вышли. Затем, оказавшись одни в коридоре, после обмена еще более теплыми приветствиями и взаимными воспоминаниями Лефарж спросил:

– Ты действительно так сильно устал? Не хочешь хотя бы что-то сделать, не откладывая на завтра?

– Хочу, разумеется. В чем конкретно состоит твое предложение?

– А вот в чем. Сначала мы отправимся на бульвар Бульмиш и поужинаем у Жюля. Это по пути к дому, адрес которого сообщил нам шеф. Значит, потом мы без особых хлопот посетим его и удостоверимся, может ли тело, найденное тобой в бочке, принадлежать мадам Мари Лашез.

Они неспешно перешли через мост Сен-Мишель, пересекли набережную Сены и оказались на бульваре. Когда Бернли находился в Лондоне, он в любой момент готов был поклясться, что в мире нет города лучше. Однако стоило ему попасть в Париж, как от той уверенности не оставалось и следа. Боже, до чего же он был рад вернуться сюда! И как ему повезло вновь повстречать своего проверенного друга Лефаржа! Он предчувствовал, что перерывы между делами – пусть самые краткие – смогут теперь доставить ему особое удовольствие.

Они очень вкусно и недорого поужинали, засидевшись за кофе с коньяком и сигарами до девяти часов. Затем Лефарж, взглянув на часы, напомнил, что им пора идти.

– Не стоит являться в гости к незнакомым людям слишком поздно, – сказал он. – Не возражаешь, если пойдем сейчас же?

Они поймали такси, а затем, оставив Люксембургский сад слева, быстро проехали около мили до бульвара Араго. Мсье Лашез согласился встретиться с ними немедленно. Они объяснили печальную цель своего визита и показали фотографию тела. Адвокат порывисто вцепился в нее и поднес ближе к свету, внимательно всмотревшись. Через какое-то время вернул снимок со вздохом явного облегчения.

– Хвала Всевышнему, – произнес он. – Это не моя жена.

– Та женщина была облачена в светло-розовое вечернее платье, на руках носила несколько колец с драгоценными камнями, а в волосах – заколку с бриллиантом.

– Говорю же, она нисколько не похожа на Мари. У моей жены никогда не было розовых платьев, как и бриллиантовых заколок для волос. Более того, она покинула дом в простом уличном наряде, а все вечерние туалеты по-прежнему висят в платяном шкафу.

– Вы исчерпывающе ответили на наши вопросы, – сказал Лефарж, и они, рассыпавшись в благодарностях и пожеланиях спокойной ночи хозяину, покинули его жилище.

– Я знал, что мы потратим время впустую, – произнес разочарованный Лефарж. – Но необходимо исполнять любые указания начальника.

– Само собой. И вообще – никогда и ничего нельзя предсказать заранее. Послушай, старина, вот теперь я чувствую настоящую усталость, и мне хотелось бы отправиться в отель, чтобы набраться сил на завтра.

– Никаких проблем. Поступай так, как считаешь нужным. Давай пройдемся до конца бульвара, а там спустимся в метро на авеню д’Орлеан.

Они добрались до «Шатле» – пересадочной станции для обоих, откуда инспектор сел в поезд до «Конкорд», а Лефарж поехал в противоположную сторону к своему дому близь площади Бастилии.

 

Глава 10

Кто же написал письмо?

На следующее утро ровно в десять часов Лефарж зашел за Бернли в отель на рю Кастильон.

– Теперь отправимся на поиски мсье Альфонса Ле Готье, виноторговца, – сказал французский сыщик, когда они ловили такси.

Путь до рю Валлорб оказался совсем коротким. Они сразу же узнали, что господин, который был им нужен, является не вымышленным персонажем, а реальным человеком из плоти и крови. Он занимал квартиру на втором этаже большого углового дома, просторный холл и его элегантная обстановка указывали, что владелец апартаментов был человеком культурным и материально обеспеченным. Впрочем, консьерж сказал, что мсье Ле Готье отправился к себе в контору на улицу Генриха Четвертого, и приятелям не оставалось ничего, кроме как последовать вслед за ним.

Это был мужчина лет тридцати пяти, черноволосый, черты его бледного лица напоминали хищную птицу, что дополнялось чуть нервной и настороженной манерой держать себя.

– Мы пришли к вам, мсье, – объяснил Лефарж, когда детективы представились, – исполняя приказ шефа Сюрте, чтобы попросить вашей помощи в проводимом расследовании. Мы наводим справки о джентльмене, которого вы, возможно, знаете. О некоем мистере Леоне Феликсе, постоянно проживающем в Лондоне.

– О Леоне Феликсе? Конечно же, я с ним знаком. И что же он умудрился натворить, чтобы привлечь внимание полиции?

– Ничего противозаконного, мсье, – с улыбкой заверил Лефарж, – или, по крайней мере, у нас есть основания так думать. Но, к несчастью для него, в процессе расследования другого дела вскрылась необходимость проверить некоторые из сделанных им заявлений и убедиться в их соответствии действительности. Именно в этом, как мы предполагаем, вы и способны оказать нам содействие.

– Едва ли я смогу многое сообщить вам о нем, но постараюсь ответить на любые вопросы.

– Благодарю вас за готовность сотрудничать с нами, мсье Ле Готье. Тогда перейдем к делу, чтобы не растрачивать понапрасну вашего времени. Однако начать придется с самого простого. Когда вы в последний раз виделись с мистером Феликсом?

– Мне очень просто ответить на этот вопрос, поскольку у меня была особая причина запомнить дату и даже пометить ее. – Он открыл небольшую записную книжку с календарем. – Мы встречались с ним в воскресенье четырнадцатого марта. То есть в следующее воскресенье будет ровно четыре недели со времени нашей встречи.

– Какова же особая причина, упомянутая вами?

– В тот день мы с мистером Феликсом решили совместно приобрести билеты государственной лотереи. Он передал мне пятьсот франков в качестве своей доли. Я добавил еще пятьсот франков, чтобы осуществить задуманное. Естественно, что все подобные расходы я заношу в записную книжку.

– Не могли бы вы рассказать, при каких обстоятельствах вами было принято такое примечательное решение?

– Разумеется. Это стало результатом совершенно праздного поначалу разговора о системе государственных лотерей во Франции. Мы сидели с группой общих знакомых в кафе «Золотое руно» на рю Руаяль, когда эта тема стала предметом нашей беседы. Возникли споры, и чтобы положить им конец, я заявил о своей готовности попытать счастья. Потом спросил у Феликса, не пожелает ли он присоединиться ко мне, на что получил его согласие.

– И вы приобрели билеты?

– Приобрел. Написал письмо с заказом на них тем же вечером, приложив чек.

– Надо полагать, все обернулось успешно?

Мсье Ле Готье улыбнулся.

– Я пока ничего не могу вам сообщить об этом. Розыгрыш состоится только в четверг на будущей неделе.

– В следующий четверг?! Тогда мне остается лишь пожелать вам успеха. Вы писали мистеру Феликсу, что осуществили задуманное?

– Нет. Я посчитал это само собой разумеющимся.

– То есть вы никоим образом не связывались с Феликсом со времени той встречи в кафе более трех недель назад?

– Именно так.

– Понятно. Перейдем к другому вопросу, мсье Ле Готье. Вы знакомы с мсье Дюмарше, биржевым маклером, у которого офис на бульваре Пуассонье?

– А то как же! И, между прочим, он тоже присутствовал при нашей беседе о системе розыгрышей лотерей.

– После этой беседы вы заключили с ним некое пари?

– Пари? – Ле Готье резко вскинул голову. – Не понимаю, о чем вы. Я не заключал никаких пари.

– Разве вы не помните, как обсуждали с Дюмарше хитроумные уловки, которые преступники пускают в ход, чтобы обмануть полицию?

– Нет, не припоминаю ничего подобного.

– То есть вы готовы утверждать, что разговор на эту тему между вами не происходил?

– Именно это я и утверждаю. А теперь мне очень хотелось бы выяснить причину возникновения подобных вопросов ко мне.

– Сожалею, мсье, если они причиняют вам беспокойство, и спешу заверить, что вопросы отнюдь не праздные. Дело крайне серьезное, хотя я не вправе сейчас исчерпывающе объяснить его суть. Но если вы по-прежнему готовы оказывать нам содействие, мне необходимо спросить вас еще кое о чем. Например, мне необходимо узнать имена всех, кто присутствовал в «Золотом руне» при вашей дискуссии о лотереях. Вы можете их назвать?

Мсье Ле Готье надолго замолчал, а потом сказал:

– Не думаю, что сумею в полной мере удовлетворить ваше любопытство. Поймите, там собралась достаточно большая группа людей. Кроме Феликса, Дюмарше и себя самого, могу припомнить мсье Анри Бриана и мсье Анри Буассона. Были и другие, но я уже забыл, кто именно.

– Например, мсье Добиньи. Он сидел за вашим столом?

– Верно. О нем я как раз запамятовал. Да, Добиньи присутствовал при разговоре.

– А Жак Роже?

– Не могу точно сказать. – Мсье Ле Готье снова овладели сомнения. – Полагаю, он там был, но не уверен на сто процентов.

– Вы можете продиктовать нам адреса упомянутых джентльменов?

– Только некоторых. Дюмарше живет в пяти домах от меня на рю де Валлорб. У мсье Бриана квартира ближе к концу рю Вашингтон, где она вливается в Елисейские Поля. Адреса остальных не вспомню сразу, но могу помочь найти их в справочнике.

– Большое спасибо. А теперь позвольте вернуться ненадолго к одному из первых вопросов. Вы дали понять, что не писали мистеру Феликсу писем по поводу лотереи, так?

– Да. По-моему, я ответил вполне определенно.

– Но мистер Феликс утверждает обратное. Он заявляет, что получил письмо от вас, датированное четвергом первого апреля, то есть его отправили ровно неделю назад.

Мсье Ле Готье удивленно посмотрел на сыщика.

– Что означают ваши слова? Феликс говорит, будто он получил письмо от меня? Но здесь какая-то ошибка, поскольку я ему не писал.

– И тем не менее он даже показал нам письмо.

– Это невозможно, мсье. Он не мог показать вам того, что не существует. Какое бы письмо он вам ни показал, оно было не от меня. Хотелось бы взглянуть на него. Оно у вас с собой?

Вместо ответа Лефарж протянул ему листок, переданный Бернли мистером Феликсом во время полуночного разговора в поместье «Сен-Мало». По мере того как Ле Готье вчитывался в печатные строки, выражение недоумения на его лице становилось все более заметным.

– Невероятно! – воскликнул он. – Вот ведь загадка! Я не писал этого письма, не отправлял его и даже не подозревал о нем. Оно не просто фальсифицировано. Здесь все – выдумки. Нет ни слова правды в изложенной истории о пари и бочке от начала до конца. Вы просто обязаны рассказать мне больше. Откуда у вас это письмо?

– От самого мистера Феликса. Он передал его присутствующему здесь мистеру Бернли, заявив, что оно от вас.

– Во имя всего святого! – Мужчина вскочил и начал мерить комнату шагами из угла в угол. – Ничего не понимаю. Феликс – порядочный человек. Он не стал бы утверждать, что письмо от меня, не будь сам убежден в этом. Но откуда у него такая уверенность? Все это совершенно абсурдно. – Ле Готье остановился, немного подумал и продолжил: – Вы говорите, мсье, что Феликс считает письмо моим. Но как он может это знать? Здесь нет ни строчки, написанной от руки. Отсутствует даже подпись. Он должен понимать, что такое письмо мог напечатать кто угодно, поставив внизу мое имя. И потом, неужели Феликс поверил в мою способность нагромоздить столько лжи?

– В том-то и загвоздка, – заметил Лефарж. – Здесь далеко не все так лживо, как вам кажется. По вашим собственным словам, разговор о лотереях и совместное с Феликсом решение купить билеты – это правда.

– Да, но только малая часть. А все остальное – о мнимом пари, странной затее с бочкой – сплошная ложь.

– Боюсь, относительно бочки вы ошибаетесь, мсье. Бочка действительно прибыла по указанному в письме адресу и в упомянутый день.

Молодой виноторговец вновь изумленно вскрикнул.

– Бочка была ему прислана? – переспросил он. – Значит, она вполне реальна? – Он взял паузу. – Нет, как ни стараюсь, не могу ничего понять. Хочу лишь повторить, что не писал подобного письма и не имею ни малейшего понятия обо всей этой истории.

– Должен согласиться с вами, мсье. Любой мог напечатать письмо и отправить от вашего имени. Но вы должны принять во внимание другой очевидный аспект дела. Только человек, посвященный в ваши планы относительно лотереи, был способен сфальсифицировать послание. Вы утверждаете, что не писали письма, и мы готовы принять на веру ваши слова. Но вынуждены снова вернуться к поставленному вопросу: кто еще располагал необходимой информацией?

– Мой ответ прежний. Каждый из тех, кто присутствовал при разговоре в «Золотом руне».

– Совершенно верно. Теперь вы понимаете, насколько важно получить полный список этих людей?

Ле Готье снова зашагал по комнате, но уже размеренно и неторопливо, погруженный в глубокие размышления.

– А знаете, я не совсем понимаю, – признался он, вдруг замерев на месте. – Предположим, все в письме правда. Допустим это, чтобы облегчить задачу. Даже если бы я написал письмо, что с того? Каким образом оно заинтересовало полицию? Я не вижу здесь никаких нарушений закона.

Лефарж улыбнулся.

– Не видите? Но это же очевидно. Рассмотрите факты еще раз. В Лондон пароходом компании «ОКП» прибывает бочка, адресованная мистеру Феликсу. Запрос показывает, что по указанному адресу данный человек не числится. Далее. На бочке отчетливо начертано ее содержимое: «Скульптура». Но обследование выявляет в ней вовсе не произведения изобразительного искусства, а деньги. Точнее – соверены. Затем появляется некто, назвавшийся Феликсом, утверждающий, что живет по фальшивому адресу – первая ложь; что он ожидал прибытия именно с этим пароходом бочки со скульптурой – вторая ложь, и указывает на эту самую бочку. Представители пароходства, у которых возникают обоснованные сомнения, отказываются немедленно выдать груз, но Феликс обманным путем все же завладевает бочкой, доставляя ее по совершенно другому адресу. При допросе следователем полиции он предъявляет это письмо в качестве оправдания своих странных действий. Так почему же вас удивляет наш интерес и желание выяснить, кто был автором письма и насколько его содержание соответствует действительности?

– Да, теперь я вижу, насколько все резонно. Я просто не мог представить последовательности развития событий. Но вынужден повторить: мне ничего не известно об этом совершенно необычном деле.

– Это в самом деле странно. Скажите, мсье Ле Готье, у вас когда-либо случались ссоры с мистером Феликсом? Вы можете предположить, что он затаил на вас подлинную или воображаемую им обиду?

– Ничего подобного между нами не было.

– Вы никогда не давали ему повода – может, сами того не сознавая, – завидовать себе?

– Никогда. Но почему вы задаете такие вопросы?

– Мне пришло в голову, что он мог сыграть с вами злую шутку, а письмо напечатал сам.

– Нет, уверен, такое невозможно. Феликс – честный и, как я уже говорил, глубоко порядочный человек. Он не стал бы делать ничего подобного.

– Тогда прикиньте, нет ли у вас на примете кого-то еще, кому доставило бы удовольствие причинить вам неприятности? Взять хотя бы ту компанию, что присутствовала при разговоре о лотерее. Или любого другого человека.

– Не могу себе даже представить никого, способного на такое.

– Еще один вопрос, мсье, и мы закончим. Вы когда-нибудь брали у мистера Феликса в долг пятьдесят фунтов стерлингов или эквивалентную сумму во французских франках?

– Я ни разу вообще не одалживал у него денег.

– Тогда не припомните ли кого-либо, кто мог попросить его о ссуде?

– Нет, не припоминаю, мсье.

– В таком случае позвольте принести вам наши извинения за причиненное беспокойство и поблагодарить за терпение и вдумчивость при ответах на вопросы. – Лефарж бросил быстрый взгляд в сторону Бернли. – Однако вынужден предупредить. Если нам вновь понадобится, то, с вашего дозволения, мы попросим присоединиться к нам мсье Дюмарше, чтобы обсудить дело совместно с ним.

– Превосходная идея! Непременно поступите так в случае необходимости.

Коллеги ранее уже обсудили вероятность того, что Ле Готье станет отрицать заключение пари с мсье Дюмарше. В таком случае им станет важно допросить Дюмарше раньше, чем виноторговец сумеет связаться с ним. А потому Лефарж оставил Бернли в компании Ле Готье, а сам поспешил, чтобы потолковать с его соседом.

Не успел детектив добраться до двери конторы биржевого маклера на бульваре Пуассонье, как она распахнулась, и на пороге появился средних лет джентльмен с длинной светло-русой бородой.

– Простите, вы мсье Дюмарше? – спросил Лефарж.

– Он самый. Вы хотели меня видеть?

Полицейский представился и коротко изложил суть дела, для выяснения обстоятельств которого нанес свой визит.

– Тогда нам лучше зайти внутрь, – пригласил собеседник. – У меня назначена встреча в другой части Парижа, но, думаю, смогу уделить вам минут десять.

Он провел гостя в свои апартаменты и жестом указал на кресло.

– Меня интересует главным образом ваше пари, мсье, – начал Лефарж. – Испытуемый не справился с задачей, но полиции необходимо установить, действительно ли бочка была отправлена с указанной целью.

Дюмарше в недоумении уставился на него.

– Не понимаю, о чем вы, – сказал он. – О каком пари идет речь?

– О пари, заключенном между вами и мсье Ле Готье. Поскольку все манипуляции мистера Феликса с бочкой стали якобы результатом пари, то, как должно быть очевидно для вас, нам необходимо подтверждение правдивости его слов.

Маклер помотал головой так решительно, словно собирался на этом и закончить беседу.

– Здесь какая-то странная ошибка. Я не заключал с мсье Ле Готье никакого пари, а обо всем остальном, упомянутом вами, мне вообще ничего не известно.

– Однако мистер Феликс сделал недвусмысленное заявление, что вы заключили с мсье Ле Готье пари. Суть его: сумеет ли Феликс завладеть бочкой. Если он говорит неправду, последствия для него могут стать самыми серьезными.

– Я понятия не имею ни о какой бочке. И что за мистер Феликс имеется в виду?

– Мистер Леон Феликс, владелец усадьбы «Сен-Мало» в окрестностях Лондона.

Теперь на лице биржевика промелькнула тень заинтересованности.

– Так это Леон Феликс? Я, конечно же, с ним знаком. Прекрасный малый, если хотите знать мое мнение. Но вы пытаетесь уверить меня, будто он сообщил вам о моей причастности к делу, связанному с какой-то бочкой?

– Именно так. Хотя свое заявление он сделал не мне лично, а моему лондонскому коллеге инспектору Бернли.

– Мой дорогой друг! Ваш коллега, вероятно, все перепутал. Феликс мог упомянуть о ком-то другом.

– Спешу заверить, что никакой ошибки быть не могло. По словам Феликса, поводом для пари стал разговор о государственных лотереях, состоявшийся в кафе «Золотое руно» более трех недель назад в воскресенье, и вы там присутствовали.

– Что касается разговора, то все сказанное правда. Его я очень хорошо помню, но для меня непостижимо, о каком пари речь. Сам я уж точно ни с кем не бился об заклад.

– В таком случае, мсье, могу лишь принести извинения за доставленное беспокойство. Теперь ясно, что произошла ошибка. Вот только прежде чем удалиться, не могу ли я просить вас об одолжении? Не сочтите за труд назвать мне людей, которые также присутствовали тогда в кафе. По всей видимости, мне следовало посетить не вас, а одного из них.

После недолгого размышления Дюмарше назвал всего три фамилии, которые уже значились в блокноте сыщика. Потом, извинившись и сославшись на необходимость явиться на назначенную заранее встречу, Дюмарше поспешил уехать, а Лефарж вернулся, чтобы рассказать о своем разговоре Бернли и Ле Готье.

Вторую половину дня коллеги посвятили посещению тех людей, чьи имена упоминались в числе присутствовавших при разговоре о лотереях в кафе «Золотое руно». Только мсье Бриан оказался в Италии, зато им удалось встретиться с остальными, и в каждом случае результат получался одинаковым. Все помнили содержание беседы, но недоумевали по поводу пари и злополучной бочки. Расспросы официантов кафе тоже ни к чему не привели.

– Мы не слишком далеко продвинулись вперед, – заметил Бернли, когда двое друзей сидели тем же вечером за чашкой кофе после ужина. – И я склоняюсь к выводу, что все люди, с кем мы сегодня беседовали, действительно ничего не знают о бочке.

– Согласен с тобой, – отозвался Лефарж. – Но нам, по крайней мере, не составит труда проверить часть полученных показаний. Организаторы лотереи сообщат нам, действительно ли Ле Готье приобрел билетов на одну тысячу франков в воскресенье три недели назад. И если так, то мы сможем окончательно убедиться, что разговор в кафе «Золотое руно» в самом деле состоялся, а они с Феликсом решили сыграть совместно.

– В этом уже сейчас не приходится сомневаться.

– Кроме того, мы проверим время розыгрыша. Тираж в будущий четверг может привести к однозначному заключению: все, что говорилось в письме о крупном выигрыше и проверке, задуманной в связи с получением бочки, явная ложь. С другой стороны, если тираж уже состоялся, то в письме содержится правда, а лжет Ле Готье. Хотя мне это представляется маловероятным.

– Мне тоже. Но позволь не сойтись с тобой во мнении по поводу письма. Нам уже известно, насколько оно лживо. В нем написано об отправке девятьсот восьмидесяти восьми фунтов, а на деле мы обнаружили в бочке труп и только пятьдесят два фунта и десять шиллингов. Вопрос с хитроумным тестом остался мне не до конца ясен. Ведь бочка все-таки дошла до Лондона описанным в письме способом – то есть с подложными адресом и описью содержимого, и если ее отправили не с указанной целью, то какое другое объяснение ты можешь предложить?

– Признаюсь, пока ничего не приходит в голову.

– В таком случае давай прикинем, что нам известно об авторе письма. Во-первых, он должен был знать о разговоре про систему лотерей, как и о решении Феликса с Ле Готье принять участие в розыгрыше совместно. Значит, он либо сам присутствовал в кафе «Золотое руно», либо кто-то из той компании детально все ему пересказал. Во-вторых, он обладал всеми сведениями об обстоятельствах отправки бочки. По крайней мере в том, что касается фальшивого адреса и заведомо неверной описи вложения. В-третьих, он имел доступ к старой пишущей машинке, которую, как мы полагаем, нам удастся найти и идентифицировать. И в-четвертых, у него была бумага французского производства или возможность приобрести ее. Это все, что мы знаем наверняка. Но можно также предположить, хотя данный аспект дела особенно важным не представляется и нет никаких доказательств, что машинкой он воспользовался лично, поскольку едва ли подобного рода письма запросто диктуют машинисткам.

– Все верно, но, насколько я вижу, единственным человеком, полностью подходящим под твое описание, является сам мистер Феликс.

– Не думаю, что Феликс стоит за этим. Мне кажется, он сказал нам правду. Хотя ты прав в одном – у нас пока недостаточно информации для вынесения окончательных суждений. Надеюсь, когда мы определим происхождение бочки, то сможем связать с ней одного из людей, с кем встречались сегодня.

– Весьма вероятно, – сказал Лефарж, поднимаясь из-за стола. – Если мы хотим успеть в Сюрте к девяти, пора отправляться туда немедленно.

– У твоего шефа есть привычка устраивать совещания в девять часов вечера? Мне это представляется не самым лучшим временем. Несколько экстравагантно.

– А он вообще личность экстравагантная. Лучший в нашей профессии, при этом вполне ровен в общении с подчиненными. Но, конечно, не без своих странностей. Он уходит с работы сразу после обеда, а возвращается, уже покончив с ужином, чтобы трудиться до глубокой ночи. Говорит, что так его ничто не отвлекает.

– Могу допустить наличие рационального зерна в подобном подходе, хотя привычка чудаковатая, как ни взгляни.

Мсье Шове выслушал их отчет о проделанной за день работе с глубочайшим вниманием, а когда Лефарж закончил доклад, некоторое время сидел совершенно неподвижно, погруженный в раздумья. Затем тоном человека, привыкшего принимать решения и из всего делать собственные умозаключения, он произнес:

– Пока в деле, в его нынешнем виде, открытыми остаются три основных вопроса. Первый – действительно ли примерно четыре недели назад в кафе «Золотое руно» состоялся разговор о лотереях? Полагаю, уже сейчас мы можем ответить в данном случае утвердительно. Второй – на самом ли деле Феликс и Ле Готье договорились о совместном участии, и если да, то отправил ли Ле Готье чек для оплаты билетов в тот же день? Это легко проверить, наведя справки в управлении государственных лотерей, куда я сам отправлю другого сотрудника завтра утром. Третий – состоялся ли уже розыгрыш? Ответ получим тем же способом. Двигаться дальше в этом направлении пока некуда, а потому я придерживаюсь мнения, что следующим шагом с нашей стороны должна стать попытка определить происхождение бочки. Данная линия расследования может вновь привести нас к одному из тех мужчин, с кем вы беседовали сегодня, или же подскажет личность другого человека, который, как выяснится, тоже присутствовал при разговоре в кафе. Какова ваша точка зрения, господа?

– Мы оба пришли к приблизительно аналогичным выводам, мсье, – ответил Лефарж.

– Значит, уже завтра вы начнете наводить справки относительно бочки, не так ли? Отлично! Я же буду ждать вас у себя вечером.

Назначив друг другу встречу следующим утром в восемь утра на Северный вокзал, детективы распрощались, и каждый отправился своей дорогой.

 

Глава 11

Фирма «Дюпьер и Си»

Стрелки больших часов на здании Северного вокзала показывали без трех минут восемь, когда инспектор Бернли поднялся по ступеням к главному входу в вокзал. Лефарж уже ждал, немного опередив его, и коллеги обменялись по-дружески теплыми приветствиями.

– Я заранее заказал наш полицейский экипаж, – сказал Лефарж. – Дай мне свои бумаги, и глазом не успеешь моргнуть, как я уже получу бочку со склада.

Бернли отдал ему накладные, и они вдвоем направились на товарную платформу, куда прибывали грузы. Удостоверение Лефаржа произвело среди рабочих совершенно магический эффект, и в течение нескольких минут плотно обернутая мешковиной бочка была найдена и водружена на повозку. Лефардж дал подробные указания кучеру.

– Мне нужно доставить это на улицу, отходящую от рю де ла Конвесьон у Гренель. Можете выезжать немедленно и остановиться у моста Мирабо со стороны Гренель. Ждите там, пока я не разыщу вас. Как полагаю, вам понадобится час или даже больше, чтобы добраться до того места, верно?

– Более полутора часов, мсье, – ответил возница. – Путь неблизкий, а повозка очень тяжелая.

– Что ж, хорошо. Попытайтесь доехать как можно скорее.

Мужчина прикоснулся к козырьку кепки и тронулся в дорогу.

– Нам тоже следует поторопиться? – спросил Бернли.

– Нет. Наоборот, нужно как-то убить время, пока он дотащится туда. А почему спрашиваешь?

– Без особых причин. Если мы не спешим, давай спустимся к реке и сядем на пароход. Мне всегда нравились прогулки по Сене.

– Признаться, мне они тоже по душе, – поддержал его Лефарж. – Дышишь свежим воздухом, а движение по реке куда как более плавное, чем на автобусе. Меньше шума, да и остановок тоже.

Им все же пришлось воспользоваться автобусом, чтобы доехать до Лувра, где на пристани у моста Искусств друзья взошли на борт пароходика, державшего курс в пригород Сюрень. Утро выдалось свежее и совершенно ясное. Солнце, всходившее поначалу у них за спинами, постепенно оказалось слева, когда их судно вошло в излучину реки. Бернли сидел и, должно быть, в пятидесятый раз любовался изяществом архитектуры мостов, по праву считавшихся самыми красивыми в мире. С неменьшим интересом и удовольствием он рассматривал сооружения, мимо которых они проплывали – от громады Лувра на правом берегу до великолепных уступов набережной Орсе, от площади Трокадеро и дворцов Елисейских Полей до заостренной Эйфелевой башни. Бернли отчетливо помнил визит с Лефаржем в ресторан на нижнем смотровом ярусе башни, когда обедали за соседним столом с мадам Марсей, привлекательной молодой женщиной, убившей своего мужа-англичанина, постепенно скармливая ему дозы медленно действовавшего яда. Он уже повернулся, чтобы напомнить компаньону о событиях того дня, как тот вышел из задумчивости и заговорил:

– После того как мы расстались прошлым вечером, я вернулся в участок. Подумал, что будет лучше заранее заказать повозку на сегодня, а потом на всякий случай просмотрел наше досье на эту фирму монументальной скульптуры. Похоже, компания не из крупных, а все бразды правления сосредоточены в руках исполнительного директора мсье Поля Тевене. Впрочем, у этого заведения долгая история, и оно заслужило отличную репутацию, никогда не имев неприятностей с нашим ведомством.

– Что ж, это уже хорошие новости.

Они сошли с парохода у моста Мирабо, пересекли его, чтобы попасть на южный берег и подыскали приличное кафе, где заняли столик прямо на улице позади небольшой живой изгороди из растений в цветочных горшках.

– Отсюда нам виден мост. Подождем в относительном комфорте прибытия подводы, – сказал Лефарж, заказав две по-французски небольших кружки пива.

Они сидели под ласкающими лучами солнца, курили и читали утренние выпуски газет. Прошел почти час, прежде чем повозка наконец показалась, медленно катясь через мост. Сыщики сразу же покинули кафе, знаками показали кучеру, чтобы следовал за ними, и прошли по рю де ла Конвенсьон до поворота на рю Прованс. Нужное им место находилось совсем рядом, в самом начале улицы.

Фирма занимала почти всю территорию квартала и частично состояла по виду из древнего четырехэтажного здания фабрики или склада. К нему примыкала высокая каменная стена, по всей вероятности, окружавшая внутренний двор. В дальнем конце стены располагались ворота, через которые можно было попасть во двор и к углу здания. Вывеска на двери гласила: «Бюро».

Дав кучеру указание дожидаться на улице, они вошли внутрь и сказали, что им необходимо повидаться с мсье Тевене по личному делу. Заставив их подождать несколько минут, клерк провел детективов в кабинет шефа.

Исполнительный директор оказался мужчиной в почтенном возрасте, невысокого роста, с покрытым старческими морщинами лицом и с седыми усами. Держался он суховато, но вежливо: поднялся из-за стола навстречу сыщикам, пожелал доброго утра и спросил, чем может быть полезен.

– Прежде всего должен извиниться, мсье Тевене, что не прислал своей визитной карточки заранее, – начал Лефарж, подавая ему визитку, – однако дело, приведшее нас сюда, весьма деликатного свойства, и я предпочел бы держать ваших служащих в неведении относительно моей профессии.

Мсье Тевене понимающе кивнул.

– Познакомьтесь с моим коллегой, мистером Бернли из полиции Лондона, – продолжил Лефарж. – Ему крайне необходима определенного рода информация, и будет очень любезно с вашей стороны предоставить ее.

– С удовольствием отвечу на любые вопросы, если смогу. И, между прочим, я говорю по-английски, если для мистера Бернли это удобнее.

– Да, благодарю вас, – вмешался в разговор Бернли. – Дело не только деликатное, но и серьезное. Вкратце его обстоятельства таковы. В прошлый понедельник – то есть четыре дня назад – из Парижа в Лондон прибыла бочка. По некоторым причинам, в которые не стоит вдаваться сейчас, она вызвала подозрения со стороны полиции, а потому бочка была нами изъята и вскрыта. Внутри в окружении густого слоя упаковочных опилок мы обнаружили следующее: во-первых, пятьдесят два фунта и десять шиллингов в английских золотых монетах, а во-вторых, труп молодой женщины, явно принадлежавшей к благородным слоям общества и убитой, как мы полагаем, путем удушения двумя руками.

– Какой ужас! – воскликнул хозяин компании.

– При этом бочка имела необычную конструкцию. Изготовленная из древесины в два раза более прочной, нежели та, что идет на винные бочки, она была скреплена мощными стальными кольцами. А поводом для посещения вашей фирмы, сэр, стало указание ее названия в графе «Адрес отправителя» с просьбой об обязательном возврате, для чего использовали одну из ваших стандартных сопроводительных бирок.

Хозяин кабинета неожиданно проворно вскочил на ноги.

– Наша бочка? Наша бирка? – переспросил он, откровенно удивленный. – Я правильно понял ваши слова, сэр? Вы хотите сказать, что бочка, в которой нашли труп, была отправлена нами?

– Нет, сэр, – поспешил успокоить его Бернли. – Этого я не утверждал. Просто она прибыла с указанием наименования и адреса вашей фирмы. Но для меня остается тайной, как, когда и кто поместил в нее мертвое тело. Именно для расследования этих обстоятельств я и приехал из Лондона.

– Но ваша история абсолютно невероятна, – сказал мсье Тевене, меряя кабинет шагами. – Нет, – тут же добавил он, взмахом руки останавливая следующую реплику Бернли, – я нисколько не сомневаюсь в истинности ваших слов. Однако не могу избавиться от ощущения, что произошла какая-то нелепая, хотя и страшная в своих последствиях ошибка.

– Со своей стороны должен сообщить следующее, – все же продолжил Бернли. – Лично я вашей бирки не видел. Но ее хорошо рассмотрели представители транспортной компании, а в особенности – один из ее сотрудников после того, как груз вызвал подозрения. Сопроводительная этикетка была потом уничтожена мистером Феликсом, который и числился получателем груза.

– Феликс. Фамилия кажется мне знакомой. Не могли бы вы назвать полное имя и адрес этого мужчины.

– Бочка была адресована мистеру Леону Феликсу, Лондон, почтовый индекс W, район Тоттенхэм-Корт-роуд, Уэст-Джабб-стрит, дом 141.

– Ах, ну конечно! – даже обрадовался мсье Тевене. – Значит, такой человек все-таки существует? Понимаете, у меня возникли по этому поводу обоснованные сомнения, поскольку наши сопроводительные документы вернулись с пометкой «Адресат неизвестен». Я потрудился провести поиски по адресной книге Лондона, но и там не обнаружил такого. Разумеется, мы не стали чрезмерно беспокоиться, поскольку оплату наша фирма получила сполна, а остальное не имело для нас особого значения.

Бернли и его коллега резко выпрямились в своих креслах.

– Прошу прощения, мсье Тевене, – сказал Бернли, – но хочу убедиться, что правильно толкую ваше высказывание. Вы упомянули сопроводительные документы. О каких именно документах идет речь?

– О документах на бочку. О каких же еще? – ответил директор, пристально глядя на сыщика.

– Стало быть, вы все-таки отправили бочку мистеру Феликсу в район Тоттенхэм-Корт-роуд?

– Конечно же, отправили. Нам за это заплатили, и мы не могли не выполнить заказ, верно?

– Послушайте, мсье Тевене, – сказал Бернли. – Как мне кажется, мы с вами не до конца понимаем друг друга. Позвольте более детально описать вам упомянутую бирку. Согласно достоверным данным, место для адреса на ней было кем-то аккуратно вырезано и заменено другим листком бумаги с фальшивым адресом. Из чего мы заключили, что некое лицо получило от вас бочку, после чего изменило адрес, уложило внутрь труп и отправило бочку дальше. Но как только что выяснилось, отправителем бочки была все-таки непосредственно ваша фирма. Тогда на каком же этапе произвели упомянутые манипуляции с биркой?

– Не могу ответить на ваш вопрос.

– В таком случае позвольте поинтересоваться, что находилось в бочке, когда ее отправили отсюда?

– Грузом была небольшая скульптурная группа, созданная талантливым мастером и представлявшая немалую ценность.

– Боюсь, мсье Тевене, что обстоятельства дела становятся еще более запутанными. Мы будем весьма признательны, если вы любезно изложите все известные вам факты, имеющие отношение к отправке бочки.

– С удовольствием. – Он прикоснулся к кнопке звонка, и на вызов тут же явился клерк.

– Принесите мне, – попросил начальник, – всю документацию, связанную с продажей скульптурной группы работы Ле Марешаля мсье Феликсу из Лондона.

Затем он вновь обратился к своим гостям:

– Вероятно, мне лучше начать с объяснений схемы ведения нами бизнеса. В сущности, мы работаем по трем различным направлениям, объединив дела под названием одной фирмы. Во-первых, мы отливаем гипсовые копии широко известных шедевров скульптуры. Однако они не представляют большого интереса для подлинных ценителей и продаются лишь в ограниченных количествах. Во-вторых, мы производим памятники, надгробия, декоративные каменные панно для отделки зданий и некоторые другие изделия, простые, но весьма добротные. А еще мы торгуем настоящими произведениями известных скульпторов, выполняя роль посредников между творцами и публикой. Как правило, в нашем выставочном зале представлен широкий выбор подобных работ. Именно одну из них – скульптурную группу стоимостью в одну тысячу четыреста франков – заказал у нас мистер Феликс.

– Феликс сам заказал скульптуру? – не сдержался Бернли. – Хотя прошу прощения. Я не должен был вас прерывать.

В этот момент вернулся клерк и положил какие-то бумаги на стол перед своим боссом. Последний просмотрел их, выбрал одну и протянул ее Бернли.

– Это письмо, полученное нами утром тридцатого марта с вложением купюр на сумму в одну тысячу пятьсот франков. На конверт была наклеена английская почтовая марка.

Письмо оказалось написанным от руки на одной стороне листа бумаги. Выглядело оно так:

Лондон, WC,

р-н Тоттенхэм-Корт-роуд,

Уэст-Джабб-стрит, дом 141.

29 марта 1912 г.

В фирму «Дюпьер и Си»,

Париж, Гренель,

рю Прованс (близ рю де ла Конвенсьон).

Господа!

Я крайне заинтересован в приобретении скульптурной группы, расположенной слева от главного входа вашего выставочного зала на бульваре Капуцинок. Группа состоит из трех фигур: двух сидящих и одной стоящей. Вы без труда определите, что именно мне требуется, поскольку больше ничего подобного слева от витрины не находится.

Пожалуйста, отправьте скульптуру незамедлительно по вышеуказанному адресу в Лондоне.

Мне неизвестна точная цена, включая стоимость транспортировки, но я посчитал, что 1500 франков окажется достаточно. Посему я приложил к данному письму указанную сумму, и если баланс не сойдется в ту или иную сторону, внести поправки можно путем обмена корреспонденцией.

Остается добавить, что лишь необходимость срочного отъезда в Англию не позволила мне сделать заказ лично.

Искренне ваш

Леон Феликс.

Инспектор Бернли тщательно изучил письмо.

– Смею надеяться, вы позволите нам на некоторое время забрать это у вас? – спросил он.

– Конечно.

– А еще, если я все верно понял, деньги пришли в виде обычных купюр, выпущенных государственным банком, а их источник невозможно определить в отличие от, скажем, чека или другого подобного платежного документа?

– Именно так.

– Ну что же, в таком случае, мсье Тевене, прошу извинить за еще одно вмешательство в ваш рассказ.

– Мне немногое осталось добавить. Скульптура была упакована и отправлена в день получения письма. Кстати, общая стоимость вместе с транспортировкой составила ровно одну тысячу четыреста франков, а потому лишние сто франков стали дополнительным приложением к грузу. Нам показалось, что подобный способ отправки столь небольшой денежной суммы вполне безопасен, поскольку бочку вместе с содержимым мы застраховали.

– Бочку? Вы отправляете свою продукцию именно в бочках?

– Да. Для нас специально изготавливают их в двух размерах, тяжелые и крайне прочные, именно для пересылки столь ценных предметов. Это стало нашим собственным изобретением, чем мы даже отчасти гордимся. Такой способ проще и гораздо надежнее, чем перевозка в обычных ящиках.

– В повозке, оставленной на улице, мы привезли бочку. Если нам позволят заехать во внутренний двор, быть может, вы согласитесь осмотреть ее и определить ваша ли она и не та ли это бочка, которую вы отправили Феликсу?

– Прошу прощения, но так уж случилось, что груз отправляли непосредственно из демонстрационного зала на бульваре Капуцинок. Если вы располагаете временем, чтобы доставить бочку туда, я дам управляющему распоряжение оказать вам любую помощь, какая может потребоваться. Более того, я сам поеду на место вместе с вами. Мне теперь не унять некоторого беспокойства, пока дело не прояснится окончательно.

Детективы от души поблагодарили его, и пока Лефарж объяснял новую задачу кучеру, мсье Тевене вызвал такси, чтобы добраться до бульвара Капуцинок.

 

Глава 12

На вокзале Сен-Лазар

Выставочный зал оказался не слишком просторным, но роскошно отделанным магазином, сплошь заставленным произведениями высокой художественной ценности, и, несомненно, большой стоимости. Мсье Тевене представил гостям управляющего мсье Тома – молодого и энергичного с виду мужчину, который пригласил всех пройти в свой кабинет. Он не говорил по-английски, а потому поддерживать разговор пришлось в основном Лефаржу. Но начал сам Тевене.

– Эти джентльмены, – сказал он, – обратились к нам с запросом по поводу продажи на прошлой неделе скульптурной группы работы Ле Марешаля мистеру Феликсу из Лондона. Мне хотелось бы попросить вас, Тома, рассказать им все, что вам об этом известно.

Молодой человек ответил легким поклоном.

– С удовольствием выполню вашу просьбу.

После чего Лефарж в нескольких фразах поведал ему основные факты, связанные с делом.

– Вероятно, – добавил он, – будет лучше всего, если вы поделитесь со мной информацией, а я смогу задавать вам по ходу вопросы о том, что будет мне не понятно.

– Вы совершенно правы, мсье, хотя мой рассказ не займет много времени. – Он бегло взглянул на какие-то свои записи. – Тридцатого марта, то есть во вторник на прошлой неделе, нам позвонили из главной конторы фирмы и сообщили, что последняя скульптурная группа, выполненная Ле Марешалем и выставленная в углу нашей витрины, продана. Нам следовало сразу же отправить ее мистеру Леону Феликсу по известному вам адресу. Кроме того, поступило указание приложить к грузу конверт со ста франками в качестве компенсации переплаты, допущенной клиентом. Все это мы проделали. Скульптура и деньги, соответствующим образом упакованные, были отправлены к месту назначения. Нами соблюдался установленный порядок и хорошо отработанные ранее методы транспортировки, принятые нашей фирмой. Единственная особенность данной сделки заключалась в отсутствии расписки мистера Феликса в получении груза. Думаю, это единственный случай в моей практике, когда нас не уведомили о благополучном прибытии отправленного товара, хотя имелась дополнительная причина ожидать получения расписки, поскольку оплата была внесена авансом и наличными. Важно, однако, пояснить, что в тот же вторник нам позвонил из Лондона мистер Феликс, интересовавшийся, когда и каким образом мы отправили бочку. Я лично ответил на все его вопросы.

Молодой человек сделал паузу, и Лефарж спросил, как именно была упакована скульптурная группа.

– Ее поместили в бочку типа А, как у нас заведено.

– Мы как раз везем сюда бочку. Вскоре она прибудет. Вы сможете идентифицировать ее?

– Либо я сам, либо наш мастер.

– Что ж, мсье Тевене, не думаю, что мы сможем продвинуться дальше до появления нашей бочки. У нас как раз есть время перекусить. Надеюсь, вы с мсье Тома согласитесь составить нам приятную компанию?

Приглашение было принято, и все пообедали в одном из уютных ресторанов на бульваре. К их возвращению телега уже стояла у выставочного зала.

– Будет лучше, если мы заведем повозку во двор, – сказал Тома. – Идите вперед, а я покажу кучеру дорогу.

Внутренний двор представлял собой небольшую открытую площадку, окруженную сараями. В ворота одного из них загнали подводу, где бочку распаковали, и мсье Тома осмотрел ее.

– Это, несомненно, одна из наших бочек, – заключил он. – Они все имеют особую конструкцию, и, насколько мне известно, больше такой тарой не пользуется никто.

– И все же, мсье Тома, – сказал Лефарж, – нет ли у вас особых примет для идентификации бочки? Мы, разумеется, ни в коей мере не подвергаем сомнению справедливость вашего суждения, но для нас важно установить, что данная бочка прошла погрузку именно в вашем дворе. Если же основываться только на внешнем облике и особенностях конструкции, то не исключается вероятность, что кто-то еще мог скопировать вашу бочку и пустить нас по ложному следу.

– Мне понятен смысл ваших опасений. Но, боюсь, я сам никак не смогу их развеять. Сейчас вызову мастера и рабочих, занимающихся упаковкой. Возможно, кто-то из них внесет ясность.

Он зашел в один из соседних сараев, откуда почти сразу вернулся в сопровождении четверых мужчин.

– Взгляните-ка вот на эту бочку, парни, – распорядился он. – Кто-нибудь из вас видел ее прежде?

Мужчины подошли вплотную и тщательно обследовали бочку, осмотрев ее со всех сторон. Двое отошли, отрицательно помотав головами, но третий, самый старший из них, с сединой в волосах, сказал:

– Да. Я точно упаковывал эту бочку. Кажись, с тех пор еще двух недель не прошло.

– Почему вы так в этом уверены? – спросил Лефарж.

– А вот почему, уважаемый, – ответил старик и указал на сломанную доску. – Здесь уже тогда была трещинка. Мне даже запомнилось, как она проходила по доске. Подумал, не доложить ли мастеру, но потом покумекал и решил, что ничего страшного от такого пустяшного дела не случится, и никому ничего не сказал. Только позже показал ее одному из наших ребят. Посмотри сюда, Жан, – окликнул он четвертого из мужчин. – Ведь это та самая трещина, какую я тебе показывал, или просто похожая?

Его товарищ снова подошел поближе.

– Та самая, – твердо заявил он. – Мне ли не помнить? Я еще подумал тогда, что трещина формой похожа на мой указательный палец.

Он положил ладонь на соседнюю доску бочки, и точно – сходство с чуть искривленным пальцем сразу бросилось в глаза.

– Едва ли вы запомнили, что конкретно уложили в тот раз внутрь и кому бочка предназначалась?

– Помню статую, – отозвался старший. – Три или четыре женских фигуры, но вот куда их отправляли… Хоть убейте!

– Это не мог быть человек в Лондоне по фамилии Феликс?

– Фамилия смутно знакома, но не поручусь, что бочку отправляли именно ему.

– Спасибо за помощь. Но есть еще вопрос. Как вы упаковали скульптуру? Чем заполнили пространство внутри?

– Опилками, уважаемый мсье. Обычными опилками, но очень плотно утрамбованными.

– А на чем бочку увезли отсюда? Железная дорога прислала транспорт или как-то еще?

– Ее поставили в кузов одного из наших собственных грузовых автомобилей с фабрики в Гренель.

– Вы помните водителя той машины?

– Да, мсье. За рулем сидел Жюль Фушар.

– Наверное, нам было бы неплохо побеседовать с этим Фушаром, – сказал Лефарж, обращаясь к исполнительному директору. – Сможете это организовать?

– Почему бы и нет? Мсье Тома выяснит для вас, где он сейчас.

– Простите за непрошеное вмешательство, мсье, – неожиданно сказал престарелый упаковщик, – но он как раз сейчас здесь. По крайней мере, я повстречал его меньше десяти минут назад.

– Отлично. Тогда постарайтесь найти его и велите никуда не уезжать, пока не повидается с нами.

Через несколько минут шофера разыскали, попросив его немного подождать. Лефарж продолжил расспрашивать упаковщика.

– В котором часу бочку отправили отсюда?

– Примерно в четыре. Я ее уложил и подготовил к двум, но грузовик приехал на пару часов позже.

– Вы видели, как ее загружали в кузов?

– Я сам помогал грузить.

– А теперь скажите мне вот что, – не унимался Лефарж. – Где находилась бочка в промежутке между укладкой в нее скульптуры и прибытием автотранспортного средства?

– Здесь, мсье. В этом же сарае, где я и упаковал ее.

– Вы хотя бы на какое-то время уходили отсюда?

– Нет, мсье, я неотлучно был тут.

– Таким образом, – я прошу вас, пожалуйста, подумайте над ответом хорошенько, – никто не имел возможности что-что проделать с бочкой до самого момента ее отправки?

– Это было бы абсолютно невозможно, уважаемый мсье. Совершенно исключено.

– Спасибо, мы вам весьма благодарны за помощь, – сказал Лефарж, незаметно вкладывая в руку старика два франка, прежде чем тот удалился. – А теперь не мог бы я побеседовать с шофером?

Жюль Фушар оказался некрупным, но полным энергии мужчиной с заостренными чертами лица и глазами, в которых читались ум и понятливость. Он твердо все помнил и отвечал на вопросы четко, без малейших колебаний.

– Мсье Фушар, – начал разговор с ним Лефарж, – я и вот этот джентльмен пытаемся отследить передвижение одной из ваших бочек, которая, как мне сообщили, покинула двор в вашем грузовике во вторник тридцатого марта на прошлой неделе около четырех часов пополудни. Вы припоминаете этот эпизод?

– Позвольте мне свериться со своими записями в книге доставки, мсье.

Он ненадолго пропал, но вернулся очень быстро с небольшой книжкой в тряпичном переплете. Быстро пролистав страницы, нашел то, что искал.

– Имеется в виду груз для мистера Леона Феликса, Лондон, Тоттенхэм-Корт-роуд, Уэст-Джабб-стрит, дом 141? Да, мсье, теперь я все вспомнил. Это была единственная бочка, отправленная отсюда в тот день. Я отвез ее на вокзал Сен-Лазар и сдал представителям железной дороги под их ответственность. Вот расписка одного из них в получении.

Он передал книжку, и Лефарж имел возможность разобрать имя и фамилию.

– Спасибо. Кто такой этот Жан Дюваль? Мне, вероятно, потребуется встреча с ним, и хотелось бы знать, как его найти.

– Клерк в отделе отправки мелких грузов в багажных вагонах пассажирских поездов.

– Как я понял, вы отправились отсюда с бочкой примерно в четыре часа?

– Около того, мсье.

– А в котором часу прибыли на вокзал Сен-Лазар?

– Уже через несколько минут. Я избрал самый короткий маршрут.

– В пути вы не делали остановок?

– Нет, мсье.

– А сейчас я попрошу вас основательно продумать свой ответ. Не отвечайте, если не до конца уверены. Существовала ли возможность, что кто-то мог вскрыть бочку и рыться в ее содержимом с момента погрузки ее здесь и до сдачи Жану Дювалю на вокзале Сен-Лазар?

– Ни малейшей, мсье. Никто не смог бы забраться в кузов машины незаметно для меня, а уж тем более безобразничать с грузом.

– И, разумеется, столь же невероятной представляется вам возможность, что бочку сняли с борта и погрузили вместо нее другую?

– Такое даже вообразить нельзя. Совершенно исключено.

Поблагодарив водителя и отпустив его, все вернулись в кабинет управляющего.

– Стало быть, вот какой представляется мне ситуация, – сказал Лефарж, когда они заняли свои места в креслах. – Бочка покинула ваш двор со скульптурной группой внутри, а в Лондон прибыла с телом мертвой женщины. Подмена должна была произойти где-то в дороге, а показания работников пароходства позволяют нам сузить район и заключить, что ее произвели между Парижем и Руаном.

– Но почему Руаном? – в один голос воскликнули оба представителя фирмы.

– Вероятно, мне следовало выразиться иначе. Подмену совершили в промежуток времени между отправкой бочки отсюда и до погрузки на пароход в порту Руана.

– Боюсь, здесь вы ошибаетесь, – сказал мсье Тома. – Бочка следовала через Гавр. Как и все остальные наши отправления.

– Простите за мое вмешательство, мсье Тома, как и за попытку оспорить ваши слова, – сказал Бернли на не слишком беглом французском языке, – но только наша информация настолько же реальна, как мое собственное присутствие здесь. Как бы ни была отправлена бочка, она совершенно точно прибыла в гавань Лондона на судне «Островного и континентального пароходства», следовавшего из Руана.

– Но это же уму непостижимо! – еще раз изумленно произнес мсье Тома.

Он снова вызвал звонком своего помощника.

– Принесите мне все документы, имеющие отношение к отправке той бочки для мистера Феликса в Лондон тридцатого числа прошлого месяца.

– Вот, извольте убедиться, – сказал он, когда клерк вернулся. – Все записи здесь. А это квитанция, выписанная сотрудниками вокзала Сен-Лазар, обязавшимися доставить бочку пассажирскими поездами сначала до Гавра, а затем от Саутгемптона до Лондона.

– Должен признать, – сказал Бернли, – что теперь я совершенно сбит с толку. Напомните мне, – попросил он после паузы, – что вы сообщили Феликсу, когда он позвонил из Лондона, интересуясь, каким маршрутом отправлена бочка и когда следует ожидать ее прибытия?

– Я информировал его, что груз будет находиться в пути уже вечером тридцатого марта, следуя через Гавр и Саутгемптон.

– Нам лучше побывать на Сен-Лазаре, – сказал Лефарж. – Надеюсь, мсье Тома любезно согласится одолжить эту квитанцию?

– Разумеется, но мне придется просить вас оставить записку об ее изъятии на случай аудиторской проверки.

Они расстались. Детективы не уставали рассыпаться в благодарностях за содействие, обещая держать руководство фирмы в курсе расследования.

Такси доставило их на вокзал, где в кабинете начальника участка железной дороги удостоверение Лефаржа возымело свой обычный магический эффект.

– Пожалуйста, присаживайтесь, господа, – радушно сказал он, – и позвольте узнать, чем я могу быть вам полезен.

Лефарж показал ему квитанцию.

– Дело весьма загадочное, – объяснил он. – Бочка, как вы видите по сведениям, указанным в квитанции, отправлена тридцатого числа прошедшего месяца через Гавр и Саутгемптон в Лондон, но прибыла туда пятого числа сего месяца пароходом «Снегирь», принадлежащим «Островному и континентальному пароходству», из Руана. Содержимым бочки, когда ее запечатали во дворе фирмы «Дюпьер и Си», являлась скульптурная группа, а между тем по прибытии к пристани Святой Екатерины… Что ж, могу сообщить вам этот факт при условии соблюдения конфиденциальности: в конечном пункте маршрута в бочке обнаружили тело убитой женщины.

Железнодорожный чиновник изумленно вскрикнул.

– Теперь вы понимаете, мсье, настоятельную необходимость проследить перемещения бочки как можно более скрытно?

– Конечно же, понимаю. И если вы несколько минут подождете, джентльмены, я смогу снабдить вас хотя бы частью нужной вам информации.

Несколько минут обернулись почти часовым ожиданием возвращения начальника участка.

– Простите, что заставил ждать так долго, – поспешил извиниться он. – По моим сведениям, ваша бочка была доставлена к нам на открытую багажную платформу примерно в 16.15 тридцатого марта. Там она оставалась приблизительно до 19.00 и все время находилась под непосредственным наблюдением одного из наших сотрудников. Это мсье Дюваль – человек ответственный и надежный. Он заверяет, что бочка постоянно была очень хорошо видна ему из окна кабинета, когда он сидел за своим рабочим столом, и уверен – никто не смог бы незаметно совершить с ней какие-либо манипуляции. Бочка особенно запомнилась ему своей необычной формой, чрезвычайной тяжестью, а также фактом отправки подобного груза пассажирским поездом. Такое случается крайне редко.

Около 19.00 бочкой занялись двое вокзальных носильщиков, поместивших ее в багажный вагон поезда, отправлявшегося к английскому парому в 19.45. Охранник поезда присутствовал при погрузке и должен был неотлучно находиться при вагоне до самого отхода состава. К сожалению, сейчас не его смена, но я пошлю за ним и все узнаю. Как только поезд тронулся, бочка уже никак не могла миновать Гавра. Если бы такое непостижимым образом случилось, при наличии страховки нам бы непременно сообщили об этом. Тем не менее я свяжусь с нашим представителем в Гавре и смогу получить от него детальные сведения уже к утру завтрашнего дня.

– Но как же так, мой уважаемый друг? – воскликнул Бернли, ощущая нечто похожее на безысходность. – Мне доподлинно известно, что бочка прибыла морем из Руана. Я ни на секунду не подвергаю сомнению ваши утверждения, но где-то в них кроется явная ошибка.

– И мне понятны ваши чувства, – с улыбкой сказал железнодорожный чиновник. – Я как раз собирался перейти к наиболее интересной для вас части своего рассказа. Бочка, о которой мы толковали до сих пор, была действительно отправлена вечером тридцатого марта. Но, как я установил, первого апреля к нам для транспортировки поступила другая бочка. Она тоже предназначалась мистеру Феликсу по тому же адресу в Лондоне, а отправителем значилась компания «Дюпьер». Ее должны были перевезти в Руан для последующей погрузки на судно «ОКП». Бочку отправили в тот же вечер, как и положено, товарным поездом. Я попрошу нашего агента в Руане постараться найти ее, но, поскольку не имелось никаких причин задерживать транспортировку или производить переадресацию, ему едва ли это удастся.

Бернли чуть слышно выругался.

– Прошу прощения, сэр, но дело все больше запутывается. Значит, бочек было две!

Он издал нечто похожее на стон.

– По крайней мере, – заметил начальник железной дороги, – вы теперь понимаете, как бочка, отправленная по одному маршруту, оказалась доставлена совершенно другим путем.

– Здесь вы правы, и мы крайне признательны за вашу любезность и помощь. Простите за причиненные хлопоты.

– Не стоит благодарности. Если есть еще что-то, чем я могу помочь, сделаю это с удовольствием.

– Нам теперь необходимо только установить транспортное средство, которое доставило к вам вторую бочку.

– Увы, – покачал головой их собеседник, – как вы сами понимаете, такими сведениями я в данный момент не располагаю.

– Да, это предельно ясно. Но вы, вероятно, могли бы разыскать сами или дать возможность нам найти ваших людей, принимавших второй груз. Есть шанс получить немаловажную информацию.

– Сделаю все возможное. Если вы, господа, нанесете мне повторный визит завтра утром, я снабжу вас всеми данными, какие мне удастся собрать.

Сыщики раскланялись. Пересекая просторный зал ожидания, они принялись обсуждать дальнейшие планы.

– Мне хотелось бы немедленно послать телеграмму в Лондон и еще сегодня вечером отправить письмо, – сказал Бернли. – Нужно, чтобы мои коллеги предприняли попытку отследить передвижения еще одной бочки от вокзала Ватерлоо как можно скорее.

– Последняя выемка писем из обычных почтовых ящиков производится в половине седьмого, но если ты опоздаешь, всегда есть специальный английский почтовый вагон, который отправляется с Северного вокзала только в 21.10. Так что у тебя будет достаточно времени сделать это немного позже. А сейчас давай пошлем телеграмму прямо отсюда, а затем посетим отель «Континенталь», чтобы навести справки о твоем друге Феликсе.

Бернли согласился. Отправив телеграмму с вокзала, они взяли такси, доставившее их к отелю «Континенталь». Удостоверение Лефаржа превратило не слишком дружелюбного поначалу управляющего в приветливого и вежливого человека, готового оказать полиции любые посильные услуги.

– Нас интересует мужчина, который, как нам известно, не так давно останавливался здесь, – объяснил цель их визита Лефарж. – Его зовут Леон Феликс.

– Это худощавый джентльмен невысокого роста с черной бородкой и с приятными манерами? – на всякий случай переспросил управляющий. – О да, я хорошо знаю мсье Феликса и всегда с удовольствием общался с ним. Он действительно жил у нас недавно. Позвольте проверить и назвать вам точные даты.

Он на несколько секунд удалился в служебное помещение.

– Мсье Феликс занимал номер с субботы тринадцатого марта до понедельника пятнадцатого марта. Затем вернулся в пятницу двадцать шестого числа, но снова покинул нас двадцать восьмого, чтобы успеть к поезду до Лондона, отправлявшемуся в 8.20 с Северного вокзала.

Детективы обменялись удивленными взглядами.

– Не могли бы вы позволить сопоставить подпись в вашей книге регистрации с имеющимся у меня образцом? – попросил Бернли. – Необходимо в точности определить, тот ли это человек, что нам нужен.

– Разумеется, – ответил менеджер и провел его к себе в контору.

Подписи оказались идентичными. Поблагодарив гостиничного управляющего, детективы вышли на улицу.

– Весьма неожиданная находка, – констатировал Бернли. – Феликс ничего не рассказывал мне о своем пребывании здесь десять дней назад.

– Это наводит на определенные размышления, – отозвался его партнер. – Нам необходимо теперь выяснить, чем он занимался во время визита в Париж.

Бернли кивнул.

– Но мне пора писать отчет, – сказал он.

– Думаю отправиться в Сюрте и тоже подготовить рапорт, – отреагировал на это Лефарж.

Они расстались, договорившись встретиться позже вечером. Бернли написал письмо своему шефу, подробно перечислив события прошедшего дня и включив в текст просьбу организовать проверку еще одной бочки, прибывшей, скорее всего, на вокзал Ватерлоо. Отправив отчет, он посвятил некоторое время изучению письма Феликса, содержавшего заказ на скульптурную группу.

Оно было написано на того же сорта бумаге, что и два отпечатанных на машинке письма, полученных самим Феликсом. Бернли прежде всего проверил водяные знаки и остался полностью удовлетворен. Затем он достал из кармана листок с адресом, который по его просьбе Феликс лично записал в доме на Грейт-Норт-роуд, и сравнил почерки.

На первый взгляд они полностью совпадали, но стоило Бернли присмотреться пристальнее, как уверенности у него поубавилось. Он никак не мог считать себя экспертом почерковедения, но часто работал в тесном контакте с такими специалистами и потому овладел некоторыми из их методов. Применив знакомые ему приемы, сыщик пришел к выводу, что заказ на скульптуру написал сам Феликс, хотя сомнения в этом все еще оставались. Потом он написал шефу еще одну записку, вложив в конверт оба образца почерка Феликса с просьбой подвергнуть их графологическому анализу.

И только завершив свою работу, отправился на встречу с Лефаржем, чтобы провести вместе с ним остаток вечера.

 

Глава 13

Владелица платья

Когда друзья вновь встретились, Лефарж сообщил:

– Я виделся с шефом, и он пока не слишком доволен тем, как продвигается следствие. Нашим дамам ничего не удалось установить относительно предметов гардероба. Он уже подумывает о том, чтобы дать объявление, и хочет видеть нас в девять вечера для обсуждения деталей.

К указанному времени они явились в здание штаб-квартиры Сюрте.

– Присаживайтесь, господа, – начал шеф. – Мне нужно проконсультироваться с вами по поводу расследования. В своих попытках установить личность покойницы, что было первоочередной задачей, мы, к сожалению, не преуспели. Три наши сотрудницы проделали превосходную работу, проверяя различные варианты, но безуспешно. Вы обнаружили крайне важные факты, вот только они нисколько не помогают нам решить вышеупомянутую проблему. Теперь, полагаю, нашим следующим шагом будет размещение объявлений в газетах, но мне хотелось бы сначала узнать ваше мнение об этом.

– Какого рода объявления вы имеете в виду, сэр? – поинтересовался Бернли.

– Все, какие только возможны. Мы запросим у публики информацию относительно каждого предмета в отдельности – платья, нижнего белья, колец, заколки для волос и самого тела, обещая всякий раз вознаграждение в размере ста франков.

На несколько секунд воцарилось молчание, которое не слишком решительным тоном нарушил Бернли:

– Мы в Скотленд-Ярде не без опаски прибегаем к подобным объявлениям, если речь не идет об исключительных случаях. По нашему мнению, они способны насторожить людей, которые без публичной огласки могли бы так или иначе себя выдать. Но в этом деле объявления – вероятно, кратчайший путь к достижению желаемого результата.

– Лично мне кажется, – вмешался Лефарж, – что даже если существует целая группа отчаянно желающих оставить это убийство нераскрытым, все же гораздо более многочисленную группу составят те, кто охотно откликнется на каждое из объявлений.

– Я придерживаюсь того же мнения, – шеф одобрительно посмотрел на своего подчиненного. – Взять, к примеру, прислугу. Женщина, носившая подобный наряд, несомненно, жила в доме, окруженная несколькими горничными или помощницами по хозяйству. Кому-то из них непременно попадется на глаза объявление, и описание предмета покажется знакомым. Если работница захочет получить вознаграждение, мы добудем нужную информацию. Кроме того, ни одна служанка не удержится от соблазна поделиться прочитанным со своими подружками, которые могут что-либо знать и непременно придут по указанному нами адресу. Это же относится к продавцам и продавщицам из магазинов. Ни у кого из них нет ни малейших причин скрывать тот факт, что они узнали описанный в объявлении предмет. Да, думаю, нам стоит попробовать. Набросайте для меня несколько черновиков. Текст приблизительно такой: «Вознаграждение в размере ста франков будет выплачено тому, чья информация поможет установить личность женщины, погибшей предположительно тридцатого марта сего года». Разумеется, используйте слово «погибшей», а не «убитой». Затем приведите описание примет тела и заключение: «Обращаться в любой полицейский участок». Другие объявления будут касаться опознания владелицы или покупательницы предметов гардероба и драгоценностей.

– Мне понадобится беседа с тремя нашими дамами, чтобы с их помощью составить самые точные описания, – сказал Лефарж.

– Конечно. Я распоряжусь, и их вызовут для встречи с вами.

Мсье Шове незамедлительно связался с нужным отделом, и уже через несколько минут к нему в кабинет вошли три уже знакомые Бернли женщины-детектива. С их помощью тексты объявлений были написаны в кратчайшие сроки. Шеф прочитал их, одобрил, после чего отдал указание продиктовать по телефону объявления в редакции основных парижских газет, чтобы они появились в печати на следующее же утро. Копии объявлений направили в несколько глянцевых журналов, посвященных модам на ювелирные изделия и предметы для украшения женских причесок, с просьбой найти для текстов место в ближайших номерах.

– Между прочим, – спохватился шеф, когда дамы удалились, – я получил ответы на наши вопросы относительно лотереи. Мсье Ле Готье сказал чистую правду. Он действительно отправил чек в уплату за билеты в названный им день, а тираж состоится только в четверг на следующей неделе. Таким образом, все указывает на то, что мы имеем дело с честным человеком, не имеющим к письму, адресованному Феликсу, никакого отношения. А теперь относительно планов на завтрашний день. Что вы можете предложить?

– Прежде всего, мсье, мы посчитали необходимым вернуться на вокзал Сен-Лазар и узнать, не получил ли начальник участка железной дороги новой информации для нас. Затем следует предпринять попытку выяснить происхождение бочки, отправленной через Руан.

– Очень хорошо. А я тем временем попробую ухватиться за другую нить, хотя она не выглядит особо перспективной. Отправлю пару своих агентов по ателье модных фотографов, вручив им копии сделанного мистером Бернли снимка. Быть может, кому-то из них жертва в свое время позировала для портрета. Конечно, предпочтительнее, чтобы этим занялись вы сами, – он вздохнул и посмотрел на Бернли, – поскольку лично видели тело. Итак, на сегодня все, насколько я понимаю? Тогда спокойной вам ночи.

– Кажется, бремя работы ненадолго снято с нас, – сказал Лефарж, как только они вышли из кабинета шефа. – Я собирался предложить развлечься в кабаре «Фоли-Бержер». Если для тебя еще не слишком поздно, разумеется. Что скажешь?

– С удовольствием приму твое приглашение, – ответил Бернли, – но только мы заглянем туда не более чем на час, ладно? Чтобы полноценно работать, мне необходимо хорошенько высыпаться.

– Будь по-твоему, – кивнул Лефарж и тут же поймал такси, доставившее двух приятелей к знаменитому на весь мир мюзик-холлу…

Утром Лефарж заехал за Бернли в отель, и они вместе отправились к своему знакомому на вокзале Сен-Лазар.

– Должен вас обрадовать, господа, – сразу же заявил тот, приглашая гостей присаживаться. – Мне удалось добыть необходимые сведения. – После чего он взял со стола какие-то бумаги. – Вот, например, расписка от приемщика с судна из Саутгемптона в получении того, что мы можем назвать бочкой номер один. Она была выдана в 19.47 по прибытии в порт груза, отправленного с этого вокзала тридцатого марта. А здесь, – он показал им почти такой же листок, – квитанция на бланке «Островного и континентального пароходства» в получении бочки номер два, так же вывезенной с моего вокзала товарным поездом первого апреля, а принятой на борт корабля только третьего числа. Кроме того, наш распорядитель на товарном дворе Сен-Лазара, куда въезд со стороны рю Кардине, уведомил меня, что разыскал рабочих, помогавших разгружать бочку номер два, когда ее привезли туда. При желании вы сможете с ними встретиться прямо сейчас.

– Не нахожу слов, чтобы выразить вам свою благодарность, мсье, – сказал Лефарж. – Ваша помощь поистине неоценима.

– Спешу заверить, что мне это доставляет исключительное удовольствие.

Обменявшись всеми возможными любезностями, они расстались. Сыщики на метро добрались до Батиньоля, а потом прошли по рю Кардине до обширной товарной станции Сен-Лазар.

Там они представились агенту-распорядителю, уже ожидавшему их. Он провел детективов длинными проходами, минуя широкий двор, где происходило непрестанное движение транспорта, к длинному ряду пакгаузов с общей площадкой для погрузки и выгрузки. Подозвав двоих рабочих в синих спецовках, он дал им указание отвечать на любые вопросы детективов, после чего извинился и ушел по своим делам.

– Как вы поняли, парни, – вступил в разговор Лефарж, – мы крайне нуждаемся в информации, а вас ожидает премия в несколько франков, если поможете нам.

Работяги выразили готовность сообщить все, что им известно.

– Вы помните, как первого числа этого месяца, то есть в четверг на прошлой неделе, разгружали бочку, предназначавшуюся для отправки мистеру Феликсу в Лондон морским путем через Руан?

– Конечно, мы помним ту бочку, – ответили двое рабочих почти в один голос.

– Но вам, должно быть, приходится разгружать сотни бочек. Почему же запомнилась именно эта?

– Если вам, мсье, довелось бы самому кантовать ту бочку, – ответил один из грузчиков, – вы бы ее тоже надолго запомнили. Она оказалась на редкость тяжелой, такие нечасто попадаются. И форма у нее была странная. Почти без выпуклости посередке.

– В котором часу ее привезли сюда?

– Где-то вскоре после шести вечера, мсье. Минут в пять или десять седьмого.

– Как вам удалось столь точно зафиксировать время?

– Видите ли, мсье, – ответил один из них с улыбкой, – в половине седьмого у нас заканчивалась смена, и мы уже поглядывали на часы.

– Можете сказать, кто именно доставил ее на товарную станцию?

На сей раз рабочие лишь пожали плечами.

– Увы, мсье, ничем не можем помочь, – снова ответил тот, что был разговорчивее. – Кучера мы бы узнали, повстречайся он нам вновь, но где живет и на кого работает, нам не известно.

– Тогда хотя бы опишите его.

– Охотно, мсье. Это был низенький, худощавый, остролицый и какой-то болезненный с виду мужчина. Волосы седые, лицо чисто выбритое.

– Что ж, попрошу вас проявить наблюдательность. Когда кучер появится снова, узнайте, кто он, и дайте знать. Вот мой адрес. Если получится, вознаграждение составит пятьдесят франков.

А пока Лефарж, заручившись обещаниями рабочих выполнить просьбу, выдал каждому по пять франков.

– Вероятно, по поводу кучера тоже придется дать объявление, – заметил Бернли, когда они возвращались в сторону Клиши.

– Лучше будет сначала связаться со штаб-квартирой, – отозвался Лефарж, – и узнать мнение шефа. Если он одобрит идею, поместим объявление уже в сегодняшних вечерних газетах.

Бернли его поддержал, и после краткой остановки на обед они позвонили в Сюрте с ближайшего общественного телефона.

– Это Лефарж? – спросила телефонистка с коммутатора. – Шеф просил вас вернуться к нему незамедлительно. У него есть для вас новости.

Они на метро добрались от станции «Клиши» до «Шатле» и вошли в здание Сюрте, когда часы пробили два. Мсье Шове был у себя в кабинете.

– А, вот и вы! – воскликнул он, лишь только завидев детективов. – Мы получили отзыв на объявление по поводу платья. Около одиннадцати часов утра нам позвонили сотрудники заведения мадам Клотильды, расположенного рядом с Пале-Рояль, заявив, что, возможно, платье было куплено у них. Мы сразу же отправили туда мадемуазель Лекок, занимавшуюся одеждой покойной, и примерно с час назад она вернулась. Платье продали в феврале мадам Аннетте Буарак, проживающей на углу авеню де л’Альма и рю Сен-Жан неподалеку от американской церкви. Вам лучше сейчас же отправиться по этому адресу и навести необходимые справки.

– Слушаюсь, мсье, – сказал Лефарж, – но прежде чем уйти, хотел бы решить вопрос, связанный с бочкой.

Он коротко рассказал о том, что им удалось выяснить, и об идее дать объявление с приметами кучера.

Мсье Шове лишь приготовился ответить, когда раздался стук в дверь и вошел мальчик-посыльный, принесший визитную карточку.

– Внизу дожидается господин, желающий встретиться с вами, мсье, по весьма неотложному делу, – сказал он.

– Вот те на! – воскликнул изумленный шеф. – Знаете, что здесь написано? – Он прочитал текст на карточке. – «Мсье Рауль Буарак. Рю Сен-Жан, дом 1 (угол авеню де л’Альма)». Как я полагаю, мы сейчас увидим мужа Аннетты. Наши объявления дают обильные плоды. Вам обоим в таком случае нужно задержаться здесь, – а потом добавил, обращаясь к мальчику: – Пусть гость еще недолго подождет.

Он взялся за телефон, нажал одну из кнопок на подставке и сказал:

– Пришлите ко мне немедленно мадемуазель Жубер.

Спустя минуту в комнату вошла молодая стенографистка. Мсье Шове указал ей в угол кабинета, где Бернли ранее заметил ширму, поставленную так, чтобы она не слишком мешала и не бросалась в глаза.

– Мне нужно, чтобы вы записали каждое слово предстоящего разговора, мадемуазель, – распорядился шеф. – Пожалуйста, ничего не упустите и не привлекайте к себе внимания.

Девушка кивнула, а шеф, как только она заняла место за ширмой, снова обратился к посыльному:

– Теперь я готов принять его.

Вскоре в кабинет вошел мсье Буарак. Это был плотного сложения, но не слишком рослый мужчина, еще не достигший среднего возраста, с густыми черными волосами и с небольшими, аккуратно постриженными усами. На его лице запечатлелось напряженное выражение, словно он переживал острую физическую или душевную боль. Одет он был во все черное, а его манеры отличала спокойная сдержанность.

Мсье Буарак оглядел помещение, а потом, когда Шове поднялся, чтобы приветствовать его, церемонно поклонился.

– Вы – шеф Сюрте? – спросил он и в ответ на утвердительный кивок Шове, одновременно жестом пригласившего визитера присесть, продолжил: – Я приехал к вам, мсье, по весьма щекотливому делу и надеялся на встречу наедине. – Он чуть замялся, но пауза оказалась краткой. – Однако, насколько я понимаю, эти господа пользуются полнейшим доверием с вашей стороны?

Он говорил медленно, стараясь как можно четче произносить каждое слово, словно сначала обдумывал, насколько оно подходит по смыслу, и лишь потом использовал его.

– Если ваше дело, мсье, связано с недавним и весьма прискорбным исчезновением вашей жены, – отозвался Шове, – то эти господа являются детективами, которым поручено расследование, а потому их присутствие, я полагаю, пойдет только на пользу.

Мсье Буарак неожиданно вновь вскочил. Внешнее спокойствие изменило ему, эмоции прорвались наружу.

– Значит, это все же она? – спросил он сдавленным голосом. – Вы точно знаете? Судя по объявлению, я посчитал такое возможным, но ни в чем не был уверен. Надеялся на вероятность ошибки… Но сомнений не осталось, я правильно вас понял?

– Я сообщу обо всем, что нам известно, мсье Буарак, а вы сможете сами сделать выводы. Прежде всего вот фотография найденного нами тела.

Буарак взял снимок и вгляделся в него очень пристально.

– Это она, – хрипло пробормотал он. – Она, никаких сомнений.

Обуреваемый волнением, голос его прервался, а остальные из уважения к чувствам Буарака тоже какое-то время хранили молчание. Затем не без заметного усилия он продолжил, но теперь перешел почти на шепот.

– Скажите мне, – голос дрогнул, а слова давались ему с все большим трудом, – отчего у нее столь ужасный вид? Что за жуткие пятна у нее на шее? Откуда они взялись?

– С величайшим сожалением и состраданием должен сообщить, мсье Буарак, что вашу жену почти наверняка умертвили путем удушения. Кроме того, вам следует знать: к моменту, когда сделали это фото, она уже была мертва несколько дней.

Буарак буквально упал в кресло и закрыл лицо ладонями.

– О боже! – воскликнул он. – Моя бедняжка Аннетта! Хотя у меня не было причин любить ее, я все же испытывал к ней искреннюю привязанность. Господь свидетель, я ее любил вопреки всему. И теперь, когда потерял ее, чувствую это даже сильнее. – Он говорил по-прежнему очень тихо, снова прервался, а потом попросил: – Расскажите же мне все подробности, о которых вам известно.

– Боюсь, детали повергнут вас в еще больший шок, мсье, – сказал шеф проникновенным тоном с нотками сочувствия. – Лондонская полиция обратила внимание на странную бочку. Не стану вдаваться в объяснения, чем это было вызвано, но у наших английских коллег зародились подозрения. На бочку наложили арест и вскрыли. Внутри обнаружили тело.

Гость оставался сидеть, прикрыв лицо руками. Но через несколько секунд поднялся и посмотрел на Шове.

– У вас уже есть улики? – спросил он, почти задыхаясь. – Вы напали на след злодея, который это сделал?

– У нас несколько версий, – ответил шеф, – но пока только начали отрабатывать каждую из них. Уверен, уже скоро нам удастся схватить убийцу. А пока, чтобы получить дополнительное подтверждение и не оставить места сомнениям, не сочтите за труд провести опознание одежды.

– Ее одежды? О, молю вас, избавьте меня от такой необходимости! Хотя я понимаю, что без этого никак не обойтись.

Мьсе Шове снова позвонил по телефону и распорядился прислать предметы гардероба покойной к нему в кабинет. Драгоценности были пока недоступны для опознания, поскольку мадемуазель Блез все еще объезжала с ними ювелирные магазины и мастерские.

– О, горе мне! Да, – воскликнул мсье Буарак, увидев платье, – наряд принадлежал ей. Она надела его в тот вечер, когда ушла из дома. Теперь ни в чем сомневаться не приходится. Это моя несчастная, запутавшаяся и наделавшая глупостей Аннетта!

– Мне бы крайне не хотелось причинять вам излишние страдания, мсье Буарак, но я обязан просить вас оказать нам любезность и рассказать все, что вам известно об обстоятельствах исчезновения жены. Должен представить вам присутствующих здесь джентльменов. Мистер Бернли является инспектором полиции Лондона, а мсье Лефарж – наш сотрудник. Они ведут следствие по делу совместными усилиями. А потому можете говорить при них совершенно свободно.

Мсье Буарак раскланялся с сыщиками.

– Я расскажу вам обо всем, господа, но только прошу заранее простить за некоторую сбивчивость. У меня сейчас полнейшая путаница в голове.

Шове подошел к шкафчику, из которого достал небольшую плоскую бутылку с бренди (для француза было бы логичнее достать коньяк).

– Мы прекрасно понимаем, в каком вы состоянии, – сказал он. – А потому позвольте предложить вам немного выпить.

Шеф наполнил рюмку из толстого стекла.

– Благодарю вас, мсье, – с признательностью произнес гость, выпив спиртное, как принимают лекарство.

Оно действительно помогло Буараку собраться с мыслями, и он снова превратился в уравновешенного человека, пришедшего по важному делу. Ему удавалось держать себя в руках, пока он излагал свою историю, ни разу не позволив эмоциям захлестнуть себя, хотя временами становилось очевидно, что от него требовалась огромная сила воли для сохранения контроля. Гораздо более уверенным тоном он начал свои показания, а трое собеседников, поудобнее устроившись в креслах, внимательно слушали его.

 

Глава 14

Показания мсье Буарака

– Вам известны мое полное имя и адрес, – начал Буарак. – Если говорить о профессии, то я являюсь исполнительным директором компании «Эврот», производящей промышленные насосы, основное предприятие которой находится на рю Шампионнэ рядом с гаражом городских омнибусов. Меня можно считать хорошо обеспеченным человеком. Мы с женой окружили себя полным комфортом, причем Аннетта имела возможность вести светский образ жизни, вращаясь в высших кругах общества.

В субботу двадцать седьмого марта – то есть сегодня с того дня минуло две недели – мы давали званый ужин у себя на авеню де л’Альма. Нашим главным гостем был посол Испании, в дом которого моя жена получила приглашение, когда годом ранее побывала в Мадриде. Среди прочих присутствовал и мсье Леон Феликс, давний приятель жены, живущий в Лондоне, но оказавшийся в Париже по каким-то своим делам. Все гости собрались, и мы начали трапезу, но, к сожалению, когда ужин далеко еще не закончился, мне показали переданную по телефону записку с работы. В ней говорилось, что произошла серьезная авария, требовавшая моего незамедлительного приезда. Ничего не оставалось, кроме как извиниться перед гостями и сразу же их покинуть, хотя я обещал скоро вернуться.

Добравшись до завода, я выяснил, что огромная литая деталь мотора для насоса мощностью в двести лошадиных сил, работу над которой должны были закончить в выходные, сорвалась с крепежа, соскользнула вниз, став причиной смерти одного человека и сильно поранив еще двоих. Один из цилиндров мотора раскололся, а деталь оказалась зажатой между стеной цеха и массивным колесом маховика, не поддаваясь на все наши усилия вернуть ее на прежнее место.

Как только я понял всю опасность положения, то немедленно позвонил домой и предупредил, что вернусь очень поздно и никак не смогу насладиться в тот вечер обществом гостей. Однако нам удалось справиться с проблемой значительно быстрее, чем ожидалось, и еще не было одиннадцати, когда я смог покинуть завод. Не сумев поймать такси, я дошел до станции метро «Симплон». Как вы понимаете, мой маршрут домой предусматривал пересадку на «Шатле», где я и вышел из вагона. Но стоило мне сделать это, как кто-то похлопал меня по спине. Обернувшись, я узнал своего хорошего американского знакомого по имени Майрон Бертон, в свое время мы жили в одном отеле в Нью-Йорке и успели подружиться. Мы немного поговорили, потом я поинтересовался, где он остановился в Париже и пригласил к себе домой. Он отказался, объяснив, что уже в 00.35 должен отбыть в Орлеан с вокзала Орсе. Майрон спросил, не пожелаю ли я проводить его и выпить по стаканчику в привокзальном ресторане. Я сначала колебался, но потом вспомнил, что дома меня все равно уже не ждут. И мы отправились на прогулку. Ночь выдалась теплой, на редкость приятной, и мы двигались вдоль набережных Сены, получая немалое удовольствие, но оказались у моста Руаяль слишком рано – еще не пробило без четверти двенадцать. Бертон предложил немного продлить прогулку, что мы и сделали, совершив круг через площадь Согласия и нижнюю оконечность Елисейских Полей. Поглощенные интересной беседой, мы потеряли счет времени и вновь оказались у вокзала всего за минуту до отхода поезда. К сожалению для моего друга, нам пришлось забыть о бокале вина, которым он собирался меня угостить. Я не чувствовал усталости и решил не спеша дойти до дома, однако на полпути меня застиг дождь. Поиски такси опять не увенчались успехом, и теперь уже невольно я вынужден был продолжить свой путь пешком, оказавшись у дверей квартиры около часа ночи. В холле меня встретил Франсуа – дворецкий. Мне показалось, что он чем-то взволнован.

«Еще десяти минут не прошло, мсье, как я услышал щелчок замка входной двери, – сказал он, помогая мне снять плащ. – А потому я встал с постели и решил выяснить источник этого звука».

«Встали с постели? – удивился я. – Но почему вы вообще осмелились лечь спать до моего возвращения?»

«Так распорядилась мадам, хозяин. Около половины двенадцатого она сказала, что вы вернетесь очень поздно и потому одна дождется вас».

«Хорошо, – сказал я, – но где же сама мадам?»

Он замялся, а потом признался, что не знает.

«Что значит – вы не знаете? – Я начал не на шутку сердиться. – Она тоже уже легла спать?»

«Нет, мсье, спать она не ложилась», – ответил слуга.

Надо вам сказать, господа, что я не отношусь к числу людей, наделенных даром живого воображения, но внезапно меня охватили самые недобрые предчувствия. Я поспешил сначала в большую гостиную, а потом осмотрел комнату, где любила уединяться жена. Но не нашел ее. Затем я вспомнил, как часто она допоздна могла ждать меня в моем собственном кабинете. Но там тоже никого не было, и я уже собирался выйти, когда заметил на своем столе письмо, которого не видел там прежде вечером. На конверте значилось мое имя, написанное рукой Аннетты, и с ощущением, что у меня вот-вот остановится сердце, я достал послание и прочитал его.

С этими словами он протянул шефу лист бумаги кремового оттенка. В кратком письме без указания даты женским почерком было выведено следующее:

Я не прошу у тебя прощения, Рауль, за то, что собираюсь сделать этой ночью, поскольку чувствую себя не вправе ожидать понимания и прощения. Это было бы чересчур самонадеянно с моей стороны. Но ты должен поверить: боль и муки, которые я неизбежно причиню тебе, разрывают душу мне самой. Ты неизменно проявлял ко мне справедливость и доброту, свойственные твоему характеру, но мы оба прекрасно знаем, Рауль, что никогда по-настоящему не любили друг друга. Ты влюблен в свою работу, в свое собрание произведений искусства, а я полюбила Леона Феликса, и вот – ухожу к нему. Я попросту исчезну, и ты никогда больше обо мне не услышишь. Надеюсь, тебе удастся добиться развода, а потом обрести счастье с более достойной женщиной.

Прощай, Рауль, и, пожалуйста, не думай обо мне хуже, чем я того заслуживаю.

Аннетта.

Мсье Буарак сидел с поникшей головой, низко опустив плечи, пока полицейские читали послание, принесшее ему столько печали. Им снова овладели эмоции, и на какое-то время в кабинете шефа воцарилось тягостное молчание. Солнечные лучи ярко сияли сквозь окно, не ведая, что такое подлинная трагедия, освещая согбенную фигуру в кресле и безжалостно подчеркивая те детали, каким лучше было бы оставаться в тени, – от капелек пота над сдвинутыми густыми бровями до судорожно сцепленных и побелевших рук, которые он старался спрятать под краем письменного стола. Собеседники терпеливо ждали, и Буарак усилием воли овладел собой, чтобы продолжить:

– От столь неожиданного удара я был сам не свой, но инстинктивно понимал необходимость вести себя так, словно ничего не случилось. Стоило мне немного оправиться от первоначального шока, я окликнул Франсуа, все еще остававшегося в холле:

«Все в порядке, Франсуа. Мадам написала мне записку. Ей пришлось поспешить на поезд в Швейцарию. Она получила уведомление, что ее мать при смерти».

Дворецкий отозвался своим обычным тоном, но я сразу заметил, что он не поверил ни одному моему слову. От тоски и сочувствия в глазах слуги мне снова чуть не сделалось дурно. Но я пытался разговаривать с ним как можно небрежнее и спокойнее.

«Не знаю только, успела ли Сюзанна помочь ей одеться в дорогу. Пришлите ее ко мне, а сами потом можете укладываться спать».

Сюзанна служила горничной Аннетты, и как только она вошла в кабинет, по ее испуганному и смущенному виду я догадался, что ей обо всем известно.

«Сюзанна, – сказал я тем не менее, – мадам пришлось неожиданно и очень срочно отбыть в Швейцарию. И потому она отправилась на вокзал, не имея времени упаковать чемоданы. Надеюсь, ей хотя бы удалось потеплее одеться перед отъездом?»

Девушка отвечала мне без промедления, но с нервическим страхом в голосе:

«Я только что заглянула в ее комнату, мсье. Мадам надела шубу, шляпу и пару теплой обуви. Вечерние туфли, в которых она ужинала, остались там, где она их сбросила. Меня она не вызывала, чтобы помочь, и я даже не слышала, как она покинула дом».

К тому времени я окончательно справился с эмоциями и уже успел наскоро продумать свой план.

«Что ж, не беда, – сказал я. – В таком случае упакуйте завтра с утра ее чемоданы, чтобы я смог отправить багаж ей вслед. Она остановится в доме матери, где сможет одолжить все необходимое до прибытия собственных вещей».

Франсуа по-прежнему не находил себе места от беспокойства и слонялся по дому. Мне пришлось строго приказать слугам идти немедленно спать, чтобы в одиночестве постараться понять, что же реально произошло. Но мне не следует чрезмерно утомлять вас содержанием своих долгих раздумий. Несколько дней я просто с ума сходил, а потом сумел взять себя в руки. Сюзанну я отправил домой, сказав, что, по сообщению от мадам, она наняла одну из горничных своей матери.

Мсье Буарак сделал паузу.

– Мне кажется, – сказал он через некоторое время, – это все, что я могу вам сообщить, мсье шеф. С той ужасной ночи и до момента, когда пару часов назад мне на глаза попалось ваше объявление в «Фигаро», я действительно ничего не слышал ни о своей жене, ни о Феликсе.

Буарак поведал свою историю просто и прямо, и манера этого человека держать себя только подчеркивала очевидную правдивость его слов. Показания звучали убедительно и поневоле заставляли проникнуться сочувствием к мужчине, который хранил верность жене, но был жестоко ею предан. Первым заговорил Шове:

– Хотелось бы выразить вам, мсье Буарак, глубочайшее сожаление в связи со случившимся и с необходимостью сделать заявление, явно все еще причиняющее вам душевные муки. Печально и то, что развитие событий сделало теперь окончательно невозможным держать дело в тайне от широкой публики. Разумеется, мы уже начали поиски убийцы. А вас не смею больше задерживать. Попрошу только повторить для нас некоторые имена и еще раз назвать точное время происшествий, чтобы ваше заявление приобрело завершенный вид.

– Благодарю вас за понимание и сочувствие, мсье.

Шеф продолжил:

– Прежде всего ваш адрес… Хотя он указан на визитной карточке. Затем… Мне, вероятно, лучше облечь это в форму вопросов. На какое время был назначен ужин?

– На семь сорок пять.

– А в котором часу пришел срочный вызов с работы?

– Без четверти девять.

– И вы прибыли на завод…

– Примерно в девять пятнадцать, как мне помнится. Я не особенно следил за временем. Дошел до Елисейских Полей и взял такси.

– Если я правильно понял, вы сказали, что позвонили домой почти сразу и сообщили жене о необходимости своей долгой отлучки?

– Вероятно, так прозвучали мои слова, хотя это не совсем точно. По прибытии на завод я незамедлительно занялся оценкой происшедшей аварии и последствий, которые она причинила, затратив на это некоторое время. Правильнее будет сказать, что звонок домой я сделал около десяти часов.

– Но вам неожиданно удалось освободиться уже в одиннадцать?

– Совершенно верно.

– Значит, своего американского друга вы должны были встретить примерно в двадцать минут двенадцатого?

– Да, думаю, около того.

– Так. Теперь о вашем друге. Нам нужно его полное имя и адрес.

– Его имя я уже назвал. Майрон Х. Бертон. Но вот с адресом помочь не могу, поскольку не знаю его.

– Быть может, вам известен рабочий адрес?

– Его я тоже не знаю. Мы с Майроном познакомились в отеле во время моей поездки в Нью-Йорк. Мы сыграли с ним несколько партий на бильярде и стали в известной степени дружны, но сошлись не так близко, чтобы делиться подробностями семейной жизни.

– Когда произошло ваше знакомство?

– Летом 1908… нет, 1909 года, то есть около трех лет назад.

– В каком отеле?

– «Гудзон вью». В том, что сгорел в прошлое Рождество.

– Да, я слышал об этом ужасном пожаре. Ваш друг отправился в Орлеан поездом в 00.35. Наверное, он останавливался там?

– Нет. Ему предстояла пересадка, но куда дальше, он не сказал. А про пересадку я узнал, потому что спросил, отчего он выбрал такой странный поезд, прибывавший в Орлеан в 4.30 утра. На мой взгляд, лучше было бы провести ночь в Париже, а утром сесть в экспресс, дорога на котором занимает всего два часа.

– Впрочем, все это не имеет особого значения. Нам осталось только записать фамилию и адрес бывшей горничной вашей супруги.

Буарак покачал головой.

– Простите, но и этой информацией я не располагаю. Для меня она была просто Сюзанной. Хотя осмелюсь предположить, что Франсуа или кто-то еще из прислуги может знать о ней больше.

– В таком случае, с вашего дозволения, я отправлю нашего человека для осмотра дома и наведения необходимых справок. Должен подчеркнуть, мсье Буарак, что мы весьма признательны за полученную от вас информацию. Но встает вопрос о формальном опознании тела. У меня нет никаких сомнений после сказанного вами, что это тело вашей жены, но закон предписывает лично опознать ее. Не могли бы вы совершить с этой целью краткий визит в Лондон? Насколько я понимаю, погребение еще не могло состояться.

Буарак поежился от явного дискомфорта. Поездка представлялась ему крайне нежелательной.

– Не скрою, я бы предпочел никуда не ездить. Но поскольку вы назвали это необходимой формальностью, выбора у меня, по всей видимости, не остается.

– Мне очень жаль. В данном случае без этого никак не обойтись. Личный осмотр предусмотрен процедурой опознания, исключающей возможность ошибки. И позвольте поделиться своим мнением – вам было бы лучше покончить с этой прискорбной обязанностью как можно скорее. Отправляйтесь при первой же возможности.

Гость только пожал плечами.

– Если поездка неизбежна, то почему бы не совершить ее незамедлительно? Я пересеку пролив сегодня же и явлюсь в Скотленд-Ярд, скажем, к одиннадцати часам утра завтра. Мне нужно именно в Скотленд-Ярд, не правда ли?

– Да, мсье. Очень хорошо. Я позвоню их руководству, чтобы вашего прибытия ожидали все участники процедуры.

Шеф поднялся, пожал посетителю руку и попрощался. Мсье Буарак покинул кабинет. Как только он вышел за дверь, Шове вскочил с места и подошел к ширме.

– Срочно подготовьте полдюжины копий этого заявления, а также вопросов и ответов на них, мадемуазель. Можете воспользоваться помощью других девушек.

Затем он повернулся к двум детективам:

– Что ж, господа, мы только что выслушали весьма занимательную историю, и как бы мы ее ни воспринимали, наш долг состоит прежде всего в том, чтобы детально проверить ее. Думаю, вам лучше, не мешкая, отправиться на авеню де л’Альма и встретиться с упомянутым Франсуа, по возможности, еще до того, как мсье Буарак сам вернется домой. Обыщите дом в поисках любых улик. В первую очередь нам нужен другой образец почерка жены Буарака. Кроме того, попытайтесь найти бывшую горничную. Я же тем временем предприму кое-какие другие шаги. Жду вас, как обычно, к девяти для доклада о ходе расследования.

 

Глава 15

Дом на авеню де л’Альма

Бернли и Лефарж сели в трамвай, маршрут которого проходил вдоль набережных, и вышли на остановке у моста Альма, откуда пошли вдоль авеню пешком. Дом действительно стоял на углу, фасадом на авеню, хотя парадный вход располагался со стороны более узкой боковой улочки. Здание относилось к эпохе позднего Возрождения, построенное из неровно обработанного серого камня с изящными лепными оконными проемами, с декоративными элементами из красного песчаника и с обычной для Парижа мансардой под крышей.

Мужчины поднялись по ступеням элегантного крыльца. Справа располагались окна большой комнаты, угол которой выходил на обе улицы.

– На мой взгляд, это помещение слишком хорошо просматривается отовсюду, – заметил Бернли. – Если это гостиная – а судя по меблировке, так оно и есть, – любой, кто подойдет к входной двери, сможет сразу увидеть всех, кто находится внутри.

– Но, с другой стороны, – возразил Лефарж, – хозяйка тоже будет заранее знать о прибытии гостя и сможет подготовиться к визиту.

Дверь им открыл престарелый мужчина с типичной для дворецкого внешностью, его ухоженное лицо излучало респектабельность и добропорядочность. Лефарж показал ему удостоверение.

– К сожалению, мсье Буарака нет сейчас дома, – предельно вежливо сказал слуга, – но вы, вероятно, без труда найдете его на заводе, расположенном на рю Шампионнэ.

– Благодарю за информацию, – ответил Лефарж, – но мы только что побеседовали с мсье Буараком, и на самом деле нам хотелось встретиться именно с вами.

Дворецкий провел их в небольшую гостиную позади прихожей.

– Слушаю вас, господа.

– Вам уже довелось прочитать в утренних газетах объявление по поводу установления личности погибшей дамы?

– Да, я ознакомился с ним, мсье.

– Весьма сожалею, но все указывает на то, что покойная была вашей хозяйкой.

Франсуа печально покачал головой.

– Мне сразу пришла в голову эта пугающая мысль, мсье, – произнес он совсем тихо.

– Мсье Буарак тоже прочитал объявление. Он недавно сам пришел в Сюрте и по предъявленным ему материалам произвел идентификацию, не оставившую сомнения. Дело тем более прискорбное, поскольку вынужден с сожалением поставить вас в известность, что мадам была убита, причем убита зверски. Вот почему мы явились сюда, заручившись разрешением мсье Буарака, чтобы навести необходимые справки и проверить факты.

Лицо престарелого дворецкого заметно побледнело.

– Убита! – повторил он хриплым шепотом. – Этого не может быть. Ни один из тех, кто знал ее, не смог бы пойти на такое. Мадам пользовалась всеобщей любовью. Она воплощала в себе ангельскую доброту.

Этот человек говорил с большим и искренним чувством, поддавшись нахлынувшим эмоциям.

– Что я могу сказать, мсье? – продолжил он после паузы. – Любую помощь в поимке преступника окажу вам с подлинным рвением. И желаю скорейшего успеха в расследовании.

– Я тоже надеюсь на успех, Франсуа. По крайней мере, мы сделаем для этого все возможное. А сейчас, пожалуйста, ответьте на наши вопросы. Вы помните, как мсье Буарака вызвали на работу примерно без четверти девять в субботу двадцать седьмого марта в разгар званого ужина? Это случилось именно тогда?

– Все верно, мсье.

– И он уехал сразу же?

– Немедленно, мсье.

– А в половине одиннадцатого позвонил и сказал, что вернется только очень поздно. Это время указано точно?

– Как мне кажется, он позвонил несколько раньше. По-моему, он сделал это вскоре после десяти часов, а быть может, еще и десяти не пробило.

– То есть около десяти часов вечера? Так вы полагаете? Не могли бы вы дословно передать, что он тогда сообщил?

– Он сказал, что авария оказалась очень серьезной и ему придется задержаться надолго. А домой он, вероятно, прибудет только к утру.

– Вы, соответственно, сразу же обо всем доложили хозяйке, не так ли? Гости могли слышать ваш с ней разговор?

– Нет, мсье, однако мадам сама почти сразу огласила новости вслух.

– Что произошло потом?

– Уже вскоре – около одиннадцати или четверти двенадцатого – гости начали разъезжаться по домам.

– Все сразу?

Дворецкий замялся.

– Задержался только один. Некий мсье Феликс. Он дождался отъезда всех остальных. Это ему позволяла роль друга семьи. Все прочие были не более чем хорошими знакомыми.

– И как долго он оставался в этом доме после общего разъезда?

Франсуа теперь выглядел определенно смущенным и колебался с ответом.

– Если честно, то я не знаю, мсье, – сказал он медленно и нерешительно. – Понимаете, случилось вот что. В тот вечер у меня разыгралась сильная мигрень, и мадам спросила, хорошо ли я себя чувствую – замечать подобные вещи в ее характере. Потом велела мне отправляться в постель, не дожидаясь возвращения хозяина. Мсье Феликс, по ее словам, задержится, только чтобы взять какие-то книги, после чего сам выйдет из дома.

– И вы легли спать?

– Да, мсье. Я поблагодарил ее за заботу и вскоре удалился к себе.

– Что значит – вскоре?

– Примерно через полчаса.

– А мсье Феликс к тому времени уже ушел?

– Нет, мсье, он еще оставался здесь.

– Что было дальше?

– Я заснул, но примерно час спустя внезапно проснулся. Мне стало заметно лучше, и я решил пойти проверить, не вернулся ли хозяин, и посмотреть, заперт ли дом как следует. Встал и направился в сторону холла, но как только приблизился к лестнице, услышал звук захлопнувшейся двери. Должно быть, мсье как раз вернулся, подумалось мне. Но из прихожей не доносилось больше никакого шума, и я спустился удостовериться, что ничего не произошло.

– Ну и…

– Там никого не оказалось, и потому я прошелся по другим комнатам. Нигде не было ни души, хотя везде горел свет. Странно, отметил я про себя и пошел к Сюзанне, горничной мадам, которая все еще ждала ее последних распоряжений. Я спросил, легла ли уже мадам. «Нет», – ответила она. «Однако на первом этаже ее нигде не видно, – заметил я. – Тебе лучше подняться и посмотреть, не в своей ли она спальне». Она ушла, но уже скоро спустилась вниз с немного испуганным видом. Сообщила мне, что в спальне мадам тоже нет, а ее шубка, шляпа и пара уличной обуви отсутствуют. Ее вечерние туфли валялись на полу там, где она их сняла. Я поднялся вместе с горничной, чтобы все осмотреть, но затем услышал, как открывается замок входной двери. Теперь мсье Буарак действительно вернулся, и пока я помогал ему снять плащ и шляпу, рассказал о странном звуке закрывавшейся двери. Он спросил, где мадам, и я ответил, что не знаю. Мсье отправился искать ее и в своем кабинете нашел записку, как я полагаю, оставленную ею. Прочитав записку, хозяин не задавал больше никаких вопросов, уведомив нас, что мадам пришлось срочно уехать в Швейцарию к своей матушке, которая тяжело заболела. Однако, когда два дня спустя он уволил Сюзанну, я догадался: мадам уже не вернется.

– В котором часу вернулся мсье Буарак домой?

– Около часа ночи или чуть позже.

– Его плащ и шляпа были мокрыми?

– Не слишком, мсье, но он явно какое-то время шел пешком под дождем.

– Вы случайно не проводили проверку, не пропало ли из дома что-то еще из вещей?

– Да, проводили, мсье. Мы с Сюзанной в воскресенье обрыскали весь дом.

– Но ничего не обнаружили?

– Ничего, мсье.

– Тогда мы можем исключить вероятность, что тело могло быть спрятано где-то внутри дома, не так ли?

Дворецкий изумленно посмотрел на него, явно пораженный подобной идеей.

– Это было бы абсолютно невозможно, мсье, – сказал он. – Я лично осмотрел все углы и открыл все шкафы.

– Спасибо. Я узнал все, что необходимо на данный момент. А теперь не могли бы вы помочь мне разыскать Сюзанну?

– Думаю, мне удастся узнать для вас адрес с помощью одной из наших служанок, с которой горничная мадам водила дружбу.

– Займитесь этим, пожалуйста. А мы тем временем осмотрим дом.

– Мое сопровождение вам не понадобится, мсье?

– Нет, покорнейше благодарю.

Планировка помещений первого этажа выглядела предельно простой. Длинный и достаточно узкий холл протянулся от входной двери с рю Сен-Жан параллельно авеню де л’Альма до лестницы. Справа располагалась гостиная – то самое просторное угловое помещение, окна которого выходили сразу на обе улицы. По другую сторону холла прямо напротив двери гостиной находился кабинет мсье Буарака – светлая и прекрасно обставленная комната с видом на рю Сен-Жан. За ними располагались совсем небольшая гостиная, чаще всего использовавшаяся хозяйкой, и столовая. В глубине дома под лестницей располагались комнаты для прислуги.

Детективы тщательно осмотрели все помещения поочередно. Мебель выглядела не только дорогой, но и подобранной с большим художественным вкусом. Гостиную обставили вещами эпохи Людовика XIV c коврами из Обюссона и добавлением отдельных предметов в стиле «буль». Тончайший севрский фарфор и посуда с позолотой были явно приобретены превосходным знатоком подобных изделий. Столовая и будуар только усилили общее впечатление, что хозяева дома принадлежали к числу людей не только богатых, но и с высоким культурным уровнем. Переходя из комнаты в комнату, сыщики не уставали поражаться изяществу и красоте обстановки каждой из них. И хотя поиски велись скрупулезно, никаких значимых результатов они не принесли.

Кабинет можно было назвать типичным мужским жилищем, если не считать одной особенности. Пол покрывал ворсистый ковер, вдоль стен вполне ожидаемо высились полки, уставленные книгами, у окна разместился резной письменный стол, рядом стояли удобные и просторные кресла, обитые кожей. Но еще имелась и целая коллекция скульптуры малых форм – статуи, статуэтки, изображавшие отдельные фигуры и целые группы, фризы, декоративные тарелки и барельефы из мрамора и бронзы. Это весьма ценное собрание, достаточно обширное и исполненное гармонии, могло стать украшением любой галереи или музея города. Стало очевидно, что мсье Буарак обладал не только средствами, но и необходимыми знаниями, позволявшими ему полностью предаваться своему хобби.

Бернли встал в шаге от порога кабинета и медленно обвел его взглядом, впитывая каждую деталь, надеясь обнаружить что-нибудь полезное для расследования. Он вглядывался в каждый предмет дважды, осматривая его во всех подробностях, с методичностью, к которой уже давно приучил себя: не переходил к следующей вещи, пока не был уверен, что четко запечатлел в памяти предыдущую. Затем его взгляд устремился на предмет, расположенный на полке рядом с книгами, и надолго задержалсяна нем.

Это была скульптурная группа в виде статуэтки из белого мрамора высотой примерно в два фута. Она изображала трех женщин с венками на головах – двух стоявших и одну сидевшую.

– Только посмотри на это! – обратился он к Лефаржу голосом, в котором звучали почти триумфальные нотки. – Ты в последнее время, случайно, не слышал ни о чем похожем?

Поскольку ответа не последовало, Бернли, не слишком внимательно следивший за действиями своего французского коллеги, вынужден был обернуться. Лефарж, стоя на коленях, с помощью увеличительного стекла изучал что-то, обнаруженное им среди густого ворса ковра. Это занятие настолько поглотило его, что он, похоже, не услышал вопроса, заданного ему Бернли. Но стоило тому приблизиться, как он поднялся и издал короткий, но удовлетворенный смешок.

– Взгляни сюда! – воскликнул Лефарж. – Посмотри, и глазам своим не поверишь!

Отступив назад к стене, он сел на корточки и, наклонив голову, рассматривал что-то, находившееся на полу между ним и окном кабинета.

– Ничего не замечаешь? – спросил он.

Бернли также присел и вгляделся в поверхность ковра.

– Нет, – ответил он. – Ничего.

– Это потому, что ты подошел слишком близко. Иди сюда и устраивайся рядом со мной. А теперь посмотри снова.

– Бог мой! – закричал Бернли в сильном волнении. – Бочка!

На ковре там, куда падал яркий свет, отчетливо виднелась вмятина в форме кольца диаметром примерно в два фута и четыре дюйма. Ворс был слегка примят. Такой след могло оставить днище тяжелой бочки.

– Я сразу это заподозрил, – сказал Лефарж, – а потом догадка окончательно подтвердилась.

Он протянул приятелю свою лупу и указал на участок пола, который изучал при увеличении.

Бернли взял лупу, нагнулся совсем низко и принялся пальцами ворошить ковер. Между ворсинками попадалась странная с виду пыльца. Он сумел ее собрать и рассмотреть.

– Опилки! – воскликнул Бернли.

– Вот именно, опилки! – подтвердил Лефарж, напустив на лицо важное и самодовольное выражение. – Теперь видишь? – он описал пальцем круг над полом. – Опилки просыпались по всей окружности там, где стояла бочка. Помяни мое слово, Бернли, мы близки к завершению дела. Именно тут располагалась бочка, когда Феликс или Буарак, а быть может, оба укладывали в нее труп.

– Бог мой! – Бернли не находил сейчас других слов, чтобы выразить свои чувства. – Я нисколько не удивлюсь, если окажется, что ты совершенно прав!

– Разумеется, я прав. Тут все яснее ясного. Женщина исчезает, и ее труп находят в бочке, заполненной опилками. И вот в том самом доме, откуда она пропала, обнаруживаются следы подходящей бочки и крупицы опилок.

– Да, здесь многое сходится. Но мне, например, далеко не все понятно. Если это сделал Феликс, то как он доставил сюда бочку, а потом вывез ее?

– Тогда, по всей вероятности, виновен Буарак.

– А как же его алиби? У Буарака железное алиби.

– Железное? Да, если верить ему на слово. Но откуда ты знаешь, что он говорит правду? Пока у нас нет никаких подтверждений.

– За исключением показаний Франсуа. Если преступление совершили Феликс или Буарак, то Франсуа должен был стать соучастником, а это не кажется мне правдоподобной версией.

– Верно, должен признать, что старик и мне показался слишком честным для такого дела. Но допустим, они не убивали ее, тогда как ты объяснишь следы бочки?

– Быть может, она имела отношение вот к чему? – заметил Бернли, указывая на небольшую мраморную скульптурную группу.

Лефарж обескураженно уставился на нее.

– Но это же, несомненно, то самое, что было отправлено Феликсу! – воскликнул он в изумлении.

– Похоже на то. Но лучше помолчим. Вот идет Франсуа. Давай расспросим его.

Дворецкий в самом деле вошел в комнату с листком бумаги, который он вручил Лефаржу.

– Адрес Сюзанны, господа.

Лефарж прочитал вслух:

– Мадемуазель Сюзанна Доде. Дижон, рю Попо, дом 14Б.

– А теперь посмотрите сюда, Франсуа, – попросил детектив, указывая на скульптуру. – Когда это появилось здесь?

– Совсем недавно, мсье. Как вы могли заметить, хозяин коллекционирует подобные вещи, а эта скульптура из трех девушек – его последнее приобретение.

– Вы можете точно вспомнить день, когда ее привезли?

– Незадолго до того, как устроили званый ужин. Да, теперь я припоминаю отчетливо. Это случилось в тот самый день.

– В чем была упакована статуэтка?

– Она прибыла внутри бочки, мсье, еще в субботу утром. Хозяин сам вскрыл крышку, чтобы вынуть ее. Этого он не доверял никому.

– Стало быть, он часто получал подобные бочки?

– Да, мсье, многие скульптуры доставлялись именно в бочках.

– Понятно. И когда же груз был окончательно распакован?

– Только два дня спустя, мсье. В понедельник вечером.

– Куда потом дели бочку?

– Ее вернули продавцам в магазин. Через два или три дня оттуда специально прислали повозку.

– Постарайтесь вспомнить точнее, в какой день это случилось.

Дворецкий замолчал в задумчивости.

– В точности не припомню, мсье, уж извините. Как мне кажется, это было в среду или в четверг на той неделе.

– Спасибо, Франсуа. Есть еще одна вещь, о которой я хотел бы вас попросить. Буду бесконечно вам признателен, если вы предоставите мне образец почерка хозяйки.

Франсуа покачал головой.

– У меня нет ничего подобного, мсье, – ответил он, – но я покажу вам ее письменный стол, а вы уж, сделайте милость, поищите сами.

Они прошли в будуар, и Франсуа указал на маленький секретер с инкрустацией тонкой резьбой – великолепный образец мастерски изготовленной мебели, почти произведение искусства. Лефарж сел перед ним и начал просматривать бумаги.

– Кто-то успел порыться до нас, – заметил он чуть позже. – Почти ничего нет.

Ему попались старые счета, квитанции, рекламные буклеты, чьи-то чужие письма, не содержавшие ничего важного, обрывки машинописных текстов, но ни клочка бумаги с почерком самой владелицы секретера.

Внезапно Франсуа воскликнул:

– Полагаю, мне удастся раздобыть то, что вам нужно, господа, если вы несколько минут подождете.

– Так и есть, – сказал он, вернувшись гораздо быстрее, чем обещал. – Вероятно, это подойдет. Висело в рамке под стеклом в помещении для прислуги.

Он принес краткий документ, в котором распределялись обязанности между слугами, указывалось время их работы и прочая информация. Список был составлен, насколько могли поверхностно судить сыщики, той же рукой, которая написала прощальное послание к мсье Буараку. Лефарж бережно уложил его в свой рабочий блокнот.

– А теперь хотелось бы осмотреть комнату мадам.

Они провели тщательный поиск в спальне, надеясь обнаружить какие-нибудь давние письма, но безуспешно. Затем допросили остальных слуг, хотя тоже безрезультатно.

– Теперь осталось последнее, – обратился Лефарж к пожилому дворецкому. – Нам нужен список гостей званого ужина. Полный или хотя бы частичный.

– Думаю, что смогу перечислить их всех, – ответил Франсуа, и Лефарж записал фамилии в блокнот.

– Когда вы ожидаете возвращения домой хозяина? – спросил Бернли, закончив с составлением списка.

– Он уже должен был бы вернуться, мсье. Обычно мсье Буарак приезжает около половины седьмого.

Время приближалось к семи часам. Им пришлось лишь немного подождать, как донесся скрежет ключа в замке дверного засова.

– А, добрый вечер, джентльмены! – приветствовал их Буарак, заметив детективов в холле. – Вы, стало быть, уже здесь. Есть успехи?

– Особого продвижения вперед пока не наметилось, – ответил Лефарж и продолжил после небольшой паузы: – Однако есть кое-что, о чем мы хотели получить у вас информацию, мсье. Речь идет вот о той мраморной скульптурной группе.

– Что именно вас интересует?

– Не могли бы вы сообщить, при каких обстоятельствах приобрели ее и каким образом она была сюда доставлена?

– Разумеется. Как вы могли обратить внимание, я коллекционирую подобные вещи. Некоторое время назад проходил мимо салона Дюпьера на бульваре Капуцинок, заметил сквозь стекло витрины эту группу, и она сразу мне полюбилась. После недолгих колебаний я решил купить ее, и скульптуру мне доставили на дом… По-моему, в тот самый день, когда мы устраивали прием. Впрочем, это могло случиться днем раньше – не уверен на все сто процентов. Бочку я попросил внести в мой кабинет, чтобы лично распаковать ее.

Мне доставляет неизъяснимое наслаждение самому первым доставать из упаковки новые приобретения. Однако последовавшие события настолько расстроили меня, что я не находил в себе сил заняться этим. Только в понедельник ближе к вечеру, пытаясь отвлечься и отогнать мрачные мысли, я завершил распаковку. И эта скульптурная группа теперь перед вами.

– Скажите, мсье, – вмешался с вопросом Бернли, – мистера Феликса тоже интересовали подобные произведения искусства?

– Да, интересовали. Он художник, и его основная сфера интересов – живопись. Но при этом он обладал достаточно хорошими знаниями в области скульптуры.

– А он не мог проявлять интерес к этой же скульптурной группе, как вы считаете?

– Не берусь ничего утверждать определенно. Я рассказал ему о ней, детально описал, но, насколько мне известно, сам он ни разу не видел ее.

– Вы упоминали в беседе с ним цену?

– Да. Она стоила мне тысячу четыреста франков. Это ему почему-то особенно хотелось выяснить, как и название фирмы, у которой я приобрел статуэтку. Сказал, что не смог бы сразу позволить себе аналогичное приобретение, но позднее, возможно, захочет купить нечто подобное.

– Что ж, кажется, теперь мы закончили нашу работу здесь, мсье Буарак. Огромное вам спасибо.

– Желаю спокойной ночи, джентльмены.

Сыщики распрощались, дошли до конца авеню, на метро добрались до площади Согласия, откуда по рю Кастильон поднялись к Большим бульварам, где поужинали и скоротали время до очередной встречи в здании Сюрте.

 

Глава 16

Инспектор Бернли в затруднительном положении

В девять часов вечера состоялось ставшее привычным совещание в кабинете шефа полиции.

– У меня тоже есть новости, – сказал мсье Шове, выслушав отчет Бернли и Лефаржа. – Я отправил агента на завод насосов, и он получил сведения, подтверждающие показания мсье Буарака относительно времени его прибытия туда и отъезда ночью, когда произошла авария. Поступил также ответ из Скотленд-Ярда. По получении телеграммы мистера Бернли, они сразу же предприняли расследование относительно бочки, отправленной через Гавр и Саутгемптон. Она, по всей видимости, благополучно прибыла на вокзал Ватерлоо утром следующего дня после отправки из Франции. Как вы знаете, на ней значился адрес в районе Тоттенхэм-Корт-роуд, и железнодорожники собирались, по своему обыкновению, доставить бочку туда на одном из своих грузовиков. Но не успели бочку выкатить из товарного вагона поезда, как появился человек, представившийся ее получателем. Оказалось, он хотел отвезти груз в другое место и с этой целью подготовил собственную повозку с кучером. Это был мужчина среднего роста, с темными волосами и бородой, причем клерк посчитал его иностранцем – как ему показалось, вероятно, французом. Он назвался Леоном Феликсом и предъявил в качестве доказательств несколько писем, адресованных ему по указанному в накладной адресу. Его попросили расписаться в получении, выдали бочку, и он увез ее. После чего никаких сведений о передвижениях незнакомца не имеется. Его след оказался полностью потерян. Работникам товарной станции Ватерлоо показали фотографию Феликса, и хотя клерк и его коллеги признают сходство, никто из них не готов опознать его как получателя груза.

Кроме того, были наведены справки о личности самого Феликса. Выяснилось, что он работает художником и гравером в фирме «Грир и Худ», производящей рекламные плакаты. Он не женат. Держит престарелую домработницу, но эта женщина находится в двухнедельном отпуске с двадцать пятого марта по восьмое апреля сего года.

– Это все, что нам сообщили из Лондона, – продолжал Шове. – А теперь давайте обсудим по-прежнему стоящие перед нами задачи. Прежде всего необходимо допросить горничную убитой дамы, живущую в Дижоне. Думаю, Лефарж, вы могли бы взять эту миссию на себя. Завтра воскресенье, вот и поезжайте туда. Ночь проведете в Дижоне, а вернетесь как можно раньше в понедельник. Далее, мистер Бернли. Нам следует разобраться со статуей, полученной мсье Буараком. Не могли бы вы навести справки в фирме «Дюпьер и Си» с утра в понедельник? Но, пожалуйста, находитесь на постоянной телефонной связи со мной. Я же займусь прочими вопросами, а встретимся мы в обычное время, в понедельник вечером.

Детективы добрались на метро до станции «Шатле», откуда Бернли направился на запад к своему отелю на рю Кастильон, а Лефарж на восток к Лионскому вокзалу.

В понедельник утром Бернли зашел в демонстрационный зал на бульваре Капуцинок, чтобы встретиться с мсье Тома.

– Вкратце о том, почему я к вам вернулся, мсье Тома, – и Бернли рассказал управляющему обо всем, что им удалось узнать на вокзале Сен-Лазар, а потом продолжил: – Как видите, вами были отправлены две бочки. Не могли бы вы теперь поделиться со мной информацией о второй из них?

– Боюсь, ничем не смогу помочь, – ответил Тома, откровенно удивленный новым поворотом событий. – Я совершенно уверен, что мы отправляли только одну бочку.

– А не могло случиться так, что заказ мистера Феликса по ошибке исполнили дважды: сначала вы сами здесь, а потом кто-то из фабрики на рю Прованс?

– Это совершенно исключено, скажу сразу. На складе фабрики не хранят настоящих произведений искусства. Ценную скульптуру храним и продаем только мы. Но, если желаете, я сейчас позвоню в наш главный офис, чтобы убедиться в этом окончательно.

Через несколько минут он вернулся с ответом от мсье Тевене. Ни одна бочка не отправлялась с рю Прованс в указанный день. И никакой груз вообще не предназначался для Феликса.

– Что ж, мсье Тома, напрашивается вывод, что это не вы отправили одну из своих бочек морским путем через Руан. Но должен все же просить вас передать мне полный список всех бочек данного размера, отправленных из вашего грузового двора в тот день. Может, это была одна из них.

– Согласен и думаю, что смогу предоставить необходимую вам информацию, но для ее сбора потребуется некоторое время.

– Сожалею, что причиняю столько беспокойства, но не вижу другого выхода. Нам придется отследить путь каждой из этих бочек, пока мы не отыщем среди них нужную.

Мсье Тома пообещал незамедлительно дать необходимые инструкции своим сотрудникам. Затем Бернли продолжил:

– У меня остался еще один, столь же важный вопрос. Если вас не затруднит, расскажите мне, пожалуйста, о вашем клиенте мсье Рауле Буараке с авеню де л’Альма, и в особенности о произведениях, проданных ему вами в последнее время.

– О мсье Буараке? Конечно же! Он наш давний и уважаемый клиент, принадлежит к числу очень хорошо информированных дилетантов в области скульптуры малых форм. За шесть лет, со времени назначения меня управляющим салона, мы продали ему вещей на общую сумму в тридцать или даже сорок тысяч франков. Он, как правило, посещает наш демонстрационный зал раз в один или два месяца, чтобы осмотреть экспонаты и остановить свой выбор на действительно незаурядных. Мы, со своей стороны, неизменно информировали его, если получали нечто достойное внимания, и в большинстве случаев он следовал нашим рекомендациям, приобретая скульптуры. Что касается самого недавнего времени, – мсье Тома сверился со своими бумагами, – то его последней покупкой стала – о, как интересно! – скульптурная группа, схожая с заказанной мистером Феликсом. Это статуэтка из мрамора, запечатлевшая три женские фигуры: две стоящие и одну сидящую. Заказ поступил двадцать пятого марта, а скульптуру мы отправили двадцать седьмого марта.

– Ее транспортировали в бочке?

– Именно так. Мы всегда используем стандартную упаковку.

– Та бочка уже вернулась к вам?

Мсье Тома вызвал клерка и попросил принести другую документацию.

– Да, – ответил он, просмотрев поданные ему бумаги, – бочка, отправленная мсье Буараку двадцать седьмого марта, была возвращена сюда первого апреля.

– Есть еще один аспект, который мне хотелось бы прояснить, мсье Тома. Можно ли различить скульптурные группы, проданные мистеру Феликсу и мсье Буараку?

– Это очень легко. Обе состоят из трех женских фигур. В статуэтке для мистера Феликса – две сидят и одна стоит, в статуэтке для мсье Буарака – две стоят, а одна сидит.

– Покорнейше вас благодарю. Теперь у меня действительно нет вопросов.

– Не стоит благодарности. Я только рад оказать помощь полиции. Куда мне направить список бочек, когда он будет готов?

– В штаб-квартиру Сюрте, пожалуйста.

Закончив с обменом любезностями, мужчины распрощались.

Бернли был заинтригован и одновременно несколько разочарован той информацией, которой снабдил его мсье Тома. На него произвело сильное впечатление совершенное Лефаржем открытие, что в кабинете мсье Буарака недавно вскрывали бочку с опилками, хотя он не хотел сразу поддаваться охватившим его эмоциям. Мнение, высказанное его французским другом, что спрятать в бочку труп мог Феликс, Буарак или оба, представлялось ему все более правдоподобным, чем дольше он размышлял над сутью дела. Хотя версия имела и натяжки.

Прежде всего нельзя сбрасывать со счетов личность Франсуа. Бернли был готов поручиться за невиновность дворецкого, хотя без соучастия его убийство казалось едва ли осуществимым. Следом возникал вопрос о возможных мотивах, имевшихся у этих двоих мужчин. Все это Бернли заметил сразу, но не считал эти вопросы необъяснимыми и непреодолимыми на пути к истине. Возможно, им все-таки удалось напасть на верный след. Необходимо только подтвердить подозрения фактами.

А факты едва ли не с самого начала обернулись против них с Лефаржем. Сначала мсье Буарак дал вполне правдоподобное объяснение появлению бочки у себя в кабинете, чуть позже дополненное показаниями Франсуа. Кто-то сказал бы, что этого мало. Но теперь мсье Тома развеял последние сомнения, и Бернли, не находя других противоречий, принимал слова Буарака как достоверные. Тело никоим образом не могло оказаться в той бочке, поскольку ее прямо из дома на авеню де л’Альма вернули на склад при демонстрационном зале. С большой неохотой он признал версию Лефаржа несостоятельной. Но хуже всего было то, что он ничего не мог предложить взамен.

И все же одна идея пришла ему в голову. Если удастся установить, в котором часу Феликс вернулся к себе в отель в ту роковую ночь и в каком состоянии находился, то можно либо подтвердить, либо опровергнуть некоторые детали показаний. Вот почему, позвонив в Сюрте и убедившись, что его присутствие там не требуется, Бернли пешком дошел до гостиницы «Континенталь» и попросил вызвать к нему управляющего.

– Боюсь, я вернулся, чтобы причинить вам новые хлопоты, мсье, – сказал он, когда они остались наедине. – Однако возникла проблема, для решения которой требуется дополнительная информация.

– С радостью окажу вам любую посильную помощь.

– Нам необходимо узнать, в котором часу мсье Феликс вернулся в отель ночью в субботу двадцать седьмого марта и как он выглядел. Сможете дать мне такие сведения?

– Попробую расспросить персонал. Извините, придется оставить вас ненадолго.

Но отсутствовал менеджер достаточно долго. Вернувшись более чем через полчаса, он покачал головой и доложил:

– Ничего конкретного не удалось выяснить. Я поговорил со всеми, с кем только смог, но никто не помнит подробностей. Один из швейцаров дежурил тогда до полуночи, и он уверен: мистер Феликс до этого времени в отеле не появился. Этот служащий – человек весьма надежный, а потому его словам можно доверять. Сменившего его швейцара сейчас нет на работе, как и ночного лифтера и горничной с этажа, на котором проживал мистер Феликс, но я побеседую с ними позже и доложу о результатах. Надеюсь, время еще остается?

– Конечно, – заверил его Бернли, поблагодарил и вышел на улицу.

Пообедал он в одиночестве, искренне сожалея, что Лефарж не мог составить ему компанию, а затем снова позвонил в Сюрте. Как его уведомили, мсье Шове желал с ним переговорить, и диспетчер оперативно переключила его на личную линию в кабинете шефа.

– Поступила еще одна телеграмма из Лондона, – раздался голос, показавшийся очень далеким. – По всей видимости, еще одна бочка была отправлена в багажном вагоне пассажирского поезда с вокзала Чаринг-Кросс в Париж через Дувр и Кале первого апреля, то есть в четверг на прошлой неделе. Она была адресована мсье Жаку де Бельвилю от Раймона Лемэтра. Полагаю, вам будет лучше поспешить на Северный вокзал и выяснить подробности об этом грузе.

«Сколько же еще бочек нам предстоит проверить?» – задавался мысленным вопросом удивленный Бернли, пока ехал в сторону вокзала. Пользуясь тем, что такси крайне медленно тащилось по запруженным транспортом улицам, он успел еще раз всесторонне обдумать создавшуюся ситуацию и признать свою полнейшую растерянность. Собранная информация, а на ее недостаток нельзя было пожаловаться, стекалась постоянно и отовсюду, упорно не желая складываться в единое целое. Каждый новый факт, если и не противоречил прочим, то все больше стягивал тугой клубок, который предстояло распутать. В Англии он посчитал Феликса ни в чем не повинным человеком. А сейчас начал серьезно сомневаться в правильности первого впечатления.

Он не имел удостоверения подобно Лефаржу, чтобы показать дежурному багажного отделения вокзала, но, по счастью, тот припомнил, что англичанин сопровождал сыщика из Сюрте во время предыдущего визита.

– Да, – сказал он, выслушав объяснения Бернли на ломаном французском языке, – я могу дать вам информацию об этой бочке, – и перевернул несколько страниц регистрационной книги. – Вот она. Бочка прибыла поездом от паромной переправы Кале в 17.45 в прошлый четверг, первого апреля. В сопроводительной накладной значилось место отправки – вокзал Чаринг-Кросс и имя получателя – мсье Жак де Бельвиль. Бочку нужно было оставить на складе до его личного прибытия. И он действительно приехал за ней очень скоро, погрузив на специально нанятую повозку.

– Опишите, пожалуйста, внешность мсье Бельвиля.

– Среднего роста, темноволосый, черная бородка клинышком. На другие приметы я как-то не обратил внимания.

Бернли показал ему фотографию Феликса, полученную из Лондона.

– Это он? – спросил он, передавая снимок в руки собеседнику.

Дежурный внимательно всмотрелся в изображение.

– Не могу ничего сказать с полной определенностью, мсье, – ответил он нерешительно. – Очень напоминает того мужчину, что мне запомнился, но уверенности нет. Я ведь видел его всего однажды и уже десять дней назад.

– Понимаю, что в таких случаях на память не всегда можно полагаться. Но, вероятно, вы сможете мне дать другую справку? В котором часу он забрал бочку?

– Это мне сделать легко, потому что я заканчиваю смену в 17.15, а из-за него пришлось на пять минут задержаться. Так что бочку он увез ровно в 17.20.

– Похоже, ничто особенно не бросилось вам в глаза, если говорить о самой бочке? Она ничем не отличалась от других?

– Нет, отличалась, – ответил кладовщик. – Во-первых, она была очень хорошо и прочно сработана, а доски скреплены такими толстыми стальными обручами, каких я раньше не видел. И во-вторых, бочка оказалась на редкость тяжелой. Понадобились двое здоровенных грузчиков, чтобы перекатить ее со склада на повозку, пригнанную мсье де Бельвилем.

– Помимо бирки, на бочке имелись еще какие-то надписи?

– Имелись, – ответил железнодорожник. – На французском, английском и немецком языках сбоку было выведено: «Тару вернуть владельцам». А потом название фирмы в Париже.

– Как называлась фирма, не припомните?

– Нет, мсье, – ответил кладовщик, молодой еще человек, после недолгих раздумий. – Сожалею, но название совершенно вылетело у меня из головы.

– А вдруг оно вернется к вам, если вы снова его услышите? К примеру, это не могла быть компания «Дюпьер и Си» – производители скульптурной продукции из района Гренель?

Кладовщика вновь охватили сомнения.

– Звучит знакомо, мсье. Возможно, фирма та самая, но не возьмусь утверждать этого определенно.

– Что ж, я все равно признателен вам за предоставленную информацию. Один и самый последний вопрос: что именно перевозили в бочке?

– В накладной упоминалась скульптура, но я, конечно же, не вскрывал груза и не поручусь, что описание соответствовало действительности.

Бернли снова поблагодарил молодого служащего багажного отделения и покинул громадное здание вокзала. Все указывало на то, что разговор шел о бочке, либо очень похожей на доставленную им в Скотленд-Ярд, либо о той же самой. Разумеется, напомнил он себе, даже если тара принадлежала фирме Дюпьера – что пока никоим образом не было доказано, – то в распоряжении компании имелось большое количество одинаковых бочек, а следовательно, вывод о связи этой бочки с расследованием оказывался явно преждевременным. Обстоятельства дела и прежде давали обильную пищу для размышлений, и инспектор чувствовал, что новые сведения нисколько не помогали разобраться во всей этой путанице. Медленно двигаясь по рю де Лафайет к своему отелю, он размышлял, стремясь сложить в нечто цельное известные ему разрозненные факты. Его путь лежал через сад Тюильри. Бернли нашел тихий уголок под деревом, где присел на скамью и продолжил обдумывать ход следствия.

Сначала вернулся к таинственным путешествиям всех этих бочек. Он мысленно выделил три из них. Имелась бочка, отправленная фирмой Дюпьера поздно вечером во вторник, следовавшая через Гавр и Саутгемптон и полученная следующим утром на вокзале Ватерлоо чернобородым мужчиной, то есть, по всей видимости, мистером Феликсом. Бочка была адресована Феликсу, и в ней перевозили скульптурную группу. Затем появилась вторая бочка, покинувшая Париж двумя днями позже, – вечером в четверг. Маршрут пролегал через Руан и далее морем. Ее, вне всяких сомнений, увез с пристани Святой Екатерины мистер Феликс. В бочке номер два находилось тело мадам Аннетты Буарак. И наконец, обнаружилось то, что можно было наименовать бочкой номер три. Отправлена из Лондона в Париж в тот же четверг, а по прибытии на Северный вокзал ее получателем оказался некий мсье Жак де Бельвиль. Как и в двух других, грузом в этой бочке указали скульптуру, но ее реальное содержимое осталось неизвестным.

Бернли прикурил одну из своих крепчайших сигар и попыхивал ею в глубокой задумчивости, прокручивая в уме подробности перемещений каждой из бочек. Он не мог отделаться от мысли, что бочки были каким-то образом связаны между собой, но не улавливал связь. Лишь через некоторое время до него дошло, что если рассматривать бочки не в порядке получения информации о них, а чисто хронологически, то в этом случае что-то проясняется. И он заново разложил все по полочкам.

Первым по-прежнему числился груз, отправленный из Парижа в Лондон через Гавр и Саутгемптон, покинувший Париж во вторник утром и прибывший на вокзал Ватерлоо в среду утром. Но вторым грузом теперь следует считать бочку, отправленную из Лондона в четверг утром через Дувр и Кале и достигшую места назначения ближе к вечеру того же дня. А груз номер три перевозился в той бочке, которая проследовала по маршруту Париж – Лондон в тот же четверг вечером, а выгружена была на пристань Святой Екатерины только в понедельник следующей недели. Вырисовывалась такая схема: из Парижа в Лондон, потом из Лондона в Париж и снова из Парижа в Лондон. Так уже просматривалось нечто более четкое. И почти сразу инспектор нащупал ту связь, которую безуспешно искал прежде. Не была ли это одна и та же бочка, а не три разных? В каждом случае путешествие могла совершать всего одна, уже использованная прежде бочка, не так ли?

Чем дольше Бернли размышлял, тем более правдоподобной казалась такая версия. Она объясняла уверенное заявление мсье Тома, что только одна бочка была отправлена за границу. Становилось понятно, откуда взялась бочка с телом мертвой женщины внутри. Это давало ответ на вопрос, каким образом три необычной формы бочки совершили три путешествия практически в одно и то же время.

Да, схема представлялась вероятной. Но в таком случае где-то по ходу одного из своих перемещений бочка была вскрыта, скульптура изъята и заменена на труп. Имелись убедительные доказательства, что в бочке находилась мраморная статуэтка, когда она покинула двор салона на бульваре Капуцинок, и ее не подвергали вскрытию до момента погрузки в вагон поезда, отходившего в 19.49 с вокзала Сен-Лазар до Гавра. Но уже по прибытии к пристани Святой Екатерины бочка содержала мертвое тело, хотя имелись свидетельские показания: груз никто не мог вскрыть в трюме «Снегиря». Следовательно, подмену совершили в какой-то точке вдоль сложного маршрута: вокзал Сен-Лазар, Гавр, Саутгемптон, вокзал Ватерлоо, вокзал Чаринг-Кросс, Дувр, Кале, Северный вокзал, товарная станция на рю Кардине, Руан. Бернли отметил про себя необходимость детальной проверки каждого из этих этапов.

Затем он перешел к следующему важному пункту. Под конец каждого из путешествий бочку встречал мужчина среднего роста с черной бородой, внешне смахивавший на француза. При третьей пересылке получателем был именно Феликс. В двух предыдущих случаях личность не была точно установлена, но все указывало на Феликса. Предположим, он фигурировал в деле каждый раз. Разве это не свидетельствовало также, что речь шла всего лишь об одной бочке, которую Феликс посылал в обоих направлениях, следуя какому-то своему плану? Инспектор ощущал уверенность в правильности таких рассуждений.

Однако если Феликс действовал подобным образом, то он был либо убийцей, желавшим доставить труп в свой дом, чтобы избавиться от него, либо ни в чем не повинным человеком, которому подлинный преступник хотел подбросить тело. Инспектор уже давно мысленно склонялся ко второму варианту, хотя здесь все зависело от того, знал ли Феликс, что́ находилось в бочке, когда увозил ее с пристани Святой Екатерины. Бернли живо помнил сцену во внутреннем дворе Скотленд-Ярда после вскрытия бочки. Конечно, Феликс мог быть превосходным актером, но все же он, вероятно, ничего не знал. Бернли сомневался, что можно разыграть такой спектакль. Кроме того, следовало учитывать и болезнь, в которую поверг Феликса шок. Она тоже не выглядела симуляцией. Да, он пока верил: Феликс не догадывался о теле в бочке, а значит, мог считаться невиновным. Но что толку в личной точке зрения Бернли? Подобные вещи не решались в одиночку. Истинность заболевания Феликса могли подтвердить только медики.

И потом, если Феликс невиновен, то кого же взять под подозрение? У кого имелся мотив для убийства женщины? Какие вообще мотивы могли существовать для этого? Ответа Бернли не находил. До сих пор никакие улики на возможный мотив прямо не указывали.

Затем его мысли переключились на само преступление. К удушению преступники прибегали не так уж часто. Это был жуткий способ, отвратительный и требовавший относительно долгого времени. Бернли с трудом мог представить себе, чтобы самый закоренелый убийца преднамеренно избрал его и хладнокровно осуществил. Нет, здесь речь, скорее всего, шла о так называемом убийстве на почве страсти, о каких-то самых примитивных инстинктах любви или ненависти. А еще ревности – такое вполне возможно. Он, по своему обыкновению, обдумывал вопрос всесторонне и методично. Да, ревность представлялась наиболее вероятным мотивом.

Его поразила еще одна мысль. Конечно же, удушение даже в порыве ярости могло быть избрано убийцей только в том случае, если под рукой не оказалось никакого орудия. Иначе преступник, человек, имевший какое-либо оружие, пустил бы его в ход. Следовательно, заключил Бернли, в данном случае оружия преступник не имел. Отсюда следовал очень простой вывод – убийство не было предумышленным. Если бы его спланировали заранее, то, уж конечно, подготовились бы более основательно.

Значит, преступление совершили без предварительного умысла и отнюдь не хладнокровно. Некто, оставшись наедине с мадам Буарак, внезапно и совершенно неожиданно оказался охвачен необузданной яростью, неуправляемым гневом. Но что могло послужить причиной такого порыва страсти, кроме острейшего приступа ревности?

Инспектор закурил еще одну сигару, ни на секунду не прерывая своих безмолвных рассуждений. Если он не ошибался относительно мотива, то кто мог быть тем человеком, который так безумно ревновал мадам? Бывший возлюбленный, предположил он. До сих пор о таковом ничего не известно, и Бернли для себя отметил, что необходимо непременно прояснить этот вопрос. При отсутствии сведений о любовнике на ум немедленно приходил муж, и здесь почва для размышлений становилась куда как менее зыбкой. Если мадам завела роман с Феликсом, а Буарак узнал об этом, мотива искать уже не приходилось. Ревность – вполне естественное чувство, которое Буарак должен был испытывать при подобных обстоятельствах. Стало быть, виновность Буарака становилась весьма возможной, и это следовало иметь в виду.

Потом инспектор приступил к осмыслению дела в целом. Он всегда верил, что детали, перенесенные на бумагу, начинают видеться отчетливее. А потому, достав блокнот, взялся за составление списка известных ему фактов, событий в хронологической последовательности, а не в соответствии со временем, когда он узнавал о них.

Первым номером значился званый ужин, устроенный мсье Буараком у себя дома вечером в субботу двадцать седьмого марта. На нем присутствовал Феликс. После того как хозяина срочно вызвали на работу, он задержался, оставшись с мадам Буарак наедине, когда остальные гости разъехались. По свидетельству Франсуа, они пробыли вместе с 23.00 до приблизительно 23.30. Около часа ночи Франсуа услышал, как захлопнулась входная дверь, а спустившись вниз, обнаружил, что оба – Феликс и хозяйка – исчезли. Причем мадам сменила туфли, прихватив с собой шубку и шляпу. Вернувшийся несколько минут спустя Буарак нашел у себя на столе записку, в которой жена ставила его в известность, что сбежала от него к Феликсу.

На следующий день, как предполагалось, Феликс отбыл в Лондон, что подтверждал управляющий отеля «Континенталь», а также констебль Уолкер, случайно подслушав разговор Феликса со своим другом Мартином. В то же воскресенье или в понедельник письмо, написанное, по всей видимости, Феликсом, было отправлено из Лондона в Париж. В нем содержался заказ на скульптурную группу с просьбой прислать ее в столицу Англии. Письмо фирма получила во вторник. В тот же день заказанная скульптурная работа была упакована в бочку и отправлена в Лондон через Гавр и Саутгемптон. Бочка прибыла на вокзал Ватерлоо следующим утром и была получена мужчиной, назвавшимся Феликсом, что почти наверняка соответствовало действительности.

Утром в четверг, то есть днем позже, аналогичная бочка была отправлена с вокзала Чаринг-Кросс на парижский Северный вокзал, где ее дожидался человек под именем мсье Жак де Бельвиль, но, скорее всего, под этим псевдонимом скрывался все тот же Феликс. Всего пятьдесят минут спустя подобная бочка оказалась на товарной станции близ рю Кардине для отправки в Лондон морским путем через Руан. На следующий день, если верить заявлению Феликса, он получил письмо от своего приятеля Ле Готье, напечатанное на машинке, в котором сообщалось о лотерее, о пари и о бочке, готовой к отправке морем. Феликсу надлежало получить ее и доставить в свой дом. Утром в субботу пришла открытка от того же Ле Готье с уведомлением, что бочка находится в пути. В понедельник пятого апреля Феликс забрал груз с борта парохода «Снегирь» у пристани Святой Екатерины и благополучно перевез домой.

Список, составленный Бернли, выглядел так:

Суббота, 27 марта. – Ужин у мсье Буарака. Исчезновение мадам Буарак.

Воскресенье, 28 марта. – Феликс, по всей вероятности, отбывает в Лондон.

Понедельник, 29 марта. – Феликс заказывает у Дюпьера скульптуру.

Вторник, 30 марта. – Заказ получен. Статуэтка отправлена через Гавр и Саутгемптон.

Среда, 31 марта. – Бочка получена на Ватерлоо. Вероятно, Феликсом.

Четверг, 1 апреля. – Бочка, отправленная с Чаринг-Кросс, получена на Северном вокзале. Бочка доставлена на товарную станцию при рю Кардине для перевозки в Лондон.

Пятница, 2 апреля. – Феликс получает письмо от Ле Готье.

Суббота, 3 апреля. – Феликс получает от Ле Готье открытку.

Понедельник, 5 апреля. – Феликс обманом забирает бочку из гавани.

Ниже были добавлены еще сведения, не вписывавшиеся в строго хронологическую схему.

1. Машинописное письмо, показанное Феликсом и полученное предположительно от Ле Готье по поводу лотереи, пари и теста, связанного с получением бочки, как и записка внутри бочки относительно возвращения займа в 50 фунтов, отпечатаны на одной и той же пишущей машинке, на бумаге одного сорта.

2. Послание Феликса в фирму Дюпьера с заказом на скульптуру написано на бумаге того же сорта, что и два других документа, что указывает на возможную общность между ними.

Довольный достигнутым результатом своей аналитической работы, Бернли покинул уютное пристанище под деревом в саду и отправился в отель, чтобы подготовить ежедневный отчет для Скотленд-Ярда.

 

Глава 17

Военный совет

В девять часов вечера Бернли постучался в дверь кабинета шефа Сюрте. Лефарж был уже там, и как только Бернли сел, мсье Шове сообщил:

– Лефарж как раз собирался начать повествование о своих приключениях. Что ж, теперь самое время.

– Как мы и договорились в субботу, – приступил к рассказу сыщик, – вчера я отправился в Дижон и посетил мадемуазель Доде на рю Попо. Она производит впечатление девушки уравновешенной и, как мне показалось, вполне искренней и честной. В целом она подтвердила показания мсье Буарака и дворецкого, но добавила три подробности, не упомянутых ими. Мадам Буарак взяла с собой широкополую шляпу, но ни одной шляпной булавки. Это девушка посчитала странным, и я поинтересовался, что здесь необычного. Она ответила, что без булавок такую шляпу носить невозможно – она попросту не будет держаться на голове. По моему предположению, ее хозяйка очень торопилась, поэтому и забыла булавки, но горничная не сочла такое возможным. По ее словам, чтобы взять булавки, не потребовалось бы и лишней секунды. Они были приколоты к подушечке, находившейся у мадам под рукой, и любая леди захватила бы их с собой автоматически, в силу привычки. Но даже если бы они оказались случайно забыты, ощущение беспорядка на голове, даже легкий порыв ветерка при спуске по лестнице сразу же напомнили бы о недостающих предметах. Никакого своего объяснения девушка дать не смогла. Вторая любопытная деталь: мадам не взяла с собой никакого багажа. Даже обычной сумочки с туалетными принадлежностями хотя бы на одну ночь. Но самым важным представляется третье сообщение. Утром того дня, когда намечался званый ужин, хозяйка отправила Сюзанну в отель «Континенталь» с запиской для Феликса. Тот сразу же вышел из номера и велел сообщить мадам, что получил записку и непременно придет.

– Забавно получилось с этими заколками, – бросил вскользь шеф. Немного помолчал, а потом повернулся к Бернли и попросил отчитаться о проделанной работе. Когда отчет англичанина выслушали и обсудили, шеф продолжил: – У меня тоже есть для вас новости. Позвонил управляющий из отеля «Континенталь». Он заявил, что точно установил время возвращения Феликса в гостиницу в ночь с субботы на воскресенье: он явился в половине второго утра. Его заметили швейцар, лифтер и дежурная горничная на этаже, причем все назвали один и тот же час. По их общему мнению, Феликс выглядел совершенно нормальным, но находился в особенно приподнятом настроении и казался чем-то очень довольным. Впрочем, управляющий подчеркнул, что Феликс всегда пребывал в хорошем расположении духа.

Мсье Шове достал из ящика стола сигары, выбрал одну для себя, а потом протянул коробку собеседникам.

– Угощайтесь, господа. Мне думается, на этой стадии нам пора остановиться и проанализировать ситуацию, суммировать полученные сведения, проверить, есть ли у нас правдоподобные версии, и решить, что нам еще осталось предпринять. Уверен, каждый из нас уже осмыслил события, но всегда лучше, когда три головы работают вместе, чем по отдельности. Что скажете, мистер Бернли?

– Прекрасная идея, мсье, – ответил инспектор, втайне довольный, что уже размышлял о деле днем.

– Тогда, вероятно, будет лучше, если вы поделитесь с нами своим подходом к решению проблемы, а мы добавим собственные соображения по ходу вашего рассказа.

– Я считаю, мсье, что центром расследования является факт убийства, а все остальные происшествия – лишь части плана, целью которого было избавиться от трупа и навести нас на ложный след.

– Полагаю, никто из нас не станет с вами спорить, верно, Лефарж?

Французский коллега только кивнул, и Бернли снова заговорил:

– Затем я сосредоточил внимание на способе убийства. Удушение – настолько жестокий метод, что к нему мог прибегнуть либо маньяк, либо человек, совершенно потерявший голову в порыве страсти. Но даже в таком случае женщину едва ли стали душить, если бы имелись другие средства расправиться с ней. Поэтому мне показалось логичным сделать вывод, что убийство было непредумышленным. Человек, задумавший его заранее, нашел бы подходящее орудие и припрятал в нужном месте.

– Верно подмечено, мистер Бернли. Я и сам пришел к такому же заключению. Продолжайте, пожалуйста.

– А если все обстояло именно так, некий мужчина, оставшись наедине с мадам Буарак, внезапно оказался во власти слепой, всепоглощающей ярости. Но что же, задался я вопросом, могло вызвать подобные эмоции? Естественно напрашивался ответ: любовная интрижка легко порождает всплески ненависти и ревности, но концы с концами у меня все же не сходились. У кого конкретно могли возникнуть столь бурные чувства? Рассмотрев в качестве первой кандидатуры Феликса, я не счел вероятным, чтобы он питал ненависть или ревность к женщине, собравшейся как раз с ним сбежать от мужа. Конечно, крупная ссора возможна даже между любовниками, и она может стать причиной временной неприязни, однако трудно себе представить размолвку такого накала, что привела бы к фатальной развязке. А ревность в данном случае вообще исключается. Мне казалось, что во всем мире не нашлось бы человека, менее способного на столь страшное преступление.

Затем закралась мысль, что ненависть и ревность очень легко приписать самому Буараку. Если он виновен – тогда мотивы, двигавшие им, становились сразу очевидны. А когда мсье Лефарж обнаружил вчера в кабинете Буарака следы бочки, похожей на ту, в которой было найдено тело, во мне укрепилась уверенность, что дело раскрыто. Но за прошедшее время нами получено исчерпывающее объяснение наличия там следов бочки, и я снова охвачен многочисленными сомнениями.

– Я согласен с вами почти во всем, мистер Бернли, но мы не должны забывать: столь глубокие чувства ненависти и ревности могли охватить Буарака лишь при определенных обстоятельствах. А именно – он должен был знать о намерении жены сбежать от него к Феликсу. Если же он ни о чем не догадывался, то не мог поддаться таким эмоциям. Мне кажется это совершенно очевидным.

– Вы правы, мсье. Да, убийство становилось возможным только при раскрытии им тайных намерений супруги.

– И добавьте еще одно условие. Он должен был очень сильно любить жену. Если же он не любил ее, то измена могла рассердить и раздосадовать его, но не привести в состояние буйного помешательства, слепого гнева, о которых мы с вами рассуждаем. Допустите, что отношения между ними складывались не самым лучшим образом. Предположите существование в жизни Буарака другой женщины, и тогда поступок мадам Аннетты мог принести ему исключительно радость, вследствие благополучного решения проблемы. Особенно при отсутствии у них детей, которые всегда усложняют процедуру развода.

Шеф посмотрел на подчиненных вопрошающим взглядом.

– Согласен с вами, мсье, – сказал Бернли.

– Также и я, шеф, – кивнул Лефарж.

– Подведем итог. Мы пришли к общему мнению. Если Буарак любил жену и узнал о ее измене и намерении покинуть его, у него был мотив для преступления. В противном случае причина убийства все еще остается неразгаданной: ни в случае участия Буарака, ни Феликса, ни кого-либо другого.

– Конец вашей фразы, мсье, как раз указывает на иные варианты, – заметил Лефарж. – А не мог это быть некто совершенно другой? Я не вижу, почему мы должны ограничивать круг подозреваемых Феликсом и Буараком. А что насчет Ле Готье, например? Или личностей, нам еще вовсе пока не известных?

– Верно, Лефарж. Начинают просматриваться новые версии. Есть для начала пресловутый дворецкий Франсуа. Нам предстоит пристальнее присмотреться к нему. Не стоит исключать и существования у мадам Буарак бывших любовников. Но, как я считаю, прежде чем двигаться дальше, нам необходимо что-то решить относительно двух главных персонажей.

– Есть еще один важный момент, мсье, – добавил Бернли. – Медицинская экспертиза показала, что мадам была убита в короткий промежуток времени после того, как покинула свой дом. Мы имеем основания считать на основе показаний управляющего отелем, что Феликс отправился в Лондон утром после ужина у Буараков. В таком случае ключевым становится вопрос: сопровождала ли его мадам? Если да, то все указывает на Феликса. Если нет – на Буарака.

– Мне кажется, мы можем логическим путем определить это, – сказал Лефарж.

– Каким же образом?

– А вот как, мсье. Давайте отвлечемся ненадолго от личности убийцы и рассмотрим другой аспект дела: как и когда труп попал в бочку? Ведь перемещения бочки мы отследили достаточно детально. Ее упаковали во дворе демонстрационного зала на бульваре Капуцинок, вложив тогда внутрь скульптурную группу. Затем она совершила путешествие до вокзала Ватерлоо, и мы располагаем неопровержимыми доказательствами, что по пути туда никто не мог подменить содержимого. Таким образом, тело еще не находилось в бочке к моменту прибытия на Ватерлоо. Затем на двадцать два часа она исчезла. И появилась снова на вокзале Чаринг-Кросс, поскольку слишком невероятным выглядит допущение о наличии двух одинаковых бочек, совершивших обратный рейс в Париж. У нас нет оснований подозревать возможного вскрытия бочки по дороге. В Париже она покинула Северный вокзал в 17.20, снова пропала из поля зрения, но оказалась на товарной станции в 18.10 тем же вечером, вернувшись в Лондон морем. По прибытии в Лондон в ней уже лежал труп. Абсолютно ясно, что подмена произошла не во время одного из этих трех перемещений. Стало быть, манипуляция была произведена в период ее исчезновений в Лондоне или в Париже.

Разберем исчезновение бочки в Париже. Оно длилось пятьдесят минут, причем за это время бочка была доставлена на гужевой повозке от Северного вокзала до товарной станции рядом с рю Кардине. Как долго, по вашему мнению, мсье, могла длиться такая поездка?

– Думаю, примерно минут пятьдесят, – ответил шеф.

– Мне тоже так кажется. А значит, нам известно, где находилась бочка в период парижского исчезновения почти до минуты. Кроме того, мы с вами понимаем, что вскрыть бочку, распаковать, уложить иное содержимое и плотно закрыть снова невозможно за краткий промежуток времени. А какие-либо манипуляции с бочкой во время движения и вовсе исключены. Она находилась в пути и потому не могла подвергнуться вскрытию. Отсюда вывод: тело попало внутрь бочки в Лондоне.

– Превосходно и убедительно, Лефарж. Думаю, вы на все сто процентов правы.

– Но можно продлить логическую цепочку, мсье. Если мои предположения верны, следует считать доказанным, что мадам Буарак прибыла в Лондон живой и невредимой, поскольку ее труп никак не мог бы попасть туда. Сопоставим этот факт с данными медицинского освидетельствования, упомянутыми мистером Бернли, и неизбежно заключим: она приехала в Лондон вместе с Феликсом в воскресенье.

– Тоже звучит весьма правдоподобно.

– А если она оказалась в Лондоне с Феликсом, то почти наверняка он повинен в ее смерти. На его вину указывает и многое другое. Предположим на мгновение, что он совершил убийство, и перед ним возникла проблема, как избавиться от трупа. Ему необходимо куда-то спрятать тело для перевозки. И тут до него доходит, что всего несколько часов назад он видел весьма подходящую для такой цели упаковку. Бочку со статуей. И по счастливому для него стечению обстоятельств, он не только видел ее, но и знал, где раздобыть точно такую же. Как он поступает? Он принимает меры, чтобы добыть аналогичную бочку. Он отправляет письмо в фирму, использующую бочки в виде тары для своих произведений, и заказывает статуэтку, для перевозки которой понадобится нужная ему бочка.

– А для чего пришлось давать фальшивый адрес?

– Этому я пока не нахожу объяснения, мсье, но, вероятно, идея заключалась в том, чтобы запутать следы.

– Пожалуйста, продолжайте.

– Дальнейшие события видятся мне так. Он получил бочку по ее прибытии в Лондон, привез в усадьбу «Сен-Мало», достал и, должно быть, уничтожил скульптуру, уложил внутрь тело, отвез бочку на Чаринг-Кросс, сдал в багажный вагон поезда до Парижа, после чего сам поехал сюда тем же поездом. В Париже поспешно нанял повозку, перевез бочку с Северного вокзала на товарную станцию рю Кардине, вернулся в Лондон, а уже в понедельник явился для получения груза на пристань Святой Екатерины.

– Но в чем же смысл всех этих перемещений? Если целью было избавиться от трупа, то зачем, проделав это, изобретать мудреную схему возвращения его себе же?

– Я предвидел этот вопрос, мсье, и не нахожу пока удовлетворительного ответа на него, – признал Лефарж, – хотя могу высказать предположение. Подобная схема стала, как и фальшивый адрес, одним из способов отвести от себя подозрения. Но, с моей точки зрения, важнее другое. Мы располагаем показаниями, что во всех трех случаях бочку по прибытии встречал чернобородый мужчина, похожий на Феликса. А по ходу всего расследования нам пока не попадался ни один другой человек с темной бородкой. Все указывает на причастность Феликса к получению бочки каждый раз по ее прибытии в тот или иной пункт назначения.

– Если версия мсье Лефаржа верна, – вмешался в разговор Бернли, – то и письмо относительно мнимого пари тоже написал Феликс. В таком случае не являлось ли письмо, как и сложные перемещения бочки, попыткой бросить тень подозрения на Ле Готье?

– Или на Буарака? – высказал предположение шеф.

– Но зачем, – продолжал размышлять вслух англичанин, – втягивать в дело Ле Готье? Почему было не ограничиться Буараком?

– Слишком очевидный ход, – ответил Лефарж, довольный, как быстро остальные подхватили и подвергли разбору его версию. – Грубая работа. Феликс понимал, что, будь автором письма Буарак, он никогда бы не поставил под ним свое имя. Вовлечь в дело Ле Готье выглядело гораздо более умным маневром.

– Если Феликс стоит за всем этим, – развивал свою мысль Бернли, – то можно считать решенным вопрос об авторстве письма. Ведь до сих пор он остается единственным человеком, располагавшим всей необходимой информацией, чтобы написать его. Он присутствовал в кафе «Золотое руно», решил совместно с Ле Готье принять участие в лотерее и, стало быть, знал все подробности по данному делу. Дискуссию о преступниках и полиции, как и пари между Ле Готье и Дюмарше, чего на самом деле не было, он мог выдумать, чтобы оправдать получение бочки. И, уж конечно, он все знал о последнем перемещении груза, поскольку сам и отправил его.

– Совершенно справедливое замечание! – с энтузиазмом воскликнул Лефарж. – Все складывается в единое целое. Наконец-то мы выходим из тьмы к свету истины. И не стоит забывать показания Сюзанны относительно записки. Ясно, что мадам Буарак и Феликс о чем-то сговорились на ту ночь. По крайней мере, они поддерживали связь друг с другом, а ответ Феликса подразумевал встречу.

– Важный момент, вне всякого сомнения. И все же, – заметил шеф, – у нас есть еще немалые трудности. Взять, к примеру, историю со шляпными заколками. К какому выводу вы пришли, Лефарж?

– Я готов предположить, мсье, что женщина была слишком возбуждена предстоявшим побегом из дома и почти не отдавала себе отчета в собственных действиях.

Шеф покачал головой.

– Не нахожу объяснение удовлетворительным, – сказал он.

– В таком случае не могло ли это означать, как и отсутствие при ней багажа, что она вообще не покинула в ту ночь своего дома? Ее могли убить сразу после окончания званого ужина, а шляпу и пальто снять с вешалки для отвода глаз. Вы не рассматривали такой возможности?

Бернли не заставил себя ждать с ответом.

– Это была едва ли не первая идея, пришедшая мне в голову, господа, но я отмел ее как неправдоподобную по следующим причинам. Во-первых, если бы мадам Буарак была убита уже в субботу поздним вечером, то куда дели труп? Его не могли поместить в бочку, стоявшую в кабинете, поскольку она была полна. Скульптуру из нее вынули только через два дня – в понедельник. Более того, мы наверняка знаем, что в той бочке никакого тела не прятали вообще, поскольку ее сразу пустой вернули в фирму мсье Дюпьера. Во-вторых, труп не мог быть спрятан где-то в доме, поскольку Франсуа и Сюзанна тщательно осмотрели его в воскресенье, а человеческое тело слишком крупный предмет, чтобы остаться незамеченным. Далее, если она была убита в доме, преступление могли совершить Феликс или Буарак, либо кто-то другой, не исключая и группу неизвестных нам лиц. Тогда едва ли это сделал Феликс, потому что он не сумел бы вынести труп из дома без сообщника, какового мы пока не обнаружили. Буарак располагал лучшей возможностью избавиться от тела, хотя вопрос тоже спорный, и у него имеется подтвержденное алиби. И последнее: я твердо уверен, что показания дворецкого Франсуа правдивы. Не могу представить его в роли соучастника в убийстве и не вижу, каким образом преступление могло быть совершено в указанное вами время без его ведома.

– Да, ваши слова резонны. Более того, если принять во внимание версию мсье Лефаржа о том, что труп поместили внутрь бочки уже в Лондоне, то обсуждение можно на этом закончить.

– Я тоже считаю, что убийство не было совершено в доме тем же вечером, – заметил Лефарж, – хотя, в отличие от мистера Бернли, не принимаю алиби Буарака как полностью доказанное.

– А я был склонен считать его алиби вполне достоверным, – сказал мсье Шове. – Что в нем вызывает у вас сомнения, Лефарж?

– Все его объяснения, начиная с того времени, когда Буарак покинул свое предприятие. Мы, например, не в силах проверить, существует ли реально тот американский друг, на которого он ссылается. С моей точки зрения, эта часть истории легко может оказаться выдумкой.

– Верно, – признал шеф, – но мне не кажется история, рассказанная Буараком, столь уж важной для дела. Решающее значение имеет указанное Буараком время его возвращения домой в самом начале второго часа ночи. Оно подтверждено и Франсуа, и Сюзанной, а потому мы, видимо, должны признать слова Буарака правдивыми. Есть еще одно почти неопровержимое доказательство. Если помните, Буарак заявил, что где-то на полпути между вокзалом Орсе и домом его застал дождь. Вы поступили совершенно правильно, когда проверили даже столь малую деталь, спросив Франсуа, был ли плащ хозяина влажным. Дворецкий ответил, что был. Позже я лично навел справки и выяснил: та ночь выдалась преимущественно ясной, и лишь около часа ночи начался сильный дождь. А посему мы определенно знаем, что до этого времени Буарак еще находился на улицах города. В полном соответствии с его показаниями. Стало быть, он не мог совершить преступления до примерно четверти второго, как и после этого времени, поскольку жена уже пропала, а дворецкий и горничная не спали. Вывод: если убийца все же Буарак, то свое черное дело он сделал в другое время, но не той ночью.

– С вашими доводами не поспоришь, мсье, – согласился Лефарж. – А если учесть тот факт, что мы до сих пор никоим образом не можем связать Буарака ни с письмом, ни с бочкой и считаем практически установленной поездку мадам в Лондон, то его можно вычеркнуть из числа подозреваемых. Каково ваше мнение, Бернли?

– По-моему, пока слишком рано вычеркивать из списка подозреваемых кого-либо вообще. Должен заметить, что наличие мотива у Буарака совершить убийство показалось мне очень сильным аргументом против его невиновности.

– Хотя это, между прочим, тоже говорит о том, что Буарак никак не мог совершить преступления той же ночью, – подхватил его мысль шеф. – По вашему предположению, он убил жену, потому что она сбежала с Феликсом. Но он пришел домой, явно рассчитывая застать ее там, а значит, не догадывался о ее планах. Следовательно, по меньшей мере на одну ночь подобное намерение у него отсутствовало. Мотивы вообще вещь коварная, согласитесь, джентльмены.

Все трое рассмеялись, а мсье Шове продолжал:

– Итак, давайте определимся с той ситуацией, какая существует на сегодняшний день. Суммируем известные нам факты. Мы знаем, что мадам Буарак была убита в собственном доме в промежутке между 23.30 после ужина в субботу и вечером понедельника в начале следующей недели, когда предположительно Феликс написал письмо с заказом на скульптурную группу. Очевидно, что убийство могли совершить Феликс, Буарак или некий другой человек. Поскольку до сей поры не появилось свидетельств о существовании третьей персоны, невольно приходится считать основными подозреваемыми первых двух мужчин. Если начать с Буарака, то, очевидно, при определенных обстоятельствах у него мог быть мотив для убийства, но пока нами не выявлены причины для совершения данного преступления. Помимо этого, мы не обнаружили ничего, компрометирующего его. Буарак обеспечил себя надежным алиби как раз на то время, когда он мог бы теоретически совершить преступление.

Что касается Феликса, то с ним связано несколько весьма подозрительных фактов. Прежде всего доказано, что он получил от мадам записку с предложением о встрече, насколько можно судить по рассказу горничной. Далее, мы знаем, как он воспользовался отсутствием мужа дома в вечер ужина, для продолжительной беседы наедине. Она продолжалась с 23.00 до по меньшей мере 23.30, хотя есть основания предполагать, что рандеву продлилось до часа ночи.

Затем мадам отправилась в Лондон, либо с Феликсом, либо в одно с ним время, но это пока лишь гипотеза. У нас есть три причины принимать ее как весьма вероятную. Прежде всего в собственноручно написанном послании она уведомила мужа о подобном намерении. Окончательная ценность улики зависит, конечно же, от заключения эксперта-графолога, чей отчет о подлинности почерка нами еще не получен. Кроме того, мадам никак не могла втайне остаться где-то дома, живая или мертвая, что подтверждается тщательным обследованием жилища слугами, не обнаружившими следов ее присутствия. Как не существовало возможности спрятать ее тело в бочке, стоявшей в кабинете. В ней находилась мраморная статуэтка, извлеченная лишь в понедельник вечером. И последнее. Если проследить перемещение бочки, то представляется вероятным, что труп поместили в нее только в Лондоне, – по самой простой причине: это невозможно было сделать нигде больше. А следовательно, жертва все-таки совершила поездку в этот город.

Перейдем к другому аспекту дела. Авторство письма, якобы присланного Феликсу его приятелем Ле Готье, можно не без оснований приписать самому Феликсу, сочинившему послание для прикрытия своих манипуляций с бочкой. Ясно, что оно было написано с подобной целью, поскольку по меньшей мере половина его содержания (пари и мнимый тест с получением бочки) совершенно не соответствует действительности и выглядит выдумкой для оправдания прибытия бочки. Нам теперь известно: Ле Готье такого письма не отправлял, а Феликс остается единственным человеком, обнаруженным нами до сих пор, кто располагал всей необходимой информацией.

Еще один твердо установленный факт. Мы знаем, что похожий на Феликса мужчина с черной бородкой организовал все передвижения бочки. На данном этапе расследования нам известен только один мужчина соответствующей внешности. Сам Леон Феликс. Но, с другой стороны, есть два момента, которые для Феликса являются позитивными. Первый – мы не установили вероятного мотива для совершения им преступления. И второй – его изумление и шок при обнаружении в бочке трупа выглядели неподдельными. В результате, собрав известное количество улик против Феликса, мы все же должны отметить, что они главным образом косвенные, и есть обстоятельства, свидетельствующие о его невиновности.

Если же говорить начистоту, то, по моему убеждению, мы не добыли пока необходимой информации, чтобы делать выводы. Предстоит еще большая работа для сбора дополнительных сведений. Главная задача на данный момент – в точности установить личность автора письма по поводу ложного выигрыша в лотерею и никем не заключенного пари. Для этого первостепенной важностью является поиск пишущей машинки. Это не должно представлять особого труда, если иметь в виду, что автор почти наверняка отпечатал письмо лично. Таким образом, нам следует обращать внимание только на те машинки, доступ к которым могли иметь вероятные авторы послания. Завтра же я направлю сотрудника, и он добудет образцы шрифтов всех машинок, какими мог воспользоваться Буарак. Если это не даст результатов, мы проведем такую же скрытую операцию в отношении Ле Готье, Дюмарше и остальных господ, чьи фамилии значатся в нашем списке. Как я понимаю, мистер Бернли, ваши люди могут предпринять аналогичное расследование касательно Феликса?

– Как я предполагаю, это уже сделано, но сегодня же свяжусь с ними, чтобы удостовериться.

– Я считаю подобную проверку очень важной, но не меньшее значение имеет и другое направление нашей работы: мы должны отследить все перемещения Феликса с вечера субботы до вечера четверга, когда из Парижа отправили бочку, в которой потом было обнаружено тело. Кроме того, необходимо получить прямые доказательства того, что мадам Буарак вместе с ним уехала в Лондон.

То же касается всех передвижений Буарака за аналогичный период времени. Если это ничего не даст, придется пойти на более радикальные меры. Устроим очные ставки для Феликса и Буарака со всеми железнодорожными служащими и багажными приемщиками, которые принимали бочку у мужчины с черной бородкой или выдавали груз ему, в надежде на возможное опознание. Следует установить личности всех кучеров повозок, доставлявших бочку на вокзалы и обратно, хотя это не обязательно приведет нас к тем, кто оплачивал их услуги и давал им инструкции. Понадобится провести доскональное изучение прошлого мадам Буарак, как и всех людей, входящих в круг подозреваемых. Есть еще несколько ниточек, за которые в дальнейшем можно будет зацепиться. Но если мы добросовестно и успешно осуществим только что перечисленные мной действия, то собранных данных окажется вполне достаточно…

Беседа продлилась еще некоторое время, обсуждению подверглись допустимые методы ведения следствия. В итоге было принято совместное решение о том, что на следующее утро Бернли и Лефарж начнут просчитывать передвижения Феликса с вечера званого ужина до момента, когда он покинул Францию. Затем Бернли продолжит идти по следу Феликса, а Лефарж переключит внимание на перемещения Буарака в критически важный для дела период.

 

Глава 18

Лефарж охотится в одиночку

Ровно в девять утра следующего утра коллеги встретились в гостинице на рю Кастильон. План своих действий они обсудили накануне и потому взялись за дело, не теряя времени. Вызвав такси, сыщики направились в отель «Континенталь» и изъявили желание вновь увидеться со своим старым знакомым – управляющим. Несколько минут спустя их провели в кабинет учтивого, неизменно улыбающегося, но откровенно тяготившегося своей работой мелкого начальника.

– Нам искренне жаль снова доставлять вам хлопоты, мсье, – с порога извинился Лефарж, – но в интересах следствия потребовалась дополнительная информация о вашем недавнем постояльце, мсье Феликсе. И если вы поможете получить ее, то благодарность вам со стороны правоохранительных органов будет поистине безграничной.

Менеджер легким поклоном выразил готовность оказать любое содействие, добавив:

– Мне лишь доставит удовольствие сообщить все, что мне может быть известно. Какие факты вас интересуют теперь?

– Мы пытаемся проследить за перемещениями мсье Феликса после того, как он выехал из отеля. Вы уже упоминали, что он намеревался сесть на поезд в 8.20, отправлявшийся с Северного вокзала к паромной переправе в Англию. Нужно установить, на самом ли деле он сел в тот поезд. Вы можете уточнить такую деталь?

– Наш собственный автобус встречает абсолютно все поезда, прибывающие после переправы из Англии, но к отходящим экспрессам выезжает только в том случае, если ими путешествуют гости отеля. Дайте мне минутку, и я проверю, выезжал ли он в то утро. Это ведь было воскресенье, не так ли?

– Да, воскресенье двадцать восьмого марта.

Управляющий отсутствовал очень недолго, вернувшись в сопровождении рослого молодого человека, одетого в униформу портье.

– Как я выяснил, автобус действительно выезжал на вокзал в интересующий вас день, а наш сотрудник Карл сопровождал его. Он сможет ответить на ваши вопросы.

– Спасибо, мсье. – Лефарж обратился к портье: – Стало быть, вы ездили на автобусе к вокзалу в воскресенье двадцать восьмого марта, чтобы доставить пассажиров к поезду до английской паромной переправы, отходившему в двадцать минут девятого утра?

– Да, мсье.

– Скольких постояльцев вы тогда отвозили?

Портье задумался.

– Троих, мсье, – ответил он после некоторой паузы.

– Вы помните, кто это был?

– Я знал только двоих. Прежде всего мсье Леблана, прожившего в нашем отеле более месяца. Еще с нами ехал мсье Феликс, часто останавливавшийся у нас за последние годы. А вот имя третьего пассажира – английского джентльмена – мне не известно.

– Пассажиры общались между собой в автобусе?

– Я только видел, как мсье Феликс разговаривал с англичанином, когда оба выходили из автобуса у вокзала, но помимо этого ничего не заметил.

– И все уехали поездом в 8.20?

– Да, мсье. Я собственноручно разнес их багаж по вагонам и видел всех троих в поезде, когда он отправлялся.

– Мсье Феликс путешествовал один?

– Да, мсье.

– А он не встречался на вокзале или, быть может, только беседовал с какой-нибудь дамой?

– Нет, мсье. Точнее, я могу лишь сказать, что никакой дамы не приметил.

– Он не показался вам взволнованным или встревоженным?

– Нет, мсье. Он выглядел как обычно.

– Благодарю вас. Вы оказали нам большую услугу.

Несколько серебряных монет перекочевали из руки в руку, и Карл удалился.

– Весьма удовлетворительные ответы, мсье управляющий. Теперь мне необходимы фамилии и адреса двух других пассажиров автобуса.

Сведения разыскали без затруднений. Мсье Гийом Леблан, Марсель, рю Вер и мистер Генри Гордон, Глазго, Энгус-лейн, Сошихолл-стрит, дом 327. После чего сыщики с многословными выражениями признательности распрощались и покинули гостиницу.

– Нам повезло, – заметил Лефарж, пока они ехали к Северному вокзалу. – Попутчики могли видеть Феликса на более поздних этапах поездки, и, быть может, удастся с их помощью проследить его действия на всем протяжении маршрута.

Остаток утра коллеги провели под высокими сводами здания вокзала, беседуя с билетными контролерами и прочим персоналом, но совершенно безрезультатно. Никто не запомнил ни одного из тех троих пассажиров.

– Паром более перспективен, – заметил через некоторое время Бернли. – Если Феликс часто пользовался переправой, кому-то из стюардов он может быть знаком.

В 16.00 они сели в поезд, прибывший в Булонь с наступлением сумерек. Детективы сразу же приступили к расспросам на пирсе. Узнав, что «Па-де-Кале» – судно, совершившее интересовавший их рейс, – отходит в плавание только завтра в полдень, сыщики отправились в местный полицейский участок. Они встретились с полисменами, дежурившими в то воскресенье при отходе парома, но не сумели получить никакой полезной информации. Затем поднялись на борт парохода и разыскали бригадира стюардов.

– Да, я узнаю этого джентльмена, – сказал бригадир, когда Лефарж представился и показал фотографию Феликса. – Он часто пользуется паромной переправой. По меньшей мере один или два раза в месяц, как мне кажется. Его зовут мсье Феликс, но я не знаю, где он живет, и не могу ничего больше рассказать о нем.

– Нас больше всего интересует, когда он пересек пролив в последний раз. Мы были бы весьма признательны, если вы припомнили это.

Бригадир задумался.

– Боюсь, не смогу ответить с твердой уверенностью. В последнее время он путешествовал в обоих направлениях чаще обычного. Кажется, в последний раз я видел его десять дней или две недели назад, но точной даты не назову.

– Мы предполагаем, что он воспользовался вашим паромом в воскресенье двадцать восьмого марта. У вас нет возможности проверить и подтвердить это?

– Нет. Видите ли, мы не ведем никаких записей. Способа установить, по какому билету он совершил плавание, тоже не существует, и у нас нет привычки особо выделять кого-то из пассажиров. Память подсказывает, что вы верно указали день, но утверждать это определенно я бы не осмелился.

– Есть у вас на примете кто-то из членов команды, способных нам помочь?

– Мне очень жаль, мсье, но ничто не приходит в голову. Разве что он мог свести знакомство с капитаном или с одним из его помощников, но откуда мне знать?

– Последний вопрос, мсье. Он путешествовал один?

– Мне кажется, один. Хотя минуточку! Стоило вам упомянуть об этом, как я вспомнил – с ним была дама. Я, конечно же, не обращал на это внимания специально, занятый своими многочисленными обязанностями, но смутно припоминаю: он разговаривал с какой-то леди на прогулочной палубе.

– Вы можете описать ее?

– Едва ли. Я даже не уверен на сто процентов, что мне это не померещилось.

От бригадира стюардов им ничего больше не добиться – сыщики поняли это, но задержались на борту, беседуя с каждым встречным из членов экипажа кто, по их мнению, мог дать им нужную информацию. Из всех собеседников Феликса в лицо знал только официант, но в интересовавший детективов день он его в ресторане не заметил.

– Боюсь, это тупик, – сказал Бернли, когда они отправились искать для себя отель. – Полагаю, что бригадир стюардов действительно видел с ним женщину, но как свидетель он совершенно никуда не годится.

– Верно. И не думаю, что в Фолкстоуне нам удастся продвинуться в расследовании намного дальше.

– Скорее всего так, но мне все же следует предпринять попытку. Думаю, придется совершить поездку до самого Глазго, чтобы встретиться с мужчиной, ехавшим с Феликсом одним автобусом до вокзала. Он может что-то случайно знать.

– А я повидаюсь со вторым. Тем, что живет в Марселе.

На следующий день за несколько минут до полудня сыщики прогуливались по пристани рядом с паромом, готовым к отплытию в Англию.

– Что ж, – сказал Лефарж, – здесь наши с тобой дорожки расходятся. Нет никакого смысла в моей поездке в Фолкстоун, и я отправлюсь поездом в 14.12 обратно в Париж. Работать с тобой – истинное удовольствие. Жаль только, нам не удалось добиться здесь более ощутимых результатов.

– Дело еще далеко не закончено, – отозвался англичанин. – Не сомневаюсь, мы не остановимся, пока не выясним все до конца. Но мне искренне жаль прощаться с тобой. Надеюсь, нам вновь предстоит совместная работа уже скоро.

Они расстались, пожелав друг другу удачи. Бернли от души поблагодарил за радушный прием, оказанный ему в Париже, а Лефарж предложил приятелю провести следующий отпуск в самой веселой столице мира.

Мы же с вами, читатель, составим компанию Лефаржу, вернемся в Париж и пронаблюдаем за его попытками выяснить все перемещения мсье Буарака с вечера субботнего званого ужина до вечера четверга следующей недели, когда бочка, в которой затем обнаружили тело, была отправлена с товарной станции государственных железных дорог Франции, расположенной на рю Кардине.

Лефарж прибыл на Северный вокзал в 17.45 и сразу же поехал в Сюрте. Мсье Шове он застал в кабинете и кратко доложил о событиях с момента, когда они встречались в предыдущий раз.

– Мне позвонили из Скотленд-Ярда, – сообщил шеф. – Буарак прибыл к ним в одиннадцать, как и собирался. Он опознал тело своей жены. Так что с этим все окончательно ясно.

– Вам известно, мсье, успел ли он вернуться?

– Пока не знаю. А почему вы спрашиваете об этом?

– Я подумал, что если его еще нет дома, можно воспользоваться возможностью и основательно допросить Франсуа обо всех перемещениях хозяина со времени убийства.

– Прекрасная мысль. Мы можем прояснить вопрос незамедлительно.

Мсье Шове перелистал телефонный справочник, нашел нужный номер и попросил соединить его.

– Алло! Это мсье Буарак? Нет? А мсье Буарак дома? Примерно в семь часов, вот как? Благодарю. Я позвоню ему позже… Нет-нет, ничего важного. Это подождет.

И он дал отбой.

– Буарак сел в поезд, отходивший с вокзала Чаринг-Кросс в одиннадцать, и домой доберется не раньше семи. Если вы наведаетесь к нему в половине седьмого, когда он обычно возвращается с работы, ваш визит будет выглядеть вполне естественным, не вызовет подозрений и даст возможность свободно побеседовать с Франсуа.

– Так я и поступлю, мсье. – Детектив поклонился и вышел.

Церковные часы только закончили отбивать половину седьмого вечера, когда Лефарж появился у двери дома на авеню де л’Альма. Открыл ему Франсуа.

– Добрый вечер, Франсуа. Мсье Буарак уже дома?

– Еще нет, мсье. Мы ждем его примерно через полчаса. Не желаете ли войти и подождать?

Лефарж сделал вид, что раздумывает, а потом ответил:

– Да, спасибо. Пожалуй, я приму ваше приглашение.

Дворецкий проводил его в малую гостиную.

– В Сюрте я краем уха слышал, будто мсье Буарак уехал в Лондон на опознание тела. Полагаю, вы уже знаете, удалось ли ему это?

– Нет, мсье. Я тоже знаю, что хозяин отправился в Лондон, но мне не была известна цель его поездки.

Детектив устроился в удобном кресле и достал портсигар.

– Попробуйте одну из этих сигарет, – предложил он дворецкому. – Это совершенно особый бразильский сорт табака. Мы ведь можем здесь закурить?

– Разумеется, мсье. Благодарю вас.

– Из Лондона путь неблизкий. Не завидую сейчас мсье Буараку. А вы там бывали, Франсуа?

– Дважды.

– Возможно, один раз туда стоит съездить, но этого вполне достаточно. Хотя мсье Буарак, по всей видимости, привык к таким путешествиям, не так ли? Недаром говорят: человек может привыкнуть ко всему.

– Думаю, должен был привыкнуть. Он много куда ездит – в Лондон, Брюссель, Берлин, Вену – если не ошибаюсь, он посетил все эти города за последние два года.

– Не хотел бы оказаться на его месте. Но, можно предположить, случившееся несчастье отобьет у него охоту путешествовать. Ему, видимо, захочется оставаться дома в полном покое, не желая никого видеть. Как вы считаете, Франсуа?

– Не совсем так, мсье. Видимо, у него это вошло в привычку. По крайней мере, с того времени он уже второй раз уезжает из дома.

– Вы меня удивляете. Хотя если подумать, то нет. Наверное, мне не стоит лезть не в свое дело, но я готов поставить наполеон и заключить пари, что знаю, куда и зачем мсье Буарак совершил первую поездку. Он отправился пронаблюдать за тестом Уилсона. Верно?

– За тестом Уилсона, мсье? Если честно, я понятия не имею, что это такое.

– Вы никогда не слышали о тесте Уилсона? Я вам расскажу. Уилсон возглавляет очень крупную британскую компанию, производящую насосы, и каждый год его фирма назначает награду в десять тысяч франков, если будет продемонстрирован насос, обладающий большей мощностью, чем агрегаты самого Уилсона. Тест проводится ежегодно, и последний состоялся в прошедшую среду. Естественно, мсье Буарака это не может не заинтересовать как директора завода, изготавливающего как раз насосы. Он должен был непременно туда поехать.

– Вы бы проспорили свои деньги, мсье. Хозяин в самом деле уезжал в среду, но, как я случайно выяснил, он побывал в Бельгии.

– Вот как? – И Лефарж со смехом добавил: – В таком случае мне повезло, что пари не состоялось. – Потом он сменил тон на серьезный. – Но вдруг я все-таки прав. Из Бельгии до Лондона уже рукой подать. Мсье Буарак мог отправиться оттуда в Англию или наоборот. Долго ли он отсутствовал?

– Навряд ли он бы успел, мсье. Его не было здесь только два дня: в среду и в четверг.

– Хороший урок для меня. Вечно я лезу биться об заклад, хотя сам не уверен, что мое мнение справедливо, – сказал Лефарж, после чего затянул рассказ о пари, которые заключал, выигрывал и проигрывал, пока у Франсуа не иссякло терпение, и он попросил извинить его: нужно было подготовиться к возвращению хозяина.

Вскоре после семи появился мсье Буарак. Лефаржа он заметил уже с порога.

– Крайне не хотелось беспокоить вас после утомительного путешествия, – сказал следователь, – но в злополучном деле возникли некоторые аспекты, и я был бы признателен, если вы согласились побеседовать со мной в любое удобное время.

– Никогда не стоит затягивать с делами. Дайте мне час, чтобы переодеться и поужинать, а потом я буду в вашем распоряжении. Надеюсь, вы сами уже успели поесть?

– Да, спасибо. В таком случае, если позволите подождать здесь, я так и сделаю.

– Лучше пройдите ко мне в кабинет. Там вы, быть может, найдете книгу, чтобы было чем себя занять.

– Благодарю вас, мсье.

Стрелки часов на каминной полке в кабинете показывали половину девятого, когда мсье Буарак пришел туда. Погрузившись в просторное кресло, он произнес:

– Теперь я всецело в вашем распоряжении.

– Дело настолько деликатное, что мне, право, затруднительно подобрать слова для начала разговора, – сказал Лефарж. – У вас не должно сложиться впечатления, что мы питаем некие подозрения, их нет и в помине. Однако вы человек образованный и опытный, а потому должны понять, что существование мужа у убитой женщины неизбежно вызывает необходимость прояснения некоторых обстоятельств. Это не более чем простая формальность. Мой шеф, мсье Шове, поручил мне чисто рутинную, но весьма неприятную миссию задать вам вопросы относительно ваших действий и перемещений, совершенных с момента прискорбного события.

– Вот это неопределенности и уклончивости. То есть вы подозреваете меня в убийстве жены?

– Это не так, мсье. Я нисколько не кривлю душой, но при расследовании подобных дел мы обязаны получить отчет о передвижениях каждого его фигуранта. Это формальный долг, который с нас никто не может снять, нравится подобное занятие или нет.

– Ах, вот оно как? Что ж, тогда приступайте к исполнению своих непреложных обязанностей.

– Моему шефу требуется информация, как вы проводили время с вечера званого ужина в собственном доме до вечера следующего четверга.

Мсье Буарак выглядел откровенно расстроенным. Он сделал продолжительную паузу, прежде чем заговорил, и тон его ответа заметно изменился.

– Я даже вспоминать не хочу об этом времени. Мне прошлось пройти через невыносимые испытания. Думаю, мною овладело своего рода краткое умопомешательство.

– Тем горестнее для меня настаивать, чтобы вы ответили на мои вопросы.

– О, я, конечно же, все вам расскажу. Припадок – или как его еще можно назвать? – уже позади. Я снова пришел в себя. А произошло со мной за указанный вами период вот что.

С субботнего вечера или, точнее, с раннего утра в воскресенье, когда я узнал, что жена меня бросила, мною овладело какое-то полусонное состояние. Мой мозг онемел, и я испытывал странное ощущение, как будто непостижимым образом существую отдельно от себя самого, покинув собственное тело. Как обычно, я отправился в понедельник на работу и в привычное время вернулся вечером домой. После ужина в надежде немного развеяться распаковал бочку, но даже это не смогло вызвать у меня интереса и унять жуткую депрессию. Следующим утром – во вторник – снова поехал к себе на завод, но после часа напрасных усилий понял, что не могу сосредоточиться на делах. Я понимал, насколько важно для меня найти уединение, чтобы снять стресс, связанный с необходимостью притворяться и делать перед посторонними вид, словно ничего не произошло. Я покинул кабинет, прошелся по улице, спустился на станцию метро. Как вдруг мне на глаза попался указатель «Венсенское направление», и до меня дошло: Венсенский лес – вот самое подходящее для меня сейчас место! Там смогу бродить, не опасаясь встретиться со знакомыми людьми. Я сел в отходивший туда поезд, а потом провел остаток утра, гуляя по самым глухим тропинкам. Движение, физические усилия отчасти помогли мне, но, по мере того как я уставал, менялся и мой умственный настрой. Мне мучительно захотелось ощутить человеческое сочувствие, довериться кому-то, излить душу, чтобы не сойти с ума.

И я подумал о своем брате Армане, преисполнившись уверенности, что именно он способен дать мне тепло и сострадание, в которых столь остро нуждался. Он живет неподалеку от Мехелена в Бельгии, и я решил немедленно отправиться туда и встретиться с ним как можно скорее. Пообедав в небольшом кафе в Шарантоне, я оттуда же позвонил на работу и домой, уведомив всех, что должен на пару дней уехать в Бельгию. Франсуа было дано поручение собрать небольшую сумку с самыми необходимыми вещами и оставить ее в камере хранения на Северном вокзале, где я смог бы ее забрать. Но затем я понял, что, если сяду на поезд, отходящий в 16.05, – то есть на ближайший экспресс, – то прибуду на место посреди ночи. И потому я изменил намерения. Нужно было дождаться вечернего поезда, а с братом встретиться уже следующим утром.

Коротая время, я долго шел берегом Сены, вернувшись на Лионский вокзал пригородным поездом. Поужинал в кафе на площади Бастилии, после чего смог наконец перебраться на Северный вокзал, получить сумку и выехать в Брюссель экспрессом в 23.20. В пути я отлично выспался, позавтракал в кафе на Северной площади в бельгийской столице и около одиннадцати часов утра отправился в Мехелен. Последние четыре мили до дома брата я прошел пешком ради физической активности, но, добравшись туда, никого не застал. И только тут мне припомнились совершенно забытые слова брата о его деловой поездке в Стокгольм, куда он собирался взять и жену. Я, конечно, проклинал свое беспамятство, но мой ум находился в таком смятении, что мне и в голову не приходило жалеть о потраченном времени или деньгах.

Медленно возвращаясь в сторону Мехелена, я уже строил планы в тот же вечер вернуться в Париж. Но потом мне подумалось: достаточно путешествий на сегодня. Денек выдался приятный, солнечный, и я позволил себе забыть о течении времени, оказавшись в Брюсселе около шести часов. Поужинал в кафе на бульваре Анспах и предпринял еще одну попытку отвлечься от черных мыслей, для чего решил провести пару часов в театре. По телефону я позвонил в отель «Максимилиан», где обычно останавливался, и забронировал номер на одну ночь, потом в театре де ла Монне послушал «Троянцев» Берлиоза. В гостинице оказался уже около одиннадцати. Я снова прекрасно выспался, и на утро мой мозг определенно прояснился. Выехав из Брюсселя с вокзала Миди в 12.50, я прибыл в Париж около пяти часов вечера. Сейчас, когда я оглядываюсь назад на это сумбурное путешествие, оно представляется сущим кошмаром. Так вспоминаются страшные сны. Но думаю, что одиночество и активные пешие прогулки на самом деле пошли мне только на пользу.

Мсье Буарак закончил, и на некоторое время воцарилось молчание. Лефарж с той же скрупулезной тщательностью, какую непременно проявил бы при подобных обстоятельствах Бернли, прокручивал в голове все, только что услышанное. Ему не хотелось подвергать Буарака по-настоящему жесткому допросу, чтобы не насторожить этого господина, если он все же был виновен. Но Лефарж не мог упустить в заявлении подозреваемого ни одной детали, которая позже не подверглась бы проверке с помощью независимых источников информации и свидетельских показаний. В целом история звучала правдоподобно, и сыщик не видел пока причин подвергать ее сомнению. А значит, ему оставалось лишь прояснить некоторые подробности.

– Спасибо, мсье Буарак. Могу я теперь задать вам несколько уточняющих вопросов? В котором часу вы покинули свое рабочее место во вторник?

– Примерно в девять тридцать.

– В каком кафе вы обедали в Шарантоне?

– Не помню. Оно находилось на одной из улочек между железнодорожной станцией и речной пристанью. Довольно невзрачное место, как мне показалось, с выступающим над фасадом балконом со старыми деревянными балками.

– В котором часу вы там обедали?

– Около половины второго, как мне кажется, но я не уверен.

– Откуда вы позвонили на работу и домой?

– Из того же кафе.

– Время не припомните?

– Где-то часом позже, предположительно, в половине третьего.

– Теперь о кафе на площади Бастилии. Какое из них вы избрали для трапезы?

– Опять точно не скажу, хотя, по-моему, оно располагалось на углу рю Сент-Антуан, но в любом случае фасадом выходило на рю де Лион.

– И в котором часу вы находились там?

– Должно быть, в половине девятого.

– Вы получили свою сумку на Северном вокзале?

– Да, она дожидалась меня в камере хранения.

– В поезде вы ехали в спальном вагоне?

– Нет, я путешествовал в обычном купе первого класса.

– У вас были попутчики?

– Трое мужчин. Я не знал никого из них.

– А вообще в тот день – я имею в виду вторник – вы встречали кого-то из знакомых, кто мог бы подтвердить ваши слова?

– Не помню, чтобы с кем-то сталкивался. А подтвердить, наверное, могут официанты из кафе.

– На следующий день, в среду, откуда вы звонили в отель «Максимилиан»?

– Снова из кафе, где ужинал. Оно расположено на бульваре Анспах перед самой площадью Брукер. Но названия я не запомнил.

– И когда вы забронировали номер?

– Непосредственно перед ужином. То есть около семи, как я думаю.

Детектив поднялся и поклонился хозяину.

– Примите глубочайшую признательность за вашу любезность, мсье Буарак. Это все, что я хотел выяснить. Доброй ночи, мсье.

Поскольку погода стояла теплая и ясная, Лефарж совершил неторопливую пешую прогулку до своего дома вблизи площади Бастилии, продолжая размышлять над рассказом, который только что выслушал. Если он был правдив, то с мсье Буарака снимались все возможные подозрения. Будучи в понедельник в Париже, он никак не мог написать письмо Дюпьеру с заказом на скульптуру. Его получили во вторник утром, а значит, отправили из Лондона днем раньше. Находясь в Брюсселе и Мехелене, он не мог встретить бочку на вокзале в Лондоне. Теперь основной задачей становилось подтверждение его показаний из независимых источников. Лефарж снова перебрал в уме последовательность событий, проверка которых не должна была составить особого труда.

Прежде всего легко установить, действительно ли Буарак оставался в Париже до вечера вторника. Франсуа и другие слуги располагают сведениями о воскресенье, включая ночь, а также о вечере понедельника, а работники завода должны были видеть хозяина в понедельник и утром во вторник. Те же слуги подтвердят, вскрывал он или нет бочку со скульптурой в понедельник вечером. Далее возникал вопрос о времени, когда Буарак ушел с работы во вторник – с этой проверкой тоже проблем не предвиделось. Что же касалось кафе в Шарантоне, то такой дорого одетый и благородного вида клиент не мог не привлечь к себе пристального внимания в захолустном предместье Парижа. Если он и в самом деле там обедал, подтверждение этому получить несложно, поскольку телефонные звонки из кафе только усилили бы интерес к нему со стороны персонала. Столь же незначительные трудности представляла проверка его сообщений по телефону, как и факт передачи сумки через камеру хранения на Северном вокзале.

Не приходилось особо рассчитывать на показания приемщика камеры хранения на вокзале и официантов в кафе на площади Бастилии – все эти люди обслуживали слишком большое число клиентов, чтобы кого-то из них запомнить, но посетить эти точки так или иначе следовало. Запрос в Мехелен должен был удостоверить появление там мсье Буарака и прежде всего наличие у него брата, живущего в окрестностях города. Быть может, удастся выяснить, действительно ли родственника не оказалось дома в указанный день. Работники отеля «Максимилиан» в Брюсселе обязаны знать, провел ли он ночь среды под их кровом, сохранить запись телефонограммы о бронировании номера. И уж совсем легко установить, давали ли оперу Берлиоза «Троянцы» в театре Де Ла Монне.

Лефаржу поневоле подумалось, что для проверки истории Буарака имеется широкий выбор возможностей, и он решил: если все перечисленные случаи окажутся правдой, то полученные показания следует считать достоверными.

 

Глава 19

Проверка алиби

На следующее утро Лефарж взошел на борт парохода, отправлявшегося от пристани у моста Искусств позади здания Лувра. День обещал быть прекрасным, уже наполненным теплом и красками лета, но не потеряв еще прелестной прозрачной весенней свежести. Когда судно отошло от берега и поплыло на восток против течения реки, Лефарж вспомнил предыдущее плавание, в которое он отправился с той же пристани. Тогда они с Бернли совершили прогулку вниз по реке в Гренель, чтобы нанести визит на фабрику к мсье Тевене, выпускавшую лепнину и дешевые разновидности скульптур. А теперь по тому же расследованию он вынужден двигаться в другую сторону. Пароходик обогнул остров Сите, плывя вдоль набережной Латинского квартала, где расположились со своими лотками букинисты, миновал величественные башни собора Парижской Богоматери и мост Метрополитен напротив вокзала Аустерлиц. И чем дальше продвигались по широкой реке, тем все менее импозантными становились дома по обоим берегам, а когда преодолели четыре мили до предместья Шарантон, где в Сену впадает Марна, набережные сменились рощами и лугами.

Сойдя с парохода в Шарантоне, конечном пункте маршрута, Лефарж двинулся вдоль улицы в сторону вокзала, высматривая ресторан с балконом над фасадом дома. Поиски оказались недолгими. Самое большое и претенциозное кафе на всей улице полностью соответствовало описанию, а когда он заметил протянувшийся к зданию телефонный кабель, то окончательно убедился – это нужное ему место. Лефарж вошел, занял один из небольших столиков с мраморной столешницей и заказал бокал пива.

Зал оказался просторным. В одном из углов помещалась стойка бара, а ближе к входной двери находилась площадка для танцев. Но сыщика эти детали интересовали мало. Он следил за пожилым официантом с седыми усами, который сновал между основным залом и отдельным кабинетом в его дальнем конце.

– Отличный денек сегодня, – сказал Лефарж, когда мужчина принес ему пиво. – Полагаю, позже клиентов у вас станет гораздо больше, верно?

Официант лаконично согласился с гостем.

– Но я слышал, у вас можно отменно пообедать, – продолжал детектив. – Приятель обедал здесь несколько дней назад и остался очень доволен. А ему трудно угодить.

Официант улыбнулся и в знак благодарности поклонился.

– Мы стараемся, мсье, – ответил он. – Приятно слышать, что вашему приятелю понравилось у нас.

– А он сам не выразил вам своего мнения? Он обычно не скупится на похвалы.

– Не уверен, что знаю вашего друга, мсье. Когда он обедал у нас?

– О, вы бы его вспомнили, если б увидели вновь! Вот как он выглядит, – Лефарж достал из кармана фотографию Буарака и подал собеседнику.

– Ну конечно, мсье. Я прекрасно помню вашего друга. Вот только… – он слегка замялся. – Мне вовсе не показалось, что ему так понравился обед, как он вам расписывал. На самом деле он всем видом показывал, что наше заведение… Как бы выразиться поточнее?

Пожилой официант дернул плечом.

– Приятель неважно себя чувствовал в тот день, но обедом действительно остался доволен. Он посетил вас в прошлый четверг, не так ли?

– В прошлый четверг? Нет, мсье, по-моему, это было раньше. Дайте подумать. Кажется, он приходил сюда в понедельник.

– Да, я ошибся. Это было не в четверг. Теперь припоминаю: он говорил про вторник. Во вторник, правильно?

– Возможно, что так, мсье. Я не уверен, но мне все же помнится, что этот посетитель обедал у нас в понедельник.

– Приятель еще позвонил мне в тот день из Шарантона и сказал: «Я тебе звоню из кафе». Он и вправду пользовался вашим телефоном?

– Да, мсье. Он сделал от нас два звонка. У нас аппарат вот там – видите? И мы порой разрешаем клиентам звонить с него.

– Прекрасная идея. Уверен, посетители ценят такую услугу. Но в разговоре со мной он сделал прискорбную ошибку. Назначил мне встречу, а сам на нее не явился. Хотя, боюсь, это я мог неверно понять его слова. Вы случайно не слышали, о чем он тогда говорил? Не упоминал ли он о встрече во вторник на прошлой неделе?

Официант, который до этого момента источал улыбки, дружелюбие и готовность помочь, метнул в сыщика полный подозрительности взгляд. Вежливая улыбка не сходила с его лица, но Лефарж сразу почувствовал, как он закрылся, словно устрица, захлопнувшая створки своей раковины. Последовал ответ:

– Я ничего такого не слышал, мсье. Предпочитаю не подслушивать разговоры клиентов. У меня слишком много своей работы.

Но Лефарж догадался, что старик лжет.

И решился на более действенные меры. Полностью изменив манеру поведения, заговорил властным тоном, немного понизив голос:

– А теперь послушайте меня. На самом деле я детектив из полиции. Мне необходимо выяснить все относительно тех двух телефонных разговоров, но я вовсе не хочу тащить вас в Сюрте для допроса. – Он положил на стол бумажку в пять франков. – Если дадите нужную информацию, деньги ваши.

Теперь в глазах официанта читался испуг.

– Но мсье… – начал он.

– Бросьте. Не сомневаюсь, вам все известно, и ваша обязанность сотрудничать со мной. Можете пересказать мне содержание разговоров сейчас и получить пять франков или позже выложить историю в Сюрте, но уже без вознаграждения. Что скажете? Выбор за вами.

Официант хранил молчание, и Лефарж понял, что тот обдумывает, как ему действовать, исходя из собственных интересов. Его колебания только подтвердили догадку сыщика – старик подслушал разговоры. Требовался только последний толчок.

– Быть может, вы сомневаетесь, что я из Сюрте? – спросил Лефарж. – В таком случае взгляните на это.

Он показал свое удостоверение, и чаша весов окончательно склонилась в его пользу.

– Хорошо, я вам обо всем расскажу, мсье. Сначала он позвонил человеку, который, как мне показалось, был его слугой, и сообщил, что должен неожиданно уехать в Бельгию и нужно доставить какую-то сумку для него на Северный вокзал. Какую именно сумку, я не понял. Затем он позвонил по другому номеру и просто уведомил об отъезде в Бельгию на пару дней. Больше ничего, мсье.

– Этого достаточно. Вот ваши пять франков.

Неплохое начало, подумал сыщик, покинув кафе и направляясь по улице в противоположную от реки сторону. Сомнений не осталось – Буарак действительно обедал в Шарантоне, как и утверждал. Конечно, официант считал, что это было в понедельник, а не во вторник, но пожилой человек мог легко ошибиться, плохо запоминая даты. Кроме того, имелась возможность перепроверки – поинтересоваться у коллег Буарака и у дворецкого, в какой из дней им звонил Буарак.

Он пешком добрался до станции в Шарантоне и поездом вернулся на Лионский вокзал в Париже. Затем, поймав такси, поехал в конец рю Шампионнэ, где располагался завод насосов, исполнительным директором которого был мсье Буарак. Выйдя из машины и двинувшись вдоль тротуара, Лефарж услышал, как в отдалении часы пробили половину двенадцатого.

Фасад завода вдоль улицы занимал не так уж много места, но, заглянув через открытые ворота, Лефарж отметил, как далеко его территория протянулась в глубину квартала. По одну сторону обширного двора располагался комплекс четырехэтажных корпусов, над одной из дверей значилось: «Заводское управление. Третий этаж». Детектив проследовал мимо ворот, убедившись, что нет другого входа на предприятие или выезда через другие ворота на параллельную улицу.

Ярдах в пятидесяти от завода на противоположной стороне улицы располагалось кафе. Лефарж неспешно зашел в него и занял столик у окна, откуда открывался прекрасный вид как на ворота, так и на дверь, ведущую в контору. Заказав очередной бокал пива, Лефарж достал из кармана мятую газету, откинулся на спинку стула и углубился в чтение. При этом он держал газету на таком уровне, что мог постоянно наблюдать за воротами или, чуть приподняв ее, в любой момент надежно укрыть свое лицо от взглядов с улицы. Так на протяжении достаточно длительного времени он потягивал пиво и ждал.

Несколько человек зашли в ворота завода и покинули его. Затем прошел почти час, за который сыщик успел заказать и выпить еще два бокала пива, пока он не увидел то, что хотел увидеть. Из двери под вывеской «Управление» вышел мсье Буарак и направился по улице в противоположную от кафе сторону – к центру города. Лефарж выждал еще пять минут, а затем медленно сложил газету, прикурил сигарету и оставил наблюдательный пост в кафе.

Сначала он совершил прогулку на сто ярдов, удаляясь от завода. Потом перешел на другую сторону и вернулся, ускорив шаги, к воротам и двери, откуда недавно вышел исполнительный директор. Подав секретарше свою частную визитную карточку, попросил о встрече с мсье Буараком.

– Простите, мсье, – ответила женщина, – но он только что ушел с работы. Вы могли даже встретить его по пути сюда.

– Увы, я, должно быть, с ним разминулся, – сказал Лефарж. – Однако, возможно, его помощник сможет уделить мне несколько минут? Он на месте?

– Кажется, да, мсье. Присядьте ненадолго, я уточню.

Через пару минут секретарь вернулась и сообщила, что мсье Дюфрейн у себя. Лефаржа провели в кабинет низкорослого, уже не слишком молодого мужчины, собиравшегося уйти на обед.

– Я, конечно, предпочел бы личную встречу с мсье Буараком, – сказал Лефарж после взаимного представления. – Вопрос частного характера, но я подумал, что не стоит дожидаться его, если вы сможете сообщить интересующую информацию. Дело в том, мсье, что я детектив из Сюрте, – он достал свою официальную визитную карточку, – и мой визит связан с делом, по поводу которого мы сотрудничаем с мсье Буараком. Как вы понимаете, я не вправе раскрывать деталей. Уведомлю, что по нашей просьбе мсье Буараку пришлось недавно побывать в Сюрте и дать показания. К сожалению, чуть позже мы обнаружили в его заявлении два пункта, которые он забыл уточнить, а мы, еще не понимая их важности, не задали ему дополнительных вопросов. Речь идет о его недавней поездке в Бельгию: во-первых, нам хотелось бы знать, в котором часу он покинул рабочее место в тот вторник, и во-вторых, когда позвонил вам из Шарантона с уведомлением об отъезде. Вы готовы дать мне сведения об этом или предпочтете, чтобы я задал вопросы непосредственно мсье Буараку?

Помощник не сразу дал ответ, и Лефарж видел, что он не может решить, какой линии поведения ему лучше держаться, и потому продолжил:

– Вас никто не обязывает разговаривать со мной. Не делайте этого, если хотя бы в чем-то сомневаетесь. Я легко могу подождать, если так для вас удобнее.

Его слова возымели нужный Лефаржу эффект, и клерк ответил:

– Никаких проблем, мсье, если для вас нет разницы. Я могу ответить на ваши вопросы или по крайней мере на один из них. Что касается второго, то тут у меня полной уверенности нет. Телефонограмму мсье Буарака из Шарантона я получил примерно без четверти три. Время могу назвать точно, поскольку специально тогда посмотрел на часы. А во сколько мсье Буарак покинул в то утро свой кабинет, определенно сказать не могу. В девять часов он поручил мне составить черновой вариант достаточно мудреного ответа на одно письмо, попросив позже показать ему. Мне потребовалось примерно полчаса для написания черновика, потому что нужно было сначала проверить кое-какие цифры, чтобы внести в текст ясность. Но когда в половине десятого я принес ему набросок, мсье Буарака уже не оказалось на рабочем месте.

– И это было во вторник, верно?

– Да, во вторник.

– А вернулся мсье Буарак в пятницу утром?

– Именно так, мсье.

Лефарж поднялся:

– От всей души благодарю вас. Вы помогли мне избежать длительного ожидания.

Детектив вышел с территории завода, добрался до станции метро «Симплон» и доехал до центра Парижа. Он был доволен результатами. Как и на ранней стадии расследования, информация поступала обильно и оперативно. Сперва он даже посчитал, что сделал достаточно для проверки и подтверждения первой части заявления Буарака. Но дала себя знать укоренившаяся привычка все доводить до конца, и Лефарж принял решение снова наведаться на авеню де л’Альма и дополнительно побеседовать с Франсуа. Он сделал пересадку на «Шатле» и вышел в начале авеню, пройдя оставшуюся часть пути пешком.

– Здравствуйте, Франсуа, – начал он, когда дворецкий открыл дверь. – Боюсь, мне снова придется доставить вам беспокойство. Можете уделить мне пару минут?

– Разумеется, мсье. Проходите в дом.

Они, как и в предыдущий раз, расположились в малой гостиной, и Лефарж достал свои бразильские сигареты.

– Вижу, вам они понравились? – спросил он, видя, как охотно потянулся к портсигару Франсуа. – Некоторые считают их слишком крепкими, но меня они полностью устраивают, как хорошие сигары, но без присущего им специфического привкуса. Впрочем, не хочу вас задерживать надолго. Мой вопрос касается сумки для мсье Буарака, которую вы доставили на Северный вокзал в прошлый вторник. Скажите, до вокзала за вами никто не следил?

– Следил? За мной? Нет, конечно. По крайней мере, мне об этом ничего не известно.

– В таком случае вы не заметили около камеры хранения высокого мужчину с рыжей бородой и в сером плаще?

– Нет, – ответил слуга, – я не припоминаю никого, подходящего под такое описание.

– В котором часу вы оставили сумку?

– Примерно в 15.30, мсье.

Лефарж изобразил задумчивость.

– Тогда я, вероятно, ошибся, – сказал он потом. – Это же было во вторник, точно?

– Да, во вторник. Определенно во вторник, мсье.

– А мсье Буарак позвонил вам около двух часов, не так ли?

– Нет, гораздо позже, мсье. Примерно около трех часов. Но позвольте полюбопытствовать, откуда вы узнали, что я доставил сумку хозяина на вокзал?

– Он сам рассказал мне об этом вчера вечером. Упомянул о своей незапланированной поездке в Бельгию, для чего попросил вас собрать его вещи и сдать в камеру хранения.

– А кто такой этот мужчина с рыжей бородой?

Лефарж, получив нужные ему сведения, не стал особенно напрягать свою фантазию.

– О, это один из наших агентов. Он занимается расследованием краж багажа с ценностями. И я подумал, что вы могли привлечь его внимание. Кстати, мсье Буарак вернулся с сумкой? Надеюсь, ее хотя бы не украли?

Лефарж улыбнулся, и дворецкий, посчитав это не слишком удачной шуткой, из чистой вежливости изобразил на лице подобие улыбки.

– Нет, сумку не украли, мсье. Хозяин привез ее назад в целости и сохранности.

Что ж, отлично! Значит, мсье Буарак действительно и несомненно звонил приблизительно в 14.45 во вторник и дал дворецкому указания доставить сумку на Северный вокзал, как и заявлял сыщику. Кроме того, он лично зашел за сумкой и получил ее. Это можно считать установленным. Но та часть истории, которая касалась его передвижений в воскресенье и понедельник, как и вскрытие бочки в понедельник вечером, все еще нуждались в проверке. И Лефарж продолжил:

– Раз уж я к вам зашел, Франсуа, не будете возражать, если уточню пару дат для своего рапорта? – Он достал блокнот. – Я стану зачитывать вам записи, а вы, если не затруднит, скажете мне, верна запись или нет. Суббота двадцать седьмое марта – день, когда состоялся ужин с гостями.

– Правильно, мсье.

– Воскресенье двадцать восьмое марта – ничего особенного не происходило. Вечером мсье Буарак распаковал бочку.

– А вот здесь у вас ошибка, мсье. Бочка была распакована в понедельник.

– Ах, вот оно что! В понедельник, – Лефарж притворился, что вносит изменения в записи. – Конечно, в понедельник вечером. Мсье Буарак провел вечер воскресенья дома, но за бочку взялся только в понедельник, верно?

– Именно так.

– Затем во вторник он отправился в Бельгию и вернулся домой в четверг вечером?

– Правильно, мсье.

– Спасибо большое. Хорошо, что вы заметили неточность в моих заметках. Теперь я исправил ее.

Лефарж поддерживал разговор еще несколько минут, стараясь сохранить добрые отношения со стариком, для чего рассказал ему занятные эпизоды из своей карьеры детектива. Чем лучше он узнавал Франсуа, тем бо́льшим уважением проникался к нему, чувствуя, что словам дворецкого можно доверять, поскольку человек такого склада никогда не обесчестит себя позорной ложью.

Словно для того, чтобы уравновесить успехи, достигнутые Лефаржем утром, за весь остальной день судьба больше не посылала ему удачи. Покинув дом на авеню де л’Альма, он побеседовал с работниками камеры хранения на Северном вокзале, но не получил новой информации. Никто не вспомнил, что Франсуа оставлял сумку, а Буарак забирал ее, не сохранилась запись о сумке в регистре принятых и выданных вещей. И потом, когда он обошел кафе и рестораны, расспрашивая официантов в районе площади Бастилии, все его усилия тоже оказались бесплодными. Не обнаружилось никаких подтверждений, что Буарак ужинал в одном из них.

Тем не менее Лефарж испытывал удовлетворение от работы, проделанной за день. Полученные данные оказались точными и недвусмысленными. Он считал, что удалось окончательно убедиться в правдивости показаний Буарака, по крайней мере тех, которые касались вторника. И если он сумеет добиться того же относительно среды и четверга, считал сыщик, то алиби Буарака выдержит проверку, а его непричастность к убийству можно будет считать установленной.

Для продолжения расследования возникала необходимость посетить Брюссель, и он позвонил на Северный вокзал, заказав себе место в спальном вагоне экспресса, отходившего в 23.20. Затем сделал контрольный звонок в Сюрте, после чего счел возможным отправиться домой, чтобы поесть и немного отдохнуть перед дорогой.

Путешествие оказалось вполне комфортным, и, позавтракав в кафе на Северной площади в Брюсселе, Лефарж ранним утром выехал в Мехелен. Там он сразу же заглянул на местный почтамт и попросил уточнить для него адрес резиденции мсье Армана Буарака. Имя было почтмейстеру знакомо, но адреса он не знал. Обход нескольких крупных магазинов быстро помог найти тот из них, чьими услугами мсье Буарак особенно часто пользовался.

– Да, мсье, его адрес мне известен. Нужно проехать четыре мили в сторону Лувена. Вы увидите большой белый дом с красной крышей, стоящий среди деревьев по правую сторону дороги сразу за крупной развилкой. Но, если вы хотите встретиться с мсье Буараком, боюсь, не застанете его дома.

– Я действительно хотел поговорить с мсье Буараком, – сказал Лефарж небрежно, – но ведь меня может принять и мадам Буарак, если это не станет большой дерзостью с моей стороны – навестить женщину в отсутствие мужа.

– Но она тоже в отъезде, мсье. Правда, я могу сообщить вам только то, что мне известно. Она пришла к нам недели две назад и сказала: «Кстати, Ларош, не нужно посылать нам никаких продуктов на дом две или три недели, пока я снова не появлюсь у вас. Мы уезжаем и запираем дом». Так что, мсье, не думаю, что вы застанете там кого-то из них.

– Весьма обязан за предупреждение, мсье. Но надеюсь, вам не составит труда оказать мне еще одну небольшую услугу и сообщить, где работает мсье Буарак, чтобы я смог там получить его нынешний временный адрес. Он ведь бизнесмен, насколько мне известно?

– Он – банкир и ездит на службу в Брюссель, вот только не знаю названия его банка. Но если вы перейдете через улицу и наведаетесь к мсье Леблану, адвокату, то он наверняка сможет вам помочь.

Лефарж поблагодарил услужливого торговца и последовал его совету, побывав у адвоката. Там он узнал, что мсье Буарак являлся одним из директоров крупного частного банка «Креди Мазьер», расположенного на бульваре Сенн в Брюсселе.

Искушение немедленно вернуться в столицу Бельгии было велико, но долгий опыт работы подсказывал сыщику, что ошибочно принимать на веру любое утверждение, не убедившись во всем лично. Во избежание возможных недоразумений, Лефарж посчитал своим долгом отправиться к дому и удостовериться в отсутствии хозяев. Он нанял небольшой автомобиль и двинулся в путь по дороге на Лувен.

День снова выдался ясным и солнечным, хотя в воздухе ощущалась легкая прохлада. Поездка среди ухоженных полей бельгийских ферм доставила Лефаржу истинное удовольствие. Он надеялся закончить дела ближе к вечеру, чтобы ночным поездом вернуться в Париж.

Всего через пятнадцать минут машина оказалась рядом с домом, который Лефарж сразу узнал по описанию хозяина магазина. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять – дом пуст. Ворота со стороны шоссе были заперты на навесной замок с цепью, а сквозь листву окружавших дом деревьев, ясно различались закрытые ставни на окнах. Детектив осмотрелся по сторонам.

Чуть дальше по дороге располагались три коттеджа, где жили, по всей видимости, крестьяне или наемные работники фермы. Лефарж подошел к крыльцу первого из них и постучал в дверь.

– Доброе утро! – сказал он, когда ему открыла полноватая и пышущая здоровьем женщина средних лет. – Я только что приехал из Брюсселя, чтобы повидать мсье Буарака, но обнаружил его дом запертым. Не могли бы вы подсказать, нет ли у него экономки, помощницы по хозяйству или кого-то еще, кому известно, где его можно найти.

– Я и есть его экономка, мсье, но адрес мсье Буарака не знаю. Он только предупредил меня перед отъездом, что все письма, направленные для него в «Креди Мазьер», будут сразу же переадресованы.

– Насколько я понимаю, он уехал не так давно, верно?

– Сегодня будет ровно четырнадцать дней, мсье. Он собирался отсутствовать три недели, так что, если вы приедете через недельку, наверняка застанете его.

– Между прочим, один мой друг собирался навестить его на прошлой неделе. Боюсь, они тоже разминулись. Вы случайно не видели моего приятеля здесь?

И он показал снимок брата Буарака.

– Нет, мсье, этого человека я здесь не приметила.

Лефарж поблагодарил женщину, обошел остальные коттеджи, где его расспросы тоже не дали никаких результатов, после чего сел в машину и доехал до Мехелена. Затем первым же поездом сыщик вернулся в Брюссель.

Время близилось к двум часам пополудни, когда он оказался у затейливо украшенного входа в банк «Креди Мазьер», где мсье Арман Буарак был одним из членов совета директоров. Здание выглядело чрезвычайно помпезно: денег на декоративную отделку явно не пожалели. Стены главного зала, где обслуживали публику, покрывали плиты из отборных сортов мрамора – панели в зеленоватых тонах разделялись пилястрами и замыкались карнизами из ослепительно-белого камня. Потолок – высокий стеклянный купол, сквозь который в помещение струился приятный и сдержанный дневной свет. Здесь нужды в деньгах не испытывают, подумал Лефарж, подходя к стойке. Показав удостоверение, он попросил о встрече с управляющим.

Ему пришлось несколько минут подождать, потом клерк провел его по коридору, отделанному в том же стиле, что и главный зал. Лефарж оказался в кабинете, хозяином которого был высокий пожилой джентльмен с гладко выбритым лицом, его волосы были цвета воронова крыла. Он сидел за большим столом со сдвижной крышкой.

После обмена приветствиями Лефарж начал:

– Не могли бы вы, мсье, любезно сообщить, приходится ли мсье Арман Буарак, член вашего совета директоров, родным братом мсье Раулю Буараку, исполнительному директору фирмы «Эврот», производящей насосы и расположенной в Париже. Я ездил в Мехелен этим утром, чтобы повидаться с мсье Арманом, но не застал его дома. Не хотелось бы тратить время зря в поисках его нового адреса, если он не тот человек, который мне на самом деле нужен.

– У нашего директора, мсье, – ответил управляющий, – действительно есть брат по имени Рауль, хотя лично я с ним не знаком. Я лишь слышал, как мсье Арман рассказывал о нем. Но я могу снабдить вас нынешним адресом мсье Армана, раз уж он вам столь необходим.

– Буду весьма признателен, если вы сообщите мне этот адрес.

– Он очень простой: Стокгольм, отель «Ридберг».

Лефарж сделал пометку в блокноте, распрощался и покинул здание банка.

«Теперь на очереди театр Де Ла Монне, – подумал сыщик. – Благо расположен он прямо за углом отсюда».

Лефарж пересек площадь де Брюкер и почти сразу оказался на площади де ла Монне. Билетная касса театра была открыта, и кассир сообщил, что оперу «Троянцы» Берлиоза давали вечером в ту среду, о которой и говорил мсье Буарак. Однако поиски фамилии этого господина среди тех, кто бронировал места заранее, ни к чему не привели. Клерк поспешил заметить: это не значит, что его не было на спектакле, – просто билет он загодя не заказывал.

Следующий визит Лефарж нанес в отель «Максимилиан». Это было внушительных размеров современное здание, занимавшее целый квартал на бульваре Ватерлоо неподалеку от Пор-Луиз. Обходительный сотрудник службы размещения вызвался помочь.

– Я собирался встретиться здесь с вашим постояльцем мсье Буараком, – сказал Лефарж. – Не могли бы вы проверить, у себя ли он в номере в данный момент?

– Мсье Буарак? – с сомнением переспросил клерк. – Не думаю, что у нас сейчас проживает постоялец с такой фамилией. – Он перелистал лежавшую на стойке книгу регистрации. – Нет, мсье. По всей вероятности, он еще к нам не приехал.

Лефарж достал фотографию:

– Это он. Мсье Рауль Буарак из Парижа.

– Ах, ну конечно, – кивнул работник отеля. – Мне знаком этот джентльмен. Он часто останавливался у нас, но сейчас его здесь нет.

Детектив принялся просматривать страницы своей записной книжки, словно что-то в ней искал.

– Надеюсь, я не ошибся с датой, – сказал он. – Быть может, мсье Буарак все же проживал в вашем отеле недавно?

– Он действительно побывал у нас на прошлой неделе. Провел всего одну ночь.

Лефарж всем своим видом изобразил досаду.

– Значит, я все перепутал и разминулся с ним! – воскликнул он. – Уверен, что перепутал дату. Не могли бы вы сказать, когда именно он провел у вас ночь?

– Разумеется, мсье, – клерк снова просмотрел записи. – Он прибыл к нам вечером в среду тридцать первого марта.

– Тогда я совершенно точно напутал с датой. Ну разве не обидно? – Сыщик некоторое время постоял в задумчивости. – А он случайно не упоминал моего имени? Паскаль. Жюль Паскаль?

Клерк покачал головой:

– При мне не упоминал, мсье.

Лефарж продолжал бормотать:

– Он, наверное, как раз прибыл тогда из Парижа.

Потом вновь обратился к клерку:

– Не припомните, в котором часу он занял номер?

– Помню, и очень хорошо. Он появился достаточно поздно. Как я полагаю, около одиннадцати часов.

– Рискованно приезжать в гостиницу в такое время, верно? У вас вполне могло не оказаться свободных комнат.

– Но комнату он заказал загодя. Ранее тем вечером он позвонил нам из ресторана на бульваре Анспах и уведомил о своем намерении остановиться у нас.

– Он звонил до пяти часов вечера? Моя с ним встреча была назначена на пять.

– Нет, не так рано. Звонок поступил в половине восьмого или даже в восемь часов. Точнее сказать не могу.

– Тогда я вообще ничего не понимаю. Не хотел бы отнимать у вас слишком много времени, но если я напишу ему записку и он появится у вас вновь, не сочтите за труд передать ее. Буду весьма вам за это благодарен.

Лефарж часто проявлял в своей профессии подлинный артистизм. И если выдавал себя за другого человека, то играл роль до конца со всей тщательностью, соблюдая необходимые детали поведения избранного персонажа. А потому, изменив почерк, он написал мсье Буараку послание с сожалениями о пропущенной встрече, объяснив суть мнимого дела, которое хотел обсудить. Внизу поставил витиеватую подпись: Жюль Паскаль. Передав листок клерку, он покинул вестибюль отеля.

Пока он неспешно шел по бульвару Ватерлоо в сторону старой части города, часы на одной из башен пробили шесть. Лефарж завершил свою миссию, он чувствовал усталость, но и полнейшее удовлетворение собой и проделанной работой. Он решил отдохнуть час-другой в кресле ближайшего синематографа, чтобы позже поужинать и сесть в полуночный экспресс на Париж.

Коротая время за чашкой кофе в тихом углу большого ресторана на бульваре дю Нор, сыщик еще раз проанализировал показания мсье Буарака, мысленно отмечая те пункты, которые удалось подвергнуть проверке. В субботу вечером мадам Буарак исчезла. В воскресенье днем и вечером мсье Буарак находился дома. Понедельник провел на работе, но вечером снова вернулся домой. В тот же вечер понедельника он распаковал бочку и достал из нее скульптурную группу. Утром во вторник был на работе, но ушел с завода между девятью часами и половиной десятого. Приблизительно в 13.30 того же дня он обедал в Шарантоне, а вскоре после 14.30 позвонил Франсуа и в свою контору. Франсуа доставил его дорожную сумку на Северный вокзал около 15.30. Буарак забрал ее из камеры хранения, но привез обратно по возвращении из Бельгии. В среду он позвонил в отель «Максимилиан» между 19.30 и 20.00, после чего провел там ночь. На следующий день он вернулся в Париж, добравшись до дома вечером. Кроме того, подтвердились и некоторые другие аспекты дела. Его брат действительно жил в окрестностях Мехелена, а в упомянутую среду его дом стоял под замком, покинутый хозяевами. Оперу Берлиоза «Троянцы» давали именно в тот вечер, который Буарак указал.

Все это были неоспоримые факты, подтвержденные и не вызывавшие больше вопросов. Затем Лефарж заставил себя прокрутить в голове те моменты из показаний Буарака, которые проверить не удалось.

Он не знал, например, действительно ли тот совершил прогулку по Венсенскому лесу перед обедом в Шарантоне, как и поход вдоль Сены после обеда. Никто не смог подтвердить, что он ужинал в одном из кафе близ площади Бастилии. Не существовало доказательств его поездки в Мехелен и попытки навестить дом брата. Ни один свидетель не видел его во время спектакля в брюссельском оперном театре.

Но после продолжительных размышлений Лефарж пришел к заключению, что эти пункты показаний Буарака с трудом подлежали проверке. Более того, он находил их не столь уж существенными для хода расследования. Самое важное – присутствие Буарака в Шарантоне и главное в Брюсселе – детектив установил безоговорочно. Отсюда неизбежный вывод, что и все остальные показания Буарака следовало считать правдивыми. В таком случае Буарак не мог быть виновен в убийстве. А если вина лежала не на нем, то… Тучи сгущались над головой мсье Феликса.

На следующий день Лефарж подробно отчитался в Сюрте перед мсье Шове.

 

Глава 20

Обличающие доказательства

Когда Бернли расстался с Лефаржем на пирсе в Булони, у него возникло тягостное чувство, словно он только что потерял давнего и проверенного друга. Ведь француз с добродушным и веселым нравом не просто сделал пребывание Бернли в Париже приятным – его профессиональные навыки, наблюдательность, рассудительность и опыт оказались неоценимыми для ведения столь сложного расследования.

И как стремительно продвигалось вперед дело! Бернли не мог припомнить другого случая в своей обширной практике, когда удавалось получить такой большой объем информации в столь сжатые сроки. И хотя его работа была еще не завершена, возникало предчувствие, что развязка теперь близка.

Без приключений переплыв на пароме пролив и добравшись до Фолкстоуна, Бернли сразу же обратился в местный полицейский участок. Там он встретился с констеблем, дежурившим в гавани, когда туда прибыл «Па-де-Кале» в интересовавшее их воскресенье. Но беседа с ним не дала никаких результатов. Полицейский не заметил людей, подходивших под описание внешности Феликса и мадам Буарак.

Бернли поговорил с таможенниками, с рабочими, занимавшимися разгрузкой багажа, и с чиновниками управления пассажирского порта. Новой информации нигде получить не удалось.

Что ж, вероятно, не избежать поездки в Глазго, – подумал он и, зайдя в почтовое отделение рядом с гаванью, отправил телеграмму: «Генри Гордону. Глазго, Сошихолл-стрит, Энгус-лейн, дом 327. Не могли бы вы принять меня, если буду у вас завтра утром? Ответ направить инспектору Бернли в Скотленд-Ярд».

Покончив с этим, он дошел до станции, чтобы ближайшим поездом уехать в Лондон.

В здании Нового Скотленд-Ярда он пространно побеседовал с шефом, рассказав о результатах совместной деятельности с Сюрте, а также обо всех событиях последних двух дней. И обосновал необходимость поездки в Глазго, если мистер Гордон согласится встретиться с ним. Домой он попал всего на час для краткого отдыха, но уже к десяти вновь вернулся на работу, где нашел ответную телеграмму Генри Гордона: «Готов увидеться в назначенное время».

Очень хорошо, подумал Беррнли, вызвал такси до вокзала Юстон, где успел на отходивший в 23.50 экспресс на север. Он всегда прекрасно спал в поезде, но на сей раз превзошел самого себя, поскольку проснулся только от стука проводника в дверь купе за полчаса до прибытия в Глазго.

Ванна и плотный завтрак в отеле «Сентрал» освежили его и придали энергии для намеченной встречи на Энгус-лейн рядом с Сошихолл-стрит. Казалось, часы на всех башнях Глазго одновременно отбивали десять часов, когда он толкнул дверь конторы в доме 327, рядом с которой красовалась вывеска: «Мистер Генри Гордон. Оптовая торговля чаем». Хозяин фирмы ожидал Бернли, и гостя немедленно провели в кабинет.

– Доброе утро, сэр, – начал Бернли, когда мистер Гордон – рослый мужчина с небольшими светлыми бакенбардами и проницательными голубыми глазами – поднялся навстречу из-за стола. – Я, инспектор Скотленд-Ярда, попросил вас о встрече в надежде на помощь в важном расследовании, которым в данный момент занимаюсь.

Мистер Гордон наклоном головы показал готовность выслушать его, но все же спросил:

– Какой конкретно помощи вы от меня ожидаете?

– Необходимо, чтобы вы ответили на несколько моих вопросов, если не возражаете.

– С удовольствием удовлетворю ваше любопытство, насколько это в моих силах.

– Спасибо. По моим сведениям, вы недавно посетили Париж?

– Да, ваша информация верна.

– Останавливались в отеле «Континенталь», не так ли?

– Да, это тоже соответствует действительности.

– В какой из дней вы покинули Париж, чтобы вернуться в Великобританию?

– В воскресенье двадцать восьмого марта. Это я точно помню.

– Если не ошибаюсь, вас довезли до Северного вокзала предоставленным отелем автобусом?

– Да, так и было.

– А теперь, мистер Гордон, не могли бы припомнить других людей, которые ехали с вами в том автобусе, если попутчики вообще были?

Чаеторговец ответил не сразу.

– Я не обратил особого внимания. Не уверен, что смогу вам их описать.

– По моей информации, сэр, тем автобусом до вокзала ехали трое. Конечно, вы сами. А одним из двух других мужчин был тот, кто меня очень интересует. Мне сообщили, что вы даже вступали с ним в разговор или, по крайней мере, обменялись репликами, когда выходили из автобуса у вокзала. Это вам ни о чем не напоминает?

Мистер Гордон выразительно кивнул в знак согласия.

– Вам обо всем сообщили верно. Я теперь вспомнил суть дела и тех мужчин тоже. Один из них – низкорослый, плотного сложения, гладко выбритый господин в преклонных годах. Другой выглядел намного моложе, с черной бородкой клинышком и, пожалуй, излишне броско одетый. Оба французы, как я понял, но чернобородый молодой человек прекрасно говорил по-английски. Именно он вызывает ваш интерес?

Бернли лишь молча протянул ему фотографию Феликса.

– Это тот мужчина?

– Да, он самый. Теперь я припоминаю его.

– Он ехал с вами вместе до самого Лондона?

– Нет, но он добрался до Лондона, потому что я заметил его потом еще дважды. В первый раз на пароме, а во второй – уже на вокзале Чаринг-Кросс.

Наконец Бернли слышал нечто определенное, мысленно похвалил себя, радуясь, что не стал откладывать визита в Шотландию.

– Он путешествовал один?

– Насколько я помню, да. По крайней мере, из отеля он ехал в одиночестве.

– И он ни с кем не встречался по пути?

– На пароме я видел, как он разговаривал с дамой, но ехали они вместе или случайно познакомились, сказать не могу.

– А в Лондоне дама все еще сопровождала его?

– Там я ее не видел. Когда я уезжал от вокзала, он беседовал на платформе с каким-то другим мужчиной. Это был высокий молодой человек, темноволосый, довольно привлекательной наружности.

– Вы бы узнали его, если б встретили снова?

– Думаю, что да. Я успел хорошо рассмотреть его лицо.

– Был бы признателен за более подробное описание его внешности.

– Ростом примерно пять футов и одиннадцать дюймов, если не все шесть футов, худощавый, но при этом атлетического телосложения, лицо выбрито, исключая небольшие черные усики, и он тоже напоминал француза. Одет был во что-то темное, в коричневом плаще поверх костюма. Мне показалось, что он приехал встречать вашего друга, но почему у меня сложилось такое впечатление, точно объяснить не смогу.

– Теперь о той даме, мистер Гордон. Вы не могли бы описать и ее тоже?

– Нет, боюсь, что не сумею. Она сидела позади него, и ее лица я не разглядел.

– А как она была одета?

– В шубку из красно-коричневого меха. Думаю, в соболью, хотя в таких вещах я разбираюсь плохо.

– А ее шляпа? Вам не бросились в глаза какие-то особенные детали ее головного убора?

– Нет, ничего необычного.

– Например, не была ли она широкополой?

– Широкополой? Этого я не заметил. Но вполне возможно.

– Там, где они сидели, было ветрено?

– В тот день ветер гулял повсюду. Переправа проходила при сильном волнении моря.

– Значит, у леди могли возникнуть сложности, чтобы удержать шляпу на голове?

– Весьма вероятно, – согласился мистер Гордон несколько суховатым и недоумевающим тоном, – хотя вы с таким же основанием можете строить догадки по этому поводу, как и я сам.

Бернли улыбнулся.

– Не удивляйтесь. Мы в Скотленд-Ярде порой действительно стремимся прояснить самые странные вещи, – сказал он. – А мне лишь остается поблагодарить вас, мистер Гордон, за любезную помощь и готовность оказать нам содействие.

– Не стоит благодарности. Извините за мою несдержанность, но чем вызваны ваши вопросы ко мне?

– Пока, сэр, я не имею права делиться с вами детальной информацией. Мужчина с острой бородкой подозревается в том, что обманом заманил одну француженку в Англию и убил ее. Но, как вы понимаете, на данном этапе расследования это не более чем подозрения.

– Скажу без обиняков, мне крайне любопытно будет узнать, чем завершится дело.

– Боюсь, вам придется узнать об этом в любом случае. Если мужчина предстанет перед судом, вас вызовут для дачи свидетельских показаний.

– В таком случае мы оба заинтересованы в том, чтобы ваше расследование не слишком затянулось. До свидания, мистер Бернли. Был рад знакомству.

Поскольку его больше ничто не удерживало в Глазго, Бернли вернулся на Центральный вокзал и сел в дневной экспресс до Лондона. Пока колеса постукивали по стыкам, а мимо мелькали приветливые сельские пейзажи, он обдумал только что состоявшуюся беседу. Он снова поражался той удаче, которая почти неизменно сопутствовала ему с самого начала расследования этого дела. Почти каждый, с кем ему доводилось разговаривать, непременно что-то знал, хотя не всегда давал ту информацию, на которую рассчитывал инспектор. Он подумал, например, о тех десятках тысяч людей, которые пересекали Ла-Манш еженедельно, но чьи передвижения невозможно было бы отследить. Но стоило ему взяться за действительно важный случай, как сразу нашелся человек, располагавший необходимыми для полиции сведениями. Если бы Феликс не добирался до вокзала на гостиничном автобусе, будь мистер Гордон менее наблюдателен, сложись обстоятельства немного иначе, и Бернли никогда бы ничего не узнал о перемещениях Феликса в тот день. При столь благоприятных обстоятельствах он обязан раскрыть преступление, а в случае неудачи винить останется только себя самого.

Но тем не менее улик было недостаточно. Ни одну из них нельзя было считать решающей и неопровержимой. Они всегда указывали на что-то, но не давали полной уверенности. Вот и теперь имелись основания считать, что мадам Буарак перебралась в Англию с Феликсом. Основания, но не доказательства. Ведь Феликс мог беседовать с какой-то другой леди. Улики относились к числу косвенных, а инспектору необходимы были прямые и недвусмысленные.

Он вновь переключился на анализ событий. В нем теперь заметно окрепло предчувствие, что Феликс все же виновен, чему во многом способствовала беседа с мистером Гордоном. Показания шотландца всецело поддержали эту версию. В Париже любовники проявили крайнюю осторожность, избегая вероятности быть замеченными вместе. Особенно это касалось Северного вокзала, где в любой момент могли попасться люди, знакомые с кем-то из них, и беглецам приходилось делать вид, что они никогда прежде не видели друг друга. Зато на пароме появилась возможность рискнуть и поговорить, особенно в ненастную, ветреную погоду, когда прогулочная палуба обычно почти пуста. Но в Лондоне, если Феликса к тому же кто-то встречал, им пришлось вернуться к парижской манере поведения, покинув вокзал порознь. Да, гипотеза представлялась правдоподобной.

Инспектор закурил одну из своих крепких сигар и, глядя задумчивым взором на пейзажи, сменявшие друг друга за окном купе, продолжил размышления. Какими стали дальнейшие шаги этой пары по прибытии в Лондон? Можно предположить, что Феликс поспешил избавиться от встретившего его друга, воссоединился с мадам Буарак в заранее условленном месте и, скорее всего, отвез ее в «Сен-Мало». Но потом Бернли вспомнил, что экономка находилась в отпуске, а значит, они бы прибыли в дом, лишенный тепла и еды, неприветливый и неуютный. Тогда не лучше ли было им отправиться в отель? Инспектор посчитал такую возможность вероятной и принялся планировать свои будущие действия, связанные с посещением всех отелей, где могла остановиться парочка. Но стоило ему начать обдумывать, как лучше взяться за такую работу, и до него дошла простая мысль: если Феликс действительно совершил убийство, то сделать это мог только в «Сен-Мало». Едва ли любой отель стал бы подходящим местом для совершения преступления. Вероятно, они все же направились в усадьбу.

Затем инспектор перешел к следующей мысли. Если убийство совершено в «Сен-Мало», то и бочка была упакована там же. Он припомнил следы от бочки, оставленные в кабинете Буарака. Наверняка нечто похожее осталось и где-то в усадьбе. Если бочка стояла на ковре или даже на линолеуме, должна быть все еще видна округлая вмятина. И уж в любом случае – крупицы опилок. Трудно представить, каким образом от опилок можно избавиться полностью.

Бернли намеревался вновь осмотреть дом и провести тщательные поиски следов. Именно обыск, решил он, становился теперь его первоочередной задачей.

А потому на следующее утро в сопровождении своего неизменного помощника сержанта Келвина он отправился в «Сен-Мало». По пути он объяснил суть своей версии о распаковке и повторной упаковке бочки и указал, что им следует искать в первую очередь.

Дом по-прежнему пустовал. Из-за болезни Феликса отпуск его экономки продлился. Бернли отпер дверь ключом из связки, изъятой у Феликса, и они вдвоем вошли внутрь.

Далее последовал самый тщательный и методичный обыск всех помещений. Начал Бернли со двора, осмотрев поочередно все пристройки. Все полы были залиты бетоном, и не приходилось рассчитывать, что можно обнаружить след от дна бочки. Зато они подмели полы аккуратно и бережно, а собранную пыль с помощью сильных увеличительных стекол проверили на наличие опилок. Внимательно провели инвентаризацию имевшегося имущества, изучив все, что имелось в наличии, включая двухместное авто Феликса, стоявшее в каретном сарае. Затем поиски продолжили в доме, столь же скрупулезно обследуя комнату за комнатой, но только дойдя до осмотра гардеробной Феликса, Бернли сделал первое настоящее открытие.

В шкафу висели несколько костюмов Феликса, и в правом боковом кармане одного из пиджаков обнаружилось письмо. Оно было смято, надорвано и небрежно засунуто в карман. Поначалу Бернли не обнаружил в нем ничего интересного и лишь при повторном прочтении у него в голове молнией сверкнула мысль: он, вероятно, нашел именно то, что так долго искал – звено в цепочке улик против Феликса, которого до сих пор недоставало.

Послание было написано на бумаге низкого качества почерком женщины, не слишком образованной, что выдавали и безграмотность, и сама манера изложения. Такое письмо, подумал Бернли, могла написать барменша, официантка или продавщица. На листке отсутствовали какие-либо водяные знаки, как и адрес отправительницы. Что касалось содержания, то оно оказалось следующим:

Понедельник

Мой обожаемый Леон!

С тяжелым сердцем берусь я за перо чтобы написать этих несколько строчек. Что с тобой произошло любимый? Ты занедужил? Если так то я примчусь к тебе во что бы то ни стало. Мне плохо без тебя и я так больше не могу. Я прождала тебя все вчера надеясь что ты придешь, как дожидалась и в давешнее воскресенье, а потом каждый вечер на неделе, но ты так и не пришел. А деньги почти закончились. А миссис Хопкинс талдычит если я не заплачу ей на следущей неделе, то она меня выгонит. Я уж подумала что надоела тебе и ты больше не придешь никогда вооще. Но потом решила что не такой ты человек, а просто заболел или уехал куда. Напиши или приходи потому что я без тебя не могу.

Вечно твоя (хоть и с разбитым сердцем)

Эмми.

Бегло прочитав исполненное меланхолии письмо, Бернли сделал заключение, что Феликс на поверку оказался очень похож на многих других мужчин – не хуже и не лучше, – но при повторном прочтении до него дошла невероятная важность написанного. Не содержалось ли в нем объяснение мотива для убийства? А что, если письмо открывало для мадам Буарак те страницы прошлой жизни Феликса, которые оставались для нее закрытыми? Обдумывая варианты, Бернли постепенно проникался мыслью, что он пока очень смутно, но все же может представить себе картину случившегося. Феликс и мадам Буарак прибыли в «Сен-Мало», а потом, по стечению обстоятельств, из-за проявленной Феликсом недопустимой неосторожности, женщине попалось на глаза это письмо. Неизбежным следствием стала ссора. Что мог предпринять Феликс? Вероятно, сначала выхватить письмо из ее рук и поспешно сунуть в карман пиджака. С глаз долой. Затем попытаться успокоить рассерженную леди. Но, предположим, это ему не удалось. Ссора разгоралась все яростнее, сыпались взаимные упреки и оскорбления. В пароксизме озлобления и страсти он ухватил мадам Буарак за горло и сильными пальцами задушил. Когда же совершил убийство, был настолько ошеломлен, что напрочь забыл о существовании обличающего письма. Элементарная ошибка из тех, что так часто с головой выдают преступников.

И чем дольше инспектор размышлял над ней, тем вероятнее представлялась ему подобная версия. Но снова приходилось признать, что строилась она целиком на предположениях. Отсутствовали реальные доказательства происшедшего. Еще одна улика из серии: «Все это так, но все же…», которые вызывали сожаление инспектора еще во время путешествия в поезде. Но как бы то ни было, у следствия появлялась еще одна нить, и за нее следовало ухватиться. Необходимо разыскать девушку и выяснить, какого рода отношения связывали ее с Феликсом. Бернли уже предвидел, сколько усердной работы потребуется для решения такой задачи.

Затем он сложил письмо, сунул между страницами своего блокнота и возобновил обыск. Они проползли по полу во всех направлениях, чтобы каждый участок коврового покрытия в какой-то момент оказался подсвечен лучами солнца, но никаких отпечатков не обнаружили. Просмотрели с помощью линз ворсинки ковра, прощупали щели между сиденьями и спинками кожаных кресел и у их подлокотников. Результат все тот же. Но потом Бернли совершил второе открытие.

Между смежными кабинетом и столовой располагалась дополнительная дверь, которой явно уже давно не пользовались. Она была заперта, и даже ключа от нее в общей связке не нашлось. Со стороны кабинета дверь прикрывала тяжелая портьера из темно-зеленого плюша, а перед занавесом стояло обитое кожей небольшое кресло, чьи подлокотники образовывали со спинкой плавные полукруги. В стремлении не оставить ни кусочка ковра необследованным, Бернли отодвинул кресло в сторону.

И когда он уже был готов склониться и осмотреть освободившееся место, его внимание привлек какой-то блестящий предмет. Он пригляделся. Маленькая, слегка изогнутая золотая брошь в виде английской булавки, покрытой мелкими бриллиантами, зацепилась за ткань портьеры у самого шва. Причем острие не погрузилось в плюш глубоко, и булавка упала на пол, как только Бернли тронул занавес.

Он поднял ее.

– Слишком изящная вещица даже для такого кокетливого модника, как наш Феликс, – заметил Бернли, показывая находку Келвину.

А потом замер, пораженный мыслью, что держит сейчас в руках, по всей вероятности, гораздо более важную улику против Феликса, чем все предыдущие. Ведь действительно заколка могла принадлежать вовсе не ему. Уж очень элегантной выглядела она, чтобы служить, например, булавкой для мужского галстука. Что, если этот предмет принадлежал женщине? Но еще важнее представлялся другой вопрос: не была ли этой женщиной мадам Буарак? В таком случае дело можно считать практически раскрытым!

Опустившись в кресло, которое он занимал во время первой ночной беседы с Феликсом, Бернли стал всесторонне рассматривать новые возможности, позволив воображению нарисовать вероятную картину, каким образом булавка или брошка покойницы могла оказаться в том месте, где он нашел ее. И такая картина стала обретать все более реальные черты. Прежде всего нетрудно было представить, что дама в вечернем платье прикрепила эту булавку к своему наряду у плеча или использовала ее в качестве застежки. И если дама сидела в том кресле спиной к портьере, а некто ухватил ее за шею и с силой отклонил голову назад, то вероятно, что во время борьбы булавка под напором отстегнулась и упала, зацепившись за плюш.

Инспектор уже в который раз был вынужден признать, что основывается на предположениях и догадках. Но только теперь предположения подкреплял тот несомненный факт, что булавка изогнулась и расстегнулась при нажатии на нее. И чем дольше он размышлял над этим, тем более похожей на правду становилась его версия. Кроме того, теперь не составило бы труда подвергнуть любые предположения проверке. Перед ним возникли два вопроса, ответы на которые окончательно решат судьбу расследования.

Во-первых, если булавка принадлежала мадам Буарак, Сюзанна непременно узнает ее. Изящный пунктир из бриллиантов отличал ее от таких же предметов женского туалета. Девушка должна помнить, надевала ли мадам эту вещь в вечер званого ужина. Во-вторых, поскольку булавка отцепилась от платья под воздействием посторонней силы, на наряде не могло не остаться прорехи или хотя бы отметины после этого. Оба вопроса легко поддавались проверке, и он решил написать письмо в Париж с изложением сути дела этим же вечером.

Инспектор положил булавку в футляр, который постоянно носил для подобных целей в кармане, и продолжил осмотр кабинета. Какое-то время совершенно безрезультатно, а потом сделал очередное открытие, показавшееся ему еще более важным, чем находка булавки. Покончив с изучением внешнего вида мебели, он уже более часа провел за письменным столом Феликса, выдвигая ящик за ящиком, читая старые письма, проверяя листы на водяные знаки, а машинописные тексты на особенности шрифтов. Артистический темперамент хозяина имел свои недостатки. Ему, например, не хватало терпения, чтобы хранить бумаги и документы в относительном порядке и хоть как-то классифицировать их. Счета, квитанции, пригласительные билеты, записки, деловые письма – все это без всякой системы засовывалось Феликсом в первый попавшийся под руку ящик. Бернли внимательно просмотрел содержимое стола до последнего обрывка, но не нашел ничего примечательного. Ни на одном из листов бумаги не проявлялись на просвет те водяные знаки, какие были на письме для заказа скульптуры в фирме Дюпьера. Все отпечатанные на машинке письма не имели тех дефектов шрифта, которые бросались в глаза в послании к Феликсу от Ле Готье. Инспектор со вздохом подумал, что осталось пройтись всего лишь по нескольким полкам с книгами, и работу можно считать законченной, когда ему подвернулась третья ценная находка.

На столе лежала пачка листов промокательной бумаги, сложенных странным образом. По всей видимости, у Феликса вошло в привычку вкладывать только что написанное между двумя промокашками, чтобы высушить чернила. Не изменяя свойственной ему скрупулезности, Бернли тут же принес из ванной небольшое зеркало, с помощью которого изучил каждый листок по очереди. Дойдя до четвертого, он внезапно замер, а потом издал торжествующий возглас, поскольку зеркало четко отразило уже знакомые ему слова:

сл… от в….ы..

на… т…

По………пра… … льп… неза…….но по…..дресу ……

Мне не. вестна точ. я цена, в….я сто. сть транспо. иров… но я посчитал, что 1500 фран. в окажет… достат. но. Посему я приложил к данному письму указанную

Это было окончание письма, полученного фирмой Дюпьера с заказом на мраморную статуэтку! Вот неопровержимая улика! Феликс все-таки заказал скульптуру, потом по глупости промокнул текст, а промокательную бумагу забыл уничтожить!

Инспектор чуть слышно рассмеялся, настолько обрадовала его находка. Феликс заказал скульптурную группу – теперь факт был точно установлен. А если это так, то именно он организовал первую транспортировку бочки, и, вероятней всего, второе, а затем и третье ее перемещения. Становилось очевидным, что Феликс организовывал все эти путешествия бочки. Значит, он положил в нее труп, а сделать это мог только убийца.

Теперь стоило вспомнить и о бумаге. Ведь она была одного и того же вида и для заказа на изготовление скульптуры, и для письма по поводу участия в лотерее и странном пари. Феликс заявил, что получил письмо от Ле Готье почтой. Но обсуждая этот вопрос в кабинете мсье Шове, они не исключили вероятности, что автором письма мог стать сам Феликс. Сейчас подобная мысль находила подтверждение: в распоряжении Феликса имелась особого сорта французская бумага, использованная в обоих случаях.

Три важные улики, обнаруженные за столь короткий промежуток времени, – письмо, подписанное Эмми («с разбитым сердцем»), изогнутая булавка на портьере и четко читаемый отпечаток на промокательной бумаге, – представлялись инспектору прямыми свидетельствами виновности Феликса.

Однако ему так и не удалось обнаружить никаких следов вскрытия бочки даже после самого тщательно осмотра. Напрашивался вывод, что сделано это было не здесь. Хотя в голову тут же пришло возможное объяснение. Предположим, Феликс получил бочку и привез ее в «Сен-Мало», чтобы снова отправить в путь на следующее утро. Куда бы он поместил ее на ночь? Она оказалась слишком тяжела, чтобы передвигать в одиночку, а помощники в таком деле были ему совершенно ни к чему. Как же следовало поступить? Да очень просто! Оставить бочку на повозке, разумеется! Он мог следовать элементарному и самому очевидному плану: распрячь лошадь, а бочку вскрыть там же, где она и находилась, – на телеге. И если при этом просыпалось немного опилок, то Феликсу помог ветер – от них вскоре не осталось бы ни соринки, а тем более сейчас, когда минуло столько дней.

Бернли вновь обрел уверенность в правильности взятого направления в расследовании. Потом его осенила еще одна идея. Если лошадь распрягали и она провела ночь в конюшне усадьбы, то какие-то следы обязательно остались. Он вернулся во двор и снова провел поиски, но на этот раз удача больше не улыбнулась ему. Пришлось признать, что лошадь на территории участка не держали очень давно.

Он допустил, что кучер оставил повозку, а лошадь увел с собой. Но такой вариант представлялся едва ли реальным, и инспектор решил пока оставить этот вопрос открытым.

Бернли вернулся в Скотленд-Ярд, где шеф выслушал его отчет с большим вниманием и тоже оказался под впечатлением от находок, сделанных инспектором. Он высказал свое мнение в пространном комментарии, закончив так:

– Мы, конечно, отправим булавку в Париж для опознания горничной. Но если разобраться, опознает она ее или нет, не столь уж важно. Мне кажется, нам удалось собрать против Феликса достаточно улик, чтобы передать дело в суд. Между прочим, совсем забыл упомянуть. Я отправил нашего человека к нему в фирму – в компанию, выпускающую рекламные плакаты. Там сообщили: Феликс брал отпуск как раз на ту неделю, когда бочка путешествовала из Парижа в Лондон и обратно. Разумеется, я не считаю этот факт еще одним доказательством против него, но он прекрасно вписывается в нашу версию.

Через два дня от мсье Шове пришла телеграмма:

«Сюзанна Доде опознала в булавке вещь, принадлежавшую мадам Буарак».

– Это окончательно решает вопрос, – сказал шеф и выписал ордер на арест Феликса, который следовало провести, как только тот почувствует себя достаточно здоровым для выписки из больницы.