«Представьте себе шар… Он будет сделан из стали и выложен толстым стеклом; в нем будут содержаться достаточные запасы сгущенного воздуха и концентрированной пищи, аппараты для дистиллирования воды и так далее.
— Но как же вы попадете внутрь?
— Так же, как в пудинг.
— А именно?
— Очень просто. Нужен только герметически закрывающийся люк. Это будет, конечно, довольно сложно; придется устроить клапан, чтобы можно было в случае надобности выбрасывать вещи без большой потери воздуха…»
Если у читателя, только что перевернувшего последнюю страницу романа Роберта Кроми «Бросок в пространство», возникло ощущение déjà vu — оно легко объяснимо. Он прав, читатель. Он уже где-то, когда-то, что-то такое читал. Не у Роберта Кроми, конечно: имя этого ирландского писателя неизвестно и многим завзятым любителям научной фантастики, а его «марсианский» роман, впервые опубликованный на русском языке в 1892 г., лишь теперь удостоился переиздания. Так где же? Разумеется, в «Первых людях на Луне» Г. Уэллса, откуда и взята красноречивая цитата. Но об этом позже: позвольте представить сперва мистера Кроми.
Роберт Кроми родился в июле 1855 г. в местечке Кло, в Северной Ирландии. Он закончил Королевский академический институт в Белфасте и много лет проработал в Ольстерском банке в различных городах Ирландии, пока наконец не получил назначение в головную контору банка в Белфасте. Биографы сообщают, что Кроми был также заядлым игроком в гольф, занимался журналистикой и близко дружил с англиканским епископом и религиозным писателем Чарльзом Рейхелем (что, как считается, повлияло на его стиль). Скончался писатель в Белфасте в апреле 1907 г. К этим сухим биографическим данным можно добавить, что внешностью Кроми очень напоминал Артура Конан Дойля.
Своей известностью Кроми обязан фантастике, которая занимает почетное место среди дюжины его книг. В первом же романе, «Во имя Англии» (1889), он зарекомендовал себя убежденным фантастом — фантастом имперским, глубоко впитавшим идеи колониально-цивилизаторской миссии Британии вкупе с «бременем белого человека» (так красноречиво воспетым десятилетие спустя Р. Киплингом). Это была фантастика «ближнего прицела» и «большой игры»: в романе англичане и их верные туземные союзники благополучно отражали российское вторжение в Индию.
Роберт Кроми
Еще в одном романе о будущей войне, «Следующий крестовый поход» (1896), театр боевых действий был перенесен в Восточную Европу, а Средиземное море становилось «британским озером». В романе «Новый мессия» (1901) Кроми описал небывалую подводную лодку; незадолго до смерти писатель внес свою лепту в жанр «затерянных миров», выпустив роман «Эльдорадо» (1904).
Наиболее популярным научно-фантастическим романом Кроми заслуженно стал «Трубный глас» (1895); романный злодей — зловещий телепат и глава радикального тайного общества — овладевает секретом атомной энергии, с помощью которой грозит уничтожить мир. Описание атомного взрыва в «Трубном гласе» стало первым описанием такого рода в научной фантастике.
Наряду с «Трубным гласом» неоднократно переиздавался и «Бросок в пространство» (1890), соединивший идеи Ж. Верна с картинами утопического марсианского общества. Здесь Кроми дал волю своему «прогрессорству»: строя на Аляске фантастический межпланетный корабль, Стальной Шар, герои отбиваются от враждебных индейцев и толпы восставших рабочих; индейского вождя они, дабы другим неповадно было, с брезгливым чувством долга испепеляют на атомы. Но что индеец! Гениальный ученый Бернет, изобретатель антигравитационной тяги, не видит ничего зазорного в том, чтобы «перестрелять десять тысяч диких», если такие меры «разрушат преграду к племенному развитию» и приведут к «истреблению элементов, враждебных прогрессу».
«Бросок в пространство». Первое изд. (1890)
Логическим завершением этого викторианского «прогрессорства» выступает марсианское общество, представшее изумленным взорам пассажиров Стального Шара — благо марсиане во всем, кроме умения левитировать («животный электрицизм», поясняет автор) похожи на людей. В марсианской Утопии, по выражению О. Мандельштама, «скрипучий труд не омрачает неба» — в нем не существует тяжкой работы, принуждения, денежной системы, практически нет нужды в правительстве: сенату планетарного государства остается лишь мудро надзирать, как мирно пасутся подведомственные марсиане. Болезни и физические страдания искоренены, нет и страданий социальных: классы знают свое место и довольны своим уделом, классы высшие патерналистски заботятся о низших, а с продвижением по социальной лестнице (получением «почетных степеней») растет и степень социальной ответственности: «Сильные здесь не стоят на дороге слабым, не давят их, а поддерживают. Но эта поддержка составляет не право слабых, а привилегию сильных».
Термин «прогрессорство», которым мы иронически оперировали выше, изобрели, как известно, советские фантасты братья Стругацкие, и вкладывали они в него совершенно иной смысл. Но любопытно, что за семь десятилетий до братьев над теми же проблемами размышлял и Роберт Кроми — и пришел к схожим выводам: Бернет, оправдывая насилие ради прогресса, заявляет далее, что никакой навязанный «сверху» прогресс невозможен без соответствующего воспитания и переворота в сознании.
Задумывался Кроми и над смыслом существования утопического мира: перед ним, как и перед Стругацкими, маячил тот же призрак «закуклившегося» — как написали бы братья — общества. В романтическую и оптимистическую эпоху «мира Полудня» Стругацкие не нашли ничего лучшего, чем поставить перед обществом будущего цель непрерывного творческого познания. Но Кроми сознавал всю искусственность такого ответа: науки и искусства на Марсе достигли высшего предела и сводятся теперь к созерцательным наблюдениям над прошлым. Не привлекают марсиан и вполне доступные им межзвездные путешествия. Кстати говоря, в романе мельком упоминается, что марсиане посещали в древности Землю и видели на ней «дикарей»; но даже развитие младших братьев по разуму на соседней планете ничуть их не интересует. Немудрено, что самодостаточная марсианская цивилизация, не знающая к тому же сильных эмоций и страстей, кажется земным путешественникам просто-напросто скучной (автор замечает, правда, что земляне неспособны по достоинству оценить все прелести марсианской жизни).
Из романа Кроми прямо или опосредованно черпали многие; мотивы романа растворились в общем массиве научной фантастики, и сегодня их уже невозможно проследить к источнику. Читал ли Кроми С. Лем, который изобразил в «Возвращении со звезд» общество с купированными страстями? Читал ли его А. Толстой, воспевший в «Аэлите» драматическую любовь землянина и марсианки? Толстой пользуется тем же приемом: «высокой» любви Аэлиты и Лосева параллелен «низкий» дуэт Гусева и Ихи (у Кроми — Дэзи и Блэка); но в драматургии прием этот имеет многовековую давность. Впрочем, предшественники были и у Кроми. Антигравитацию описал в романе «Необычайное открытие и его неисчислимые последствия для судеб мира» (1867) француз К. Нагриен (Ф. Удо, 1825–1891); тремя годами ранее в Англии вышел странный роман «История путешествия на Луну» оставшегося неизвестным автора, который скрылся под вычурным псевдонимом «Хризостом Труман» — герои его использую антигравитационный «отталкиватель» для путешествия на Луну, где обнаруживают утопический мир, населенный «реинкарнациями избранных землян». В романе «Сквозь Зодиак» (1880) английского писателя и историка П. Грега (1836–1889) изображено путешествие на Марс с помощью антигравитационной силы под названием «апергия», причем Марс выступает у Грега и ареной ортодоксальной утопии; утопическое марсианское общество описывали американец Х. Генон в романе с шекспировским заглавием «Жених Беллоны» (1887) и шотландский математик и логик Х. Мак-Колл (1837–1909) в «Запечатанном пакете мистера Стрэнджера» (1889). Пожалуй, в свете всего этого скандал, который развернулся в 1901–1902 годах, приобретает явную ироническую двусмысленность…
А все дело в том, что в 1901 г. случилась публикация тех самых «Первых людей на Луне». Кроми был в бешенстве: в романе живого классика фантастики он усмотрел подозрительное сходство с собственным «Броском в пространство». В письме в редакцию респектабельного журнала Academy and Literature, озаглавленном «Права на гравитацию», Кроми фактически обвинил Уэллса в плагиате. Он перечислял такие сходные мотивы, как «предполагаемое открытие секрета гравитации — выработка вещества для его использования — постройка аппарата в форме сферы — метод подачи воздуха во время полета сферы через пространство — старт с Земли — полет через пространство и вид небесного свода вне земной атмосферы — тревожные мысли о возможности дышать марсианским воздухом — комические эффекты пониженной силы тяжести на меньшей планете», воздушный шлюз и так далее. Уэллс, в свою очередь, обвинения Кроми решительно отверг: «Я никогда не слышал ни о м-ре Кроми, ни о книге, которую он пытается разрекламировать, распространяя обвинения в плагиате в мой адрес. Все остальные тривиальные пункты банального сходства, которые перечисляет м-р Кроми — включая и поразительное совпадение с воздушным люком — можно найти в "Из пушки на Луну" Жюля Верна, перед кем мы все в долгу и кому я безоговорочно отдаю первенство».
Кроми пришлось пойти на попятную — в очередном письме в Academy and Literature он принес Уэллсу свои извинения и заявил, что вовсе не собирался обвинять писателя в «сознательной имитации» («Понятно, что когда двое или больше писателей работают над общей для всех темой, появится некоторая схожесть в выборе событий и даже формулировок»). Далее Кроми объяснял, что своим первым письмом хотел… «предупредить обвинения в сознательной имитации м-ра Уэллса в связи с новым изданием моей книги».
«Бросок в пространство». Второе изд. (1891)
Словно и этого мало, уже в наши дни роман Роберта Кроми стал «героем» настоящего литературного детектива. Суть интриги проста: великий фантаст Жюль Верн за всю свою жизнь не написал ни единого предисловия к чужому художественному произведению. За исключением одного — лаконичного текста, который открывал второе издание «Броска в пространство» (1891).
Первыми забили тревогу Р. Филмус и А. Эванс, дружно напечатавшие заметки в мартовском номере журнала Science-Fiction Studies за 1993 год. Как же так? — спрашивали исследователи. Не этот ли Жюль Верн рассказывал в интервью журналу Strand в 1895 году, что «к сожалению, может читать только книги, переведенные на французский»? А кто-нибудь, когда-нибудь видел перевод «Броска в пространство»? Никак нет! Потому что на французский роман в те годы переведен не был.
И не этот ли самый Жюль Верн в 1903 г., в интервью T. P.'s Weekly, разнес Уэллса за разные невозможные изобретения — особенно же поиздевался над антигравитационной сферой в «Первых людях на Луне»? То есть как раз над тем, за что хвалил в свое время «Бросок в пространство»?
Всякое бывает, заключил Филмус. Престарелый писатель мог и запамятовать. А может, он Кроми, не зная в достаточной мере английского, и вовсе не читал, а его похвалы основывались на чьем-то устном пересказе? Возможно и другое — «предисловие Жюля Верна было целиком состряпано издателем Кроми, Фредериком Варне, или же самим Кроми (иначе говоря, предложено, если не написано, им самим)».
Дополнительные улики вконец запутали расследование. Книга Кроми, например, у Верна имелась — присланные ирландским писателем экземпляры сохранились в городской библиотеке Амьена. Однако в сохранившейся переписке Жюля Верна нет никаких упоминаний о Роберте Кроми.
С другой стороны, рассуждает Фолькер Дес, крошечное предисловие очень напоминает Верна. Внимание исследователя привлекла метафорическая конструкция, описывающая пассажиров-путешественников» и писателя-«проводника». Эти слова повторяются почти буквально в забытом предисловии Жюля Верна к «Двадцати тысячам лье под водой»: «Мои читатели — это мои пассажиры, и мой долг — обеспечить им приятное путешествие и благополучное возвращение домой».
Наиболее непримиримую позицию занял Артур Эванс, известный исследователь творчества Жюля Верна и французской фантастики в целом. Обильно используя курсив, Эванс напоминает, что «Жюлю Верну никогда не приписывалось ни единое предисловие к какому-либо художественному произведению, за исключением этого». И вводит нового подозреваемого: это сын Верна — Мишель (сколько твердили книжные и экранные сыщики, что жертву и преступника очень часто связывает как минимум знакомство!)
После смерти отца, как известно, Мишель Верн дописал ряд его неоконченных произведений; есть обоснованные подозрения, что некоторые он вовсе написал с чистого листа. Но Эванс идет дальше: в интересующий нас период, замечает он, Мишель Верн написал и опубликовал в Англии, на английском языке, два научно-фантастических рассказа, подписав оба именем отца — «В году 2889-м» (Forum, 1889) и «Экспресс будущего» (Strand Magazine, 1895). И хотя английским Мишель Верн владел немногим лучше отца, вполне возможно, что он-то и был «весьма активным соучастником этого литературного преступления».
Загадка так и не была разгадана. Взрыв Стального Шара унес в могилу не только гениального изобретателя Бернета и несчастного писателя Дюрана, но и тайну предисловия к «Броску в пространство».