«Россия представляет собой угрозу для всего мира. Это наглядно демонстрирует крушение Боинга MH 17». 15 ноября 2014 года эти слова произнес президент США Обама, выступая на саммите «Большой двадцатки» в Квинслендском университете австралийского Брисбена. Среди 298 погибших в результате той катастрофы были 27 австралийских граждан. Местному населению эта тема была особенно близка. Но что мы действительно знаем о крушении?
17 июля 2014 года в 16 часов 20 минут по местному времени рейс MH 17 авиакомпании Malaysia Airlines разбился на пути из Амстердама в Куала-Лумпур, следуя через территорию Восточной Украины, – все говорило в пользу того, что самолет был обстрелян. Но как и кем – об этом не было ни одного достоверного утверждения. Тем не менее 21 июля в немецкой многотиражке появляется заголовок «Когда же мир наконец остановит Путина? Ракета смерти прилетела из России». В тот же день в 8:30, в новостях «Утреннего журнала» на канале ZDF, сообщается, что президент России Владимир Путин по телефону заверил своего голландского коллегу в готовности оказать поддержку в доступе голландских специалистов, направленных для изучения обстоятельств авиакатастрофы, к месту трагедии. Новость называется: «Сепаратисты предоставили свободный доступ сотрудникам ОБСЕ». В девятичасовых новостях на канале ARD – об этом ни слова. Называется число жертв, восстановленное по количеству обнаруженных останков, и упоминается, что готовится резолюция ООН, направленная на независимое расследование. Последняя фраза поясняет: «Пока неясно, поддержит ли ее (резолюцию) Россия». Я до сих пор не могу понять, как вообще такое предложение могло попасть в новостной выпуск?
28 июля журнал «Spiegel» выпускает статью под заголовком «Остановите Путина сейчас»; в ней представлены фотографии людей, находившихся в самолете, а значит, погибших. Высказывание выглядит однозначным: все это происходит по приказу Путина.
31 июля в вечерних новостях сообщается: «И только сейчас экспертам удалось попасть к обломкам самолета». Определенно, это не так. Уже на следующий день после катастрофы, правда, с некоторыми ограничениями, уже можно было попасть на место крушения. Конечно, можно сказать, что сообщение было верным, поскольку в данном случае речь шла о разных группах экспертов, одна из которых побывала на месте 18 июля, а другая – только 31. Но в общей тональности такое уточнение едва ли играло какую-то роль. После первых визитов, совершенных сразу после аварии, в регионе разгорелись тяжелые бои, которые препятствовали безопасному доступу экспертов. Поэтому 31 июля специалисты смогли туда попасть снова, а не наконец. Корреспондент на месте трагедии делает более точное сообщение. «Впервые за много дней…» – говорит он. В целом, однако, создается впечатление, что только массовое военное выступление украинской армии против сепаратистов позволило независимой комиссии по расследованию наконец снова заняться своей работой.
В хронологической последовательности история выглядит следующим образом: начиная с 20 июля, независимые наблюдатели и эксперты ОБСЕ могли относительно свободно передвигаться в месте крушения самолета, и тогда представитель группы заявил перед телекамерами следующее: «Мы могли двигаться беспрепятственно. Тела погибших размещены надлежащим образом». В это время на востоке Украины проводилась так называемая антитеррористическая операция против сепаратистов. В связи с этим Киев заявил, что на месте крушения Боинга и в районе 40 километров бои вестись не будут, пока не закончится обследование останков и изучение обломков самолета. Сепаратисты в свою очередь заявили о предоставлении безопасного коридора, ведущего к месту крушения.
После этого ситуация меняется. Несмотря на свои обещания, украинские военные продолжают совершать атаки. Сепаратисты заметно удивлены таким развитием событий. В новостях непрерывно сообщается о том, что тяжелые бои мешают расследованию независимых экспертов. Ссылка на хронологию событий и на то, кто является зачинщиком возобновившихся боев, – отсутствует. Осмелюсь сказать: если бы сепаратисты не выполнили своих обязательств, от нас, зрителей, это бы не утаили, ведь такой факт прекрасно вписывается в общую канву. В любом случае, нагнетается впечатление согласно созданному ранее образу: виноваты сепаратисты. Никто не задает вопрос, почему украинские правительственные войска не сдержали свое обещание. Неужели так велика «опасность» найти на месте крушения вещи, способные лишить основы существующие предположения, изменить весь способ прочтения ситуации? Конечно, такого быть не должно, но не принимать в расчет и этот вариант – это слишком беспечно со стороны объективного наблюдателя, под которым я подразумеваю журналистов. Остается вопрос: почему Киев вдруг начал сражения? Тому могло быть множество различных причин: военно-тактические или психологические мотивы, а может, банальные сбои коммуникации. Узнать наверняка едва ли удастся. Но хотя бы спросить нужно.
В октябре зачитывается предварительный доклад Международной Независимой комиссии по расследованию, из которого становится ясно, что ничего не ясно. Ту же информацию передает журнал «Spiegel» в выпуске от 27 октября. На семнадцатой странице, без какого-либо иллюстративного материала напечатано интервью с голландским руководителем международного расследования. Прочтение приводит к выводу: очевидных свидетельств вины какой-либо из сторон получить невозможно. Какими бы неудовлетворительными ни были эти слова, они наглядно демонстрируют две вещи: насколько несерьезным было преждевременное обвинение одной стороны и как много вопросов остается открытыми. В том числе и вопрос о том, почему это так?
Как объяснить то, что с помощью современных спутников можно разглядеть номера на автомобиле, а запуск ракеты не был зафиксирован? Куда делись скоропалительно анонсированные бесспорные доказательства вины сепаратистов и России? Американский министр иностранных дел Джон Керри уже 20 июля заявил каналу NBC: «У нас есть снимки запуска ракет, мы в курсе траектории полета». Нельзя не отметить, что это заявление в своих многочисленных выступлениях перед прессой он связывает с призывом к ЕС, наконец, ввести еще более жесткие санкции против России. Некоторые немецкие политики дули с ним в одну дуду, а например депутат Христианско-демократической партии Карл-Георг Вельман, отвечающий за внешнюю политику, даже утверждал в своем интервью, что Путин несет «прямую ответственность». И вот прошло несколько месяцев – и где же доказательства всех этих грандиозных заявлений? Что там с технической экспертизой найденных обломков? Обнаруженные пулевые отверстия своим расположением предлагают больше вопросов, чем ответов. Почему это не обсуждается в наших СМИ?
Пора присмотреться к термину «пророссийские сепаратисты». В России официально используется термин «ополченец» – в немецком языке аналога этому понятию нет. Общий термин «народное ополчение» может быть переведено как Ландвер или народная мобилизация. Некоторые российские СМИ также иногда говорят о сепаратистах. Но насколько точно это понятие? Что именно мы знаем об изначальных требованиях повстанцев? Что хотят «эти» сепаратисты сейчас? Единую линию в этом вопросе выстроить нелегко.
Дело в том, что жестокие события на Майдане, отстранение президента Януковича и устрашающее поведение киевского переходного правительства привели к демонстрациям на востоке и юге страны. Представители «Партии регионов» от этих областей попали в Киеве в тяжелое положение, поскольку были причислены к сторонникам старого режима. Поэтому страх пренебрежительного отношения со стороны нового, ориентированного на Запад правительства был небезосновательным. В некоторых городах ситуация обострилась, и протестующие захватили административные органы. В результате были провозглашены Донецкая и Луганская народные республики. Киев все больше терял контроль над этими областями, и с середины апреля 2014 года начал так называемую антитеррористическую операцию, направленную на возвращение восточной части страны в лоно централизованного управления. Однако получилось не так гладко, как ожидалось, еще и потому, что украинские военные оказались практически небоеспособными, а некоторые вообще переходили на его сторону. Между тем конфликт перерос во внутриукраинскую гражданскую войну, в которой «народные республики», не в последнюю очередь благодаря поддержке России, были способны (по крайней мере, на момент создания этой книги) противостоять регулярной армии. Даже решение о прекращении огня, принятое в начале сентября 2014 года в Минске, не смогло остановить боевые действия.
Оправдание появившихся сразу после переворота в Киеве надежд на большую автономию востока Украины – которые едва ли можно назвать сепаратистскими настроениями – могло предотвратить начало военного столкновения и решить дело мирным путем. Со временем политические представления оппозиционеров стали обостряться. Интересно, что при этом одни и те же термины понимаются совершенно по-разному: «Донецкая народная республика» для одних является независимым государством, для других – автономной провинцией в составе Украины. Единство во мнении касалось и касается только непризнания новой власти в Киеве. Одни лишь историки, спустя какое-то время после завершения вооруженного конфликта, смогут достоверно рассказать о развитии спирали насилия в тот момент. Как и в любом другом территориальном споре, имеющем геополитическое значение, в данном случае не обходится без стремительного вмешательства внешних «помощников». То, что помощь приходит из России, в этой ситуации никого не удивляет, особенно на фоне того, что на территории Украины в этот момент находятся, согласно разным источникам, от 100 до 180 американских военных советников. Можно бесконечно спекулировать на тему того, как быстро закончилась бы гражданская война на востоке Украины, не вмешайся в нее Россия. Можно также бесконечно критиковать российскую поддержку повстанцев, благодаря которой конфликт только усиливается, превращаясь для региона в самую настоящую гуманитарную катастрофу. Однако утверждения, будто восстание на востоке Украины является исключительно работой российских агентов, которые извне дестабилизируют изначально единую и неделимую Украину, не имеют ничего общего с действительностью.
С началом «контртеррористической операции» население многих затронутых военными действиями регионов с трудом представляет себе дальнейшее пребывание в составе Украины, а те, кого с Россией связывают еще и семейные узы, обращают все свои надежды на защиту к «братскому государству». На территории Украины образуется интересный «компот» из неуверенного, запуганного населения и представителей заинтересованных сторон, готовых к любому диалогу, среди них – отчаянные сорвиголовы и многочисленные россияне, побуждаемые всем многообразием мотивов – от искреннего идеализма до политических заданий.
Сложное положение репортеров, вынужденных работать с обобщающими понятиями, приводит к обозначениям, подталкивающим к неправильным выводам. Термин «сепаратисты» – одно из таких понятий. Он должен годиться для всего, что противится центральному аппарату в Киеве. При этом речь здесь идет как минимум о трех различных группах: те, кого вполне удовлетворила бы большая степень автономности, те, кто мечтает о собственном независимом государстве, и третьи, ищущие свое спасение в единении с Россией. Все три группы у нас называются «сепаратистами». Иногда это приводит к абсурдным ситуациям. На сайте редакции «Deutsche Welle» в начале сентября в контексте переговоров в Минске можно было прочитать следующее: «Судя по всему, сепаратисты с востока Украины более не требуют создания независимого государства Новороссия». Прекрасные сепаратисты, которые совсем не хотят отделяться. Их можно было бы назвать федералистами, но это звучит слишком позитивно и тогда Киев окажется в неудобном положении. Столь же обманчиво дополнение «пророссийский», ведь ситуация в зоне конфликта настолько запутанна, что концепция непосредственной зависимости «народных республик» от Москвы выглядит нереалистично. В конце концов, «те же самые» сепаратисты не раз игнорировали призывы Москвы – неважно, о чем при этом шла речь – о переносе референдума или о соблюдении режима прекращения огня.
Также схематически весьма грубое разделение Украины на западную – прозападную и восточную – пророссийскую хоть отчасти и отвечает действительности, но на деле едва ли помогает разобраться с ситуацией на востоке Украины. Ведь ситуация гораздо сложнее. Посмотрим на карту: так называемых пророссийских сепаратистов можно обнаружить в Луганске и Донецке. А вот Днепропетровск, напротив, твердо стоит на стороне Киева во главе с губернатором Игорем Коломойским. Это один из самых богатых украинских олигархов, имеющий свою резиденцию в Женеве, где он жил до тех пор, пока временное правительство Киева не вернуло его «домой» и не назначило губернатором. Большая часть местного населения оказывает давление на местные власти, бросая вызов любому вмешательству со стороны России. В Харькове ситуация аналогичная. Давление было настолько сильным, что первый российский гуманитарный конвой, широко освещенный в прессе, в августе 2014 года даже не был пропущен через границу. Оттуда он должен был добраться до зоны военных действий в Донецке и Луганске, минуя участок российско-украинской границы, где главенствуют повстанцы. Поскольку таким было условие киевского правительства. Если поставки российской помощи и будут пущены в страну, то только через контролируемые Киевом пограничные пункты. Российская сторона согласились на это. Однако местное население и органы власти не допустили этого, выступив большинством.
Мир был удивлен, когда в Москве вдруг собралось 270 грузовиков, доверху забитых гуманитарной помощью для Восточной Украины. Или я должна была сказать «предположительно забитые»? Гуманитарные жесты не идут России, а уж Путину тем более, не так что ли? Да еще в таком количестве – 270 грузовиков! Десяти или двадцати вполне могло быть достаточно. Большинство западноевропейских стран просто не в состоянии осознать российских масштабов – нет у них ни такого органа, ни подобного опыта. В России количество, размер и расстояние имеют иное значение, чем у нас. Под грузовиками, очевидно, подразумевались военные грузовые автомобили, «поспешно покрашенные в белый» («Утренний журнал» ARD от 14 августа 2014). Что изменилось, если бы их послали «непокрашенными»? И кто, если не военные, может в короткий срок предоставить сразу 270 грузовиков? Во всем мире, если речь идет о быстрой и эффективной помощи, в первую очередь принято обращаться к МЧС и к военным.
Еще до того как центральное правительство в Киеве оборвало все связи – школы, больницы, пенсии, банки – с востоком страны, местное гражданское население нуждалось в срочной помощи, особенно в продуктах питания и медикаментах. Беспокойство украинского правительства по поводу того, что под видом гуманитарной помощи в страну может поставляться военная техника для поддержки их противников в Восточной Украине, было вполне законным. Тема очень подробно разбиралась, и министр иностранных дел России Сергей Лавров заявил, что Россия согласна на то, чтобы представители Красного Креста, ОЭСР и украинская власть инспектировали и сопровождали грузовики. Можно предположить, что это решило проблему. Но теперь встал вопрос перехода границы, и Киев выдвинул требование о том, чтобы использовался только неподконтрольный «сепаратистам» пункт. Москва согласилась и на это. И тогда на пути встал местный губернатор. Люди страдают и умирают из-за того, что вновь пришедшие к власти, не считаясь ни с кем, сводят старые счеты, и нам на Западе не приходит в голову ничего более умного, чем в соответствующих заявлениях говорить о «грандиозной» и «демонстрирующей великодушие российской помощи», чтобы никто не забыл, что нужно сохранять недоверие и подвергать все шаги России сомнению.
17 августа в программе «Heute journal» на канале ZDF (Второй канал немецкого телевидения) освещается встреча министров иностранных дел в Берлине, где по приглашению Франка-Вальтера Штайнмайера в попытке найти политическое решение в сложившейся ситуации собрались его коллеги из Франции, России и Украины. Затем следует обзор ситуации на востоке Украины, который начинается с кадров с патрулирующими повстанцами: «Они дерзко патрулируют пригород Луганска, их распирает от осознания победы. Ракеты, танки, бронеавтомобили. Пророссийские сепаратисты прекрасно вооружены. Не далее как этим утром они обстреляли еще один украинский истребитель. Но этого недостаточно, сепаратисты надеются на дальнейшее вооружение» – в этот момент в кадре появляется конвой с белыми фурами – «спрятанное в этих грузовиках под видом гуманитарной помощи». Этот сюжет я многократно просмотрела и прослушала в медиатеке, потому что просто не могла поверить своим ушам. Я проиграла в голове все возможные варианты того, что все же могло подразумеваться под этими словами или как еще можно это все объяснить. Определенно, предложение звучит так – «сепаратисты надеются на дальнейшее вооружение, спрятанное в этих грузовиках под видом гуманитарной помощи». Вот как-то так. Но сопровождать это высказывание изображениями гуманитарного конвоя – значит превращать «надежды /сепаратистов/» в реальный факт. Картинка убедительнее слов. После этого в кадре появляется водитель грузовика, который говорит, что в его машину загружено восемь тонн гречки и что каждый грузовик везет разный груз, но никакого оружия нет. Затем нам сообщают, что 16 грузовиков наконец могут перейти границу, и в кадр опять попадают военные действия и военная техника. «Российский военный конвой, который снова и снова пытается попасть на территорию Украины, обвинения Киева, протесты Москвы. Это продолжается в течение нескольких недель. (…) Что бы ни было под брезентом, прекращение огня и оказание гуманитарной помощи необходимы сейчас».
Спустя какое-то время речь заходит о втором гуманитарном конвое, «лучше согласован с украинским правительством», как гласит сообщение из Москвы. В новостных программах сообщение об этом начинается так: «Несмотря на возмущение мировой общественности относительно первого российского гуманитарного конвоя…» и т. д. Однако судя по реакции населения, глобального возмущения не наблюдается. Скорее, возмущенные заявления исходят от руководства западных стран и информационных агентств, которые все более бескомпромиссно претендуют на высокую степень собственной значимости и пытаются навязать свою оценку тому или иному событию.
Этот первый гуманитарный конвой, который освещался в СМИ в течение нескольких дней, в ходе новостных сводок постоянно увеличивался в масштабах и оттого становился все более угрожающим. Сперва речь шла о 270 автомобилях, затем о 282, а в конце появилась формулировка «почти 300». Вместо того, чтобы с позиции журналиста отстаивать объективность – кто и что конкретно заявляет? Как к этому относится Красный Крест? Есть ли позиция ОЭСР по этому вопросу? Кто там вообще компетентен? – новостные выпуски от 13 августа 2014 года обильно снабжаются напыщенными комментариями относительно «truck show» – «шоу грузовиков» в Восточной Украине. Если Путин действительно хотел помочь, говорится там, то давно уже мог сделать это «без такой шумихи» – доставить помощь нуждающимся, переведя грузовики через участки границы, подконтрольные сепаратистам. Что, простите?! Российский конвой, в котором груз досконально и крайне недоверчиво досматривается и украинской, и западной сторонами, должен пересечь границу без согласия украинского правительства, чтобы доказать, что речь действительно идет о помощи? Этой логике следовать очень тяжело.
Документальных фактов относительно груза еще нет, но мнение уже сформировано. «В то время как люди задаются вопросом, насколько отравлены благодетельства Путина», ситуация в спорных областях страны становится все более серьезной. Затем следует сюжет о страданиях и разрушениях. Рассказывает один из немногих моих коллег, которые все еще остаются в Донецке, в самом пекле войны. Профессионально и спокойно он описывает окружающую обстановку. В комментарии, подводящем итог этой теме, в одном месте проглядывается попытка отклониться от генеральной линии постоянного оправдания действий Украины – упоминается «беспощадная ракетная атака украинских военных на востоке Украины». «Откровенно экспансивные планы НАТО подливают масло в огонь европейского пожара», – говорит коллега, затем сразу же выруливая на привычные рельсы: «И все же мы не должны впадать в заблуждение относительно того, кто является реальными поджигателями, которые теперь прикрываются своим гуманитарным конвоем и прикидываются пожарными расчетами. Это приспешники Путина, которые разожгли войну в Восточной Украине. Это милиционеры, поддерживаемые Россией, пытающие и убивающие невиновных – это московский план дестабилизации, который стоил жизни тысячам людей и заставляет сотни тысяч становиться беженцами. Поэтому этот нежно-белый конвой – не что иное, как коварная, возможно, даже опасная игра пропагандистов из Кремля».
Без малейших доказательств поносится не только гуманитарный конвой – в который раз внимание сосредотачивается только на злодеяниях одной стороны. Преступления против человечности совершают обе стороны, и обе стороны также несут ответственность за то, что люди больше не могут находиться у себя на родине и бегут с нее. Насколько эффективен автоматизм, обеспечивающий однобокость восприятия, демонстрирует сообщение об использовании кассетных бомб в Восточной Украине. 21 октября 2014 года правозащитная организация Human Rights Watch опубликовала доклад, согласно которому военные в боях с сепаратистами использовали в населенных пунктах кассетные бомбы. Доказано не менее двенадцати случаев применения этих бомб. В результате шесть человек погибли, и среди них гражданские лица. Применение кассетных бомб в связи с жестоким характером поражений запрещены международной конвенцией, при этом Украина, Россия и Соединенные Штаты отказались подписать это соглашение. Почему никто не кричит об этом? Где передача со специальным расследованием? 21 октября в вечерних новостях появляется следующее сообщение: «Правозащитная организация Human Rights Watch выдвигает серьезные обвинения в связи с продолжающимися боевыми действиями в Восточной Украине. В начале октября в регионе было зафиксировано использование кассетных бомб. Правозащитники обследовали зону боевых действий вокруг Донецка, где, несмотря на режим прекращения огня, сепаратисты и армия продолжают вести бои и особо ожесточенно бьются за территорию аэропорта. В данном случае, отмечает Human Rights Watch, появились доказательства того, что атаки запрещенными на международном уровне боеприпасами в некоторых случаях исходили от правительственных сил». Самый главный момент в докладе Human Rights Watch – украинские военные используют кассетные бомбы – упоминается вскользь. «В некоторых случаях (…) от правительственных сил», подразумевает, что: «большая часть исходит от «сепаратистов»». Обобщенные формулировки заменяют ссылки на конкретных участников: «несмотря на режим прекращения огня, сепаратисты и армия продолжают вести бои» – термин «армия» почему-то употребляется без уточнения «украинская».
Следующий репортаж благодаря грамотному подбору слов рождает впечатление, будто информация сообщается брезгливо и с отвращением: «Организация по защите прав человека с высокой долей вероятности смеет утверждать, что кассетные бомбы могли быть использованы украинской армией в боях с пророссийскими сепаратистами. А именно с территорий, вероятно, находящихся под контролем украинских военных частей». Международное соглашение, которое запрещает применение кассетных бомб, в репортаже упоминается, но в списке отказавшихся подписать его называются только Украина и Россия. Соединенные Штаты в нем не фигурируют. Данное сообщение также содержит опровержение со стороны Киева, отклоняющего обвинение: такое вооружение в «анти-террористических операциях» не использовалось. Правды ради мне бы хотелось упомянуть, что соответствующий репортаж в передаче «Сегодня» канала ZDF в свою очередь был точным и полным.
Факт: на востоке Украины идет война. Даже эвфемизм «антитеррористическая операция» не способен что-либо изменить в этом обстоятельстве. Но этот термин несет в себе конкретное назначение – он рождает впечатление, что право на борьбу с терроризмом широко признано, в то время как война против собственного народа – нет. Итак, руководство военной операции осуществляет внутренняя секретная служба – СБУ. Помимо нее в операции участвуют: Национальная гвардия (так с февраля 2014 года называются вооруженные силы МВД Украины), подразделения МЧС, пограничники и – как показало исследование Фонда науки и политики, проведенное в августе 2014 года Маргаритой Кляйн и Кристианом Пестером – военизированные объединения. «Во-первых, существуют силы движения “Майдан”, в их числе “Правый сектор”, “Партия радикалов” и активисты объединения “Авто-майдан”. Помимо них – “частные” батальоны, образованные конкретными лицами. К ним, например, относится “Батальон Донбасс”, находящийся под командованием “Семена Семенченко”. Этот якобы бывший украинский солдат из Донецкой области нанимает бойцов, в том числе через сеть Фейсбук, поддерживает свое подразделение по большей части за счет “краудфандинга”, или коллективного финансирования. Третья группа военных сил финансируется региональными политиками и олигархами. Так, бизнесмен Игорь Коломойский, миллиардер и губернатор Днепропетровска, сформировал батальоны “Днепр-1” и “Днепр-2”». Как и в случае так называемых сепаратистов, состав их противника также не выглядит однородным. Это означает, что ни Киев, ни Москва не владеют монополией на контроль той или иной стороны конфликта, что значительно усложняет переговоры, делает соблюдение режима прекращения огня и перемирия трудновыполнимыми и к тому же увеличивает опасность нарушений прав человека, поскольку такие группы, как правило, практически не поддаются контролю. Относительно «сепаратистов» следует отметить, что изначально они обладали только огнестрельным оружием, и лишь в процессе обострения ситуации в их распоряжении оказалась более тяжелая техника. С одной стороны путем разорения украинских складов, с другой – благодаря поддержке России.
В самом начале как на востоке, так и на юге страны местные силы безопасности частично переходили на сторону повстанцев, радикализация действий которых происходила лишь в ходе дальнейших событий. Создается впечатление, будто все уже забыли о том, что политические требования тех, кто не захотел безоговорочно подчиниться временному правительству в Киеве, были направлены не на разделение Украины, а были связаны лишь с расширением прав в рамках федеральной структуры.
14 мая, когда уже оплакивались убитые и раненые, Ринат Ахметов – пожалуй, наиболее влиятельный олигарх на востоке страны – выступил с речью, в которой говорил о четырех возможных сценариях развития ситуации, называя один из них приемлемым. Первый: все остается как есть, «вся власть в Киеве, а регионы развиваются по остаточному принципу». Такой путь больше не казался ему рациональным. Второй сценарий, а именно создание Народной Республики Донецка, также был отвергнут, поскольку «(…) ее никто в мире не признает». Третий вариант – присоединиться к России – и для той, и для другой стороны, как и в случае со вторым сценарием, был обречен на провал. Сценарий номер четыре сводится к децентрализации власти, которую он описывал следующим образом: «Это тогда, когда власть из Киева переходит в регионы. Это тогда, когда власть не назначают, а выбирают. И это тогда, когда местная власть берет ответственность за настоящее и будущее перед людьми». Шесть дней спустя эта идея была перенята киевским парламентом и озвучена как план, согласно которому «будет немедленно обеспечена конституционная реформа, основанная на децентрализации власти». Был составлен соответствующий проект, однако ничего подобного так и не было решено. Вместо этого ужесточилась «антитеррористическая операция», продолжая раскалывать политические силы в Восточной Украине. Такой была ситуация в июне, когда Петр Порошенко вступил в должность президента Украины. Столь необходимый диалог так и не состоялся.
Тем не менее наблюдается несколько признаков того, что принципиальная готовность к диалогу президента Порошенко не находит применения главным образом из-за жесткой линии премьер-министра Яценюка. Уже в начале марта 2014 года Яценюк заявляет на саммите ЕС в Брюсселе: «Мы говорим о войне», а в апреле он приписывает России желание развязать Третью мировую войну. Вопреки ожиданиям, к концу октября 2014 парламентские выборы в Украине выявили увеличение сторонников жесткой политики Яценюка, который в своей предвыборной кампании как визуально, так и в риторике сделал ставку на символику войны. Сформированная им партия «Народный фронт» позиционировала себя как «партия Майдана», а многочисленные командиры добровольческих батальонов и руководители «антитеррористической операции» с радикальной антироссийской позицией получили места в парламенте. После этого, судя по оценочным опросам, популярность «Народного фронта» выросла, и на выборах партия получила наибольшее количество голосов, незначительно опередив избирательный блок Порошенко.
Явка на выборы составила 51 %. Из 450 мест в общей сложности 27 остались нераспределенными (из-за Крымского, Донецкого и Луганского регионов). Тем не менее западные СМИ триумфально сообщали о том, что правоэкстремистским партиям, и в частности «Правому сектору», так и не удалось преодолеть 5 %-ный барьер, а значит, озабоченность России относительно зарождающегося в Украине фашизма все-таки является пропагандой.
Но это в прямом смысле этого слова лишь половина правды. Одна половина депутатов в украинском парламенте выбирается по спискам, которые составляют соответствующие партийные лидеры без участия масс и региональных организаций, а другая участвует в выборах как прямые кандидаты от различных избирательных округов. Чтобы быть избранным напрямую, не нужно принадлежать к какой-либо партии, и преодолевать 5 %-ный барьер при этом необязательно. Национал-радикалы под руководством Олега Ляшко, который в мае 2014 года, выступая кандидатом в президенты, собрал 8 % голосов и при этом занял третье место, преодолели 5 %-ный барьер, набрав примерно 7,5 % голосов, при этом получили целых 25 мест в парламенте. Ляшко готов бороться и настроен в отношении олигархов и россиян бескомпромиссно. Однако и право-националистическая партия «Свобода», как минимум исповедующая антисемитские взгляды, которая для преодоления 5 %-ного барьера недобрала лишь немного (4,71 % голосов), по описанному методу получила для своих парламентариев шесть мест – все сплошь яркие личности.
«Правый сектор», который еще в январе 2014 года вооружился для защиты Майдана, как это тогда называлось, и по сей день отказывается разоружиться, не признавая монополию государственной власти, собрал всего лишь 1,8 % голосов. При этом его лидер Дмитрий Ярош все же сидит в парламенте после того, как соответствующий округ (в Днепропетровский области) избрал его почти 30 % голосов. Почти половина всех прямых мандатов (48,48 %, 96 мест) отошла независимым кандидатам, о которых едва ли что-нибудь известно. «Радикализация парламента за счет большого количества новых членов из добровольческих батальонов и популистских партий Ляшко и Гриценко (партия «Гражданская позиция», вторая в списке, с 2005 по 2007 год Гриценко занимал пост министра обороны. – Примеч. авт.) вряд ли допустит формирования парламентского большинства из “умеренных” в отношении внешней политики членов», – говорит в своем исследовании, проведенном в октябре 2014 года для фонда Фридриха Эберта, Инна Кирш ван де Ватер, специалист по Восточной Европе и многолетний сотрудник Европейского парламента.
Несмотря на то что избирательный блок президента Порошенко, охватывающий большее количество избирательных округов, представлял собой более крупную фракцию, нежели партия Арсения Яценюка, политической победы он не достиг. План Порошенко, согласно которому место премьер-министра, а вместе с тем и обязанность формирования нового правительства должен был получить бывший заместитель Яценюка и поверенный нового президента Владимир Гройсман, рухнул. Яценюк остался на своем посту. «Под мягким давлением Вашингтона», – как писал швейцарский еженедельник «Weltwoche».
В лице Порошенко и Яценюка, противостоящих друг другу, в Украине столкнулись между собой две диаметрально противоположные стратегии. Проще говоря: одна выступала за мир, другая – за войну. И то, что расхваленный за свои персональные и спортивные заслуги мэр Киева Виталий Кличко 12 ноября 2014 года назначил на пост начальника полиции Киевской области бывшего командира батальона добровольцев «Азов», праворадикально настроенного Вадима Трояна тоже не может не вызывать беспокойства. Политический климат в Украине по-настоящему отравлен, и так называемый «Закон о люстрации», принятый 16 сентября в парламенте, узаконивает право отстранять от должности всех без исключения прислужников Януковича. О каком примирении может идти речь в этих условиях?
Ни для кого не является секретом, что Яценюк пользуется поддержкой Штатов. Об этом известно не только благодаря февральскому телефонному разговору Виктории Нуланд, официального представителя Министерства иностранных дел США, чье выражение «Трахнем ЕС!» уже вошло в историю, в котором прозвучала фраза: «Яц [Яценюк] – наш человек».
Интерес США в этой части мира очевиден, но он едва ли фигурирует в общественной дискуссии. Тут работает уже упомянутый фактор страха. Быть заклейменным уничижительным определением «понимающий Россию» – это уже нехорошо. Но еще хуже оказаться в результате в одном ряду с сомнительными сторонниками теории заговора, радикальными экстремистами или антиамериканистами. А ведь речь идет не о теориях заговора, это просто вопрос «истины», да простят мне такое громкое слово. По моему опыту, ближе всего к истине подходишь лишь тогда, когда осознаешь, что никогда не сможешь овладеть ею полностью – ибо истина у каждого своя, и примеры тому попадаются на каждом шагу – и тогда, когда пытаешься докопаться до сути интересов.
Геополитический интерес США, направленный на исполнение главенствующей и задающей вектор всему мировому развитию роли, очевиден и проявляется особенно явно, когда в смутные времена американский президент называет Россию региональной державой. Конечно, процветающее сотрудничество между ЕС и Россией занимает далеко не первое место среди интересов Америки. Жесткая санкционная политика, проведения которой, оперируя моральными категориями, настойчиво требуют США, не решает ни единой проблемы, а лишь накаляет обстановку, потому что никто всерьез не задумывается о том, как выйти из этой спирали эскалации, не потеряв лицо. Ущерб понесли как страны ЕС – каждая по-разному – так и Россия.
Особые экономические интересы США связаны с технологией фрекинга, в которой они занимают ведущие позиции. Она таит в себе шанс выйти на международный газовый рынок и обойти Россию. Но в этом Штатам мешают долгосрочные договора на поставку, от обязательств которых так просто не отделаешься. Украина владеет большими запасами сланцевого газа, причем речь идет о третьем по величине месторождении в Европе. Одно из двух самых крупных украинских газовых месторождений находится в восточной части страны. «Американские компании не могут дождаться, – пишет одна из швейцарских еженедельных газет, – чтобы внедрить усовершенствованную ими технологию фрекинга в Европу, рассчитывать на сопротивление в Украине при этом не приходится». С самого начала украинского кризиса в Киеве и на Майдане можно было наблюдать множество высокопоставленных американских визитов: директор ЦРУ, госсекретарь Джон Керри, вицепрезидент Джо Байден, который 21 ноября 2014 года снова приехал в Украину на юбилейные торжества. Как может не насторожить – особенно журналиста – то, что в период беспорядков на Майдане сын Джо Байдена назначается директором фирмы-резидента Кипра, которая принадлежит одному из украинских олигархов и занимается газовыми сделками?
Наряду с перспективами получения прибыли от добычи сланцевого газа речь также шла о дорогостоящих восстановительных работах в спорных областях Восточной Украины. Многие сравнивают масштабы этой реконструкции с комбинированной структурной перестройкой бывшей ГДР и Рурской области. Только вот Донбасс – это не бассейн Днепра (который также расположен на востоке страны, но поддерживает киевскую власть), где процветает металлургия, да и сотрудничающие с Россией оружейные заводы Украины тоже находятся не там. В чем тогда интерес России? Чтобы после присоединения Крыма повесить себе на шею еще одну разорительную статью расходов? Вряд ли.
Рассмотрим по пунктам: когда экономические отношения с Украиной терпят крах из-за Соглашения об ассоциации с ЕС, это противоречит интересам России. Вразрез с интересами России однозначно идет и то, что – еще и с американской помощью – зависимость Украины от поставок российского газа может сократиться или даже вовсе исчезнуть. Об интересах политической безопасности России речь уже велась, именно из-за этого отделившийся Крым так поспешно был включен в состав Российской Федерации. Тем не менее это можно назвать каким-то роковым недоразумением, когда политики и СМИ словно мантру повторяют слова о том, что Крым был лишь катализатором, а Россия хотела присоединить к себе и другие области страны, в том числе Восточную Украину.
На чем основаны эти предположения? Конечно, существуют туманные высказывания о призрачной «Новороссии», однако все официальные заявления Путина направлены в сторону федерализма – как с самого начала конфликта, так и на минских переговорах. Разумеется, российские интересы включают в себя сухопутный путь в Крым, однако если посмотреть на карту, одних областей с повстанцами здесь будет недостаточно. Какова вероятность того, что Путин организует захватнический поход в Украину? Если говорить с известной долей цинизма, гораздо дешевле построить мост между российским побережьем и Крымом. Планирование такого строительства уже началось, задачи поставлены, и сдача проекта намечена на 2018 год.
Кто на самом деле заинтересован в искаженном восприятии путинских намерений? Неважно, с какой стороны рассматривать «проблему» (восточной) Украины – с точки зрения здравого смысла все всегда сводится к одному и тому же. С позиции внешней политики: если бы Россию приобщили к «украинскому» процессу на ранней стадии, никаких оснований для войны на востоке Украины не было бы. С позиции внутренней политики: серьезные федеральные изменения позволили бы избежать войны, ведь они бы давали уверенность и перспективу жителям восточной (и южной) частей страны.
Все шансы были упущены. Случайно, заведомо, намеренно – да какое это имеет значение? Вместо того чтобы всем миром броситься на устранение негативных последствий, памятуя о своей ответственности за эту катастрофу, мы выносим штрафные санкции, о которых вице-президент Джо Байден шаловливо говорит в своей речи от 3 октября 2014 года: «Европейцы не хотели выдвигать санкции в отношении России, нам действительно пришлось настоять на этом». Ответственная внешняя политика выглядит иначе. И если интерес Запада заключается в дестабилизации России с тем, чтобы и там спровоцировать «успешную» смену режима, то неужели кто-то всерьез верит в то, что особенно теперь большинство российских граждан будут заинтересованы в новом, ориентированном на Запад преемнике Путина?