– Уходить, атаман, уходить надо, – говорил Илюха Косой, смоля вонючую цигарку. – Вот и все мое мнение. Что мы все вокруг города крутимся?

– Раньше, когда родня твоя тут жила, ты не возражал! – зло сказал Бурнаш.

– Верно, не возражал, но времена меняются. Скоро нас, батька, начнут выкуривать всерьез. Слыхал, что на Херсонщине делается?

– Ты меня, Илюха, по-пустому не пужай. У меня своя разведка работает.

– Я не пужаю, батька, а говорю, что есть. Как нэп ввели, станичники отворачиваться стали. Им теперь с советской властью торговать выгодно, а не воевать.

– Верно гутаришь, – признал Бурнаш, – да только надолго ли это?

– Не знаю, но сколь еще сражения вести? – Косой бросил окурок и растоптал. – Махно большевики разбили, белых, от Каледина до Врангеля, разбили, Антанту прогнали. Сколь еще мы против такой махины стоять можем?

– Пока что твердо стоим. Красные только города взяли, а здесь – мы хозяева!

– Особенно, когда в чащу лесную забьемся!

Бешено вращая глазами, атаман выхватил из кобуры револьвер.

– Пристрелю, как собаку!

– Брось, атаман, и без тебя охотники найдутся, – примирительным тоном сказал Илюха. – Плюнь ты на этих Мстителей, а, батька?

– Вот ты как заговорил? – грозя оружием, сказал Гнат. – А Сидора помнишь? А мальчишку Григория Кандыбу? А других казаков, которых красные сволочи на тот свет отправили? Не помнишь?!

– А мы пропадем – лучше будет? – горько спросил Илья. – Большевистской крови пустить я не боюсь, но помирать через это не желаю. Есть у тебя, атаман, надежный план?

– Батька! – позвал снаружи голос караульного. – Человек до тебя прибув, Миколой Сапрыкиным кличут.

– Пусти, – Бурнаш убрал револьвер.

Николай Иванович вошел в утлую хижину, где двое казаков держали военный совет.

– Здравствуй, атаман.

– Привет, морячок.

– Я – Сапрыкин.

– Да ладно, свои все. Из города?

– Точно так. Записку имею от…

– Это же Илюха, не журись, – сказал Бурнаш. – Давай бумагу. По-русски писано?

Николай Иванович отдал записку.

– Садись, – атаман поднес листок к керосиновой лампе и жадно прочел. Косой внимательно следил за выражением лица, но Бурнаш себя не выдал.

– Гарно писано, спасибо, – Гнат сложил бумагу и сунул в карман. – Агент пишет, что слыхал, будто Советы замирятся с нами хотят?

– И ты тому веришь? – скривился Илюха.

– Да это не важно, Косой. Раз большевички такое говорят, значит, слабину за собой чувствуют, время выиграть хотят.

– Похоже так, – согласился сотник.

– То-то, – улыбнулся в усы батька. – А еще, пишет он, что разведал, как губчека охраняется, понял? Слабая охрана, к тому же отвлечь можно, – атаман в возбуждении заходил по комнате. – Будет тебе план, Илюха, будет… Всех разом прикончим! Все осиное гнездо выжжем!

– Так я пойду? – спросил Сапрыкин. – Что передать агенту-то?

– Пусть разведку дальше ведет. Я, когда время придет, все что надо для него, сделаю. Так и передай: что надо.

– Бывай, атаман.

– И я пойду, сестре кой чего помочь надо, – сказал Косой.

– Иди, – отпустил Бурнаш. – Ты ребят ободри пока, а потом я им самолично речь скажу.

– Ладно, батька, – кивнул сотник и вышел вслед за Николаем Ивановичем.

– Вот гаденыш! – больше не сдерживаясь, Гнат с силой грохнул по столу кулаком. – Чистый дьявол! Как же мог цыган остаться в живых?!

На шум вбежал караульный.

– Что случилось, батька?

– Стол зацепил, поставь его на место и карту подыми… Ступай.

Может, появился в ЧК другой цыган? Красные любят всякую шваль собирать… Правильно, что он Илюхе про то не сказал. Видно, нехристь этот перепутал чего, другого чумазого за Яшку принял. Не важно. Теперь Гнат точно знает, что доберется до змеиного выводка этих, так называемых, Мстителей, и уничтожит навсегда. Ради этого он придумает лучший план в мире. И никто его не сможет остановить.