Репрессии так называемых членов семей изменников родины (ЧСИР) являются одной из вершин сталинской политической юстиции.
Юридически эти репрессии были «узаконены» в виде оперативного приказа НКВД СССР от 15 августа 1937 года г. Москва № 00486. Его начало звучало так: «С получением настоящего приказа приступите к репрессированию жен изменников родины, членов право-троцкистских шпионско-диверсионных организаций, осужденных военной коллегией и военными трибуналами по первой и второй категории (то есть к расстрелу или 10 годам заключения), В.Б., начиная с 1-го августа 1936 года. При проведении этой операции, руководствуйтесь следующим: …».
Далее указывалось: как подготавливать уголовную репрессию, как производить арест и обыск, как оформлять дела ЧСИР, как их рассматривать, кто и какие должен выносить приговоры, как и где приводить их в исполнение. В общем – в одном ведомственном приказе весь комплекс правил уголовного и уголовно-процессуального кодекса!
Глумление над законом и правом здесь настолько очевидны, что едва ли стоит обсуждать философски-правовую сторону затронутой темы. Нам представляется более интересным посмотреть, как повлиял оперативный приказ №00486 – этот «материально-процессуальный» акт – на следствие, осуждение и реабилитацию по делам ЧСИР.
1. Исходные данные для исследования
Для установления особенностей дел ЧСИР нами были исследованы 25 архивно-следственных дел (АСД), извлеченных методом случайной выборки из фонда ГАОПИ Воронежской области.
Исследованными АСД охватывается годичный период времени, начиная с сентября 1937, то есть практически весь период действия приказа №00486.
Все АСД ЧСИР являются однотомными и состоят из двух частей: материалов следственного производства (20-30 листов) и материалов, связанных с обжалованием приговора и реабилитацией осужденных (20-30 листов).
Кроме того, большинство АСД имеют вложенные в них контрольные или учетно-контрольные дела (УКД) на осужденных (5-15 листов), в которых содержатся копии процессуальных документов из основной части АСД, документы служебной переписки, связанной с розыском АСД, рассмотрением жалоб и заявлений о снятии судимости, розыском родственников, возвратом имущества и т.п. Материалы УКД, не копирующие АСД, относятся к периоду, последующему за постановлением приговора и отбытием наказания (40-50 годы).
Обращает на себя внимание следующее обстоятельство. Все следственные дела являются персональными. Дел, в которых обвинение предъявлялось бы группе лиц, нами не встречено. Так что в этой части «Поиказ №00 86» соблюдался.
Однако, номер № 7837 можно обнаружить на обложках нескольких дел, совершенно не связанных между собой. Из 25 рассмотренных дел таких – 19! Дела с номерами 7840 и 7833 также имели ранее тот же номер 7837 на обложке, но затем он был исправлен путем зачеркивания и исправления двух младших разрядов.
Анализ дел с одинаковым номером 7837 показывает, что в одно дело соответствующими постановлениями они в процессе следствия не объединялись. Обращает на себя внимание и то, что единый номер 7837 дела ЧСИР получают с декабря 1937 года. К этому времени их производство пришло к некоему стандарту, а потому, возможно, что с этого времени дела ЧСИР рекомендовано было группировать с указанием единого номера. С точки зрения исследователя это облегчает его задачи, так как позволяет с большим основанием обобщать результаты, полученные по выборке* дел, на весь их массив.
2.Содержание следственных дел ЧСИР и особенности основных процессуальных документов
Типовая опись документов, находящихся в следственных делах ЧСИР, выглядит следующим образом.
1 Справка на семью участника контрреволюционной право-троцкистской террористической (вредительской) организации.
2. Справка на арест ЧСИР.
3. Именной список детей дошкольного возраста в семье арестованного.
4. Именной список детей школьного возраста в семье арестованного.
5. Расписка – обязательство родственника, взявшего ребенка на воспитание.
6. Постановление об избрании меры пресечения и предъявления обвинения ЧСИР.
7. Ордер на арест ЧСИР.
8. Протокол обыска квартиры ЧСИР и описи имущества.
Э. Анкета арестованного ЧСИР установленного образца.
10. Протокол(ы) (не более двух) допроса обвиняемого ЧСИР.
11. Протокол(ы) допроса свидетелей по делу ЧСИР.
12. Справка об осуждении мужа – участника троцкистской организации.
13. Обвинительное заключение по делу ЧСИР.
14. Выписка из протокола заседания Особого совещания НКВД СССР по делу ЧСИР.
15. Жалобы в высшие инстанции на постановленной решение (в частности, на имя Л.П. Берии), – не всегда.
16. Переписка в связи с жалобой и отказ в реабилитации (за исключением одного случая – Ивановой К.А.).
Далее идут документы, связанные с реабилитацией 1955-1970 гг.:
17. Заявление с просьбой о реабилитации.
18. Письма следователей КГБ или др. органов надзорному лицу.
[неразборчиво]
Особого совещания НКВД СССР и о прекращении дела соответствующим судебным органом.
21. Документы об уведомлении правоохранительных органов о принятом решении о реабилитации и переписка, связанная с оповещением реабилитированного ЧСИР.
Как видим, здесь есть все, что положено иметь в каждом уголовно-следственном деле. К ним добавлены документы установочного характера, касающиеся членов семьи арестованного и предписанные приказом №00486.
Остановимся на особенностях содержания некоторых из названных документов.
Справки на семью арестованного участника антисоветской организации должны составляться на основании тщательной проверки семьи арестованного, собранных «дополнительных установочных данных и компрометирующих материалов».
Однако анализ этих справок показывает, что никаких дополнительных установочных данных и компрометирующих материалов о ЧСИР эти справки не содержат. Установочные данные – общепринятые для любого советского госучреждения. И весь компромат заключается только в том, что муж ЧСИР арестован.
В отличие от «обычных дел» по обвинениям в государственных преступлениях, в которых всегда видны плохо замаскированные результаты оперативной работы (ссылки на «меморандумы», доносы штатных осведомителей и проч.) по данным делам подобная работа, вероятно, не проводилось, несмотря на букву приказа.
Нам не удалось обнаружить в этих справках ни «подробных установочных данных на каждого члена семьи, ни компрометирующих материалов на жену осужденного, ни характеристик степени социальной опасности детей старше 15-летнего возраста», как требовал того злополучный приказ.
В нарушение приказа ни одна из рассмотренных нами справок не утверждена начальником Управления НКВД по ВО: все они утверждены начальниками 4 отдела УГБ УНКВД по ВО. Некоторые из них (например, справка на арест жены главного инженера авиазавода Балинской) никем не утверждались. Справки на семью Балинского и Батц в делах их жен вообще отсутствуют. Без лишней бюрократической волокиты начальник УНКВД по ВО Коркин подписал «Постановление об избрании меры пресечения», что, собственно, и требовалось для ареста ЧСИР Балинской.
Создается впечатление, что справки на семью арестованного и об аресте ЧСИР предназначались не только (и не столько) для обоснования ареста ЧСИР. Именно эти справки, а не следственные дела, направлялись в Москву на рассмотрение Особого совещания НКВД СССР. Для удаленных регионов (Дальневосточный и Красноярский края, Восточно-Сибирская область) такая процедура была предусмотрена самим приказом №00486. Не исключено, что на практике следственные дела из других регионов также не направлялись в Особое Совещание НКВД.
Подтверждение этому можно найти в материалах учетно-контрольного дела Андрущенко Е.Е. Имеющаяся в нем «Повестка к заседанию ОСО» конспективно заменяет следственное дело. Этот документ, очевидно, и передавался на рассмотрение Особого совещания для вынесения постановления. «Повестка» по существу повторяет содержание справок, составляемых до ареста ЧСИР. Из иных результатов следствия в ней нашел отражение лишь тот факт, что ЧСИР «Виновной себя не признала». Ясно, что для составления такого процессуального документа как «Повестка к заседанию» при наличии справок с мест не требуется изучения всего следственного дела и его пересылки в Москву.
Справка на арест ЧСИР чаще всего содержит указания, под действие каких пунктов статьи 58 УК РСФСР подпадает супружеская связь жены с арестованным мужем. Но в некоторых справках это не указано.
В тоже время «Постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения» оформлены на стандартных типографских бланках и содержат все требуемые для данного документа данные. В том числе в них в обязательном порядке указывались статьи обвинения. Исключения из этого правила нами не обнаружены.
В подавляющем числе случаев (22 из 25-ти) это – ст.ст. 58-10, ч.1 (контрреволюционная пропаганда и агитация и 58-11 (участие в контрреволюционной организации). Иные пункты обвинения по статье 58, как-то: 58-6 (шпионаж), 58-7 (вредительство), 58-8 (террористический акт), 58-9 (диверсия), встречаются лишь в трех «Постановлениях» (Андрушенко Е.Е., Бадинская М.А., Батц Р П.). Несложно установить, что это – пункты статьи 58, по которым обвинялись их мужья.
Чрезвычайно интересно следующее обстоятельство. В то время как «Постановлении об избрании меры пресечения» содержат указания статей, по которым арестованным предъявлялось обвинение, все (!) «Обвинительные заключения по делу», также предусмотренные приказом №00486, не содержат указания статей обвинения!!! Фактически это означает, что следствие не установило фактов, подтверждающих обвинение в преступлении! Вместо указания статьи УК во всех «Обвинительных заключениях» имеются записи следующего, например, в деле жены редактора районной газеты В.А. Стропилина:
«Обвиняется: СТРОПИЛИНА Зинаида Ивановна,
в порядке приказа №00486 от 15.VIII.1937 г.»
Тем самым фактически признается, что следствие не нашло в поведении обвиняемой преступных деяний, подпадающих под действия тех статей, которые были указаны следствием при возбуждении уголовного дела! И это действительно так: имеющиеся в деле следственные материалы (протоколы допросов обвиняемых и свидетелей) не содержат доказательств виновности ЧСИР в предъявленных обвинениях по статье 58.
Вполне закономерно поэтому, что и «Выписки из протокола Особого Совещания» не содержат указания статей – ни в части «слушали», ни в части «постановили».
Заметим, что фактически только в этих «Выписках» (в их постановляющей части) встречаем мы текст, породивший печально известную аббревиатуру «ЧСИР», например, в выписке Степановой Л.И., жены директора ВГУ Щепотьева А.Л.:
«ПОСТАНОВИЛИ: Степанову Людмилу Ивановну как члена семьи изменника родины заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 5 лет, считая срок с 04.12.37 г.».
Тем не менее, известно, что многие лица, репрессированные в порядке приказа №00486, то есть как ЧСИР, утверждают и даже могут подтвердить документально справками о реабилитации, что они были осуждены по ст. 58 УК РСФСР.
Причиной этого, по нашему мнению, является следующее обстоятельство.
Отсутствие упрощенных процедур реабилитации до 1989 года, узаконенных в 1991 году Законом РФ «О реабилитации жертв политических репрессий», и необходимость ее осуществления путем пересмотра дел в порядке надзора, то есть в порядке обычного уголовного судебного делопроизводства, делало необходимым, чтобы в надзорные инстанции поступали «нормальные» следственные дела и приговоры с четко сформулированными статьями УК, по которым был установлен состав преступления осужденного. Иное делало бессмысленной саму надзорную процедуру.
Вероятно, в связи с этим в 50-х годах появились фальшивки в виде «Выписки из протоколов Особого совещания». Одна из них была обнаружена нами в Учетно-контрольном деле Степановой Л.И.. Этот «фабрикат» никак нельзя назвать копией «Выписки из протокола ОСО» из-за явного несовпадения ее содержания с оригиналом. В оригинале нет указаний на то, что ОСО слушалось
«Дело №_ о СТЕПАНОВОЙ Людмиле Ивановне, 1898 года рождения пост. 53-10 ч.1 !!!
Но именно эта приписка с указанием статьи УК РСФСР позволяла Учетно-архивному отделу УКГВ по Воронежской области направить дело Степановой в Президиум Воронежского областного суда для рассмотрения его в надзорном порядке, как это и предусмотрено УПК РСФСР. Теперь Президиум в полном соответствии с предоставленными ему надзорными правами мог рассматривать поступившее дело в порядке надзора, что он и сделал: 28 мая 1958 года отменил постановление Особого совещания НКВД СССР по делу Степановой за отсутствием состава преступления в ее действиях.
Другим выходом из создавшегося процессуального казуса при реабилитации являлась ссылка не на судебное решение по уголовному делу осужденной, а на «Постановление о мере пресечения», всегда содержащем, как мы видели, указания статей предъявленного (но не признанного доказанным!) преступления.
Так, упоминание статей 58-10. ч. 1 и 58-11 УК РСФСР, якобы нарушенных Гармац А.И., имеется в протесте по ее делу, направленном прокурором Воронежской области в Президиум Воронежского облсуда 28.12.1956. Однако в своем протесте прокурор правильно указывает, что действия осужденной квалифицируются по ст.ст. 58-10, ч. 1 и 58-11 не в обвинительном заключении и не в постановлении Особого Совещания, осудившего Гармац, а в постановлении об избрании меря пресечения о предъявления обвинения. Но надзорной инстанции пришлось закрыть на это глаза.
Впрочем, отмеченный нами прием (то есть подстановка в документы на-1 званий статей УК при реабилитации), вероятно, не был жестко предписан органам, готовившим документы к пересмотру дел, каким-либо нормативным или распорядительным документом. Например, в делах жены директора областной конторы «Союзпушнина» Тодрес М.И. и Строчилиной в 11 статьи УК в реабилитационных материалах не упоминаются. И военный прокурор, принесший протест в порядке надзора, и Военный трибунал Воронежского военного округа (ВТ ВоВО), отменивший постановления Особого совещания по их делам, обошлись без указаний того, в нарушении каких статей уголовного закона обвинялись и были осуждены Тодрес и Строчилина.
То же имеет место и дело Андрущенко Е.Е., по которому она была реабилитирована ВК ВС СССР. Даже по делу Балинской, содержащему в Постановлении об избрании меры пресечения ст.ст. 58-6,7 и 11, готовившее следственный материал УКГБ по ВО указывает на ее осуждение исключительно в порядке приказа НКВД №00486.
Так полное пренебрежение процессуальными нормами в эпоху большого террора поставило советское правосудие времен хрущевской оттепели перед необходимостью вновь фальсифицировать документы дел ЧСИР.
Это, а также (и, прежде всего) невозможность в обозримые сроки рассмотреть в порядке надзора миллионы уголовных дел, поставило нашу юстицию перед необходимостью ввести упрощенный порядок реабилитации жертв политических репрессий, в основе своей внесудебный, а значит противозаконный. Таким обернулось «долгое эхо» сталинской политической юстиции.
Просмотр «Выписок из протоколов ОСО» показывает, что, несмотря на то, что в соответствии с приказом №00486 осужденные ЧСИР должны были направляться в Темниковские лагеря, часть воронежских ЧСИР направлялись после осуждения непосредственно в Акмолинск, где в начале 1938 года было организовано специальное отделение одного из исправительно-трудовых лагерей ГУЛАГа (так называемого Карлага), получавшее бытовое название АЛЖИРА – Акмолинского лагеря жен изменников родины. В «Выписках» из протоколов заседаний ОСО либо стоит чернильный штамп с указанием места лагеря (Акмолинск) и даты отсылки «Выписки», либо нет ни штампа, ни подобной записи.
Как видим, в АЛЖИР можно было попасть через Темниковские лагеря в Мордовии, так и по прямому маршруту – из Воронежа.
Таковы особенности рассмотренных нами архивно-следственных дел ЧСИР. Несомненно, что небольшой объем выборки (по нашим оценкам 8-10% от числа воронежских ЧСИР) возможно сказался на качестве нашего исследования. Но мы надеемся, что представление о некоторых особенностях этой группы дел оно позволяет составить.