Конечно, Хьюго знал, что он нравится Лизе. Но девушка казалась ему гораздо более невинной, чем была на самом деле, и Хьюго долго колебался, прежде чем позволить себе сорвать этот цветок просто для собственного удовольствия. В конце концов, он был женатым человеком и мало что мог предложить Лизе в ответ на ее чувства.

Воспитание, полученное Хьюго, привитое ему с детства благородство чувств, окрашивало и его отношение к Лизе, и его представление о чувствах девушки. Хьюго никогда не пришло бы в голову, что Лиза интересуется им отнюдь не ради его самого и что человеку, обладающему его положением и властью, достаточно сказать Лизе: «Хочу тебя трахнуть», — и через минуту она будет в его постели.

Вместо этого, когда они в третий раз обедали вместе, Хьюго сказал:

— Я один на этой неделе. Не хочешь заехать посмотреть, где я пишу, когда не хочется ехать в офис?

Когда они въезжали в Джорджтаун, Хьюго вдруг пришла в голову мысль, что Уитмора можно отпустить: Лиза может доехать домой на такси. Но Хьюго тут же подумал, что Лизе явно больше хочется вернуться домой на «линкольне». К тому же Хьюго не хотел, чтобы Уитмор заподозрил его в чем-то. Поэтому он попросил шофера вернуться через час. Этим он подчеркивал, что ничего необычного между ним и девушкой не происходило. Ведь он довольно часто заезжал к себе с приятелями после обеда.

Хьюго провел Лизу в гостиную. Доставая из старинного секретера виски, он пояснил:

— Этот секретер — единственное, что досталось мне от моих родовитых предков.

— Это так непохоже на то, что стояло в моем доме.

Хьюго подвел девушку к одному из шератонских зеркал. Лиза стояла впереди него, и они оба смотрели на ее отражение. Девушка казалась ему хрупким цветком, в узеньком шелковом платьице без рукавов, с рядом пуговок, которые начинались на груди и заканчивались чуть ниже пояса. Если расстегнуть платье и поднять ее руки, оно упадет на пол.

— Хотел бы я знать, — произнес Хьюго, зачарованный зрелищем, — видел ли хоть один из моих предков, смотревших в это зеркало за двести лет, что-нибудь столь же прекрасное.

Лизе тоже нравилось смотреть на отражение Хьюго, на восхищенное выражение его лица. В зеркале показались его руки. Он начал с верхней пуговицы. Расстегнув пятую, он коснулся руками ее грудей.

— Я так и думал, — прошептал Хьюго, обнаружив, что под платьем ничего нет. Он расстегнул еще несколько пуговиц. — Я так и знал, что в тебе все красиво, — Лизе нравилось слышать возбуждение в его голосе.

Платье соскользнуло на бедра. Оба они смотрели на отражение Лизы. В глазах Хьюго светилось счастье. Лиза подняла руки и коснулась его лица. Хьюго все смотрел и смотрел в зеркало, на полуобнаженное создание, напоминавшее ему нимфу. Он встал на колени и снял с Лизы колготки, затем поднялся и продолжил расстегивать пуговицы. С легким шуршанием платье упало на пол. Теперь нимфа в зеркале была нагая, невинная и одновременно жаждущая. Жаждущая его одного.

Конечно, Хьюго понимал, что в жизни Лизы были мужчины и до него. Но, когда он спрашивал ее об этом, она обычно слегка улыбалась, чуть коснувшись его руки, если они сидели в ресторане, или его лица, если они были наедине, и говорила:

— Мне кажется, все это было так давно. То, что случилось, уже случилось, и в любом случае не имеет для меня никакого значения. Я никогда не чувствовала того, что чувствую сейчас.

Хьюго верил ей. Иногда, очень редко, перед его глазами опять всплывали толстые пальцы Джока, ощупывающие ее тело. Но он тут же прогонял эти видения прочь.

В следующий раз, когда Хьюго привез Лизу домой, они опять занимались любовью в гостиной. Как и в первый раз, оставив Лизу обнаженной, Хьюго поднялся наверх и принес два больших турецких полотенца. Как бы он ни был увлечен Лизой, необходимо было позаботиться о том, чтобы скрыть все от Джорджи. Полотенца можно кинуть в стиральную машину. Мысли о предосторожностях быстро уступили место новой волне восхищения Лизой. Расстилая полотенца на полу, посреди персидского ковра, Хьюго подумал, что они напоминают ему о восточных гаремах.

Как-то раз Хьюго спросил Лизу, не обижает ли ее, что они не поднимаются в спальню, а занимаются любовью на полу в гостиной.

— Мне здесь нравится, — ответила Лиза. — К тому же я не смогла быть с тобой в постели твоей жены.

За эти слова он полюбил ее еще больше и одновременно почувствовал горячее желание когда-нибудь подняться с ней в спальню.

Хьюго перестал притворяться перед Уитмором. Приехав с Лизой домой, он отсылал шофера. Уитмор все воспринял как должное.

Мысль, что он предает Джорджи, никогда не беспокоила его. Хьюго почти сумел убедить себя, что жена сама во всем виновата. Если бы Джорджи не была помешана на карьере, Хьюго никогда не позволил себе влюбиться в эту прелестную девушку. Лиза вызывала в нем одновременно желание обладать ею и защитить ее. Хьюго волновала ее беззащитность. А Джорджи больше не нуждалась в его помощи — она стала жесткой и бесчувственной.

Была еще одна причина, позволившая Хьюго убедить самого себя, что его роман с Лизой был благом для всех. Его измена никак не повлияла на отношения с женой в постели. В первый уикэнд после того, как они с Лизой стали любовниками, Хьюго боялся, что не сможет лечь в постель с женой, что Джорджи будет ему неинтересна. Однако неожиданно для себя и для нее он с такой страстью набросился на нее, не дав даже раздеться, что Джорджи пришлось высвободиться и, смеясь, уговаривать мужа дать ей хотя бы снять с постели покрывало.

Он старался не делать с женой того, что делал с Лизой, и наоборот. Видимо, Лиза возбуждала его настолько, что пробудившаяся в нем сексуальность освежила и его отношения с женой.

Конечно, Хьюго не обсуждал этого с Джорджи. Их брак уже девять лет держался на том, что они были близки только друг с другом, а рисковать семьей Хьюго не хотел.

Была также и другая причина, почему Хьюго держал все в секрете. Ему нравилось иметь свой секрет — нечто, принадлежащее только ему. Лиза была его тайной.

Пообедав в ресторане, Майкл О'Донован вернулся в офис.

Выходя из лифта, Майкл всегда испытывал удовольствие, ступая на дорогой красивый ковер, приближаясь к двери с номером 1600. Сейчас он с легкой улыбкой взглянул на латунную табличку с названием фирмы. Его забавляло, когда Джок вдруг начинал устраивать что-то сугубо официальное. Например, заказал эту табличку. Она явно не вязалась ни с наружностью Джока, ни с его манерами.

Майкл закрыл за собой дверь и снова улыбнулся. Ему нравилось оставаться в пустом кабинете. Сотрудники не зря считали, что он зациклен на уединении. Слава богу, будучи вторым человеком в компании, он мог это себе позволить. Майкл свернул в коридор и направился к своему кабинету. Открыв дверь, он прошел в комнату, где обычно принимал посетителей за красивым столом, обтянутым кожей. За дверью в углу была еще одна комната. Майкл достал связку ключей и открыл дверь. В комнате стоял небольшой письменный стол, прямой телефон, факс и ксерокс, которыми не пользовался никто, кроме Майкла. Секретарша заходила в эту комнату только за тем, чтобы поменять бумагу в факсе.

Майкл достал из портфеля папку, которая лежала перед ним за обедом. На папке было написано «КПТЭ — Лонсдейл». Майкл достал из папки несколько листков и включил ксерокс.