Лиза вернулась из Лондона еще в прошлый уик-энд. Когда позвонил Хьюго, она сказала ему, что не сможет встретиться с ним раньше следующей субботы.

— Завтра рано утром я вылетаю в Хьюстон. Надо отчитаться перед «Стар Ойл». После этого придется лететь в Лос-Анджелес, потом — в какую-то дыру в Нью-Мексике. «Дж. Д. Лиддон» начала там какие-то дела.

Хьюго был страшно разочарован. Он считал дни до ее возвращения из Лондона. Во время того ужасного уикэнда с Джорджи мечты о встрече с Лизой были его единственной отдушиной.

Потом это чудовищное известие во вторник. С тех пор он думал только о трагедии, постигшей Лонсдейлов. Ему удавалось периодически сконцентрироваться на работе, но потом мысли его опять возвращались к этому ужасному несчастью. Его чувства к жене изменились. Он даже не мог понять, в какой именно момент. Может, когда он вошел в спальню и увидел фотографию Джорджи с Пэтси и ее родителями, на которой все они так радостно смеялись. Хьюго разрыдался, ощутив невосполнимость потери, которую все они понесли. По мере того как Хьюго все больше и больше раздражала слава жены, Хьюго все больше и больше забывал ту живую, прямодушную девушку, которую он когда-то полюбил и с которой ему было так хорошо все эти годы. Неужели она исчезла из его жизни навсегда, как и родители Пэтси? Неужели тот Хьюго, который любил эту девушку, исчез куда-то, откуда уже нет пути назад?

Хьюго вновь и вновь вспоминал, как остановилось для него время во вторник утром и как он удивился, что было еще только десять минут девятого, когда он набрал номер Джорджи. Он так долго — кстати, а как долго? — относился к своим звонкам Джорджи как к не совсем приятной обязанности, а в последнее время даже стал испытывать к жене враждебное чувство, переходящее в желание сделать ей больно. За те минуты, что прошли с того момента, когда он увидел фотографию в спальне до того, когда он стал звонить Джорджи, он так устыдился этой своей готовности обидеть ее, что внутри его начало зреть сочувствие к жене и желание заботиться о ней. Потом, когда он услышал ее душераздирающий плач, в нем окончательно окрепло желание защищать Джорджи.

Он очень удивился, услышав, что Джорджи не собирается в офис, это она-то, которая всегда подробно расписывала сотрудникам планы того, что необходимо сделать в ее отсутствие. Приехав в Нью-Йорк, Хьюго опять был поражен видом жены: уверенная в себе красивая женщина превратилась в безутешную маленькую девочку. Когда он обнял жену, единственным его желанием было гладить и утешать ее. Никто из них не заговаривал о том, когда Джорджи вернется из Лондона. Подразумевалось, что это произойдет на следующей неделе.

Хьюго убеждал себя, что он не разлюбил Лизу. Но он уже не воспринимал девушку как произведение искусства. Теперь она была одним из обстоятельств, осложнявших его жизнь. Он с удивлением обнаружил, что даже рад, что они не увидятся до следующей субботы. В следующие несколько дней отношение его к Лизе изменилось настолько, что он с трудом подавил в себе желание обвинить в своем состоянии источник его мучений — Лизу. Несколько раз он вспоминал пугало в Райкрофт Лодж. Ведь он думал о Джорджи, когда смотрел, как собаки раздирают пугало на части. Конечно, это было больше чем фантазией, но сейчас Хьюго содрогался, вспоминая, сколько ненависти было в этой фантазии. Теперь его главным чувством в отношении Джорджи было сострадание, но к нему постепенно начинало примешиваться еще одно — такая горячая любовь, что Хьюго уже давно успел забыть, что такое бывает. Он каждый день звонил в Лондон, решил не звонить только в пятницу — все наверняка будут измучены похоронами.

Хьюго радовался возможности отвлечься работой. Интервью, которые он брал на Капитолийском холме, статьи, которые писал у себя в офисе, давали ему возможность не думать о Лизе. Но даже когда они с Джеми и Сарой играли в футбол на лужайке перед домом, тень Лизы витала над ним. Что же ему делать? А что он, собственно, хотел бы сделать?

Вот Ян Лонсдейл, как подозревал Хьюго, спокойно пускался на поиски приключений на стороне, не позволяя, чтобы это как-то отразилось на его браке. Все говорили, что небольшое приключение на стороне только стимулирует удачный брак. Хьюго попробовал это на себе, и результат ему решительно не нравился. Его любовь к Лизе казалась ему чем-то неземным, облагораживающим. Но брак его не стал лучше. Появилось желание избавиться от жены. Именно это и означала сцена с пугалом. Ему хотелось, чтобы на месте Джорджи оказалась Лиза.

Теперь воспоминания об этом заставляли его чувствовать отвращение — и к себе, и к Лизе. Может, он не будет испытывать такое чувство, когда Лиза действительно будет рядом с ним. Но все равно сложность оставалась. Как отреагирует Лиза на то, что он решил ее бросить? Она же смотрела на Хьюго как на покровителя и защитника. Разве может он теперь сделать ей больно? Затем Хьюго вспомнил, как именно ему пришлось защищать девушку. Тут же в памяти всплыла сцена его разоблачения: Пэт Рурк был прав, когда обвинял его, что он использовал свой пост для того, чтобы протолкнуть дело «Стар Ойл». Лиза не должна была просить его об этом. Хьюго обнаружил, что он почти ненавидит Лизу за то, что продал ради нее свое честное имя журналиста.

Хьюго должен был позвонить Лизе домой в пятницу вечером. Утром он проснулся, поняв наконец, что он сделает в субботу. Он скажет Лизе, что любит свою жену. Возможно, он не выложит ей это прямо, но смысл будет именно таким. Но где сказать об этом Лизе? Неожиданно Хьюго озарило: ну конечно же, он должен поехать с Лизой в Райкрофт Лодж. Там он и скажет ей все.

Хьюго не отдавал себе отчета в том, почему именно ему хочется поговорить с Лизой именно в Райкрофт Лодж. Быть может, потому, что именно там он впервые увидел девушку, туда привозил ее как свою возлюбленную, занимался с ней любовью в постели, которую до этого много лет делил с Джорджи. В общем, ему казалось правильным положить конец их связи именно там.

К тому же это будет благороднее по отношению к Лизе. Где еще мог бы Хьюго поговорить с девушкой? Не могло быть и речи о том, чтобы привезти ее в Джорджтаун, когда дома были дети. Для пикника в парке он сейчас был явно не в настроении. А если он скажет ей, что они должны расстаться, за ленчем у «Уилларда», это будет напоминать дешевый голливудский фильм. К тому же, по дороге из Вашингтона Хьюго сумеет постепенно дать Лизе понять, что с тех пор, как они виделись в последний раз, очень многое изменилось. А на обратном пути у Лизы будет время оценить, что ее не отшвырнули, как ненужную вещь, а обошлись с ней вполне деликатно.

Когда Хьюго позвонил Лизе в пятницу и сказал, что они едут в Райкрофт Лодж, та обрадовалась: раз он так скоро опять позвал ее в свой загородный дом, значит, он действительно в ее руках. Впрочем, Лиза была не из тех, кто часто поздравляет себя: она тут же начинала просчитывать следующий шаг.

Визит в Лондон поубавил в Лизе уверенности в себе. Она так и не смогла понять, действительно ли Ян Лонсдейл отменил их встречу из-за работы или просто не захотел ее больше видеть.

Потом, когда Лиза была в Хьюстоне, она услышала о смерти родителей Пэтси Лонсдейл. Лиза хорошо помнила их, хотя видела всего один раз — во время уик-энда, когда Джеймс Арден привез ее и Майкла О'Донована на «Свиноферму». Лиза запомнила, что они производили впечатление единого целого, даже когда были в разных местах. Конечно, Лиза не испытывала никаких чувств по поводу произошедшей трагедии, но у нее вдруг появилось дурное предчувствие, что каким-то непонятным образом это может отразиться и на ней.

После той неуверенности, которую испытывала Лиза в последнее время, она возликовала, когда Хьюго пригласил ее на субботу в Райкрофт Лодж: по крайней мере уж он-то крепко сидел у нее на крючке.

Когда фургон начал спускаться с Бэй-Бридж, Лиза краем глаза взглянула на Хьюго. Девушка вспомнила, что он сказал ей, когда они проезжали здесь первый раз: «У меня всегда такое чувство, как будто я возвращаюсь домой». И говоря это, он положил свою руку на ее.

В этот раз Хьюго молчал. Он не проронил почти ни слова с тех пор, как они выехали из Вашингтона.

— Надо быть повнимательней за рулем, — вот единственная его фраза, которую Лиза могла припомнить. Она положила руку рядом с Хьюго на сиденье, но за всю поездку он так ни разу и не прикоснулся к ней. Лиза начала сомневаться, не напрасно ли она надела сегодня белый сарафан. Обычно Хьюго делал ей комплименты по поводу внешности, сегодня же он ничего не сказал. Лиза надела белое нарочно: почему из-за этой Джорджи больше никто не имеет права носить белое?

Когда машина ехала по кукурузному полю, из-под колес поднимались облака пыли. Лиза услышала радостный лай доберманов.

— Ты предупредил мистера Пирса, что приедешь? — спросила Лиза.

— Да, поэтому он и оставил собак здесь, — ответил Хьюго. — Я займусь ими позже.

— Пожалуйста, остановись, Хьюго, — попросила девушка.

Фургон притормозил у вольера. Псы начали кидаться грудью на проволоку. — Я возьму их, — сказала Лиза. — Где ключи?

— Лучше не надо.

Неуверенность в себе, спровоцированная поведением Хьюго, ослабила выдержку Лизы.

— Думаешь, я не сумею с ними справиться? — начала она. — Ну, конечно, это могут только ты, мистер Пирс да несравненная Джорджи.

Хьюго смотрел на девушку, ошеломленный.

— Не говори глупости.

Он поехал дальше.

На этот раз он как бы механически распаковал корзину с едой от «Уилларда». Как только Хьюго переступил порог дома рядом с Лизой, ему больше всего на свете захотелось, чтобы этот день скорее кончился.

— Ты говорил в прошлый раз, что возьмешь меня на утиную охоту, — сказала Лиза.

— Сезон еще не открыт, — коротко ответил Хьюго.

— А было бы так здорово пострелять. Спорю, что ты и не догадывался, что я — отличный стрелок, — сказала Лиза. Стрелять ее научил один из ее приятелей в колледже.

— Хорошо, — сказал Хьюго. — Потом можем пострелять в цель. Видишь ли, Лиза, — добавил он, — нам нужно кое о чем поговорить.

Ставни в зале были закрыты, и в полутьме глаза Лизы казались темно-фиолетовыми. В них засветилось беспокойство.

— Я налью нам выпить, — предложил Хьюго.

Пока Хьюго не было, Лиза смотрела сквозь стеклянные двери на газон и полоску пляжа, спускающуюся к пирсу. Хьюго принес кампари.

— Давай присядем, — сказал он, ставя бокал Лизы на столик рядом с креслом, а сам сел на стул… Он рассказал ей все. Бомба, убившая Фосеттов, все изменила в их жизни. Хьюго понял, как он необходим своей жене. Он не может больше продолжать обманывать Джорджи, и поэтому они с Лизой должны расстаться.

Хьюго посмотрел на девушку. Интересно, действительно ли изменился цвет ее глаз, или это игра света и тени: из фиолетовых они вдруг стали холодными, темно-серыми.

— А что если я не хочу, чтобы меня выкидывали как мешок мусора? — казалось, спокойно спросила Лиза.

— Кто говорит о том, что тебя выкидывают? — спросил Хьюго, хотя оба они прекрасно понимали, что речь идет именно об этом. То, как прямо Лиза ставила вопрос, усилило неловкость Хьюго.

— Ты не можешь вот так подбирать людей, а потом бросать их, когда они тебе надоедают, Хьюго.

— Я вовсе не бросаю тебя, — сказал Хьюго. — Я хочу, чтобы мы остались друзьями. Я надеюсь, что мы будем встречаться и разговаривать. Я говорю только о том, что мы не можем больше быть любовниками. Если я чем-то смогу тебе помочь, надеюсь, ты обратишься ко мне.

Лиза глядела на Хьюго враждебно.

— Хорошо, — сказала она. — Я прошу тебя сводить меня к Имоджин Рендл на следующей неделе.

Хьюго впервые увидел, насколько жесткой была Лиза. Это было прозрением, как если бы с его глаз вдруг спала пелена. И тут же Хьюго поразился тому, насколько большое влияние имела на него эта девушка. Спасибо Пэту Рурку, Джорджи уже все знала.

— Поговорим на эту тему попозже, — сказал Хьюго. — А сейчас я схожу за оружием. Пугало будет мишенью.

Хьюго вскоре вернулся, неся «винчестер» тридцать второго калибра для Лизы и «смит и вессон» — револьвер тридцать восьмого калибра для себя.

— Какое выбираешь? — спросил он у девушки.

Она молча взяла одно из ружей. Хьюго достал из нижнего ящика стола две коробки с патронами.

— Я понесу все сама, — холодно сказала Лиза, взяв одну из коробок. Когда они вышли за дверь, то обнаружили, что полуденная жара дает о себе знать.

— Какое здесь все-таки жуткое место, — поморщившись, сказала Лиза. Время, когда она угождала Хьюго, изображала ради него невинный цветочек, теперь прошло. Теперь у нее больше не было причин скрывать свои острые зубы. Если Хьюго думал, что услышит от нее что-то вроде: «Да-да, конечно, возвращайся к своей драгоценной жене и забудь, что я вообще существую на свете», то он сильно ошибался.

Хьюго молчал.

Собакам было жарко. Они кидались на загородку, пока Хьюго открывал замок, и весьма неохотно дали пристегнуть поводки к ошейникам.

Хьюго был рад возможности захватить с собой псов: они отвлекали его от угрюмого молчания Лизы. Они обошли дом, и Хьюго снял с собак поводки. Лиза захотела идти босиком и, положив ружье и патроны, начала развязывать шнурки тапочек.

— Лучше не разувайся, — посоветовал Хьюго. — Ты пожалеешь об этом, когда мы дойдем до пшеничного поля.

Собаки уже скрылись за тополями. Хьюго свистнул, и собаки примчались назад, попрыгали вокруг Лизы и хозяина, затем опять исчезли за живой изгородью.

Когда Хьюго и Лиза дошли до деревьев, девушка спросила все тем же капризно-раздраженным голосом:

— Ты принес мои патроны?

— Ведь ты же сама несла их, — ответил Хьюго.

— Наверное, оставила около дома.

— Я принесу, — сказал Хьюго. — Жди меня здесь.

Он пошел обратно, радуясь возможности хоть недолго побыть одному.

— Черт бы тебя побрал, — прошипела сквозь зубы Лиза.

Она вовсе не собиралась по его указке торчать здесь на одном месте. Деревья тянулись узкой полосой, которая была границей между участками Хьюго и Пирса. Пройдя меж тополей, Лиза оказалась перед полем пшеницы, по другую сторону которого виднелся еще один ряд деревьев, за которыми начинались владения Пирса. Речушка, протекавшая по ту сторону поля, сверкала и переливалась в лучах солнца. Посреди поля стояло пугало в изодранной белой одежде.

— Я ненавижу Хьюго. Я ненавижу Джорджи. Я ненавижу эту чертову жару, — стучало в голове у Лизы. — Как бы мне хотелось, чтобы этим пугалом была Джорджи. Я бы убила ее!

Она вспомнила, какие команды давал Хьюго псам, когда они были здесь в прошлый раз. Лиза крикнула:

— Взять!

Собаки кинулись на пугало, вырвали из него несколько клоков одежды и пучков соломы, глаза их горели. Затем они опять начали носиться вокруг пугала.

— Взять! — опять закричала Лиза, тряся ружьем над головой, как будто перед атакой. О, она убьет Джорджи! — Взять!!!

Доберманы бегали все более широкими кругами. Кричащая и размахивающая ружьем фигура в белом платье увеличивала их возбуждение. Их огромные лапы двигались все быстрее и быстрее, круг все расширялся и расширялся.

Хьюго не торопился. Когда он подошел к первому ряду тополей и увидел, что девушка уже ушла вперед, он только пожал плечами. Рубашка Хьюго уже промокла от пота. Он думал о том, что, когда закончится этот день, он станет самым счастливым человеком на свете. Хьюго вернулся к пирсу, посмотрел, хорошо ли привязана лодка, и двинулся вдоль берега к тому месту, где между тополей, подступавших к самой воде, можно было пройти к пшеничному полю с другой стороны. Он услышал команды Лизы.

— Дура, — пробормотал он, ускоряя шаг. Хьюго как раз подошел к живой изгороди, когда раздался крик, леденящий кровь.

Хьюго прошиб холодный пот. Он наспех засунул в револьвер четыре патрона и побежал в сторону поля.

Пирс как раз был во дворе своего дома, когда услышал, что какая-то женщина кричит на собак. Потом он не мог точно вспомнить, в какой момент лай и визг собак перешел в злобное рычание, а женские крики — в нечеловеческие вопли, все, казалось, слилось в один душераздирающий звук, который становился все выше и выше. Пирс схватил садовую лопату и кинулся к тополям.

Когда Пирс добежал до поля, он увидел пугало в обрывках одежды и с торчащей во все стороны соломой и черные спины собак, склонившихся над чем-то посреди поля.

Подбегая к псам, Пирс выкрикивал команды, пытаясь остановить их, но собаки, казалось, не слышали их. Пирс увидел, что с другой стороны поля бежит Хьюго. Размахнувшись, он ударил лопатой одного из псов. Тот оставил Лизу и обернулся к Пирсу. Открытая пасть собаки была в крови, казалось, она ухмыляется, с зубов свисал клок белой материи. Когда доберман, казалось, вот-вот кинется на Пирса, раздался выстрел. Затем еще один. И еще два.

Наступившая тишина оглушила Хьюго больше, чем все услышанное им за последние минуты. Хьюго и Пирс склонились над тремя трупами. Узенький ручеек крови вытекал из уха одной из собак, струйка пошире — из шеи второй. Вокруг было столько крови, что трудно было разглядеть, где начинается растерзанная человеческая плоть. Нещадно шпарило солнце. Кровь быстро высыхала. Ярко-синие стрелки разбитых платиновых часиков остановились на пяти минутах первого.