— Ублюдки, — пробормотал Хьюго, отрывая листок с бюллетенем «Ассошиэйтед Пресс», который ему передали по факсу.

Со времени их ссоры с Джорджи прошло уже три дня. Наутро Джорджи улетела в Нью-Йорк первым рейсом, и с тех пор супруги всего один раз поговорили по телефону.

В эту пятницу Хьюго не пошел в офис. Он остался писать свою колонку дома. «Ньюс» была утренней газетой, и поэтому номер верстали как можно позже днем или вечером, чтобы в выпуск вошли комментарии последних событий. Но, когда Хьюго писал обзоры, а не комментарии к горячим новостям, он мог сдать статью и пораньше. Няня с детьми должна была приехать вечером на поезде, а Джорджи обычно прилетала последним авиарейсом, после того как «Уорлд» был сдан в печать.

На большом столе Хьюго стоял компьютер с дисплеем и клавиатурой, лазерный принтер и модем, пересылавший по телефону в редакцию все, что написал Хьюго. Тут же стоял телефакс.

Хьюго еще раз перечитал листок с сообщением, который держал в руках.

«Член Британского парламента убит бомбой, подброшенной в его машину. Мистер Джон Марсден, член парламента, был убит на месте, как только открыл дверь своего автомобиля, припаркованного перед домом в Челси. Мистер Марсден собирался посетить свой избирательный округ. В результате взрыва пострадала пятилетняя дочь Марсдена. Девочка доставлена в больницу св. Фомы с ранениями ноги и головы. Ее состояние вызывает серьезные опасения. Будучи членом промышленного Комитета Палаты общин, мистер Марсден неоднократно подвергал критике новое направление политики правительства, поощряющее создание совместных предприятий в Северной Ирландии. Скотленд-Ярд пока затрудняется сообщить, каким образом была подброшена бомба, но высказывается мнение, что бомба была приведена в действие с помощью дистанционного управления, когда член парламента выходил из дома, куда он заехал после заседания палаты, чтобы позавтракать в кругу семьи в день рождения своей дочери. ИРА взяла на себя ответственность за этот теракт».

Дочитав сообщение, Хьюго подумал о Саре. Он иногда скучал по дочери даже больше, чем по Джорджи. Конечно, сына Хьюго тоже любил, но тот был еще совсем маленьким, Сара же была уже вполне смышленой пятилетней девчушкой. И, хотя Хьюго не спешил признаться себе в этом, он любил дочь совершенно особенной любовью с самого дня ее рождения.

— Ублюдки, — Хьюго остервенело мял листок в руке, жалея, что это не физиономия одного из бойцов ИРА. Швырнув листок в корзину, Хьюго вернулся за стол. Хьюго удалил с экрана полузаконченный кусок статьи о кризисе в Белом доме. Придется подождать с этим.

Он начал с начала.

«Американцы ирландского происхождения очень гордятся своими предками. У многих есть родственники по обе стороны границы, отделяющей Республику Ирландия от Ольстера. В день святого Патрика патриоты Ирландии обычно ударяются в сентиментальный национализм; но, как только празднества заканчиваются, эти люди сворачивают зелено-бело-оранжевый флаг и убирают его в шкаф до следующего года. Остальные триста шестьдесят четыре дня в году они чувствуют себя американцами. Так поступает большинство американских граждан, имеющих корни в Ирландии. Однако есть еще другая часть американских ирландцев, которая, намеренно или искренне заблуждаясь, поддерживает свирепых убийц-сектантов из Северной Ирландии. Молодчики из ИРА с масками на лицах жгут, убивают, забивают до смерти, не делая разницы между солдатами и мирными гражданами Великобритании. Эти люди — террористы, не больше и не меньше.

И, как все террористы, они нуждаются в финансировании. Полковник Кадаффи из Ливии с радостью оказывает поддержку ИРА, и это никого не удивляет: полковник любит жестокость.

Но как могли попасть в число лиц, поддерживающих ИРА, добропорядочные американские граждане из штата Массачусетс? Представляют ли избиратели сенатора Патрика Рурка из Южного Бостона, когда переводят по его призыву значительную часть своих доходов в фонд «Норейд», американской группы поддержки ИРА, на что будут использованы их деньги? Чтобы победить в романтическом сражении за национальную гордость Ирландии? Или чтобы вооружить горстку психопатов, убивающих исподтишка мирных граждан? Сознает ли сам сенатор Рурк всю чудовищность преступлений, совершенных, возможно, на средства, собранные «Норейд» с его помощью, сознательной или несознательной?

ИРА с гордостью заявляет о своей ответственности за террористический акт против одного из членов Британского парламента. Мистер Марсден боролся против новой линии в политике Британского правительства, направленной на создание в Северной Ирландии большего количества рабочих мест для рабочих-католиков. Джон Марсден придерживался пессимистических взглядов на этот вопрос, которые многие предпочли бы назвать реалистическими: он считал, что любая попытка правительства Британии действовать совместно с представителями Северной Ирландии обречена на провал.

И это явилось причиной акции ИРА? Невозможно представить себе большего лицемерия. Продуктивное сотрудничество между правительством Британии и католиками Ольстера — последнее, что хотели бы видеть деятели ИРА. Настоящая причина убийства — проводимая ИРА политика, направленная на то, чтобы сеять смятение и страх.

Мистер Марсден заехал в свой дом в Челси, чтобы отметить день рождения дочери. Сейчас его пятилетняя дочка находится в больнице с тяжелыми ранениями от взрыва, убившего отца на ее глазах.

Что ж, возможно администрация «Норейд» довольна тем, как используются средства организации? Но неужели американские ирландцы решили поделиться доходами со своей исторической родиной, чтобы их взносы были использованы таким образом? Гордятся ли они этим сегодня?»

Хьюго знал, что вскоре последует телефонный звонок от юристов «Ньюс», и он услышит, что оказался в своей статье чересчур близок к тому, что можно истолковать как диффамацию сенатора Патрика Рурка. Это не смущало Хьюго. Он подбирал слова с достаточной осторожностью: в статье не было прямо сказано, что лично Патрик Рурк финансировал теракты ИРА против гражданских лиц.

— Придется нам покупать вертолет, — пошутила Джорджи.

Хьюго сидел за рулем фургончика-«вольво», который они обычно использовали, отправляясь на Восточное побережье Мэриленда. Чтобы добраться до места, им требовалось полтора часа, а в субботу утром из-за оживленного движения даже больше.

Джорджи сидела рядом с мужем, дети и няня — сзади. Ни Джорджи, ни Хьюго ни словом не обмолвились о своей дикой ссоре. С молчаливого обоюдного согласия об этом решено было забыть. В свое время Хьюго настоял на том, чтобы они купили довольно запущенное местечко под названием Райкрофт Лодж. Раньше Райкрофт Лодж использовали как охотничий домик. Дочери мистера Райкрофта продали его Хьюго после того, как их отец неожиданно проникся отвращением к излюбленным удовольствиям своей юности — бурбону и утиной охоте. Джорджи тогда решила, что Хьюго сошел с ума.

— Уж если так необходимо уезжать куда-то на уик-энд, почему бы не снять бунгало поближе к Нью-Йорку? — говорила Джорджи.

— Там хоть не будет так зверски жарко. Они не могут позволить себе платить по ценам Лонг-Айленда за свой третий дом, — упрямо повторял Хьюго.

— Говорю тебе — не нужен мне никакой третий дом, — настаивала Джорджи. — Только пакуй все время чемоданы…

Но Хьюго был уверен, что им необходимо место, куда они могли бы скрыться от городской суеты, да и детям нужно какое-то место, где они все вместе могли бы почувствовать себя семьей, куда могли бы наезжать с визитами родственники Хьюго. Дети должны иметь хоть какое-то представление о своих корнях.

На самом деле столь твердое решение приобрести Райкрофт Лодж диктовала Хьюго ностальгия по незатейливым удовольствиям его детства. Хьюго все еще помнил то волнующее ощущение, которое испытывал, посещая охотничий домик своего дяди, удовольствие от долгих поездок по только что построенному мосту Бэй-Бридж, сделавшему доступной другую сторону залива.

В последние годы среди молодых преуспевающих вашингтонских служащих вошли в моду пляжи Атлантики, длинным языком протянувшиеся от Делавера через Мэриленд и Вирджинию. Но семьи с традициями по-прежнему предпочитали селиться на полуострове со стороны залива. Поместья их стояли обычно в устьях узеньких речек, где время, казалось, остановилось, а утки вили свои гнезда прямо в кустах у берега.

Рыбаки, которые зарабатывали на жизнь ловлей моллюсков, закидывали свои сети на дно впадин, и на поверхности плавали поплавки из цветных стеклянных шаров. Хьюго любил блеск этих поплавков, когда они покачивались над попавшими в сеть моллюсками. Домик дяди Хьюго был на другой стороне от Райкрофт Лодж, чуть выше по течению извилистой протоки. Чтобы добраться туда по воде, требовались считанные минуты, на машине же это занимало целый час. Чтобы проделать тот же путь в экипаже в колониальные времена, потребовалось бы не меньше суток. Не случайно в те времена аристократы пользовались лодками ничуть не реже, чем местные рыбаки.

Когда «вольво» подъехал к платному въезду на мост, Сара открыла свое окошко, чтобы заплатить.

— А ты заплатишь в следующий раз, Джеми, — сказала она.

Через пять минут фургон доехал до низкой арки моста, и перед глазами пассажиров открылась панорама побережья.

— Ну что ж, въезжаем на землю обетованную, — пошутил Хьюго.

Глядя на равнинный пейзаж, Джорджи подумала, что отдых на Восточном побережье явно стоит рекомендовать людям с неустойчивой нервной системой: пейзаж был настолько монотонным, что просто нечему было вызывать раздражение, возбудить эмоции. На горизонтальной поверхности глаз всегда отдыхает. Хотя полоса прилива при полном штиле выглядела скучновато. Джорджи поделилась своими мыслями с мужем.

— Местным жителям прилив не кажется скучным, — ворчливо ответил Хьюго.

Джорджи опустила окно со своей стороны, чтобы вдохнуть соленого морского воздуха. Было жарко, одежда Джорджи тут же прилипла к телу.

— Смешное место, — ворчала она себе под нос. — Стоит на секунду приоткрыть эту чертову форточку, и считай, что тебя уже сварили заживо.

Когда плавный спуск с моста кончился, Джорджи закрыла окно, чтобы мог нормально работать кондиционер. Через пыльные стекла Джорджи глядела на обшарпанные, обшитые досками домишки, на негров, сидящих на крылечках в креслах-качалках или просто на ступеньках. Джорджи подумала, что палящее солнце делало здешних негров еще темнее.

— Мистер Пирс приведет собачек? — спросила Сара.

— Он обещал, — ответил Хьюго.

Мартин Пирс был их соседом по Райкрофт Лодж. Его дом стоял за поворотом реки вплотную к Райкрофт Лодж. Пирс присматривал за участком Хьюго. Когда Джорджи и Хьюго пришла в голову мысль завести собак, они договорились с Пирсом, что он будет дрессировать псов и присматривать за ними. Джорджи и Хьюго купили в местном собачьем питомнике двух щенков доберманов. Джорджи очень удивила содержателя питомника, потребовав абсолютно черных псов, без характерных для этой породы коричневых подпалин. Однако в очередном помете как раз оказалось два подходящих пса, и хозяин порадовался про себя причуде новых покупателей: если бы не они, ему бы вряд ли удалось сбыть щенят. Для собак построили два больших проволочных вольера — один у дома Пирса, другой — в Райкрофт Лодж.

Было около одиннадцати часов, когда Хьюго проехал между двумя выкрашенными белой краской столбами, за которыми начиналась узкая грязная дорожка, которая шла мимо кукурузного поля, пары сараев и, миновав большой проволочный вольер, заканчивалась на посыпанном галькой дворе дома. Фанерные стены сияли белизной в лучах предполуденного солнца.

— Где же собачки? — спросила Сара. — В клетке их нет.

— В вольере, — поправила Джорджи. — Так звучит веселее. У этих собачек не такая плохая жизнь. Многие люди позавидовали бы им. Наверное, Пирс их дрессирует.

Войдя в дом, Сара и Джеми кинулись прямо в большой зал, который использовали как огромную гостиную. Стеклянные двери зала выходили на сложенную из кварца террасу. Газон, который еще не успело спалить июньское солнце, спускался к деревянном пирсу, выдававшемуся над водой. Узенькая речка текла почти на уровне газона. Течение было слабым, и поверхность казалась абсолютно гладкой. Справа неровной линией росли величавые тополя. Прибрежная полоса была усыпана осколками раковин. Тополя служили естественной границей, отделявшей Райкрофт Лодж от владений Пирса.

— Вот они, — закричала Сара и бросилась вперед, туда, где показался Пирс с двумя собаками на поводках.

— Немедленно остановись, Сара, — закричала Джорджи. — Стой на месте.

Джорджи бросилась к дочери, неподвижно застывшей посреди дороги.

— Я же говорила тебе, — успокоившись, Джорджи взяла дочку за руку. — Никогда не бегай перед собаками, никогда не убегай от них. Это может их перевозбудить. Так случаются несчастья.

Млея от жары, они направились навстречу Пирсу. Эбеново-черные шкуры собак лоснились от пота. Собаки лаяли от удовольствия, натягивали поводки. Пирс остановился в нескольких футах от Джорджа и Сары.

— Рад вас видеть, мэм. Как дела, Сара?

Сара протянула ручку к одной из черных морд.

— Доброе утро, Ганнибал. Какие у тебя большие белые зубы. — Другой пес тоже протянул морду к руке девочки. — Доброе утро, Отелло. Какой у тебя длинный розовый язык.

Джорджи рассмеялась.

— Я возьму собак, Пирс, — сказала она. — Хьюго наверху, в доме. Потом он, возможно, захочет поговорить с вами.

Джорджи взяла поводки, и они направились в сторону пирса. Синий сарафанчик Сары был мокрым от пота. Джорджи тоже вся взмокла.

— Черт возьми, — бормотала Джорджи. — Здесь никак не меньше девяноста градусов. А ведь лето еще только начинается.

Они скинули сандалии и спустились к узенькой полоске песка между газоном и водой. Вода напоминала теплый суп. Они взобрались на пирс, который заканчивался сараем для лодок. Собаки стряхивали воду с черных лап с огромными когтями, напоминавшими птичьи.

— Я люблю смотреть через щели в досках на воду внизу, — сказала Сара.

Джорджи отстегнула поводки. Она взяла две раковины, отшлифованные до белизны, и вернулась к краю пирса. Размахнувшись, Джорджи закинула раковины так далеко, как только могла, на газон.

Собаки заскулили, помахивая обрубками хвостов.

— Взять, — резко скомандовала Джорджи.

Доберманы перепрыгнули через полоску песка и кинулись к раковинам. Сцепившись, они два или три раза подкинули раковины в воздух, пока наконец каждая собака не схватила по одной. Доберманы вернулись с добычей обратно на пирс. Сара захлопала в ладошки. Джорджи похлопала две неровно дышащие морды.

— Почему Джеми не любит их, мама? — спросила девочка.

— Они очень большие.

— Но ведь они никогда никого не обидят, если их не дразнить, правда, мама?

— Правда. Но мистер Пирс говорит, что ты никогда-никогда не должна выводить их на прогулку одна. Надеюсь, ты понимаешь это.

Они направились к дому. Джеми сидел на террасе в одном из белых бамбуковых кресел и следил за ними.

Безоблачная синева неба сливалась со спокойной водой. Свирепое выражение собачьих морд казалось игрой. Жара потихоньку спадала.