— Проходите ко мне в кабинет, — пригласил Мессенджер.

— Вы всегда работаете по субботам?

— Если получается. В субботу спокойнее, чем в остальные дни.

— Значит, я пришла нарушить ваш покой.

— Только на некоторое время. Чем могу быть полезен?

Сидя напротив Мессенджера, Кейт самолично удостоверилась в правильности того впечатления, которое составил о нем Джерри. Мессенджер был милым, и другого определения для этого домашнего, мягкого, интеллигентного человека не находилось.

— Я собираюсь поведать вам одну историю, — сказала Кейт. — Однажды я ее уже рассказывала. Я становлюсь прямо артисткой разговорного жанра. В первый раз меня встретили если не возгласами бурного веселья, то по крайней мере недоверчивым хмыканьем. Я не прошу вас поверить мне. Просто послушайте. Вечером у вас будет возможность сказать жене: «Сегодня утром я ничего не сделал, появилась одна умалишенная и настояла на том, чтобы я выслушал одну идиотскую сказочку». Это будет хорошее развлечение для вашей жены.

— Рассказывайте, — попросил Мессенджер.

Кейт поведала ему то же, что и Риду. Мессенджер слушал и курил трубку, время от времени исчезая за клубами дыма. Когда она закончила, он принялся выбивать свою трубку.

— Знаете ли, — проговорил он, — когда я подошел к Майку в Нью-Йорке, он сначала меня даже не узнал. Полагаю, это довольно естественно, ведь он совсем не ожидал встретить меня там. Я заметил, что он стал очень элегантным и не хотел иметь со мной никакого дела. Одни всегда готовы подумать, что ими пренебрегают, другие считают, что ими пренебрегать никак нельзя. Я принадлежу к первому типу. Майк сказал мне, что я сильно изменился. В то время я и сам так подумал. У каждого свое представление о переменах. Хотя, знаете ли, я совсем не изменился. Есть некое преимущество в том, чтобы иметь внешность, от которой останавливаются часы. Кажется, лица такого типа не меняются. Ну, я стал носить очки, а раньше их не носил. Поэтому я счел его замечание довольно логичным.

— Вы хотите сказать, что моя история вовсе не показалась вам неправдоподобной?

— Ну, вообще-то, не показалась. Человек, с которым я встретился в Нью-Йорке, не принадлежал к любителям пива. Не подумайте, что он мне сам это сказал и мы с ним не пили, но он не был похож на любителя пива. А Майку не нравились крепкие напитки. Он пил только пиво да легкое вино за обедом. Однако со временем меняются и вкусы. Боюсь, ваш Рид Амхерст скажет, что нам с вами следует заняться написанием научной фантастики. Возможно, мы последуем его совету.

— Договорились. Наука — за вами, я же специализируюсь на фантастике. Рид подтвердит: я в этой области — специалист высокого класса. Но в данный момент, мистер Соавтор, мне нужно от вас только одно. Нечто вроде родимого пятна на плече Майка. Он, случайно, не был близоруким или глухим на одно ухо?

— Понимаю. Я подумал об этом в том еще месте вашего рассказа, где Майк повстречался с незнакомцем. Но Майк не был близоруким, глухим он тоже не был, слон ему на ухо не наступал, хотя у него не было голоса оперного певца. Единственное, что мне приходит на ум, — это то, что Майк умел шевелить ушами, не двигая ни одним мускулом лица. Но в качестве улики это тоже не подойдет. Кроме того, мне говорили, что этому может научиться любой, если достаточно долго тренироваться. Представьте только, как ваш доктор Барристер сидит дома и вечер за вечером практикуется в шевелении ушами. Видите, я мелю чистый вздор и мало чем могу быть вам полезен.

— Я поведала вам невероятную историю, однако вы не стали звонить в полицию и просить избавить вас от «этой сумасшедшей». Поверьте, это важнее, чем вы думаете. Наверняка Майк очень вам симпатизировал. Дженет Гаррисон знала об этом, вот почему она и оставила вам свои деньги. Вы понимаете, у меня в руках только дурацкое предположение. Если мы сумеем найти подтверждение этой истории или заставить полицию найти доказательства вместо нас, у вас будет больше оснований получить те деньги, что она вам оставила.

— К несчастью, это завещание будет ставить мои показания под подозрение. Видите ли, все дело в том, что я был знаком с Майком лишь в течение одного года, и мы не были Дамоном и Пифиасом. Я даже не помню, когда он рассказывал мне о том отрывке из романа Лоренса — возможно, я спросил о его семье, потому что он ни разу о ней и словом не обмолвился. В основном Майк ничего о себе не рассказывал. Мы обсуждали всякие медицинские вопросы, преимущества различных специальностей и все такое прочее. Подождите минутку, а как насчет зубов?

— Я думала о зубах. Я читаю детективы. Дантист в Бангоре, который лечил зубы Майку, давным-давно умер. И Джерри не удалось отыскать и следов карт его пациентов. Вероятно, его преемник оставил лишь карточки посещающих его, но и он уехал. Так получилось, что пять лет назад мне пришлось сменить дантиста, поскольку наш семейный доктор вышел на пенсию. Я позвонила зубному врачу, к которому хожу теперь, — вы и представить себе не можете, какая я надоедливая, — и оказалось, что он записывает в карту лишь собственную работу. Дантист, который вышел на пенсию, продал свою практику, но купивший ее оставил лишь записи за последний год. И единственные сведения обо мне относятся к последним пяти годам. А ведь большинство пломб мне поставили еще в подростковом возрасте. Вы, случайно, не в курсе, например, что у Майка были удалены все зубы мудрости? Если мы сможем доказать это, а у доктора Барристера все четыре зуба мудрости окажутся в целости и сохранности, то…

Мессенджер отрицательно покачал головой:

— Тогда, конечно, мне было не до того. Быть ординатором — дело очень хлопотное и утомительное, мы даже дома оказывались в разное время. Я даже не помню, храпел ли Майк, и не знаю, знал ли я это вообще когда-нибудь. Честно говоря, у меня не слишком хорошая память на всякие мелочи. Моя жена жалуется на это время от времени. Я постоянно делаю ей комплименты насчет шляпки, которую она носит вот уже три года. Помню, как однажды сидел и смотрел на свою жену. Она поседела, а я даже не заметил, как это произошло. Мне очень жаль. Вы проделали такой долгий путь, а я…

— Мне следовало бы позвонить. Но я действительно хотела приехать. Обратный рейс в полдень. У меня даже хватит времени, чтобы пойти в музей.

— А почему бы вам не заглянуть к нам на ленч? Мне бы хотелось, чтобы вы познакомились с Энн. Она — самая рассудительная, самая земная женщина в мире. Может, она что-нибудь придумает.

Кейт с радостью приняла приглашение. Они были милой семьей. После ленча Кейт и чета Мессенджеров сидели на заднем дворе, как они его называли, и Кейт снова пересказывала свою историю. Энн, в отличие от Кейт и своего мужа, не была мечтательницей. Ее реакция во многом походила на реакцию Рида. Однако, когда Кейт прощалась, Энн сказала:

— Я буду честна, Кейт. Думаю, вся эта история достаточно логична для того, чтобы принять ее как версию. А поскольку опровергающих ее фактов нет, вы позволили себе в нее поверить. Я не убеждена, что все так и было на самом деле. Однако вероятность того, что она могла бы случиться, есть. И если Дэну известно что-то, что может послужить доказательством, мы это откопаем. Я человек более методичный, чем он. Конечно, во всем, кроме генов. Я попытаюсь помочь ему вспомнить. Но пожалуйста, не слишком на это надейтесь.

К десяти часам Кейт уже была дома. Поездка из аэропорта Кеннеди заняла почти столько же времени, сколько перелет из Чикаго, и даже больше, если принять во внимание, что ей пришлось долго ждать багажа. Но несмотря на это, она была рада, что слетала туда. Рид позвонил в половине одиннадцатого.

— Помнится, я встречал тебя в политическом клубе, — сказал он, — но я не знал, что ты задумала выставить свою кандидатуру. Ты можешь приостановить свою деятельность, скажем, на двадцать четыре часа? Ты что-нибудь узнала? Ну, не теряй надежды. Я хотя и не парил в заоблачных высях, но и не сидел сложа руки. Я консультировался с экспертом-отоларингологом. Он сказал, что фотографии, имеющейся у нас, недостаточно. Однако он попытается что-нибудь сделать. Мы отправили детектива под видом уличного фотографа добыть нам фото ушей доктора Майкла Барристера. Мне также пришло в голову, что Майк мог быть запечатлен на фото выпускников колледжа, и, возможно, на этой фотографии уши у него видны. А вдруг среди вещей, принадлежавших старой даме, найдется фотография Майка? Я с изумлением узнал, что уши с возрастом не меняются. Даже детские снимки подойдут. Конечно, это еще не доказательство. Подозреваемый вправе нанять собственного эксперта, который оспорит выводы нашего. С экспертами всегда так: один говорит одно, другой — другое. Но я все равно попытаюсь. Так каков собой этот Мессенджер?

— Хотелось бы мне встретиться с ним раньше и убедить его на мне жениться!

— О Господи! Ты совсем плоха. Можно мне приехать и утешить тебя? Я поведаю тебе о том, как я мило провел время в суде. Они решили, что книжки, которые мы с таким трудом изъяли, не порнографические. Как выражается моя матушка, до чего докатится этот мир!

— Благодарю тебя, Рид. Но я приняла полторы таблетки секонала и отправляюсь в постель. Мне жаль, что в суде все так получилось.

Телефонный звонок, казалось, извлек Кейт из пучин океана забвения. Она в отчаянии устремилась к поверхности. Была полночь.

— Да, — сказала она в трубку.

— Это Дэн Мессенджер. Я вас разбудил? Но я подумал, вы не станете возражать. У нас кое-что есть. Можете поблагодарить Энн. Вы меня слушаете?

— Да.

— Энн говорила вам о своей методичности. Она всегда составляет списки и все каталогизирует. Вот мы и прошлись по спискам и каталогам. Она начала, придерживаясь собственной логики, со шрамов, хотя, конечно, наш теперешний Барристер наверняка знает о них, то есть я хочу сказать, видел. Например, если у Майка был удален аппендикс, этот парень тоже мог сделать операцию аппендицита. Не нужно считать своего противника глупее себя. Стыдно сказать, но меня не осенило, когда Энн заговорила о шрамах, поэтому мы перешли к другой категории. Аллергия, привычки, времяпрепровождение, когда мы бывали вместе. Вы еще меня слушаете?

— О Господи, конечно!

— И тут она дошла до категории, которая казалась смехотворной: одежда. Вряд ли можно с уверенностью заявить, что этот парень не Майк, потому что он больше не носит того старого твидового пиджака, который настоящий Майк холил и лелеял. Хотя у Майка таких привычек не было. То есть Я хочу сказать, я не помню никакого твидового пиджака. Я бы сказал, что вообще не помню одежды, которую он носил. Почти все время он был во всем белом, включая ботинки. И тут, знаете ли, меня осенило. Ботинки! Белые ботинки! У меня имелась единственная пара обуви — денег у меня тогда совсем не водилось, — подошвы которой я протер до дыр. Шел дождь, и дырки в подошвах работали как водяные насосы. У меня промокли ноги, но других ботинок у меня не было, поэтому я спросил Майка, в тот день свободного от дежурства, нельзя ли мне надеть его обувь? Мне казалось, что у нас ноги одного размера, но даже если ботинки Майка окажутся мне немножко не по размеру, они хотя бы сухие. Он разрешил мне их взять, но добавил, что мне будет несколько трудно в них ходить. Я спросил почему. «Потому что у меня один каблук выше другого, — ответил он. — Скорее всего, ты этого никогда не замечал, как и все остальные. Он выше всего на пять восьмых дюйма, но человеку с ногами одинаковой длины покажется, будто он одной ногой идет по бордюрному камню, а другой — по дороге».

Ну, я их, конечно, померил — кроме всего прочего, они мне оказались малы, и я не стал их надевать. Вы хоть бы хмыкнули в трубку. Когда не слышишь ни одного звука в ответ, невольно начинаешь чувствовать неловкость, словно говоришь в микрофон на сцене. Вот так-то лучше.

После окончания института мне почти не приходилось иметь дело с ортопедией, но у меня такое ощущение, что если человек когда-то носил в одном ботинке супинатор или один каблук у него был выше другого, то это пожизненно. Тем не менее вам это предстоит проверить. И еще одно: у Майка действительно был один шрам, хотя мне никогда не приходилось его видеть. Однако, если ему делали операцию, то можно отыскать о ней запись. Тут не возникнет никаких трудностей. Но это тоже придется проверить с помощью ортопеда или полиции.

В тот раз Майк ничего не говорил мне о шраме. Но несколько месяцев спустя Майк собрался в госпиталь, хотя я твердо знал, что дежурства у него нет, и, естественно, я поинтересовался, зачем он туда идет. Мы не проявляли особого рвения без надобности. Он сказал, что хочет посмотреть операцию по сращению позвонков. Он не мог посмотреть эту операцию полностью, иногда она длится около восьми часов. Подобные операции стали делать относительно недавно, поскольку до последнего времени не было препаратов, обеспечивающих анестезию. Когда Майк вернулся, я поинтересовался, как прошла операция, и он ответил, что не столь аккуратно, как у него. «У меня шрам, — сказал он, — словно карандашная линия». По словам Майка, у него было смещение межпозвоночного диска и ему делали точно такую же операцию. Она прошла довольно успешно, однако жесточайшие боли в пояснице не исчезли. И только в Бангоре один старичок ортопед избавил его от этих мучений. Я не хочу сказать, что в операции не было необходимости — нерв был долгое время зажат, и мускулы одной ноги начали атрофироваться, — но именно этот старичок обнаружил, что у Майка одна нога короче другой. Поэтому в тазобедренных суставах возникало смещение. Майку нужно было лишь немного увеличить один каблук или вставить ортопедическую стельку — и боли как не бывало! Это дело целиком ложится на вас, леди. Не знаю, каким образом вы будете раздевать своего доктора Майка Барристера, но, когда разденете, помните: шрам в глаза не бросается. Я специально для вас справился: длина его три-четыре дюйма, он проходит над нижними поясничными позвонками, а в одном месте делает петлю. Как раз там, где стягивают кожу. Но начать вы можете с проверки, действительно ли у вашего приятеля один каблук немного выше другого.

Однако запомните: убийца, если, конечно, ваша история верна, мог это заметить. Он мог померить ботинки Майка. Или тщательно осмотреть тело в поисках шрамов и обнаружить этот. Если он носит ортопедическую стельку или у него один каблук чуть выше другого — я чуть не вывихнул себе мозги, но не вспомнил, какой: правый или левый — и если у него имеется шрам, ваша версия все равно правдива, но доказать ее мы никогда не сумеем.

Когда Мессенджер выслушал пространную благодарность и повесил трубку, Кейт набрала номер Эмануэля. Оказалось, он не спал. У него всегда были трудности со сном, а теперь он мучился бессонницей.

— Эмануэль! Это Кейт. Я хочу, чтобы ты позвонил какому-нибудь ортопеду. Мне нужно знать, может ли человек, который всю жизнь носил ортопедическую стельку или у которого один каблук ботинок был выше другого, поскольку у него одна нога была короче другой, ни с того ни с сего решить, что способен без всего этого обойтись. И еще: может ли шрам от операции на позвоночнике бесследно исчезнуть. Нет, твое мнение меня не интересует. Да, знаю, что ты врач. Но спроси об этом у ортопеда. И лучше, чтобы он был готов присягнуть в этом перед судом присяжных. Спокойной ночи.