Ответом Пэкстону было рассерженное молчание.

Закрепленные на специальных держателях факелы освещали внутренний двор замка. Однако в том месте, где стояли Пэкстон и Алана, царила темнота, и глаза Аланы ничего не могли сказать постороннему человеку. Тем не менее, Пэкстон чувствовал, что она рассержена.

Тянулись тягостные секунды, оба сохраняли молчание, но в воздухе как будто повис страшный вопрос: была ли Алана причиной смерти мужа? Он услышал, что Алана вздохнула.

— Что же, если вы хотите так думать, думайте! Если бы я не оказалась тогда в воде, если бы речной водоворот не подхватил меня, муж сегодня был бы среди нас. Но его нет, он лежит в могиле. Его взяла та самая вода, которая едва не отняла мою жизнь. Но я не заставляла его делать то, что он сделал. Он действовал по собственной своей воле. Так что можете обвинять меня, сколько угодно. Именно так поступал сэр Годцард. Да я, собственно, и не рассчитывала, что вы будете думать иначе.

Она вновь попыталась высвободиться, но сильные пальцы Пэкстона держали ее железной хваткой.

— Но я вовсе не сэр Годдард, — резко сказал он.

— Судя по всему, вы считаете виновной меня, — она дернулась, желая наконец освободиться. — Что ж, если не верите моему рассказу, можете спросить у кого-нибудь другого о событиях того дня. Спросите у солдат гарнизона, которые обнаружили тело моего супруга и перенесли его в крепость.

— Я их уже спрашивал.

Поняв, что из его рук так просто не вырваться, Алана перестала дергаться.

— Ну и что же?

— Никто из них ничего не заметил. Они считают, он просто утонул, — признал Пэкстон.

— И, тем не менее, вы предпочитаете не верить этим людям. Почему?

На этот вопрос Пэкстон был не в состоянии ответить. Что бы он мог сказать? Хотя у него и не было необходимых подтверждений, интуитивно он чувствовал, что именно она убила Гилберта. А если и не убила, то точно была причастна к смерти мужа.

Однако интуиция — слабый аргумент, особенно в глазах короля. Правда, Генрих придерживался той же точки зрения на происшедшее, что и Пэкстон.

— Вы, сэр, с предубеждением относитесь ко мне, — после долгого молчания сказала Алана. — И причина предубеждения одна-единственная: потому что я из Уэльса.

— Вы неправы.

— Неужели? Едва ли вы приставали бы с подобными вопросами к женщине нормандских кровей.

Обдумывая эти ее слова, Пэкстон молчал. Неужели она права? Окажись Алана нормандкой, может, и вправду подобных вопросов ей никто бы не задавал?..

— Вы вот все повторяете, что совсем не похожи на сэра Годдарда, — сказала она. — Но мне кажется, очень даже похожи. Вы и он имеете немало общего, во всяком случае, одинаковые предубеждения.

Эти слова Аланы подействовали на него как холодный душ. Первым побуждением было сразу же отмести все ее обвинения. Он хотел сказать, что вовсе ничего не имеет против нее и ее соплеменников, — однако подобных слов произнести он не смог. На самом деле он решил, что Алана виновата, даже раньше, чем впервые увидел ее. И причиной этого, как он теперь понимал, было ее наследство.

Пэкстон глубоко вздохнул.

— Ладно, снимаю вопрос. Более того, я приношу извинения за то, что задал его вам. Но вы, надеюсь, понимаете, что мне чрезвычайно трудно поверить, будто Гилберт утонул. Ведь он был отменным пловцом… Именно он научил меня хорошо плавать.

— Значит, в тот день его хороших способностей пловца оказалось недостаточно, — сказала Алана. — Ночью, перед тем как все случилось, прошел ливень, какого давно уже в этих краях не было. Течение сделалось чрезвычайно сильным, вся река напоминала кипящий котел. Я даже не заметила, что Гилберт прыгнул вслед за мной. Едва я оказалась в реке, меня потащило течение, и все силы я прилагала к тому, чтобы не уйти на дно. Меня охватил ужас, я думала, что утону. От нехватки воздуха было такое чувство, что легкие вот-вот разорвутся. Если бы не подвернулся обломок дерева на моем пути, за который я как-то сумела ухватиться, мне бы не выжить. Но счастье тогда было на моей стороне. И наоборот — отвернулось от Гилберта.

Пэкстон чувствовал, что Алану бьет дрожь. Голос женщины, пока она рассказывала, несколько раз срывался. Она вспоминала весь ужас того дня, вспоминала о том, как потеряла супруга, весь тот ужас, когда она сама чуть не рассталась с жизнью. Сердце Пэкстона дрогнуло, он почувствовал сострадание к ней.

Выпустив ее руку, он коснулся пальцами лица Аланы и почувствовал, что щека ее была мокрой от слез.

— Успокойтесь, миледи, и постарайтесь более не вспоминать о том дне. Сейчас уже поздно. Вам пора отдыхать. А завтра, как и договорились, мы вместе сходим на могилу Гилберта. А пока я желаю вам спокойной ночи.

— Завтра, — прошептала Алана. Повернувшись, она поспешила в залу замка.

Как только дверь за ней захлопнулась, Пэкстон облегченно вздохнул.

Кончики пальцев его были влажными. Слезы скорби. Но вот искренни ли эти слезы?

Как ни пытался, он не в силах был полностью освободиться от терзавших душу сомнений. И, конечно, определенную роль играл тот факт, что она была из Уэльса.

Ветер взъерошил его волосы, первые капли дождя упали Пэкстону на плечи, на землю. Он продолжал смотреть на дверь, не обращая внимания на крупные слезы природы. Он желал успокоиться, собраться с мыслями.

Вплоть до сего дня он сам не понимал, насколько сильны в нем предубеждения, — может, потому, что он вообще не думал, что у него есть какие-либо предубеждения. Впрочем, не один он был такой. Все человечество в той или иной мере было заражено нетерпимостью. Как ни грустно такое признавать, но это — сущая правда.

Пэкстон был так погружен в размышления об Алане и ее соплеменниках, что даже не чувствовал дождь, усиливавшийся с каждой минутой. Уже вымокнув до нитки, Пэкстон пришел к выводу, что само по себе ее наследство не имело большого значения. Ему следовало относиться к Алане непредвзято. В этом он пытался убедить себя.

Развернувшись, Пэкстон по лужам двинулся в направлении гарнизонного помещения.

Все его логические рассуждения оказались безрезультатными. В том ли было дело, что Алана — женщина Уэльса, или в том, что ему подсказывала интуиция, — но недоверие Пэкстона к вдове Гилберта не исчезало.

Трагедия или гнусное предательство — что было в действительности?

Пэкстон понимал, что не успокоится до тех пор, пока не выяснит правду.

Между пожухлыми прошлогодними листьями, намокшими и потому плотным слоем лежащими на земле, начали пробиваться к солнцу новые молодые побеги. Когда холодный речной ветер налетал на деревья, казалось, что весь лес машет кронами, приветствуя легкие пушистые облака, плывшие по небу. Волнистые хлопья тумана поднимались от быстрой реки, расположенной в низине, — однако туман бесследно таял, едва только первые лучи солнца освещали речную гладь. Воздух был наполнен свежестью, бодростью: сильный дождь, прошедший ночью, как бы очистил все вокруг.

Они находились сейчас на специально очищенном от деревьев пятачке леса. Алана со своего места хорошо видела склоненную голову Пэкстона, который, опустившись на колено возле самой могилы Гилберта, с закрытыми глазами читал молитву.

Стоявшая позади Пэкстона Алана обращалась к Богу со своей молитвой. Но если Пэкстон молился о душе Гилберта, Алана молилась о себе самой.

Делая остановки между именами поминаемых святых, она размышляла сейчас над тем, что с ней произошло бы, догадайся вчера Пэкстон последовать за нею в лес, через реку. Не останови он ее возле ворот, сейчас бы знал о встрече Аланы с Рисом. Она представила, как затаившийся за стволом дерева Пэкстон слышит каждое ее слово и узнает всю правду о том, что сделала Алана. Интересно, неужели Пэкстон убил бы тут же и ее, и ее дядю?

Особенно горячо Алана благодарила сейчас святого Дэвида, покровителя всех жителей Уэльса, с именем которого уэльсцы шли в бой с саксами. Алана искренне надеялась, что святой Дэвид и впредь будет защищать ее от Пэкстона де Бомона и всех мужчин.

Глядя сейчас на продолговатый могильный холмик, который отец Джевон освятил по просьбе Пэкстона, — при освящении также была отслужена месса, — глядя на этот холм, Алана была уверена, что если бы святой Дэвид вчера не уберег ее, то она находилась бы теперь в такой же могиле и смерть Гилберта была бы отомщена…

Рис… Она обязана предупредить его.

Прислушиваясь к шелесту реки, которая огибала утесы и ударяла в огромные валуны, расположенные чуть ниже по течению от места, где была могила, она думала о том, что в течение ближайших нескольких дней никому не удастся переправиться на другой берег.

Она решительно не знала, как ей поступить, и в раздумье кусала нижнюю губу.

Она понимала, что из-за ее неприхода в условленное место дядя будет переживать. Но хотя ее замыслам и не суждено было осуществиться, втайне Алана была рада тому, что ей не пришлось переправляться через реку. Ведь даже если в одну сторону она и сумела бы одолеть водную преграду, то обратно ей ни за что бы не вернуться. Она лишь молилась, чтобы Рис не отправился на ее поиски, и главное — чтобы ему не взбрело в голову одолевать этот бешеный поток. Под ногой ее хрустнула сухая ветка. Почти тотчас чья-то рука схватила ее повыше локтя, так что от неожиданности Алана даже вздрогнула. Резко обернувшись, она увидела стоявшего рядом Пэкстона. Алана была настолько погружена в свои размышления, что даже не заметила, как он поднялся и подошел к ней. Лицо его было скорбным.

— Я несколько раз окликнул вас, но вы так сильно призадумались, — сказал он. — Наверное, вы опять вспоминали тот ужасный день.

Она взглянула на могилу с надгробьем из камня, на гладкой стороне которого была надпись. Мысленно испросив прощения у Бога за очередную ложь, она привычным усилием заставила глаза увлажниться.

— Когда бы я сюда ни приходила, всегда в памяти всплывает тот жуткий день. — Она подняла голову, чтобы Пэкстону были видны ее навернувшиеся слезы. — А как же иначе?

— Я очень хорошо понимаю вашу скорбь. Но вы не должны жить одним лишь прошлым. Иначе так недалеко и до беды.

Алана была не на шутку удивлена, когда Пэкстон вдруг пальцем вытер с ее щеки слезы. Сколь ни быстрым оказалось его прикосновение, она опять успела почувствовать, что руки у него нежные. Еще ночью Алана заметила это. И как прошлой ночью, она поймала себя на мысли, что его мягкое обращение производит на нее довольно сильное впечатление. Алана боялась признаться в этом самой себе.

Сердце ее отчаянно забилось, внезапно кровь прилила к щекам, и она почувствовала, что ей не хватает воздуха. Ни один мужчина прежде не вызывал у нее таких чувств. Справившись с нахлынувшим волнением, она отругала себя за то, что так реагирует на появление Пэкстона. Ни прошлой ночью, ни тем более сейчас она не желала более думать о нем.

Отняв руку от ее лица, Пэкстон сказал:

— Благодарю вас, что показали мне сюда дорогу и позволили проститься с Гилбертом.

— С вашей стороны было очень мило, что вы помолились за него, — ответила она, превыше всего надеясь, что Пэкстон не обратил внимания на то, что с ней происходило минуту назад. — Я уверена, что он был бы счастлив узнать, сколь высокого вы о нем мнения. Гилберт несколько раз с большим уважением произносил при мне ваше имя, однако я так ничего и не знаю про вашу с ним дружбу, равно как и о том, как вы с ним познакомились. А мне очень бы хотелось узнать об этом, если, конечно, вам не трудно было бы рассказать.

Он прищелкнул языком.

— Не вполне уверен, что он упоминал обо мне «с большим уважением», поскольку мы с ним все время боролись за первенство во всем. Но если оставить наше соперничество в стороне, то во всем остальном мы и вправду были друзьями.

Что же касается обстоятельств нашего знакомства, то мы с Гилбертом служили пажами, затем оба сделались оруженосцами в замке Варавиля, в Нормандии. Именно там мы обучались ратному мастерству, служа одновременно отцу и его сыну. Впоследствии мы сделались оруженосцами разных рыцарей, и только затем каждый из нас заработал свои собственные золотые шпоры.

В последний раз мне довелось встретиться с Гилбертом пять лет назад, когда по делам службы я был вызван в Кембриджский замок, это к северу от Дерби, в Англии. Я виделся с Гилбертом в Честере, где он служил тогда под командованием эрла Ранульфа. Я был рад, что мой друг счастлив и что дела у него идут нормально. — Пэкстон опустил голову. — Ну, а теперь я желал бы узнать и вашу историю. Каким образом вы повстречались с Гилбертом?

— Я находилась в замке, когда он с людьми прибыл сюда.

Пэкстон вздернул от удивления бровь, на лице его выразилось очевидное недоверие.

— То есть?! Не хотите ли вы сказать, что захватили принадлежащий Генриху замок?!

— Тогда Генрих еще не был королем. А Англией правил в те времена Стефан. Эта земля принадлежала моему отцу. Но в результате конфликта, сперва между Стефаном и Матильдой, затем между Стефаном и Генрихом, эта крепость на долгое время оказалась покинутой. Однако вместо того, чтобы вовсе ее уничтожить, мы решили поселиться тут. А когда мой отец умер, все это перешло ко мне по наследству.

— Я и говорю, что вы захватили замок Генриха.

Алану его слова рассердили.

— Как же это я могла захватить у него замок, который принадлежал именно мне?! Все вы такие, нормандцы: невежественные и охочие до чужого добра. Вам вечно мало того, что у вас есть, — вечно подавай вам еще и еще. Неужели вам никогда не приходило в голову, что на этих землях вас никто не ждет?!

— Отчего же, конечно, приходило. Но, тем не менее мы здесь, и мы намерены здесь остаться.

Алана поймала себя на мысли, что они, как боевые петухи, сошлись нос к носу. И поскольку для нее это была не самая благоприятная позиция, женщина сделала шаг назад. Гнев ее, однако, не улетучился.

— В один прекрасный день все попытки Генриха отхватить тут себе территории закончатся полным поражением. И всех вас тогда как ветром отсюда сдует. Но весь этот разговор лучше бы оставить. Ибо не ваш король, а эрл Ранульф послал Гилберта сюда, именно Ранульф считал своими эти земли. И, подобно Гилберту, он нынче также покоится в земле.

— Что, собственно, возвращает нас к разговору о Гилберте, — сказал Пэкстон. — Поскольку наследник Ранульфа Хью, граф Честерский, еще совсем ребенок, ему десять лет и потому он не в состоянии защитить свои владения силой оружия или силой своего ума, — именно поэтому Генрих взял на себя все тяготы по распоряжению тем, что принадлежит Хью. Именно поэтому я и нахожусь здесь.

На это Алане нечего было сказать. Граф Хью был шестилетним ребенком, когда умер его отец — отравленный, как рассказывали, Уильямом Певерилом, который не стерпел того, что его земли указом короля Генриха были отписаны Ранульфу.

Когда же весть о смерти Ранульфа сделалась общим достоянием, Гилберт был взволнован возможным восстанием жителей Уэльса, которые, чего доброго, могли напасть и на его замок. Граф Хью по малолетству был не в состоянии принять на себя общее командование, да и Генрих еще к тому времени не взошел на английский трон. Что же касается власти короля Стефана, то она в Уэльсе практически не чувствовалась.

В конце концов, выяснилось, что Гилберт беспокоился напрасно, потому что никаких беспорядков не произошло. Однако многие жители северной части Уэльса все-таки сделались свидетелями насильственных акций, когда Овэйн Гвинедд начал кампанию за освобождение своей родины от нормандцев.

— Что, вам, как я вижу, и ответить нечего? — осведомился Пэкстон после того, как молчание Аланы очень уж затянулось.

Алана встретилась с ним взглядом.

— Нечего. Все так, как вы говорите: замок принадлежит Генриху.

Сама она, конечно, так не думала и ответила подобным образом лишь для того, чтобы Пэкстон успокоился. Она решила не показывать своего недовольства. Ведь чем больше распространялась Алана на тему о том, кому принадлежат эти земли, тем более подозрительным становился Пэкстон. И потому она сочла за благо демонстрировать послушание и покорность. Так было лучше.

Пока длилось молчание, Алана и Пэкстон немного успокоились. Суровое лицо Пэкстона озарилось приятной улыбкой. Он явно радовался, что в словесной перепалке сумел-таки одержать верх.

Повернувшись, Алана зашагала прочь от могилы Гилберта. Пэкстон двинулся следом. Возле мощного старого дуба она обернулась и посмотрела на Пэкстона.

Он тоже пристально посмотрел на нее, затем — как если бы между ними не было никакого спора — ровным голосом спросил:

— Лланголлен — это не на юг ли отсюда? Он ведь на берегу реки, так?

— Именно.

— И сколько же миль до тех краев?

Она прислонилась спиной к стволу дуба, почувствовав легкое покалывание шершавой коры.

— Десять миль. А до Честера тоже немногим больше десяти миль — но на восток.

— Раз Лланголлен — место, где вы родились, как же тогда ваш отец мог утверждать, что эта земля принадлежит ему?

«Тоже хитрый вопрос», — подумала Алана. Ей было не так просто на него ответить. Вообще она с удовольствием бы выбросила из памяти все события, последовавшие за смертью Дэффида-ап-Синнана, всю разгоревшуюся тогда борьбу.

— В этих краях моя семья жила с незапамятных времен, не одно столетие, — ответила она. — Когда умер дедушка, мой отец получил наследство.

Она сочла за благо не рассказывать Пэкстону, что после смерти Дэффида два его сына не на жизнь, а на смерть столкнулись в борьбе за наследство. Роди, старший, и его родной брат — отец Аланы, который и оказался в итоге победителем, но победа досталась ему дорогой ценой — он заплатил за нее жизнью брата Хивеля. Если о каких-то событиях из прошлого Алана и хотела навсегда позабыть, так эта история была одной из таких. Хорошо еще, что ее кузен Гвенифер не гаил против нее злобы, — уже за одно это Алана благодарила судьбу.

— А что вынудило вас задать этот вопрос? — поинтересовалась Алана.

Он пожал плечами.

— Ваше имя и это место настолько несовместимы, что я просто захотел узнать. Считайте это любопытством. — Он сделал паузу. — Ваша мать, насколько я слышал, также умерла?

— Да. Она умерла, когда мне было лишь восемь лет. Отец умер, когда мне исполнилось четырнадцать. У матери была лихорадка, а с отцом — несчастный случай.

— Несчастный случай?

— Его сбросила лошадь.

— И у вас больше не осталось никого из родных?

— Отчего же. Про иных из них вы сами говорили. Большинство из них живут здесь со мной.

Нельзя сказать, что она говорила неправду. Она лишь позабыла упомянуть тех родственников, что жили за рекой. И вновь она подумала про Риса, искренне желая, чтобы он держался отсюда подальше.

Пэкстон подошел поближе.

— Должно быть, вы были очень юной невестой. Был бы жив Гилберт, я обвинил бы его в том, что он вытащил вас едва ли не из детской люльки.

Алана не сумела сдержать улыбки.

— Принимаю ваши слова как комплимент. Хотя когда мы с Гилбертом поженились, мне было больше, чем многим здешним невестам. А сейчас мне уже двадцать первый год.

— А выглядите на шестнадцать.

— Если бы Гилберт был жив, ему было бы двадцать семь. Полагаю, если вас одновременно сделали оруженосцами, стало быть, и вам сейчас столько же.

— Мне исполнится двадцать шесть в день, когда будет праздник Всех Святых Великомучеников. Я был способнее, чем Гилберт. И хотя мы практически в одно и то же время стали оруженосцами, ему пришлось несколько дольше дожидаться золотых шпор. Я ведь уже говорил вам, что мы всегда были соперниками.

Ему пришлось несколько дольше дожидаться.. Эта фраза запомнилась Алане.

— Вы сказали, что соперничали с ним. Но чтобы быть справедливой по отношению к Гилберту, должна сказать, что по-своему он был весьма способным. «Способным двуличником, — тут же подумала Алана. — И как раз из-за собственной лживости он и покоится сейчас в земле, вытянулся неподвижной куклой в своей могиле, и его едят черви».

— А скажите, — обратилась она к Пэкстону, — действительно ли ваши подозрения на мой счет улеглись? Если да, то у меня тоже есть несколько вопросов, которые я хотела бы вам задать.

— Например?

— Вы интересовались моими родителями. А кто ваши? И живы ли они сейчас?

— Мать жива. А отец умер восемь лет назад. Возвращался домой из последнего крестового похода, и по дороге на него напала банда разбойников. Какой-то прохожий обнаружил его тело на обочине дороги в двух милях от нашего дома. Отец лежал в канаве совершенно раздетый, бандиты унесли абсолютно все с собой. Нанесенные ему раны были серьезными, но не настолько, чтобы их нельзя было залечить. Однако в ту самую ночь, когда на него напали, в округе прошел сильный холодный дождь. Вода попала в легкие. Именно это и убило отца. — Пэкстон горестно покачал головой. — Меня до сих пор не перестает удивлять сам факт: отец проехал половину земли, сражался с ордами язычников, — даже чума не свалила его! И в Нормандию он вернулся целый и невредимый, разве с несколькими легкими царапинами — и скончался от крупа.

— Да, грустная история, — сказала Алана, подумав, что жизнь сплошь усеяна самыми причудливыми поворотами судьбы и никогда наверняка не знаешь, что случится в следующую минуту. — А ваша мать, она сейчас в Нормандии?

— Собственно, она в Аквитании. Она повторно вышла замуж и очень счастлива. Мой старший брат живет в Нормандии, ему очень повезло, у него жена и четверо детей. Судя по последним от него известиям, там все нормально.

Он как бы невзначай оперся рукой о ствол дуба — как раз возле головы Аланы. Пэкстон говорил и с каждым словом приближался к ней все ближе и ближе. Сейчас Алана видела перед собой его глаза, голубые и пленительно ясные. Она никогда не смогла бы позабыть ни эту дивную голубизну, ни того, с каким выражением Пэкстон смотрел на нее.

И опять дыхание Аланы участилось.

— Мне пора возвращаться в замок, — сказала она и выскользнула из-под дерева.

Пэкстон поймал ее руку.

— У меня к вам еще одна просьба. Я бы хотел посмотреть место, где все это приключилось.

Алана поняла, что под словом «это» он имел в виду те самые события, что оборвали жизнь Гилберта.

— Если же вам слишком тяжело отправиться на то место со мною, — продолжил он, — я вполне пойму вас. Так что я прошу лишь объяснить мне, где оно.

Ее сердце затрепетало — на сей раз от страха. Неужели же он все еще не оставил мысли узнать, как все происходило? Неужели думает, что по прошествии шести месяцев сумеет отыскать доказательства?! А если и вправду он что-нибудь отыщет, сможет ли обвинить Алану в убийстве?

Она внимательно посмотрела ему в лицо, пытаясь прочитать ответы на все эти мучительные для себя вопросы. Ее беспокойство несколько утихло, когда она поняла, что на том самом месте, где она упала в воду, Пэкстон сейчас ничего не сумеет обнаружить. Ни пятен крови, ни следов борьбы — ничего, что могло бы свидетельствовать о том, что тут произошло умышленное убийство.

Ее мысли прервал глубокий голос Пэкстона:

— Вижу, что идея похода на то место со мной не слишком-то вам по душе. Вы только укажите мне дорогу, а уж там я сам разыщу место.

События того дня все еще были свежи в ее памяти, и Алане неприятно было возвращаться на место трагедии, на берег реки. Но Алана ни за что на свете не пустила бы Пэкстона к реке одного. Ведь в это самое время по противоположному берегу мог идти Рис, пытаясь отыскать место, где было возможно переправиться через реку. Если же Алана пойдет с Пэкстоном, она, возможно, первая заметит Риса и успеет знаками предупредить его, дать понять, чтобы он спрятался в лесу. Как бы там ни было, но она не может допустить, чтобы Пэкстон шел к реке один.

— Я провожу вас туда, — сказала она.

— Вы уверены, что вам это не будет тяжело?

— Уверена. Увижу еще раз то место, может, боль несколько стихнет. — Приподняв юбки, она двинулась в направлении реки. — Пойдемте же. Сейчас вниз по склону холма, и потом еще нужно будет чуть пройти вдоль берега.

Ступни Аланы, привычные к уступам здешнего склона, легко находили точки опоры. Пройдя половину спуска к реке, Алана обернулась и увидела, что Пэкстон еще находится в самом начале крутого участка. Ноги его скользили по влажной земле, и Пэкстону приходилось спускаться от одного древесного ствола до другого, прислоняясь к каждому встречному дереву.

Один неверный шаг — и он грохнется навзничь. Вообще Пэкстон мог передвигаться, лишь отыскав глазами очередной ствол, за который можно было ухватиться. Но самое опасное заключалось в том, что он, чего доброго, может соскользнуть прямиком в реку, — так что и концов потом не отыскать.

Кроме этого последнего, все прочие возможности падения Пэкстона представлялись ей довольно комичными. Алана вовсе не хотела, чтобы Пэкстон погиб, тем более — чтобы он погиб так близко от ее родной местности. Ну, а если бы он раз-другой растянулся, что ж, она бы с удовольствием посмеялась над рыцарем.

Сдерживая смех, Алана следила за неловкими передвижениями Пэкстона по скользкому склону.

«Надо же, какой великий воин!» — думала она, улыбаясь, хотя втайне ей было жаль Пэкстона, привыкшего сражаться на равнинной местности и решительно незнакомого с тем, как следует вести себя в густом лесу. В следующий раз она обязательно подождет его и они будут спускаться вместе. Но только не сегодня. Ей нужно первой спуститься к реке и посмотреть, не поджидает ли Рис ее на противоположном берегу.

Грохот стремительного течения казался оглушительным.

Остановившись в нескольких футах от кромки воды, Алана старалась не обращать внимания на мощный водный поток, который пенился у нее под ногами. Все ее внимание было устремлено на дальний берег. Риса нигде не было видно, и это успокаивало Алану. А затем произошло следующее: волна ударила в камень, и брызги угодили Алане прямиком в лицо.

Ошеломленная, женщина стояла и глядела на бурлящий поток. Было такое ощущение, что река, подобно разгневанному живому существу, пыталась дотянуться до Аланы, ухватить ее.

Ближе.

Из-за мощного грохота реки до ее слуха долетел голос, который сейчас Алана слышала достаточно отчетливо.

Ближе, я сказал.

Завороженная непрерывным движением воды, Алана подчинилась голосу. Она вплотную подошла к воде и уставилась на волны, скользившие совсем рядом.

Еще ближе, — приказал ей голос.

Было такое чувство, что ноги ее принадлежат другому существу. Как бы издалека она увидела себя, поднявшую ногу, чтобы ступить в реку, которая обдала ступню женщины нетерпеливыми брызгами.

Иди ко мне.

Алана как бы против воли собиралась уже ступить в реку, но тут сильный рывок отбросил ее назад.

— Черт возьми! — заорал Пэкстон, развернув ее к себе лицом. С силой схватив ее за плечи, он сильно тряхнул Алану. — Что это вы надумали?

Освободившись от наваждения, Алана уставилась на Пэкстона. Лицо его было пепельно-бледным, а в глазах искры неизвестного ей состояния. Была ли то злость?

— Я… я сама ничего не понимаю, — прошептала она и взглянула на воду. Накидка, которой Алана покрывала голову, соскользнула, змеей легла на поверхность реки и почти сразу же исчезла, словно бы втянутая водой. Наконец-то осознав, что чуть было не произошло, Алана почувствовала, как кровь отливает у нее от лица. Посмотрев на Пэкстона, она сказала:

— Я слышала голос.

Смущенный ее признанием, Пэкстон нахмурил брови.

— Что еще за голос?

— Он шел от реки.

— Откуда?!

— От реки. Я стою и слышу, как этот голос говорит мне: «Ближе». А потом говорит: «Иди ко мне».

Глаза Пэкстона на мгновение округлились, затем выражение его лица смягчилось.

— Вы мне не верите, так ведь?

— Я сейчас понял одно: для вас приходить сюда никак было нельзя. Вы еще слишком слабы. А тут этот мощный поток воды, да еще ваше горе — это чуть не вынудило вас ступить в реку. Если даже вы и покончите с собой, то это все равно не вернет Гилберта. Пойдемте отсюда. — Он потянул ее за руку, подальше от воды. — Нам нужно взбираться тем же путем, что мы спускались.

— Вы не хотите взглянуть, где все это случилось?

— Нет, не теперь.

— Нo вы с таким трудом спустились сюда, — возразила она.

Он чуть слышно вздохнул.

— А разве отсюда мы не сможем увидеть то место? Если сможем, вы укажите рукой.

— Вон та выступающая скала, — сказала Алана и показала на участок, где порода выходила на поверхность, обтекаемая бурливой волной. — Тело Гилберта было обнаружено приблизительно в миле ниже по течению. Одежда его зацепилась за куст.

Пэкстон взглянул на быструю воду, стремительно бегущую по руслу.

— Река была тогда столь же бурной, как и сейчас?

— Еще хуже, — сказала Алана, никогда не видевшая эту речку столь мощной, как в тот самый день.

— Пойдемте, — он потянул ее за руку. — Все, что хотел, я увидел.

Алана позволила ему увести себя вверх. Пэкстон двигался вверх куда более уверенным шагом. Алана же думала о голосе, который слышала у реки. Неужели и вправду то был Гилберт, приказывавший ее прийти, чтобы он мог почувствовать себя отомщенным?

И хотя Алана не очень-то верила в существование привидений, ее тем не менее напугало то, что дух ее покойного мужа воззвал к ней. Но в конце-концов решив, что это — сущая чепуха, она выбросила рассуждения о Гилберте из головы.

Она решила, что это был некий приступ умопомрачения. Да и почему она должна чувствовать какую-либо вину по поводу смерти Гилберта?! Тем более что до сего дня ничего подобного не приходило ей в голову. Алана не могла себе ответить. Она была очень рада тому, что Гилберта не стало. Но откуда тогда это умопомрачение?..

Река была сегодня очень уж бурной. Такого сильного течения Алана не видела с того самого дня, когда она упала в реку. За прошедшие месяцы она приходила к реке, лишь когда течение бывало относительно спокойным.

Может быть, оказавшись один на один с мощным потоком, Алана благодаря шуму воды припомнила то, что хранилось в глубине ее сознания, — и то были воспоминания, о существовании которых она и сама не подозревала. Может, именно эти пласты воспоминаний и вызвали краткий период сумасшествия, который Алана только что пережила?

Подняв глаза от тропинки, Алана посмотрела на Пэкстона.

Во всем его облике появилась некая скованность движений. Он шел широкими шагами, безо всякого видимого усилия увлекая женщину за собой вверх по склону. Пэкстон, очевидно, был чем-то рассержен. Однако Алана не могла определить, сердился ли он на нее или же на самого себя.

Определенно, он спас ее от гибели, когда она уже занесла ногу над водой. И за это Алана была ему очень признательна. Однако ей казалась забавной его уверенность в том, что она намеревалась покончить с собой, будучи не в состоянии вынести нахлынувшего горя.

Это заблуждение Пэкстона было ей более чем на руку. Если бы она сумела окончательно убедить его в том, что страшно горюет по своему покойному супругу — вплоть до того, что иногда хочет покончить с жизнью, — он перестанет ее подозревать, прекратит преследовать своими вопросами. Но чтобы добиться этого, Алана как-то должна заручиться его симпатией, сочувствием, беспокойством.

Алана понимала, что ее слезы могут оказаться огромным ей подспорьем. Она уже научилась плакать при первой же необходимости. А ведь давно известно, что даже жестокосердые мужчины пасуют перед женскими слезами. И Пэкстон должен реагировать на слезы так же.

Остерегайся, — предупредил Алану внутренний голос. — Ты намерена сделать так, чтобы ему пришлось утешать тебя и чтобы он прекратил выспрашивать о том, как погиб Гилберт. Другое дело — как тебе следует поступить, если окажется, что утешение ты сможешь получить не иначе как в объятиях Пэкстона?

Когда до вершины склона остались считанные ярды, Алана почувствовала, что Пэкстон сильнее сжал руку. Они шли и шли, миновав могилу Гилберта. Пэкстон выбрал короткий путь, который вел прямиком к боковой калитке. И все время, пока они шли, Пэкстон сильно держал ее, однако при этом он не причинил Алане никакой боли. Она успела подумать, что таким же сильным и нежным может быть его объятие.

Алана понимала, что внутренний голос был частью ее самой и предупреждал не напрасно. Но стоило ей только представить, как этот человек обнимает ее — стоило только это представить, — как вся ее сила воли куда-то исчезала. И, собственно, какой был у нее выбор, — при том что Алане предстояло быть постоянно начеку и ни о чем не забывать?..

Пэкстон проводил Алану еще немного от калитки и перед входом в залу отпустил руку женщины.

— Отныне вам запрещается без сопровождения приходить к реке… Под сопровождением я разумею в первую очередь самого себя, — заявил он. — Мне не хотелось бы, чтобы еще хоть однажды произошло нечто подобное сегодняшнему печальному эпизоду. Понятно ли вам мое распоряжение?

Когда Пэкстон говорил о едва не произошедшей трагедии, в глазах у него сверкнул огонь, — такой же блеск Алана видела в его глазах, когда они стояли у реки. Она была не в состоянии определить, что мог означать этот блеск, — и потому решилась узнать.

— Если бы я оказалась в воде, то на одного человека, о котором не нужно больше беспокоиться, в моем роду было бы больше. Если честно, я даже удивлена, что вы помешали мне. Потому как вы ведь уверены, что именно я убила Гилберта.

— Я, как мог, объяснил, почему обстоятельства его гибели казались мне странными. Но после того, как увидел, какое тут мощное течение, я могу поверить, что его умения плавать тут было явно недостаточно. Это еще чудо, что вы вместе с ним не отправились ко дну. Наверное, миледи, в тот день вас уберегли святые. Как они сделали это и сегодня, но в следующий раз они могут и не сделать этого.

В ответ же на ваше удивление, что я не позволил вам погибнуть, могу сказать: я поступил так, потому что не хочу, чтобы ваша могила оказалась столь скоро возле могилы вашего супруга. Вы еще очень молоды, у вас впереди целая жизнь. И потому вам запрещается без меня спускаться к реке. Больше скажу: понимая, в каком вы сейчас находитесь состоянии, я настолько за вас беспокоюсь, что намерен приставить к вам охранника, чтобы он всегда был с вами.

«Стало быть, он беспокоится, — подумала Алана. — Боится, что я решусь покончить с собой». Вот именно этот страх и промелькнул в его глазах. То был именно страх. Когда она чуть не оказалась в реке, он перепугался за нее, как не пугался прежде в жизни. Неужели ее план сработает?

— У меня с головой пока все в порядке, — резко ответила она, и притворные слезы брызнули из ее глаз. — Я же говорю, что слышала голос. Может, река сердится, что я не погибла вместе с Гилбертом.

— А может, вы сами чувствуете вину, потому что сумели выжить, тогда как он погиб. — Пэкстон провел ладонью по ее щеке, затем взял ее за подбородок, вынуждая взглянуть ему прямо в глаза. — Алана, перестаньте себя изводить подобными мыслями. Гилберта больше нет. Что случилось, то случилось, ничего теперь не поделаешь. Прошлого не вернешь, нужно жить дальше.

Достойная порицания… Именно так подумала о себе Алана, обманывая Пэкстона, разыгрывая весь этот спектакль. Судя по выражению его лица, он действительно принял ее трагедию близко к сердцу, был тронут ее слезами и потрясен тем, что она хотела свести счеты с жизнью, невыносимой без Гилберта. «Какая же я все-таки дрянь», — подумала Алана. Но ведь если бы она была откровенна с Пэкстоном, он едва ли смог бы понять ее, и тогда положение Аланы сделалось бы ужасным. А раз так, у нее не оставалось выбора и приходилось продолжать этот спектакль.

— О, мне так тяжело сейчас…— прошептала она, и слеза, послушная воле Аланы, скатилась по щеке.

Он заметил это и опять вытер влажный след пальцем.

— Я понимаю, но вы должны мужаться. Пообещайте, что будете мужественной.

Моля Господа, чтобы он простил ей эту комедию, Алана чуть всплакнула, одновременно кивнув.

— Ну, вот и отлично. А теперь отправляйтесь к себе, умойте лицо и отдохните, — отцовским тоном посоветовал он. — А я скоро приду вас проведать.

Он повел ее в залу, в ответ на что Алана не выказала ни малейшего неудовольствия. Понурив голову, она прошла остаток шагов по двору, уверенная в том, что ее плану суждено сбыться.

Симпатия, забота, сочувствие — он демонстрировал сейчас все эти чувства. Еще несколько раз Алане нужно всплакнуть в его присутствии, и дело сделано.

Алана, казалось, имела сейчас все основания праздновать победу, однако большой радости она не испытывала.

Женские слезы производили на него сильное впечатление.

Прогуливаясь по берегу реки, Пэкстон припомнил, как сжалось его сердце в момент, когда первая хрустальная капелька выкатилась и упала Алане на щеку, нежную как шелк. В тот момент он испытал к Алане такую нежность, что ему захотелось сжать ее в своих объятиях. Пусть бы она забыла свои огорчения, — он готов был утешать ее, пока вся без остатка боль не покинет ее.

Но если намерения его были таковы, почему же душу Пэкстона точил червь сомнения? Может, потому и точил, что Пэкстону было хорошо известно, какими лживыми порой могут быть женские слезы.

— И сколько же нам тут еще прохлаждаться? — спросил сэр Грэхам, поспевая за Пэкстоном и стараясь перекричать шум воды.

— А сколько понадобится.

— Мы и так уже трижды обошли это место, а результат все тот же. Найденный же лоскуток материи ни в коей мере не напоминает труп, — ни по весу, ни по размерам. Я уверен, что мы лишь попусту тратим здесь время.

Пэкстон внимательно рассматривал мокрый лоскут льняной ткани, который он обнаружил на ветке куста, растущего возле самой кромки воды.

Как только Алана скрылась за дверью залы, Пэкстон пригласил сэра Грэхама прогуляться вместе к реке. Спустившись к самой воде, они принялись отыскивать головную накидку, потерянную Аланой в тот момент, когда Пэкстон предотвратил ее падение в воду.

Они уже прошли около мили вниз по течению, когда Пэкстон увидел накидку, зацепившуюся за ближайший к реке куст. Но вот что сразу его насторожило, так это следующая подробность: накидку Аланы прибило к этому берегу, тогда как тело утонувшего Гилберта, судя по рассказам, обнаружили у противоположного.

Настроенный не придавать слишком большого значения такой подробности, Пэкстон прошел вверх по течению, к тому самому месту, где, по словам Аланы, она и Гилберт находились в тот злосчастный день. Пэкстон хотел выяснить, куда именно течение понесет головную накидку, если опустить ее в воду именно здесь.

Трижды опускал он материю в реку — и все три раза обнаруживал накидку там же, где первоначально заметил ее.

Все указывало на то, что любой предмет река прибивала именно к этому берегу. Почему же в таком случае тело Гилберта было обнаружено на противоположном берегу?

Может, Грэхам прав, говоря, что накидка ни в коем случае не походит на тело мужчины — ни по своим размерам, ни по форме. А, кроме того, Гилберт ведь не у самого берега пошел ко дну, он наверняка сумел проплыть некоторое расстояние, прежде чем ушел под воду. А в том месте, где он захлебнулся, возможно, имелось другое течение, — что и объясняет обнаружение трупа на противоположном берегу реки.

Однако, понаблюдав внимательно за мощным водным потоком, Пэкстон усомнился в своем предположении. Именно у того берега, где он находился, и было самое сильное течение. Следовательно, можно было заключить, что какой бы предмет ни имелся в виду — будь то небольшой кусок ткани или же тело мужчины весом в двенадцать стоунов, — он неизбежно окажется прибитым к тому приблизительно месту, где Пэкстон обнаружил накидку Аланы.

Пэкстон не мог бы это доказать. Точнее, мог бы доказать, лишь бросившись в реку и проследив за тем, куда именно вода повлечет его.

Но это был чрезвычайно рискованный опыт, ибо едва ли ему посчастливится остаться в живых.

— Ну что, хочешь еще раз попробовать? — поинтересовался Грэхам.

— Нет, — ответил Пэкстон, отжимая воду с накидки. — Все именно так, как ты и сказал. К чему утруждать себя, если результата никакого не будет.

— Прекрасно, — обрадовался Грэхам. — После всех этих гуляний туда-обратно у меня такой аппетитище разыгрался, ты бы знал! Пойдем-ка вернемся на кухню, может, отыщем там что-нибудь съестное.

Пэкстон согласно кивнул, и мужчины принялись подниматься по склону самым коротким путем, чтобы быстрее попасть к боковой калитке. Пока Пэкстон взбирался, его не оставляли мысли об Алане.

Голос. Неужели она действительно слышала чей-то голос? или это была еще одна уловка?

Вот чему Пэкстон безоговорочно верил, так это ее намерению прыгнуть в реку. Опоздай он тогда на одно мгновение, окажись чуть более застенчив — она без сомнения ступила бы в воду и была бы увлечена сильнейшим течением. На сей раз она едва ли имела шанс остаться в живых. Слава Богу, что Пэкстон вовремя схватил ее.

Возвратившись в крепость, Пэкстон ощутил сильное неудобство. Слезы Аланы, этот голос из реки, едва не произошедшая трагедия, сильный поток воды, увлекший ее головную накидку, — черт бы все это побрал! Чему верить, чему нет…

Он вместе с Грэхамом направился к двери в залу, как вдруг из надвратной башни послышался крик. Пэкстон обернулся, желая узнать, в чем дело.

— Вижу человека на коне! — крикнул стражник от ворот.

Пэкстон быстро взглянул на Грэхама, и они, не сговариваясь, помчались в направлении главных ворот замка. Взобравшись по приставной лестнице на площадку, они с высоты взглянули за частокол. Не удержавшись, Пэкстон выругался, увидев, что всадник сутулится и при каждом шаге коня болтается в седле.

— Открыть ворота! — скомандовал он и поспешил спуститься. Сэр Грэхам следовал за ним по пятам.

Выйдя за ворота, оба они устремились навстречу всаднику. Едва только Грэхам схватил жеребца за упряжь, всадник чуть не упал лишь потому, что Пэкстон успел подхватить его.

Пэкстон посмотрел на всадника. Оказавшийся у него на руках человек был в крови, одежда порядком потрепана. Глаза всадника с трудом открылись.

— На нас напали. Все погибли.

Это был сэр Годдард. Он выговаривал слова с огромным трудом, но старался говорить так, чтобы слышать его мог один только Пэкстон. Затем чуть живой рыцарь потерял сознание.