Новый понтифик взялся за дело с юношеским задором, сильно удивив всех. За ночь дворец превратился в кипучий улей. По коридорам бегали нотариусы и секретари с охапками пергаментов, содержащих планы, уставы, реестры и списки льгот.

Первым приказом стало укрепление городских оборонительных сооружений. По просьбе Льва Джеральд возглавил завершение строительства крепостных стен вокруг города, тщательно изучив все слабые стороны. По его совету были составлены планы, и работа по восстановлению и укреплению стен и башен закипела.

Трое ворот и пятнадцать башен полностью перестроили. На противоположном берегу Тибра, где река втекала в город, у ворот Порту соорудили две новые башни. Между противостоящими башнями натянули крепкие железные цепи, препятствующие судоходству. Хотя бы с этой стороны сарацины не могли войти в город.

Оставался вопрос: как защитить базилику Святого Петра? Чтобы решить проблему, Лев собрал совещание высшего духовенства и руководства, включая Джеральда и Джоанну.

На повестке дня стояло несколько вопросов: назначение постоянной охраны гвардейцев вокруг базилики, закрытие ее портика, укрепление дверей и окон железными решетками.

Лев слушал без особого энтузиазма.

— Эти меры лишь отсрочат вторжение, но не предотвратят его.

— При всем моем уважении, ваше святейшество, — заметил Анастасий, — отсрочка и есть наша лучшая защита. Если нам удастся удерживать варваров, пока подойдут войска императора…

— Если они вообще подойдут… — вмешался Джеральд.

— Надо полагаться на Бога, главнокомандующий, — возразил Анастасий.

— То есть на Лотара? На него я не полагаюсь.

— Простите, главнокомандующий. — Анастасий говорил с преувеличенной вежливостью. — Простите, что упоминаю об очевидном, но тут ничего нельзя сделать, поскольку базилика расположена за пределами крепостных стен.

— Надо перенести ее в крепость, — вмешалась Джоанна.

Темные брови Анастасия саркастически изогнулись.

— Что вы предлагаете, Иоанн… перетащить все здание камень за камнем?

— Нет, — ответила Джоанна. — Предлагаю обнести базилику Святого Петра крепостной стеной.

— Новой стеной! — заинтересовался Лев.

— Совершенно непрактично! — возмутился Анастасий. — Такого грандиозного проекта не было с древнейших времен.

— Значит, теперь пора, — сказал Лев, — построить новую стену.

— У нас нет средств! — запротестовал Граций, казначей, хранитель папских сокровищ. — Казна разорится, а работа не будет сделана и наполовину!

Лев задумался над его словами.

— Поднимем налоги. В конце концов, все заинтересованы, в том, чтобы появилась новая стена, которая защитит их.

Джеральд напряженно размышлял.

— Начать можно отсюда, — он показал на карту города. — У башни Святого Ангела. Затем стена пойдет в сторону по Ватиканскому Холму. — Он провел пальцем воображаемую линию. — Обогнет базилику Святого Петра, и прямо к Тибру.

Подковообразная линия, которую нарисовал Джеральд, огибала не только базилику, церкви и монастыри вокруг, но и весь район Борго, где находились поселения саксонцев, фризцев, франков и ломбардийцев.

— Это как самостоятельный город! — воскликнул Лев.

— Civitas Leonina, — сказала Джоанна. — Город Льва.

Анастасий и другие взглянули на Льва с ненавистью.

После нескольких недель консультаций с мастерами и строителями амбициозный проект стены был завершен. Сложенная из туфа и отделанная черепицей, стена должна была составлять сорок футов в высоту и двенадцать в ширину. Укрепить ее решили сорока четырьмя сторожевыми башнями. Такой заслон устоял бы и перед самыми отчаянными набегами врагов.

По призыву Льва в город стекались рабочие со всех папских земель. Они собирались в тесных и жарких обителях Борго, истощая ресурсы города. Хотя все они желали помочь, их неумелость и недисциплинированность только мешала делу. Они приходили на стройку каждый день, не зная, чем заняться, поскольку не хватало людей, способных организовать их. На майские иды рухнул отсек стены, придавив насмерть нескольких рабочих.

Священники, во главе с настоятелями, умоляли Льва прекратить работы. Падение стены сочли явным предупреждением: Бог не одобряет этого проекта, утверждали они. Сама идея бессмысленна. Такая высокая конструкция не устоит, но даже если стену возведут, завершить ее строительство вовремя, чтобы защититься от сарацинов, все равно не удастся. Гораздо разумнее направить усилия людей на усердную молитву и пост, чтобы отвратить Божий гнев.

— Мы будем молиться так, словно все зависит только от Бога, и работать так, словно все зависит от нас самих, — упрямо отвечал Лев. Каждый день он объезжал строительство, желая видеть, как продвигается дело, и ободрять рабочих. Он твердо решил довести дело до конца. Джоанна восхищалась тем, как непреклонен Лев по отношению к скептикам. Он разительно отличался от Сергия и по характеру, и огромной силой воли. Но восхищались Львом не все. Горожане разделились на тех, кто одобрял строительство стены, и тех, кто противился этому. Вскоре стало ясно, что продолжительность правления Льва во многом зависит от того, увенчается ли это успехом.

Анастасию ситуация была хорошо известна. Увлеченность Льва строительством стены делала его чрезвычайно беззащитным. Если проект провалится и поднимется волна недовольства в народе, у Анастасия, возможно, появится необходимый ему шанс. Сторонники императора войдут тогда в Латеранский дворец, сместят дискредитированного Папу и назначат на его место своего кандидата.

Став Папой, Анастасий защитит базилику Святого Петра тем, что укрепит связь Рима с франкским троном. Армия Лотара будет гораздо более надежной защитой от язычников, чем Стена Льва.

Но Анастасий напомнил себе, что действовать следует осторожно. Лучше не противостоять Льву открыто, пока люди еще ждут результатов смелого предприятия понтифика.

Самое разумное поддерживать Льва публично, но делать все, чтобы помешать осуществлению его проекта. На тот момент Анастасий уже сумел организовать обрушение части стены. Это не доставило ему особых хлопот. Несколько преданных людей подкопали ночью фундамент. Но это должно было стать лишь началом неприятностей. Нужно придумать что-то более грандиозное. Большая катастрофа положит конец этой нелепой авантюре.

Коварный ум Анастасия работал непрестанно, подыскивая момент для удара. Но в голову не приходило ничего стоящего. Будь у него огромная длань, он смел бы с лица земли все сразу одним ударом, испепелил бы адским огнем.

Адский огонь…

Анастасий оживился: ему пришла идея.

Наутро Джоанна проснулась с трудом. Минуту она лежала в недоумении, глядя на незнакомые очертания деревянных балок на потолке. Потом вспомнила: это не общая спальня, а ее собственные апартаменты — одна из привилегий нового поста номенклатора. У Джеральда также появились собственные апартаменты во дворце, но он не спал в них уже несколько недель, предпочитая оставаться во франкской школе в Борго, чтобы быть поближе к строительству.

Джоанна видела издалека, как Джеральд разъезжает по стройке на коне, подгоняет рабочих или склоняется над столами, обсуждая планы с мастерами. Им удавалось только обмениваться мимолетными взглядами. Но всегда, когда Джоанна видела его, сердце ее радостно билось. «Это женское тело — настоящий предатель», — думала она.

Джоанна старательно пыталась сосредоточиться на работе и ежедневных обязанностях.

В окнах уже забрезжил свет. С испугом Джоанна поняла, что проспала. Если не поспешить, она опоздает на совещание с главой приюта Святого Михаила.

Джоанна выскочила из постели и тут догадалась, что свет за окном вовсе не утренний. Солнце всходит с другой стороны, ее окна выходили на запад.

Она подбежала к окну. За темным силуэтом Палатинского холма, в дальнем конце города, в безлунное небо поднимались языки пламени.

Пожар! Горело в Борго.

Забыв надеть туфли, Джоанна побежала через зал.

— Пожар! — кричала она. — Пожар! Пожар!

Двери распахнулись, и в зал вбежали люди. К Джоанне подошел Аригий, протирая сонные глаза.

— Что это значит? — спросил он.

— Борго горит!

— Deo juva nos! — Аригий перекрестился, — Нужно разбудить его святейшество. — Он поспешил в папскую опочивальню.

Джоанна сбежала по лестнице на улицу. Отсюда было плохо видно, бесчисленные капеллы, монастыри и храмы вокруг дворца загораживали обзор, но она понимала, что огонь разгорался: об этом свидетельствовало зарево на небе.

За Джоанной из портика вышли и другие люди. Они падали на колени, рыдая, взывая к Богу и Святому Петру. Наконец появился Лев, с непокрытой головой и в простой накидке.

— Вызовите охрану, — приказал он слуге. — Поднимите конюхов. Пусть приготовят все повозки и всех лошадей. — Мальчик убежал выполнять распоряжение.

Подвели лошадей, беспокойных и испуганных тем, что их потревожили среди ночи. Лев оседлал коня.

Аригий пришел в ужас.

— Надеюсь, вы не поедете туда сами?

— Поеду. — Лев натянул поводья.

— Ваше святейшество, я протестую! Это слишком опасно! Вам подобает остаться здесь и провести службу о спасении!

— Молиться я с успехом могу и вне церковных стен, — ответил Лев. — Отойдите, Аригий.

Аригий неохотно повиновался. Лев пришпорил коня и поскакал по улице. Джоанна и несколько гвардейцев, сев на лошадей, последовали за ним.

Аригий смотрел на них с осуждением. Он не был наездником, но знал, что его место рядом с Папой. Если Лев, сломя голову, помчался на пожар, Аригий должен сопровождать его. Он неуклюже взобрался на коня и отправился в путь.

Лошади мчались галопом. Их факелы отбрасывали страшные тени на стены домов, а тени преследовали друг друга, словно неприкаянные призраки. Когда они подъехали ближе к Борго, запах гари стал невыносим, слышался страшный рев, словно выли тысячи зверей. Свернув, прямо перед собой они увидели пожар.

Это напоминало сцену из ада. Большой район был охвачен огнем. Сквозь пламя виднелись деревянные постройки, пожираемые огнем, силуэты мечущихся людей.

Лошади заржали и отпрянули назад. Из облака дыма к ним вышел священник, все его лицо было в саже.

— Ваше святейшество! Слава Богу, вы пришли! — По акценту и одежде Джоанна поняла, что это был франк.

— Дела плохи? — спросил Лев.

— Очень, — ответил священник. — Адрианий и приют Святого Перегрина разрушены. Поселения чужеземцев уничтожены, саксонская школа сгорела дотла вместе с церковью. Здание школы франков догорает. Сам едва успел спастись.

— Вы видели Джеральда? — нетерпеливо спросила Джоанна.

— Главнокомандующего? — священник покачал головой. — Он спал на одном из верхних этажей с каменщиками. Сомневаюсь, что кто-то из них спасся, огонь распространяется так быстро.

— Есть уцелевшие? — спросил Лев. — Где они?

— Многие спрятались в базилике Святого Петра. Но огонь повсюду. Если не остановить его, базилика окажется в опасности!

Лев протянул руку.

— Иди с нами. Именно туда мы направляется. — Священник запрыгнул в седло, и они поскакали к базилике.

Джоанна поехала в другую сторону на поиски Джеральда.

Перед ней поднималась стена огня. Пройти сквозь нее было невозможно. Обведя все глазами, Джоанна увидела почерневшую выгоревшую улицу, откуда огонь уже ушел, и повернула к франкской школе.

По обеим сторонам еще тлели отдельные очаги, дым стал гуще. От страха у Джоанны перехватило дыхание, но она двинулась дальше. Конь не желал повиноваться. Она пришпорила его, и он устремился вперед. Джоанна проехала через страшное пепелище с обгоревшими деревьями, обугленными трупами лошадей и людей, пытавшихся спастись от огня. У нее сжалось сердце. В таком аду не мог выжить никто.

Вдруг перед ней появилась стена дома. Это было невероятно. Франкская школа! Церковь и стоявший рядом дом сгорели до основания, но школа чудесным образом осталась невредима.

Джоанну охватила надежда. Возможно, Джеральду удалось спастись! Или он еще внутри, раненый, и нуждается в ее помощи.

Конь остановился, не желая идти дальше. Она снова пришпорила его, но теперь он встал на дыбы, сбросил ее на землю и ускакал.

Джоанна лежала совершенно обессиленная рядом с трупом человека. Блики огня играли на обугленном теле, изогнувшимся в смертельной агонии. Вздрогнув, Джоанна вскочила и побежала к школе. Надо было отыскать Джеральда, остальное не имело значения.

Горящие угли были повсюду. Пепел покрыл землю, одежду, волосы, кружился вокруг Джоанны густым удушливым облаком. Головешки обжигали ноги. Слишком поздно она сообразила, что забыла обуться.

Завидев дверь школы, Джоанна бросилась к ней.

— Джеральд! — кричала она. — Где ты?

Неуправляемый и дикий, раздуваемый ветром огонь изменил направление, метнув искры на соломенную крышу здания. Солома воспламенилась и спустя мгновение все здание охватил огонь.

Перед Джоанной заметались красные языки пламени.

— Джеральд! — закричала она снова, отскочив от наступавшего огня.

Джеральд засиделся до поздней ночи, размышляя над планом крепостной стены. Он так устал, что, задув свечу, мгновенно забылся глубоким сном.

Проснулся Джеральд от запаха дыма. Подумав, что коптит лампа, встал, чтобы погасить ее. Вздохнув глубже, он почувствовал сильную боль в груди и упал. Из-за дыма ничего не было видно. Пожар?! Но где?

Рядом послышались испуганные крики детей. Джеральд пополз в их направлении. Из темноты показались испуганные лица: мальчик и девочка, не старше четырех-пяти лет. Они подбежали и прижались к нему жалобно плача.

— Все хорошо, — попытался успокоить их Джеральд, охваченный тревогой. — Мы скоро выберемся отсюда. Когда-нибудь играли в лошадки?

Дети кивнули, глядя на него расширившимися от страха глазами.

— Хорошо. — Он посадил их на спину и скомандовал. — Держитесь крепче. Поехали.

Дым становился все гуще, дети закашлялись. С трудом передвигаясь в темноте и дыме, Джеральд пытался подавить нарастающий страх, он не мог разглядеть дверь. Многие погибали на пожаре от удушья.

— Джеральд! — послышался голос из темноты.

Низко наклонившись, чтобы хватило воздуха, он пополз на голос.

У стен базилики Святого Петра шла неравная борьба с огнем. Вокруг собрались люди, чтобы защитить ее, — монахи в черных рясах из соседнего монастыря святого Кирилла, священники, алтарные служки, проститутки и нищие, мужчины, женщины и дети из всех школ Борго: саксонцы, ломбардийцы, англичане и франки. Усилия разрозненных групп приносили мало пользы. Люди беспорядочно пытались собрать кувшины и другие сосуды, чтобы принести воды из ближайших колодцев и бочек. Один колодец окружила огромная толпа, а о другом забыли. Крича на разных языках, люди толкались, чтобы наполнить сосуды, кувшины разбивались, драгоценная вода проливалась на землю. В суматохе сломали подъемный механизм колодца, оставалось только спуститься в колодец и передавать ведра наверх, но процесс этот был настолько долгий, что от него быстро отказались.

— Река! Река! — закричали люди, кинувшись к Тибру. В панике многие побежали с пустыми руками, другие тащили огромные котлы, которые не смогли поднять, когда в них набрали воды. Они бросали свою неподъемную ношу, рыдая от отчаянья.

Посреди всего этого хаоса перед дверями базилики Святого Петра стоял Лев, несгибаемый и уверенный, словно камень этой самой базилики. Его присутствие вдохновляло людей. Пока Папа с ними, не все потеряно, еще остается надежда. И уставшие люди продолжали сражаться с огнем, который наступал, как морской прилив, оттесняя их.

Справа от базилики пылала библиотека монастыря Святого Мартина. Из открытых окон вырвались языки пламени и, подхваченные ветром, устремились на крышу базилики Святого Петра.

Аригий потянул Льва за рукав.

— Вы должны уйти, ваше святейшество, пока не поздно.

Не обращая на него внимания, Лев продолжал молиться.

«Надо позвать гвардейцев, заставить их увести Папу силой», — тревожно подумал Аригий. Как мажордом он имел право сделать это, но сомневался. Может ли он воспротивиться воле понтифика, даже ради его спасения?

Аригий всегда чувствовал опасность раньше всех. Из стен монастыря вылетел большой кусок горящей ткани, его подхватил ветер и понес прямо на Льва. Аригий бросился к Папе и оттолкнул. Через мгновение горящая ткань полностью закрыла лицо Аригия, выжигая глаза, обернувшись вокруг головы и тела, одежда и волосы мгновенно вспыхнули. Ослепший и охваченный огнем, он побежал вниз по ступеням базилики, пока не упал. В последний момент, когда тело горело, но мозг еще жил, Аригий вдруг понял: именно в этом было его призвание, именно ради этой жертвы он прожил свою жизнь.

— Господи Иисусе! — крикнул он, когда нестерпимая боль пронзила его сердце.

Облако дыма слегка приподнялось, и Джеральд увидел впереди дверной проем и силуэт Джоанны; ее золотистые волосы сверкали в бликах пламени. Сделав последнее усилие, Джеральд поднялся вместе с детьми и бросился к двери.

Увидев, как он выскочил из дымовой завесы, Джоанна бросилась к нему. Она сняла с него плачущих детей, прижала их к себе, не сводя глаз с Джеральда. Он едва стоял на ногах и молчал.

— Слава Богу, — воскликнула Джоанна.

Но взгляд ее сказал гораздо больше.

Они оставили детей на попечение монахинь и поспешили к базилике, где Джеральд сразу понял, что люди борются пожаром не с той стороны: огонь полыхал слишком близко к ним.

Джеральд возглавил тех, кто тушил пожар. Он приказал всем отойти подальше от огня и сделать защитную полосу, выкорчевывая кустарник, траву и все, что могло воспламениться, взрыхлить землю и полить ее водой.

Увидев, что искры летят в сторону базилики, Джоанна схватила бадью с водой у пробегавшего мимо монаха и забралась на крышу. Остальные последовали за ней. Люди образовали живую цепочку, передавая ведра с водой снизу на крышу. Полные бадьи поднимали наверх, пустые опускали вниз, люди работали плечом к плечу, до боли в руках, измазанные с головы до ног сажей, задыхаясь от жара.

Огонь подбирался по земле все ближе, пожирая сухую траву. Джеральд и остальные отчаянно пытались увеличить защитную полосу.

Стоя на ступенях базилики, Лев сделал крестное знамение в воздухе и выкрикнул в небеса:

— О, Господи! Не оставь нас теперь, когда мы просим Тебя!

Огонь добрался до крайней черты и уже лизал землю, пытаясь перебраться через защитную полосу. Джеральд и его помощники обильно поливали землю водой. Огонь замер, злобно зашипел и начал угасать.

Базилика была спасена.

По щекам Джоанны катились слезы.

Первые несколько дней после пожара хоронили погибших, тех, чьи тела нашли. Страшный огонь оставил от многих лишь горсть обугленных костей и пепел.

Похороны Аригия, как и соответствовало его высокому положению, прошли с величайшими почестями. После панихиды в Латеранском дворце его тело похоронили в склепе маленькой часовни рядом с могилами Папы Григория и Сергия.

Джоанна тяжело пережила эту утрату. Поначалу они с Аригием не очень ладили, но со временем прониклись друг к другу огромным уважением. Ей будет недоставать его деловитости, безупречного знания мельчайших подробностей сложной внутренней жизни дворца. Джоанна с тоской вспоминала даже несколько высокомерную горделивость, с какой Аригий выполнял свои обязанности. Она считала совершенно справедливым, что теперь он упокоился рядом с понтификами, которым так преданно служил.

После официальных дней траура начали внимательно изучать потери, нанесенные пожаром. Стена Льва устояла. Там, где начался пожар, нашли небольшие повреждения, но были полностью уничтожены почти три четверти района Борго: от храмов и домов остались лишь руины.

То, что базилика Святого Петра не пострадала от пожара, казалось чудом, и это сразу признали все. Папа Лев выиграл битву с огнем, говорили люди, вовремя перекрестив надвигавшийся огонь. Рассказы о событиях уже разошлись по Риму, жители которого очень нуждались в свидетельстве того, что Бог не отвернулся от них.

Чудо, свершенное Львом, укрепляло веру людей, о чем охотно говорили все, кто находился рядом с ним. Число свидетелей росло с каждым днем, и уже казалось, что почти все горожане были возле базилики в ту несчастную ночь.

Льву сразу простили все. Он стал героем, пророком, святым, живым воплощением духа Святого Петра. Люди превозносили его, потому что Папа, сотворивший подобное чудо, способен спасти их от сарацинов.

Однако восторг разделяли не все. Когда весть о чуде Льва дошла до церкви Святого Марселла, двери ее немедленно заперли на крепкий засов, отложили все крещения, отменили все мероприятия, а любопытным отвечали, что в церковь никого не допускают, поскольку священник Анастасий внезапно занемог.

Джоанна круглые сутки работала, распределяя одежду, лекарства и другие необходимые вещи по приютам и богадельням города. Все было забито пострадавшими от пожара, катастрофически не хватало врачей, чтобы ухаживать за людьми, поэтому она принимала помощь от всех. Одни так сильно обгорели, что спасти их было невозможно, оставалось лишь давать настойки мака, мандрагоры и белены, чтобы облегчить страдания перед смертью. У других были огромные ожоги, чреватые заражением крови. Таким больным Джоанна делала примочки из меда и алоэ, проверенное средство от ожогов. Многие, не имевшие на теле ни единого повреждения, страдали от того, что надышались дыма. Эти боролись за жизнь с каждым вдохом.

Потрясенная таким страшным горем, Джоанна снова усомнилась в своей вере. Как милостивый и всесильный Бог допустил такое? Как Он допустил гибель, страдания детей и младенцев, еще не успевших согрешить?

В сердце Джоанны затаилась тревога, когда тень прежних сомнений посетила ее.

Однажды утром, когда она встретилась со Львом, чтобы попросить разрешения открыть папские склады для жертв пожара, к ним вошел Валдиперт, новый мажордом. Это был высокий худой мужчина; его бледная кожа и светлые волосы свидетельствовали о том, что он из Ломбардии. Джоанну уязвило, что этот незнакомый человек одет так же, как Аригий.

— Ваше святейшество, — почтительно обратился Валдиперт к Папе. — Двое горожан просят вашей аудиенции.

— Пусть подождут, — ответил Лев. — Выслушаю их позднее.

— Простите, ваше святейшество. Уверен, вам лучше поскорее выслушать их.

Лев изогнул бровь. Если бы это был Аригий, он принял бы посетителей немедленно, ибо всегда доверял его мнению. Неопытный Валдиперт не знал пока пределов своих полномочий, но пытался превысить их.

Подумав, Лев согласился:

— Хорошо. Пусть войдут.

Валдиперт поклонился и вышел, вернувшись через минуту со священником и юношей. В смуглом и коренастом священнике Джоанна сразу узнала истового поборника веры, одного из тех, кто честно и незаметно трудились в небольших церквях Рима. Юноша, судя по одежде, был служкой у лектора или псаломщика. Это был приятный мальчик лет пятнадцати, стройный и миловидный о большими открытыми глазами, полными грусти.

Они оба простерлись ниц пред Папой.

— Встаньте, — велел им Лев. — Скажите, по какому делу вы здесь.

Первым заговорил священник.

— Я — Павел, ваше святейшество, милостью Божьей и вашей служу священником в храме Святого Лоренса в Дамаске. Этот юноша, Доминик, пришел сегодня в часовню исповедаться. То, что он мне рассказал, потрясло меня, и я привел его сюда. Выслушайте его.

Лев нахмурился.

— Нельзя нарушать тайну исповеди.

— Ваше святейшество, мальчик пришел сюда по собственной воле, поскольку его ум и дух в величайшем смятении.

Лев обратился к Доминику:

— Это правда? Говори честно. Нет ничего постыдного в том, чтобы отказаться поведать тайну, произнесенную на исповеди.

— Я хочу все рассказать вам, Отец, — дрожащим голосом ответил мальчик. — Я должен рассказать вам ради спасения моей души.

— Продолжай, сын мой.

Глаза Доминика наполнились слезами.

— Я не знал, ваше святейшество! — воскликнул он. — Клянусь мощами всех святых, я не знал, что случится, иначе никогда не сделал бы этого!

— Не сделал бы чего, сын мой? — ласково спросил Лев.

— Не поджег бы. — Мальчик разрыдался.

Воцарилось молчание, нарушаемое только рыданиями Доминика.

— Ты устроил поджег? — тихо спросил Лев.

— Да, я, и молю Бога простить меня!

— Зачем ты это сделал?

Мальчик проглотил слезы, пытаясь успокоиться.

— Он сказал мне, будто строительство стены — великое зло, потому что деньги и время, затраченные на это, можно использовать на ремонт церквей и облегчение жизни бедных.

— Он? — удивился Лев. — Тебе кто-то приказал устроить пожар?

Мальчик кивнул.

— Кто?

— Кардинал Анастасий. Ваше святейшество, у него, должно быть, дьявольский язык. Он говорил так убедительно, что все его слова казались мне правильными и добрыми.

Снова наступило молчание. Потом Лев серьезно произнес:

— Осторожно выбирай слова, сын мой. Ты уверен, что именно Анастасий приказал тебе устроить поджог?

— Да, святейший. Пожар предполагался маленький, — запинаясь сказал Доминик. — Только, чтобы сгорели леса на стене. Это было совсем нетрудно, я просто пропитал маслом тряпки, засунул под леса с краю и поджег. Поначалу горели только леса, так, как говорил кардинал. Но тут налетел ветер, и все вспыхнуло… и… — Он упал на колени. — О Боже! — в отчаянии плакал мальчик. — Невинная смерть! Я никогда больше не сделаю этого, даже если тысячи кардиналов попросят меня!

Мальчик подполз к ногам Льва.

— Помогите мне, святейший отец. Помогите! — Он поднял к Папе свое измученное лицо. — Я не могу жить после того, что натворил. Накажите меня. Готов на любые муки, даже самые страшные, чтобы душа моя очистилась!

Джоанна замерла от ужаса и жалости. К злодеяниям Анастасия теперь добавилось и дьявольское искушение мальчика. Эта простая, честная и добрая душа никогда не совершила бы такого преступления, и не могла она нести тяжкий груз без ущерба для сознания.

Лев положил руку на голову мальчика.

— Смертей уже предостаточно, сын мой. Какая польза миру в том, что будет еще одна? Нет, Доминик, твое наказание не в смерти, но в жизни — жизни, которую ты проведешь в искуплении и раскаянии. Отныне ты изгоняешься из Рима. Соверши паломничество в Иерусалим и молись перед Святой Гробницей о божественном прощении.

Мальчик поднял на него удивленные глаза.

— И это все?

— Дорога искупления никогда не бывает легкой, сын мой. Тебя ждет трудное путешествие.

Вспомнив о своем паломничестве из Франконии в Рим, Джоанна подумала, что Доминик даже не представляет себе, как верны эти слова. Отныне он должен жить вдали от родины, семьи и друзей, от всего, к чему привык. По пути в Иерусалим его ждет немало опасностей — непреодолимые горы и глубокие ущелья, дороги, кишащие грабителями и разбойниками, ему предстоит испытать голод, жажду и тысячи других невзгод.

— Проведи свою жизнь в бескорыстном служении людям, — продолжал Лев, — во всем руководствуйся тем, чтобы твои добрые дела перевесили свершенное тобою зло.

Доминик упал ниц перед Львом и поцеловал край его одежды. Он встал бледный и решительный, лицо его изменилось, словно омытое небесным дождем.

— Я принимаю ваше наставление, святейший отец. Сделаю все именно так, как вы сказали. Клянусь телом Христовым и кровью Его.

Лев перекрестил мальчика, благословляя:

— Иди с миром, сын мой.

Доминик и священник покинули комнату.

Лев мрачно произнес:

— Кардинал Анастасий происходит из могущественной семьи. Необходимо действовать в строгом соответствии с законом. Я должен написать мои обвинения против него. Иоанн, пойдем со мной. Мне понадобится твоя помощь. И Валдиперт…

— Да, ваше святейшество?

Лев одобрительно кивнул ему.

— Молодец.

— Правильно сделал, что сообщил мне об этом, — сказал Арсений. Он сидел в одной из комнат своего дворца вместе с Валдипертом. Тот только что рассказал ему все подробности встречи Папы Льва с Домиником. — Позволь выразить тебе мою благодарность.

Арсений открыл небольшой бронзовый ларец, стоявший на столе, вынул двадцать золотых динариев и передал Валдиперту, который быстро спрятал их.

— Рад услужить, епископ. — Наспех откланявшись, Валдиперт удалился.

Арсения не обидел поспешный уход Валдиперта. Мажордом должен был вернуться во дворец прежде, чем заметят его отсутствие.

Арсений поздравил себя с тем, что предусмотрительно выбрал Валдиперта много лет назад, когда он был еще совсем молодым человеком в должности управляющего папского дома. Держать его своим сторонником стоило ему немалых денег все эти годы. Но теперь, когда Валдиперт стал мажордомом, затраты окупятся с лихвой.

Арсений позвонил слуге.

— Отправляйся в церковь Святого Марселла и попроси моего сына, чтобы пришел немедленно.

* * *

Услышав новость, Анастасий тяжело опустился в кресло. Неприятно, что отец узнал о его оплошности.

— Кто мог знать, что мальчик заговорит? — оправдывался он. — Предав меня, он должен сильно раскаиваться.

— Нельзя было оставлять его в живых, — заметил Арсений. — Следовало перерезать ему горло, как только дело было сделано. Но теперь все кончено. Нужно подумать о будущем.

— О будущем? — недоуменно повторил Анастасий — О каком будущем?

— Отчаянье — удел слабых, сын мой, не таких, как мы с тобой.

— Но что мне делать? Ведь ситуация сложная!

— Тебе придется покинуть Рим. Немедленно. Сегодня ночью.

— О Боже! — Анастасий закрыл лицо руками. Мир вокруг него рушился.

— Хватит! Помни кто ты есть, — решительно сказал Арсений. Анастасий выпрямился в кресле, пытаясь справиться с собой. — Отправляйся в Аахен ко двору императора.

Анастасий опешил. Страх, переполнявший его, мешал трезво думать.

— Но… Лотар знает, что я осудил его во время выборов Папы.

— Да, и знает также, почему ты был вынужден так поступить. Он понимает, что такое политическая необходимость. А как, по-твоему, он вырвал трон у своих братьев? Кроме того, ему очень нужны деньги. — Арсений достал из стола кожаный кошелек и протянул его Анастасию. Если отцы императорской партии все еще сомневаются, это убедит их.

Анастасий тупо уставился на тяжелый кошелек. Действительно ли нужно уехать из Рима? Мысль о том, что остаток жизни придется провести среди варваров-франков внушала ему отвращение. Возможно, лучше умереть и покончить со всем этим.

— Считай, что это твой шанс, — проговорил Арсений. — Шанс приобрести могущественных друзей при императорском дворе. Они понадобятся тебе, когда ты станешь Папой.

«Когда стану Папой». — Слова рассеяли тяжелый туман отчаянья. Значит, его отсылают не навечно.

— Я позабочусь о твоих интересах здесь, ничего не бойся, — сказал Арсений. — Лев не всегда будет пользоваться всеобщим расположением. Постепенно оно достигнет предела и пойдет на убыль. Тогда я и пошлю за тобой.

Тошнота, мучившая Анастасия начала проходить. Отца не покинула надежда, значит, не все потеряно.

— Тебя будут сопровождать двенадцать моих лучших людей, — добавил Арсений. — Пойдем, провожу тебя на конюшню.

Двенадцать воинов, вооруженные мечами, копьями и булавами, уже сидели на конях и ждали. На опасных дорогах охрана Анастасию была обеспечена. Его конь стоял рядом, нетерпеливо перебирая ногами. Анастасий узнал любимого скакуна отца.

— До заката осталось часа два или три, достаточно для хорошего начала, — сказал Арсений. — Сегодня они за тобой не придут, поскольку не знают, что ты о чем-то догадываешься. Лев постарается выдвинуть официальные обвинения для твоего ареста. Раньше утра о тебе не спохватятся. Тогда отправятся сразу в церковь святого Марселла. Только после этого они догадаются прийти сюда, но ты будешь уже далеко.

Вдруг Анастасию пришла в голову тревожная мысль.

— А как же ты, отец?

— У них нет оснований подозревать меня. Если только они посмеют допрашивать меня о тебе, то быстро поймут, что тянут волка за хвост.

Отец и сын обнялись.

«Неужели это происходит на самом деле», — подумал Анастасий. Все так быстро менялось, что голова шла кругом.

— Да будет с тобой Бог, сын мой, — произнес Арсений.

— И с тобой, отец. — Анастасий сел на коня и быстро погнал его, чтобы отец не видел его слез. Перед воротами он оглянулся в последний раз. Солнце клонилось к западу, отбрасывая длинные тени на пологие склоны Римского холма, заливая золотисто-красным светом величественные развалины Форума и Колизея.

Рим! Все, ради чего он работал, все, что было ему дорого, находилось в этих священных стенах.

Последнее, что запомнил Анастасий, это лицо отца, выражавшее боль и решимость, такое же родное и успокаивающие, как камень Святого Петра.

— Membrum putridum et insanibile, ferro excommunicationis a corpore Ecclesiae abscidamus…

В прохладной темноте Латеранской базилики Джоанна слушала, как Лев произносит торжественные и страшные слова, навечно отлучая Анастасия от Святой Матери церкви. Она заметила, что Лев выбрал excommuniciato minor, самую слабую форму отлучения, когда проклятому не разрешают свершать обряды или принимать святые дары, но его не лишают последних прав, которых не может быть лишена ни одна живая душа. Однако Анастасию позволялось общаться с братьями-христианами. «Истинно, у Льва доброе сердце», — подумала Джоанна.

Все священники Рима присутствовали на торжественной церемонии. Здесь был даже Арсений, не желавший рисковать своим положением епископа Хорты, вступая в бессмысленное публичное противостояние. Конечно, Лев подозревал, что Арсений причастен к бегству сына, но не имел доказательств, а других обвинений против него не было. Быть отцом преступника — не преступление.

Когда свеча, символизирующая бессмертную душу Анастасия, была перевернута и погашена в грязи, Джоанна почувствовала грусть. «Трагическая бессмыслица, замечательный ум Анастасия пригодился бы для добрых дел, если бы только не его чрезмерные амбиции», — подумала она.