В августе созрели пшеничные колосья. На восьмом году жизни, Джоанна впервые встретилась с Эскулапием. Он остановился в доме каноника на пути в Майнц, где должен был преподавать в кафедральной школе.

— Добро пожаловать, господин, добро пожаловать! — приветствовал Эскулапия отец Джоанны. — Мы рады, что вы благополучно прибыли. Надеюсь, путешествие не слишком утомило вас? — он почтительно поклонился гостю через порог. — Входите, отдохните. Гудрун! Принеси вино! Ваш визит большая честь для моего скромного дома. — По поведению отца Джоанна догадалась, что Эскулапий очень известный ученый.

Он был греком, одетым по византийской моде. Его белая льняная хламида была застегнута простой металлической брошью и покрыта длинной накидкой, отороченной серебряной нитью. Волосы у него были коротко острижены, как у простого крестьянина, смазаны маслом и зачесаны назад. В отличие от каноника, который брился по обычаю франкских священников, Эскулапий носил длинную бороду, такую же седую, как его волосы.

Когда отец позвал Джоанну, чтобы представить гостю, она очень смутилась и робко стояла перед незнакомцем, уставившись на причудливый ремешок его сандалий. Наконец каноник отослал ее помогать матери с обедом.

За столом каноник сказал:

— По обычаю мы читаем Священное Писание перед приемом пищи. Не окажете ли честь, почитав нам сегодня?

— С удовольствием. — Эскулапий улыбнулся, осторожно раскрыл деревянный переплет и перелистал хрупкие страницы. — Экклезиаст. Omnia tempus habent, et momentum suum cuique negotio sub caelo…

Джоанна никогда не слышала такой прекрасной латыни. У него было необычное произношение. Слова звучали не слитно, как в галльской манере, а четко.

— Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное…

Джоанна не раз слышала, как ее отец читал то же самое, но благодаря Эскулапию она впервые поняла красоту слов, которой раньше не замечала.

Закончив, Эскулапий закрыл Библию.

— Превосходная книга, — обратился он к канонику. — Написана изумительным почерком. Вы, должно быть, привезли ее из Англии. Слышал, что это искусство все еще процветает там. Большая редкость в наше время встретить манускрипт без грамматических ошибок.

Каноник раскраснелся от удовольствия.

— В библиотеке Линдисфарна таких много. Этот экземпляр доверил мне епископ, назначив меня миссионером в Саксонии.

Обед удался на славу, и был самым обильным, из всех какие когда-либо готовили в их доме. На столе стояла вырезка жареной свиной солонины, покрытой нежной хрустящей корочкой, вареный горох и свекла, пикантный сыр и батоны хрустящего хлеба, выпеченного в золе. Каноник велел подать франкского пива, ароматного, темного и густого, словно деревенский бульон. Потом они ели жареный миндаль и сладкие печеные яблоки.

— Изумительно! — воскликнул Эскулапий в конце обеда. — Давно я так не ел. С тех пор, как покинул Византию, ни разу не отведал такой нежной свинины.

Гудрун обрадовалась:

— Это потому, что у нас свои свиньи, и перед тем, как забить, мы откармливаем их. Мясо черных лесных свиней жесткое и невкусное.

— Расскажите о Константинополе! — нетерпеливо попросила Джоанна. — Правда, что там улицы вымощены драгоценными камнями, а из фонтанов льется жидкое золото?

— Нет, — рассмеялся Эскулапий, — но это замечательное место стоит увидеть.

Разинув рты, Джоанна и Джон слушали рассказ Эскулапия о Константинополе, расположенном на высоком мысе. Мраморные дома, покрытые золотом и серебром, поднимались на несколько этажей, глядя на Золотой Рог, залив, где стояли на причале корабли со всего света. В этом городе Эскулапий родился и вырос. Ему пришлось бежать, когда его семью вовлекли в религиозный спор, связанный с уничтожением икон. Джоанна не понимала этого, хотя отец знал, о чем речь, и мрачно кивал, когда Эскулапий рассказывал о гонениях на семью.

Потом они перешли к обсуждению теологических вопросов, и Джоанну с братом отправили в спальню родителей, поскольку гостю предоставили их большую кровать поближе к очагу.

— Пожалуйста, позвольте мне остаться и послушать, — обратилась к матери Джоанна.

— Нет. Ты давно должна спать. Кроме того, наш гость устал рассказывать. А серьезные разговоры тебе не интересны.

— Но…

— Все, детка. Марш в кровать. Утром мне понадобится твоя помощь. Папа хочет, чтобы мы устроили новый пир для гостя. Еще один такой гость, и мы разоримся, — ворчала Гудрун. Уложив детей на соломенную постель, она поцеловала их и вышла.

Джон заснул сразу, но Джоанна лежала с открытыми глазами, пытаясь расслышать голоса, доносившиеся из-за толстой деревянной перегородки. Наконец, одолеваемая любопытством, она встала, подошла к двери и опустилась на колени. Теперь девочка видела, как ее отец и Эскулапий сидят и разговаривают возле очага. Было холодно, до Джоанны не доходил жар от огня, а на ней была только легкая рубашка. Она дрожала от холода, но и не помышляла вернуться в постель. Ей было необходимо услышать то, что говорил Эскулапий.

Речь зашла о кафедральной школе.

— Вам что-нибудь известно о местной библиотеке? — спросил каноника Эскулапий.

— О да, — отвечал каноник, несомненно довольный, что его об этом спросили. — Я провел в ней многие часы. Там собрана отличная коллекция, около семидесяти пяти экземпляров.

Эскулапий вежливо кивнул, хотя слова не произвели на него особого впечатления. Джоанна с трудом представляла себе столько книг в одном месте.

— Есть даже копии De scriptoribus ecclesiasticus Исидора и De gubernatione Dei Салвиана, — сказал каноник, — а также полное собрание Commentarii Джерома с превосходными иллюстрациями. Кроме того, имеется самый точный манускрипт Hexaёmeron нашего земляка Святого Базиля.

— Есть ли работы Платона?

— Платона? — вопрос шокировал каноника. — Конечно нет. Его работы не для христиан.

— О? Следовательно, вы не одобряете изучение логики?

— Она занимает свое место в тривиуме, — раздраженно ответил каноник, — при использовании определенных текстов, например Августина и Боэция. Но вера основана на признании силы святого Духа, а не на логических доказательствах. Из-за глупого любопытства люди иногда лишаются своей веры.

— Понимаю вашу точку зрения, — вежливо откликнулся Эскулапий, явно не согласившись с каноником. — Возможно, однако, вы ответите мне на это: как получается, что человек способен разумно мыслить?

— Разум есть проявление божественного в человеке. «И сотворил Бог человека по образу и подобию Своему».

— Вы хорошо знакомы с Писанием. Следовательно, вам придется признать, что разум дан человеку Богом?

— Несомненно.

Джоанна подобралась ближе. Она не хотела пропустить ни единого слова Эскулапия.

— Тогда зачем бояться сопоставлять разум и веру? Если Бог дал нам разум, то как же разум может увести нас от Бога?

Каноник заерзал на стуле. Джоанна никогда не видела отца в таком замешательстве. Он был миссионер, обученный наставлять и проповедовать, но не привыкший к логическим дебатам, поэтому он так и не ответил.

— В самом деле, — продолжил Эскулапий. — Не из-за недостатка ли веры боится человек логического рассуждения? Если цель сомнительна, тогда путь к ней наполнен страхом. Твердая вера не знает страха, ибо если Бог существует, то разум не может не привести нас к Нему. «Cogito, ergo Deus est», — сказал Святой Августин. «Я мыслю — значит Бог существует».

Джоанна так увлеклась их спором, что забыла об осторожности и одобрительно воскликнула. Отец резко повернулся к перегородке. Девочка отпрянула в темноту, затаив дыхание. Разговор продолжился. «Слава Богу, они не заметили меня». Она медленно перебралась к кровати, где сопел спящий Джон.

Еще долго после того, как стихли голоса, Джоанна лежала без сна. На сердце у девочки было очень легко и свободно, словно с него свалился камень. Она не виновна в смерти Мэтью. Его убило не ее желание учиться, как утверждал отец. Услышав Эскулапия, Джоанна поняла, что стремление к знаниям естественно и безгрешно. Это следствие того, что Господь дал человеку разум. «Я мыслю — значит Бог существует». Она поняла истину этих слов.

Слова Эскулапия поселили надежду в душе Джоанны. «Может быть, завтра я смогу поговорить с ним, — думала она. — И даже покажу ему, что умею читать».

Это так вдохновило ее, что она так и не смогла заснуть до рассвета.

На следующее утро, очень рано, мать послала Джоанну в лес за буковыми орехами и желудями для свиней. Желая поскорее вернуться домой к Эскулапию, Джоанна спешила выполнить работу, но в осеннем лесу, засыпанном опавшей листвой, собирать орехи было трудно, а возвращаться домой с полупустой корзиной — нельзя.

Когда Джоанна пришла из леса, Эскулапий уже собирался покинуть их дом.

— Ах, я так надеялся, что вы отобедаете с нами еще раз, — сокрушался каноник. — Мне интересны ваши мысли о тайне Триединства, хотелось бы продолжить беседу.

— Вы очень добры, но я должен быть в Майнце вечером. Меня ждет епископ. Мечтаю приступить к новым исследованиям.

— Конечно, конечно, — сказал каноник и помолчав, добавил: — Но вы не забыли про наш разговор о мальчике? Не посмотрите ли его уроки?

— Это самое меньшее, что я могу сделать для такого гостеприимного хозяина, — вежливо ответил Эскулапий.

Джоанна взяла свое шитье и уселась на стуле неподалеку, стараясь остаться незамеченной, чтобы отец не прогнал ее. Но бояться было нечего, потому что каноник сосредоточился только на Джоне. Надеясь произвести на Эскулапия впечатление успехами сына, он начал задавать Джону вопросы по грамматике Доната. Каноник совершил большую ошибку, поскольку именно в грамматике Джон был особенно слаб. Он постоянно путал дательный падеж с творительным, неумело спрягал глаголы, а в конце не смог правильно разобрать предложение. Эскулапий слушал внимательно.

Покраснев от смущения, каноник перешел к более безопасной теме и начал с большого трактата Алкуина, который Джон знал неплохо. С первой частью Катехизиса он справился.

— Что есть год?

— Телега с четырьмя колесами.

— Какие кони тянут ее?

— Солнце и луна.

— Сколько в ней мест?

— Двенадцать.

Довольный успехом сына, каноник перешел к более сложной части Катехизиса. Джоанна опасалась того, что могло произойти, ибо Джон был близок к истерике.

— Что есть жизнь?

— Радость благословенных, скорбь печальных и… и… — Джон запнулся.

Эскулапий поморщился. Джоанна закрыла глаза, сосредоточившись на нужных словах и желая всей душой, чтобы Джон произнес их.

— Ну? — стал подгонять сына каноник. — И что?

Лицо Джона озарило вдохновение.

— И поиск смерти!

Каноник кивнул.

— А что есть смерть?

Оцепенев, Джон уставился на отца, словно загнанный олень, преследуемый охотниками.

— Что есть смерть? — повторил каноник.

Бесполезно. Непонимание последнего вопроса и нарастающий гнев отца лишили Джона самообладания. Он забыл все. Джоанна заметила, что брат готов расплакаться. Отец гневно посмотрел на него. Эскулапий взирал на них с сочувствием.

Джоанна больше не могла этого вынести. Смятение брата, гнев отца, невыносимое унижение обоих и нетерпение Эскулапия лишили ее выдержки. Не успев сообразить, что делает, Джоанна выпалила:

— Неизбежность происходящего, неопределенность паломничества, слезы живущих, подлость человека.

Ее слова поразили всех, словно громом. Все трое ошеломленно посмотрели на девочку. Лицо Джона выражало досаду, лицо отца — ярость, Эскулапий пришел в изумление. Первым дар речи обрел каноник.

— Что за наглость? — возмутился он, но, вспомнив про Эскулапия, сказал: — Если бы не наш дорогой гость, я наказал бы тебя немедленно. Но с наказанием пока повременим. Прочь с глаз моих!

Джоанна поднялась. Она сдерживалась, пока не дошла до двери и не захлопнула ее за собой. Девочка бежала со всех ног до папоротников на опушке леса и там упала на землю.

Ее терзала невыносимая душевная боль. Быть униженной перед тем, на кого она так хотела произвести впечатление! Это несправедливо. Джон не знал ответа, а она знала. Почему ей нельзя было ответить?

Джоанна долго сидела, наблюдая за удлиняющимися тенями деревьев. На землю спустился дрозд и стал клевать червей. Найдя червячка, он важно и гордо выставил грудку. «Точно, как я, — подумала Джоанна с горечью. «Надулась от гордости за то, что сделала». Она знала, что гордыня грех, ее за это часто наказывали, но преодолеть себя не могла.

— Я умнее Джона. Почему учиться можно только ему, а не мне?

Дрозд улетел. Джоанна следила за ним, пока он не скрылся среди деревьев. Она прикоснулась к медальону Святой Екатерины и вспомнила Мэтью. Он посидел бы с ней, поговорил, объяснил все, чтобы она поняла. Джоанна очень скучала по нему.

«Ты убила своего брата», — сказал отец. Эти слова тяжело ранили ее. Но дух Джоанны сопротивлялся, она была горда и желала большего, чем Бог определил женщине. Но почему Бог наказал Мэтью за ее грех? Это же лишено всякого смысла.

Что не позволяет осуществиться ее мечтам? Все считали желание Джоанны учиться противоестественным. Но она жаждала знаний, открытых ученым людям. У остальных девочек в деревне интересы были другие. Им нравилось сидеть на службе в церкви, хотя они не понимали ни слова. Принимая на веру все, о чем им говорили, они ни к чему не стремились. Они мечтали о хорошем муже, таком, который не будет их бить, о куске земли, чтобы работать на нем. Они даже не помышляли выйти за пределы безопасного и знакомого мира деревни. Джоанна не понимала их так же, как и они ее.

«Почему я другая? — размышляла она. — Что во мне не так?»

Позади послышались шаги. Джон коснулся плеча сестры и мрачно сказал:

— Меня прислал отец. Хочет видеть тебя.

— Прости, — Джоанна взяла его за руку.

— Не стоило этого делать. Ты всего лишь девочка.

Эти слова ей были непонятны, но Джоанна была благодарна, что брат простил ее, хотя она унизила его перед гостем.

— Я была не права. Прости.

Джон попытался выказать уязвленную гордость, но ему это не удалось.

— Ладно, прощаю. По крайней мере, папа на меня больше не сердится. А теперь… в общем, сама увидишь.

Он помог сестре подняться с сырой земли и отряхнуть юбку от листьев. Держась за руки, они направились к дому.

В дом Джоанна вошла первая.

— Иди, — сказал Джон, — они хотят видеть тебя.

Они? Джоанна задумалась, что он имел в виду, но спросить не успела, так как увидела отца и Эскулапия, ожидавшего у очага.

Она подошла и покорно встала перед ними. У отца было такое выражение лица, будто он съел что-то кислое. Он жестом направил дочь к Эскулапию, а тот подозвал ее ближе. Взяв девочку за руки, Эскулапий пристально посмотрел на нее.

— Ты знаешь латынь? — спросил он.

— Да, господин.

— Как ты этому научилась?

— Я слушала, господин, когда мой брат учил уроки.

Представив себе реакцию отца на эти слова, Джоанна потупилась.

— Знаю, что мне не следовало этого делать.

— Чему еще ты научилась? — спросил Эскулапий.

— Я умею читать, господин, и немного писать. Когда я была маленькая, мой брат Мэтью учил меня.

Краем глаза Джоанна заметила, что отец сердит.

— Покажи мне.

Эскулапий открыл Евангелие от Луки. Она начала читать, поначалу запинаясь на некоторых латинских словах, поскольку давно не читала: «Quomodo assimilabimus regnum Dei aut in qua parabola ponemus illud?» — «Чему подобно Царство Божье? И чему уподоблю его? — Джоанна уверенно продолжила чтение до самого конца. — Оно подобно горчичному зерну, взяв которое человек посадил в своем саду; и выросло оно, и стало большим деревом, и птицы небесные укрывались в его ветвях».

Она умолкла. В тишине Джоанна слышала, как осенний ветер шелестит соломой на крыше.

— А ты понимаешь то, что читаешь? — тихо спросил Эскулапий.

— Думаю, да.

— Объясни, пожалуйста.

— Это означает, что вера, словно горчичное зернышко, посеяно в сердце, как зерно в земле. Если ухаживать за зернышком, оно вырастет и станет красивым деревом. Если заботиться о своей вере, то обретешь Царствие Небесное.

Эскулапий почесал бороду, но Джоанна не поняла, одобрил ли он то, что она сказала. Неужели толкование неправильно?

— Или… — у нее появилась новая идея.

— Да? — удивленно поднял брови Эскулапий.

— Это может означать, что Святая Церковь похожа на зерно. Поначалу она была маленькая, росла в темноте, заботясь только о Христе и двенадцати апостолах, но превратилась в огромное дерево, раскинувшееся на весь мир.

— А что за птицы укрываются на ее ветвях? — спросил Эскулапий.

— Это верующие, которые находят спасение в церкви, как птицы — в ветвях дерева.

Выражение лица Эскулапия не изменилось. Он снова задумчиво погладил бороду. Джоанна отважилась на новую попытку.

— А еще… — она размышляла, — горчичное зерно, возможно, означает Христа. Христос был как зерно, когда его похоронили, и стал как дерево, когда воскрес и вознесся на небо.

— Вы это слышали? — повернулся Эскулапий к канонику.

— Джоанна всего лишь девочка, едва ли она…

— Зерно есть вера, церковь и Христос, — сказал Эскулапий. — Allegoria, moralis, anagoge. Классическое триединство в толковании Библии. Конечно, выраженное довольно просто, но интерпретировано так же полно, как у самого Григория Великого. И это без какого-либо формального образования! Восхитительно! Ребенок чрезвычайно умен. Я берусь обучать ее.

Джоанна была ошеломлена. Не сон ли это? Она боялась верить в то, что это происходит на самом деле.

— Конечно же не в школе, — продолжил Эскулапий. — Это запрещено. Я буду приходить сюда раз в неделю. И обеспечу ее книгами для занятий.

Каноник остался недоволен. Он ожидал другого.

— Все это очень хорошо, — раздраженно заметил он, — но как насчет мальчика?

— Ах, мальчик? Боюсь, у него нет способностей к наукам. Если он продолжит учение, то сможет рассчитывать на должность деревенского священника. Закон требует от них лишь умения читать, писать и знать правила святого таинства. Но остальная наука не для него.

— Едва верю своим ушам! Вы собираетесь учить девочку, а не мальчика?

— У нее талант, у него таланта нет. По-другому не получается, — пожал плечами Эскулапий.

— Женщина-ученый! — каноник негодовал. — Она будет изучать священные тексты, тогда как ее брат к ним не допущен? Я этого не позволю. Либо вы обучаете обоих, либо никого.

Джоанна затаила дыхание. Немыслимо, чтобы, едва добившись желаемого, она потеряла все. Про себя девочка начала молиться, но остановилась. Возможно, Богу это не понравится. Она нащупала под рубахой деревянный медальон Святой Екатерины. Она-то поймет. «Пожалуйста, — молча молилась Джоанна. — Помоги мне. Я сделаю тебе хорошее подношение. Только, пожалуйста, помоги мне».

— Я уже сказал, — занервничал Эскулапий, — что у мальчика нет способностей к учению. Заниматься с ним — пустая трата времени.

— Тогда решено, — сердито проговорил каноник. Джоанна не верила своим глазам, наблюдая, как он встает со стула.

— Один момент, — сказал Эскулапий. — Вижу, вы не отступите от своих намерений.

— Да.

— Очень хорошо. У девочки незаурядный ум. При хорошем обучении она добьется многого. Не смею упустить такую возможность. Поскольку вы настаиваете, я буду учить обоих.

— Спасибо! — поспешно воскликнула Джоанна. Но ее слова были обращены скорее к Святой Екатерине, чем к Эскулапию. Она едва сдерживала волнение. — Я буду очень стараться.

Эскулапий посмотрел на девочку проницательным умным взглядом. «Словно внутри у него огонь», — подумала Джоанна. Свет, который будет освещать ей предстоящие недели и месяцы.

— Ты действительно будешь стараться? — Под густой седой бородой промелькнула улыбка. — О да, ты будешь стараться.