Прошло три недели с тех пор, как я вернулась из Вирджинии, и практически все в моем родном городе ощущалось для меня по-другому. Слишком ярко, слишком жарко, и вообще... всего слишком. Пока я отсутствовала, что-то во мне изменилось, и, не уверена, вернется ли все на круги своя. Это хорошо? Или же плохо?

Несмотря ни на что, возвращение к своему привычному образу жизни занимает у меня не слишком много времени. Каждое утро я просыпаюсь, включаю компьютер и работаю до позднего вечера. Некоторые люди (например, Габби) могут посчитать подобное поведение способом сбежать от реальности, но я называю это стремлением. Чем больше у меня клиентов, тем больше денег я заработаю. И тем больше времени мне не придется зацикливаться на том, что, как я знаю, переворачивает мою жизнь с ног на голову.

Каждый вечер моя мама приходит домой и заставляет меня поужинать, словно я все еще ребенок. Я ненавижу это, но не могу заставить себя отвлечься. Я погрязла в этом странном режиме ожидания, из которого не могу выбраться — или не хочу — и это самое дискомфортное и сводящее с ума чувство, которое я когда-либо испытывала. Пару раз я общалась с Беном и Габби, после их возвращения из медового месяца, и могу сказать, что они оба хотят назвать мое поведение нелепым, но пока еще не совсем готовы это сделать. Может быть, существует некий период ожидания, после чего вы смело можете назвать своего друга идиотом. Потому что, чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что, возможно, я вела себя — веду себя — как идиотка, когда дело касается его.

Когда дело касается Нейта. На самом деле я не позволяю себе часто вспоминать его имя, потому что эти четыре буквы — то, что, по всей видимости, поднимает во мне шквал жалости к себе. Заметьте, не воспоминание об улыбке на его красивом лице. Или воспоминание о его прикосновениях. Всего лишь его имя.

Пока, в конце концов, моя мама не поднимает этот вопрос, поймав меня за разглядыванием свадебных фотографий, которые Габби чуть ранее в тот же день выслала мне по электронной почте. Она прекрасно видит, что меня что-то беспокоит, с тех пор как я вернулась, и достаточно умеет читать мысли, так что, скорей всего, понимает, что это связано с парнем. Ее материнская интуиция всегда работала безупречно, что порой жутко раздражает (и помогает).

Там есть снимок, который окончательно добивает меня: мы с Нейтом танцуем, улыбаясь друг другу. Он просто рассказывал что-то смешное — не могу вспомнить, что именно — и я смотрела на него так, словно он был для меня солнцем, луной и звездами. Если бы я не была той, кто изображен на фото, то догадалась бы, что эти двое сильно влюблены. Возможно, мы и влюблены, и мне просто нужно позволить себе почувствовать это, не знаю. Но что я знаю наверняка, так это то, что глядя на эту фотографию, в моей груди ощущается боль, и становится трудно дышать. Он был там со мной в пределах досягаемости, а потом я добровольно отпустила его.

— Это он? — как бы невзначай спрашивает мама, протирая полотенцем кухонный стол.

— Кто? — спрашиваю я в ответ, тут же приводя в действие ее сверхактивный детектор лжи.

Она вздыхает.

— Тот, кто заставляет тебя выглядеть так, словно мир потерял всякий смысл.

— Не он заставил меня так выглядеть, — отвечаю я. Моя мама смотрит на меня так, как может лишь она. Она понимает меня так, как способна только мать, видит все маленькие причуды, которые делают меня... ну, мной. Она знает меня до мозга костей, что делает вдвойне невозможным скрыть что-то от нее, но на этот раз я говорю ей правду. — Я единственная, кто заставила себя выглядеть так, мам, однако, он имеет к этому непосредственное отношение.

Она бросает полотенце на островок, вытаскивает стул рядом со мной и садится.

— Его зовут Нейт, — говорю я ей.

Это все, что я выдаю, и глаза моей мамы широко раскрыты в ожидании большего количества информации. Информации, которой я не уверена, что хочу с ней делиться.

— Как вы познакомились?

Конечно, она должна спросить об этом. Конечно, должна.

Я вздыхаю.

— Не хочу тебе это рассказывать. — Тут же понимаю, что мне следовало просто выдумать историю, но я не могу солгать ей. Никогда не могла.

— Почему?

Какое-то время вопрос висит в воздухе, прежде чем я, наконец, отвечаю.

— Потому что боюсь, что ты разочаруешься во мне.

— Исключено. — Она произносит это слово с такой убежденностью, что у меня не возникает ни малейшего сомнения в том, что она абсолютно серьезна.

— Мы познакомились с ним в аэропорту по пути на свадьбу Габби. Была нелетная погода, и мы... провели это время вместе. — Я не особо хочу вдаваться в подробности, но моя мама умная женщина; она понимает, что именно я не договариваю ей.

— Ох.

— Я не думала, что увижу его вновь, что... да, полагаю, это заявление не заставит ситуацию выглядеть лучше. Я просто... хотела поставить что-то… кого-то между мной и Итаном.

Мама задумчиво кивает, осмысливая все это.

— Как он оказался на свадьбе?

— Оказывается, он брат Бена.

Мама не настолько потрясена таким развитием событий, как я ожидала. Вместо того, чтобы ответить мне, она просто смотрит на фотографию, и на ее губах расплывается нежная улыбка.

— Ты любишь его, — говорит она.

— Я знаю его всего лишь неделю, — даже не пытаюсь отрицать ее слова, потому что в этом нет смысла.

— Если ты чувствуешь это, то чувствуешь, Кэл, — говорит она, сжимая мою руку.

— Какая разница, как долго вы знакомы?

— Нейт сказал то же самое.

— Похоже, он умный парень, — улыбаясь, отвечает она

— Как я могу доверять этому? — спрашиваю я.

— Почему ты больше доверяешь той любви, которой необходимо время, чтобы вырасти в светлое чувство? Чем той, которая возникает с первого взгляда?

— Потому что такая любовь возникает не на пустом месте, — говорю я ей. — Я бы не стала беспокоиться о том, чтобы проснуться однажды утром и больше не чувствовать то, что чувствую.

— Любовь есть любовь, Кэл. И дело не в том, сколько времени тебе нужно почувствовать ее, а в том, сколько усилий ты приложишь, чтобы сделать ее последней. Не делай вид, что это то, что просто происходит. Это то, что ты должна взрастить.

Я откидываюсь на спинку своего кресла и думаю о том, что она только что сказала. Мои отношения с Итаном потерпели неудачу из-за того, что он не был готов ценить то, что мы имели. Если уж быть честной с собой, они начали умирать задолго до измены. Но ценила ли я их или наслаждалась ими, как чем-то, что всего лишь однажды произошло? Мне нравилось быть с ним, я вкладывалась в это, но что я делала, чтобы заставить нашу любовь вырасти? Прилагала ли усилия, чтобы она пустила корни? У меня был список вещей, которые, как я думала, должны были произойти, как только мы с Итаном начали встречаться. Наши отношения стали бы серьезными, мы бы съехались, поженились, завели детей, а после провели бы всю оставшуюся жизнь вместе. Но я не особо прикладывала усилия для развития наших отношений, а просто ставила галочки в списке.

Я не виновата в том, как закончились эти отношения, но виновата в том, что вкладывалась в них меньше, чем следовало. Хотя теперь начинаю понимать, что, возможно, это тайное благословение.

Возможно, Нейт был прав. Может, мне необходимо было побыть с мужчиной, который не подходил, дабы усвоить необходимые уроки для того, чтобы найти «того самого» мужчину.

— Я едва его знаю, — говорю, озвучивая единственное пустяковое беспокойство, которое тяготит меня, мешая этим зарождающимся чувствам, которые я испытываю к Нейту, расцвести в полной мере.

— Так узнай его, — говорит мама, словно это самая простая вещь на свете. Возможно, так и есть.

— Ты так же поступила с моим отцом? — спрашиваю я.

Мама прекрасно понимает, к чему я веду.

— Твой отец был приключением, — говорит она с ноткой ностальгии в голосе.

— Неприятным приключением.

Убрав свою руку с моей, она дотрагивается ей до моей щеки.

— Не совсем.

— Ты не жалеешь об этом? — спрашиваю я, поражаясь, как она может не сожалеть.

Он бросил нас одних, как она могла не ненавидеть его за это?

— Ни на секунду, — отвечает она. — Это был полезный опыт. Кроме того, он подарил мне тебя.

Я сглатываю, пытаясь выдавить улыбку.

— Но ты одинока.

Мама встает, после чего наклоняется и целует меня в лоб, обхватив мое лицо руками.

— Я так сильно тебя люблю, — говорит она, нежно улыбаясь. — Но когда происходит что-то плохое, ты отступаешь. Ты не даешь этому еще один шанс, и это пугает меня. Я переживаю, что однажды ты проснешься в полном одиночестве, сожалея о том, что отталкивала людей, и о том, чего никогда так и не сделала из-за своих страхов. Мы все падаем, все терпим неудачи. Сильные поднимаются и пытаются вновь. И я воспитала одну сильную девочку.

— Мам...

— У тебя только одна жизнь, — говорит она, перебивая меня. — Ты должна наполнить ее всеми любовью и смехом, которыми только сможешь. Убегая от этих вещей достаточно долго, ты забудешь, как найти их. Я одинока, потому что мне нравится быть одной. Если тебя устраивает то, что у тебя есть сейчас, то оставайся счастливой. — Она смотрит на наше с Нейтом фото, которое все еще открыто на экране моего ноутбука. — Если же ты несчастна, тогда преследуй свое счастье. Если считаешь, что сможешь найти немного счастья с ним, тогда действуй. Жизнь слишком коротка, чтобы отрекаться от своей любви, Каллиста.

Я закрываю глаза и позволяю ее словам дойти до моего сознания.

Она права. Я знаю, что она права. 

— У меня с собой солнцезащитный крем, бикини и англо-греческий разговорник. В субботу невозможно добраться сюда достаточно быстро, — говорит Жасмин, вытягивая ноги перед собой и откидываясь на мягкую зеленую траву. Я обедаю с ней и Габби в одном из наших любимых парков, и погода идеальна. Светит солнце, и дует теплый ветерок; этого достаточно, чтобы помочь девушке забыть о ее проблемах на час или два. Разговор с моей матерью прошлым вечером все утро не выходил у меня из головы, подталкивая меня к крайним мерам. Просто я не совсем уверена, что делать теперь. Позвонить Нейту? Это кажется следующим логическим шагом, но в то же время и выглядит недостаточным.

— Не думаю, что ты осознаешь, сколько времени займет этот перелет, — говорит Габби, слизывая каплю горчицы с кончика большого пальца. — Это будет самый долгий полет в твоей жизни.

Я смотрю на Жасмин, которая в это же время смотрит на меня, и понимаю, что она думает о том же, о чем и я. Как долго еще Габби собирается говорить о своем медовом месяце, пока мы ее не остановим?

— Однажды съездила в Европу, и вдруг вообразила себя экспертом по времени перелета, — говорю я и подмигиваю ей, позволяя понять, что подкалываю ее.

Габби, улыбаясь, шлепает меня.

— Прости, скоро я перестану об этом говорить.

— У тебя есть еще три дня, а потом мы тебя вырубаем, — говорю я ей.

— Радуйся, что Келли — твоя лучшая подруга. Я бы вырубила тебя еще две недели назад.

Габби смеется, бросая смятую салфетку в Жасмин, в то же время поднимаясь и поправляя подол юбки.

— Мне пора возвращаться в офис, — говорит Жасмин, собирая мусор в полиэтиленовый пакет. — Я собираюсь утомить себя, чтобы быть готовой к отпуску, который, как полагаю, расслабит меня, так что это весело.

Я громко вздыхаю.

— Вот, у того, чтобы быть самой себе начальником, есть свои преимущества.

— То же самое, когда работаешь в компании, субсидируемой здравоохранением, — подмигивая, отвечает Жасмин. — Увидимся, дамы.

— Веселого путешествия! — кричу я ей вслед.

Она разворачивается к нам, пятясь назад, и протягивает руки.

— Вы же знаете, я оторвусь!

Мы с Габби встаем, и я иду с ней в конец парка, ближайший к ее офису. 

— Эй, — говорю я, звуча более нервно, чем на самом деле себя ощущаю, что удивляет меня. — Хотела спросить, ты бы была не против дать мне номер Нейта?

Она широко раскрывает глаза, застигнутая где-то между удивлением и счастьем.

— У тебя его еще нет?

Я качаю головой.

— Я не думала, что это было бы хорошей идеей, — признаюсь я.

— Но..., — говорит она, пока копается в своей сумочке, доставая блокнот и карандаш.

— Но я бы хотела поговорить с ним.

— О чем?

Как же она любит совать нос в чужие дела.

— О чем-то, — отвечаю ей. Отчасти от того, что я сама все еще не уверена, что именно хочу ему сказать, и отчасти от того, что, что бы я ни сказала, думаю, он будет первым, кто это услышит.

К счастью, она не продолжает допрос. Просто улыбается, протягивая мне клочок бумаги с его номером телефона.

— Чтобы ты знала, он спрашивает о тебе. 

После обеда я брожу по парку, проходя через футбольное поле и шагая в сторону детской площадки. В легком смехе детей на качелях есть что-то, что помогает мне расслабиться, сосредоточиться на своих мыслях. Я присаживаюсь на ближайшую скамейку, расположенную напротив этой травянисто-зеленой перекладинки качелей. Здесь, в тени под этими длинными крепкими ветвями вяза, прохладно. Он напоминает мне деревья в Вирджинии, возвращая мыслями к Нейту.

Я вздыхаю. Нейт.

Моя мама сказала мне вчера, что если я довольна своей жизнью, то мне следует продолжать делать то, что я и делаю. И сейчас я полностью готова признаться себе, что я не довольна, очень не довольна. И дело не в том, что я несчастна, а в том, что держу себя в стороне от того, чтобы быть счастливой, держась за прошлое. Оправдывая себя. Не пытаясь пойти на риск.

Моя жизнь сейчас заключается в том, чтобы оставаться в стороне, в безопасной зоне, наблюдая за тем, как люди проживают свои жизни. Я понизила себя до случайного наблюдателя за жизнью вокруг, вместо того, чтобы принимать в ней активное участие.

Это правда, что избегая риска, я избавляю себя от ощущения боли неудачи, но это мешает мне почувствовать радость обычной жизни. Теперь я осознаю, что Нейт нужен мне в моей жизни. И не от того, что я одинока, и не потому, что не могу жить без него. А потому, что он заставляет меня хотеть совершать все те вещи, которых я боюсь, и становиться той, кем я не являюсь, но так отчаянно хочу быть. Он заставляет меня желать открыться, сделать глубокий вдох и оценить всю красоту мира. О чем же еще я могу просить человека? Разбитое сердце кажется небольшой ценой в обмен на возможность жить полной жизнью, наполненной любовью и счастьем.

Теперь я боюсь, что могу потерять Нейта, даже по-настоящему его не заполучив, если уж на то пошло. Я не разговаривала с ним, с тех пор как он уехал в вечер свадьбы. Несмотря на то, что Габби сказала, что он спрашивал обо мне, не могу отрицать, что мне причиняет боль то, что он не пытался связаться со мной. И да, я прекрасно осознаю, какой лицемеркой меня это выставляет, большое спасибо. Я смотрю на неразборчиво написанный номер на ярко-розовом стикере, который держу в руке, и эти цифры заставляют мое сердце грохотать в груди. Все, что мне нужно сделать — набрать эти цифры, и я смогу услышать голос. Все, что мне нужно — набрать их, и я смогу рассказать ему, каково мне. Эти цифры могут привести к множеству замечательных вещей... почему же они так пугают?

Я засовываю руку в свою сумку, где лежит куча всего, почти по локоть, выуживая из нее телефон. Мне в запястье впивается острый край какого-то предмета, и я обхватываю его пальцами, задаваясь вопросом, что же это может быть. Вытащив руку из сумки, я не могу поверить своим глазам.

Это маленькая коробочка кукурузных хлопьев с прикрепленной к ней запиской.

Под адресом сказано:

Для здорового сердца.

Это от Нейта, который, кажется, всегда точно знает, что мне нужно, когда я нуждаюсь в этом. Я провела последние три недели, задаваясь вопросом, как я могла так быстро влюбиться в него, а теперь же думаю... как я могла НЕ влюбиться?

Я моргаю сквозь слезы, мое сердце чувствует себя намного целее, чем за всю жизнь, и настолько полным, что мне начинает казаться, будто я не могу это принять. Именно тогда я поднимаю взгляд прямо над скамейкой, на которой сижу, и вижу голубую табличку с белой надписью. Я разворачиваюсь и читаю, сжав спинку скамейки для опоры.

Эта детская площадка пожертвована и поддерживается «Bryson Interiors». 

Я разработала их веб-сайт два года назад, когда они были на грани банкротства, и теперь они оказывают спонсорскую помощь парку. Сейчас их бизнес процветает, так что полагаю, что могу взять небольшой кусочек похвалы за веселье детей на качелях в двадцати футах отсюда. Возможно, я причастна к улыбкам на их лицах.

Я не исцеляю рак, но оставляю свой след в мире, начиная с этой крошечной детской площадки в крошечном парке посреди Далласа. И Нейт был прав, это уже что-то. Это логично, что я думала, будто буду чувствовать такую близость к нему, находясь так далеко, учитывая, что делала все возможное, дабы увеличить расстояние между нами, пока мы были вместе.

Я все поняла, Вселенная. Все поняла.

Телефонного звонка недостаточно, нужно пойти на риск.

И я, наконец-то, готова рискнуть.

За рекордное время я добираюсь до дома, затем бросаюсь в свою комнату и скидываю кучу одежды в чемодан. Даже не обращаю ни толики внимания на то, что бросаю в него, мне все равно, абсолютно все равно. Быстро пишу записку своей матери на обратной стороне старого конверта, прыгаю в машину и трогаюсь.