Уже вечерело, когда мы остановились у дома Люсии. Ник молчал до самого конца путешествия, хотя, я уверена, он давно догадался, куда мы едем. Я заглушила двигатель, и из открытого окна донесся шум моря.

– Я должен тебе ответ еще на один вопрос, – негромко сказал Ник.

Чувство, что это финал, не покидало меня. Ник возвращался к бабушке, готовый перешагнуть порог мира, в котором мне места нет. Пикапом он как бы покрыл любой долг, который мог встать между нами. Честно говоря, я не жалела ни о чем, что у нас было.

– А на главный ответишь?

Ник оторвался от созерцания дома и посмотрел на меня. Лицо его оставалось в тени.

– Задавай.

– Зачем ты покрывал его, Ник? Почему?

Он навалился на спинку сиденья, прищурив глаза. Я думала, Ник не ответит, но он лишь подбирал нужные слова.

– Я видел отца перед смертью, – спокойно сказал Ник. – Кто-то позвонил той ужасной ночью, няня разбудила нас и повезла в больницу. В машине Шон уснул, потому что никто ничего нам не сказал.

Но я знал, что случилось нечто непоправимое. Няня расстроилась и вела машину из рук вон плохо, что было на нее не похоже. Она все время плакала. А когда я пытался выспросить ее, она злилась, что тоже было не в ее духе.

Я помню медсестру, которая взяла меня за руку. Она встретила нас в дверях реанимационного отделения, как будто ждала именно нас и точно знала, кто мы такие. У нее было доброе лицо, я, помнится, решил, что это чья-то мама. Она, правда, тоже ничего не говорила, сказала только, что меня хочет видеть отец.

Когда медсестра отпустила меня, то мне показалось, что она не туда меня привела. Я никак не мог соотнести человека в бинтах, который лежал передо мной на кровати, с отцом. Всего за пару часов до этого я видел, как он кружит по комнате маму. Там, в комнате, он был в смокинге, а мама в бальном платье, расшитом цветами. Они любили танцевать. Тем вечером они как раз собирались на вечеринку.

А забинтованный человек на кровати почти не мог шевелиться. Я боялся его, но медсестра оставила нас наедине. Я хотел убежать, но человек заговорил голосом отца.

Я подошел ближе, как он и просил, и увидел, что у него глаза отца. Но все остальное было неправильно. Бинты пропитались кровью, из него торчали трубки, а лицо было совсем бесцветным. Мне кажется, отец понимал, что умирает.

Он сказал, что любит меня, хотя слова выговаривал с трудом. И он взял с меня обещание присмотреть за мамой и младшим братом. Он сказал, что я остаюсь в доме за старшего. – Ник сглотнул. Я смотрела на него, не отводя глаз. – Я пообещал, хотя не знал, что он имеет в виду. Тогда не знал. Я хотел спросить, куда он уходит и где мама, но у него началась судорога. Он закашлялся и сплюнул кровью. Мониторы приборов сошли с ума, в комнату стали вбегать какие-то люди. Медсестра вытолкала меня за ширму, отгораживающую кровать.

Но мне было восемь, и я сообразил, что можно подсмотреть через неплотную шторку. Видел я немного, зато слышал все. Я слышал, как отец умер. Я услышал, как запищал датчик сердца на одной ноте. Вскоре я увидел, как доктор поднялся и отошел. И я видел, как они натянули на лицо отца простыню. – Он посмотрел на свои руки. – Много лет спустя Люсия рассказала мне, что они попали в аварию на проселочной дороге. Люди в другой машине погибли на месте. Маме было очень плохо, и отец ползком добрался до ближайшего дома, чтобы позвать на помощь. Доктора считали, что он сделал невозможное, учитывая его раны. Видимо, это и доконало его в итоге. – В глазах Ника застыли слезы. – Отцу так и не сказали, что маму не довезли до больницы. Она скончалась, пока ждала его. – Ник замолчал и отвернулся, но я протянула руку, коснулась его, и слова полились из него рекой: – О матери я позаботиться уже не мог, но я все еще мог сдержать обещание, данное отцу, и присмотреть за братом. Несколько дней после аварии никто не знал, что с нами делать. Я неистово не давал разлучить нас с Шоном. Впрочем, не уверен, что нас бы оставили вместе, скорее всего нас отдали бы в разные приюты, если бы не появилась Люсия.

Раньше мы никогда не видели ее, никто не рассказывал нам о ней, и мы не знали, кто она такая. Мы жили в Коннектикуте, но никогда не бывали в Розмаунте.

Позже я узнал, что Люсия повздорила с отцом и они стали как чужие. Никто не думал, что она вмешается. Но Люсия вмешалась. – Ник усмехнулся, его пальцы двигались, как будто он держал в руках сигарету. – Помню, как впервые увидел ее. Она была в черном, с головы до пят, лицо прикрывала вуаль, а на руках были черные печатки. Она ворвалась в дом, где мы с няней ждали похорон, как ураган врывается на побережье или как дива выходит на сцену. Чиновник в мэрии не сразу понял, что же обрушилось на него. Люсия говорила не переставая, показывая одну за другой бумаги: свидетельства о нашем рождении, выписки из семейных архивов и прочее. И она пускала изо рта кольца табачного дыма, что впечатлило нас с Шоном больше всего. Какое-то время я думал, что сумочка у нее волшебная, потому что создавалось впечатление, будто она бездонная. Что бы у нее ни спросили, она извлекала это из нее. Люсия сказала, что приходится нам бабушкой, и что она забирает нас в Розмаунт, и что если они не прекратят это дерьмо и станут чинить препоны, то они проклянут тот день, когда связались с ней.

– Она так и сказала?

– О да. А в те дни люди ругались куда реже, чем теперь. Она не просто запугивала, она говорила совершенно серьезно. А потом она ушла.

– Она не заговорила с тобой?

– В тот раз нет. Я видел ее на похоронах, но не думаю, что она хотела этого. Она стояла позади всех и плакала, хотя и пыталась скрыть это под вуалью. Какой-то чиновник, очень славный малый, присел к нам и стал расспрашивать. Я знал, что единственный способ выполнить обещание, данное отцу, – это остаться с Люсией. Она пугала меня, но я видел, как она плачет, а это делало ее человечной. Я настоял на том, чтобы нас отправили к ней, чего бы это ни стоило. Все вздохнули с облегчением. Проблема разрешилась сама собой. – Ник расправил плечи. – Через неделю дом выставили на продажу, мебель ушла с молотка, а одежду разобрали благотворительные организации. Помнится, мне пришла в голову мысль, что родителей словно и не было никогда. Няня, единственный человек, которого мы знали, отвезла нас в аэропорт и вручила мне два билета до Бостона. Она поцеловала нас на прощание и велела вести себя хорошо. Больше мы ее не видели. – Ник задумался. Я коснулась его плеча.

– Ты мог найти ее.

– Я даже имени ее не помню. – Он пожал плечами. – Не то Донка, не то Дорин. Что-то такое. Никто не помнит. Несколько лет назад я пытался разузнать, просто чтобы отблагодарить, но никто из чиновников, которые работали с нами после смерти родителей, не потрудился записать ее имя.

– Но с Люсией все у вас получилось?

– Это было ох как непросто. Она очень давно не занималась с детьми. Шон ненавидел этот дом. Я тоже не прижился. Но я дал слово и должен был держать его, невзирая на цену. Я готов был терпеть что угодно, лишь бы Люсия не передумала.

– Она бы не бросила вас.

– Она всегда была непредсказуемой. Я знал, что ей не хотелось нас забирать. Я выяснил, что она продала свой театр и так и не смирилась с потерей, ведь она лишилась мечты из-за нас. Она любила путешествовать и жить свободной жизнью, а это не так-то просто с двумя детьми на руках. Она терпеть не могла водить нас по докторам и посещать родительские собрания…

Я высказала свою догадку:

– И ты свел к минимуму все это?

– Да, вот только Шон не разделял мою точку зрения и не стремился быть паинькой. Он влезал в любые неприятности, лишь бы позлить Люсию. Может быть, он рассчитывал вернуться к друзьям и к привычной жизни. Но я-то знал, что к прошлому возврата нет. Люсия как-то поймала его за руку, когда он в очередной раз шкодил. Она так разозлилась, что я решил – она нас выкинет на улицу в ту же минуту. Не помню, что сделал Шон, но отлично помню, что сказала тогда Люсия.

– И что же?

– Что он весь в отца, что он не умеет принимать чужую любовь. – Ник снова посмотрел на дом. Из-за этих слов он и решил, что Шон любимчик Люсии. – После этого я каждый раз делал так, чтобы Шон не попался.

– Из-за слова, данного отцу?

– Наверное.

– Думаешь, она не знает? – Ник строго посмотрел на меня.

– Если знает, значит, я плохо старался. – Он нахмурился, затем провел ладонью по волосам и заставил себя улыбнуться. – Я больше не могу откладывать неизбежное. Когда встречаемся у твоих родителей?

В горле застрял ком, и не только из-за его истории.

– Я за тобой заеду. Будет лучше, если мы приедем вместе.

Ник кивнул, мы договорились на три часа, и он потянулся к дверце. Рюкзак он захватил с собой, такой предусмотрительности я от него не ожидала.

Значит, он знал, что этим все кончится. Похоже все-таки, что пикап он подарил за прошлую ночь. Если вы думаете, что я не расстроилась после этого, то вы чертовски ошибаетесь.

Ник, судя по всему, колебался, выходить ему или нет.

– Кажется, «спасибо» будет мало. – Я постаралась скрыть свои эмоции.

– Отблагодаришь завтра, – сказала я, и прозвучало это несколько менее сдержанно, чем я рассчитывала. – Нужно еще пережить ужин.

Ник усмехнулся и пододвинулся ближе, чтобы дотянуться до моей щеки теплой рукой. От его взгляда невозможно было спрятаться.

– Спасибо, Фил, – прошептал он. – За все.

Ник сдержанно поцеловал меня, чего я никак не ожидала, и почувствовала на губах соленый привкус.

У нас была сделка, и условия ее оказались почти выполнены. Ничего не поделаешь, нужно жить дальше.

Ник вылез из машины и пошел к дому. Я впала в уныние. Но ведь нельзя же силой заставить человека остаться. Нельзя с неба сорвать звезду. Впрочем, я сразу поняла, что мы с Ником слишком разные.

Он хотел одного, я другого. Он все свое носил с собой. А я приросла к материальному миру.

С другой стороны, если я ему не нужна, то тем хуже для него. Я знала, что буду жалеть о несбывшемся, но в то же время прекрасно понимала, что невозможно заставить полюбить. Я сделала все от меня зависящее, я удовлетворила свое любопытство, а может быть, даже научилась чему-нибудь.

Не так уж и плохо. Ник был со мной честен и рассказал больше, чем я просила. Возможно, мы оба чему-то научились. Может быть, ему еще стоит дорасти до того, чтобы понять такого человека, как Элайн. Слабое утешение, но уж какое есть. В одном я была уверена: я не стану из-за Ника Салливана поедать ведрами шоколадное мороженое.

Впрочем, можно позволить себе лишнюю плитку шоколада в этом месяце.

Я смахнула слезы и, обозвав себя дурой, потянулась к ключу, чтобы завести двигатель. Я посмотрела на дом и увидела, что Ник бежит ко мне со всех ног.

– Фил, Люсию ранили. – Он схватился за дверцу побелевшими пальцами. – Я не шучу.

– Ты позвонил?..

– Телефон не работает. – Он разрывался, то ли ему остаться с Люсией, толи бежать за помощью.

Я пулей вылетела из машины.

– Я побегу к соседям и вызову «скорую». А ты останься с Люсией.

Почвы для сплетен по поводу той ночи хватит не на один год. Уверена, миссис Доннели делала заметки на полях, пока я звонила с ее телефона. «Скорая» приехала быстро. Шериф О'Нилл и его ребята подоспели сразу после «скорой». Люсия потеряла много крови, и парни из бригады «скорой помощи» пессимистично качали головами, хотя и делали все, что могли, чтобы стабилизировать ее состояние.

Ник выглядел подавленным.

На Люсию напали в оранжерее. Кухонный нож валялся там же. Полицейские забрали его как улику.

Когда нам сказали, что Люсию отвезут в областную клиническую больницу Массачусетса, я поняла, что дело плохо. Они не позволили Нику поехать с ней в машине «скорой помощи», что было еще одним дурным знаком. О'Нилл лично проследил за этим, после чего взял у всех номера телефонов и отпустил.

Я отвезла Ника обратно в город, по дороге мы не обмолвились ни словечком. Когда мы подъехали к госпиталю, я попыталась успокоить его:

– Не переживай, Ник, здесь очень квалифицированные врачи.

– Дело не в этом, Фил.

– Тогда в чем?

– Разве ты не понимаешь?

– Что я должна понимать?

– Все случилось именно так, как она разыграла.

Это как-то не приходило мне в голову. Я думала, что это банальное ограбление. Да просто не было времени поразмыслить над случившимся. Но сейчас я понимала, что Ник прав. Сцена преступления действительно была похожа на ту, что он описывал.

– Но кровь уже подсохла. Она пролежала там немало времени. А мы сидели в машине и разглагольствовали.

– О'Нилл ничего не сможет тебе предъявить на этот раз, – успокоила я его.

– Да нет, Фил. Похоже, я подкинул кому-то идею. – Ник сжал губы. – А это еще хуже.

Прежде чем я успела сказать что-нибудь ободряющее, он вылез из машины и зашагал к реанимационному отделению, засунув руки в карманы.

Но если Ник думает, что я стану сидеть сложа руки, глядя, как он винит себя за грехи Шона, то он ошибается.

Три тройки, помноженные на три тройки, дают магическую девятку. Мистика зиждется на тройках, а точное – на тройственности. Три мойры, три волшебные феи, три юные купальщицы в фонтане. Святая троица: Бог Отец, Сын его Иисус и Святой Дух. Солнце, звезды и Луна.

Три попытки, три желания. Если разбили тарелку, разбейте еще две, потому что беда не приходит одна. Ну и далее в том же духе.

Бог троицу любит.

Три измерения пространства, шляпы-треуголки, трехцветные флаги, салоны третьего класса и три мушкетера. Бег на трех ногах, допрос третьей степени. Магия цифры «три» просачивается всюду, живет и преумножается.

Жила-была девушка, и выпало на ее долю три испытания. Первым было пробуждение, начало пути. Тяга к приключениям, если хотите, непреодолимое желание повзрослеть.

Затем пришло второе.

Второе заключалось в выборе, в принятии решений, в развилках на дороге. Каким путем идти, легким или более трудным. С кем дружить, чем заниматься. На этой стадии частности были важнее целого.

Иногда волшебство стучится в двери, показывая то, что видеть тебе и не хочется. Иногда его шутки вовсе не смешны.

Тук-тук.

Кто там?

Твома.

Какая еще Твома?

Твоя мама – гулящая женщина.

Наша героиня, какой бы сильной девушкой она ни была, не могла уснуть той ночью. Дело свое она сделала, мать уложила в постель, а когда та уснула, вышла из дома. Тучи глухим одеялом затянули небо, нависнув над самыми крышами. Было тепло и влажно, непривычно тепло для ноября. Океан словно захватил город, наполнив воздух соленой водяной взвесью. Город притих, лишь одно окно светилось немым приглашением.

Девушка промокла и продрогла. А продрогла скорее из-за сердечных переживаний, нежели из-за погодных условий, Мойры усмехнулись ее выбору, когда она решила искать прибежища в том самом доме.

Сим-Салабим. Вот и второе испытание.

Он сидел за столом один и ужинал. Она увидела его, когда смахнула со лба мокрые волосы. И он заметил ее, поэтому убегать было поздно. Их пути не пересекались с тех пор, как он закончил школу и пропал где-то на несколько лет. Но он вернулся, он был здесь, и он пригласил ее за свой стол.

Как мило.

После естественной скованности они разговорились, словно в старое доброе время. Он говорил обо всем и ни о чем: кто чем занимается, что с кем произошло. Он не хотел говорить о туристическом справочнике, который держал в руках, и еще уклончивее отвечал на вопросы о том, где пропадать Она призналась, что терпеть не может школу, и впервые произнесла святотатство, сказав, что не хочет идти в юридический колледж.

И во второй раз он сделал ей подарок.

– Перестань жить мечтами других людей и живи своей мечтой.

Просто и верно. Прозрачно, как хрусталь.

Затем он рассказал ей о своих планах на будущее, о путешествиях. Глаза его горели энтузиазмом, он показывал ей какие-то карты и объяснял расписание поездов, а еще фотографии мест, которые собирался посетить. Весь мир был у его ног в тот момент, и она завидовала тому, что он сам себе хозяин.

Но потом она поняла, что все в ее руках. Только она вправе распоряжаться своей судьбой. Никто не станет чинить ей преграды, все барьеры лишь на словах. Она сама боялась перешагнуть через них, она сама боялась разочаровать ожидания родителей. И после той встречи она знала, что больше не пойдет у них на поводу.

Кафе закрывалось, и они вынуждены были уйти, променяв горячий кофе на сырость улиц. Держа под руку, он проводил ее домой. А потом ушел. Как ни хотелось ей пойти с ним, она знала, что еще не время.

Она чувствовала, что они стоят на развилке дорог. Все висело на грани, балансируя. Могло произойти все, что угодно, в зависимости от того, в какую сторону качнется маятник ее действий.

Так и произошло.

Из ниоткуда появилась машина его бабушки, за рулем сидел его брат, словно злой демон овладел им. Передний бампер был разбит, брат был в невменяемом состоянии. Он был пьян похлеще, чем ее мать.

Он резко затормозил перед домом и буквально вывалился из машины. И взмолился не выдавать его бабушке.

Она знала, что Ник не станет говорить ничего Люсии, хотя и не понимала тогда причины. Он поцеловал ей руку на прощание и залез в машину. На соседнем сиденье лежала початая бутылка рома. Ник выпил, сколько смог, пролив остатки на одежду.

Ник посмотрел на нее и прижал палец к губам в немой просьбе о молчании. Она пообещала со счастливой улыбкой на губах. А затем он умчался в ночь, навстречу полицейским сиренам. Шон исчез в ночи, а она ушла домой.

Она была уверена, что пошла правильной дорогой. Не сомневалась она в правильности выбора и потом, хотя и презирала Шона за трусость.

Но она дала слово и сдержала его, как и положено положительной героине. Она сделала выбор и не собиралась забывать о нем.