Первая глава Книги Бытие начинает христианскую Библию, но ее значимость далеко не ограничивается этим. Почему? Потому что она была составлена Священнической традицией Израиля в качестве увертюры ко всему Пятикнижию (и даже ко всей Еврейской Библии), и в качестве вводного манифеста Пятикнижия и Еврейской Библии. Прочтите Быт 1 очень, очень внимательно, говорит Священническая традиция, ибо об этом – вся библейская история.

Более того, когда мы читаем (именно читаем!) Быт 1, становится ясно: авторы знали, что ничего не знают о деталях и логистике создания мира, но полагали, что понимают его смысл и замысел Божий о нем. Это ясно, ибо очень уж о многом говорит само построение главы и сама искусственность описания. Вот как я читаю ее, находя в композиции указание на авторскую интенцию, литературный замысел и текстуальный смысл.

 

«И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему»

Сразу бросаются в глаза две композиционные особенности. Во-первых, Бог мыслится как великий Архитектор (а не как Гончар в Быт 2:7). Его работа делится на две стадии: подготовительную (1:3-13) и завершающую (1:14–31). Во-вторых, постоянно повторяются выражения: «И сказал Бог… да будет… и стало… И увидел Бог, что это хорошо… И был вечер, и было утро». Ключевым элементом в этой композиции является вводное выражение: «И сказал Бог».

Взирая на окружающий мир с его месопотамским наследием, священнические авторы усматривали в нем восемь больших составных частей, которые некогда, при сотворении, были упорядочены Богом. Однако эти восемь частей они распределили не по восьми дням, а по шести:

День 1 (1:3–5): И сказал Бог…

День 2 (1:6–8): И сказал Бог…

День 3 (1:9-13): И сказал Бог… И сказал Бог…

День 4 (1:14–19): И сказал Бог…

День 5 (1:20–23): И сказал Бог…

День 6 (1:24–31): И сказал Бог… И сказал Бог…

Можно ли высказаться яснее? Даже если составных элементов – восемь, их приходится втиснуть в шесть дней, ибо все творение должно увенчаться Субботой в седьмой день.

Проще говоря, даже Бог Творец не может игнорировать Субботу. А если не столь грубо (и более точно), сотворение мира должно увенчаться Субботой. (Венец творения – вовсе не человечество. Нас создали под конец пятницы. А может ли быть качественной работа под конец пятницы?)

Конец Быт 1 возвещает об Образе, Владычестве и Субботе.

• Образ. Человечество создано по образу и подобию Божьему (Быт 1:26а, 27).

• Владычество. Смысл образа Божьего: человеку дано владычествовать над всей землей (Быт 1:26б, 28).

• Суббота. Бог, чей образ мы несем в себе, есть Бог субботнего покоя. Мы должны владычествовать над землей для Бога Субботы, с Богом Субботы и в Боге Субботы. И это не только лишь заповедь Божья, но и наше человеческое предназначение, наша судьба.

Прежде чем говорить о том, каков характер Бога, увенчавший сотворение мира субботним покоем, необходимо сделать три замечания.

Первое. Первый дар Бога человеку – образ и подобие Божье – показывает, что Бог есть Бог дистрибутивного правосудия. Можно ли вообразить дар более великий и милостивый, чем наделить каждого человека образом и подобием Творца?

Второе. В этом величественном описании нет ни малейшего намека на угрозы, санкции, возможные наказания и кары. А коль скоро речь идет не только о заповеди, данной извне, но и о нашей судьбе и предназначении, проступки и ошибки влекут за собой не наказания, а последствия. (Разница: последствия вытекают естественным образом из поступка, а наказания налагаются извне. Например, если пьяный водитель врезается в дерево и погибает, это последствие; если он врезается в дерево и получает штраф от полиции, это наказание.)

Третье. В утопическом совершенстве творения никакая кровь не орошает землю. И животные, и люди – все вегетарианцы и питаются лишь «зеленью травной» (Быт 1:29–30). Это мирное Царство сродни описанному в Ис 11:6.

К этому пониманию Быт 1 мы еще вернемся, а пока рассмотрим, каков Он – Бог Субботы, создавший человечество по своему образу и подобию.

 

«Чтобы отдохнул вол твой и осел твой»

Начнем с Субботнего дня. В разделе, который ученые именуют Книгой Завета (Исх 20:22–23:19), содержится заповедь о Субботнем дне, которая четко проговаривает цель и смысл Субботы:

Шесть дней делай дела твои, а в седьмой день покойся, чтобы отдохнул вол твой и осел твой и успокоился сын рабы твоей и пришлец.

(Исх 23:12)

Эта заповедь (вместе со «чтобы») затем повторяется и расширяется: «Не делай в оный никакого дела, ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя… ни всякий скот твой, ни пришелец твой, который у тебя» (Втор 5:14).

Быть может, нам сейчас и в голову не приходит, что равный отдых для всех – это вопрос базового дистрибутивного правосудия (хотя могли бы задуматься, даже если лично не сталкивались, о таких видах работы – скажем, на фабриках или в магазинах, – где недостаток отдыха доводит людей до края). Цель, причина и смысл Субботнего дня состоит в том, чтобы дать всем без исключения – главам семей, детям, рабам, животным, иммигрантам – один и тот же отдых каждую неделю. Это не отдых для почитания Бога, но отдых как почитание Бога.

Иными словами, Субботний день как покой в Быт 1 составляет часть и знак чего-то более глубокого, чем он сам. Получается, что венец творения и миссия человека – дистрибутивное правосудие в мире, который человеку не принадлежит. Субботний день сделал дистрибутивное правосудие, при котором каждый получает равную и справедливую долю Божьих даров, ритмом времени и метрономом истории. Это вытекает из дистрибутивного правосудия, связанного с дарением человечеству образа и подобия Божьего – без малейшего намека на дискриминацию.

Подчеркнем, что в библейской традиции мирное дистрибутивное правосудие – не заповедь Бога, а характер Бога. Вот почему Бог начинает с того, что дает человечеству свой образ и подобие, тем самым давая нам разумно управлять и распоряжаться его миром. Можно сказать и иначе: вектор вселенной с ее эволюцией направлен к дистрибутивному правосудию.

Теперь перейдем к Субботнему году. Библейская традиция точно и честно констатирует противление человека воле Божьей, и каждый седьмой год делалась попытка преодолеть это противление. Здесь было три аспекта.

1. Освобождались рабы: «Если купишь раба Еврея, пусть он работает шесть лет, а в седьмой пусть выйдет на волю даром» (Исх 21:2).

2. Аннулировались долги: «В седьмой год делай прощение. Прощение же состоит в том, чтобы всякий заимодавец… простил долг и не взыскивал с ближнего своего…» (Втор 15:1–2).

3. Земля пребывала в покое: «А в седьмой год да будет суббота покоя земли… поля твоего не засевай и виноградника твоего не обрезывай» (Лев 25:4).

В последнем случае дело не только в умелом земледелии (землю полезно оставить «под паром»), но и в редистрибутивном правосудии и живительной справедливости. «И будет это в продолжение субботы земли всем вам в пищу, тебе и рабу твоему, и рабе твоей, и наемнику твоему, и поселенцу твоему, поселившемуся у тебя; и скоту твоему и зверям, которые на земле твоей, да будут все произведения ее в пищу» (Лев 25:67). Быть может, хотя бы каждый седьмой год человеческое «нет» Торе может быть отчасти исправлено на «да».

И наконец, есть Субботний юбилей. Если каждый Субботний год не сможет воплотить в жизнь божественную мечту о дистрибутивном правосудии, быть может, ситуацию исправит каждый пятидесятый год (по истечении семи Субботних лет).

И насчитай себе семь субботних лет, семь раз по семи лет, чтоб было у тебя в семи субботних годах сорок девять лет; и воструби трубою в седьмой месяц, в десятый день месяца, в день очищения вострубите трубою по всей земле вашей; и освятите пятидесятый год и объявите свободу на земле всем жителям ее: да будет это у вас юбилей; и возвратитесь каждый во владение свое, и каждый возвратитесь в свое племя.

(Лев 25:8-10)

Продавать землю запрещалось (вспомним историю с виноградником Навуфея; см. главу 2), но человек мог потерять ее как заложенное имущество. Каждый пятидесятый год все отчужденные земли должны были возвращаться первоначальным владельцам. О причине Бог говорит следующее: «Землю не должно продавать навсегда, ибо Моя земля: вы пришельцы и поселенцы у Меня» (Лев 25:23).

Священническая традиция в Лев 25 перекликается с Быт 1. Вот почему Субботний юбилей всегда начинался в День Искупления: сама необходимость в Субботнем юбилее означала, что Субботний день и Субботний год не были должным образом соблюдены. Вспомним слова Исайи:

Горе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю, так что другим не остается места, как будто вы одни поселены на земле.

(Ис 5:8)

Далее я хочу снова вернуться к той концовке рассказа о потопе, которую он имел в Священнической традиции – помните, Бог обещал, что такое не повторится? – но рассмотреть ее в связи с Быт 1. Почему рассказ о создании мира (Быт 1) не упоминает завет, а рассказ о воссоздании мира (Быт 9) – упоминает и даже подчеркивает, но несколько странно истолковывает?

 

«Завет вечный между Богом и между всякою душою живою»

Прежде всего, священнический рассказ о создании мира (Быт 1) как бы повторяется в Быт 9:1–7. Вот первый из этих рассказов. Отметим четыре основных элемента: образ Божий, потомство человека, владычество над землей и пища.

И сказал Бог: «Сотворим человека по образу Нашему по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле».

(Быт 1:26–30)

И сотворил Бог человека по образу Своему,

по образу Божию сотворил его;

мужчину и женщину сотворил их.

И благословил их Бог, и сказал им Бог: «Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле». И сказал Бог: «Вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; – вам сие будет в пищу; а всем зверям земным, и всем птицам небесным, и всякому пресмыкающемуся по земле, в котором душа живая, дал Я всю зелень травную в пищу».

Как мы уже сказали, наличие в нас образа Божьего состоит именно в том, что мы поставлены разумно распоряжаться миром – миром, который не является нашей собственностью. Через нас Бог осуществляет дистрибутивное правосудие и живительную справедливость.

Эти четыре основных элемента – образ Божий, потомство человека, владычество над землей и пища повторяются в Быт 9, но с очень существенными оговорками и добавлениями по четвертому пункту (ниже выделены курсивом):

И благословил Бог Ноя и сынов его и сказал им: «Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю; да страшатся и да трепещут вас все звери земные, и все птицы небесные, все, что движется на земле, и все рыбы морские: в ваши руки отданы они; все движущееся, что живет, будет вам в пищу; как зелень травную (в Быт 1:29–30. – Д. К.) даю вам все; только плоти с душою ее, с кровью ее, не ешьте; Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша, взыщу ее от всякого зверя, взыщу также душу человека от руки человека, от руки брата его.

(Быт 9:1–7)

Кто прольет кровь человеческую,

человеком кровь того прольется:

ибо человек создан по образу Божию;

вы же плодитесь и размножайтесь, и распространяйтесь

по земле, и умножайтесь на ней».

Отныне людям разрешено мясоедение, но это – именно божественное позволение, а не человеческое право, ибо жизнь-как-кровь принадлежит Богу.

Далее, как и в Быт 4, напрямую упоминается убийство. Приведем еще раз эти слова с их обратным параллелизмом: «Кто прольет кровь человеческую,/ человеком кровь того прольется» (Быт 9:6). Бог не устанавливает кару за убийство. И говорит Он здесь не о санкциях, а о последствиях.

В той же Священнической традиции Быт 9:1–7 говорит о воссоздании творения (что перекликается с

Быт 1:26–29), но подчеркивает тему завета, тогда как Быт 1 о завете вовсе не упоминает.

И сказал Бог Ною и сынам его с ним: «Вот, Я поставляю завет Мой с вами и с потомством вашим после вас, и со всякою душою живою, которая с вами, с птицами и со скотами, и со всеми зверями земными, которые у вас, со всеми вышедшими из ковчега, со всеми животными земными; поставляю завет Мой с вами, что не будет более истреблена всякая плоть водами потопа, и не будет уже потопа на опустошение земли. И сказал Бог: вот знамение завета, который Я поставляю между Мною и между вами и между всякою душою живою, которая с вами, в роды навсегда: Я полагаю радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением завета между Мною и между землею. И будет, когда Я наведу облако на землю, то явится радуга в облаке; и Я вспомню завет Мой, который между Мною и между вами и между всякою душою живою во всякой плоти; и не будет более вода потопом на истребление всякой плоти. И будет радуга в облаке, и Я увижу ее, и вспомню завет вечный между Богом и между всякою душою живою во всякой плоти, которая на земле. И сказал Бог Ною: вот знамение завета, который Я поставил между Мною и между всякою плотью, которая на земле».

(Быт 9:8-17)

Снова и снова, в общей сложности семь раз, повторяется слово «завет». Однако отметим, что в данном случае «завет» представляет собой одностороннее и безусловное обещание Бога всему миру, всему творению. Нигде нет ни намека на какие-либо санкции в случае непослушания и на какие-либо наказания в случае противления. По сути, Бог говорит: «Больше никогда…», а не «…больше никогда, если только…»

Вы можете спросить: таков ли смысл завета в библейской традиции? Идет ли речь об одностороннем и безусловном обещании Божьем, которое не предполагает возможных санкций? Иными словами, каковы метафора, модель и матрица для библейского понятия завета на Древнем Ближнем Востоке? Отвечая на эти вопросы, мы должны ненадолго обратиться от Междуречья к Анатолии, от 2000-х годов до н. э. к 1000-м годам до н. э., и от шумеров к хеттам.

 

«Это слова великого царя»

Хеттская империя существовала с XVIII по XII век до н. э., а расцвета своего достигла в середине XIV века до н. э., когда простиралась от столицы Хаттус в центральной Анатолии (около современной деревни Богаз-кале в 145 км к востоку от Анкары) до Междуречья.

В качестве сюзерена великий царь Хатти связывал своих вассалов священными договорами (заветами), причем стороны клялись перед богами, и вассалы призывали на себя проклятья свыше в случае неверности, а также благословения в случае верности. В последующие века форма и композиция этих договоров – в хеттском стиле – широко распространилась на Древнем Ближнем Востоке.

Этот тип альянса также сделался метафорой, моделью и матрицей, через которые библейский завет стал основным образом взаимоотношений между Богом и человечеством (макрокосм), Богом и Израилем (микрокосм). (Израиль был «избран» для божественного экспериментального проекта, поскольку, если даже один народ не сможет жить дистрибутивным правосудием, какой шанс на это имеют все народы?) Представьте, что божество – это сюзерен, а человечество – вассал; или Бог – сюзерен, а Израиль – вассал.

Типичный пример из хеттской истории – священный договор между Мурсили II, великим царем Хатти, и его вассалом Дуппи-Тессубом, царем аморреев в Северном Леванте. Он включает пять элементов: Преамбулу, Историю, Закон, Свидетельства и Санкции (далее я буду писать эти термины с заглавной буквы и курсивом, чтобы подчеркнуть их специальный смысл, связанный с заветом).

 Преамбула (четыре строки). Показывает, что это отношения неравных: один стоит выше, а другой ниже: «Это слова Солнца Мурсили, великого царя, царя земли Хатти, доблестного, любимца бога бури». Вассал здесь даже не упоминается. Вспомним Нав 24:2а: «Так говорит Господь Бог Израилев».

• История (пятьдесят пять строк). Вспоминаются прошлые отношения между сюзереном и вассалом, причем подчеркивается, что сюзерен сделал для вассала (возможно, сделал его тем, что он есть). Как говорит Мурсили Дуппи-Тессубу: «Я искал тебя… больного». Для сравнения: благодеяния Бога для Израиля подробно перечисляются в Нав 24:2б-13 перед обновлением «завета» в Нав 24:25а. И не будем забывать, что История в Библии началась при создании мира.

• Закон (девяносто строк). Перечисляются основные условия и обязанности, требования и повеления. Это составляет сердцевину завета, ибо определяет взаимоотношения между сюзереном и вассалом. Вспомним «постановления и закон» в Нав 24:25 и заповеди «кодекса завета» в Исх 20: 19–23:33.

• Свидетельства (тридцать шесть строк). Приводится длинный список божественных сущностей и космических сил, которые выступают в качестве свидетелей и гарантов. Наряду с многочисленными поименованными богами обеих сторон, Мурсили упоминает «горы, реки, Тигр и Евфрат, небо и землю, ветры и облака». Разумеется, библейский завет не допускает такие политеистические свидетельства, но космические силы упомянуты. Во Второзаконии, в связи с «заветом», Моисей говорит: «Во свидетели призываю небо и землю» (Втор 4:26; 30:19; 31:28).

• Санкции (одиннадцать строк). Перечисляются проклятья и благословения (именно в такой последовательности), которыми боги воздадут вассалу соответственно за неверность или верность завету.

Помимо этих пяти главных разделов, могут присутствовать и другие элементы.

• Мемориал. Иногда воздвигался камень или стела в качестве копии и/или в память о заключенном союзе (ср. Нав 24:266-27).

• Повторение. Иногда практиковали регулярное публичное чтение договора (ср. Втор 31:10–13).

• Место. Текст с договором клали у стоп богов в храмах обеих сторон. (Соответственно, сердцевина израильского закона – скрижали с десятью заповедями – хранились в ковчеге завета у стоп Божьих: незримый Бог мыслился воцарившимся над ними.)

Сердцевиной этих договоров между вассалами и сюзеренами был Закон, который предписывал или запрещал определенные действия. Соблюдать его вассалы обязывались клятвой. Перед Законом и после Закона указывалась мотивировка: соответственно прошлая История и потенциальные Санкции. Хеттская модель в качестве мотива предпочитала Историю Санкциям: апеллировали не столько к угрозам, сколько к тому, что сюзерен сделал для вассала. (Отметим число строк, которые занимают данные разделы.)

Далее, в хеттском договоре Санкции равномерно распределены между проклятьями и благословениями, которые даны именно в такой последовательности. Но хотя хеттский сюзерен обещал хранить «верность» вассалу, на него не призывались ни проклятья за неверность, ни благословения за верность. Раздел Санкции содержал лишь указания в отношении «слов договора и клятвы, написанной на скрижали»:

Если Дуппи-Тессуб не почтит эти слова договора и клятвы, пусть боги клятвы погубят Дуппи-Тессуба вместе с его… женой, его сыном, его внуком, его домом, его землей и всем, чем он владеет.

Но если Дуппи-Тессуб почтит эти слова договора и клятвы, пусть боги клятвы защитят его вместе с его… женой, его сыном, его внуком, его домом и его страной.

Я полностью разделяю научный консенсус, сложившийся в последние полвека, согласно которому вассальные договора хеттского типа стали метафорой, моделью и матрицей для божественного завета в библейской традиции. (Напомним, что эти договоры всегда были сакральными, а не секулярными.) Таким образом, завет в библейской традиции представляет собой религиозно-политическое, религиозно-социальное и религиозно-экономическое соглашение между Богом и миром (макрокосм), Богом и Израилем (экспериментальный микрокосм).

 

Где мы? И что дальше?

Фундаментальная проблема («Как читать Библию – и остаться христианином») довольно очевидна, коль скоро уже в Быт 6–9 ответом на эскалацию человеческого насилия в мире становится божественная сверхэскалация насилия, направленная против мира. Но будем справедливы: библейская традиция делала, что могла, обрабатывая старую легенду: она заимствовала ее из Междуречья и приспособила к своему Богу, дав ей начало и концовку в своем духе.

Начало: потоп обусловлен не тем, что люди слишком много шумели, а тем, что они совершали слишком много насилия. Концовка: безусловное божественное обетование («больше никогда»). Более того, Быт 9 сознательно отсылает нас к Быт 1 и предлагает поразмыслить о взаимоотношении между творением и заветом.

Что же мы видим в Быт 1, читая о создании мира, и Быт 9, читая о воссоздании мира, если учитываем матрицу древнего ближневосточного понимания завета? Перед нами священный двусторонний договор между господствующей и подчиненной сторонами. Это главный способ контроля в отношениях сюзерена и вассала, империи и колонии.

Структурное ядро этих имперских договоров допускало акцент (или движение) в любом из двух направлений. Верность и послушание Закону могли проистекать как из благодарности за Историю, так и из страха перед будущими Санкциями.

Священническая традиция в Быт 1 и 9 не дала ни малейшего намека на Санкции в связи с созданием и воссозданием мира, поскольку в первом случае завет даже не упомянут, а во втором мы видим одностороннее и безусловное обещание, не оговоренное никакими «если». (Завет же, по определению, представляет собой соглашение двустороннее.) Получилась добрая и мягкая адаптация хеттского формата, где История была важнее Санкций, а в Санкциях проклятья и благословения перечислялись кратко и распределялись равномерно.

Вспомним, что в Пятикнижии, которым начинается христианская Библия, тесно переплетены четыре традиции. Как мы уже видели, Священническая традиция открывает Пятикнижие, и как увидим, Второзаконническая традиция завершает его. И с этой последней традицией у нас может возникнуть подозрение, что ответ на вопрос, как читать Библию – и остаться христианином, невозможен.

Когда мы переходим от Священнической традиции к Второзаконнической, в ключевой трилогии (История, Закон, Санкции) маятник сильно качнется в сторону Санкций. Не то чтобы Историю забыли, но Санкции перевешивают. А в Санкциях проклятья и наказания господствуют над благословениями и наградами.

Сначала мы рассмотрим второзаконническую концепцию завета, а затем попытаемся понять, почему она переключилась с благодарности за Историю на страх перед Санкциями. Почему в понимании завета возобладали Санкции? Иначе сказать: можно ли объяснить акценты Второзакония какими-либо изменениями в древней ближневосточной матрице?

И последний вопрос: работает ли данная концепция, с ее упором на Санкции, на практике, когда Второзаконническая традиция пытается осмыслить библейскую историю в категориях награды за верность завету и наказаний за неверность завету? Более того, всегда ли другие места Библии подтверждают Второзаконнический подход к взаимоотношениям Бога и мира, Бога и Израиля?

 

В 931 году до н. э. объединенная монархия Давида и Соломона раскололась – из-за вопроса об излишне высоком налогообложении – на Северное царство Израильское и Южное царство Иудейское. Когда Северное царство было уничтожено Ассирийской империей (722/721 год до н. э.), на относительно безопасный и более изолированный Юг хлынули беженцы и с собой унесли свои предания, в частности традиции Элогиста и второзаконнического автора (Девтерономиста) (вспомним материал главы 4).

Лет через сто, в 621 году до н. э., первосвященник Хелкия сообщил иудейскому царю Иосии, что нашел в Иерусалимском храме Книгу Второзаконие («книгу закона» 4 Цар 22:8). Так началась реформа, которую современные ученые называют второзаконнической (девтерономической). Шла она под лозунгом «один Бог в одном Храме и в Иерусалиме» (ср. Втор 12:13–14).

 

Санкции: проклятья доминируют

В Книге Второзаконие удивительно и даже поразительно то, насколько тон задает тема завета, в теме завета – тема Санкций, а в теме Санкций – проклятья, а не благословения. Иначе говоря, больше заметен Бог карающего правосудия, чем Бог дистрибутивного правосудия. Раздел Санкции, которым завершается книга (Втор 27–30), очень показателен.

Прежде всего, говорится о ритуале и антифонном обновлении завета, при котором представители одних колен должны возгласить благословения за верность, а представители других колен – проклятья за неверность. Народ же должен отвечать: «Аминь».

Сии должны стать на горе Гаризим, чтобы благословлять народ, когда перейдете Иордан: Симеон, Левий, Иуда, Иссахар, Иосиф и Вениамин; а сии должны стать на горе Гевал, чтобы произносить проклятие: Рувим, Гад, Асир, Завулон, Дан и Неффалим.

(Втор 27:12–13)

Однако далее не говорится о шестеричном возглашении благословений и проклятий, но лишь о двенадцатеричном возглашении проклятий (Втор 27:14–36): «Проклят, кто сделает изваянный или литый кумир, мерзость пред Господом, произведение рук художника, и поставит его в тайном месте! Весь народ возгласит и скажет: «аминь»» (Втор 27:15). И: «Проклят, кто превратно судит пришельца, сироту и вдову! И весь народ скажет: «аминь»» (Втор 27:19). Проклятья доминируют над благословениями.

Далее идет череда благословений, «если будешь слушать гласа Господа Бога твоего» (Втор 28:1-14), которых почти вчетверо меньше проклятий, «если не будешь слушать гласа Господа Бога твоего» (Втор 28:15–18): «Благословен плод чрева твоего, и плод земли твоей, и плод скота твоего, и плод твоих волов, и плод овец твоих» (Втор 28:4). И напротив: «Проклят будет плод чрева твоего и плод земли твоей, плод твоих волов и плод овец твоих» (Втор 28:18). Прочтите, если выдержите, все эти очень конкретные проклятья от 28:15 до 28:68.

И наконец, словно этого мало, новые проклятья появляются в Втор 29:19–27, вслед за чем идут (в меньшем количестве) благословения во Втор 30:1-10. К примеру, если ты проклят, «…сера и соль, пожарище – вся земля; не засевается и не произращает она, и не выходит на ней никакой травы, как по истреблении Содома, Гоморры» (Втор 29:23). А если благословен, «приведет тебя Господь Бог твой в землю, которою владели отцы твои, и получишь ее во владение, и облагодетельствует тебя и размножит тебя более отцов твоих» (Втор 30:5).

Чем же обусловлена столь сильная роль Санкций во Второзаконнической традиции (и чуть ли не идефикс на Санкциях)? И почему в них больше проклятий и наказаний, чем благословений и наград? Какова матрица этого слишком уж негативного представления о завете, которое в конце VIII века до н. э. перекочевало из Северного царства Израильского в Южное царство Иудейское, где и было оформлено в конце VII века до н. э.? Как всегда, учтем ситуацию на тогдашнем Ближнем Востоке. К VIII веку до н. э. Хеттская империя, могущественная империя бронзового века, давно почила в бозе, зато в расцвете находилась (Нео) – ассирийская империя, еще более могущественная империя железного века. С одной стороны, как мы помним, хеттские договоры XIV–XIII веков до н. э. обычно завершались кратким перечислением проклятий за неверность и благословений за верность. В главе 5 мы уже рассмотрели пример таких Санкций, где благословений и проклятий поровну.

С другой стороны, ассирийские договоры VIII и VII веков до н. э. все более увеличивали раздел Санкций. При этом благословения обычно вообще отсутствовали, а проклятья возглашались с символическими действиями и устрашающими ритуалами. От договоров до тактики осады – Ассирия использовала имперский террор в качестве сознательной военной стратегии и просчитанной внешней политики. На мой взгляд, Второзаконническая традиция сделала, к добру или худу, ассирийскую модель договора ключом к пониманию завета Божьего с Израилем.

 

«Не ставьте себе иного царя, иного господина»

Приведем яркий пример одного из ассирийских вассальных договоров, уделив особое внимание стилю и форме, то есть насилию и даже терроризму Санкций, где вассалы призывали на себя проклятья в случае неверности. Мы увидим, сколь сильно это отличается от хеттских договоров с Преамбулой, Историей, Законом, Свидетельствами и Санкциями, которые мы рассматривали в главе 5.

В марте 672 года ассирийский владыка Асархаддон созвал торжественное собрание, в ходе которого заключил заветы с девятью малыми царствами на своей иранской границе. До наших дней лучше всего сохранился (а значит, лучше всего подходит для исследования) договор с мидийским вождем Раматаей из Уруказабарны. Подобно всем другим царям, Асархаддон требовал от последнего присяги своему сыну и преемнику Ашшурбанапалу. Только об этом и говорится в разделе Закон, и эта мысль повторяется снова и снова.

Преамбула и Свидетельства: Преамбула (строки 1-12 и 41–50) обрамляет божественные Свидетельства (строки 13–40) таким образом, что божественные сущности и космические силы появляются почти сразу, а раздел История вовсе отсутствует.

Закон и Санкции: затем длинный раздел Закона в стиле «если ты…» (строки 51-413) образует диалектику с длинным разделом Санкций в стиле «да будешь ты…» (строки 423–529). Например: «Если ты уберешь его (текст с договором. – Д.К.), предашь огню, бросишь в воду, погребешь во прахе или каким-либо путем уничтожишь, истребишь или обратишь его лицом вниз… пусть смола и деготь будут твоей едой, ослиная моча – твоим питьем, нафта – твоим благовонием, речной камыш – твоим убежищем; а злые духи, демоны и соглядатаи да изберут твои дома в качестве своих обителей» (строки 410–413, 492–493).

Затем, словно вышесказанного мало, следует длинный список проклятий в стиле «как… так пусть». Это ритуалы, в ходе которых вассалы совершают символические действия, знаменующие их беды в случае неверности (строки 560–668). Например: «Как эти весенние ягнята и овечки взрезаны, и их кишки обмотаны вокруг их ног, так пусть кишки твоих сынов и дочерей будут обмотаны вокруг твоих ног» (строки 551–554). К слову сказать, этот тип ритуала подразумевается в сценах «отрезания» завета в Быт 15:7-21 и Иер 34:18.

И наконец, особенно отметим следующие две детали в разделе Закон. Во-первых, любовь означает верность: «Если ты не будешь любить престолонаследника Ашшурбанапала, сына твоего господина Асархаддона, царя Ассирийского, как любишь собственную жизнь…» (строки 266–268). Во-вторых, верность означает эксклюзивность: «Не ставьте себе иного царя, иного господина» (строка 301). Сопоставьте эти повеления со словами Второзакония: «Слушай, Израиль: Господь,

Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею и всеми силами твоими» (Втор 6:4–5).

Санкции как проклятия занимают 254 из 674 строк (38 %) Асархаддоновой династической паранойи. И эти ассирийские вассальные договоры (с их сильным акцентом на Санкции, а не на Историю, а в рамках Санкций – на проклятья, а не на благословения) суть метафора, модель и матрица для Второзаконнической концепции завета. Более того, можно показать прямую связь между ассирийскими и второзаконническими проклятьями. Приведем два примера.

Во-первых, договор между Асархаддоном и Раматаей приводит следующее двойное проклятие: «Пусть Син, светило небес и земли, покроет тебя проказой… пусть Шамаш, свет неба и земли… отнимет у тебя зрение» (строки 419–422). Здесь весьма органично сочетаются лунный бог Син и солнечный бог Шамаш. Сходное сочетание проказы и слепоты есть во Второзаконии: «Поразит тебя Господь проказою Египетскою, почечуем, коростою и чесоткою, от которых ты не возможешь исцелиться; поразит тебя Господь сумасшествием, слепотою и оцепенением сердца» (Втор 28:27–28).

Во-вторых, Асархаддон угрожает засухой, когда «все боги… обратят твою почву в железо… и дождь не падет с медного неба… но пусть вместо росы в твоей земле выпадет дождь горящими углями» (строки 528–531). Второзаконие также угрожает засухой: «И небеса твои, которые над головою твоею, сделаются медью, и земля под тобою железом; вместо дождя Господь даст земле твоей пыль, и прах с неба будет падать, падать на тебя, доколе не будешь истреблен» (Втор 28:23–24).

Я цитирую эти параллели, поскольку их наличие во Втор 28 говорит нечто важное о характере Бога. Если противопоставлять Яхве, Бога Израилева, Ашшуру, богу Ассирии, то по ходу дела Яхве не должен превращаться в Ашшура.

И наконец, даже священнический рассказ о завете оказался под влиянием второзаконнической концепции Санкций. К примеру, материал в Лев 26 был отредактирован после вавилонского плена в VI или V веке до н. э., как видно из Лев 26:34–46, где плен истолковывается как искупительная Суббота для Земли. Отметим его деление на благословения (Лев 26:3-13) и проклятья (Лев 26:15–68). Благословения короче.

Подведем итоги. На мой взгляд, Второзаконническая концепция завета с Богом смоделирована по типу ассирийских договоров. Именно поэтому она существенно увеличила роль Санкций в завете, а в Санкциях – роль проклятий и наказаний.

 

Переписать историю или переосмыслить теологию?

Второзаконническая концепция Санкций, связанных с заветом, работала в двух направлениях. Один вектор был направлен из настоящего в будущее: если будете слушаться, обретете благословение; если не будете слушаться, обретете проклятие. Другой вектор был направлен из настоящего в прошлое: если на вас благословение, значит, вы слушались; если прокляты, значит, не слушались. Одно из обетовании гласит:

Если ты… будешь слушать гласа Господа Бога твоего… поразит пред тобою Господь врагов твоих, восстающих на тебя; одним путем они выступят против тебя, а семью путями побегут от тебя…

(Втор 28:1, 7, 15, 25)

Если же не будешь слушать гласа Господа Бога твоего… предаст тебя Господь на поражение врагам твоим; одним путем выступишь против них, а семью путями побежишь от них; и будешь рассеян по всем царствам земли.

Возникает очевидный вопрос: всегда ли эти благословения и проклятья поддаются эмпирической проверке? Насколько хорошо они работают как внутри самой Второзаконнической традиции, так и за ее пределами?

К примеру, в исторических книгах Библии (они следуют за Второзаконием) данный подход применялся для суждения о том, какие цари Иудеи и Израиля были хорошими, а какие – плохими. Но сходятся ли здесь концы с концами? Всегда ли хорошие цари получали благословения, и всегда ли плохие цари оказывались под проклятьем? Приведем два ярких примера, которые показывают, что «гладко было на бумаге». И обратим внимание, как затем историю подправляли в угоду теологии.

В одном случае плохой царь жил слишком долго, в другом – хороший царь умер слишком рано. Это двойное расхождение между монархической историей и Второзаконнической теологией заметил Хронист, который написал богословски «правильную» версию 2–4 Книг Царств в персидский период (около 400 года до н. э.). Он вышел из положения следующим образом: теологию не менять, а историю переписать.

История царя Манассии. По меркам Второзакония Манассия был никудышным царем (4 Цар 21:2). Но правил он даже дольше Давида: с 697 по 642 год до н. э. Как такое могло случиться? Должно быть, он чем-то хорошим все же отличился, за что и получил благословение и награду. Так Хронист и переписал историю.

История написанная:…и совратил их Манассия до того, что они поступали хуже тех народов, которых истребил Господь… Прочее о Манассии и обо всем, что он сделал, и о грехах его, в чем он согрешил, написано в летописи царей Иудейских.

(4 Цар 21:9, 17)

История переписанная: Но Манассия довел Иудею и жителей Иерусалима до того, что они поступали хуже тех народов, которых истребил Господь от лица сынов Израилевых… И привел Господь на них военачальников царя Ассирийского, и заковали они Манассию в кандалы и оковали его цепями, и отвели его в Вавилон. И в тесноте своей он стал умолять лицо Господа Бога своего и глубоко смирился пред Богом отцов своих. И помолился Ему, и Бог преклонился к нему и услышал моление его, и возвратил его в Иерусалим на царство его. И узнал Манассия, что Господь есть Бог… Прочие дела Манассии, и молитва его к Богу своему, и слова прозорливцев, говоривших к нему именем Господа Бога Израилева, находятся в записях царей Израилевых.

(2 Пар 33:9, 11–13, 18; курсив мой. – Д. К.)

Вообще говоря, Манассия был одним из вассалов Асархаддона (согласно ассирийским анналам), да и правил Асархаддон из Ниневии, а не из Вавилона (681–669 годы до н. э.). Курсивом мы выделили строки, которые показывают, как Хронист пытался согласовать царскую историю со второзаконнической теологией.

История царя Иосии. Иосия был царем хоть куда: как мы уже видели, он-то и осуществил Девтерономическую реформу в 621 году до н. э. Более того, его рождение было предречено полутора столетиями ранее. В 3 Цар 13:2 приведены слова Господа: «Вот, родится сын дому Давидову, имя ему Иосия». И наконец, в Книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова, сказано о царях Иудеи: «Кроме Давида, Езекии и Иосии, все тяжко согрешили, ибо оставили закон Всевышнего» (Сир 49:5–6).

Несмотря на второзаконническую теологию, Иосия погиб в битве в 609 году до н. э. Как такое могло случиться? Должно быть, он сделал что-то не так. И опять же Хронист выдумывает причину:

История написанная: Во дни его пошел фараон Нехао, царь Египетский, против царя Ассирийского на реку Евфрат. И вышел царь Иосия навстречу ему, и тот умертвил его в Мегиддоне, когда увидел его. И рабы его повезли его мертвого из Мегиддона, и привезли его в Иерусалим, и похоронили его в гробнице его.

(4 Цар 23:29–30)

История переписанная: После всего того, что сделал Иосия в доме Божием, пошел Нехао, царь Египетский, на войну к Кархемису на Евфрате; и Иосия вышел навстречу ему. И послал к нему Нехао послов сказать: что мне и тебе, царь Иудейский? Не против тебя теперь иду я, но туда, где у меня война. И Бог повелел мне поспешать; не противься Богу, Который со мною, чтоб Он не погубил тебя. Но Иосия не отстранился от него, а приготовился, чтобы сразиться с ним, и не послушал слов Нехао от лица Божия и выступил на сражение на равнину Мегиддо. И выстрелили стрельцы в царя Иосию, и сказал царь слугам своим: уведите меня, потому что я тяжело ранен. И свели его слуги его с колесницы, и посадили его в другую повозку, которая была у него, и отвезли его в Иерусалим. И умер он, и похоронен в гробницах отцов своих. И вся Иудея и Иерусалим оплакали Иосию.

(2 Пар 35:20–24; курсив мой. – Д. К.)

Опять-таки курсив показывает, с помощью какой вставки Хронист согласовал историю с теологией. Не переписывая историю, судьбу обоих царей – символа нечестия и символа добра – нельзя было объяснить с позиции Санкций во Второзаконнической традиции.

Иными словами, Второзаконническая теология не работает даже в самой Второзаконнической традиции. Нестыковки с Манассией и Иосией потребовали «исправлений» со стороны Хрониста, который подстроил историю под теологию. Еще более яркие примеры мы находим за пределами Второзаконнической традиции.

История Иова. В IV веке до н. э. Книга Иова вскрыла проблемы Второзаконнической теологии, особенно в плане ее двунаправленности. Ибо, как мы уже сказали, с помощью Санкций можно было давать объяснения случившемуся: страдания посланы в наказание за грехи. Раз Иов тяжко страдает, значит, он тяжко грешил.

В главах 3-37 мы слушаем плохую теологию в форме великой поэзии: друзья, закоренелые девтерономисты (по сути, второзаконнические фундаменталисты), втолковывают Иову, что Бог наказывает его, но помилует, если Иов покается. Аргумент идет задним числом: страдания указывают на прошлые грехи Иова. Между тем мы, читатели (или слушатели), с самого начала книги знаем, что такая второзаконническая интерпретация случая с Иовом ошибочна. Бог прямым текстом опровергает ее в начале (1:8) и в конце (42:7) книги.

Прав был Роберт Фрост, чьи слова вынесены в эпиграф в данной главе. Такова задача Книги Иова:

К сожалению, однако, Книга Иова стала лишь «лежачим полицейским» на автостраде Второзакония. Никакие последствия человеческих поступков, никакие нелепые несчастные случаи, никакие природные катастрофы не могут заставить многих верующих, да и неверующих, отказаться от мысли, что бедствия посылаются за грехи. А ведь это не только искажает теологию, но и бесчестит Бога!

 

Где мы? И что дальше?

Когда я задумываюсь над началом и концовкой Пятикнижия, противопоставляя Священническую традицию в Быт 1 и Второзаконническую традицию во Втор 28, я снова вижу библейский ритм расширения и сжатия, утверждения и отрицания. Далее мы увидим его еще яснее и поймем, что это – биение сердца библейской традиции. И так мы подойдем к ответу на исходный вопрос, как читать Библию – и остаться христианином. Читать Библию следует внимательно, вдумчиво и целиком. Следует распознавать радикальность ее требований, ожидать неприятия этих требований – и уважать честность рассказчиков, которые говорят нам правду.

Настойчивая диалектика утверждения и отрицания присуща самой сердцевине завета. Эта сердцевина – троичная последовательность от Истории к Закону и Санкциям. Вектор может быть направлен к Истории и подчеркивать прошлое – или быть направлен к Санкциям и подчеркивать будущее. И История, и Санкции всегда присутствуют в библейской традиции, но иногда все упирается в вектор и эмфазу. Это можно наглядно представить в виде диаграммы:

Все очень неоднозначно. Повторюсь, что перед нами не абсолютно взаимоисключающие возможности, а трагически разные эмфазы. Ведь есть принципиальная разница, ориентируемся ли мы на благодарность Богу (вектор к Истории, прошлому) или на страх перед Богом (вектор к Санкциям, будущему). Здесь решается, каков Бог: это Бог дистрибутивного правосудия или Бог карающего правосудия; Бог милостивый и мирный или суровый и жестокий?

В главе 7 мы перейдем от Торы к Пророчеству, но меня все еще волнует фундаментальный вопрос: людей наказывают за зло свыше, или они сами пожинают последствия своих поступков? Дело в том, что пророки неоднократно, отважно и величественно возвещали Бога дистрибутивного правосудия, но они же последовательно, неустанно и неизменно угрожали Богом карающего правосудия.

Должно быть, говорят пророки, дистрибутивное правосудие на земле, иначе последует карающее правосудие с неба. Но чем обусловлена уверенность и отвага этого учения? Что в нем взято – к добру или худу – из матрицы, в которой оно существовало и без которой бы не возникло? Как всегда и для них, и для нас матрица играет ключевую роль.

 

В Библейской традиции словом «нави» (его не вполне удачно переводят как «пророк») обозначается человек, «призванный»/«посланный»/«поставленный» возвещать весть от Бога – весть, зачастую бросающую вызов абсолютной силе царской власти. Например, Бог «послал» Моисея противостать фараону в Исх 3:10, «послал» Самуила противостать Саулу в 1 Цар 15:1 и «послал» Нафана противостать Давиду в 2 Цар 12:1.

Здесь нет места для рассматрения всей картины событий, поэтому попробуем составить представление о Пророческой традиции на одном ярком примере. Возьмем мы его у пророка Исайи (VIII век до н. э.), чьи миссия и проповедь описаны в Ис 1-39. (Остальная часть Книги Исайи принадлежит перу более поздних пророков.)

Роковой матрицей Ис 1-39 была ассирийская империалистическая экспансия во второй половине VIII века до н. э. Как мы уже видели в предыдущей главе и как снова увидим в этой главе, ассирийская агрессия надолго отбросила тень на Землю Израилеву, повлияв на понимание не только завета, но и Бога. Отсюда и наша тематика сейчас: пророческая идентичность, пророческая матрица, пророческое содержание.

 

Пророческая идентичность «И я сказал: «Вот я, пошли меня»

Первая стадия в пророческой идентичности и пророческом самосознании – это, конечно, завет. Эта основа не всегда упоминается напрямую, но всегда подразумевается. Приведем лишь один пример – и отметим, как здесь интегрированы мир и Израиль.

И земля осквернена

(Ис 24:5, 23)

под живущими на ней,

ибо они преступили законы,

изменили устав,

нарушили вечный завет.

…[но] Господь Саваоф воцарится

на горе Сионе и в Иерусалиме.

Следующий шаг в пророческом сознании – божественный совет, где Бог воцарен на небесах и окружен сонмом серафимов-придворных. Так обстоит дело в экстатическом видении Исайи в 738 году до н. э.:

В год смерти царя Озии видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном, и края риз Его наполняли весь храм. Вокруг Него стояли Серафимы; у каждого из них по шести крыл: двумя закрывал каждый лице свое, и двумя закрывал ноги свои, и двумя летал. И взывали они друг ко другу и говорили:

(Ис 6:1–3, 8)

«Свят, Свят, Свят Господь Саваоф!

вся земля полна славы Его!»

…И услышал я голос Господа, говорящего: «Кого Мне послать? И кто пойдет для Нас?» И я сказал: «Вот я, пошли меня».

Здесь пророк больше, чем просто вестник, который письменным или устным словом возвещает данную ему весть. Он высокий чиновник, который находится при небесном дворе и в божественном собрании. Услышав и увидев происходящее, он, как полномочный представитель, отправляется сообщить о результате.

Последний шаг в пророческом самосознании – божественное обличение, которое пророк удостаивается видеть и слышать. (По сути, речь идет о судебном обвинении.) Это модель того, что происходило при царском дворе и в суде в Ниневии, когда вассала обвиняли в нарушении завета.

Ответом будет вторжение, но война обосновывалась апелляцией к тем космическим и божественным силам, которые свидетельствовали при заключении божественного Завета. В качестве примера рассмотрим имперский иск ассирийского владыки Ашшурбанапала к эламскому царю Уртаки (676–664 годы до н. э.).

Боги рассудили мой иск против эламского царя Уртаки, на которого я не нападал, а он напал на меня… Вместо меня они привели его к разгрому, разбили его передовой отряд и изгнали к границам его собственной земли… Они низвергли его владычество, убрали его династию и дали другому воцариться над Эламом.

Имперское военное отмщение оправдывалось богословски перед богами, которые выступали в качестве свидетелей завета и мстителей за нарушение завета. Земной и имперский иск включал официальное обвинение, судебное решение и торжественное обвинение (в адрес мятежного вассала). Аналогичным образом в небесном и трансцендентном суде по отношению к вассалу (Израилю) применялись меры, которые ожидают, согласно Санкциям, бунтовщика. Вслушаемся в этот рефрен:

Слушайте, небеса, и внимай, земля,

(Ис 1:2, 5, 20, 23, 28).

потому что Господь говорит:

«Я воспитал и возвысил сыновей,

а они возмутились против Меня…

продолжающие упорство… упорствовать… законопреступники… отступники»

Здесь необходима осторожность, поскольку внутренняя уверенность, которая сопутствует экстатическому опыту, необязательно коррелирует с его внешней точностью. Экстаз есть измененное состояние нормального бодрствующего сознания и, как таковое, является врожденной способностью человеческого мозга. Оно носит не сверхъестественный, а вполне естественный характер (или, если угодно, данное разграничение здесь вообще не работает). Экстатическое видение и экстатическое слышание, экстатическое перемещение и экстатическая трансформация могут провоцироваться лихорадкой и сосредоточением, наркотиком и медитацией, физической изоляцией и сенсорной депривацией.

И вот неискоренимая проблема. Событие экстатического транса обусловлено химическими процессами в мозге, но содержание экстатического транса обусловлено теологией ума. То, что пророки в экстазе видели на небесах, обосновывало и подтверждало то, что они приносили с собой с земли. В итоге Бог мирного дистрибутивного правосудия соединялся с Богом жестокого карающего правосудия. В течение трех столетий весть пророков – ясная, последовательная и отважная – требовала справедливой дистрибуции на земле под угрозой сурового возмездия с небес.

Каковы метафора, модель и матрица для этого типа пророческого сознания – от божественного завета до небесного собрания и трансцендентного иска? Ответ хорошо виден на примере одного исторического происшествия, которое имело место в ходе ассирийской агрессии против Египта в конце VIII века до н. э.

 

Пророческая матрица «Так говорит великий царь»

Ассирия была самой могущественной и самой безжалостной империей своего времени. Жестокость составляла часть имперской политики, и ассирийцев боялись настолько, что зачастую им не было необходимости задействовать армию. Проклятья в вассальных договорах и военные акции возмездия были направлены не только против самих мятежных правителей с их династиями, но и против населения их стран.

Иудейский царь Езекия соблазнился египетскими посулами о поддержке и восстал против ассирийского царя Синахериба. Библейский рассказ о последующих событиях весьма необычен: это параллельные повествования в 4 Цар 18–19 и Ис 36–37, составляющие почти шестьдесят стихов. Нашествие Синахериба датируется 701 годом до н. э. (возможно, в 688 году до н. э. была и вторая кампания.) Мы коснемся здесь четырех главных аспектов вступительной сцены в драме избавления Иерусалима от ассирийской угрозы.

Первый аспект: речь и текст. Разорив близлежащий Лахиш, Синахериб послал трех своих высших чиновников, названных по их должностям, на переговоры с тремя представителями Езекии у юго-восточного угла городских стен. Езекия должен капитулировать – иначе будет худо.

Последний из чиновников Синахериба носит имя «Рабсак», то есть визирь. Именно он доставляет послание императора. (Не принадлежит ли он к числу тех североизраильских книжников, которые были депортированы в Ассирию в 722/721 году до н. э.?) Все это описано в 4 Цар 18:1-36 (= Ис 37:1-21), и слова Рабсака выглядят вполне достоверно. Такие дипломатические угрозы были обычной частью ассирийского имперского протокола и предваряли военное нападение. Ассириец Рабсак приносит письмо и зачитывает его представителям Езекии.

Это первый элемент, который вошел в Пророческую традицию из имперской ассирийской матрицы. Пророк также говорил: «Слушайте слово Бога», а затем представлял весть в устной и письменной форме. Исайя – пророк говорящий и пишущий.

Второй аспект: царь и народ. В классическом вассальном договоре подчиненной стороной обычно был царь-вассал, и Санкции были направлены почти исключительно против него и его династии (хотя попутно страдал и народ). Но как мы уже сказали, ассирийцы строили свою имперскую политику таким образом, что в вассальный договор включалось население в целом. Именно они выдумали колониальную депопуляцию и имперскую репопуляцию. Именно после разорения ими Северного царства в 722–721 годах до н. э. «потерялись» колена Израилевы.

В данном случае Рабсак сначала говорит с тремя представителями Езекии, уверяя их в ненадежности опоры на Египет (4 Цар 18:19–25 = Ис 36:4-19), а затем, невзирая на возражения собеседников, обращается напрямую к народу и уговаривает его не слушать Езекию (4 Цар 18:28–35 = Ис 36:13–20).

Это второй элемент, который вошел в пророческую традицию из имперской ассирийской матрицы: пророк адресует свою весть не только царю, но и населению в целом. После вышеупомянутого видения Исайи Всевышний говорит: «Пойди и скажи этому народу…» (Ис 6:9).

Третий аспект: весть и адаптация. Рабсак зачитывает послание Синахериба, причем использует стандартный для посла формат, высказываясь от первого лица («я»), под которым подразумевается сам Синахериб. Однако затем он вставляет замечание от себя, называя Синахериба в третьем лице своим «господином» (4 Цар 18:23–24 = Ис 36:8–9).

Это третий элемент, который вошел в пророческую традицию из имперской ассирийской матрицы: ни Рабсак, ни пророк не являются только лишь посланцами. Оба они – высокие чиновники. Рабсак – чиновник при дворе земного царя, Исайя – чиновник при дворе небесного Царя. Оба они уполномочены не только передавать весть, но и комментировать, адаптировать и расширять ее в качестве полномочных представителей того, кто их послал. Этот творческий подход усиливает эффект присутствия монарха.

Четвертый аспект: Синахериб и Бог. Это последний элемент, заимствованный из ассирийской матрицы. Здесь пророки подошли к делу весьма радикально, как легко видеть из следующего сопоставления:

Рабсак говорит как представитель Синахериба:

«Так говорит царь великий, царь Ассирийский»

(4 Цар 18:19 = Ис 36:4)

«Слушайте слово царя великого, царя Ассирийского! Так говорит царь»

(4 Цар 18:28–29 = Ис 36:13)

«Так говорит царь Ассирийский»

(4 Цар 18:31 = Ис 36:16)

Пророк говорит как представитель Бога:

«Так говорит Господь»

(4 Цар 19:6 = Ис 37:6)

«Так говорит Господь Бог Израилев»

(4 Цар 19:20 = Ис 37:21)

«Так говорит Господь о царе Ассирийском»

(4 Цар 19:32 = Ис 37:33)

Если Рабсак высказывается от лица земного двора и земного монарха (Синахериба), пророк отвечает не от лица земного двора и земного монарха (Езекии), а от лица небесного двора и небесного монарха (Бога).

 

Пророческое содержание «Ищите правды, спасайте угнетенного»

Вернемся к божественному иску в Ис 1:1–9. Данная глава описывает опустошенную Иудею: разрушив Лахиш и разорив страну, армия Синахериба удалилась домой в Ниневию, и лишь Иерусалим остался не завоеванным. В этой ситуации Бог обращается к Израилю как судья к обвиняемому:

Земля ваша опустошена;

(Ис 1:7–8)

города ваши сожжены огнем;

поля ваши в ваших глазах съедают чужие;

все опустело, как после разорения чужими.

И осталась дщерь Сиона,

как шатер в винограднике,

как шалаш в огороде,

как осажденный город.

За нарушение Израилем завета последовали Санкции. Но в чем состояла вина? Чем согрешил Израиль? Ответ двусоставен. Он включает в себя сначала негативную, а затем позитивную часть:

Негативная часть (о богослужении):

К чему Мне множество жертв ваших?

говорит Господь.

Я пресыщен всесожжениями овнов

и туком откормленного скота,

и крови тельцов

и агнцев и козлов не хочу.

Когда вы приходите являться пред лице Мое,

кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои?

Не носите больше даров тщетных:

курение отвратительно для Меня;

новомесячий и суббот, праздничных собраний

не могу терпеть: беззаконие – и празднование!

Новомесячия ваши и праздники ваши

ненавидит душа Моя:

они бремя для Меня;

Мне тяжело нести их.

И когда вы простираете руки ваши,

Я закрываю от вас очи Мои;

и когда вы умножаете моления ваши,

Я не слышу:

ваши руки полны крови.

Позитивная часть (о правосудии):

Омойтесь, очиститесь;

удалите злые деяния ваши от очей Моих;

перестаньте делать зло;

научитесь делать добро,

ищите правды,

спасайте угнетенного,

защищайте сироту,

вступайтесь за вдову.

(Ис 1:11–17)

Этот отрывок я сознательно выбрал как образец пророческого содержания, типичный для пророческой традиции. Отметим два момента.

• Второе. Отметим параллелизм в заключении, где «делать добро» значит «искать правды», а «искать правды» значит помогать тем, кто в политическом, социальном и экономическом плане слабее. Иными словами, правосудие носит не только личный и индивидуальный характер, но и системный и структурный. Оно должно быть установлено для уязвимых членов общества.

И наконец, что происходит, когда божественный завет, божественный совет и божественный иск возвещают, что вассал Израиль нарушил завет и справедливость? «Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли; если же отречетесь и будете упорствовать, то меч пожрет вас» (Ис 1:19-20а).

Впрочем, здесь еще есть некоторое равновесие между благословением и проклятьем. Дальше идут преимущественно проклятья и наказания:

…О, удовлетворю Я Себя над противниками Моими

и отмщу врагам Моим!

И обращу на тебя руку Мою

и, как в щелочи, очищу с тебя примесь,

и отделю от тебя все свинцовое…

(Ис 1:24б-25) [19]

Опять-таки перед нами тональность «а то худо будет», характерная для Второзаконнической традиции.

Охватывая взглядом всю пророческую традицию, которую мы сейчас рассматриваем на примере Ис 1-39, я вижу и подчеркиваю два аспекта. Ни один из них нельзя забывать. Один аспект: Бог снова и снова требует дистрибутивного правосудия и для Израиля (микрокосм), и для всего мира (макрокосм). Другой аспект: Бог снова и снова угрожает карающим правосудием, то есть Санкциями за неправильную дистрибуцию. Иными словами, пророческая традиция укоренила лучшие части Закона и завета в худших Санкциях Закона и завета.

 

«Венчает тебя милостью и щедротами»

Итак, роковое второзаконническое понимание Санкций завета – как способа объяснить нынешние беды и как основания предсказать будущие беды – также легло в основу призыва Пророков к справедливой дистрибуции под угрозой ужасной ретрибуции. Как же реагировала на эту теологию (и в рамках этой теологии) традиция Псалмов, общинных молитв Израиля?

Прежде всего, и самое главное, Бог Псалтири есть Бог творения (для всего мира) и завета (для всего Израиля). И как таковой, Бог есть Тот, для кого «правосудие и правота – основание престола» (Пс 88:15; 96:2). Сотворение можно мыслить как первоначальный акт дистрибутивного правосудия. Бог честно и справедливо дарит мир всем, кто в нем живет:

Блажен, кому помощник Бог Иаковлев,

(Пс 145:5–9)

у кого надежда на Господа Бога его,

сотворившего небо и землю,

море и все, что в них,

вечно хранящего верность,

творящего суд обиженным,

дающего хлеб алчущим.

Господь разрешает узников,

Господь отверзает очи слепым,

Господь восставляет согбенных,

Господь любит праведных.

Господь хранит пришельцев,

поддерживает сироту и вдову,

а путь нечестивых извращает.

И снова: «Отец сирот и судья вдов Бог во святом Своем жилище» (Пс 67:6), ибо Бог «любит правду и суд» (Пс 32:5).

Среди славословий творению в Псалтири выделяется одно, в котором воздается хвала не только Творцу или делу рук его, но и месту нас, людей, в этом замысле. Начало и конец псалма возвещают: «Господи Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле!» (Пс 8:1 = 8:9). Но между ними читаем следующее:

Когда взираю я на небеса Твои —

(Пс 8:4–9)

дело Твоих перстов,

на луну и звезды, которые Ты поставил,

то что есть человек, что Ты помнишь его,

и сын человеческий, что Ты посещаешь его?

Не много Ты умалил его пред Богом:

славою и честью увенчал его;

поставил его владыкою над делами рук Твоих;

все положил под ноги его:

овец и волов всех,

и также полевых зверей,

птиц небесных и рыб морских,

все, преходящее морскими стезями.

В этих стихах в форме хвалы говорится о том, о чем и в Быт 1:26–28. Предназначение человека связано не с заповедью, данной извне, а с его внутренней сущностью и индивидуальностью. Если мы предаем свою собственную сущность и индивидуальность, при чем тут наказание свыше? Мы несем последствия своих же поступков.

Далее. В молитвах Израиля то и дело ощущается один страх: страх перед расторжением завета. Ведь, строго говоря, завет – договор двусторонний. Если одна сторона нарушает его, другая свободна: завет разрушен, уничтожен и окончен – для обеих сторон. (Завет как яйцо: его нельзя сломать наполовину.) Постоянные упоминания о «милости» Божьей в Псалмах выражают надежду на то, что даже если Израиль окажется неверным, Бог сохранит верность. А ведь второзаконническая теология с этим не согласна: завет имеет условия (Втор 5:9б-10).

Этот страх возникал особенно в связи с заветом, касающимся Давидовой династии. Например, Пс 88 содержит два слоя.

• Ранний допленный слой. Бог возвещает: «Я поставил завет с избранным Моим,/ клялся Давиду, рабу Моему… вовек сохраню ему милость Мою,/ и завет Мой с ним будет верен» (Пс 88:4, 29).

• Поздний послепленный слой. Псалмопевец сетует: «Ты… пренебрег завет с рабом Твоим,/ поверг на землю венец его» (Пс 88:39–40). Он вопрошает Бога: «Где прежние милости Твои, Господи?/Ты клялся Давиду истиною Твоею» (Пс 88:50).

И все же «милость» Господня сохранит завет «вовек». К примеру, рефрен «ибо вовек милость Его» мы находим в каждом из двадцати шести стихов псалма 135. Снова и снова от псалма 5:8 до 146:11 возвещается о «милости» Божьей, словно неоднократное повторение данного слова способно унять и успокоить страх перед расторжением завета. Но если считать, что завет – дело взаимное, как может Бог соблюдать нарушенный завет?

Отметим еще два слова помимо «милости» в следующем отрывке:

Благослови, душа моя, Господа

(Пс 102:2–4)

и не забывай всех благодеяний Его.

Он прощает все беззакония твои,

исцеляет все недуги твои;

избавляет от могилы жизнь твою,

венчает тебя милостью и щедротами…

Если милость Божья хранит нарушенный людьми завет, должно существовать прощение – или пусть хотя бы в Санкциях будут «щедроты».

• Прощение. Люди просили прощения для себя лично (Пс 24:18) и для народа в целом (Пс 78:9); и получали прощение и лично (Пс 31:5), и все вместе (Пс 64:4): «…ибо Ты, Господи, благ и милосерд/ и многомилостив ко всем, призывающим Тебя» (Пс 85:5). Но Бог и наказывает за проступки (Пс 98:8).

• Щедроты. Возможны, даже когда в прощении отказано. Опять же люди просили их для себя лично (Пс 39:12) и для народа в целом (Пс 122:3); и получали их лично (Пс 22:6), и все вместе (Пс 114:5). О том, что Бог «щедр», говорится неоднократно (Пс 85:15 = 144:8).

Как великая пророческая весть о милости Божьей снова и снова омрачается угрозами кары Божьей, так не менее величественная весть Псалмов с их радостной хвалой снова и снова омрачается мольбами о прощении и пощаде. А ведь если считать, что мы сами пожинаем плоды своих дел, а не Бог нас наказывает, уместнее ставить вопрос иначе: не о прощении Бога, а об изменении людей; не о милости Бога, а о времени, которое осталось до того, пока меняться не станет поздно.

Более того, если метафорически описывать Бога как личность, молитва означает беседу с этой личностью. Но если метафорически описывать Бога как процесс, молитва означает соработничество с этим процессом. Предупреждал ведь апостол Павел: «Мы не знаем, о чем молиться» (Рим 8:26).

 

«О, Ассирия, жезл гнева Моего!»

Вернемся еще раз к VIII веку до н. э. и к конфронтации между Исайей и Синахерибом, а что еще важнее – между Яхве, Богом Израиля, и Ашшуром, Богом Ассирии.

Как мы уже видели, исследуя Второзаконническую традицию, ассирийский акцент на Санкции (в ущерб Истории), а в Санкциях – на проклятья (в ущерб благословениям) глубоко повлиял на библейские представления о Боге: беды стали мыслиться не как естественные результаты человеческих поступков, а как наказания свыше (см. главы 5 и 6).

Однако Ассирия полагала, что получила божественный карт-бланш на расширение империи к Сирии и дальше по Левантийскому побережью в Египет. Стало быть, если Синахериб был, как он сам считал, «царем мира, царем Ассирии», то Ашшур был не только Богом Ассирии, но и Богом всего мира. Более того, Ашшур был весьма необычным ближневосточным божеством: без жены и без семьи. И персонифицировал не какую-либо природную силу, а ассирийскую имперскую власть.

Как мы уже сказали, когда Синахериб направлялся домой, так и не завоевав Иерусалим, его современник Исайя объяснял опустошение Иудеи как небесную кару за нарушение завета через социальную несправедливость (Ис 1:1-17). Однако два других пророчества того же времени уверяют, что именно Яхве, Бог Израиля, – а не Ашшур, Бог Ассирии, – есть Бог «всей земли» (Ис 10:14; 14:26).

И все же, хотя Ашшур, как всемирный Бог, облегчил проповедь Исайи о Яхве как всемирном Боге, матрица опять оказалась неоднозначным даром для Библейской традиции. Ибо с этой моделью пришел ассирийский терроризм как этническая идентичность, внешняя политика и военная стратегия. Возьмем навскидку три примера:

Я покрыл широкую равнину трупами их солдат.

Я окрасил горы их кровью.

(царь Салманасар III, 859–824 годы до н. э.)

Я покрыл равнину телами их солдат, как травой. Их яички я отрезал и вырвал их половые органы, как семена летних огурцов.

(царь Синахериб, 704–681 годы до н. э.)

Я вырвал языки тех, кто клеветническими устами произносил богохульства на моего бога Ашшура…

Я скормил их трупы, разрезанные на мелкие кусочки, псам, свиньям, стервятникам, орлам, птицам небесным и рыбам морским.

(царь Ашшурбанапал, 668–627 годы до н. э.)

Вот вам и проблема. Яхве сказал:

О, Ассирия, жезл гнева Моего!

(Ис 10:5)

И бич в руке ее – Мое негодование!

К несчастью, если Ассирия – жезл гнева Божьего, то она же – норма характера Божьего. В нижний Иордан попало слишком много воды из верхнего Тигра, и в израильскую теологию завета попало слишком много имперской теологии Ассирии, и в библейский образ Яхве попало слишком много черт Бога Ашшура.

 

«Все основания земли колеблются»

Завершим эту главу иным представлением о Яхве как о всемирном Боге.

Мы снова находимся в божественном собрании на небе, но на сей раз Всевышний окружен подчиненными ему богами, которые уполномочены править землей: «Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд» (Пс 81:1). Сейчас судебный иск направлен не против Израиля, а против властей предержащих – тех, которые правят землей.

…доколе будете вы судить неправедно

(Пс 81:2–4)

и оказывать лицеприятие нечестивым?

Давайте суд бедному и сироте;

угнетенному и нищему оказывайте справедливость;

избавляйте бедного и нищего;

исторгайте его из руки нечестивых.

Боги не пытаются как-либо защититься и оправдаться, а отвечают:

Не знают, не разумеют,

(Пс 81:5а)

во тьме ходят.

Власть имущие даже не понимают обвинения. Они не видят ни проблемы, ни своей ответственности. Мол, «у нас власть – какие еще претензии к правосудию?»

И вот печальный результат: «Все основания земли колеблются» (Пс 81:5б). О внешних наказаниях и небесных карах ничего не сказано. Говорится лишь об ужасных последствиях неправосудия: основания земли зашатались.

А что же эти нижестоящие Боги, которые не выполнили поручение и не сохранили справедливость для всех, не защитили людей, которые уязвимы в социальном, политическом и экономическом смысле? Каков обещанный им «суд» (Пс 81:1)? Лишь таков:

Я сказал: вы – боги,

(Пс 81:6–7)

и сыны Всевышнего – все вы;

но вы умрете, как человеки,

и падете, как всякий из князей.

Опять-таки это не внешнее наказание, а естественное последствие. Боги силы умирают, когда умирает поддерживающая их власть. (Давно ли вы слышали о Зевсе или Юпитере?) Но может ли умереть Бог дистрибутивного правосудия, если только не умрет в каждом человеческом сердце жажда дистрибутивного правосудия?

Подведем итоги. Когда вы в экстазе оказываетесь на божественном совете и слышите божественный иск, чрезвычайно важно понять, что вы принесли с собой и спроецировали на Бога. Так вы поймете, является ли страдание внешним наказанием от Бога или естественным последствием человеческих поступков. И поймете, каков Бог: мирный или жестокий.

 

Где мы? И что дальше?

Влияние Второзаконнической традиции на Пророческую и Псалмическую традиции даром не прошло. В понимании отношений между человеком и Богом стало больше акцента на завет, чем на сотворение. В понимании завета – больше акцента на Санкции, чем на Историю. А в понимании Санкций – больше акцента на проклятья, чем на благословения.

Если вернуться к названию нашей книги («Как читать Библию – и остаться христианином»), Пророческая и Псалмическая традиции рисуют крайне неоднозначный образ Бога. Более того, каждой из них присущ ритм утверждения и отрицания.

• С одной стороны, обе традиции говорят о Боге мирного дистрибутивного правосудия. Человек должен распоряжаться миром как тот, кто несет в себе образ и подобие этого Бога.

• С другой стороны, обе традиции говорят о Боге жестокого карающего правосудия. И такой Бог говорит: устройте себе небо на земле, – а то я вам устрою на земле ад.

Эти закономерности дают основание дополнить диаграмму, которую мы уже рисовали.

Я опять-таки думаю, что нам, христианам, следует читать обе традиции. Божественное утверждение мы должны принимать и следовать ему. Человеческое отрицание мы должны понимать и не следовать ему. Библейскую честность, которая сохранила всю диалектику этого да-и-нет, расширения-и-сжатия, мечты-и-отрицания, мы должны ценить.

В следующей главе мы поговорим о двух других традициях: традиции Премудрости или Сапиенциальной (по-латински sapientia – «мудрость») и традиции Царства или Эсхатологической (по-гречески Ea%atoç – «последний»). Первая оглядывается на начало, а вторая смотрит на конец. В каждой традиции есть свой подход к Библии и к тому, как сохранить верность завету с Богом. А сохранить верность было очень сложно при матрице международной греческой культуры, которая уже установилась, и международной римской власти, которая уже развивалась.

В качестве вывода из предыдущих глав и приготовления к следующим главам я подчеркну один момент.

Представьте перевернутый треугольник: Анатолийское плоскогорье на западе, Месопотамская низменность на востоке и Египетская равнина на юге. В середине этого треугольника, между Средиземным морем и Аравийской пустыней, в Леванте, находился крошечный Израиль. Он лежал на стыке трех континентов: Европы, Азии и Африки. Это был кипящий котел и арена для борьбы империй. При воюющих сверхдержавах к северу и югу, а потом к западу и востоку, вторжения в Израиль были неминуемы, а поражения неизбежны (что бы ни говорила глава Втор 28).

Если бы Израиль провел всю свою жизнь на коленях в молитве, он бы так и умер на коленях в молитве. Это преступление против человечества и божества говорить народу, живущему в таком месте земного шара, что военная угроза есть наказание свыше. Аналогичным образом, хотя и по иным причинам, обстоит дело с болезнями и засухой, голодом и землетрясениями. Неудивительно, что израильские Псалмы наполнены криками о прощении и мольбами о пощаде.

Вторжения, голод и другие бедствия были не карой свыше за то, как израильтяне вели себя по отношению к завету с Богом, а человеческими последствиями того, где они жили.

 

Евангелие от Луки упоминает о «законе Моисеевом, пророках и псалмах» (Лк 24:44). Видя эту триаду, можно подумать, что в Библии больше ничего нет (во всяком случае, больше ничего существенного). Однако это значило бы игнорировать традицию Премудрости, формирующую своего рода позднее Пятикнижие: Книгу Иова, Притчи, Екклесиаст, Книгу Премудрости Соломона и Книгу Премудрости Иисуса, сына Сирахова. (Кстати, среди христиан нет единства в вопросе о том, считать ли эти книги каноническими, второканоническими или неканоническими.)

Матрица этой традиции – не имперские договоры Анатолии и Междуречья, а египетские школы писцов, из которых выходили умелые бюрократы и персонал для управления дворцом и храмом. Между тем в III веке до н. э. Израиль находился под египетским владычеством. Рассмотрим сейчас два базовых аспекта этой традиции Премудрости. (Каждый продолжает фундаментальные вопросы нашей книги, касающиеся образа библейского Бога.)

 

«Она есть дыхание силы Божией»

Первый аспект наиболее важен. В центре данной традиции находится Премудрость, через которую был создан мир. В Притчах, Премудрости Соломона и у Сираха, описывается и прославляется Премудрость как персонифицированный процесс. При этом Премудрость высказывается от первого лица. [Кстати, еврейское слово (хохма́), греческое слово σοφια (софи́а) и латинское слово sapientia, которые обозначают «мудрость», существительные женского рода.]

Прежде всего, в Книге Притчей Премудрость и трансцендентна (на небе) и имманентна (на земле). О ее трансцендентности она сама говорит следующее:

Господь создал меня началом пути Своего,

(Притч 8:22–23)

прежде созданий Своих, искони;

от века я помазана,

от начала, прежде бытия земли.

Затем через Премудрость было создано все остальное: «Господь премудростью основал землю,/небеса утвердил разумом» (Притч 3:19). И еще она говорит так:

…тогда я была при Нем художницею,

(Притч 8:30–31)

и была радостью всякий день,

веселясь пред лицом Его во все время,

веселясь на земном кругу Его,

и радость моя была с сынами человеческими.

В имманентном своем проявлении Премудрость персонифицируется как философ, обходящий городские улицы в поисках людей, которые хотели бы учиться. Она «взывает» «на улице, на площадях… в главных местах собраний… на возвышенных местах, при дороге, на распутьях… у ворот… при входе в двери» (Притч 1:20–21; 8:2–3). В своем поиске учеников она очень публична, открыта, терпима и не проявляет ни малейшей дискриминации. Она готова наставлять любого, который примет ее как щедрый дар.

Все это можно считать комментарием на Быт 1:25–28 и псалом 8. Премудрость Божья настолько напитала все творение разумностью, что люди могут постичь смысл творения (или, если угодно, эволюции) через наблюдения за тварным миром, обобщение наблюдений в притчах и афоризмах, а также изучение их со знающими учителями.

У Сираха сотворение человека описывается с сознательными аллюзиями на первую главу Бытия: «Господь создал человека из земли… дал им власть над всем, что на ней… облек их силою/и сотворил их по образу Своему,/ и вложил страх к ним во всякую плоть, чтобы господствовать им над зверями и птицами» (Сир 17:1–4). Более того, «Он дал им смысл, язык и глаза,/ и уши и сердце для рассуждения, / исполнил их проницательностью разума / и показал им добро и зло» (Сир 17:5–6). Отметим: как и в Быт 2–3, знание добра и зла есть позитивный дар.

Более того, Премудрость как персонифицированный процесс славит свою вселенскую и космическую роль при создании мира:

Я вышла из уст Всевышнего

(Сир 24:3, 6, 10)

и подобно облаку покрыла землю…

в волнах моря и по всей земле

и во всяком народе

и племени имела я владение…

Прежде века от начала Он произвел меня,

и я не скончаюсь вовеки.

И наконец, в Книге Премудрости, Премудрость снова величественно персонифицируется как «художница всего… дух разумный, святой… беспечальный, всевидящий / и проникающий все умные, чистые, тончайшие духи… подвижнее всякого движения,/и по чистоте своей сквозь все проходит и проникает» (Прем 7:2124). Опять-таки:

Она есть дыхание силы Божией

(Прем 7:25–26)

и чистое излияние славы Вседержителя;

посему ничто оскверненное не войдет в нее.

Она есть отблеск вечного света

и чистое зеркало действия Божия

и образ благости Его.

И снова:

Она прекраснее солнца

(Прем 7:29–30)

и превосходнее сонма звезд;

в сравнении со светом она выше;

ибо свет сменяется ночью,

а премудрости не превозмогает злоба.

Снова и снова перечитывая эти стихи, я задумываюсь над одним фундаментальным вопросом: если Премудрость, как имманентное присутствие и внешний лик Божий, есть не личность, а персонифицированный процесс, откуда мы знаем, что библейский Бог – личность, а не тоже персонифицированный процесс?

 

Живительное милосердие или дистрибутивное правосудие?

Второй аспект традиции Премудрости ставит один довольно деликатный вопрос. В предыдущих главах, исследуя Закон, Пророки и Псалмы, мы видели две взаимосвязанные эмфазы: мирное дистрибутивное правосудие на земле, – или жестокое карающее правосудие с неба. Сравним с традицией Премудрости, а потом зададим этот вопрос.

С одной стороны, на первый взгляд дистрибутивное правосудие столь же важно для традиции Премудрости, сколь и для Закона и Пророков. Вспомним хотя бы призыв «…усвоить правила… правосудия, суда и правоты» (Притч 1:3; 2:9), или такие слова, напоминающие Пророков: «Соблюдение правды и правосудия/ более угодно Господу, нежели жертва» (Притч 21:3). И опять-таки: «Много хлеба бывает и на ниве бедняка,/ но его похищает беззаконие» (Притч 13:24).

Снова и снова эта традиция напоминает о нищих и нуждающихся: «Есть род, у которого зубы – мечи,/ и челюсти – ножи, / чтобы пожирать бедных на земле / и нищих между людьми» (Притч 30:14). Снова: «Бедных сталкивают с дороги, все уничиженные земли принуждены скрываться» (Иов 24:4). И снова: «Сын мой! Не отказывай в пропитании нищему/и не утомляй ожиданием очей нуждающихся»; «хлеб нуждающихся есть жизнь бедных; отнимающий его есть кровопийца» (Сир 4:1; 34:21).

Более того, эта традиция упоминает и других уязвимых членов общества – вдов и сирот: «Дом надменных разорит Господь, / а межу вдовы укрепит… Не передвигай межи давней / и на поля сирот не заходи» (Притч 15:25; 23:10). И снова: «Вдов ты отсылал ни с чем/и сирот оставлял с пустыми руками… У сирот уводят осла, / у вдовы берут в залог вола… ибо с детства сирота рос со мною, как с отцом, / и от чрева матери моей я руководил вдову» (Иов 22:9; 24:3; 31: 18). И снова: «Сиротам будь как отец/и матери их – вместо мужа;/и будешь как сын Вышнего,/и Он возлюбит тебя более, нежели мать твоя… Он не презрит моления сироты, / ни вдовы, когда она будет изливать прошение свое» (Сир 4:10; 35:14).

А вот деликатный вопрос: традиции Премудрости присуща та же жажда дистрибутивного правосудия, что и Пророческой традиции, или она лишь стремится к дистрибутивному милосердию? Ясно, что здесь запрещается угнетать уязвимых членов общества, пренебрегать ими и отказывать им. Но сделан ли здесь акцент на личной и индивидуальной справедливости или на системном и структурном экономическом правосудии на земле? Перед нами радикальная концепция правосудия или либеральная концепция милосердия? И если последнее, что если библейский Бог иной: не либеральный, а радикальный?

С другой стороны, в плане карающего правосудия традиция Премудрости акцентирует человеческие последствия, а не божественные наказания. Можно обрисовать следующие закономерности.

Без сомнения, это серьезный прорыв к мирному Богу и, так сказать, циклическое возвращение к первой главе Бытия и псалму 8. Премудрость настолько вплетена в тварную ткань вселенной, и предлагается людям настолько свободно и открыто, что отвергать ее, значит, самим призывать на свою голову неприятности.

Мы уже видели недостатки Последовательности 1. Они обусловлены и геополитическим положением Израиля на побережье Леванта, и тем, что на практике данная логика не всегда работает: Манассия прожил слишком долго, а Иосия умер слишком рано (не говоря уже об из ряда вон выходящей ситуации с Иовом).

Однако Последовательность 2 – как комбинация Священнической и Сапиенциальной традиций – предлагает альтернативную возможность. Премудрость открывает нам нашу тварную судьбу и предназначение с его правами и ответственностью. Отвергать Премудрость, значит, не нарушать какой-либо внешний закон и навлекать на свою голову божественные кары, а изменять самому себе и нести естественные последствия.

И наконец, повторю мысль, которую уже высказал в предыдущей главе. Если нет божественных наказаний (а есть лишь человеческие последствия), то нет и божественного прощения (а есть лишь возможность человеческого изменения). И нет божественной милости (но лишь время, в которое еще можно измениться, пока не слишком поздно).

Давно пора переосмыслить и теорию божественного наказания, и практику мольбы о прощении и милости, характерную для христианской традиции. Если вынести за скобки природные катастрофы и несчастные случаи, мы должны взять на себя ответственность за все свои поступки и в особенности понять, какими последствиями чревата измена нашему собственному человеческому предназначению (как оно обрисовано, скажем, в Быт 1 и Пс 8).

А теперь обратимся от начала к концу, от создания к воссозданию, и от традиции Премудрости (Сапиенциальной) к традиции Царства (Эсхатологической).

 

«И разумные будут сиять, как светила на тверди»

В качестве примера возьмем Книгу Даниила. Действие в ней происходит в VI веке до н. э., во времена, когда Вавилонская (или Халдейская) империя сменилась Мидо-Персидской империей. Однако написана она была при Сирийской империи в 160-е годы до н. э. Сирийский царь Антиох IV Епифан всегда испытывал угрозу со стороны Египта на юге, а затем – и со стороны Рима на западе. Чтобы защитить хотя бы южные границы, он попытался установить более жесткий политический, экономический и социальный контроль над Израилем.

Столкнувшись с сопротивлением народа, который не хотел оставлять верность завету, он осквернил Храм и развязал гонения на веру. В уста Даниила было вложено задним числом предсказание на сей счет:

…и против Всевышнего будет произносить слова

(Дан 7:25; см. также 8:9-12; 9:27; 11:31–33)

и угнетать святых Всевышнего;

даже возмечтает отменить у них праздничные

времена и закон,

и они преданы будут в руку его

до времени и двух времен и полувремени.

Стало быть, Маккавейское восстание продлится года три с половиной (1–2 Макк).

Наличие в книге разных слоев ясно видно уже из того факта, что отрывок Дан 2:46-7:28 написан на арамейском языке, а остальная часть книги – на древнееврейском. Еще существеннее смена жанра: с рассказов в Дан 1–6 на видения в Дан 7-12. При такой разнице в содержании возникает вопрос: как кому-то пришло в голову совместить две части в одну книгу? Между этими частями есть общие особенности и различия. Общие особенности бросаются в глаза, различия же не столь очевидны.

Начнем с поверхностных сходств.

• Первое. В обеих частях Книги Даниила основной сюжет строится вокруг интерпретации эзотерической и тайной информации: снов (главы 2 и 4), видений (главы 7, 8, 10–12), загадочных текстов (глава 5) и пророческих писаний (глава 9).

• Второе. В обеих частях основными действующими лицами являются «мудрецы», сведущие в эзотерической и мантической премудрости (в 1:4; 11:33, 35; 12:3). Без сомнения, они ближе к особому знанию Пророческой традиции, чем к общедоступному знанию Сапиенциальной традиции, но они – не пророки или книжники, а эзотерики-интерпретаторы.

А вот две менее очевидные разницы.

• Первое. В рассказах интерпретирует Даниил, а в видениях интерпретируют Даниилу (конечно, в обоих случаях с Божьей помощью). Даниил объясняет тайны снов и текстов с помощью косвенного небесного вдохновения в главах 2, 4 и 5. Но он не может объяснить тайны своих видений без прямой небесной интерпретации, полученной от божественного посредника (в частности, архангела Гавриила в Дан 8:16 и 9:21). Перед нами нечто новое, что требует нового наименования. Об этом мы скажем ниже.

• Второе. В проимпериалисгических рассказах цари, даже если начинают с высокомерного и жестокого поведения, в итоге возвышают Даниила, обращаются к истинному Богу Небесному и даже воспевают хвалу Богу. Так ведут себя Навуходоносор (2:47; 3:29 – 4:3, 34) и «Дарий Мидянин» (6:25–27), но не Валтасар – впрочем, последний возвеличивает Даниила (5:29). Особенно поразительны похвалы Навуходоносору (2:37–38; 5:18–19), хотя он разорил Иерусалим, разрушил Храм, а жителей Иудеи депортировал!

В видениях же проимпериалистическая фантазия сменяется антиимпериалистической реальностью, как мы увидим в Дан 7. Почему? Да потому, что при персах в V веке до н. э. эти рассказы еще звучали правдоподобно, а во времена сирийских гонений в 160-е годы до н. э. уже нет. Эта новая ситуация – гонения за веру вместо обычного политического угнетения – создала существенную разницу между рассказами (которые были созданы раньше) и видениями.

С одной стороны, на всем протяжении Книги Даниила Санкции Второзаконнической теологии считаются самоочевидной нормой. В рассказах Бог вознаграждает Даниила за верность (1:9, 20); и если Даниил спасен ангелом в львином рву (6:22), то его обвинители с их семьями гибнут (6:24). В видениях Даниил подытоживает прошлую историю в девтерономическом стиле:

И весь Израиль преступил закон Твой и отвратился, чтобы не слушать гласа Твоего; и за то излились на нас проклятие и клятва, которые написаны в законе Моисея, раба Божия: ибо мы согрешили пред Ним.

(Дан 9:11)

С другой стороны, в рассказах награды присуждаются и наказания исполняются еще при жизни. Верные не становятся мучениками: Бог спасает их и из печи, и из львиного рва. Однако в видениях воздаяние наступает лишь после смерти.

И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление. И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде – как звезды, вовеки, навсегда.

(Дан 12:2–3)

С учетом этих сходств и различий между рассказами и видениями неправдоподобна версия, согласно которой первые шесть глав призваны лишь рассказать о Данииле, которому будут ниспосланы видения в Дан 7-12. Для этой цели было бы достаточно первой главы или любой другой истории о нем из Дан 2–6. Да и вообще, зачем уделять целую главу Седраху, Мисаху и Авденаго (2:49 – 3:30), если нужно лишь ввести образ Даниила?

Я объясняю это следующим образом. Во-первых, этим двум частям (главы 1–6 и 7-12) присуща разная теология – как минимум по-разному осмысливается отношение Бога к империализму. Во-вторых, последовательность этих частей указывает на неадекватность теологии рассказов и необходимость теологии видений.

 

«Народ святых Всевышнего»

Для понимания матрицы необходимо вспомнить следующее обстоятельство. Приблизительно в начале VII века до н. э. Гесиод в своей поэме «Труды и дни» разделил человеческую историю на пять последовательных эпох, каждая из которых хуже предыдущей: золотой век, серебряный век, медный век, век героев и железный век. Но разве невозможно представить мир, в котором упадок и распад сменяются подъемом?

В 170-е годы до н. э. – то есть в десятилетие перед созданием Книги Даниила – римский историк Эмилий Сура, слова которого нам известны по их цитате в «Римской истории» Веллея Патеркула, сказал: «Ассирийцы первыми из всех народов обладали властью над миром, затем – мидийцы, после них – персы, позднее – македоняне. Потом… верховная власть перешла к римскому народу» (1.6).

Между тем Рим, как пятое царство, не был сродни предыдущим. Римская империя стала кульминацией и итогом. Это – царство последнее и окончательное, царство эсхатологическое.

Теперь обратимся к Дан 7 как яркому примеру видений в Дан 7-12. Однако там пятое Царство – последнее, окончательное, эсхатологическое – принадлежит не Риму, а Богу. И здесь мы соприкасаемся еще с одной великой библейской традицией: верой в то, что Бог навсегда изменит и преобразит старую землю, на которой царило имперское неправосудие, и установит на обновленной планете эсхатологическое правосудие.

Даниил видел в своем ночном видении, что «четыре ветра небесных боролись на великом море, и четыре больших зверя вышли из моря, непохожие один на другого» (Дан 7:2–3). Вот эти четыре звероподобные империи с их правителями:

1. Первое царство – это Вавилония/Халдея (7:4). Ее представляют «Навуходоносор» (2:1–5:18) и Валтасар (6:1).

2. Второе царство – это Мидия (7:5). Ее представляет выдуманный «Дарий Мидянин» (5:31; 11:1) или «Дарий… из рода Мидийского» (9:1).

3. Третье царство – это Персия (7:6). Ее представляет «Кир Персидский» (6:28), «Кир, царь Персидский» (10:1).

4. Четвертое царство – это Греция (7:7). Его представляет Александр Македонский, который не называется напрямую по имени: «царь Греции» (8:5-21), «князь Греции» (10:20), «царь могущественный» (11:3).

Первые три империи подобны диким зверям (лев, медведь, леопард). Но для описания Греции при Александре Македонском такие аналогии не подходят. Оно «отличается» от предыдущих тем, как «пожирает и сокрушает», «попирает ногами» (7:7, 19, 23). Однако после преждевременной смерти Александра в 323 году до н. э. его победоносные полководцы стали сражаться между собой. К примеру, на протяжении ста лет греческая Сирия и греческий Египет воевали друг с другом семь раз.

И наконец, последнее и окончательное, пятое Царство. В ночном видении Даниил повествует о Боге («Ветхом Днями»), окруженном ангельскими воинствами божественного собрания: «Судьи сели,/и раскрылись книги» (7:9-10). Бог осуждает эти четыре царства – давно минувшие к моменту написания книги (7:12) – и особенно Сирийское подцарство, которое даже не упомянуто среди четырех и пока еще не погибло (7:11, 26).

Даниил видит: «…с облаками небесными шел как бы Сын человеческий,/дошел до Ветхого днями/и подведен был к Нему» (7:13). (Кстати, в некоторых современных переводах пишут не «сын человеческий», а «человек», чтобы избежать мужского шовинизма, который здесь создается древнееврейским оборотом.) Получается, что имперское владычество подобно дикому зверю (7:4–6), а божественное – подобно человеку (7:13). Из других мест книги мы знаем, что имеется в виду архангел Михаил, глава небесного воинства (10:13, 21; 12:1).

История увенчивается «Царством Божьим», которое впервые упомянуто в 2:38б-44, затем еще трижды (4:3, 34; 6:26), пока, наконец, в седьмой главе не дана следующая троичная последовательность.

• Сначала Царство Божье «дано» в небесное владение «как бы Сына Человеческого», сиречь архангела Михаила (7:14).

• Затем его «принимают» и защищают «святые Всевышнего», небесное воинство ангелов (7:18, 22).

• Наконец, оно низводится на землю и вручается «народу святых Всевышнего» (7:27).

Мы уже отмечали ненадежное положение Израиля: сначала между севером и югом (Анатолия и Египет, Междуречье и Египет), а потом между западом и востоком (Греция и Персия, Рим и Парфия). Народ Израилев слишком хорошо знал, что такое великие империи мира сего. И древняя надежда Израиля – или лучше сказать, древняя вера – гласила, что однажды справедливый Бог Небесный установит справедливое Царство на земле.

Дан 7 констатирует глубокий конфликт между двумя архетипическими концепциями жизни на земле: между всеми прошлыми и нынешними имперскими царствами и божественным Царством, которое уже приготовлено на небесах и защищено ангелами, а в будущем явится на землю. Сказано, что это земное Царство Божье, это последнее и эсхатологическое Царство, будет вселенским и вечным. Но не сказано, когда и как оно явится на нашу землю и как будет выглядеть в нашем мире: что это за структура и система, проект и процесс.

А вот как Царство Божье более полно описывается в других эсхатологических текстах более древней библейской традиции…

 

«И никто не будет устрашать их»

Ожидание Царства Божьего возникло не с главы 7 Книги Даниила. Израиль давно верил в «Божественную уборку» и «Экстремальную перестройку» всего мира, когда вместо несправедливости и насилия установятся правосудие и мир. Библейская традиция устремлялась к этой мантре: Бог победит – когда-нибудь.

Вот некоторые из более древних библейских эквивалентов Царства Божьего. Как бы ни называть данную концепцию, в ней речь всегда идет об обновленном творении здесь на земле и в полностью измененном мире.

1. Урожай Бога

Вот, наступят дни, говорит Господь,

(Ам 9:13)

когда пахарь застанет еще жнеца,

а топчущий виноград – сеятеля;

и горы источать будут виноградный сок,

и все холмы потекут.

2. Пир Бога

И сделает Господь Саваоф на горе сей

(Ис 25:6–8)

для всех народов

трапезу из тучных яств, трапезу из чистых вин,

из тука костей и самых чистых вин;

и уничтожит на горе сей покрывало,

покрывающее все народы,

покрывало, лежащее на всех племенах.

Поглощена будет смерть навеки,

и отрет Господь Бог слезы со всех лиц,

и снимет поношение с народа Своего

по всей земле;

ибо так говорит Господь.

3. Община Бога

И будет в последние дни:

(Мих 4:1–2 = Ис 2:2–3; см. также Зах 8:20–23)

гора дома Господня поставлена будет во главу гор

и возвысится над холмами, и потекут к ней народы.

И пойдут многие народы и скажут:

придите, и взойдем на гору Господню

и в дом Бога Иаковлева,

и Он научит нас путям Своим,

и будем ходить по стезям Его,

ибо от Сиона выйдет закон

и слово Господне – из Иерусалима.

4. Мир Бога

A. Между животными

Тогда волк будет жить вместе с ягненком,

(Ис 11:6–7)

и барс будет лежать вместе с козленком;

и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе,

и малое дитя будет водить их.

И корова будет пастись с медведицею,

и детеныши их будут лежать вместе,

и лев, как вол, будет есть солому.

Б. Между животными и людьми

И младенец будет играть над норою аспида,

(Ис 11:8–9)

и дитя протянет руку свою на гнездо змеи.

Не будут делать зла и вреда на всей святой горе

Моей,

ибо земля будет наполнена ведением Господа,

как воды наполняют море.

B. Между людьми

И будет Он судить многие народы,

(Мих 4:3–4)

и обличит многие племена в отдаленных странах;

и перекуют они мечи свои на орала

и копья свои – на серпы;

не поднимет народ на народ меча,

и не будут более учиться воевать.

Но каждый будет сидеть под своею виноградною

лозою и под своею смоковницею,

и никто не будет устрашать их,

ибо уста Господа Саваофа изрекли это.

Ни в одном из этих видений не сказано, что при установлении Царства Божьего земля будет уничтожена и покинута, – ибо она преобразится! Не сказано, что мир закончит существование, а нам придется эмигрировать из него. Мы читаем о конце мирового зла, угнетения и насилия, о конце мировой несправедливости и войны. Эти мечты были частью израильской традиции уже более тысячелетия к тому моменту, как была написана седьмая глава Книги Даниила.

Необходимо сделать одну оговорку: если вы находите термин «Царство Божье» слишком архаичным и слишком маскулинным, вышеприведенные заголовки могут послужить альтернативой. Только, пожалуйста, не ищите Мир Божий в ином месте, чем наша земля. И пожалуйста, осознайте, что эта религиозно-политическая, этико-моральная, социально-экономическая концепция представляет собой радикальный вызов естественному ходу цивилизации.

 

«Где нет видения, люди гибнут»

Автор Книги Даниила в 160-е годы до н. э. на своей еврейской родине мечтал о приходе Царства Божьего, но не расписывал в подробностях, как оно будет выглядеть. Однако в 150-е годы до н. э. некоторые представители еврейской диаспоры задумались о деталях, которые перекликаются с вышеописанным Миром Бога.

Но сначала несколько слов о матрице. Сивилла была экстатической и харизматической пророчицей. Кто она такая, столь же малопонятно, сколь малопонятны ее изречения. Впоследствии Сивиллина традиция сохранялась в текстах, которые записывались, редактировались и воссоздавались от греков и римлян до иудеев и христиан. Вот как египетские евреи описывали в «Сивиллиных оракулах» Царство на преображенной земле.

1. Преображенный физический мир

Плод наилучший земля, которая все порождает,

(3.744–749)

Смертным даст – изобилье пшеницы,

вина и оливок.

Множество сладкого меда пошлют небеса

человеку,

Будет древесных плодов в достатке

и тучной скотины:

Коз, и коров, и овец с ягнятами малыми вместе.

Вырвутся из-под земли молока белоснежного струи.

2. Преображенный животный мир

Овцы вместе с волками в горах травою питаться

(3.788–795)

Будут, а дикие барсы – пастись с козлятами вместе.

Сможет теленок с медведем в загоне быть

безопасно,

Лев плотоядный мякиной, как вол,

насытится в яслях;

Малые дети его, связав, поведут за собою,

Зверь этот станет ручным по воле великого Бога.

Змей с младенцем уснет в одной постели спокойно

И не сделает зла – Господня рука не позволит.

3. Преображенный человеческий мир

Шум боевой и резня ужасная вовсе исчезнут,

(3.751–758, 767–773, 781–784)

С тяжким стоном земля уж больше не содрогнется,

Войны и засуха миру угрозою быть перестанут,

С ними же голод и град, что бьет урожай,

упразднятся.

Мир на землю сойдет великий, неведомый прежде,

Станут друзьями теперь цари до скончания века,

Люди по всей земле одним жить будут законом,

Что установит Господь, на небе правящий

звездном…

…Бог ниспошлет наконец всем людям

вечное царство:

Дав священный закон Его почитавшим как должно,

Пообещал Он, что мир и землю для них Он откроет

И распахнет им врата блаженства —

великая радость,

Вечно здравый рассудок и мысли светлые станут

Их достояньем. Тогда к жилищу великого Бога

С целого света дары принесут и ладан воскурят.

…Меч упразднят пророки великого Бога, и сами

Смертных станут они судить и царить справедливо.

Праведным станет тогда и все богатство людское.

Вот каковы будут суд и власть Всевышнего Бога.

Очень легко – быть может, с улыбкой или усмешкой – отмахнуться от этих грез об абсолютном плодородии (никакой работы) и полной благожелательности животных (никакого мяса). Что, мол, за меню: львам – лазанья, пантерам – помидоры, а ягуарам – яблоки?

Пожалуй, читая подобные эсхатологические фантазии, уместно различать рапсодическую и невозможную утопию (от греческого «не существующее место») и экстатическую, но возможную эвтопию (от греческого «благое место»). Эвтопия повествует о всеобщем мире во всем социальном мире, и о ненасильственном дистрибутивном правосудии, в котором – в Царстве Божьем – все блага Божьей вселенной достанутся всем по справедливости. Если считать, что это – глупая фантазия и утопический самообман, а в жизни нереализуемо, то homo sapiens так же величествен и обречен, как и некогда саблезубый тигр.

Книга Притчей предупреждает: «Без видений народ погибнет» (Притч 29:18). Но при ложных видениях народ погибнет еще быстрее. Эвтопия и эсхатология, возможно, даже необходимы, если мы не хотим, чтобы наш вид – защищаемый все-таки не животным инстинктом, а совестью – не самоуничтожился: ведь все больше человеческое насилие изобретает все новые и более эффективные орудия убийства, а затишье путает с миром. Неужели эсхатологические грезы о дистрибутивном правосудии и всеобщем мире – всего лишь пустые фантазии?

И наконец, приведем еще один пример из еврейских «Сивиллиных оракулов», который подводит нас уже ко временам Иисуса. Преображенный человеческий мир описан следующим образом:

Общею станет земля; перестав уже быть

(2.319–324)

разделенной

Стенами и рубежами, сама даст плод изобильный;

Вместе все заживут, нужды не имея в богатстве.

Тут не будет уже никто ни богатым, ни бедным,

Ни рабом, ни тираном, ни малым и ни великим;

Нет ни царей, ни вождей – все люди равны

меж собою.

Этот текст датируется рубежом старой и новой эры.

 

Где мы? И что дальше?

И традиция Премудрости (Сапиенциальная), и традиция Царства (Эсхатологическая) говорят обо всей земле. Одна ориентируется больше на начало и создание, а другая – на конец и воссоздание, но обе говорят обо всей человеческой истории. Однако при этом ключевой точкой эксперимента и примером справедливого мира они считают Израиль (Сир 24:23; Дан 7:27). Библейский Израиль, будучи «богоизбранным народом», должен стать образцом для всего человечества.

Эти традиции снова являют нам стук библейского сердца (утверждение-и-отрицание). Они показывают и проблему, и ответ на вопрос «Как читать Библию – и остаться христианином». И делают это, исходя из определенной матрицы: греческая культура и римская военная мощь.

Чудесная концепция Премудрости как интеллиги-бельности творения – или, если хотите, эволюции – подрывается (или как минимум смягчается) либеральным акцентом на дистрибутивное милосердие (а не на радикальный призыв к дистрибутивному правосудию). Как и всегда в нашей книге, я призываю читателя принять утверждение, воспротивиться отрицанию и отдать должное честности рассказа, который приводит обе возможности.

Аналогичным образом не менее чудесная Эсхатологическая традиция с ее мечтой о преображенной планете и торжестве ненасилия – о Царстве справедливости и мира здесь на земле – подрывается

видениями божественного насилия, наказаний и кар за непослушание.

Конечно, обе традиции можно совместить: эсхатологическая мудрость, которая противопоставляет имперской идеологии (мир, достигаемый через победу) радикальную божественную весть (мир, достигаемый через справедливость). Кстати, именно об этом пишет апостол Павел в 1 Кор 1:26-2:13: «Проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей» (2:7).

Пора вернуться к диаграмме, которую мы уже чертили в предыдущих главах, и дорисовать ее:

В части IV мы переходим в I век н. э., где и в римской политике, и в еврейской религии матрица претерпела глубокие изменения. В начале этого столетия Рим превратился из республики, которой правили два выбранных аристократа, в империю с одним династическим аристократом у руля. В конце столетия иудаизм превратился из религии, в центре которой стояли Храм и жертвоприношения, в религию, сосредоточенную на Торе и учении. Среди таких сейсмических событий Иисус на своей еврейской родине и Павел в еврейской диаспоре не выглядели землетрясениями, которые грозят пошатнуть основания мира. Но они таковыми стали. И вопрос о том, как их читать – и остаться христианином, остается самой сложной частью книги.