Это называли «раскопками из ада», потому что, когда впервые обнаружили лодку первого века в озере Киннерет, то она была по консистенции подобна мягкому сыру или мокрому картону. И сложный, но стремительный процесс раскопок сопровождался более долгим и медленным, но не менее сложным процессом сохранения находки.

Озеро Кинерет — это арфообразный по форме водоем, известный у Марка как «Галилейское море» (1:16, 7:31), у Иоанна как «Галилейское море, также называемое Тивериадским морем» (6: 1), и у Луки, вероятно в сравнении со Средиземным морем, называемое просто «озеро Геннисарет» (5: 1). Но после засухи 1985-1986 годов уровень воды в Кинерете был настолько низким, что широкие пространства дна озера были открыты у Магдалы на западном берегу. И был открыт и обнаружен, почти в миле к северу от древнего дома евангельской Марии, овальный очерк затонувшей лодки.

В пятницу, 24 января 1986 года, Моше и Луви Луфан, братья из близлежащего кибуца Гиносар, обнаружили и защитили от грабителей эту грязевую лодку, пока не прибыли официальные археологи — Курт Раве и Шелли Уачманн из Управления по делам древностей Израиля, но особенно Орна Коэн, из Лаборатории сохранения в Институте археологии Еврейского университета в Иерусалиме. Они работали быстро, но чрезвычайно осторожно, чтобы заключить влажный и мягкий корпус лодки в кокон из полиуретана, стекловолокна и полиэстера, что позволило ей плавать — да, на самом деле плавать, — ее доставили к кибуцу Гиносар, в недавно построившийся Музей Игаль Аллон. Там кран поднял его на сушу и, через восемь дней, она была помещена в специально сконструированный резервуар для хранения.

Древесина лодки составляла примерно на 90 процентов из воды, которую нужно было медленно и тщательно заменить полиэтиленгликолем — требуемые сорок тонн были подарены Dow Chemical. Четырнадцать лет спустя «Древняя Галилейская лодка», как видно из названия, наконец–то восстановила свой изначальное положение на каркасе из нержавеющей стали в Центре Игаль Аллон на берегу озера Кинерет.

Лодке габаритами 8 футов на 26 футов требовалась минимальная команда из пяти человек и сама лодка могла вмещать десять пассажиров или их эквивалентный вес в качестве груза. У нее было четыре весла, двойной руль и квадратный парус. На самом деле она была точно такая же, как и лодка на мозаике, раскопанной ранее в самой Магдале. Киль состоял на одну треть из кедра — из более старой лодки; другие две трети были из рожкового дерева и зизифуса («Возглавие Христа»). Доски были из кедра и рамы из дуба, но, в общем, лодка состояла из двенадцати разных видов древесины.

Другими словами, ее содержали на плаву опытные лодочники, работающие с довольно низкими по качеству материалами конструкции. Затем, в один прекрасный день, когда это было уже невозможно, они лишили ее всего полезного и вытолкнули ее со своей верфи, чтобы потопить на морском кладбище для старых лодок.

Это всего лишь одна лодка, но она также является единственной лодкой 1‑го века н. э., когда–либо обнаруженной в озере Кинерет. Я воспринимаю это как символ, а не аргумент, не говоря уже о доказательстве того, что такое жизнь на озере во времена Иисуса. «Галилея в это время была экономически депрессивным регионом», — пишет Шелли Вочманн в своей книге «Лодка из Галилейского моря». «Древесина, используемая при строительстве лодки, возможно, являются физическим выражением этой общей экономической ситуации». Покойный Дж. Ричард Штеффи, один из основателей Института навигационной археологии в Техасском университете A & M, отмечая комбинацию из превосходной конструкции лодки с неадекватными материалами, заключил: «В этом корпусе есть нечто жалкое». Интересно, конечно, для чего и кем ремесло этого озера стало «экономически подавлено». Каждый из них задается вопросом, все ли или только некоторые из лодок первого века на этом озере находились в таком «жалком» состоянии.

Стенд Центра Игаль Аллон «Древняя Галилейская лодка» выглядит красиво и педагогически отлично. На стенде выделяется заголовок на иврите и английском языке: «Тайна 2000-летней лодки». Под ней находится гигантский оливковый зеленый вопросительный знак, такой же большой, как строки вопросов на иврите справа и на английском языке слева. Вот как появляются вопрос и его варианты (мои номера):

Кому принадлежала эта лодка?

[1] Иисусу и его ученикам

[2] Бойцам Мигдальской битвы

[3] Рыбаку из Галилейского моря

Почти тот же самый заголовок с «тайной» задает те же три вопроса снова в пояснительном плакате в другом месте комнаты, но уже более пространно (мои номера):

ТАЙНА утонувшей 2000 лет назад лодки.

[1] Эта ли лодка связана с событиями, охватившими Галилейское море во времена Иисуса? Эта ли та лодка, на которой плавал Назарянин, и она его доставляла к окрестным деревням, чтобы проповедовать Евангелие людям?

[2] Возможно, это было обычное рыболовное судно, которое было использовано для сражения в великом еврейском восстании первого века против римлян?

[3] Или это была простая рыбацкая лодка, которая отправлялась в море в поисках ежедневного улова, пока она не была затоплена и оставлена на берегу?

Ответами на эти три вопроса, соответственно, могут быть: возможно, вероятно, и скорее всего. Но также несомненно, что ее «причудливая лоскутная конструкция» иллюстрирует трудную жизнь, по крайней мере, одной семьи местного рыбака у Галилейского моря. Имея это в виду, у меня возникают собственные три довольно разных вопроса.

Первый вопрос. Ирод Великий, назначенный Римом, «Царь иудеев», умер в 4 г. до н. э. Император Август разделил царство Ирода среди трех его сыновей: Архелая, Антипы и Филиппа. Ирод Антипа получил Галилею и Перею, две несвязанные территории: Галилея на западе и Перея к востоку от верхнего Иордана. Затем, в течение следующих двадцати пяти лет, Антипа оставался очень тихим правителем, вплоть до 20‑х годов н. э., когда начались массовые беспорядки против него. Так вот проблема. Что Антипа такого делал в 20‑х годах н. э., чтобы вызвать вражду после этого долгого и мирного периода?

Второй вопрос. Или, лучше, другая сторона этого первого вопроса. Почему два последовательных движения ненасильственного сопротивления возникли на территориях Антипы в 20‑х годах н. э.? Вспомните движение Иоанна Крестителя и движение Иисуса Христа, рассмотренное выше в главе 4. Почему именно, с Иоанном в Перее и Иисусом в Галилее, действительно ли эти движения должны были возникнуть именно тогда и в этом месте? Тогда почему? Почему там?

Третий вопрос. У него есть несколько подвопросов. Почему в евангелиях так много «рыбных» вещей? Поскольку Иисус был из Назарета, почему он «оставил Назарет и сделал свой дом в Капернауме у моря [Галилеи]» (Мф.4: 13)? Почему так много его учеников из рыбацких деревень и, в частности, из северо–западного региона озера? Подумайте только об этих шести примерах.

Мария была из Магдалы, чье греческое название, Tarichaeae, означает «соленая рыба», а в Талмуде Магдала означает «Башня рыб». Петр переехал из одной рыбацкой деревни, в Вифсаиду, чтобы жить со своей женой и тещей в другой такой деревне, Капернаум (Иоанна 1:44, Марк 1: 29-30). Кроме того, «Филипп был из Вифсаиды, города Андрея и Петра» (Иоанна 1:44). И «Когда Иисус прошел по берегу Галилейскому моря, он увидел, что Симон и его брат Андрей забрасывают сеть в море, потому что они были рыбаками…. Когда он пошел немного дальше, он увидел Иакова, сына Зеведеева и его брата Иоанна, которые находились в своей лодке, починивающими сети» (Марка 1: 16-19). Их Иисус призвал быть «рыболовами людей» (Марка 1:17).

Наконец, вспомните все эти истории о рыбе или рыбалке. Есть шесть версий чудесного умножения хлебов и рыб — два у Марка (6: 34-44; 8: 1-9), два у Матфея (14: 14-21; 15: 32-39), и по одному разу в Евангелии от Луки (9: 12-17) и Иоанна (6: 4-13). Существует также рассказ о чудесном улове рыб, до воскресения Иисуса в Евангелии от Луки 5: 1-9, и после воскресения у Иоанна 21: 1-14.

Иисус редко находится далеко от лодок и сетей, рыб и рыбаков, редко уходит далеко от Галилейского моря, которое стало Тивериадским морем. Почему это так, и что это значит? И для нашего нынешнего контекста, какое это имеет отношение к призыву «хлеб наш насущный подавай нам на сей день»? В Молитве Абба — это ежедневный хлеб, а не ежедневная рыба. Почему так много внимания уделяется «рыбе»?

Иисус назвал Ирода Антипу «эта лисица» (Лк. 13:32), но, хотя «эта лисица» тщательно и осторожно действовала, она в конечном итоге потерпела неудачу. На протяжении сорока трех лет правления под тремя разными римскими императорами у него было одно желание: стать таким же, как его отец, Ирод Великий, назначенным Римом «Царем иудеев».

Первая попытка Антипы привела его к императору Августу в Рим в 4 г. до н. э. Его отец впервые предложил его в качестве своего царского наследника, но затем изменил это назначение на его брата Архелая. Август не дал никому из них верховного титула «монарха» (полноправный правитель), но сделал Архелая «этнархом» («правитель народа») Идумеи, Иудеи и Самарии, и Антипу «тетрархом» («правитель четвертой части») (несвязанных друг с другом областей) Галилея и Перея.

Третья попытка Антипы привела его к императору Калигуле в Риме в 39 году н. э. Но другой наследник Ирода по имени Агриппа вырос в императорском дворе и хорошо знал как Калигулу, так и следующего императора Клавдия. Ответ Калигулы на просьбу Антипы о царстве заключался в том, чтобы отправить его в изгнание, а через несколько лет именно Агриппа I, а не Антипа, стал вторым и последним «Царем иудеев».

Вторая и главная попытка Антипы, однако, приходилась под правление Тиберия, императора в 14-37 году н. э., и мое настоящее внимание будет обращено к этому периоду. Любая надежда на царскую власть требовала от Антипы успеха на двух фронтах одновременно. Внешне, для его римских покровителей, он должен был увеличить свою производительность в виде поступлений в имперскую казну и, внутренне, для своих еврейских подданных, ему приходилось как–то увеличить свою популярность в народе. Он мог потерпеть неудачу на одном фронте, если бы галилеевское крестьянство восстало против его дома, а с другой, если бы аристократия Иерусалима обратилась против него в Рим.

Когда он осторожно продвигался вперед по обоим фронтам, Антипа смоделировал свои действия по примеру своего отца Ирода Великого. Его отец оказал римской империи честь, построив новую столицу и великолепный современный порт на побережье Средиземного моря, назвав ее Кесарией. Он также получил общественную поддержку с очень выгодным политическим браком.

Еврейская царская династия, известная как Хасмонеи, управляла независимым еврейским государством сто лет до прибытия римлян в 60‑е годы до нашей эры. Когда римляне завоевали землю Израиля, они заменили династию Хасмонеев династией Иродов. Затем, в надежде успокоить народ и уменьшить общее негодование, Ирод Великий женился на хасмонейской принцессе по имени Мариамна. Но Ирод Великий, который часто заставляет Генриха VIII выглядеть великодушным и моногамным на своем фоне, в конце концов, казнил свою хасмонейскую жену.

Ирод Антипа получил свою модель для имперского продвижения от своего умершего отца. Он планировал построить новую столицу для повышения производительности налогопоступлений, и новый политический брак для увеличения популярности среди народа.

Производительность. Сепфорис, первая столица Антипы, возвышалась со своей возвышенности на окружающие долины и холмы, плодородные своими злаками, оливками и виноградом. Не так много можно было бы сделать там, чтобы увеличить свою налоговую базу от крестьян, живущих в основном на уровне подчиненности и всегда находящихся под угрозой сползания вниз с уровня мелких землевладельцев к арендаторам или дальше к поденщикам.

Его решение состояло в том, чтобы создать новую столицу на западном берегу Галилейского моря и назвать ее Тверией в честь нового императора. По религиозным и политическим, социальным и экономическим соображениям столицы, как правило, строились вдали от возможных стихийных бедствий, которые делали эти места непригодными для проживания. Итак, если бы Антипа хотел строить новую столицу, зачем именно в этом месте? Почему на берегу озера? Каково было намерение Антипы для Тверии, когда она, наконец, открылось для бизнеса в начале 20‑х годов?

Это намерение сосотояло в коммерциализации Галилейского моря, с переименованием его в Тивериадское море. Романизация работала путем урбанизации для целей коммерциализации, и Антипа планировал использовать озеро так, как он уже эксплуатировал землю. Подумайте о его экспорте: сушеная рыба, соленая рыба и даже этот неприятный рыбный соус, называемый garum, который римляне так любили.

Популярность. Чтобы гарантировать себе всеобщую популярность по всей стране, Антипа решил подобно отцу соединить династии Хасмонеев–Иродов. Он развелся с женой, принцессой из Арабской Набатеи в Трансиордании. И он убедил Иродиаду, внучку любимой жены Ирода Мариамны, развестись с мужем, Иродом (Филиппом). Двойной развод и, конечно, двойная проблема.

Теперь становится понятно, как и Иоанн, и Иисус сознательно подрывали эту движущую силу для повышения популярности, и как такая оппозиция должна была мешать и препятсвовать планам для Иродиады и Антипы. Иоанн Креститель сказал Антипе: «Для тебя не законно иметь жену твоего брата» (Марка 6:18); Иисус сказал им обоим: «Всякий, кто разводится с женою своей и женится на другой, прелюбодействует против нее; и если она разводится с мужем и выходит замуж за другого, она совершает прелюбодеяние» (Марка 10: 11-12). Эти обвинения были не только моральной критикой, но и политическим вмешательством в царские планы Антипы.

Представьте себе также, что его планы относительно Тверии сделали для крестьянских рыбаков и их деревень вдоль озера. Вероятно, были налоги на каждый этап ловли рыбы — за лодку, за рыбную ловлю с сетями, возможно, даже за ловлю с берега. Вы также должны были продавать свой улов на склады Антипы для сушеных и соленых рыб. Неудивительно, что два самых выдающихся ученика Иисуса — Мария и Петр — были из рыбацких деревень в рыболовном хозяйстве, совершенно изменившихся в результате появления Тверии.

Магдала, например, была самым важным рыболовецким центром на озере до возникновения Тверии, и, поскольку она находилась всего в нескольких милях к северу, ее процветание, должно быть, сильно пошатнулось благодаря новому творчеству Антипы. Мария знала, прежде чем она услышала призыв Иисуса, что ситуация не правильная, несправедливая или, что более важно, идет в разраез с волей Бога для Его народа.

Вспомним, что мы видели в главе 4 о сейсмическом столкновении между тектоническими плитами империи и эсхатоном в Даниил 7. В первом столетии до н. э. эти плиты создали столкновение тогдашней империи Рима и, как всегда, царства Бога. Но все сейсмические колебания — даже те, которые начинаются медленно — происходят в очень специфическом месте и в особое время. И так случилось, что именно вдоль берегов северо–западной части Галилейского моря — от Тверии через Магдалу и Капернаум до Вифсаиды — что насилие Римской империи и ненасилие Божьего эсхатона столкнулись друг с другом в 20‑х годах первого столетия.

Мы также увидели в главе 4, что те, кто выступал против Иисуса, утверждали, что его пророческая деятельность связана с употреблением пищи, «есть и пить», и поэтому они высмеивали Его, как «обжору и пьяницу» (Лк. 7: 33-34 ). Но его деятельность фактически указывала на то, кто владеет землей, землей и озером — Бог или Рим — и, следовательно, владеет едой, добытой на земле, на земле и в озере. Если «земля Господня и все, что ее наполняет, принадлежит Ему» (Псалом 24: 1), то кто владеет озером и всей рыбой в нем? Если, как утверждает Бог, «земля Моя; и вы у Меня как пришельцы и поселенцы»(Лев. 25:23), то кто владеет Тивериадским морем?

Антипа умножал хлебы в долинах вокруг Сепфориса, и теперь он собирался уммножить добычу рыбы в водах вокруг Тверии — для имперского рынка Рима. Но великолепная евангельская контр–история рассказывает нам, как Иисус умножал хлебы и рыбы — для Царства Божьего.

Как я уже упоминал выше, в нашем Новом Завете есть шесть версий этой истории. Но для моей нынешней цели я сосредоточен на первой версии у Марка, как в самом раннем Евангелии. Она начинается с такого введения:

И отправились в пустынное место в лодке одни. Народ увидел, как они отправлялись, и многие узнали их; и бежали туда пешие из всех городов, и предупредили их, и собрались к Нему. Иисус, выйдя, увидел множество народа и сжалился над ними, потому что они были как овцы, не имеющие пастыря; и начал учить их много. (Марк 6:32-34)

Марк считает само собой разумеющимся, что по Божьей власти Иисус может делать все, что захочет. Поэтому очень важно внимательно следить за тем, что делает Иисус, и чего он не делает в какой–либо конкретной ситуации. Другими словами, необходимо полностью и внимательно прочитать всю историю, которая следует за введением в 6: 32-34. Подумайте о ней как об одноактной пьесе с пятью сценами.

Сцена 1: Решение проблемы. Заканчивался день, проведенный в учении, приближался вечер, и возникала проблема, где такая большая толпа найдет себе пищу. На эту проблему даются два преднамеренно противоположных ответа — один от учеников, а другой от самого Иисуса:

И как времени прошло много, ученики Его, приступив к Нему, говорят: место здесь пустынное, а времени уже много, — отпусти их, чтобы они пошли в окрестные деревни и селения и купили себе хлеба, ибо им нечего есть. (6:35-36).

Он сказал им в ответ: вы дайте им есть. И сказали Ему: разве нам пойти купить хлеба динариев на двести и дать им есть? (6:37)

Это довольно увлекательный обмен мнениями. Он показывает преднамеренную конфронтацию сюжета между двумя решениями: решение учеников, «отпусти их» и решение Иисуса «дайте вы им что–нибудь поесть». Эта конфронтация является ядром этого повествования и, когда продолжается история, Иисус постоянно переводит учеников в середину между собой и толпой, так что их решение («отпусти их») переходит в его решение («дайте вы им что–нибудь поесть»). Это, конечно, чудо, но это чудо в притче, которая особенно подчеркивает их ответственность за распространение Божьей пищи для народа Божьего. Следите за постоянной диалектикой «Он / Иисус сказал» и «они / ученики сказали», поскольку история продолжается.

Сцена 2: Поиск пищи. Затем «Он спросил их: сколько у вас хлебов? пойдите, посмотрите. Они, узнав, сказали: пять хлебов и две рыбы» (6:38). В своей параллельной версии, Иоанн несколько добавляет драмы и приводит следующий вопрос: «Иисус спросил Филиппа: « Где нам купить хлеба для этих людей, чтобы им поесть?» Он сказал это, чтобы проверить его, потому что он сам знал, что Он собирался делать» (6: 5-6). Но адаптация Иоанна также нарушает намерение Марка заставлять учеников снова стать посередине между Иисусом и народом.

Сцена 3: Рассаживание толпы. «Тогда повелел им рассадить всех отделениями на зеленой траве. И сели рядами, по сто и по пятидесяти» (6:39-40). Опять же, ученики являются преднамеренными посредниками между Иисусом и толпой. Но почему эта огромная, занимающая много времени организация требуется для совершения чуда? И почему располагать по сотням и по пятидесяти? Зачем так беспокоиться? Я отвечу на это далее.

Сцена 4: Распределение Пищи. Даже — или в особенности — в этот центральный момент ученики все еще являются посредниками. «Он взял пять хлебов и две рыбы, воззрев на небо, благословил и преломил хлебы и дал ученикам Своим, чтобы они раздали им; и две рыбы разделил на всех. И ели все, и насытились» (6: 41-42). Обратите внимание на эти четыре глагола, выделенные курсивом, они выделены для дальнейшего обсуждения ниже.

Сцена 5: Сбор остатков. После этого «И набрали кусков хлеба и остатков от рыб двенадцать полных коробов. Было же евших хлебы около пяти тысяч мужей» (6: 43-44). Мы можем предположить, что «они» снова являются учениками в качестве посредников между Иисусом и толпой. Действительно, в этом случае Иоанн говорит об этом ясно: «И когда насытились, то сказал ученикам Своим: соберите оставшиеся куски, чтобы ничего не пропало. И собрали, и наполнили двенадцать коробов кусками от пяти ячменных хлебов, оставшимися у тех, которые ели» (6: 12-13).

Какова именно функция таких подробностей повествования? Два элемента помогают нам понять его цель. Первый элемент мы уже увидели. Иисус приводит учеников к своему видению, что, когда Царство Божье уже присутствует на земле, они несут ответственность за справедливое распределение пищи. «Вы дайте им поесть» превалирует над «отпусти их». И действительно поразительно, что Двенадцать согласны с тем, что эсхатология совместного приближения Царства предполагает научение людей, но не накормление их. Однако, для Иисуса учение связано с накормлением.

Как уже было замечено, Великая Божественная Очистка включает справедливое распределение Божьей земли для всего Божьего народа. Но как кто–то сможет совершить то, что сделал Иисус, если воспринимать эту историю буквально? Как было сказано, это, безусловно, чудо. Но если это так, и я полагаю, что это — чудо с функцией притчи, значит Марк просит нас подумать о ее значении и применении. В этом случае второй элемент становится не менее важным.

Иисус мог, как уверяет Марк в Евангелии, — спустить пищу с неба или даже превратить камни в хлеб — для других. Действительно, мы можем подумать, что место «в пустыне» указывает на то, что Иисус пошлет пищу с неба, как Бог сделал это в пустыне во время Исхода Израиля из Египта (Исход 16). Более того, это неудобное разделение людей на сто и пятьдесят может напомнить аналогичное разделение людей Моисеем во время того же Исхода (Исход 18:21, 25). Похоже, Марк готовил нас к новому исходу и новому чуду с едой.

Однако это не то, что сделал Иисус. Вместо манны с небес, Иисус умножил уже существующую пищу, уже присутствующую, уже готовую: «Он сказал им: «Сколько у вас хлебов? Идите и посмотрите». Когда они узнали, они сказали:«Пять хлебов и две рыбы» (6:38). Зачем беспокоиться об этом? Почему бы просто не сделать это умножение пищи с нуля? Именно здесь эти четыре глагола становятся важными:

ВЗЯЛ — БЛАГОСЛОВИЛ — ПРЕЛОМИЛ — ДАЛ

Даже когда Марк повторяет и сокращает эту историю в 8: 1-9, он по–прежнему сохраняет такую последовательность этих четырех глаголов: «Он взял семь хлебов и, благословил, преломил их и дал их своим ученикам, чтобы распределить; и они раздавали их народу»(8: 6б-7). Почему их последовательность настолько значительна?

Я эту историю, как притчу Марка, чтобы сказать нам, что на нашей земле уже достаточно пищи, когда она проходит через руки Божьей справедливости; когда он взята, благословлена, преломлена и распределена; когда пища рассматривается как посвященный Богу дар. Приблизившееся Царство Божье — это справедливое распределение нашей земли для всех. Иисус просто вводит эту притчу о Боге в качестве Домохозяина мира.

Я буду использовать два этих элемента из этого вступления истории у Марка 6: 32-44, чтобы продолжить всю оставшуюся часть этой главы. Первый элемент — это комбинация хлеба и рыбы. «Хлеб» широко используется в библейской традиции как простое обозначение «пищи», но зачем было приносить «рыбу»? Легко представить, что Иисус «преломляет» хлеб, но делать то же самое с рыбой является несколько более физиологически неудобным делом. Поэтому неудивительно, что в версии Иоанна история преумножения в 6: 5-13 сопровождается пространным описанием Иисуса как «хлеба жизни» (6:35, 48), но не «рыбы жизни».

Второй элемент состоит в том, что четырехкратная последовательность взял, благословил, преломил и дал — говорит о важном принципе Царства. Эта последовательность слишком торжественная и повторяющаяся, чтобы не быть значимой. В ней подчеркивается, что Бог через Иисуса — сначала благословляет пищу, или, что мы Богу через Иисуса — сначала должны быть благодарны за пищу, прежде чем Иисус передаст ее нам. Таким образом, она становится священной или, лучше, восстановленой для Бога, которому он всегда принадлежала. Я смотрю на эти два элемента в таком порядке: во–первых, хлеб и рыба, затем последовательность глаголов, взял, благословил или поблагодарил, преломил, дал.

Эти шесть евангельских версий преумножений — или лучше, распределения? — истории о хлебе и рыбе — все это происходит во время земной жизни Иисуса. Но есть еще одна история о хлебе и рыбе в его земной жизни. У Луки 5: 1-11 есть версия этой другой истории в самом начале общественного служения Иисуса, в то время как у Иоанна 21: 1-14 она указана это в самом конце. Оба места подчеркивают его важность — либо как первое, так и последнее событие в его жизни. Но мое настоящее внимание сосредоточено на версии Иоанна после воскресения Иисуса.

Это откровение воскресшего Иисуса является единственным случаем после воскресения, происходящим у озера, на берегу «Тивериадского моря» (Иоанна 21: 1). Сцена не происходит, например, в комнате в Иерусалиме, как в Евангелии от Луки 24 и в Иоанна 20, или на горе в Галилее, как в Матфея 28. Вместо этого, в Иоанна 21, мы снова на берегу озера, чтобы завершить сейсмическое волнение там, где оно началось. Вот что там произошло:

Были вместе Симон Петр, и Фома, называемый Близнец, и Нафанаил из Каны Галилейской, и сыновья Зеведеевы, и двое других из учеников Его. Симон Петр говорит им: иду ловить рыбу. Говорят ему: идем и мы с тобою. Пошли и тотчас вошли в лодку, и не поймали в ту ночь ничего. А когда уже настало утро, Иисус стоял на берегу; но ученики не узнали, что это Иисус. Иисус говорит им: дети! есть ли у вас какая пища? Они отвечали Ему: нет. (Иоанн 21:2-5)

Тогда Иисус говорит им, чтобы снова забросить сети, и они едва справляются с количеством рыбы, выловленной по слову Иисуса:

Он же сказал им: закиньте сеть по правую сторону лодки, и поймаете. Они закинули, и уже не могли вытащить сети от множества рыбы… А другие ученики приплыли в лодке, — ибо недалеко были от земли, локтей около двухсот, — таща сеть с рыбою… Симон Петр пошел и вытащил на землю сеть, наполненную большими рыбами, которых было сто пятьдесят три; и при таком множестве не прорвалась сеть. (Иоанн 21: 6, 8, 11)

Консенсуса среди исследователей в отношении символики 153 рыб нет. Я воспринимаю в следующем символизме — что Иисус, а не Антипа, контролирует озеро. Это уже не Тивериадское море; это стало Море Иисуса.

В рассказе Иоанна Иисус уже приготовил еду из хлеба и рыбы еще до их чудесного улова: «Когда они вышли на берег, они увидели там костер, рыбу на нем и хлеб» (21: 9). Затем добавляется еще их рыба: «Иисус сказал им: «Принесите часть рыбы, которую вы только что поймали» (21:10).

Из четырех глаголов, взял — благословил — преломил — дал, в рассказе о преумножении Марка, у Иоанна употреблены только три этих глагола: «Иисус взял хлебы, и когда он поблагодарил, он раздал их тем, кто сидел; так и рыбу, сколько хотели» (6:11). Эти три глагола сокращены до двух в истории после воскресения: «Иисус пришел, взял хлеб и дал его им, и сделал то же самое с рыбой» (21:13). Тем не менее, я думаю, Иоанн намеревался объединить эти два эпизода с Иисусом. Другими словами, то, что происходит до воскресения, продолжается после него. Но что это?

Мое предложение состоит в том, что движение Иисуса Христа намеревается вернуть озеро Богу! Речь идет об озере как о микромире земли, и вопрос в том, кому принадлежит озеро–земля. Риму или Богу? Мы знаем, что «хлеб» в Молитве Абба означает пищу в целом, а не только хлеб, в частности, но с созданием Антипой Тверии для коммерциализации озера, контролем и организацией рыбного промысла и усложненияния его налоговых баз, понятие пищи в Галилее ориентируется еще и на рыбу с 20‑х годов н. э.

Вот, почему Иисус всегда был рядом с сетями и лодками, рыбами и рыбаками, и почему в евангелиях так много «рыбных вещей». И почему эта древняя лодка является воплощенным символом того, что Тверия сделала с Магдалой в первом веке н. э. Рыба была так важна, потому что, когда эти крестьяне–рыбаки и рыбацкие деревни потерпели ущерб в своей экономике от деятельности Антипы с появлением нового города Тверия, как рыба, так и позже хлеб, становились дорогой пищей, беспощадно выкачивающимися для целей Ирода, ресурсами Божьей земли.

Одно из искушений, отвергнутых Иисусом, заключалось в том, чтобы превратить камни в хлеб — для себя — после того, как он постился сорок дней в пустыне. Он процитировал Второзаконие 8: 3 о манне в пустыне: «не хлебом единым будет жить человек, но каждым словом, исходящим из уст Божьих» (Мф.4: 4, Луки 4: 4). Конечно, это так. Но слово из уст Божьих состоит в том, что весь народ Божий должен иметь справедливую долю от Бога на земле Бога. Речь идет о справедливом Доме нашего Небесного Домохозяина. Это не только пища. Но это в том числе и пища.

Я следил за этой цепью упоминания хлеба и рыбы от Марка 6, как уже было замечено в деталях, — к Иоанну 21, то есть от событий до и после воскресения Иисуса. Теперь я делаю то же самое для этой четырехкратной последовательности, взял — благословил — преломил — дал. И снова след начинается с Марка 6, который уже мы рассмотрели, но на этот раз он ведет нас к Луки 24, то есть снова, от событий до, к событиям после воскресения Иисуса.

Путешествие из Иерусалима в Эммаус и последующая трапеза встречаются только в рассказе Луки о Пасхальном воскресении. Два ученика «идут в деревню под названием Эммаус, примерно в семи милях от Иерусалима» (24:13). Имя одного из них было Клеопа (24:18), и, имея в виду патриархальные предпосылки типичного средиземноморского обычая, неназванным учеником, скорее всего, могла быть его жена.

Иисус присоединяется к паре, когда они путешествуют вместе, «но их глаза были удержаны, так что они не узнали Его» (24:16). Они рассказывают ему о своих разочарованных надеждах на «Иисуса из Назарета, Который был пророк, сильный в деле и слове пред Богом и всем народом…» (24:19) и, в ответ, Иисус, «начиная с Моисея и всех пророков, изяснял им сказанное о Нем в Писаниях» (24:27).

Но даже этого было недостаточно, чтобы позволить им признать в незнакомце Иисуса. Оглядываясь назад, они сказали друг другу: «Разве наши сердца не горели внутри нас, когда он говорил с нами на дороге, пока он изъяснял нам Священные Писания?» (24:32). Но даже это объяснение Священных Писаний Иисусом не открывает их глаза на Иисуса. Это происходит только со следующей кульминацией:

И приблизились они к тому селению, в которое шли; и Он показывал им вид, что хочет идти далее. Но они удерживали Его, говоря: останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру. И Он вошел и остался с ними. И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его. Но Он стал невидим для них. (Луки 24:28-31)

Почему пару не удивляет внезапное откровение и столь же внезапное исчезновение своего воскресшего Господа? Это потому, что эта история является довольно очевидной притчей о ритуале поклонения ранних христиан в среде общины.

Сначала происходит разъяснение Священных Писаний. Это необходимо, но недостаточно. Оно зажигает сердце, но еще не раскрывает Христа. Это происходит только тогда, когда трапеза и дом — разделяются со случайным незнакомцем. Только тогда они могут объяснить, что Христос «был стал известен … в преломлении хлеба» (Луки 24:35). Обратите внимание на слово «преломил». У каждого из них мог быть индивидуальный хлеб перед трапезой, но этот глагол подчеркивает общественную трапезу, а не личную.

Как мы можем понять все эти три истории — в пустыне от Марка, на берегу озера от Иоанна и в Эммаусе от Луки? Прежде всего, эта преемственность от Иисуса до воскресения к Иисусу после воскресения имеет большое значение. Из того, что делал Иисус до его воскресения, это умножение хлеба и рыбы и употребление этих четырех глаголов у Марка, которые снова появляются вместе с хлебом и рыбой в Иоанна 21 и как эти четыре глагола употреблены в Луки 24. Почему это важно?

Я считаю, что конфронтационный акцент здесь делается на «рыбе». Это не мимолетная критика Антипы из земной жизни Иисуса (Марка 6), но это связано с тем, что Иисус есть и навсегда остается откровением Бога. Это, повторяю, об озере Галилейском как о микромире Божьего мира, который владеет им, контролирует его, распределяет его ресурсы (Иоанна 21). Кроме того, это распределение происходит путем обмена даже — или особенно — со случайным незнакомцем. Только тогда Иисус все еще присутствует в христианской общине (Лк. 24).

Я перехожу к двум другим историям, которые продолжают и даже завершают смысл предшествующих трех текстов. Опять же, первая история случилась до, а вторая — после воскресения Иисуса. Здесь мы рассмотрим преемственность от Марка 14: 22-25 к Павлу в 1 Коринфянам 11: 20-34.

Марк использует ту же самую четырёхчастную вербальную последовательность, взял — благословил — преломил — дал во время того, что мы называем Тайной Вечерей, и он называет «Пасхальной трапезой» (14:14, 16): «И когда они ели, Иисус, взяв хлеб, благословил, преломил, дал им и сказал: приимите, ядите; сие есть Тело Мое. И, взяв чашу, благодарив, подал им: и пили из нее все» (14: 22-23). Передача общей чаши, как и преломление общего хлеба подчеркивает, что символизм заключается в обмене общинной пищей, а не просто употреблении отдельных предметов питания.

Стандартная последовательность этих четырех глаголов обращает наше внимание на то, что хлеб и рыба теперь стали хлебом и вином. С одной стороны, хлеб и вино — это просто средиземноморский способ выражения еды и питья. Вспомните, например, поэтический параллелизм в Притчах о тех, кто «съедает хлеб беззакония и выпивает вино насилия» (4:17) или приглашается «есть мой хлеб и пить из вина, мною разбавленного» (9: 5). С другой стороны, эта последовательность хлеба и вина позволяет создавать метафору хлеба с телом, и вина с кровью Иисуса. Зачем составлять такое сравнение?

Мы думаем об обычной смерти как о разделении тела и души, плоти и духа. Но насильственная смерть, например, казнь, — это разделение тела и крови. Евхаристическая трапеза напоминает, что Иисус не только жил ради справедливого распределения пищи и питья, но и умер за то, что сделал это. Он не требовал благотворительности, щедрости или даже гостеприимства. Рим не распял людей за такие призывы. Иисус настаивал на том, что мир и его пища (ресурсы), обобщенная как хлеб и вино, принадлежат Богу, а не Риму. Для этого он умер на кресте, так что «хлеб и вино» привели к «телу и крови».

Отсюда следует, что христиане, участвующие в Вечере Господней, сотрудничают с Божьей справедливостью, как показано в жизни и смерти Христа. Иисус ничего не говорит о его замещении нас, а скорее приглашает нас к соучастию. «Например, он взял чашу», и, поблагодарив, дал ее им, и все они выпили от нее»(Марка 14:23). Итак, как именно это происходит на практике? Один ответ мы находим у Павла, пишущего по этому самому вопросу коринфянам.

Римские домохозяева часто устраивали праздники, которые включали не только участие социально равных им гостей, но и их освобожденных рабов, клиентов и разнообразных людей из низших слоев. Это было, конечно, преднамеренное отображение иерархической власти. Но на таких банкетах, спрашивали римские моралисты, должны ли все получать одинаковую пищу и питьё? Некоторые говорили, конечно, нет. В конце первого века н. э. поэт Марциал, который в конце концов покинул Рим ради своей родной Испании, с горечью жаловался в своих «Эпиграмах» о таком рассчетливом социальном унижении. «Давайте есть, — потребовал он, — но только не подачку, а то же, что и ты!» (3.60).

Другие говорили, что это вполне нормальная ситуация. Одним из покровителей Марциала был аристократ Плиний Младший. Он с негодованием настаивал на своих Письмах, что его обычай состоял в том, чтобы «дать всей моей компании гостей не одни и те же кушанья: хозяину и немногим гостям в изобилии подавались прекрасные кушания; остальным плохие и в малом количестве. Вино в маленьких бутылочках он разлил по трем сортам: одно было для него и для нас, другое для друзей попроще (друзья у него расположены по ступенькам), третье для отпущенников, его и моих; ты не мог выбирать и не смел отказываться». И это означало, продолжал он, «что мои вольноотпущенники не пьют того же вина, что и я, но пьют то, что им подобает» (2.6). «Социальное равенство» — это культурная суматоха. И в этом была проблема, с которой Павел столкнулся с евхаристической трапезой в Коринфе.

Первоначальное название «Вечеря Господня» означало ужин по примеру Господа, то есть трапеза, в которой все одинаково получали достаточное количество пищи и питья. Равенство во Христе означало равенство в меню. Это, конечно, не наш символический кусочек хлеба и глоток вина, а настоящая еда. То, что произошло в Коринфе, состояло в том, что сопротивление культурным нормам привело к тому, что Вечеря Господа все равно оборачивалась к римским иерархическим порядкам.

Когда различные небольшие христианские общины Коринфа вместе собирались на Вечерю Господню в доме более состоятельного члена, неработающие «имущие» прибывали рано и съедали продукты и напитки высшего класса, которые они принесли. Когда «неимущие» прибывали позже после рабочего дня, им приходилось доедать то, что осталось. Павел, мягко говоря, не доволен ими:

Вы собираетесь так, что это не значит вкушать вечерю Господню; ибо всякий поспешает прежде других есть свою пищу, так что иной бывает голоден, а иной упивается. Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить? Или пренебрегаете церковь Божию и унижаете неимущих? Что сказать вам? похвалить ли вас за это? Не похвалю. (1 Коринф. 11:20-22)

Каково его решение? Он начинает с того, что настаивает на том, что его собственное понимание Вечери Господней вполне традиционно:

Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: «приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание». Также и чашу после вечери, и сказал: «сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание». (1 Коринф. 11:23-25)

У нас здесь есть три из этих четырех глаголов, взял, возблагодарил и преломил. «Раздал» оставлено не упомянутым. Но я особенно хочу подчеркнуть фразу «после ужина».

Эта последовательность сначала хлеба, как тела, затем ужин, и, наконец, вино как крови, помещает ужин в середину. Верующие не могут прийти и сначала поужинать, а затем участвовать в евхаристической трапезе с тем, что осталось от хлеба и вина. Истинный и действительный ужин находится в центре символического ритуала.

От хлеба и рыбы — к хлебу и вину, от жизни к смерти Иисуса, от жизни до и после воскресения, всегда присутсвует Божья пища в Божьем мире для народа Божьего. Все это заключено в простой призыв «дай нам сегодня насущный наш хлеб». Вечеря Господня уже присутствует в молитве Господа.

Когда мы читаем или слышим: «дай нам сегодня насущный наш хлеб», это простое слово «хлеб» несет с собой все эти обеды с Иисусом во время его жизни, перед его смертью и после его воскресения. Это воззвание содержит преумножение еды, трапезу в Эммаусе, трапезу на берегу озера и евхаристическую трапезу. Это ежедневный хлеб повседневной справедливости, а также ежедневная угроза повседневной несправедливости.

Но, несмотря на почти превращенную в клише фразу «хлеб наш насущный» на английском языке (просто попробуйте включить расширенный поиск фразы в Google), греческий текст поразительно необычен. Он звучит буквально так:

Хлеб, который необходим нам для сегодняшнего дня (epiousian) подавай нам сегодня. (Мф. 6:11)

Все остальные части в Молитве Абба начинаются с глагола: «да святится», «да приидет», «да будет», «прости», «не введи». Но здесь «хлеб» на первом месте, а затем прилагательное «ежедневный» (epiousian) получает особый акцент.

Слово epiousian встречается в Новом Завете только в Матф. 6:11 и Луки 11: 3. Большой греческий словарь переводит его так: «относящийся к (каждому) наступающему дню, т. е. повседневный». Смысл в том, что его хватит на сегодня, но также с уверенностью и на завтра. Это просьба о том, чтобы «наш хлеб насущный» всегда был в достатке у нас в настоящем и будущем.

Лучший способ понять, что обращение о «нашем ежедневном хлебе» — это вернуться к Молитве Абба, или от любого из рассмотренных выше примеров вместе с Иисусом — во время его жизни, до его смерти или после его воскресения — к гораздо более древней истории о «хлебе с небес», в пустыне во время Исхода израильтян из Египта. Ежедневный хлеб — это хлеб необходимы на этот конкретный день.

Вы вспомните, из главы 3, что Священническая традиция рассматривала переход от сотворения субботы через регулярность субботних дней и субботних годов, чтобы достигнуть апогея в субботе суббот — юбилее. Эта же традиция создала великолепную историю–притчу во время Исхода из Египта. Это видение святости дня субботнего, но также и то, как Бог распределяет пищу, как манну / хлеб для всех. Это также лучший комментарий к «нашему насущному хлебу» в Молитве Абба Иисуса, как о достаточном количестве хлеба на сегодняшний день, и на завтра и на каждый день.

Народ жаловался на голод в пустыне, и «Господь сказал Моисею вот, Я одождю вам хлеб с неба» (Исх. 16: 4). Обещание заключается в том, что «насытитесь хлебом — и узнаете, что Я Господь, Бог ваш» (16:12). Когда манна появилась, народ «сказал друг другу: «Что это?» (Еврейское выражение man hu’ – манна). Ибо они не знали, что это было. Моисей сказал им: «Это хлеб, который дал вам Господь» (16:15).

Манна — это хлеб, который дает Бог, но есть пять очень важных инструкций для сбора этой чудесной пищи с неба:

И сказал Господь Моисею: вот, Я одождю вам хлеб с неба, и пусть народ выходит и собирает ежедневно, сколько нужно на день, чтобы Мне испытать его, будет ли он поступать по закону Моему, или нет… (Исход 16:4)

В шестой день пусть заготовляют, что принесут, и будет вдвое против того, по скольку собирают в прочие дни… В шестой же день собрали хлеба вдвое, по два гомора на каждого. (Исход 16: 5, 22)

Вот что повелел Господь: собирайте его каждый по стольку, сколько ему съесть; по гомору на человека, по числу душ, сколько у кого в шатре, собирайте. И сделали так сыны Израилевы и собрали, кто много, кто мало; и меряли гомором, и у того, кто собрал много, не было лишнего, и у того, кто мало, не было недостатка: каждый собрал, сколько ему съесть… И собирали его рано поутру, каждый сколько ему съесть; когда же обогревало солнце, оно таяло. (Исход 16: 16-18, 21)

И сказал им Моисей: никто не оставляй сего до утра. Но не послушали они Моисея, и оставили от сего некоторые до утра, — и завелись черви, и оно воссмердело. И разгневался на них Моисей. (Исход 16:19,20)

Но некоторые из народа вышли в седьмой день собирать — и не нашли. (Исход 16:27)

Эти поучительные акценты совершенно ясны. Когда сам Бог распределяет пищу, ее хватает на каждый день (хлеб насущный?); есть чудесно хватает на потребности каждого человека; нет накопления, потому что хлеб портится ночью; нет пищи в Субботу, но ее посылается в два раза больше накануне днем; но когда этот хлеб до субботы хранится, он «не портится, и в нем нет червей» (16:24).

Однако есть очень интересный аспект для «сбора хлеба» (16: 8, 12) народом, «хлеба, который Господь дал им есть» (16:15). Это домохозяин, к которому Богом возложена обязанность каждый день собирать хлеб для всей семьи: «собирайте его каждый по стольку, сколько ему съесть; по гомору на человека, по числу душ, сколько у кого в шатре, собирайте»(16:16). Это, как всегда, соотношение земного домохозяина и его дома — как микромира, и небесного Домохозяина и Его Дома.

Теперь мы готовы перейти к следующему обращению молитвы и к следующей главе этой книги. Что за этим следует? Что, собственно, должно быть? Каждый крестьянин–земледелец или городской ремесленник, а также каждый порядочный собственник или хороший император сразу узнали бы ответ на этот вопрос. Обратная сторона достаточного количества пищи для всех, на сегодняшний день может, скорее всего, быть связано с долгом на будущий день.

Вот пример на имперском уровне. Древний Дом собрания Сената в Риме, Курия Юлия, теперь содержит два больших барельефа со времен императора Траяна в начале второго века н. э. Первоначально они были расположены снаружи на Форуме, но теперь они лучше защищены крытой крышей Курии.

На одном из изображений Троян раздает пищу для осиротевших детей Рима. Они символизируются женщиной с ребенком на руках, приближающейся к его сидящей фигуре. На другом изображении изображена вереница людей, несущих долговые расписки, чтобы император сжег их. После того, как эти записки исчезли, долги были погашены.

При достаточном количестве пищи на сегодня, у людей также не должно быть долгов на завтра. Итак, за сто лет до Траяна Иисус соединяет пищу — положительно — и долг — отрицательно — в своей Молитве Абба. Но обратите внимание на еще одну особенность перехода от хлеба к долгу и к искушению.

В первой половине молитвы между освящением имени Бога и приходом царства и осуществлением воли, отсутствует союз «и». Каждая из этих трех задач связана с другими, даже не смотря на преднамеренную кульминацию во вступлении. Имя Бога не может быть освящено, кроме как через приход Царства Бога, что приводит к осуществлению вечной воли Бога, совершаемой на земле. Но вторая половина молитвы является кумулятивной; следовательно, эти «и» между хлебом и долгом, а также между долгом и искушением составляют суммирование. Речь идет не о хлебе или долге или искушении, а обо всех трех вместе в форме крещендо. Итак, взаимосвязанным с призывом «Дай нам насущный наш хлеб» — должно быть … «и прости нам наши долги».