Машины проходили редко, то забитые битком, то местные, на несколько километров. Через час нам с Олегом надоело ждать и мы уехали на первой попавшейся. Это был грузовик, в кузове которого мы преодолели километров двадцать.
О, великие пыльные трассы! Мы поднимаемся в гору, всё выше и выше.
Становится холодно, вокруг туман. Наконец, перевал — не меньше
2500 м, он обозначал когда-то границу между Арменией и Азербайджаном. Теперь спускаемся вниз по извилистому «серпантину». Повороты очень резкие, дорога узкая, встреча двух машин уже создаёт ситуацию, близкую к аварийной. Хорошо, что такие встречи крайне редки.
Разрушенные азербайджанские сёла. Большого труда, вероятно, стоило прилепить когда-то эти домики к крутым склонам гор. Люди строились, обживали эти места… Теперь никто здесь не живёт, ни одного целого дома: одни развалины. Трава и деревца выглядывают из пустых окон. Вот другое село, вдалеке третье… Некоторые домики, расположенные в особо удобных местах — вдоль дороги — используются: выбитые окна заделаны полиэтиленовыми пакетами, крыша покрыта досками и рубероидом, но это не хозяева вернулись домой: это армянские военные посты.
Видя двух оранжевых людей в кузове грузовика, солдаты Карабаха улыбаются и машут нам вслед.
Наконец, достигли какого-то моста через реку, поворот…
— Мне туда, вам вон туда, — сообщает водитель. Мы выпрыгиваем из кузова и ожидаем следующий транспорт.
* * *
Следующий грузовик, «Камаз», везёт в своей кабине целый мешок хлеба. Пахнет аппетитно. Машина военная, армянские военные номера с армянским шрифтом. Водитель тоже военный, в пятнистой зелёной форме.
— Хлеб хотите? Берите, берите, ещё с собой возьмёте! — Мы угощаемся.
— Здесь недавно машина упала, — показывает водитель на останки грузовика, лежащего на дороге. Мы всё ещё спускаемся вниз по серпантину, вокруг — зелёные деревья, а тот грузовик выбрал, вероятно, более быстрый путь спуска.
Едем, вдруг — стоп! Трактора расчищают завал на дороге. Повезло — приехали бы раньше, стояли бы дольше. Стоим. В кабине вкусно пахнет хлебом.
— Да вы берите ещё, на дорогу, — водитель достаёт из мешка ещё буханку. — Дорогу чистят. Раньше, до войны, тут вообще одни ишаки ездили. Сейчас дорогу сделали получше.
Наконец, тронулись. Через некоторое время трасса уже идёт по дну ущелья. Справа — река. Ущелье имеет вертикальные каменные стены, наверху видно — растёт какая-то зелень. Всё время спускаемся вниз. Наконец, ущелье раздвинулось в небольшую долину, где стоит очередная воинская часть.
— Всё, приехали. Вам дальше туда, — показывает водитель, мы благодарим, прощаемся и вылезаем в окружающий мир. Солнечный свет (в ущелье было хмуро), бурлит по камням небольшая речка. Автобусная остановка советских времён. Яблони с кислыми мелкими яблочками. Несколько домиков — застава.
* * *
В отдалённом горном ущелье, на границе Карабаха, где-то между Зодом и Кельбаджаром, в воинской части, устроенной в бывшей азербайджанской деревне, 35 человек проводят долгие дни своей воинской службы.
День за днём — всё одинаково, только изредка поймают каких-нибудь азербайджанских «шпионов» (тоже солдатиков, из другой воинской части, заблудившихся в горах), или, ещё реже, может быть один раз за всю воинскую жизнь, заглянут московские мудрецы-автостопщики.
Шпионов сегодня не было. Поскольку машин тоже не было, мудрецы застряли и сделались объектом самого пристального внимания. Вскоре пол-заставы скопились, рассматривая нас. Это были молодые (лет 18–19), довольно грязные, весёлые и любопытные ребята, в плотных пятнистых куртках на голое тело, русский язык не все постигающие. Один — старший, офицер, лет тридцати, высокий мужчина с усиками, тоже в зелёной форме, выглядел более солидно и строго. Вскоре нас позвали обедать.
Столовая — бывший азербайджанский каменный дом. Пустые глазницы окон, прикрытые мутными очками полиэтиленовых пакетов, пропускали незначительную часть солнечного света. Вместо снесённой крыши — несколько досок, на них положен рубероид. Деревянные лавки, разной высоты, столы. На обед — овощной суп, хлеб, чай.
Насколько я запомнил, в Армении все молодые люди должны отслужить в армии, даже студенты. Служба — два года. Освобождение могут получить те, кто отправляются в этот же Карабах, например, учителями. Многие взрослые тоже идут на войну — добровольцами.
— Ну как, хорошо? — спросили нас, когда мы поели и, выйдя во двор в/ч, оглядывались по сторонам.
— Хорошо, красиво!
Машин нет, солнце, зелёные горы.
— Хотели бы остаться здесь служить?
— Нет, дома лучше, — отвечали мы, выбираясь обратно на трассу.
— Я хочу сделать так, что вы здесь заночуете! — признался один из солдат.
— Если не будет машин, останемся, а будет машина — уедем.
Нам пояснили, что дорога, ведущая направо, идёт в Кельбаджар, а дорога, ведущая налево — в Мартакерт. Мы же, имея при себе «Атлас автодорог», представляли себе иначе: сначала дорога из Зода проходит через Кельбаджар, а потом эта же дорога — в Мартакерт. Но военные утверждали, что Кельбаджар и Мартакерт — в разные стороны.
«Поступим по-мудрейшему: будем стопить до развилки. Если кто поедет в Кельбаджар, поедем туда; в Мартакерт — поедем туда,» — решили мы. Развилку с самого утра караулил другой стопствующий — офицер этой заставы, уже упомянутый выше, старающийся уехать в Мартакерт с какою-то женщиною.
«Ну, если и офицер заставы не уехал с утра, — машины на Мартакерт редки,» — подумали мы, и, угощаясь дикими яблочками, ожидали машину ещё долгое время.
* * *
Следующий транспорт провёз нас километра два в сторону Мартакерта — до очередной заставы. Это тоже был военный грузовик, с военными номерами. (Эти номера, с армянскими буквами, можно встретить только в Армении — гражданские армянские номера имеют латинские буквы.) Очередная застава в ложбине на берегу мелкой горной речки представляла собой будку три на четыре метра и шлагбаум. В будке находилось трое вооружённых мужиков и множество мух.
— Какой нации? Куда едем?
— Из Москвы, путешественники, едем в Карабах.
— А на хрена вам Карабах?
Я объяснил: путешественники, ездим по Армении, интересные места. Претензий к нам не имелось, и мы сели возле будки на свои рюкзаки — ожидать следующую машину.
Неподалёку шумела речка. Вода была мутна. Мы набрали воды и посыпали в неё немного марганцовки. Получилась удивительная дрянь — видимо, марганцовки переборщили.
Пустынные трассы и долгое ожидание машин — хороший повод для разговоров. Я предложил Олегу обсудить существование Бога. Дело в том, что я верю в Бога, а Олег — нет. Такого рода разговоры редко приводят людей к какому-нибудь единому мнению, но мы общались об этом достаточно долго, пока Бог (или, скажем так, случай) не послал нам столь долго ожидаемый нами транспорт.
* * *
Микроавтобус в сторону Мартакерта — набит доверху людьми. Мы влезли с трудом. Едем! В какой-то деревне остановка, одному человеку надо выходить. Он вылазит через вентиляционное отверстие на крышу автобуса, оттуда спрыгивает на землю, а оставшиеся в салоне пассажиры через окно выталкивают его вещи. Вытолкали, едем дальше.
— А вон памятник, — показывают нам пассажиры стоящий на обочине подбитый танк. На танке — букет высохших цветов. — Пять человек погибли.
Через пару минут проезжаем другой танк, тоже подбитый, обгоревший, но без цветов. Это — азербайджанский. Не памятник. А внешне — абсолютно такой же. Ещё через несколько минут:
— А вот ещё один памятник, — третий танк.
* * *
Грузовичок из-под сена — едем в кузове ещё два километра. Движение локальное, как на горных серпантинах Ахалкалакского шоссе. В этот раз на Кавказе мы в кузовах наездились больше, чем за всю свою предшествующую жизнь.
По дороге — источник. Набираем воды. Тут же у источника — белые «Жигули», два человека, один — с пистолетом на поясе, тоже набирают воды. «Документы! Куда едем!». В Мартакерт едем, путешественники, из Москвы. Нет проблем. Люди с пистолетом уехали на своей машине, мы — ещё на пару километров в кузове грузовика.
— Хотите к нам, переночуем? — предлагают водители (уже вечер). Мы вежливо отнекиваемся.
* * *
Пыльная дорога. Прошли пешком какую-то деревню. Одни дома целые, другие разрушены. Остатки какого-то лозунга. На улицу выставлен шланг, течёт вода. Набираем воду. Людей не видно. Прошли село — вдоль дороги заросли ежевики, справа зелёные горы, слева река, уже довольно широкая. Ждём машину. Собираем ежевику. Затолкали её в торпеду, перемешали с сахарным песком и овсянкой. Получилась сладкая, калорийная, невкусная пища. Поедаем её. Транспорта не видно. Вечереет. Разговор о Боге, жизни, смерти и прочих явлениях продолжился.
Но вот — удача: ещё один местный автобус. Водитель — частник. Русский. Можно сказать, новый русский: свой автобус. Впрочем, автобус довольно потрёпаный. Новый карабахский русский. Он везёт нас вдоль длинного озера-водохранилища, заезжает с дороги в находящиеся выше, в горах, сёла… Многие дома разрушены. Пыль кругом, неустроенность какая-то. Плакатики: «1 сентября — все на выборы президента НКР!» Вообще русский язык в Карабахе более распространён, чем в остальной Армении. Автобус едет медленно, дорога плохая, встречного транспорта нет.
Наконец, мы достигаем села на развилке Степанакерт—Мартакерт. Указателей нет, проверить-спросить тоже не у кого. Наверное, эта развилка. А может, и нет. Уедем отсюда хоть куда-нибудь.
Решили не уходить за село: здесь мы, как и в случае с воинской частью, будем стопить любую машину, будь она на Мартакерт или на Степанакерт. Если же мы пройдём развилку, мы тем самым сделаем выбор — куда мы хотим поехать, и этот выбор может стать неправильным. Например, уйдём по одной из дорог, а машин на ней не будет. Так мы и остались на развилке, настали сумерки.
— Пойдём ночевать к местным жителям! — предлагал Олег. — Вчера так легко вписались, а ты не хотел! Вон дом, мужик советовал туда обратиться переночевать!
Действительно, неподалёку стоял двухэтажный дом, русский водитель назвал его «сельсовет» и сказал, что если мы не уедем, можем переночевать там. Но выглядел дом сей не очень гостеприимно, лаяли собаки, окна были потушены.
— Нечего людям проблемы устраивать! Пошли, в палатке переночуем! — и мы отошли от дороги и поставили палатку на диком поле. Рядом с дорогой
(чуть-чуть мы поднялись вверх) росли травянистые растения, уже высохшие, жёлтые, высотой по колено. Видовую принадлежность растений я не установил. Поставили палатку на этом поле. Люди нас не беспокоили.
19 августа, вторник
В 6.15 утра мы уже на трассе. Стоять на развилке — неблагодарное занятие. Думаешь, что машина пойдёт направо, подготовился её стопить, а она налево. Или наоборот. Упустили «Камаз» в сторону Мартакерта. Как рассвело, местные жители — четверо крестьянского вида мужиков средних лет — скопились на этом же повороте, где стояли и мы, желая уехать куда-либо, и своими разговорами и вопросами «Коконаци?» отвлекали нас от приманивания машин (которых, впрочем, не было видно).
Наконец, некий старый «ИЖ-каблучок» с тремя человеками в кабине взял ещё шестерых в свою маленькую и тёмную гробницу-кузов. Для полноты ощущений некоторые пассажиры сразу же закурили. Машина шла в Мартакерт!