Ну и дыра! Я не знал – поленился прочитать в путеводителе заранее – что от порта до города 20 км. По карте это неясно. Выгружаюсь – всё менее оживлённое, чем Соронг, хотя тоже есть таксисты и продавцы, но значительно меньше. И высадка-посадка тоже не такая, как в Соронге. И темно – солнце только что спряталось за горизонт, а в этих экваториальных областях темнеет мгновенно. И электрического освещения нет, только огни судна и фары таксистов. В портовых лавках и в мечети – какие-то керосиновые лампы, свечи. Выхожу из порта – вокруг колымская разруха, грязь. Сразу непонятно, где там дорога? Непонятно, но вот асфальт, развилка. Куда все, туда и я. Машины сворачивают в город, автобусов нет. Стою в темноте, стоплю, мигаю фонариком, пугаю граждан. Новая Гвинея нечасто посещается автостопщиками.
Наконец, джип меня подобрал. И ехали с полчаса до города. В джипе, кроме меня, ещё десять папуасов и папуасок. Смешные, чёрные. Я предупредил, что автостопом. Остальные скинулись по трёшке (3000 рупий). Где же город? И вот, какие-то огни, городок, базарчик, одна мечеть, а вот и конечная джипа и главная улица Набире. А вот и я! Где здесь Главная Мечеть?
В главмечети мое явление приобрело характер чуда. Все оживились, сколько там было – человек сто. Пакистанцы и тут успели наследить, меня приняли за одного из них. Но оказалось, я не они. Обступили меня, я объясняюсь, как могу, показываю газету. Из всей коллекции прессы обо мне есть одна, выжимающая слезу (почти) у всех завсегдатаев мечетей и других верующих. Статья называется «Не обязательно иметь деньги, достаточно верить в Бога». И далее повествуется, что А. Кротов посетил множество стран автостопом, с помощью всевышнего Аллаха.
Тут же, вечером, в мечети, произошла интереснейшая встреча. Знакомство с англоговорящим парнишей по имени Рашид (полное имя Абдул Рашид Харман). Рашиду исполнилось двадцать лет. Из них девятнадцать с половиной лет он прожил на далёком рыбацком острове на севере Индонезии, рядом с Филлипинами (городок Тахуна). Всю жизнь он мечтал о путешествиях и знал в теории, что есть на свете иностранцы, есть и путешественники, которые посещают разные страны, но сам он таковых людей не видел и со своего острова не выезжал. Однако, желая в будущем посетить дальние края, он изучил английский язык, а помог ему в этом случай: у него был друг, который получил знание английского от родителей. Этот товарищ и поделился знанием английского с Рашидом. Для пополнения словарного запаса он завёл себе карманный переводчик размером с калькулятор, где можно было набирать слово на индонезийском и получить его значение на английском, и наоборот.
Так бы и осталось знание Рашида невостребованным, так как на его острове никто, кроме его друга, английского не знал, но тут рашидовского отца заела бедность, и он решил переселиться на Папуа по программе мухаджирства, найти в жизни счастье и разбогатеть.
Программа мухаджирства состоит в следующем. На Яве – главном индонезийском острове – перенаселение. 140 миллионов человек – как население России! – живёт на одном острове длиной 1000 км и шириной 100 км. Также избыток населения есть на Сулавеси и на некоторых мелких островах (включая остров Сангир, где родился Рашид). В то же время Новая Гвинея – второй по величне остров на планете – имеет очень мало жителей. На индонезийской половине Новой Гвинеи, на площади около 400 тыс. кв. км., проживает всего четыре миллиона человек (а недавно их было всего два миллиона, остальные понаехали). Программа мухаджирства – переселение народа с сильно заселённых островов на пустынные Папуа и Калимантан – решает сразу три задачи. Во-первых, разгрузить основные острова; во-вторых, предоставить бедным безземельным и безработным жителям землю и возможности для процветания; в-третьих, исламизировать далёкие провинции и разбавить местное коренное население, склонное к независимости, патриотичными жителями центра. Всем желающим переехать в сельскую местность и заняться крестьянством предоставляется земля (до этого она, правда, принадлежала местным диковатым племенам, но разве их об этом спросили?), кредит, билет на пароход, помощь по доставке барахла и обустройству.
Итак, отец Рашида вместе со своим семейством, бросив свой маленький, густозаселённый рыбацкий островок, переехали строить новую жизнь на Дальний Восток Индонезии, в Набире, и сразу нашли там «престижную высокооплачиваемую работу». Так, Рашид, например, пришивает к одежде пуговицы. Мысль о возможностях путешествий не покинула его, но и здесь, в папуасском городке Набире, узнать технические подробности было не у кого.
И тут, такая удача! Настоящий иностранец! Более того, очень компанейский, англоговорящий, да ещё и вписавшийся в мечети! Лучшего и представить было нельзя. Рашид оказался единственным переводчиком и истолкователем моих изречений, стал важным человеком в городе. Его сразу заметили все (других лиц, знающих английский, в тот вечер не обнаружилось). Через время уже я мог ничего не говорить, а они сидели вокруг него кружочком. Он всем рассказывал обо мне, сам весь светился от гордости за себя, понимая, что теперь-то он узнает все секреты настоящей жизни.
Уже было поздно, все моления в мечети окончились, я закипятил чай, поставил палаточку от комаров. Тут он опять пришёл, вписался ко мне в палатку (дома отпросился). Достал тетрадку и стал выяснять, какова жизнь в России и в других странах, что нужно для того, чтобы путешествовать, и прочее. В палатке с такими разговорами не усидишь! Мы вышли за ворота мечети и пошли гулять по ночному городку.
Забежав домой (а жил он в лавке пуговиц), он вытащил своих предков на ночную гулянку (наверное, разбудил). Такое чудо! Иностранец, первый в городе и в жизни! Мы пошли в ночное кафе – на берегу моря всю ночь чайкуют, а утром отсыпаются. Потом вернулись в мечеть (она тоже прямо на берегу, но окружена забором с колючей проволокой, чтобы не залезли мифические воры). Два часа доспали в палатке, а вот уже и утренняя молитва! Во время неё я чуть не свалился, сказался недосып.
После – пошли досыпать. Собственно, это первый абориген, который изъявил желание не вписать меня у себя дома, а наоборот – вписаться в моей палатке. (А без палатки хуже, комары и малярия везде кругом.)
В полдень он опять появился – ну очень мечтал опять увидеть Живого Иностранца. (Пришивка пуговиц в эти дни в Набире снизилась.) Рашид оказался удивительно сообразительным. Где ему не хватало словарного запаса – он доставал свой электронный словарь-калькулятор (я раньше не видел людей, успешно пользующихся такими штуками). Потом он напросился со мной в интернет, чтобы я ему показал Хоспиталити-Клуб и другие вписочные сайты. В общем, появление такого местного друга очень интересно, хотя и требует от меня внимательности, т.к. он хочет узнать всё и сразу.
Заработки в Набире также оказались гнилые, так что через время он (с родителями) опять снимется с этого места в другое, в поисках ещё более лучшей жизни. Я говорю – бросай своё тряпье, едь на Яву, а то сгниешь тут в Папуасии! Да он и понимает, только всё непросто – билет до Явы стоит миллион (рупий). Говорю – ищи грузовые суда, они есть! Собирай рюкзак, будь готов, неделю-две поезди в порт, заберут тебя на Яву и даром, через дней восемь ты будешь в Сурабайе.
Конечно, с заработками на Яве тоже непросто. Самая низкая в стране зарплата и уровень жизни – именно на Яве (не считая Джакарты), самая высокая – как ни странно, на Папуа. Только скучно здесь, расти некуда! Пришивать пуговицы – не лучшее занятие для человека знающего и сообразительного, владеющего английским языком лучше, чем 99% индонезийцев.
Кроме знакомства и общения с Рашидом, у меня были в Набире и научные дела. Нужно было выяснить, есть ли дорога отсюда вглубь материка – на Энаротали, Мулью, Вамену и Джайпуру. Дорога эта была обозначена на четырёх купленных мной картах, но как она идёт и даже с какой стороны выходит из города – об этом карты врали по-разному. Здесь же, в крупном райцентре Папуасии, невозможно найти карты даже в мэрии и в департаменте дорог – и нигде! А какие есть? Рукописные схемы на картоне и даже акварелью. Нашёл картосхему Набирского района, сделанную в одном экземпляре, и опять же – от руки. У нас такие «чертежи земли сибирской» рисовали в конце шестнадцатого века. Дорога там в сторону Энаротали есть, а на границе района карта обрывается, нет дальше никакой информации. Водители, умные люди, работники мечети считают, что дальше, до Мулиа, нет ничего.
В самой Мулье никто не был. Только через пару дней я нашёл одного мужика, который летал в Мулью. Он говорит, что дороги туда нету. Но есть и другое мнение. Старик в мечети, проживший и повидавший многое, вот старик мне сей сказал, что от драйверов слыхал, что в Мулиа есть ДОРОГА, ходят машины, и всего за НЕДЕЛЮ можно проехать эти 600—650 км до Мулиа. Дальше до Джайпуры, по словам деда, остается два месяца пешком!
«Дуа булан джалан каки»! Неужели правда?
Город Набире – такая своеобразная Африка. Много темнокожих. Перед аэропортом стоит памятник двум папуасам, основателям города наверное: два голых человека с луками и приставными пиписьками. Эта накладная пиписька делается из высушенной тыквы и надевается на пипиську настоящую. Называется этот наряд в простонародье «котека». Это слово и эта часть одежды (а порой и единственная одежда) нередко встретится нам на трассе и в повествовании.
Рядом с памятником папуасам – статуя пожилого генерала в очках в позе «Хайль Гитлер!»
Но местные папуасы ходят по улицам одетые, с котеками не встретишь. Главная мечеть прямо на берегу моря. Спишь и слышишь прибой, волны, в пяти метрах. А утром видишь, как голые пьяные «оранч асли» купаются в море, показывая всем обитателям мечети голую жёсткую правду и своё отношение ко всем религиям. В мечети ни одного папуаса. Только понаехавшие индонезийцы. Из всех встреченных мной «белых» взрослых индонезийцев никто не родился в Набире. Большинство приехали с Макассара (остров Сулавеси), некоторые – с Явы и Малукку. Темнокожие папуасы, составляющие большинство населения, ходят не в мечеть, а в многочисленные христианские церкви.
В мечети меня попросили сходить зарегистрироваться в ментовке. Кстати, тут, в Папуа, каждый человек, к кому в гости пришел иностранец, – должен доложить в полицию в письменном виде! И таким образом обеспечить иностранцу БЕЗОПАСНОСТЬ! Ха. По просьбе имама мечети я сам сходил в отделение и зарегистрировался.
А городское отделение полиции большое, новое, современное, куча полицейских, у каждого в кабинете компьютер, все сотрудники – индонезийцы, приехавшие с Макассара или с Явы. Выписали мне бумажку – такой-то зарегистрирован там-то, по адресу: Набире, Главная Мечеть. Хотел получить у них и Сурат Джалан – дорожное письмо, пропуск во внутренние районы Папуасии, но менты поленились мне его делать, так и отложилось это дело до Энаротали.
Мусульмане говорят: вокруг очень опасно, папуасы убьют, возьмут в заложники «за свободную Папуасию». Якобы все папуасы пьяницы и воры. Папуасы на всё плюют и хохочут, с виду очень прикольные, рожи бандитские, и весёлые такие, в татуировках, очень большие встречаются, накачанные, до 120 кг. Цены в городе высокие, интернет втрое дороже, чем мне привычно.
Правда, на второй день в Набире у меня для интернета появился спонсор – местный «олигарх». Он повёл меня в Инет, чтоб узреть чудо – русские буквы, сидел просто так рядом и пялился в экран!
Через дорогу от интернета – христианские песни на весь квартал, даже шире. Целый стадион 400 папуасов (ни одного индонеза), пели под музыку – «О, Иисус!» и прочее. Их охраняли полицейские – ради национального спокойствия. Пятничную молитву в мечети тоже охраняли. Блюстители порядка хорошо экипированы. В городе много солдат и полиции. Утром, после линейки, менты и ментихи танцуют под музыку, поют, делают зарядку, а папуасы идут в полицию за бумажками и тихо разглядывают «оккупантов».
Еще про «олигарха». Он решил сперва потащить меня в лучший в городе ресторан. Оный ресторан похож на забегаловку где-то в Забайкалье, в Агинском, только «буряты» очень уж загорелые. Зазвал впридачу и моего нового друга-переводчика, коий в эти дни стал моей неотъемлемой частью. Многие думают, что без переводчика я не пойму, тот и рад до концов волос. Так вот, пошли есть, там порции двойные, а цены тройные, бедный переводчик слопал только 0,4 еды, мне досталось 1,6 порции, еле одолел.
Нищих и попрошаек не было ни одного ни в Соронге, ни в Набире.
На базаре смешные, толстые папуасские тётки продают всячину: еду, корешки какие-то, овощи, бананы. С фруктами остальными – напряжёнка. Говорят, земля плохая, не растёт ничего у нас. Кукуруза растет. Её варят и продают горячую, с паром, за «серибу» – всего 1000 рупий за один початок. Вкусно и дёшево. Но встречается и недоваренная.
Местный набирский аэродромчик – образец папуасского разгильдяйства. Сводное расписание никто не мог мне представить, даже диспетчер. Будки четырёх авиакомпаний («Мерпати», «Гаруда Индонезия» и ещё двух каких-то) знают только свои рейсы, причём – только ближайшие. Да и это время не вывешено – надо подходить и спрашивать. Местные сами знают, куда им лететь и во сколько, и меня тоже спрашивают. А я не признаюсь, мне нужно узнать в общем, что и почём отсюда летает. У диспетчера в каморке – полётная карта. Может быть, толковая? Нет, только координаты аэропортов, азимуты полётов между ними, а по белому полю надпись «ГОРЫ. ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО НИЖЕ 10.000 ФУТОВ». Ну…
Всё ж удалось узнать, что летают в Энаротали, Мулью и какие-то деревни в глубине материка. Все билеты дорогие. Грузовые самолёты найти не удалось, хотя они, возможно, и есть.