Нэнси, самая полезная обитательница Джакарты, была дома. На днях она собиралась лететь в Австралию, а пока и она, и её дети, и трое собак, и служанка были на месте. Было приятно встретиться очередной раз. Я рассказал о своих приключениях на востоке страны – Нэнси там не была никогда. Путеводитель «Треккинг в Папуа-Новой-Гвинее» 1994 года выпуска я оставил у Нэнси на хранение – в залог того, что я ещё раз появлюсь в Джакарте и постараюсь-таки побывать в далёкой и загадочной стране ПНГ.
Как моё путешествие по Индонезии подошло к завершению, – я купил в киоске авиабилет «АйрАзия» на 5 мая из Палембанга до Куала-Лумпура (Малайзия). Цена оказалась около 65 долл. со всякими сборами (кроме аэропортовского сбора, который надо оплачивать отдельно). Почему не стал лететь сразу из Джакарты? Можно было, но тогда весьма интересная Железная Дорога Суматры осталась бы мной неизученной!
Итак, 2 мая днём я покинул дом гостеприимной Нэнси и поехал по железной дороге в сторону Мерака – то есть на запад от столицы, чтобы проехать всю «железку» Явы от востока (Баньюванги – паром на Бали) до запада (Мерак – паром на Суматру).
Индонезиец, как я уже замечал, удавится и за грош, поэтому когда на станции есть два поезда до Рангкаса (84 км) – один за 2500 рупий, другой за 4000 рупий с кондиционером, – все, конечно, едут в первом. Индонезийская ж. д. несёт, я думаю, убытки, перевозя пригородных пассажиров в 15 раз дешевле, чем в России (дальние поезда – в 10 раз дешевле) при том, что топливо дешевле всего в два раза. А почему так происходит? А вот почему.
1) Кто в Джакарте работать-то будет? В Москве есть таджики и киргизы, в Кувейте и Саудии – филлипинцы и бангладешцы, а в Джакарту кто поедет работать из дальних стран? Даже китаец не поедет, а если поедет, то разбогатеет и наоборот индонезы будут на него работать. Поэтому столица нуждается в рабочих, которых взять откуда? Из деревни. Каждый день приезжает около 200.000 человек на работу, но живут в своих сёлах и поэтому не нуждаются в большой зарплате.
2) Индонезийские железные дороги (ООО «ИЖД») – смычка между городом и деревней. На Яве живет 140 миллионов народу – 2/3 населения страны, и это 2/3 избирателей. Стало быть, голоса Явы делают правительство, и от голосов яванского пролетариата зависит состав парламента, а на других 1000 островах может не быть железных и асфальтовых дорог, и незачем им куда-то ездить, когда Ява довольна и пролетариат не в ущербе. А пролетарско-крестьянский люд должен иметь возможность съездить в город, продать там свой банан и купить серп или молот. Как Жириновский предлагал, чтобы каждый самый бедный трудящийся мог сесть в поезд и доехать в общем вагоне до Владивостока или Сурабайи. – Также в Египте и Индии ж. д. имеет большое политическое значение и поезда дешевы. А у нас? Смычка между городом и деревней нам не нужна, в деревне всё равно три старухи осталось, народ голосует 70% «за», а больше нам и не надо. На работу у нас есть таджики и другие угнетённые нации, так что возить за копейку чернорабочих из Тамбова резона нет. И российская железная дорога, как обычно, жалуется на убытки. Вот как.
Вечером я приехал в Рангкас. Заночевал, по обыкновению, в мечети. Наутро пришёл на ж.д.станцию – ждать поезда на Мерак. А Индонезия не хотела отпускать меня. Действительно, не хотела.
На перроне в Рангкасе в меня влюбилась женщина с первого взгляда, моя ровесница. Ей было сильно одиноко, она ехала в Джакарту (ждала поезд) и увидела у вокзала меня. Англоговорящая. Подружились, она зовёт в Джакарту обратно, обещает все радости. Я говорю, только что оттуда, я еду в другую сторону, в Мерак. «Ах, тогда и я поеду в Мерак!» – Взяла билет себе и мне (грошовый), поехала в Мерак со мной.
А ездила она в Рангкас вот почему, вот какая у неё судьба. Родилась она в Рангкасе, и родственники её жили там. В возрасте примерно 24 лет она поехала в Малайзию на заработки, и там оставалась на протяжении нескольких лет. Как и у нас ездят, например, из Украины или Молдавии в Москву, или в Сургут. Поработала она там несколько лет, и вернулась в Джакарту, а оттуда поехала в родной Рангкас. И что же? Ни родительского дома, ни самих родственников, никаких их следов не удалось найти! На этом месте жили совсем другие люди и о родичах Юли Хандаяни не имели никакого представления.
– А ты переписывалась с ними по Емайлу?
– Нет, они даже и слова такого не знали – Емайл. Я писала им бумажные письма. Но пару лет назад они перестали отвечать.
Конечно, всегда есть разные методы розыска пропавших граждан, но они очень трудоёмкие. Я думаю, что можно было бы развесить объявлнения по городу, и по соседним городам. Но вряд ли эта женщина способна на какую-то организационную деятельность; от огорчения она не знала, как и действовать. Потом говорит: «Ты на Суматру? и я с тобой!» По пути стала писать мне любовное письмо на английском, скрытно, но я подглядывал. Но всё же постеснялась его мне отдать. Еле расстались! Я уплыл на Суматру, а она сошла с борта теплохода грустная и отправилась по своим делам, коих у неё, по-видимому, не было.
Ну только я сказал «Слава Богу» и уплыл, – со мной познакомились артисты на пароме. Они ехали петь в опере в город Бандарлампунг. Позвали и меня. Поехал с артистами (их двое, догоняли основную труппу). В Лампунге три часа искали театр (они впервые тут), пока другие не пригнали за нами машину. Вечером долго двигали тяжёлые декорации, заночевали в общежитии артистов.
Говорят – оставайся, в 14:00 начнётся опера. Но я всё-таки убёг рано утром, а то можно и не поспеть в Палембанг.