Хорошо, что червячок Игнатий знал из книжек, как называется это странное сооружение, иначе он был бы очень озадачен. Примерно в десяти человеческих шагах от его норки на четырёх металлических ножках стоял раскрытый деревянный чемоданчик. Перед ним на маленьком складном стульчике сидел человек в чёрном берете и синей вельветовой куртке. Он то бросал внимательный взгляд на заросли кустов, то тыкал во внутренность чемоданчика кисточками.

«Несомненно, это художник, – уверенно определил червячок Игнатий. – А перед ним стоит этюдник, который берут с собой, чтобы рисовать прямо на улице. Между прочим, это первый художник, которого я вижу. До сих пор я только читал про них, а теперь… Нет, нельзя упускать такой случай. Надо попробовать познакомиться. Только не помешать бы ему работать».

Червячок Игнатий забрался на камень, который стоял почти рядом со стулом художника, и вежливо спросил:

– Не позволите ли вы мне посмотреть на вашу работу?

– Конечно, извольте, – бросил художник, не отрывая взгляда от кустов. Эти же кусты возникли уже на бумаге, прикреплённой изнутри к крышке этюдника.

– Спасибо. Я ведь первый раз вижу, как это делается. По-моему, это совершенно удивительный вид деятельности.

– Да? Вы думаете? – художник покосился в сторону собеседника, но, никого не заметив, принялся оглядываться по сторонам всё более и более беспокойно. – Позвольте! С кем же я разговариваю?

– Со мной, с червячком Игнатием. Извините, я действительно дождевой червячок. Поэтому вы меня не замечаете.

– Замеча-а-аю… – протянул художник, разглядывая червячка Игнатия. – Дело в том, что я ведь тоже первый раз… э-э-э, как бы это выразить… разговариваю с червячком. Впрочем, позвольте представиться: меня зовут Эдуард. – Он привстал со стульчика, кивнул и плюхнулся обратно. – Будем знакомы, уважаемый червячок Игнатий. Какое у вас впечатление от моего этюда?

Никогда ещё художники не спрашивали червячка Игнатия о впечатлении от их творчества. Он немножко подумал, потому что хотел ответить и уважительно, и честно.

– Мне ваш этюд почти весь очень нравится.

– Почти? – поднял брови художник Эдуард. Ему тоже никогда ещё не приходилось слышать замечания от червячка. – А что не так?

– Этот куст мне хорошо знаком, как вы понимаете, ведь я здесь живу. И мне кажется, что слева вверху его ветки изображены у вас по-другому… Но всё остальное просто замечательно, – тут же добавил червячок Игнатий.

– Ну, дорогой мой, там же неестественная пустота в этом месте! – горячо воскликнул Эдуард. – Если я так нарисую, картина держаться не будет. У изобразительного искусства, знаете ли, свои законы.

Может быть, другой бы и согласился с таким профессиональным мнением. Но червячок Игнатий, если уж с ним разговаривали серьёзно, тоже очень вдумчиво относился к спору.

– Во-первых, я не думаю, что от того, что куст будет нарисован как есть, картина прямо сразу упадёт с этюдника.

Художник при этих словах улыбнулся, и червячок Игнатий догадался, что слово «держаться» означало что-то совсем другое. Но у него было ещё одно важное соображение:

– А во-вторых, если куст таким вырос, неужели вы сделаете его лучше?

– Э-э-э, – замялся художник, но потом что-то его осенило. – Давайте посмотрим на него, любезный червячок Игнатий!

Он взял червячка на ладонь и пошёл с ним к кусту. Осмотрел ветки слева вверху и радостно крикнул:

– Вот! Так я и думал! Не таким этот куст вырос. Не таким его создал Господь. Видите, тут две ветки выломаны?

– Да, в самом деле, – грустно подтвердил червячок Игнатий. – Я вспомнил: мальчишки выломали. А вы, получается, вырастили их на картине снова. Простите, я такое глупое замечание сделал… Как же вы догадались, что тут не хватает веток?

– Ну, я ведь творчеством занимаюсь, живописью. Тут есть какие-то свои законы…

Они вернулись к этюднику, но Эдуард по-прежнему держал червячка Игнатия на ладони. Ему всё больше нравилось с ним общаться.

– Кажется, понимаю, – сказал червячок. – Живопись – это когда на картинах пишут живое. Поэтому живопись и жизнь устроены похоже.

– Здорово сказано, – кивнул художник. – Жалко, что мне пора уходить. Мы бы ещё поговорили. Но я обязательно снова приду…

* * *

«Вовсе не так уж обязательно, – думал червячок Игнатий несколько дней спустя, – чтобы художник Эдуард и в самом деле снова сюда выбрался. Мало ли красивых видов повсюду…»

Но надо же так случиться, что как раз эта его мысль была прервана появлением художника Эдуарда. А так как червячок Игнатий в это время лежал на том самом камне, с которого тогда обратился к художнику, Эдуард сразу его заметил.

– Между прочим, – сказал художник после того, как они очень учтиво приветствовали друг друга, – я написал по тому этюду, который мы обсуждали, большую картину маслом. И так жалел, что не могу принести её сюда…

– Ну что вы, – засмущался червячок Игнатий, – зачем сюда? Не очень-то я разбираюсь в живописи. Такое глупое замечание тогда сделал… И сейчас вас перебил. Простите, пожалуйста!

Но Эдуард улыбнулся во весь рот и закончил свою фразу:

– …что написал маленькую её копию. Даже соорудил для этого особую кисточку из трёх волосков. Специально для вас, многоуважаемый червячок Игнатий, – и он вытащил из кармана крошечный свёрток, из которого достал картину размером не намного больше спичечной головки.

– Как по-вашему, пройдёт она в вашу норку?..

У художников хороший глазомер. Картину, конечно, удалось затащить в норку. И с тех пор, когда друзья червячка Игнатия собирались у него на чаепитие, они всегда любовались на замечательную картину, посвящённую их родным местам. И никакие мальчишки не могли уже отломать ветки у куста, который был на ней изображён.