— Но я терпеть все это не могу! Мне не нравится! — заявил Жорж, пытаясь вырваться.

— Как хочешь.

На сей раз Пирс не собирался потакать его капризам — довольно и того, что вчера они так и не побывали в бане, о которой он так долго мечтал. Он отпустил бестолкового мальчишку и убрал руки за спину, в результате чего Жорж чуть было не свалился с дощатого тротуара в грязь.

— Если хочешь плыть со мной в Гонконг, — холодно сказал Пирс, глядя, как тот машет руками, стараясь сохранить равновесие, — тебе придется приодеться. Только так.

Парнишка угрюмо натянул пониже свою злосчастную фетровую шляпу и какое-то время молчал, очевидно, подыскивая слова.

— Почему бы вам не купить мне все на глазок? Как вчера носки и белье? Они подошли так, что лучше и не придумаешь.

Пирс почувствовал, что сыт по горло, что не желает больше слушать возражений. Он просто пошел к галантерейной лавке под вывеской, извещавшей, что принадлежит она некоему Ди Марио. Он не оглядывался, зная, что упрямец будет за ним следовать. Пирс был не в самом радужном настроении, так как оказалось, что попасть из Фриско в Гонконг по расписанию можно на одном-единственном судне, которое как раз накануне туда и отправилось.

Он потянулся к дверной ручке и услышал за спиной торопливые шаги Жоржа. В следующее мгновение его схватили за рукав. Он молча бросил яростный взгляд на цепкие пальцы парнишки, еще сильнее раздраженный оттого, что тому вздумалось мять его новый, с иголочки, костюм.

— Ну не буду, не буду! — буркнул Жорж, отдергивая руку. — Ладно уж, я туда пойду, но так и знайте, раздеваться перед всякими длиннорукими развратниками не стану!

— Что? Длиннорукими развратниками? — Пирс не выдержал и расхохотался, потом щелкнул парня по носу. — Что это тебе в голову взбрело? Владелец лавки — человек семейный.

— Откуда вам знать?

— Когда я наводил справки, мне к слову сказали, что мистер Ди Марио живет над своим магазином с женой и детьми.

— И все равно не стану я перед ним раздеваться!

— Как угодно. Переодеться можно и в складском помещении, раз уж ты так застенчив.

На это возражений не последовало, и Пирс, с облегчением вздохнув, вошел наконец в лавку. Колокольчик над дверью известил о его появлении громким треньканьем. Внутри было собрано все, что только может пригодиться джентльмену для украшения своей персоны, вплоть до превосходных лакированных туфель. Самый аромат помещения будил тщеславие: в нем смешались запахи дорогих шерсти и льна, тонкой кожи перчаток и иной приятной всячины.

Тщательно, но строго одетый итальянец с любезным видом поспешил навстречу покупателям.

— Чем могу служить, мистер?..

— Кингстон.

— О, я вижу, вы не один! Для него мы тоже подыщем все, что потребуется. Как раз на днях привезли немало новинок, подходящих для молодого господина!

Пирсу бросились в глаза короткие пухлые руки владельца лавки, которыми тот оживленно жестикулировал, и он едва снова не расхохотался, вспомнив определение «длиннорукий развратник», за глаза данное Жоржем. Надо сказать, парень умел поднять настроение!

— Буду рад взглянуть, — сказал он, с усилием подавляя несвоевременную веселость.

— Извольте пройти туда.

Ди Марио стремительно обогнул пару портновских манекенов, демонстрирующих последние новинки мужской моды, и исчез из виду. Пирс последовал за ним, толкая перед собой мрачного Жоржа. Его взгляду представился не до конца распакованный сундук с вещами меньшего размера. Быстро их проглядев, он выбрал для своего протеже вещи, отчасти похожие на моряцкое обмундирование своими медными пуговицами и кроем.

Галантерейщик и Пирс подступили к Жоржу одновременно: один взялся за его обноски, другой сунул ему в руки новую одежду. Парнишка отскочил и испепелил Пирса взглядом.

— Ах да! — вспомнил тот. — У вас ведь найдется где переодеться, не так ли? Этот юноша весьма застенчив.

— Разумеется, разумеется! — воскликнул Ди Марио и распахнул какую-то дверь.

Жорж проскочил мимо с таким видом, словно с него в любой момент могли сорвать все до последней нитки. Дверь со стуком захлопнулась за ним, и Пирс не мог не усмехнуться при мысли о том, как быстро этот задиристый петушок превратился в трусливого цыпленка. Сам он вновь обратил свой взор к выставленным товарам, особенно к обуви, прикидывая, можно ли здесь обуть ноги такого небольшого размера, как у Жоржа, или придется отправляться в лавку детских товаров.

За осмотром Пирс вспоминал вчерашний вечер. Он был весьма разочарован тогда, что своенравная красавица снова ускользнула у него из рук, однако это чувство померкло в сравнении с отчаянием, охватившим Жоржа. Пирс дал себе слово отныне обращаться с парнишкой помягче, хотя бы потому, что впервые понял, Какая уязвимая душа скрывается за фасадом дерзкой мальчишеской бравады. Он и теперь хорошо помнил, как Жорж рыдал у него на груди.

Найти ботинки по размеру все же удалось, как раз когда парнишка появился из складского помещения. Приличная одежда преобразила его почти до неузнаваемости. Если бы не ветхая шляпа, он вполне мог бы сойти за юного джентльмена. Пирс не мог отказать себе в удовольствии сорвать отвратительный головной убор у него с головы.

— Эй, мистер! — возмутился парнишка и попытался выхватить шляпу, но Пирс слишком высоко поднял ее.

— Мистер Ди Марио, будьте любезны, выбросьте эту гадость.

— Отдайте мою шляпу! — закричал Жорж, подпрыгивая.

Пришлось крепко взять его за плечо и пригвоздить к месту. Галантерейщик принял шляпу и удалился, брезгливо держа ее двумя пальцами. Не давая Жоржу броситься следом, отбивать свою сомнительную драгоценность, Пирс достал с верхней полки матросскую шапочку, нахлобучил ее на голову парнишки и подтолкнул его к зеркалу.

— Ну что? — с торжеством спросил он, поправляя шапочку на густых медно-рыжих кудрях. — Только не говори, что так хуже.

— Хуже! — тотчас заявил Жорж. — Я выгляжу как какое-нибудь напыщенное отродье!

— Я бы сказал, как молодой джентльмен. А вот раньше ты выглядел как отребье. Смотри, я тебе и обувь подыскал. Надеюсь, подойдет.

Он поскорее отошел и сделал вид, что полностью поглощен запонками и галстучными булавками, при этом искоса наблюдая за парнишкой. Надевая ботинки, тот вынужден был оставаться в относительном покое, что с ним случалось редко, а так как его дерзкий взгляд был потуплен, лицо выглядело нежным и почти женственным. Опущенные ресницы поражали густотой, а руки изяществом. Сейчас Жорж был точной копией сестры.

Эта мысль заставила Пирса отрешиться от действительности, и он в который раз погрузился в мечты. Он увидел дом с красивой верандой, на ступенях которой стоит прекрасная юная женщина в роскошном наряде из бледно-розового муслина. В руках у нее веер, и она кокетливо прикрывает им смеющийся рот. А вот она плывет в вальсе по натертому паркету бального зала, в котором отражаются бесчисленные огоньки свечей хрустальной люстры. Каждый раз, как он кружит ее в очередном па, зеркала в простенках отражают ее снова и снова. Он видит ее глаза, полные любви и счастья, и знает, что именно он дал ей это счастье. Вот они бегут рука об руку по росистому лугу, и чудесные медно-рыжие волосы Ласточки развевает ветерок, нежные щеки раскраснелись, губы приоткрыты. А вот они скачут по холмам, дремлющим в полуденной дымке: он на Пегасе, а Ласточка на серой кобылке в масть тому…

Он должен отыскать ее! Она непременно должна принадлежать ему и только ему! Ее присутствие рядом, ее близость помогут забыть прошлое и начать все заново. Забыть в первую очередь страшный момент изгнания из колледжа и высказанную в лицо постыдную причину этого: его мать не только не была обвенчана с его отцом, богатым плантатором Ланжем, но и оставалась рабыней вплоть до самого рождения Пирса.

Его мать. Результат усилий ямайского работорговца вывести породу светлокожих рабынь. Красивая, элегантная, с безупречными манерами и осанкой настоящей леди, но на деле живой товар, дорогая вещь, изначально предназначенная в любовницы белому плантатору. Восьмая часть негритянской крови в жилах делала ее квартеронкой, то есть полукровкой, и матовая белизна кожи ничего не значила в сравнении с бумагой, по которой ее могли покупать и продавать, как чернокожую, разве что вдесятеро дороже. Лишь очень богатый плантатор мог позволить себе столь дорогое имущество, и лишь умопомрачительно богатый — отказаться от него, отпустив на свободу. Отец Пирса, однако, так и поступил, когда его любовница, Шинейд из Кингстона, родила ему сына. То был воистину благородный жест.

Долгие годы Пирс считал себя законным наследником богатейшего луизианского плантатора и вдруг, в день своего шестнадцатилетия, превратился в ублюдка, в полукровку, предмет насмешек недавних друзей и знакомых. С ним можно было поразвлечься на досуге, но ни одной женщине из общества не пришло бы в голову связать с ним жизнь. Ни образование, ни острота ума, ни манеры больше ничего не значили, не говоря уж о деньгах. С того страшного дня он стал для южан неполноценным — «с дегтем в крови».

— А ботинки подходят.

Голос Жоржа вывел Пирса из раздумий, и он с облегчением вернулся к действительности.

— Вот и славно, — сказал он с принужденной улыбкой. — Теперь ты годишься в братья Ласточке. Кроме того, теперь ты годишься мне в шурины. — Он помолчал и добавил: — И скоро им станешь.

Английский клипер деловито резал волны и летел вперед с куда большей скоростью, чем медлительная шхуна. При других обстоятельствах Жоржетта наслаждалась бы и легким, грациозным движением судна, и теплым соленым пассатом в лицо, и громадой парусов над головой, теперь же ничто не могло вывести ее из уныния, даже тот факт, что со дня на день они должны были причалить в Гонолулу и, вполне возможно, перехватить «Ванду Колл» раньше, чем она возобновит путь. Встреча с отцом означала для нее разоблачение.

К тому же, словно нарочно, чтобы ухудшить дело, команда клипера была настроена против Жоржетты. Не то чтобы враждебно, о нет, скорее наоборот. С той самой минуты, когда она впервые ступила на палубу в своей новой экипировке, большинство матросов так и пожирало ее взглядом, словно одну из кафешантанных «мамзелей» или проституток, что зазывали клиентов из окон публичных домов, едва прикрывая свои прелести шелковым неглиже. Одно дело, если бы матросы подозревали в ней девушку, но они были совершенно уверены в том, что перед ними подросток!

Мысли Жоржетты невольно перекочевали к девице в красном, обратившейся к Пирсу в день их высадки в Сан-Франциско. Та и в самом деле была весьма соблазнительна, и все же Пирс не проявил к ней ни малейшего интереса. Его верность легкомысленной красотке Ласточке была неколебима, и чем дальше, тем больше Жоржетте хотелось, чтобы два ее весьма противоречивых образа слились воедино. Как горели его глаза, когда он упоминал Ласточку! О настоящей Жоржетте он вряд ли говорил бы с таким пылом. Хорошо бы он узнал все сам…

Она тяжело вздохнула. Меньше всего ей хотелось стать свидетельницей низвержения Ласточки с пьедестала, который Пирс воздвиг для нее в своем сердце. Она могла бы избежать этого, нанявшись во Фриско на какой-нибудь пароход курсом на Луизиану. Надо сказать, Блэквелла на сей раз с ними не было. Либо он так и не сумел выяснить обстоятельства исчезновения ее отца, либо решил отказаться от преследования, которое и без того обошлось ему довольно дорого. Значит, не было никакого смысла пересекать океан вместе с Пирсом, мучаясь при этом дурными предчувствиями и сладкими, но эфемерными видениями.

Жоржетта вообразила себе рассказ отца о том, кто она на самом деле, и снова укрепилась в намерении идти до конца. По крайней мере она не позволит Пирсу в ярости задушить рассказчика.

Стоило только подумать о Пирсе, как тот подошел и остановился рядом у поручней, глядя прямо по курсу корабля. В Сан-Франциско он обновил гардероб и теперь выглядел возмутительно привлекательным! Порой девушке приходила в голову нелепая мысль, что он все знает о ней и таким образом мстит за обман, поддерживая игру и стараясь довести ее до безумия своей недоступностью. Жоржетта не сводила с Пирса зачарованного взгляда, пользуясь тем, что внимание его занято другим.

Увы, нашлись и такие, от кого ее взгляд не укрылся. Чуть в стороне, почти на носу клипера, несколько матросов чинили парус. Один из них подмигнул Жоржетте, повел головой в сторону Пирса и сделал недвусмысленный непристойный жест.

Она поспешно отвела глаза, чувствуя невыразимое отвращение, потом и вовсе отвернулась. Ей случалось плавать на разных пароходах, знать разных людей, но даже если кто-то из них и имел похожие интересы, то тщательно это скрывал, а не выставлял напоказ. Где эти люди могли набраться такого бесстыдства? Должно быть, в трущобах восточных портов, где процветали самые невероятные извращения. В Гонконге, например, куда они с Пирсом как раз и направлялись.

— Ничего сегодня денек, правда, мистер Кингстон? — плутовато осведомился один из матросов. — Вышли немного проветрить вашего… хм… подопечного?

Пирс не подал виду, что слышал вопрос, но Жоржетта заметила, что костяшки его пальцев на поручнях побелели, и задалась вопросом, что рассердило его больше: откровенная похоть, проявленная по отношению к его протеже, или намек, что он сам предпочитает мальчиков? Так или иначе, мысленно Пирс, должно быть, ответил любопытному матросу хорошим ударом в челюсть. Только мысленно, потому что иначе завязалась бы драка, в которой перевес был явно на стороне команды. Что касается капитана, даже если бы он и вступился за пассажира, ему бы представили ситуацию в еще более гнусном свете.

— Земля по курсу! — донеслось с «бочки», и девушка отбросила мрачные мысли, ощутив радостный подъем.

После целого месяца водной глади за бортом, чье однообразие нарушалось разве что стаей китов-касаток или встречным судном, они наконец достигли первой суши к западу от Калифорнии — Гавайских, или Сандвичевых, островов. Жоржетта заслонила глаза ладонью и подняла взгляд на «бочку», где вахтенный разглядывал горизонт в подзорную трубу. Забыв об алчных взглядах и насмешках матросов, она схватила Пирса за руку и потащила за собой на самый нос судна. Насмешники заулюлюкали им вслед. Пирс не замедлил шага, но довольно резко высвободил руку. Жоржетта этого даже не заметила.

На носу она покрепче ухватилась за поручни и свесилась вперед так, что могла видеть, как стремительное движение клипера заставляет гребни волн веером разлетаться в стороны. Однако она смотрела не вниз, а вперед.

— Вон там! — вдруг крикнул Пирс, указывая чуть в сторону.

И в самом деле, на горизонте виднелось какое-то темное пятнышко.

— А вон еще! — продолжал он, указывая теперь восточнее. — И еще! Целых три острова.

— Еще немного — и мы в порту!

— Когда я в последний раз говорил с капитаном… — Пирсу пришлось сильно повысить голос, чтобы он был слышен над шумом рассекаемой воды, — он сказал, что мы идем с хорошей скоростью и скорее всего даже опередим «Ванду Колл». На этот раз опоздания не будет.

Забывшись в своем радостном нетерпении, он схватил и крепко стиснул руку Жоржетты. Девушка, напротив, впала в уныние при виде его сверкающих глаз. Острова быстро приближались, уже можно было разглядеть верхушки гор, и ей показалось, что через несколько минут они нависнут над ней, как дамоклов меч.

Близость островов оказалась обманчивой. Клипер достиг порта Гонолулу только к вечеру. То был один из самых длинных дней в жизни Пирса. Состояние его души напоминало бушующие прибрежные воды, которые вдоволь пошвыряли «Вестерли» до того, как тот оказался в гладкой, как зеркало, бухте. Все это время он не отходил от поручней, жадно вглядываясь в панораму берега. Взгляд, утомленный ежедневным мельканием солнечных бликов на волнах, с наслаждением покоился на обильной зелени. На календаре был август, однако вместо изнурительной жары, которой Пирс втайне опасался, здесь царило благодатное тепло, и хотелось верить, что он попал в тот самый рай земной, который все время расхваливал капитан.

Жорж тоже смотрел на берег, и на лице его была кислая мина. В который уже раз Пирс спросил себя, что у парня на душе. Он не переставал удивляться переменчивости настроений своего протеже, однако даже самая угрюмая физиономия не могла в этот день омрачить его радость, так как он рассчитывал заключить Ласточку в объятия еще до наступления ночи.

В бухте хватало туземных лодок, но настоящих судов было всего пять, и первым же названием, на которое упал взгляд Пирса, было «Ванда Колл». На один момент сердце его прекратило биться, не в силах вынести всплеска безумной радости, и он чуть было не издал дикий торжествующий вопль. Бесконечно благодарный судьбе, он поклялся, что первую из своих дочерей назовет Вандой.

— Вот мы и здесь, — заметил Жорж без энтузиазма.

— Что с тобой? — рассеянно спросил Пирс, надеясь, что парнишка не заболел — это было бы на редкость некстати.

— Со мной ничего. — Жорж поднял взгляд, в его красивых медно-карих глазах застыла печаль. — Я просто хотел взять с вас слово, чтобы вы не били отца, что бы он ни сказал. Он не так уж и виноват, если разобраться. Все началось с маминой смерти, а потом… потом…

— Тебе не о чем беспокоиться, я вовсе не собираюсь никого бить! — засмеялся Пирс. — Для этого я слишком счастлив. Пойдем-ка лучше за моим кофром.

— Ты не мог бы побыстрее переставлять ноги? — не без досады бросил Пирс через плечо некоторое время спустя, когда они поднимались по сходням «Ванды Колл».

Жоржетта подавила вздох. Ей, конечно, хотелось увидеть отца и удостовериться, что с ним все в порядке, но встреча грозила разоблачением, и ноги отказывались нести ее навстречу судьбе.

— Можно нам подняться на борт? — осведомился Пирс у первого помощника, под присмотром которого шла погрузка.

Тот отмахнулся, выкрикивая указания. Наконец массивный ящик был водружен на палубу, толстенные тросы отвязаны, и он неторопливо повернулся к гостям. Вид у него был довольно заносчивый, а седеющие бачки воинственно топорщились. Смерив Пирса взглядом, он, очевидно, нашел его достаточно приличным для того, чтобы попирать ногами палубу вверенного его заботам судна.

— Поднимайтесь, — величественно произнес он. — Чем могу служить?

Пока Пирс представлялся и пожимал первому помощнику руку, Жоржетта оглядывалась в надежде высмотреть отца. Поблизости его не оказалось, и это ее не удивило — скорее всего он сейчас сидел в каком-нибудь местном салуне, крытом пальмовыми листьями, и поглощал местные горячительные напитки.

— Я ищу некоего Луи Пакуина, в недавнем прошлом капитана, — наконец объяснил Пирс. — У меня есть сведения, что он приплыл в Гонолулу на вашем судне.

— Ах, Пакуин, — поморщился первый помощник. — В самом деле, мистер Митчелл, владелец, нанял его в Сан-Франциско. Однако этот человек обманул доверие своего нанимателя, и теперь мистер Митчелл вынужден спешно искать ему замену. Не знаком ли вам кто-нибудь, имеющий опыт с пароходными моторами?

Жоржетта почувствовала такое облегчение, что едва сумела скрыть свои чувства. Судьба давала ей еще одну отсрочку.

— Как, вы хотите сказать, что Пакуина с вами не было?! — воскликнул Пирс потрясенно.

— Был, сэр, но только до вчерашнего дня. Он втайне завербовался на «Грозовую тучу», о чем сообщил нам запиской. Записку, надо сказать, нам доставил какой-то туземец уже после того, как «Грозовая туча» покинула порт.

«Записка. Еще одна записка, пропади они пропадом», — подумала Жоржетта с горечью, когда до нее наконец дошло, что отец совершил еще один неблаговидный поступок. Опасливо покосившись на Пирса, она заметила, как тяжело он дышит, как бьется нервный тик у него на щеке.

— Не скажете ли, куда взял курс тот корабль? — процедил он.

— На Сан-Франциско, сэр. В записке Пакуин объяснил свое дезертирство тем, что он, видите ли, не желает удаляться от своих детей на такое расстояние. Насколько я понимаю, он что-то натворил на родине и поначалу хотел замести следы, но потом решил вернуться и расхлебать заваренную кашу. Мистеру Митчеллу, конечно, от этого ничуть не легче.

— А что насчет лошади? Серой, в яблоках? Вы не упомянули ни о ней, ни о дочери Пакуина, — спросил Пирс почти безнадежным тоном.

Жоржетта инстинктивно сжалась в ожидании ответа.

— Увы, сэр, тут я ничем не могу быть вам полезен. Ни о дочери, ни о лошади я ничего не слышал. Пакуин никогда о себе не рассказывал, держался особняком.

Пирс круто повернулся, оттолкнул Жоржетту, оказавшуюся на пути, и зашагал к сходням. Девушка проводила его взглядом, потом с извиняющейся улыбкой глянула на первого помощника:

— Видите ли, эти новости потрясли мистера Кингстона, и он забыл о приличиях. Благодарю за помощь и прощайте.

К тому времени, как она оказалась на пристани, Пирс успел удалиться на значительное расстояние. Его намерение становилось очевидным, стоило бросить взгляд на вывеску строения, к которому он направлялся, — «Приют моряка». Оно было покрыто пальмовыми листьями.

Девушка бросилась вдогонку, не имея ни малейшего понятия о том, что скажет, если он согласится ее выслушать. Их ожидал новый морской вояж, теперь уже в обратном направлении. А Пегас! Жоржетте становилось дурно при одной мысли о судьбе великолепного животного.

И все же она не сбавила темпа и ухватила Пирса за рукав как раз тогда, когда он приблизился к входу в «салун», где вместо двери болтался занавес из кусочков бамбука. При виде его искаженного лица она отшатнулась.

— Убирайся с глаз моих, пока я не!.. — Он стиснул разом и зубы, и кулаки, потом шагнул внутрь, обрывая нити занавеса, а девушка осталась стоять на месте, не зная, что теперь предпринять.

Наконец ей пришло в голову, что лучше дать Пирсу немного выпустить пар, а потом лезть с уговорами. Если даже он не обрушит на нее свой гнев, то засыплет вопросами, а это немногим лучше.

— Пойду-ка я выясню, не отправляется ли кто-нибудь в Америку в ближайшее время, — сказала она занавесу и ответила за него: — Конечно иди, Жорж. — И направилась в порт.

«Чем болтаться без дела и переживать, — думала она, — лучше немного предвосхитить события». В кармане оказалось лишь несколько мелких монет, но девушка рассудила, что этого хватит, чтобы нанять туземца для переноски кофра с одного судна на другое.

Начало было положено немедленно: болтающийся без дела матрос, довольный случаем перемолвиться словом с соотечественником, сказал, что утром в Калифорнию отплывает «Великая герцогиня». Капитан судна, пожилой мужчина с сердитым лицом, но добрыми глазами, отнесся к просьбе Жоржетты с вниманием и дал скидку за каюту на двоих. Он был так любезен, что отправил одного из матросов на «Вестерли» за вещами Пирса. Единственное, на чем он настаивал, это чтобы проезд был оплачен заранее, то есть вечером.

Пришлось вернуться в «Приют моряка». Ее охватило искушение признаться во всем. «Это хотя бы отчасти сгладит разочарование Пирса», — думала она. Он так обрадуется, когда получит назад свою Ласточку, что махнет рукой на ее маленький обман. Он заключит ее в объятия, простит от всей души и скажет, что любит ее не меньше, чем прежде…

Она очнулась и замерла в ужасе от того, чего чуть не сделала. Ведь теперь она не изысканная красавица, а девчонка-сорванец! Зачем ему такая?

Ко входу в местный салун Жоржетта приблизилась в мрачном настроении, а когда оказалась внутри, то приуныла и того больше. В единственном помещении было тесно и шумно, на помосте в углу несколько полуобнаженных девушек танцевали что-то в высшей степени экзотическое под тростниковые дудочки и барабаны. Другие, столь же скудно одетые, но все как одна с роскошными черными волосами, сидели за столами в компании моряков — кто в обнимку, кто на коленях, и можно было заметить огрубевшие мужские пятерни на голых бедрах и грудях туземных красоток.

Жоржетта не знала, куда деваться, и попятилась к выходу. Она никогда еще не видела обнаженного женского тела, кроме своего собственного, и не понимала, как можно выставлять его напоказ. Если бы не голос Пирса среди шума, она обратилась бы в бегство.

Он стоял возле того, что заменяло в салуне стойку бара — все тот же бамбук, прибитый к обрубкам бревен, — и одна из полуголых язычниц расстегивала ему рубашку!

— Пирс! — пронзительно закричала Жоржетта и бросилась к нему, перепрыгивая через вытянутые ноги и уворачиваясь от встречных.

Когда он повернулся, на лице его было выражение пьяного вожделения, но при виде Жоржа оно сменилось гневом.

— Я велел тебе убираться с глаз долой! — напомнил он не слишком внятно.

— Я нашел корабль, который утром отплывает в Калифорнию.

— Правда? Что ж, жизнь бок о бок с тобой была весьма забавной, парень, но не жди, что я приду прощаться и зарыдаю, когда твой корабль отчалит.

— Надо заплатить за нашу каюту прямо сейчас, пока капитан не передумал, — взмолилась Жоржетта, вклиниваясь между Пирсом и черноглазой красоткой.

— Убирайся, парень. Не видишь, я занят — изучаю местные обычаи! — Он ухмыльнулся и подмигнул островитянке: — Правда, цыпленочек?

Рассердившись, Жоржетта изо всех сил стукнула его кулаком в грудь. От неожиданности Пирс отступил и так навалился на «стойку бара», что бамбук затрещал. Жоржетта схватила его за грудки и потянула на себя:

— Как вы можете?!

— Вы только гляньте на это! — раздалось из угла, где, оказывается, пили матросы с «Вестерли». — Что, приятель, твой маленький дружок ревнует?

Пирс отбросил руки Жоржетты и, шатаясь, сделал шаг в их сторону.

— Они не стоят внимания! — гневно крикнула Жоржетта. — Ласточка, вот о ком вам стоило бы подумать! А я поверил, что она вам дорога!

— Ласточка? — со злобным ехидством переспросил Пирс. — А кто это? Никакой Ласточки нет и не было.

— Нет, была! И есть!

— Глупости. Просто однажды я размечтался и выдумал ее. Ее никто не видел. Я давно заметил, что и ты заговариваешь о ней только тогда, когда хочешь повернуть все по-своему… так фокусник вытаскивает из шляпы кролика, потом снова прячет, а заглянешь — там пусто. Ласточка — это морковка, за которой такой осел, как я, может идти на край света, пока однажды не поумнеет. И хватит об этом! — Пирс схватил стакан, увидел, что тот пуст, и взревел: — Бармен!!! Еще рому!

Небритый и неопрятный владелец заведения снял с полки бутылку сомнительного вида и направился к ним.

— Вам бы лучше на этом остановиться, — настаивала Жоржетта. — Идемте, надо заплатить капитану.

— Ты слишком молод, парень, чтобы ходить по салунам, — буркнул бармен, оглядев ее с неодобрением.

— Это верно, — обрадовался Пирс. — Можете его вышвырнуть.

— Сэр, не мог бы кто-нибудь помочь мне увести отсюда мистера Кингстона? — спросила Жоржетта у владельца салуна. — Наш корабль отплывает на рассвете, а за проезд еще не заплачено.

— Ага, теперь я понял, как от тебя избавиться!

Пирс сунул руку во внутренний карман, достал конверт с деньгами и только собрался открыть, как она выхватила его и спрятала на груди, на всякий случай отскочив подальше.

— Еще стакан этого пойла — и кто-нибудь посторонний очистит ваш карман от денег, так что лучше уж я это сделаю, — сказала она сердито и снова обратилась к бармену: — Так мне помогут или нет?

— До сих пор меня не выставляли из бара, и сегодня не выйдет! — отрезал Пирс и огляделся. — Где мой цыпленочек? Где моя островитяночка?

— Знаешь что, парень, иди-ка ты отсюда, — устало сказал бармен. — Я прослежу, чтобы этот мистер попал на корабль до отплытия. Скажи только на какой.

— На «Великую герцогиню». Наша каюта под вторым номером, — рассеянно ответила Жоржетта, не отводя взгляда от Пирса, неверной походкой пробирающегося сквозь толпу.

На душе у нее было тяжело. Как он мог даже смотреть на другую после той ночи? Ведь это была ночь любви, а не просто наслаждения!

Не в силах видеть, чем закончатся поиски Пирса, она ушла.