Джейкоб Стоун осторожно вел повозку через реку, вода которой была такого оттенка, что почти сливалась с зеленью кедров и тауги, растущей по обеим сторонам реки. Темноволосый мальчишка, сопровождавший их на переправе, откровенно пялился на Рэчел с таким загадочным видом, будто у них была какая-то общая тайна. Она старалась не обращать на него внимания, зная, как нужно вести себя в подобных случаях.

Переправа была-таки завершена, и навязчивый мальчишка оставил их, наконец, наедине. Долгий и изматывающий путь, предстоящий им, начался в полном молчании, что смущало обоих. Рэчел казалось, что ее муж должен был бы засыпать ее вопросами или, по крайней мере, хоть немного рассказать о своем поселении и планах на будущее. «Быть может, ему неловко так же, как и ей?» – думала Рэчел. Однако, взглянув на ту, полностью расслабленную манеру, с которой Стоун управлял повозкой, она поняла, что этому человеку чуждо понятие «нервозность». Было похоже, что присутствие рядом женщины, незнакомой ему, но оказавшейся вдруг его женой, нисколько не трогает его и не вызывает желания познакомиться поближе.

«Что ж! – подумала Рэчел. – Мне, тем не менее, интересно, кто же, все-таки, мой муж…»

– Мистер Стоун, – начала было она.

– Зови меня Джейк, – отреагировал он. – Все зовут меня именно так.

– Спасибо, – поблагодарила она его за то, что молчание все же было прервано. – Вы, конечно же, зовите меня Рэчел.

На ее лице появилась вымученная улыбка – жалкая дань любезности, странной среди унылого пейзажа, окружавшего их. Утомленные лошади медленно втаскивали повозку на небольшой холм.

– Мистер Дорсет упоминал, что вы живете на ферме… Далеко ли до нее?

– Около 15 миль, – последовал лаконичный ответ.

«Пятнадцать миль до городка? О, мой Бог! – кричала ее душа. – Вот это путь!»

– Полагаю, у вас много соседей?

– Да нет, не так уж. Вот, разве Дженнингсы. Они живут недалеко, что-то около мили.

– Так далеко? – горестно спросила она.

– Не так уж далеко, чтобы дрова припасти и за скотом присмотреть, когда я в отъезде, – желчно произнес он.

На следующий вопрос она знала ответ – мистер Дорсет рассказал ей, – но нужно было спросить:

– А вы живете там один?

Тяжесть его необъятной руки опустилась на ее ногу, а брови задвигались: «Теперь нет».

Его рука поползла вверх и коснулась ее бедра, что чуть не заставило Рэчел выпрыгнуть из фургона. Она ухватилась за край сиденья.

Пожалуй, ее лицо отразило тот шок, который она испытала. Он усмехнулся, а потом, к ее изумлению, убрал руку, полностью переключившись на дорогу.

Рэчел отвернулась и попыталась справиться с тяжелым, прерывистым дыханием. Она попыталась сконцентрировать внимание на деревьях и разглядывала непроходимую чащу, образованную густым подлеском. Деревья сплетались и вылезали на дорогу – так и ее сердце вырывалось наружу, стуча, словно молоток. Может, 15 миль не так уж и далеко? Как же ей совладать с собой за такое короткое время? Однако прежде, чем они приедут, она должна найти нужные слова и рассказать ему о себе правду.

Хотя, как можно рассказывать незнакомому человеку о таких деликатных вещах? Но она должна. Или уже сегодня ночью ей придется иметь дело с тем грозным разрушителем из ее кошмара.

«О, папа, папа! Как мне это сказать?»

«Просто расскажи ему неприкрытую, чистую правду», – она почти услышала, как это сказал ее отец.

Он говорил вежливо, тихим, приятным голосом. Он был единственным врачом в Пеории, и на его долю часто выпадало говорить страшную правду. Но что, если мистер Стоун не поверит ей? Никто ведь не смог. Почему же он вдруг поверит? В конце концов, как может девственница быть проституткой?

Рэчел быстро взглянула в его сторону. Он сидел неприступный, как скала. С чего же начинать? Пожалуй, с того момента, когда папа решил отвезти маму в Нью-Мексико. Бедный папа! Это был отчаянный поступок. Он не мог поверить, что поздно менять климат, чтобы вылечить маму от чахотки. Так и получилось. Она не выдержала даже поездки на корабле до Сент-Луиба. Бедная мама… И папа. Он не мог пережить, что похоронил ее на одиноком кладбище вдали от дома.

Сент-Луис. Она съежилась при одном воспоминании о городе. Ей не хотелось бы увидеть это место снова. Гостиничная комната; папа, лежащий там целыми днями без еды. Слезы катились и катились по его щекам.

Смерть мамы, глубокое горе отца разрывали ее сердце. Потом он все-таки встал. Он очень аккуратно оделся и пошел искать, на чем можно было бы вернуться в Пеорию, но вернулся только заполночь и такой пьяный, что она не могла разобрать ни слова из того, что он говорил. Следующий день был повторением первого, и следующий, и следующий. Казалось, что папа умер вместе с мамой, а какой-то чужак занял его место. Она умоляла его отвезти ее домой, но он говорил, что дома слишком многое будет напоминать о маме. И причины для возвращения в Санта-Фе исчезли, умерли, были похоронены.

«А как же я, папа? Разве ты не видел, что был нужен мне?» Ни звука в ответ. Вздох вырвался из ее груди.

Внезапно она вспомнила, что сидит рядом с мистером Стоуном и испугалась, что он заметит ее состояние. Но, к счастью, он был занят своими мыслями – возможно, вспоминал свои прежние победы, подозревала она. Кто же был побежден: мужчина, зверь или какая-нибудь несчастная женщина?

Вдыхая свежий сосновый запах, она направила свои мысли в прошлое. Она думала об отце и чувствовала укоры совести из-за своего эгоизма. Он лежит там, где следует: рядом с женой. Но умереть в салуне, упасть от случайной пули? Какой недостойный конец для такой достойной жизни!

После похорон отца Рэчел хотела только одного: вернуться к своим друзьям в Пеорию. Она уже купила билет на пароход, отходящий следующим утром. Все сундуки были упакованы, стоило лишь открыть дверь на стук! Если бы…

Стучали громко, раздражающе. Рэчел немного заволновалась, но не испугалась.

Вульгарно разодетая девица задыхалась, тонкая красивая сатиновая ткань колыхалась на ничем не сдерживаемой груди.

– Срочно нужен док! Быстрей!

– Сожалею, он не может. Вы видите…

Длинные ногти девушки впились в руку Рэчел.

– Он должен! Наверное, Энни умирает. Пожалуйста…

Похоже, она была в отчаянии: испуганные глаза застыли, а веснушчатый носик был столь наивным, что, не задумываясь о последствиях, Рэчел сказала:

– Где эта Энни? Может, я смогу помочь? Я многие годы ассистировала отцу.

– Нет. Мне нужен док! Скажи ему. Я знаю, он пойдет.

– Сожалею. Но, знаете ли… – слова застряли, – его больше нет.

– Не может быть! Он был у О'Рейна прошлой ночью, док Чэмберс из Пеории. Пожалуйста, ей, правда, плохо.

– Сожалею, но это так… Я схожу за его чемоданчиком и сделаю все, что смогу.

Худышка была близка к истерике.

– О, торопитесь, я уже полгорода обежала. Сначала ходила к доку Нерту, но его не оказалось на месте.

Рэчел последовала за девушкой вниз по дороге и вошла в слабо освещенную заднюю комнату салуна. Через растрескавшуюся дверь она слышала звуки расстроенного пианино, дребезжащего от бодренькой песенки. Звуки были слышны, только когда прекращалось пение, взрывы смеха. Вонь от виски и клубы табака раздражали нос. Господи, что могло заставить ее прийти сюда? Девушка схватила ее руку. «Пошли. Вверх по лестнице». Крутая лестница вела в длинный темный коридор с дверями по обе стороны. Проходя мимо первой комнаты, Рэчел услышала жуткое скрипение кроватной пружины.

Хохочущая женщина пронзительно взвизгивала, а мужчина хрипло стонал.

Рэчел покраснела и быстро пошла вперед.

Девушка забежала вперед, пересекла коридор и открыла дверь. «Сюда». Она втолкнула Рэчел в безвкусно обставленную комнату.

Рэчел остановилась, перешагнула через сваленную в кучу алую тафту и валявшееся в беспорядке нижнее белье и подошла к кровати. Свет шел от рядом стоявшей масляной лампы и падал на бледное лицо жестоко избитой женщины. Кровь была везде: на подушке, на простынях. Кровь залила волосы, просочившись через повязку на голове. Горькая жалость вспыхнула в сердце Рэчел.

– Боже мой!

– Пожалуйста, делай что-нибудь, – заголосила девушка. – Она умирает.

Рэчел нашла запястье раненой. Пульс почти не прощупывался.

– Она что, умирает? Умирает, да?

Глядя, как грудь женщины с трудом поднималась и опускалась при дыхании, Рэчел подумала, что та уже похожа на мертвую.

– Я сделаю все, что смогу.

Она хотела подсунуть уголки простыни под талию раненой женщины и увидела, что та совершенно голая.

Засохшая кровь покрывала бледную кожу тела, разукрашенную синяками. Раны, тем не менее, не было видно – было похоже, что ее скрывают густые волосы на голове.

Рэчел повернулась к девушке.

– Как тебя зовут?

– Веселая Энн, – глаза той были расширены от ужаса.

– Мило, – сказала Рэчел, пытаясь успокоить девицу. – А ты принесешь чистых тряпок?

Девушка быстро вернулась с несколькими лентами из простыни, и Рэчел присела рядом с раненой.

– Подвинь поближе лампу, – приказала она и стала убирать кровавые тряпки.

Кровь продолжала сочиться, заливая ее руки и кружевные манжеты. Кровавые пятна появлялись на ее перкалевой юбке цвета слоновой кости.

– Быстро бинты!

– На ее месте должна была быть я, – жаловалась Веселая Энн, передавая новые полоски ткани. – Он хотел меня, но Анни заняла мое место. Сказала, что знает, как управиться с ним.

Рэчел вытирала кровь до тех пор, пока не обнаружила источник. Волосы и кожу на голове словно кто-то специально изрезал на куски. Рэчел задохнулась: уха не было вообще! Чувствуя легкую тошноту, она наложила сложенную ткань на открытую рану и глубоко вздохнула.

– Тот, кто это сделал, должен быть повешен.

– Орлетта пошла за полицией. Она должна скоро вернуться.

– Единственная надежда спасти твою подругу – это прижечь рану.

– О, нет!

– Мне надо, чтобы ты подержала лампу. Ты можешь это сделать?

– Постараюсь, – девушка почти выла.

– Торопись.

Веселая Энн держала лампу достаточно ровно, пока Рэчел работала, следя за всеми ее движениями, не отворачиваясь. Она побледнела, и веснушки стали видны еще сильнее.

Потом, когда они мыли раненую и меняли бинты, Рэчел поняла, что все это она сделала ради успокоения Веселой Энн.

Ни разу женщина не двинулась, не вскрикнула, и теперь Рэчел была уверена, что она не выживет.

Перекладывая одеяла на другую сторону кровати, Рэчел посмотрела на девушку.

– Кто это сделал?

– Вам лучше подальше от этого держаться, мадам. Он настоящий негодяй. Кроме того, я же сказала, что Орлетта пошла за властями.

– Хорошо. Этого подлеца надо судить. Он все еще здесь?

– Нет, он исчез. Никто не знает, куда. Он из Миссури. Он один из тех, кто скальпирует.

– О, мой Бог, – Рэчел затрясло от отвращения. – Ты знаешь его имя?

– Кэтлин. Черная собака Кэтлин, – Веселая Энн некоторое время смотрела на Рэчел и колебалась, потом тронула за рукав. – Мисс Чэмберс, лучше снять платье и смыть кровь.

– Не волнуйся об этом.

– Но платье такое красивое. Пожалуйста! Я виновата, что привела вас в это ужасное место. Я отнесу его вниз, замочу в лохани.

– Спасибо. Но мне нужно идти.

– Вы ведь не уйдете сейчас, верно? – круглые, как блюдца, глаза Энн были устремлены на женщину на кровати.

Рэчел не могла отказать ее просьбе.

– Я побуду еще немного. Но чтобы ни случилось, я должна уйти к рассвету. Первым рейсом я отплываю в Пеорию.

Лицо Веселой Энн просветлело.

– Благослови вас Бог! А теперь давайте это платье. Я его постираю и высушу утюгом.

Рэчел улыбнулась:

– Отлично. У тебя есть что-нибудь одеть на время?

Веселая Энн покопалась в сундуке у стены.

– Вот, одевайте это. – Она подала черный шелковый халат, украшенный перьями. – Повернитесь, я расстегну ваше платье.

Когда Веселая Энн ушла, Рэчел одела халат, пахнущий дешевыми духами, затем откинулась в кресле и закрыла глаза, надеясь хоть немного отдохнуть до утра.

Не прошло и нескольких минут, как стены затряслись от грохота тяжелых шагов. Кто-то поднимался вверх. Захлопали двери. Закричали мужчины, завизжали женщины.

Рэчел вскочила и огляделась вокруг.

Что происходит?

Дверь с треском распахнулась. Человек в форме полицейского влетел в комнату.

– Это здесь, – крикнул он кому-то через плечо, затем схватил Рэчел и увлек за собой к кровати.

Осмотрев раненую женщину, он заявил:

– Ей действительно плохо.

– Она умирает. И, сэр, прошу вас, отпустите мою руку, – Рэчел пыталась вырвать руку, но его клешня сжалась еще сильнее.

Появился и другой полисмен. Он держал за руку почти раздетую блондинку.

Полисмен, державший Рэчел, приложил пальцы к шее Анни на секунду, повернулся к другому и сказал:

– Она мертва. Собирай этих никчемных шлюх и вези в тюрьму. Пора закрывать заведение.

– Вам надо бы знать, – сказала блондинка, чьи божественные черты были здесь не к месту. – Мне не нужны вши.

– Я не шлюха, – заявила Рэчел возмущенно. – Я пришла сюда просто помочь этой бедняжке.

– А я – король Англии, – фыркнул полисмен и подтолкнул ее к двери.

На следующее утро на суде, длившемся не более двух минут, судья ей тоже не поверил.

Начальник тюрьмы отказался послать официальный запрос ее друзьям домой.

Ее поместили в крошечную камеру и оставили одну обдумывать свои грехи. Вплоть до того самого дня, когда ее пригласили в кабинет начальника и предложили хорошую возможность поехать в Орегон, чтобы выйти замуж за колониста, ее успокаивала лишь Библия.

Рэчел поместили в комнату к еще шести женщинам, которые также были освобождены. К ее удивлению, Веселая Энн тоже была среди них. Она была арестована через неделю после Рэчел. В какой-то момент у Рэчел снова возникла надежда. Веселая Энн могла подтвердить ее рассказ, снять с нее обвинение в постыдных занятиях.

Но, как и раньше, никого не интересовало, что там наговорит одна из «падших» женщин. Спасибо небесам, мистер Гриффин, агент из Орегона, оказался достаточно тактичным и помог женщине собрать свою собственность.

Зная цену предметам домашнего обихода, а особенно принимая во внимание запасы медикаментов ее отца, он даже заплатил за провоз багажа из отеля, где жила Рэчел.

Путешествие по Миссисипи и вояж в Панаму были сравнительно приятными. Орлетта, подруга Веселой Энн, спасала ее от приставаний изголодавшихся моряков. Но потом обстановка резко изменилась. Достигнув Тихого океана, они были вынуждены тащиться в фургонах по перешейку через сырое, кишащее насекомыми место. Они погрузились на другой корабль, и не прошло и двух дней, как Веселая Энн подхватила лихорадку. Спустя несколько дней еще одна женщина, Беле, заболела малярией. Большую часть пути на север Орегона Рэчел пыталась помочь им выздороветь. За три дня до пристани в Калифорнии саму Рэчел, как она ни оберегалась, тоже охватила малярия.

Когда они, наконец, добрались, женщины из предыдущей партии уже вышли замуж за ожидавших их женихов. Рэчел в это время оставили в задней комнате лавки выздоравливать и ожидать мужчину, который почему-то задерживался. Она ждала Джейка Стоуна.

Теперь она здесь, едет в глушь с первопроходцем-поселенцем, таким крупным, что он занимает большую часть сиденья. Она взглянула из-под шляпки на человека, который этим утром получил право делать с ее телом все, что захочет. Она закрыла глаза, пытаясь выкинуть из головы зловещие предположения. Ее охватило воспоминание о нежном поцелуе после женитьбы. «Только бы это было настоящее лицо незнакомца!» – молила она. Но потом она вспомнила, как блестели его глаза после беседы с мистером Дорсетом, и мысли вернулись к ночному кошмару. Она вспомнила настойчивость, с которой ее преследовал страшный пират и его плотоядный взгляд. Неужели сон был вещим?

Отбросив эти мысли, она посмотрела на чистое голубое полуденное небо. На нем не было ни единого облачка…

Небо было такое же обнаженное, как и ее тело, когда неутомимый Северный Бог пытался достичь его. Дрожащей рукой она проверила пуговицы на блузке.

«Ты – глупая гусыня!». Рэчел отогнала мысли о пирате. Ее взгляд следил за деревьями, подымавшимися так высоко, что вершины подметали небеса.

Она принялась считать кустики папоротника, пробившиеся с первым весенним теплом, запретив себе снова стать жертвой фантазий.

Хотя мистер Стоун и был богатырского телосложения, он был просто мужчина, рискнувший поехать в Орегон. Он вел простую, честную жизнь поселенца. Если бы он был более рисковым, он бы рванул за золотом в Калифорнию. Кто знает, может у него семья – целая куча братьев и сестер. Да, это более правдоподобная картина. Это больше похоже на правду.

Она решила раз и навсегда прекратить думать на эту тему. Она повернулась, пытаясь рассмотреть лицо мужчины.

– Мистер Стоун…

Он слегка подскочил, а потом повернулся.

– Джейк.

– О, да. Ты сказал, что родился в глуши, а твоя семья собирается в Орегон…

Его взгляд вновь устремился на дорогу.

– У меня нет семьи. Моя ма умерла, когда мне было два года, а па был убит, когда мне было около девяти или десяти.

– О, извини. Сочувствую твоей потере. Я тоже недавно осиротела.

Улыбка мелькнула у него на лице, он фыркнул.

Приступ гнева охватил ее слабое, болезненное тело. Она глубоко вздохнула и обиженно произнесла:

– У меня нет привычки лгать.

– Говори что хочешь, – он раздраженно тряхнул плечами.

Рэчел сцепила зубы, чтобы сдержать злую реплику, и вздохнула, чтобы успокоиться.

– А братья или сестры у тебя есть?

– Нет.

– И твой отец больше не женился?

– Не на таких, чтоб можно было заметить.

«Что это значит?» – думала она, не желая принимать отговорку.

– Извини, но я не понимаю.

– В то время в горах белые женщины не бродили. Бродяги иногда держали некоторое время жен-индеанок, но не было это постоянным. Мой па ведь и умер, борясь за одну из них с Фрэнки. А она даже не была симпатичной. Они были так пьяны, что и не заметили этого.

Пьяные? Дрались? И за кого – дикарку!

– О, мой Бог! И ты, только ребенок? Один в глуши защищал себя…

– Нет. Другие люди окружали меня. Учили меня всему, что я теперь знаю об охоте и жизни в лесу. Фарнсби даже научил меня читать и говорить. Говорил, что когда-нибудь это пригодится и был прав, кстати. Цивилизация окружает и требует своего.

Они ехали по дороге, окруженной густой чащей, уже два часа, и не увидели ни одной живой души. И он называет это цивилизацией?

– Вот дорога к участку Амоса Колфакса, – Стоун кивнул в сторону следов от фургона, скрывавшихся недалеко среди подраставших елок. – Он тоже привел невесту из Сент-Луиса, – ухмылка сползла с его лица. – Сейчас он увяз по уши.

– Это почему же, мистер… э… Джейк? – удивилась Рэчел. – Он что, считает, что все невесты нечисты на руку или просто заразные?

– Амос – вдовец с тремя взрослыми сыновьями. И когда Гриффин поехал на восток за женами, мы думали, что он вернется с женщинами, умеющими хорошо работать на ферме. Я знаю, Амос ожидал совсем не то, что получил, – обернувшись к ней, он улыбнулся и моргнул ей.

Почувствовав, что краснеет, Рэчел опустила голову и притворилась, что рассматривает перчатки.

– Амосу вряд ли понравится делиться своей новой невестой с сыновьями, – продолжал Джейк. – У него много идеалов, как у всех белых людей. А с такой, как она, придется отбивать молодых палкой.

Идеалы бледнолицых? Какой же он дикарь! Если она выпрыгнет прямо сейчас, возможно, достигнет фермы Колфаксов до того, как он развернет фургон и поймает ее. Может, здесь Орлетта или даже Веселая Энн. Рэчел взглянула и посмотрела вниз. Похоже, до земли целая миля, и, кроме того, такая измученная малярией, она вряд ли сможет убежать. Рэчел вздохнула и утерла слезу.

– Как далеко до фермы? – поинтересовалась она.

– Еще около часа, – он посмотрел на нее, прищурив глаза. – Впереди много тяжелой работы, – пробормотал он, прежде чем повернуться и направить лошадей в обход грязной лужи. – Я провел большую часть своей жизни свободным человеком, бродяжничая и охотясь. И немного помотался по дорогам в фургоне. Я всегда мог заработать на все необходимое. Но мне уже за тридцать. Время заводить семью. Мужчине нужны сыновья, чтобы продолжать род.

Так это и есть та единственная причина, по которой он хочет иметь жену? Ну, а что ж она хотела от мужчины, согласившегося жениться на первой попавшейся женщине? Рэчел думала о неподходящих для леди аргументах, и оба снова умолкли. Ее успокоило только щебетание воробьев да белка, пронесшаяся через дорогу.

Рэчел полагала, что они уже близко от фермы мистера Стоуна. Он направил фургон в сторону от дороги по следу, который оборвался на участке с виноградными лозами, а потом возобновился перед забором из колючего кустарника.

Ко все возрастающему напряжению прибавился озноб: по-видимому, снова поднялась температура. При нормальных обстоятельствах она попросила бы его остановиться, чтобы достать шаль.

В тот момент, как ее зубы застучали, фургон остановился возле пихты. В первый раз Рэчел видела сияющее великолепие гор далеко на севере и востоке от них. Ярость позднего полуденного света была сравнима разве что с янтарем. Покрытые снегом вершины величественно возвышались над покрытыми елями холмами. В сравнении с гладкими полями Иллинойса, величественность каскада цепей казалась больше, чем жизнь.

Совсем, как Джейк.

Они покатили по склону вниз на чудесный луг, покрытый первыми желтыми, оранжевыми и красными всплесками весны. Несколько старых быков стояли, как часовые, едва передвигая свои покрытые корками копыта. На небесном возвышении, в дальнем углу площадки, показался сарай, деревянная хижина и два навеса. Перед хижиной стояла новая терраса, ее неиспорченный погодой цвет напоминал золото полуденного солнца.

Мерин в белых носочках оживился при их появлении. Сердце Рэчел снова бешено заколотилось. После двух месяцев одиночки и еще трех на корабле она, наконец, была в месте, которое могла назвать домом. Неустрашимая, она сразу увидела множество улучшений, которые помогут превратить это место в более подходящее для жилья. Она не боится трудностей.

Горы на заднем плане, густой запах сосны и ярко-зеленая аллея, которая окружала весь лес – это было самое прекрасное, что ей доводилось не только видеть, но и представлять себе. Внезапно исчезли все сомнения. Она может неплохо здесь устроиться. Она будет сильной. В конце концов, она была дочерью своей матери – до конца своих дней ее мама не растеряла вкус к открытию новых удовольствий.

В нее вливались новые силы, когда они проезжали по весеннему лугу и подымались на холм.

Расправляя хрупкие плечи, она с рвением запоминала детали и горела желанием поскорее добраться до своего нового дома, чтобы почувствовать твердую почву под ногами.

Да, она превратит свой новый шанс в успех. Она будет хорошей женой и, даст Бог, любящей матерью.

Она повернулась к мистеру Стоуну… и ее только что появившаяся удаль испарилась.

Сначала ей надо пережить эту ночь.