Воскресенье у Фрика.

Утром Билл Нел отвез Мону, Грега и Мелиссу в «Плазу» на поздний завтрак. Затем они прошлись по Пятой Авеню, посмотрели книги на лотках уличных торговцев и оставили детей в зоопарке, перед тем, как продолжить прогулку в особняке сталелитейного магната Генри Клэяф Фрика, построенного в Стиле Людовика XVI. Дом предназначался для жизни, но, главным образом, должен был стать местом хранения коллекций мебели, скульптур и картин. Будучи точным и аккуратным человеком, Фрик в своем завещании отметил, что оставляет особняк в качестве главного жилища любимой жене. После ее смерти дом со всеми сокровищами передавался в дар будущим поколениям. Он стал общественным музеем.

Мона знала, что Билл Нел очень предусмотрителен. Он спланировал эту воскресную экскурсию, как элегантный и вдохновляющий способ подготовить ее к завтрашнему прослушиванию. Отель «Плаза», великолепие Центрального парка, величие домов на Пятой Авеню со швейцарами у дверей, одетыми, как опереточные генералы, и под занавес визит в особняк Фрика, где, по обыкновению, Мона засмотрелась на портреты леди Гамильтон.

– Не удивительно, что лорд Нельсон втюрился в нее. Ну разве она не великолепна?

– Как сказать.

– Что ты имеешь ввиду? Я бы отдала мои зубы мудрости, лишь бы выглядеть, как она.

Билл застонал. Старая история. Навязчивая идея Моны о своей внешности. Он терпеливый человек и любит Мону. Сейчас у нее трудный период, поэтому он предпочитает не обострять ситуацию.

– Это зависит от того, чью точку зрения ты выбираешь. Эмма в исполнении Вивьен Ли была захватывающе красива: стройная, изысканная, неповторимая. Эмма Гленды Джексон – более исторически точна: неряшливая, крикливая, вульгарная особа, которая могла обставить по части выпивки самого Нельсона и без смущения рыгать за столом!

Вглядываясь в пастельные, романтические тона портрета кисти Ромни, Мона вздохнула.

– Я предпочитаю версию Вивьен Ли. Почему я не родилась с ее внешностью? Вместо…

Она обернулась к Биллу. Тот терпеливо провел рядом с ней все эти месяцы выздоровления, его уверения постоянны и непоколебимы. Ее нос выглядит прекрасно. Возможно, это не тот нос, который она хотела, но он выглядит прекрасно. Завтрашнее прослушивание состоится для самой большой, дорогостоящей и длительной рекламной кампании в истории телевидения. Это озвучивание, в котором у Моны шесть разных персонажей. Они будут петь секстетом, точнее, Мона запишет все шесть партий, а компьютер затем гармонично сведет их.

– Я знаю, ты ненавидишь, когда я говорю так, но ничего не могу поделать с собой. Я схожу с ума из-за того, что хочу выглядеть, как Вивьен Ли, вместо… – Мона поискала сравнение. – Вместо горбуна из «Собора Парижской богоматери».

Даже она рассмеялась, когда Билл изобразил Чарльза Лотона в роли урода. Подняв одно плечо, он искоса смотрел на нее, ужасно при этом гримасничая.

– Ты абсолютно права. Именно так ты и выглядишь.

– О'кей, о'кей, я прекращаю! Ты прав. Я работаю. Это больше, чем могут сказать многие актрисы. Я везучий парень.

Именно это Мона должна постоянно напоминать себе. Счастливица, имеет деньги для оплаты доктора и больничных счетов. Она знала, что косметическая хирургия не покрывается медицинской страховкой, так как не считается жизненно необходимой. И так достаточно красива. Мона понимает это. Чего она не может вынести, так это стоимости исправления ошибки. Началось с безумной платы за скорую, доставившую ее в госпиталь, потом тысячи и тысячи долларов за срочную операцию, пребывание в госпитале, плюс счета за анализы, лекарства и тому подобное.

Словно этого мало, Брент совершенно перестал высылать чеки на содержание детей, используя, как оправдание инцидент в Вашингтоне. Он угрожал вызвать Мону и Эми Хамфриз в суд за похищение Мелиссы и Грега из мотеля и нанесение ему эмоциональной травмы из-за исчезновения детей. К тому же, они ущемили родительские права отца.

Дерьмо, ее адвокат согласился на его условия, но это не предотвратило требований Брента по сокращению алиментов, бумаги на месяцы застряли в суде. Пока Мона лежала в постели с требованием по возможности меньше разговаривать и «беречь» лицо, она совершила ошибку, отвечая не телефонные звонки. Отец ее детей проинформировал бывшую жену, что предпочитает отдавать деньги своим адвокатам, а не ей.

Решив защищать чувства сына и дочери, Мона сказала им, что у папы денежные проблемы.

– Поэтому он бросил нас в Вашингтоне? – спросила Мелисса.

– Нам придется ходить в общественную школу? – запаниковал Грег.

Она заверила их, что не следует беспокоиться. Ее финансовые накопления и вклады, возможно, и исчерпались, но кое-что еще осталось. Люди из рекламных агентств вопили о необходимости ее услуг. Все скоро нормализуется. Единственное, что придется продать, это квартира. Такая роскошь стала ей не по карману.

Ее актерская карьера может закончиться завтра, буквально, завтра, если дело с прослушиванием не выгорит. Брокер из конторы по продаже недвижимости обещал, что квартира уйдет за семьсот пятьдесят тысяч, почти вдвое больше, чем платила она. Мона получит налоговую скидку, если купит меньшую квартиру для сдачи в наем, а для себя и детей снимет другое жилье.

Таким образом, что бы ни случилось, у нее будут деньги, плюс доход. Вместо борьбы с Брентом, легче выбросить его из их жизни. Мона устала приукрашивать ситуацию, чтобы пощадить чувства детей. Реальность состоит в том, что их отец – дерьмо. Не все мужчины – дерьмо, но пришло время им узнать правду об этом конкретном человеке. Детям придется решить дилемму – либо иметь такого дерьмового отца, либо навсегда от него избавиться.

Билл Нел для них гораздо больше отец, чем когда-либо был Брент. Не говоря о заботе, преданности и любви к ней. Мона не знает, как пережила бы без него весь этот операционный кошмар. Последние месяцы сблизили их, как никогда прежде. Билл всегда хранил в секрете свою личную жизнь. Хотя она слышала о его соседе по квартире, Билл всегда появлялся один на всех светских мероприятиях и деловых вечеринках.

С появлением угрозы СПИДа Мона забеспокоилась о его образе жизни, раздумывая, посещает ли он бары для голубых, публичные бани, или еще Бог знает что. Их любимая привычка целовать друг друга в губы начала волновать Мону. Вдруг он инфицирован? Может ли Билл передать вирус ей? Или детям? Но никогда ни словом, ни поступком не выказала своего страха.

Неделю назад Билл сказал:

– Думаю я должен сказать тебе кое-что, о чем ты, возможно, догадываешься. Я живу не один. Мы были вместе много лет. Преданные любовники, по крайней мере, я был преданным. Не думаю, что мы инфицированы, но, ради безопасности, больше никаких поцелуев в губы.

– О, Билл. Я полностью доверяю тебе.

– Я знаю. Дело не в этом. Мы не знаем, что, черт побери, происходит. Разговоры о жидких субстанциях организма. Что это значит? Слюна? Сопли? – он грубовато рассмеялся. – Я люблю тебя, Мона. И знаю, ты любишь меня. Не хочу, чтобы ты боялась пускать меня в дом.

– Я люблю тебя. Ты единственный человек, с которым я могу поговорить по душам.

Мона рассказала ему, как вышла замуж за Брента из-за депрессии после расставания с Ником тем летом в Лондоне. Она обсуждала с ним Ника и свою неспособность забыть этого мужчину даже спустя столько лет. Билл помнил его по встречам в Лондоне и как-то признался:

– Я сам почти влюбился в него в тот день, когда он заявился в студию вместе с тобой!

В понедельник утром позвонил агент по недвижимости. Вчера днем, пока их не было дома, он показывал квартиру. Первыми с серьезным предложением позвонили немолодые супруги. Мона постучала по дереву. Удача не пришла одна, Бог троицу любит. Чарли Гордон, нью-йоркский визажист номер один, приехал сделать ей прическу и макияж. Она, конечно, идет не на съемку, а на озвучивание, просто Мона испытывала недоверие к своему недоделанному носу.

Она сама отлично умела краситься, но у Чарли был талант делать так, чтобы глаза казались в два раза больше естественного размера, а кожа выглядела бархатистой, словно грудь девственницы, как он выражался.

Мона хотела сразить всех наповал, когда они с Биллом войдут в студию. Чтобы не осталось сомнений в ее триумфальном возвращении в строй.

– Что вы можете сделать с моим носом, Чарли?

То, что тот сотворил, было второй грандиозной удачей. Сияющее лицо Билла доказало искренность его слов о потрясающем великолепии.

– Ради Бога, не плачь! Ты размажешь тушь! Третьей удачей стало само прослушивание.

– Ты уверен, что мне не надо надеть чадру? – прошептала Мона Биллу, когда их вели в студию.

– Заткнись. У тебя должны быть игривые мысли. Помни, что я всегда говорю тебе: пусть они обкакаются от твоего голоса.

Получение работы было хорошей новостью, на следующий день Билл займется улаживанием мелочей.

Плохой новостью стала оценка состояния ее носа косметическим хирургом, рекомендованным доктором Минковым. Тот прочитал отчет Минкова и посмотрел послеоперационные рентгеновские снимки всех этапов выздоровления прежде, чем принять ее лично.

– Сожалею, что вынужден вас разочаровать. Заражение крови сильно повлияло на внутренние структуры. Доктор Минков добился для вас превосходного результата. Мой совет – оставить все, как есть. Не могу рекомендовать дальнейшие рискованные операции. Мона была в ярости.

– Минков послал меня к нему с определенной целью! Он считает всех женщин больными нарциссизмом! Разве они понимают? Посмотри на меня, Билл!

Они стояли на улице у здания госпиталя и ждали зеленого сигнала светофора. Водитель грузовика высунулся из кабины.

– Эй, Билл! Делай, что говорит леди! Посмотри на нее! Она просто великолепна!

– Поняла, Мона? Ты великолепна.

– Мы найдем другого врача.

– Мы найдем такси.

– Куда едем? – спросила она, когда они поймали машину.

– В Даунтаун. Некоторое время оба молчали.

– Билл?

– Это я. Просто твой Билл.

– Ты злишься на меня?

– Откровенно? – никакого шутливого тона, он был совершенно серьезен.

– Откровенно.

– Я хочу, чтобы ты выбросила из головы эту проблему с носом. Я разговаривал с доктором Минковым. Он послал тебя к доктору Ли только потому, что ты была ужасно надоедлива. Минков абсолютно против следующего хирургического вмешательства. Твой нос может провалиться! Доктор Ли просто подтвердил это. Что ты хочешь делать, продолжать поиски врача, пока не наткнешься на еще одного шарлатана? Твой нос прекрасен. Полностью пригоден, – Билл попытался ухмыльнуться. – Издеваться не над чем!

– О'кей. Я послушаюсь тебя.

Взглянув через плечо таксиста, Мона увидела себя в зеркальце бокового обзора. Хорошенькая, ох, такая хорошенькая! Она слишком стара, чтобы играть Марию.

И не только это, Мона ведь не умеет петь. Но гей-гей, подобное обстоятельство никогда не останавливало Лорен Бэколл от участия в мюзиклах. Билл прав. Нос не великолепен, но она привыкает к нему. Мона поймала взгляд водителя. Тот подмигнул и сделал ей знак.

– Обещаешь? Не отправишься к какому-нибудь мяснику?

– Обещаю. Кроме того, ты просто спас мою судьбу. А теперь куда мы направляемся? Скажи.

– Это сюрприз.

– Ник? Мы встречаемся с Ником?

Вскоре после ее повторной операции в госпитале Ник позвонил ей домой и узнал от матери о случившемся. В последующие недели он с небольшими интервалами связывался с Биллом из различных мест – Шри-Ланки, Мадагаскара, ЮАР – пока Мона не оказалась вне опасности.

– Мы едем ко мне. Думаю, пришло время тебе встретиться с Ричардом.

Мона почувствовала разочарование. Но и это хорошо. Если она действительно умна, то никогда не увидится еще раз с Ником Элбетом. И найдет нового милого мужчину.

Приехали в Вест-Виллидж. Рука об руку они поднялись по застланной ковровой дорожкой лестнице в дом викторианского стиля. На первой площадке Мона обняла Билла за плечи.

– Спасибо, Билл! Спасибо, что ты такой замечательный друг! Что дал мне жизнь. Если бы не ты, у меня не было бы карьеры… или носа! Обещаю перестать ныть и показывать мои маленькие клыки!

– И такие миленькие клыки! – Билл любовно потрепал ее по щеке, и они продолжили подъем. – Драгоценно само восхождение. У нас весь верхний этаж, обычно отводящийся слугам. Мы пристроили террасу, которая выходит на внутренний дворик.

Интересно, как Ричард зарабатывает на жизнь? Но лучше не спрашивать. Терпение. Она узнает все довольно скоро.

– Ричард? Я до-о-ма!

Аромат цветов, смешанный с запахом лимонной полироли для мебели, тяжелые дубовые и мраморные столешницы, шторы с бахромой и темные обои – все напоминало атмосферу произведений Генри Джеймса. Идея! Ей не нужно быть слишком хорошенькой, чтобы сыграть Катрин Слопер из «Наследницы». Надо намекнуть об этом Биллу, можно сделать постановку в каком-нибудь театре, только не на Бродвее, где уже прописался Джон Саймон.

– Ричард?

Билл тащил ее за собой, хотя Мона притормаживала, чтобы рассмотреть сотни вещиц, заслуживающих внимания.

– О Боже, Ричард!

Она нашла Билла на террасе. На мраморном полу было нацарапано: «Прости!» Билл перегнулся через витые железные перила, словно устремляясь к бездыханному телу, распростертому на зеленой траве.