Как только я принялась за «Пруфрока», меня перестало тяготить составление каталога. Даже самые короткие, ничего не значащие для меня записи наверняка что-то значили для других, и я тщательно их переписываю. Когда я устаю и решаю все-таки пропустить пару фраз, вспоминаю заметки Кэла в «Море» и передумываю.

На этой неделе я нахожу много чего в «Библиотеке писем». Даже неподписанные строчки о чем-то повествуют. Пабло Неруда много писал о физической близости. Кто-то прошелся по книге ярко-розовым маркером, отметил, похоже, все упоминания секса. Читаю и чувствую, как у меня горят уши. Еще они начинают гореть всякий раз, когда я нахожу в «Облачном атласе» очередное письмо от Генри. Никакой романтики в его посланиях нет. Там в основном о словах и смерти, но мне нравится их получать. Очень нравится. Специально выхожу – как будто на перерыв, чтобы вернуться и найти листочек. Если не нахожу, становится досадно. Чем больше мы переписываемся, тем сильнее мне хочется поговорить с Генри. То ли у меня снова появились к нему чувства, то ли я просто ищу способ отвлечься.

Или это любовные письма других людей виноваты в моем безумном настроении? В понедельник я начала читать переписку между А. и Б. в книге «Виноваты звезды». Сначала они никак себя не называли. Просто строчки были написаны разными чернилами. А. пишет синими, Б. – черными. Они делали записи на каждой новой строчке: «Забавно», – пишет А. под одной, «Обхохочешься», – это уже Б., ниже. К пятидесятой странице они обменивались любимыми цитатами. К сотой А. говорит, что он парень, и Б. признается в том же самом. К сто пятидесятой странице становится ясно, что они друг другу понравились. На последней странице книги я узнаю, что они встретились у клуба «Хаш» 2 января 2015 года.

Каждый вечер после работы я думаю об А. и Б., потом мои мысли обращаются к Генри, и уж они-то не дают мне спокойно спать. Заснуть я могу, только переключившись на «Облачный атлас». Каждый раз, когда мне хочется поцеловать Генри, я читаю страницу из книги. Их там 544. Я почти закончила читать.

Ну вот, теперь мне не на что отвлечься, и сегодня, когда Генри пригласил меня потанцевать, я сдалась.

Везу Мартина домой, разрешила ему разговаривать в машине: во-первых, он мне симпатичен, а во-вторых, он общается с Генри. Вдруг они болтают и обо мне? Прямо спрашивать, конечно, не буду, но надеюсь, что он случайно проговорится.

Сначала мы беседуем о каталоге. Мартин тоже обнаруживает в книгах всякую всячину, но до моих находок ему далеко – ему везет в основном на забытые мелочи или случайные истории о людях. Говорим о Джордж. Он рассказывает, что произошло после вечеринки.

– Она написала мне письмо, попросила прощения, и мы помирились. Но я тут же все испортил. Потом я покупал ей кофе с пончиками всю неделю, сегодня она меня простила!

Улыбаясь, он победно вскидывает обе руки, и в эту минуту напоминает мне Кэла.

– Так вот, я предложил вечером встретиться, и она согласилась. После ужина с Генри. Конечно же, как друзья.

– Ну да, – соглашаюсь я.

Он радостно возбужден, и я подумываю, не стоит ли предостеречь его. Сиди здесь Кэл, собравшийся на «дружеское» свидание, я бы посоветовала ему быть осторожным. Однако Мартину я этого не говорю. Я и сама-то не очень осторожничаю со своими чувствами к Генри.

С улыбкой вхожу в итальянский ресторан неподалеку от дома Роуз. Думаю о Генри, об А. и Б., о пасте… И вдруг останавливаюсь как вкопанная: рядом с Роуз сидит мама.

– Не ждала? – Голос у мамы все такой же бесцветный. – Так скучала по тебе, что отпросилась с работы.

Целую ее в щеку, и она говорит, что от меня приятно пахнет.

– Роуз разрешила взять ее духи.

– Хорошо выглядишь, – замечает мама.

И мне слышится мягкий укор в ее словах.

– Умираю есть хочу, – говорю я и тянусь за хлебом.

– Я рада, – улыбается она.

Это действительно так, но в то же время и не совсем. Роуз не дает нам сидеть в тишине, рассказывает, что слышала хорошие отзывы о ресторане. Мама извиняется и выходит покурить.

– Злится на меня.

Роуз искреннее удивляется:

– С чего ей на тебя злиться? Она как приехала, только о тебе и говорит. Правда, зря мы в больнице с ней встретились…

Смотрю на маму в окно и пытаюсь понять, получится ли у нас когда-нибудь сдвинуться с мертвой точки.

– А тебя это тревожит? Разве ты, целый день среди людей, рядом со смертью, не думаешь о Кэле? – спрашиваю тетю.

– Нет, там я о нем не думаю.

– Значит, можно привыкнуть к этому? К смерти.

– Нет, – задумчиво говорит она, наливая вино. – Наверное, потому что нет двух одинаковых смертей. Иначе это было бы ужасно.

Роуз меняет тему: ее интересует книжный магазин. И я с готовностью отвечаю на ее вопросы, только бы не смотреть в упор на маму, вернувшуюся за стол. Рассказываю о «Библиотеке писем», о своей работе.

– О цене магазина, наверное, рано еще говорить.

– Он быстро уйдет, – уверенно говорит мама, и Роуз соглашается – здание превосходное.

Но мама качает головой:

– Здание им не нужно. Снесут и построят многоквартирный дом, как по всей округе. За твоим домом тоже стройка.

Мама в этом всем не виновата, но мне не нравятся ее слова. Когда-то она была неутомимой оптимисткой. Любила плавать.

– Ты всем рассказала о Кэле? – спрашивает она.

– Только Генри. Остальным пока не хочу – предупреждаю на случай, если кто-то из вас встретит Софию.

Вопреки моим ожиданиям Роуз не спорит со мной. Она тоже не может произнести это вслух.

– Глупо, конечно, но я только боссу в Сент-Алберте рассказала – не хочу на работе об этом думать.

Приносят еду, и мама заводит разговор о вещах Кэла: бабушка интересуется, разобрала ли я ту коробку, что она отдала мне перед отъездом.

– Коробка пока в машине, – отвечаю я, – но я обязательно ее разберу.

Перед моим мысленным взором снова встает та семья в больнице. По моему описанию Роуз вспоминает их.

– Отец девочки попал в автокатастрофу.

– Как он?

– Поправится, – говорит она, и мама облегченно вздыхает.

Хорошо, что она беспокоится о незнакомых людях. Смерть Кэла изменила нас обеих, но в глубине души мы все же остались прежними. Мы видели, как Кэл умирал. Иногда я боюсь, что это нас сломало. А вдруг в тот день мы утратили способность сострадать?

«Мы правда стали жестче», – думаю я, наблюдая, как мама снова идет курить.

К концу ужина мне приходит геометка и сообщение: «Помогите!» Генри. Пока я это читаю, мама и Роуз обсуждают поход в кино. Попкорн, шоколад, подушки на полу.

– Мне надо идти, – говорю я с оттенком облегчения: у меня есть причина улизнуть. Не придется сообщать маме, что я покидаю ее ради танцев. Похоже, мне будет не до развлечений.

– Генри нужна моя помощь.

* * *

Звоню Лоле – не ехать же к докам одной. Не успеваю поздороваться, как она с ходу начинает трещать о том, что я была права.

– Это была замечательная идея! Мы скинулись, бабушка добавила, и теперь мы сняли у друзей студию по смешной цене! Записываем все наши песни, от первой до последней. Будем продавать на последнем выступлении и, возможно, даже после. – Она переводит дух, но я не успеваю ничего сказать. – Генри ищешь? Я видела его сегодня в книжном, он был с Эми и Мартином.

Упоминание об Эми задевает за живое, и вдруг мне хочется домой. С другой стороны, ничего удивительного – он ведь не разлюбил ее. А между нами ничего не происходит, только моя фантазия. Я быстро рассказываю Лоле, в чем дело, и ее голос становится озабоченным.

– Скажи ей, что мы перенесем запись, – слышу голос Хироко.

Лола, конечно, не в восторге от этого предложения.

– Возьми с собой Джордж. А если она не сможет, звони, и мы приедем, – обещает она.

Еду в книжный, паркуюсь перед входом и из машины пишу Джордж, что Генри нужна помощь. Время еще не очень позднее, но она уже в пижаме, голубой с облаками. И не подумала переодеться.

– Куда мы едем? – спрашивает она, и я передаю ей телефон с геометкой.

Джордж подсказывает мне дорогу, едем в сторону центра. Минут через пять она вдруг произносит:

– Мартин пригласил меня на свидание. Я сказала, что, наверное, буду в «Мостовой».

– «Мостовая» все такая же, как три года назад?

– Даже хуже, – отвечает она и начинает оправдываться. – Он начал рассуждать о моих проблемах. Просто взбесил меня!

Хотела напомнить ей, что Мартин всю неделю заглаживал свою вину, но промолчала. Я обижалась на Генри целых три года, так что не мне ее судить. Но «Мостовая»?..

– Я сразу поняла, что поступила ужасно. Но не знала, как ему сказать.

Джордж сосредотачивается на карте; мы уже отдалились от центра и приближаемся к докам.

– Езжай помедленнее. Генри должен быть где-то здесь.

Дорога здесь плохо освещена, вдоль нее тянутся точки тусклых фонарей. Людей не видно, одни контейнеры да склады.

– Как он здесь оказался? – недоумевает Джордж, я тоже теряюсь в догадках.

Начинаю волноваться по-настоящему, когда мы доезжаем до места, отмеченного на карте, и никого там не видим. Останавливаемся, Джордж изучает местность на экране телефона. Забираю его и смотрю сама.

– Это двухрядная дорога. Он на другой стороне.

Я разворачиваюсь и первой вижу Генри. Он светится в темноте, руки заведены назад, как на картине Караваджо. Пытается помахать нам, но не может, потому что привязан.

– Что за черт? – Джордж увидела Мартина.

Подъезжаю ближе. Голый Генри Джонс – вот это зрелище! Я стараюсь не выдавать своих эмоций, не показывать, как мне нравится на него смотреть.

– Привет, – говорит он, когда мы вылезаем из машины.

– Привет. Похоже, вы попали в какую-то переделку.

– Вы голые, – говорит Джордж.

– Неужели? – деланно удивляется Генри. – А мы и не заметили.

– Почему вы голые? – не унимается Джордж.

– А почему ты в пижаме? – спрашивает Мартин, когда она обходит столб.

– Тебя торопилась спасать.

– Так, может, не пришлось бы, если бы кое-кто не сказал, что будет в «Мостовой».

– Кое-кто сказал, что, возможно, там будет!

Нужно как можно быстрее освободить Мартина и Генри. На заднем сиденье ничего нет, и я открываю багажник, где рядом с коробкой Кэла нахожу ножницы и острый столовый нож (откуда он там вообще?). Несколько секунд смотрю на заклеенную скотчем коробку, внезапно хочется ее открыть, но подходит Джордж. Говорю ей:

– Вот тебе ножницы, занимайся Мартином. А я с ножом потружусь над Генри!

Генри шутит на тему ножа в моей машине, но Мартин замечает, что на фоне остальных событий этой ночи нож кажется безобидным.

– У тебя твердая рука? – интересуется Генри.

– Не очень. Постараюсь быть осторожной в особо чувствительных местах, – отвечаю я.

– Вообще-то у меня все места чувствительные.

– А ты не так уж плох без одежды, – говорю я, чтобы разрядить обстановку.

– Буду тогда считать, что весьма хорош.

– Закрой глаза, – это уже Мартин просит Джордж. – Не смотри на меня.

– Расслабься.

– Расслабься? Если ты не хотела дружить со мной – так бы и сказала. Каждый день тебя, что ли, упрашивать? Хотя бы извинилась!

К концу этой пылкой отповеди Мартин просто кричит, а Джордж в ответ ни слова. Наконец она очень тихо произносит:

– Извини.

– Что-что? – не унимается Мартин. – Говори громче.

– Я прошу у тебя прощения, – громко повторяет Джордж.

– Принято.

– Осторожно, мой пенис, – сдавленно шепчет Генри, и мне становится жутко смешно.

Целых десять месяцев не хотелось смеяться. Разве что фальшиво улыбалась, пыталась шутить. Но вот передо мной голый Генри Джонс – и я умираю от смеха.

– Не смейся, когда режешь, – говорит он и смешит меня еще больше. – Что ты вся трясешься? – возмущается Генри. Теперь уже хохочут и Джордж, и Мартин.

– Я рад, что мои голые яички всех развеселили.

Он и сам не может сдержаться – доволен, что всем весело. Такой уж он парень, этот Генри.

Наконец залезаем в машину. Генри и Джордж уговаривают Мартина остаться на ночь в книжном, чтобы мне не мотаться через мост.

– Можешь спать на моей кровати, – говорит ему Генри. – Я буду на полу с Рэйчел.

В магазине, когда Генри и Мартин находят кое-какую одежду, мы садимся за прилавок и ищем видео на YouTube.

– Вообще-то почти ничего не видно, – говорит Мартин.

– Тебя не видно, – уточняет Генри. – А меня засняли вблизи и крупным планом. Просто ужас. – Он откладывает мобильник. – Ладно, черт с ним. Увидят нас голыми. И что?

– А то, что в школе мне теперь не дадут спокойно жить, – расстраивается Мартин.

– Ну я же буду с тобой, – говорит Джордж, и он тут же приободряется.

Ребята уходят наверх. Мы с Генри стелем себе напротив «Библиотеки писем». Он выключает свет, и теперь есть только наши голоса в темноте.

– Иногда я беспокоюсь, что Грег Смит целуется лучше, чем я, и поэтому Эми выбрала его.

– Говорю как девушка, которая с тобой целовалась: у тебя с этим все в порядке.

– Жаль, что я плохо запомнил… Я был лучше, чем Джоэл?

– Ты просто другой.

– У тебя с ним был секс?

– Это личное.

– Мы же лучшие друзья. Лучшим друзьям можно задавать такие вопросы.

– У тебя был секс с Эми?

– Ты права. Это личное.

– Ты все еще любишь ее?

– А ты Джоэла?

– Давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Мы общаемся не так, как раньше, – говорит Генри и замолкает.

Не знаю, имеет ли он в виду Эми или меня.

– Что хорошего случилось у тебя за последние три года? – интересуется он. – Ты мне только о плохом рассказала.

О хорошем я давно не думаю, хотя многое случалось до смерти Кэла.

– Перед двенадцатым классом я выиграла приз по естественным наукам. И по математике. Мы с мамой каждый день делали заплыв на пять километров. Приезжал папа, возил нас с Кэлом на виндсерфинг. В одиннадцатом классе меня выбрали спортивным капитаном. А у тебя?

– Я был лучшим в английском. Хорошо закончил школу. Ходил с Эми на выпускной. Лола и Хироко написали обо мне песню. Победил в конкурсе коротких рассказов.

– Солидный список.

– Давай попробуем еще раз сходить потанцевать?

– Давай, – во второй раз соглашаюсь я.

– Люблю лежать здесь с тобой, под книгами…

И мы засыпаем.

Расколотый берег

Питер Темпл

Письма оставлены между с. 8 и 9

1–5 февраля 2016 года

Дорогая Джордж!

Я ценю твои извинения, но прощу тебя, хватит! Ну видел меня весь класс голым – что с того? В основном в кадрах мелькал Генри.

Если ты и правда хочешь загладить свою вину, расскажи мне о парне с письмами. Кто он, как ты думаешь?

Мартин

Мартин!

Хоть ты и уверяешь, что извинений больше не надо, я должна сказать в последний раз: прости меня! А чтобы загладить свою вину, расскажу тебе о том мальчике: я думаю, что это Кэл Суити.

Перед тем как в магазине появилось первое письмо, он часто приходил сюда, и не только к Рэйчел. Кэл много времени проводил в «Библиотеке писем». В школе он пытался заговорить со мной, но я отвечала мало и неохотно. Да, пожалуй, ты прав: я все время настороже. Но я ведь та девчонка, которая читает потрепанные книги, когда у всех вокруг по смартфону последней модели. Еще и одежду ношу не самую новую. Мой папа на родительских собраниях громко сообщает классному руководителю, что у нас нет денег, чтобы отправить меня в лагерь. Уточню: меня это не беспокоит. Зато у нас есть книжный магазин. Но благодаря нему популярнее я не стала. Мне легче отгородиться от людей, чем слышать, как меня обзывают фриком.

Кэл, конечно, другой, но я так и не пообщалась с ним – они с Рэйчел уехали в Си-Ридж. Письма продолжали приходить, и я видела Тима Хупера, лучшего друга Кэла, возле нашей с ним книги в «Библиотеке писем». Я тогда еще больше уверилась, что пишет Кэл.

Надо было раньше сказать ему о моей догадке. Я просто не была уверена, что он нравится мне как парень, а не друг. Мне казалось, он немного с придурью, но когда письма прекратились, показался симпатичным. Милым. И добрым. Я хотела бы встретиться с ним и поговорить.

Джордж

Дорогая Джордж!

Я немного знаю Кэла, и он действительно такой, как ты его описала. Надеюсь, вы увидитесь и у вас что-то получится.

Думаю, не будь ты такой затворницей, у тебя было бы много друзей. Ты интересная и забавная. Мне очень нравится, как ты одеваешься. Мне все в тебе, Джордж, очень нравится.

Мартин

Облачный атлас

Дэвид Митчелл

Письма оставлены между с. 6 и 7

30 января 2016 года

Дорогая Рэйчея!

Спасибо, что спасла меня вчера. Ты, кстати, храпишь. Нет, это не неприятный звук. Скорее нежно сопишь. Когда пойдем танцевать?

Генри

Дорогой Генри!

С удовольствием спасу тебя в любое время. Ты пускаешь слюни, кстати. Но это приятное слюнотечение. Когда ты хочешь потанцевать?

Рэйчел

Дорогая Рэйчел!

Ты перетягиваешь на себя одеяло. А правда, не против. Джордж и Мартин, кажется, нашли общий язык. Думаю, если мы с недельку подождем, они совсем поладят и смогут пойти с нами. Давай в следующую субботу?

Генри

Дорогой Генри!

Хорошо.

Рэйчел