В «Книжном зове» у нас свободный график. Открываемся к десяти утра и работаем как минимум до пяти, но обычно задерживаемся. Зато в пятницу заканчиваем не позже восьми, потому что ужинаем всей семьей в «Шанхай-дамплингс». Сегодня, как всегда перед закрытием, я возвращаю с улицы передвижные этажерки, и тут входит Лола. Говорит, только что видела Рэйчел. Я не спрашиваю, о какой Рэйчел идет речь. Рэйчел только одна. Та самая Рэйчел. Рэйчел Суити. Моя подруга, которая уехала три года назад и была так занята, что забыла обо мне.

Я писал ей письма – длинные письма – рассказывая все новости книжного. Писал о Джордж, маме и папе, о Лоле и Эми. Она отвечала мне письмами в один абзац, которые вскоре превратились в мейлы в один абзац, а потом и вовсе перестал получать вести от нее. «Она на меня обиделась, – говорил я Лоле, когда видел, какие длинные мейлы приходили ей от Рэйчел. – Она тебе ничего не говорила?» – спрашивал я, но она лишь мотала головой. Лола не умеет врать. Рэйчел что-то ей сказала, но она слишком хорошая подруга и никогда не поделится этим со мной. Оставалось только гадать.

– Рэйчел коротко подстриглась и стала блондинкой, – сообщает мне Лола.

И я против воли представляю ее. Не хочу думать о ней. Строю равнодушную гримасу.

– Я до сих пор не знаю, почему мы перестали дружить. Но раз уж так случилось, я не хочу ее видеть.

Лола поворачивается к прилавку спиной и, опершись на руки, садится на него, прямо рядом с плошкой мятных леденцов. Берет один и говорит:

– Привыкай тогда. Она вернулась, и я хочу с ней общаться.

– Да я уже давно привык. К тому, что она пишет тебе, но не мне. Привык, что она не отвечает на мои звонки. Даже свыкся с мыслью, что она уехала из города, не попрощавшись.

– Насколько мне известно, ты послал ей сообщение, что проспал.

– И поэтому она сердится? Проспать для меня обычное дело. Я очень редко встаю вовремя, и Рэйчел об этом знает. Могла заехать по пути и попрощаться.

– Похоже, ты действительно привык.

– А знаешь, что она сделала вместо этого? Написала, что оставила моих «Американских богов» на крыльце своего дома. Пока я добирался туда, пошел дождь. Книга вся намокла.

Лола берет еще один леденец.

– К счастью, ты работаешь в книжном магазине и у тебя есть еще пять экземпляров на полках и два в личной библиотеке.

– Не в этом дело, – возражаю я.

Она передает мне листок:

– Сегодня The Hollows играют в «Прачечной». Тебе удобно, прямо через дорогу.

Лола и Хироко официально играют вместе как группа The Hollows с выпускного вечера в одиннадцатом классе. Неофициально они мечтали о концертах класса с восьмого. Они немного похожи на Arcade Fire с примесью The Go-Betweens и Карибу – играют замечательно. Лола договорилась с владельцем «Прачечной», что сегодня их дуэт будет выступать целый час перед основной группой. Лоле пока не хватает денег, вырученных от концертов, чтобы платить за аренду квартиры, поэтому она подрабатывает в супермаркете и иногда подменяет продавцов в книжном.

Я обещаю прийти, и тогда Лола спрыгивает с прилавка.

– Рэйчел я тоже пригласила, – добавляет она. – Вот и помиришься с ней.

Чутье подсказывает мне, что помириться вряд ли удастся. Нельзя помириться с человеком, который забыл о тебе. Потом всю оставшуюся жизнь будешь бояться, что все повторится. Понимаешь: этот человек без тебя обойдется, а вот тебе без него тяжело.

Я запираю за Лолой дверь и отправляюсь в «Шанхай-дамплингс». По пути отвлекаю себя от мыслей о Рэйчел, думая об Эми. Весь день я держал мобильник в беззвучном режиме и нарочно не проверял, потому что телефон никогда не позвонит, если на него смотреть и ждать сообщения от бывшей девушки. Она звонила. Пропущенный звонок, сообщений нет. Размышляю, стоит ли перезванивать, и задеваю плечом Грега Смита. Просто иду дальше. Это мой одноклассник, и каждый раз, когда я его вижу, задаю вопрос небесам: «Почему идиотам так везет? Господи, если не хочешь, чтобы они захватили мир, не делай их симпатичными!» Он полный идиот, но у него идеально белые зубы и безупречная прическа.

– Я слышал, Эми послала тебя в задницу, – говорит он, хотя я уже отошел на несколько шагов.

Предпочитаю не связываться с Грегом, но не всегда получается. Особенно когда он называет мою сестру чокнутой или Лолу – лесбиянкой, будто в этом есть что-то плохое. Не могу сдержаться и тогда, когда он заявляет, что поэзия скучна. Я готов признать, что есть скучные стихи. Если бы их писал Грег, они были бы невыносимы. Но Пабло Неруда, Уильям Блейк и Эмили Дикинсон, к примеру, настолько увлекательны, что это явно не про них.

– Вообще-то она меня не посылала. Мы по-прежнему вместе. Летим путешествовать двенадцатого марта, – говорю я и продолжаю идти, пока этот дурак еще что-нибудь не сказал. Рано или поздно он узнает, что я соврал, но тогда меня по крайней мере не будет рядом. Закончить школу – это в том числе избавиться от общества некоторых идиотов.

Плохое настроение улетучивается, как только я вхожу в ресторан. Мы пропускаем пятничный ужин в «Шанхай-дамплингс» лишь раз в месяц, когда в магазине заседают книголюбы. Так было всегда, сколько себя помню. Каждый раз мы заказываем одно и то же: дамплинги со свининой, жареные дамплинги, вонтоны с острым соусом чили, кальмара с солью и перцем, креветки с зеленью и спринг-роллы. Традиция живет и после развода родителей. Мама от нас ушла, но по-прежнему приходит на дамплинги, и хотя бы на час мы снова становимся семьей – а это так хорошо. Странно, печально, но хорошо.

У двери меня, как всегда, встречает Ма Ли. Ресторан принадлежит ее семье. Я знаю ее по школе. Она сейчас учится на факультете журналистики, но главная ее страсть – поэтические перформансы: она сочиняет стихи на ходу, записывая их в мобильник. Иногда мне кажется, что она и разговаривает так, будто это какое-то представление. Хотя, может, я просто так слышу.

– Генри, как она, жизнь? – спрашивает она.

– Ма Ли, жизнь – дрянь.

– Дрянь? Почему?

– Потому что Эми меня бросила.

Она замирает и делает паузу, которой достойна моя новость.

– Генри, тогда жизнь – дерьмо, – произносит Ма Ли и протягивает мне меню. – По-моему, они ссорятся.

– Ссорятся?

– Не едят. Кричат, – говорит она, и я начинаю подниматься по лестнице.

Мама и папа не кричат. Они относятся к тому типу людей, которые цитируют литературные произведения и стараются обо всем договориться. Даже когда мама уезжала, они не скандалили. Тишина в книжном была такой оглушительной, что мы с Джордж сбегали к Фрэнку.

Подхожу к столу: Джордж сидит на своем месте, рядом с папой. Я сажусь возле мамы. Джордж выглядит озабоченной, Ма Ли была права. Обычно за ужином мы без конца говорим о книгах и о жизни. В прошлую пятницу мы начали обсуждения с того, что прочитала Джордж: «1984» Джорджа Оруэлла и «Одно безопасное место» Тани Ансуорт. Начала «Дорогу» Кормака Маккарти. Первое правило наших обсуждений: нельзя долго пересказывать сюжет. Двадцать пять слов, не больше. Зато своим мнением о книге можно делиться сколько угодно. «Оруэлл: государство все контролирует. Ансуорт: действие происходит после глобального потепления. Маккарти: отец и сын пытаются выжить в постапокалиптическом мире».

Я спросил, что ее привлекает в этих ужасных мирах, и она задумалась. Я обожаю Джордж за то, как она серьезно относится к разным идеям, книгам и разговорам о них.

– Мне интересны персонажи, не миры. Как ведут себя люди, когда теряют все или когда опасно даже думать.

Потом мы стали говорить о моих книгах. Я достал и показал всем издание «Куда возвращаются вещи» Джона Кори Уэйли. Решил много не рассказывать. Упомянул, что книга о Каллене Уиттере, у которого пропал брат. В самом начале герой описывает, как впервые увидел мертвое тело, и после такого я уже не мог не читать дальше.

Мама прочитала «Время смеется последним» Дженнифер Иган. Она грустно объяснила нам с Джордж, что время – мошенник, оно манипулирует человеком. Папа эту книгу читал. Он тоже казался грустным, и мне пришло в голову, что, возможно, мошенница – это любовь.

– Может быть, – ответил папа, когда позже я сказал ему об этом. – Но любовь, пожалуй, все же снисходительнее, чем время.

Сегодня все по-другому. Никаких разговоров о книгах. Папа протыкает вилкой дамплинг с креветкой.

– Нам нужно с тобой поговорить, – начинает мама.

Это не предвещает ничего хорошего (точно так же она начала разговор о разводе).

– Мама считает, что нам надо избавиться от магазина, – говорит папа.

Всем предельно ясно, что сам он продавать магазин не хочет.

– Поймите, нам делают хорошие предложения. Если продадим, нам всем станет легче жить, – объясняет мама. – Речь идет о солидных деньгах.

– А нам нужны солидные деньги? – спрашивает папа.

– Букинистику не назовешь перспективным бизнесом, – доказывает мама. – Генри, какая сегодня выручка?

Я засовываю дамплинг в рот целиком, чтобы не отвечать. Бизнес не перспективный, да и вряд ли когда-то станет. Эми все время шутит: «Проснись, Генри, и понюхай интернет». Но зачем же продавать магазин?

В нашей семье каждый имеет право голоса, родители не примут решение без нас. Джордж уставилась в тарелку, будто твердо решила превратить ее в портал и исчезнуть. Похоже, она еще не сказала, что думает по поводу продажи. Сестра каждый вечер играет с папой в «Скрэббл» и обожает читать у окна. Но она так скучает по маме, что часто плачет в своей комнате. Джордж проголосует так же, как я, потому что не захочет становиться на чью-либо сторону. Выходит, мой голос решающий.

– Генри, ты хочешь работать в книжном, пока мы не разоримся? – прямо спрашивает мама.

Но папа считает вопрос неправильным.

– Если все, столкнувшись с трудностями, станут бросать любимое дело, жизнь превратится в кошмар, – возмущается он.

Такое чувство, будто речь идет не только о книгах – вот почему Джордж ждет моего решения. Лет через двадцать магазин тоже вряд ли будет прибыльным – это точно. Я представляю себя за прилавком на папином месте, будто я читаю Диккенса и болтаю с Фридой. В солнечном свете, льющемся через окно, плавает пыль; всюду отголоски старины. Мне придется по вечерам где-то подрабатывать, чтобы хватало на жизнь, – так приходилось делать и папе много лет подряд. Наверное, в конце концов мир будет обходиться без книг и уж точно без букинистических магазинов. Вспоминается мой разговор с Эми, когда она одолжила мне денег на туристическую страховку. «Генри, если хочешь жить нормально, нужно устроиться на приличную работу».

– Насколько плохи наши дела? – спрашиваю я у мамы – она ведет бухгалтерию и единственная, кто думает о будущем.

– Плохи, Генри. Мы едва сводим концы с концами. А в следующем году нужно оплатить учебу Джордж в университете. Я хочу однажды спокойно уйти на пенсию. И мне важно, чтобы вас с сестрой ждало хорошее будущее.

Внезапно я понял, почему Эми рассталась со мной. Я буду безработным. Ее же ждет карьера юриста. Я собираюсь долго жить с папой и сестрой. Она рассчитывает купить квартиру. Причина, по которой Эми меня бросила, не может быть столь банальной, но истина в ней есть. У меня нет лишних денег, чтобы куда-нибудь пригласить девушку. Я обожаю старые книги, я обожаю книги вообще. Но если все так плохо, как говорит мама, значит придется продать магазин.

– Раз предлагают большие деньги, возможно, нам стоит подумать. – Я стараюсь не смотреть папе в глаза.

Повисает грустная пауза, и я уже готов взять свои слова обратно.

– Давайте просто поговорим с агентами, – предлагает мама.

Никто не возражает, это общее молчаливое согласие.

Джордж идет в туалет – видимо, чтобы не участвовать в обсуждении. Пока ее нет, мама сообщает мне, что договорилась с парой человек, которые составят каталог книг.

– Одного из них ты даже знаешь. Это Рэйчел.

И снова я догадываюсь, о какой Рэйчел идет речь.

– Я на прошлой неделе встретила ее тетю. Та сказала, что Рэйчел возвращается в город, но с работой, которую Роуз ей нашла, не складывается. Я предложила ей поработать у нас в магазине.

Слушаю маму и представляю, при каких обстоятельствах Рэйчел согласилась работать со мной в «Книжном зове». Наверное, ее ударили по голове и она потеряла память. Молчу. Но, видимо, лицо меня выдает, потому что мама добавляет:

– Я думала, вы хорошие друзья.

– До ее отъезда дружили. Но не общаемся уже несколько лет.

– Так мне ей отказать? Не думаю, что это возможно.

Честно говоря, не так уж я не хочу видеть Рэйчел. Я скучаю по ней. Возможно, она тоже не против встретиться, раз согласилась на эту работу.

– Нет, не нужно отказывать.

Возвращается Джордж и говорит, что хочет домой. Мама уходит с ней, а мы с папой остаемся за столом, уставленным дамплингами.

– Я разочаровал тебя, – нарушаю я тишину. – Но я не решил окончательно.

– Генри, голосует каждый из нас. Решают все. Не волнуйся ты так. – Он кладет руку мне на плечо. – Ты меня не разочаровал.

– Я недавно читал статью о старых книгах. Говорят, скоро они станут реликвией, – продолжаю я оправдываться.

– Ты хоть знаешь, что означает слово «реликвия»? – спрашивает он, протягивая мне крупук.

Говорю, что не знаю.

– Реликвия – это священные мощи.

Великий Гэтсби

Ф. С. Фицджеральд

Письмо найдено между с. 8 и 9

Любовь моя!

Если бы я знал, где ты, – отправил бы письмо почтой. Но я не знаю, поэтому оставляю его здесь. Мне ведь известно, как ты любишь Фицджеральда. Думаю, больше, чем меня. Я перерыл книжные полки. Уверен, ты забрала наш экземпляр. Мы покупали книгу вместе. Разве ты не помнишь? Зря ты ее взяла – книга не твоя.

Получил от тебя письмо. Полагаю, это лучше, чем сообщение, но ты неправа – не удалось тебе таким способом смягчить наш разрыв. Если бы ты попрощалась со мной лично, было бы так же больно, но менее обидно.

Куда ты исчезла, любовь моя? Прошло десять лет, уж пора мне узнать. Черкни пару слов, сообщи, где ты. Чтобы я не мучился до конца своих дней, представляя твое лицо и не зная, что с тобой происходит.

Джон