Принц Ларк откинулся на спинку кресла, лениво потянувшись и заложив руки за голову. Ночь шла к рассвету, Офицерское Собрание давно опустело, только в буфетной на втором этаже засиделась за разговорами изрядно подогретая вином компания.

— Самые дикие сплетни, — сказал принц, — это сплетни, основанные на правде.

— Парадоксально, — граф Перетт фор Шоррентен усмехнулся и разлил по бокалам очередную бутылку одарского красного. — Звучит красиво, как все парадоксальное, но практикой не подтверждается.

Фор Шоррентен второй год посещал университет и потому говорил заумно и с апломбом.

— П-поясни… ик… те, — полковник Вентиш сощурился, аккуратно взял бокал — причем выражение лица у него стало такое, будто бокал пытался убежать. — Что вы хо… ик… хотели…

— Поясню, — с готовностью согласился фор Шоррентен. — Вот вам свежий, можно сказать, животрепещущий пример. Этой ночью один из присутствующих здесь кавалеров увел свою даму освежиться после танца и полюбоваться на звезды. Если вдруг по городу пойдет сплетня о том, что у мужа оной дамы отросла еще одна пара ветвистых рогов, мы можем с большой долей уверенности предположить, — фор Шоррентен воздел палец к потолку, наверняка подражая кому-то из профессоров: — оная сплетня основана на правде! Но, помилуйте, что в ней дикого?

От дружного хохота жалобно зазвенели стекла в окне.

— Учитывая репутацию дамы, дико, что кавалер сейчас с нами, а не с ней, — хмыкнул четвертый собутыльник, молодой лейтенант из полка Вентиша. Лейтенант почти не пил и, видимо, поэтому был настроен язвительно. Разумеется, досадно, когда сослуживцы веселятся со спокойной душой, а у тебя приказ — доставить господина полковника с праздника, когда оного полковника окончательно развезет в хлам. Желательно целым и не ввязавшимся в глупую ссору.

— С ней скучно, — бросил принц.

— Какова бы ни была репутация, — фор Шоррентен важно поводил пальцем перед собственным носом — то есть, наверное, у его профессора этот жест получался важным, а Перетт выглядел донельзя глупо. — Повторяю, какова бы ни была репутация дамы и кавалера, любая сплетня из разряда любовных похождений — не более чем обыденность. Так же, как, например, болтовня о причинах высочайшего внимания или, наоборот, опалы. Разумеется, предположения могут высказываться самого дикого свойства, но сами-то разговоры — обыденность, господа, не более чем обыденность! К разряду диких сплетен я бы причислил нечто удивительное, необычное, волнующее воображение… Вы можете назвать хоть одну волнующую воображение сплетню за последний год? Мир скучен, господа.

Принц Ларк поднял бокал:

— За прекрасных дам! Они тоже скучны, но помогают нам скрашивать скуку этого мира.

— А я слышал дикую сплетню, — подал голос еще один студент, навязавшийся в компанию заодно с фор Шоррентеном. Имени его никто из присутствующих офицеров не знал, но какая разница, главное, что пьет наравне с остальными и не умничает, как его дружок. — Я слышал, будто вчера в Чародейном саду господа маги вызывали дьявола.

Еще один взрыв хохота потряс буфетную.

— И как, вызвали? — поинтересовался Реннар, порученец принца Ларка.

— Вот сплетня, в которой наверняка нет ни крупицы правды, — важно заключил фор Шоррентен. — Ваше высочество, ваши рассуждения опровергнуты.

— И… ик… — полковник поднял мутный взгляд. — И я слы… — уронил голову на стол и захрапел.

Лейтенант вздохнул:

— Господа, я вынужден вас оставить. Благодарю за теплую компанию.

— Помощь нужна? — негромко спросил принц Ларк. — Я могу вызвать обслугу.

— Не в первый раз, — лейтенант чуть заметно скривился. — Очень жаль, ваше высочество, что ваши возможности помочь не доходят до назначений высших офицеров.

— Это временно, — серьезно ответил принц. — Я запомнил вашего полковника, лейтенант Иммерти. Я его, собственно, еще по прошлогодней кампании запомнил.

— Тупая самовлюбленная бездарь, — буркнул себе под нос Реннар. Он тоже помнил прошлогоднюю кампанию.

Лейтенант ушел, непочтительно волоча упившееся начальство.

— Итак, — Шоррентен снова разлил, теперь на четверых, — остались самые стойкие. Что вы думаете о дьяволе, ваше высочество? Есть в слухах о нем правда?

— Помилуйте, — принц выставил ладони вперед в отрицающем жесте, — я не готов к богословским дискуссиям. Все может быть.

— Но вы утверждали, что слухи не возникают на пустом месте. Итак, какова может быть основа для слуха о дьяволе?

— Пить меньше надо, — снова буркнул Реннар. Поднял бокал, качнул туда-сюда. Усмехнувшись, выпил.

— В самом деле, — поддержал своего порученца принц Ларк, — на гулянье в Чародейном саду выставляют такое пойло, с него и дьявол примерещится. Спасибо, если только один.

— К слову, господа! — оживился приятель Шоррентена. — О пойле. Я вчера заглянул в «Бездонную кружку», это, кто не знает, — студент слегка поклонился в сторону принца и его порученца, — лучший кабачок в нашем университете. Так вот, туда завезли вино… м-м-м… такое вино…

— В «Кружке» приличное вино? — Шоррентен поболтал в воздухе опустевшей бутылкой. — Леони, ты заливаешь. Туда только пойло и возят. Самое мерзкое, гнусное, достойное наших высокоученых ослов…

— М-м-м… признаю, я не слишком тонкий ценитель. Но мне говорили… — Леони зевнул и растерянно почесал в затылке.

— Пора расходиться, — сказал принц. — Но мы могли бы, скажем, вечером…

— Продолжить наш разговор о дьяволе и слухах, — с пьяной настойчивостью кивнул Шоррентен.

— Не откажусь, — кивнул принц. — Это, по крайней мере, забавно. До вечера, господа.

— Забавно, — хмыкнул вслед уходящим Леони. — Телок на веревочке, а не принц. Он всегда так легко ведется?

— Когда скучает — да. Придешь вечером?

— Думаю, не стоит. Ты и один справишься.

Шоррентен кивнул: Леони хоть и умный, как тот самый дьявол, но купеческое происхождение не перечеркнешь. В дни и особенно ночи Перелома сословные различия ставят не настолько жесткие рамки, как обычно, но завтра его появление в компании аристократов будет выглядеть не слишком прилично.

— Тогда, — Шоррентен разлил по бокалам остатки вина, — за наш успех.

— За успех, — кивнул Леони. Выпил залпом, легко поднялся на ноги, хлопнул приятеля по плечу и, не прощаясь, ушел.

Принц и его порученец тем временем выехали из ворот Офицерского Собрания, свернули к улице Золотого Дуба, затем — в банковский квартал, а оттуда, срезав часть пути извилистыми переулками — в Малый Дворцовый проезд. Утомленная праздниками столица спала, копыта коней глухо цокали по булыжной мостовой, и нарушаемая только этим звуком тишина казалась глубокой, как Альетара в половодье.

Перед воротами дворца Реннар натянул повод, его вороной жеребец, всхрапнув, замер.

— Что? — спросил принц.

— Я домой. Должны были письма прийти. Я ведь не нужен до вечера?

— Конечно, — принц кивнул. — Можешь подъезжать сразу в Собрание.

— Хорошо. Спасибо, — Реннар слабо улыбнулся и тронул коня.

Он не хотел показывать этого, но разговор о сплетнях неприятно задел. Герцог Реннар фор Гронтеш мог бы сказать так: самые дикие сплетни — те, которые перемывают косточки тебе и твоим близким. И неважно, сколько в них правды.

Герцог Реннар фор Гронтеш имел наглость гордиться своей семьей. Давно обедневшим родом, насквозь выстуженным северными ветрами ветхим замком, отцом.

Особенно — отцом.

Адмирал Оннар фор Гронтеш, лучший клинок королевства, герой осады Бронта, первооткрыватель Гвоздичных островов и Ледяного архипелага, единственный, кому удалось пройти проливом Бурь и совершить кругосветное плавание. Кто бы не гордился?

И плевать, что за все свои подвиги Оннар фор Гронтеш не получил в итоге ничего, кроме славы. Что полтора года тому назад у него отобрали звание и титул, сделав герцогом его наследника. Что заперли в собственном замке, запретив являться в столицу без вызова, посещать друзей без дозволения, покидать страну. Да, Оннар фор Гронтеш поступил глупо и недальновидно, ввязался в интригу, в которой мог быть только разменной картой, вот его и сбросили в отбой. Спасибо, что опала не коснулась сына — очевидно, только потому, что Реннар к тому времени успел себя зарекомендовать верным сторонником и лучшим другом принца Ларка, отличиться на войне и даже получить награду — именной клинок из рук его величества. Иначе, наверное, тоже скучал бы сейчас в родовом замке.

В столице скучать не приходилось. Слишком многие желали почесать ядовитые языки о бывшего герцога и его наследника. За полтора года Реннар фор Гронтеш заработал славу отчаянного дуэлянта, не понимающего шуток и не прощающего косых взглядов. И если на его счету до сих пор не было ни одного трупа, то лишь по одной причине: молодой герцог фор Гронтеш предпочитал похоронам врагов их извинения. Желательно — публичные.

Реннар невесело усмехнулся. Отец говорит: пополнять коллекцию громких побед уместнее на войне, а не на дуэлях. Он прав, конечно. Ничего, будут еще и войны, а пока… пока он, герцог Реннар фор Гронтеш, научит столичных шаркунов, умеющих только туфли о паркет протирать, говорить с уважением и о себе, и о своем отце, и обо всем роде фор Гронтеш. Одна ошибка не должна перечеркивать всех прежних заслуг.

Задумавшись, Реннар даже не заметил, как доехал до дома. Столичный особняк, построенный дедом всего-то с полсотни лет назад, не шел ни в какое сравнение с древним родовым замком. Здесь можно жить, а там…

Бросил поводья выбежавшему навстречу конюху, спросил вышедшего навстречу управляющего:

— Письма есть?

Тот поклонился:

— Почту еще не доставили, ваша светлость.

— Я спать. Когда доставят, будите.

— Будет сделано, мой господин.

Дьявол бы побрал Шоррентена с его дружком вместе. Тот самый дьявол, из Чародейного сада, придумают же бред. Реннара грызло отчетливое ощущение, что дьявол был приплетен к разговору с умыслом. Если вспомнить, что заговорили о нем сразу после довольно прозрачного намека на причины высочайшего внимания или опалы… Пожалуй, мрачно подумал Реннар, Шоррентен все-таки нарывается. Еще один намек в этом русле, и терпение герцога фор Гронтеша истощится. И тогда проверим, так ли хорошо студентишка управляется с пистолетом, как языком мелет.

Реннар не любил умников. Наследник древнего рода должен быть мужчиной, а не ученым занудой.

Письма принесли вечером, когда выспавшийся, но все еще мрачный Реннар одевался. Два — от отца и сестры. Первым Реннар вскрыл отцовское.

«Дорогой сын,

Рад, что у Вас все хорошо. До нас иногда доходят слухи о Ваших эскападах, и должен отметить, не все из них мне нравятся. Советую Вам быть осмотрительным и не терять голову так часто, как, судя по слухам, это с Вами происходит.

Вы можете не тревожиться обо мне, здоровье мое в порядке, и дел хватает. Зимние холода я намереваюсь провести, разбирая заметки о своих плаваниях, полагаю, Вам это будет интересно.

Я всесторонне обдумал Ваше предложение забрать Сильвию на зиму в столицу и счел его преждевременным. Ваша сестра, сын мой, слишком юна и наивна для светской жизни. Череда зимних увеселений может плохо сказаться на ее характере, и без того слишком легкомысленном. Кроме того, Ваши обязанности не позволят Вам уделять сестре достаточно времени.

Засим прощаюсь,

любящий Вас,

отец».

Реннар перечитал письмо дважды и бережно убрал в украшенную фамильным гербом шкатулку. После чего вскрыл письмо Сильвии.

«Милый братец!

Благодарю тебя за попытку вырвать меня из здешней скуки. Признаться, я понимала, что надежды на успех мало, но все же надеялась. Я очень по тебе скучаю, а здесь совершенно нечем заняться! Отец всю осень занимался хозяйством, теперь же засел за свои заметки, а меня усадил за пяльцы, какая тоска! Все-таки он у нас слишком старомодный в том, что касается воспитания. Нянюшка, правда, старается меня развлекать, но ее вечное квохтание мне надоело. Я ведь уже не маленькая, мне скоро четырнадцать! Милый братец, теперь, когда о поездке к тебе можно не думать, я мечтаю, чтобы ты хоть ненадолго приехал в гости. Мы бы сходили вместе на Ведьмину гору, и ты снова дал бы мне пострелять из пистолета! Ах, братец, зачем я родилась девушкой! Я так тебе завидую!

Пожалуйста, пиши мне чаще, твои письма интереснее даже тех романов, что иногда дает мне почитать тетушка Лили-Унна.

Обнимаю тебя, мой милый братец,

твоя любящая сестрица Сильвия».

— Все такая же, — улыбнулся Реннар.