Фенно-Дераль прошел мимо стражи и первым делом спросил, как себя чувствует больной. На самом деле самочувствие фор Гронтеша интересовало его куда меньше, чем незаметная его охрана, которую наконец-то удалось наладить.

— Заметно лучше, — ответил лекарь. — Вчера лихорадка начала спадать, теперь его светлость быстро пойдет на поправку.

— Хорошо, — кивнул Фенно-Дераль. — Между прочим, герцог, у меня к вам дело.

— Какое? — Реннар медленно повернул голову и окинул гостя откровенно неприязненным взглядом.

— Государственное, — усмехнулся начальник полиции. — Как всегда, государственное. Взгляните, — он подвинул к постели больного стул, уселся и достал из жестких картонных корочек лист плотной бумаги. — Этот портрет снят с пробравшегося сюда несколько ночей назад убийцы. Его высочество не смог опознать злодея, но, может быть, вам он покажется знакомым?

Откровенно говоря, Фенно-Дераль не ждал толку от этой попытки. То ли заурядная внешность играла роль, то ли убийца был в столице человеком новым, но его не мог опознать никто. Ни во дворце, ни в гвардии, ни в гильдии магов никто никогда не видел этого человека. Опрос осведомителей из уголовной среды тоже ничего не дал. Так с чего бы предполагаемой жертве его знать?

Но, какой бы глупостью это ни казалось, сбрасывать со счетов даже мизерную вероятность Фенно-Дераль не мог.

Реннар разглядывал портрет, мучительно хмурясь.

— Странно, но он и в самом деле кажется мне знакомым. Именно кажется. Я почти уверен, что не встречал этого человека, но… Кого-то он мне напоминает. Не могу сообразить.

Фенно-Дераль покосился на лекаря:

— Может, подстегнуть память? Вполне безвредное заклятие, разве что неприятно немного.

— Не сейчас, — лекарь покачал головой. — Организм ослаблен, магических воздействий для излечения и без того применяется слишком много. Не ранее, чем через неделю, а вероятней через две.

— В таком случае, герцог, попытайтесь вспомнить. Это единственная зацепка.

Реннар снова всмотрелся в портрет. Закрыл глаза. Открыл. Чертыхнулся.

— Брезжит что-то, на самом краю, а поймать не могу. Я постараюсь, виконт. Я… клянусь, я вспомню.

Подошел лекарь, опустил ладонь на вспотевший лоб:

— Спать.

Реннар закрыл глаза, напряженное лицо разгладилось.

— Мне жаль, господин начальник полиции, — сказал лекарь виновато, но твердо. — Больной слишком слаб и не должен сейчас нервничать.

— Понимаю, — Фенно-Дераль убрал портрет, поднялся. — Немедленно сообщите, если он вспомнит хоть что-то.

— Слушаюсь.

«Эфемерная зацепка, но лучше, лучше, чем ничего», — думал Фенно-Дераль, быстро спускаясь по узкой боковой лестнице. Пожалуй, первым делом сейчас стоило опросить людей в особняке фор Гронтешей. Если охота идет за Реннаром, то неудавшийся убийца мог какое-то время отираться и у его дома, а у слуг глаз бывает куда острей, чем у хозяев.

У слуг острые глаза, эту истину принц Ларк усвоил рано. А еще у них длинные языки, даже у тех, кто, казалось бы, предан тебе безоглядно. Их преданности хватает, чтобы не торговать твоими тайнами, но почему-то она не мешает обсуждать любую мелочь между собой, порождая порой самые дикие сплетни.

Начальник Тайной Канцелярии наверняка подходил к подбору слуг тщательнее, чем дворцовый управитель, и болтовни с их стороны можно было не опасаться. Но все же, общаясь с барышней Женей, принц ни на миг не забывал о чужих глазах и ушах. Поэтому в столовой, гостиной или прекрасном парке, разбитом вокруг загородного особняка, серьезных разговоров не вел.

Что, к его большой досаде, затягивало время пребывания в гостях у фор Циррента — принц Ларк даже примерно не мог предположить, насколько, потому что девушка и в самом деле знала уйму всего интересного.

Да еще «тетушка Гелли», драгоценная кузина фор Циррента! Понятно, что долгие часы в кабинете наедине с наследником престола убьют репутацию самой безупречной из девиц, но все же разговоры о чужом мире совсем не предназначены для женских ушей. Виконтесса фор Циррент сидела тихо, прикрывшись пяльцами с вышивкой, и временами казалось, что ее здесь вовсе нет, да и насчет ее умения хранить тайны принц не сомневался. Более того, хотя бы перед самим собой принц Ларк должен был признать: она куда более безопасный слушатель, чем Рени. Хотя бы потому, что ей не с кем поделиться услышанным, кроме самой барышни Жени. Но сам факт!

Принц Ларк хотел бы, чтобы Реннар тоже слушал рассказы девушки из чужого мира. Он человек военный и многое почерпнул бы для себя. А еще — в этом принц с трудом себе признавался — вдвоем было бы проще. Сказать по чести, барышня его смущала — и, увы, совсем не в том смысле, какой первым приходит на ум в подобной ситуации. Слишком странной она была, не похожей на обычных девиц. Иногда раздражала до скрежета зубовного — хотя, принц был уверен, совсем того не хотела. Временами казалось, что и он раздражает ее так же — хотя, видит небо, принц Ларк вел себя безупречно.

И все же за проведенную в поместье фор Циррента неделю они нашли общий язык. Совершенно неожиданно для себя принц Ларк оценил прелесть общения с девушкой, которая не строит тебе глазки, не выдает авансов, не пытается прикоснуться лишний раз, да и твои комплименты встречает ледяным холодом — зато о какой-нибудь абсолютно неинтересной прочим девушкам «ерунде» говорит с горящими азартом глазами. Оценил прелесть странных рассказов, большая часть которых была бесполезной, но все равно заставляла думать, прикидывать так и сяк, пытаясь приспособить глупое на первый взгляд, несуразное или вовсе невозможное к родному миру, переспрашивать — и снова думать. К концу недели в голове у принца Ларка царил хаос, но это было отлично. Лучше хаос, чем скука. Он знал это состояние. Еще неделя-другая, и из безумной мешанины начнут рождаться идеи — на первый взгляд тоже, возможно, безумные, но с ними уже можно будет работать, и что-то обязательно пригодится.

В общем, говоря по чести, это была далеко не худшая неделя в жизни принца Ларка, хотя он и не собирался признавать это вслух.

Пожалуй, эта неделя была далеко не худшей в Жениной жизни. Женя даже назвала бы ее прекрасной, если бы не тоска по дому, которая накатывала в самые неподходящие минуты. Почему-то хуже всего ей становилось от рассказов о какой-нибудь ерунде вроде мобильников или шариковых ручек. Хорошо, что принц мало интересовался бытом чужого мира, предпочитая расспрашивать о всяческих военных заморочках — уж они-то Женю в тоску не вгоняли, даже наоборот. В мире без террористов и ядерного оружия определенно была своя прелесть.

Если не обращать внимания на обычный, видимо, для этого мира мужской шовинизм, принц Ларк оказался по-своему забавным. Раздражаясь, он становился крайне, преувеличенно вежливым, а в хорошем настроении был почти что свойским парнем. Особенно это проявлялось, когда он забывал о том, что разговаривает с девушкой — то есть, когда речь заходила об оружии, тактике, камуфляже, когда Женя вспоминала фильмы и книги о войне. Правда, заканчивались эти разговоры всегда одинаково — когда Женя признавалась, что чего-то по обсуждаемому вопросу не знает, принц вспыхивал, бросал что-нибудь едкое о тупости и прискорбном отсутствии любознательности, потом вспоминал, что девушки и военное искусство — предметы, сочетаемые крайне плохо, и начинал извиняться. Женя смеялась и предлагала рассказать что-нибудь, хорошо сочетающееся с девушками, например, рецепт печенья. На волшебном слове «рецепт» в разговор вступала тетушка, принц снова вспыхивал, бурчал под нос что-то вроде «ох уж эти женщины» и жалел, что вместо Жени из ее мира не занесло какого-нибудь парня.

О том, что некоторые парни разбираются в интересных для принца темах еще хуже, Женя дипломатично молчала.

Граф фор Циррент появился лишь раз, на третий день их пребывания в поместье, сообщил, что в столице все скучно и спокойно, и, едва отсидев обед, ускакал обратно. Скучающим он не выглядел, да и спокойным тоже. Но обсуждать это никто не стал.

Между тем вступала в свои права осень, холодный ветер сбивал с деревьев последнюю листву, трава побурела и пожухла, и только какие-то незнакомые Жене вечнозеленые кустарники, окаймлявшие центральную аллею парка, продолжали радовать глаз. Эта аллея стала излюбленным местом прогулок Жени и принца Ларка — каждый день перед обедом, когда тетушка увлеченно руководила кухаркой и поваренком, а в кабинет приходили истопник и служанка.

Почему-то сидеть наедине с мужчиной в кабинете здесь считалось компрометирующим, а гулять вдвоем по парку — нет. Может, потому что в парке их в любой момент мог увидеть кто угодно? Во всяком случае, серьезные разговоры принц оставлял для кабинета, а в парке Женя больше слушала, а говорил принц — о столичной жизни, об Андаре и Тириссе, о прошлогодней войне. Тоже, казалось бы, не «приличные для девушки» темы, но Жене было интересно, да и нужно же узнать побольше об этом мире. Ей здесь жить, в конце концов.

Пожалуй, это даже можно было назвать идиллией — и, как все на свете идиллии, закончилась она внезапно.

Все произошло во время очередной прогулки, как раз когда принц с Женей дошли до дальнего конца аллеи и остановились под раскидистым дубом, густо одетым рыжей листвой. Настроение у принца было не ахти, к тому же ему явно хотелось обдумать очередной Женин рассказ, поэтому разговор не клеился и в конце концов замер. Женя рассеянно скользила взглядом по сторонам, не думая ни о чем конкретном. Наверное, потому и заметила едва уловимую дрожащую радугу над зеленью кустов.

Дождя не было, да и солнца тоже, взяться радуге было неоткуда. К тому же не в небе, а здесь, в десятке шагов…

Вспомнился Чародейный сад, Женя покосилась на принца, гадая, уместно ли будет спросить, насколько здесь реально вот так наткнуться на какое-нибудь колдовство. Кто его знает, может, у графа тут в саду источник магический. А может, у садовника какие-нибудь чары на кустах. А может, все это вообще бред и глюки, что она знает о здешней магии?

Уже решила промолчать, когда радуга всколыхнулась, вспыхнула ярче и сжалась в острую точку. Женя вскинула руки, даже не успев осознать охватившую ее панику — не то закрываясь, не то отталкивая нечто невидимое, недоступное пониманию, но явно опасное. По ладоням ударило, отшвырнуло, Женя налетела спиной на принца, тот ухватил ее поперек груди, дернул в сторону, и только потом оба опомнились.

К кустам бежала охрана — надо же, подумала Женя, я и не замечала, что здесь еще кто-то есть, кроме нас. Принц торопливо разжал руки, пробормотал извинения и тут же спросил:

— Как вы заметили?

— Что это вообще было? — почти одновременно с ним выпалила Женя. Руки дрожали, по запястью текла струйка крови, пропитывая рукав — дорогое платье наверняка будет безнадежно испорчено.

Мелкая галька дорожки там, где они стояли минуту назад, и трава позади этого места были словно взрезаны исполинским ножом. Именно это зрелище, а не промокающая алым ткань, заставило подкоситься ноги. Ведь размазало бы…

Трава была холодной и слегка влажной, словно пропитанной осевшим на нее с утра туманом. Сидеть на земле здесь вряд ли считалось приличным для девушки. От этой мысли захотелось смеяться, и Женя прикусила губу. Она и так выглядит достаточно глупо, только истерики не хватает для полного счастья.

— Что вы видели? — спросил подбежавший охранник.

— Радугу, — растерянно ответила Женя. — Там, над кустами. Потом вспыхнуло, я испугалась, а дальше не знаю, ничего не поняла.

Принц дернулся было к кустам вместе с охранником, но тут же снова обернулся к Жене.

— Вы ранены. Можете идти?

Женя чуть не спросила: «А если нет, на руках потащите?» Этот может и на руках. Оперлась о подставленную ладонь. Ноги подкашивались, и почему-то начали стучать зубы.

— По-моему, я даже бежать могу, лишь бы уйти отсюда, — пробормотала Женя. — Глупо, да?

— Пойдемте. Не бойтесь, все страшное позади. Нам повезло. — Принц жестко усмехнулся. — А охране графа — нет. Прохлопали убийцу в двух шагах от дома.

— Значит, кто-то свой был, — Женя оглянулась, втайне опасаясь снова увидеть что-нибудь не то, но никаких радуг, сияний и прочих странностей не заметила. Дуб как дуб, кусты как кусты, за кустами мелькают фигуры охранников, и еще двое идут следом, наверное, прикрывая их с принцем. — Чужие ведь здесь не ходят, правильно?

Дурацкая юбка путалась в ногах — а ведь Жене казалось, что она уже привыкла к платьям. В ушах звенело. Принц покосился на нее и все же подхватил на руки, зашагал быстрее. Это было приятно: Женю пока еще никто не носил на руках, ни разу в жизни.

— Мне совсем не больно, — сказала Женя. — И кровь уже, кажется, не идет. Все в порядке, просто перепугалась.

Принц не ответил, только, кажется, ускорил шаг. От дома кто-то бежал навстречу, вокруг начиналась суета, Женя слышала, как принц велел кому-то известить графа и Фенно-Дераля, как спрашивал, есть ли в этой дыре разбирающийся в магии лекарь, и все никак не могла вставить в этот шум, что ей нужны всего лишь чашка горячего сладкого чая, одеяло и тишина. Правда, если бы ей и удалось это сказать, вряд ли бы ее послушали.

Суета вокруг дома фор Гронтешей явно дала понять Фенно-Дералю, что он явился вовремя. Неделю назад, когда он приезжал сюда опрашивать слуг, особняк казался сонным и почти заброшенным. Теперь же во дворе выпрягали коней из огромной дорожной кареты, бежал с охапкой хвороста встрепанный истопник, торопилась к калитке кухарка с огромной корзиной, а за забором уже начали собираться привлеченные шумом зеваки.

Вряд ли после долгой и утомительной дороги отставному адмиралу фор Гронтешу очень хотелось принимать гостей, но Фенно-Дераля он встретил безупречно вежливо. Впрочем, начальник королевской полиции — не вполне гость, особенно, когда именно он вызвал тебя в столицу.

Опала никому не идет на пользу, но энергичным натурам она особенно страшна. Поэтому Фенно-Дераль немного опасался первой встречи. Он помнил старшего фор Гронтеша в дни его славы — героем, народным любимцем, признанным баловнем фортуны. Тогда адмирал был деятелен, временами резок до грубости, всегда честен и, несомненно, вполне достоин уважения. Именно прямота и честность подвели его в итоге — такие люди не созданы для интриг, им лучше не соваться в мутные воды большой политики. Печально будет, если отставка и ссылка в родовое поместье сломали его волевую натуру.

Однако первый же взгляд показал, что опасения были напрасны. Адмирал Оннар фор Гронтеш глядел все так же прямо и жестко, жесты его были так же скупы и точны, как прежде, а рукопожатие таким же твердым. Разве что знаменитая шальная улыбка ушла с лица, загар сменился северной бледностью, да в черных волосах заблестела редкая седина.

— Я рад вашему возвращению, адмирал, — Фенно-Дераль крепко пожал жесткую широкую ладонь. — Сорок лет — слишком рано для того, чтобы писать мемуары.

— А я вернулся? — губы адмирала тронула едва заметная усмешка. — Я знаю лишь то, что меня вызвали в столицу в связи с ранением моего сына.

— Полагаю, все решит личная встреча с его величеством. Однако насколько я знаю, вы можете надеяться на ее благоприятный исход. Что же касается вашего сына, дело представляется мне довольно странным… Однако для начала, пожалуй, нужно ввести вас в курс столичных дел, тогда станет ясней суть моих затруднений.

Фенно-Дераль рассказывал адмиралу о череде покушений, о дурацком на первый взгляд пари, признаниях магистра Страунгера, ночном убийце. Не столько ради дознания — имел полное право показать портрет убийцы без объяснений — сколько для того, чтобы старший фор Гронтеш снова не совершил ошибку, связавшись по незнанию не с теми людьми. Слухи-то до него быстро дойдут, но сколько в тех слухах будет правды, вот вопрос. Ведь даже его собственный сын знает далеко не все — если он вообще станет рассказывать отцу то, что утаил от полиции.

Наконец попросил взглянуть и на портрет убийцы — признаться, почти без надежды, потому что ни младший фор Гронтеш, ни его слуги так и не вспомнили этого лица. Однако адмирал бросил на рисунок лишь один взгляд и уставился на Фенно-Дераля в явном недоумении.

— Конечно, я его знаю. Виттор фор Оркест, младший сын одного из моих соседей. Странно, что Реннар не узнал, в детстве они столько раз играли вместе. Хотя Виттор довольно сильно изменился после смерти отца. Возмужал…

— Что он имеет против Реннара? Они ссорились? Вражда, дуэль, разногласия?

— Помилуйте, они виделись последний раз пять или шесть лет назад. Потом Реннар отправился в армию, а Виттор — к магу в ученики. Если они и пересекались где с тех пор, то разве что случайно. Послушайте, вы уверены, что здесь никакой ошибки?

— Абсолютно.

— В последний год Виттор заезжал ко мне несколько раз. Без определенного дела, просто по-соседски. Спрашивал, кстати, отдам ли за него дочь, если та не будет против.

— Вот как? — пробормотал Фенно-Дераль. — Что вы сказали?

— Что Сильвия слишком юна для замужества.

— Это был отказ или предложение подождать? Вы разрешили ему делать вашей дочери некие авансы, ухаживать?

— Да, я позволил им общаться, под присмотром, разумеется. Я считал уместным, что у Сильвии будет время приглядеться к Виттору.

— Значит, вы против этого брака ничего не имели. А вашей дочери нравился предполагаемый жених?

Адмирал задумался.

— Право, затрудняюсь ответить. Сильвия и в самом деле слишком юна. Она еще дитя, слишком рано судить, нравится ли ей мужчина. Она охотно проводила с ним время, но, я думаю, с той же охотой встретила бы любое развлечение. У нас скучно.

— Понимаю, — Фенно-Дераль задумчиво потер бровь. Похоже, дело можно было считать раскрытым. Но как же банально! — Господин адмирал, простите мне бестактный совет. Если ваш сын погибнет, после вашей смерти все имущество, включая фамильные земли, достанется дочери. Присматривайтесь как следует к тем, кто претендует на ее руку.

— Простите, но… Я понял вашу мысль, однако фор Оркесты не беднее нас, и земель у них побольше. Зачем ему? Не вижу смысла. Только, прошу вас, не нужно рассуждать о природе жадности и прочих пороков. Я знаю Виттора много лет. Не скажу, что он не пойдет на преступление, я вообще не слишком верю в святость человеческую, — адмирал усмехнулся невесело, — но он не станет рисковать из-за поросшей кривым лесом горы и каменистых пустошей, годных разве что для диких коз. А слухи о привезенных мною заморских сокровищах сильно, знаете ли, преувеличены.

— Однако слухи есть, и кто-то может им поверить, — возразил Фенно-Дераль. — Что же касается покойного Виттора фор Оркеста, позволю себе указать на вполне очевидный мотив. Молодой человек учился магии, а на ваших землях находится одна из древних священных рощ, и в ней — мощный, стабильный, много лет не использовавшийся источник. Право, дорогой адмирал, я затруднюсь оценить нынешнюю стоимость вашего наследства. Задумайтесь об этом. — Встал, поклонился: — Благодарю, что уделили мне время сразу же после приезда. Не смею злоупотреблять гостеприимством. И, прошу, в случае необходимости — обращайтесь.