К тому, что в этом мире она вечно оказывается не в том месте не в то время, Женя уже почти привыкла. Но того, что «не тем местом» вдруг обернется такая уютная, давно обжитая ею библиотека графского дома, совсем не ожидала! Оттого, наверное, и среагировала слишком уж нервно.

Она как раз собиралась поприветствовать Ларка — запнулась на секунду, сообразив в последний миг, что приветствие-то нужно официальное, — и тут заметила, как следом за принцем и его порученцем в дверь проскальзывают омытые радужными всполохами силуэты. Радуги слепили глаза, и Женя замерла, вглядываясь, не веря, не понимая, что происходит — до того мгновения, когда радужная рука с радужным клинком, похожим на тесак, змеей метнулась к горлу принца, а другие фигуры с быстротой и неотвратимостью ниндзя скользнули к графу и адмиралу.

Время замерло и рухнуло на голову ледяной снежной лавиной, валунами горной осыпи, многотонной толщей набежавшего на берег цунами. Мгновенно поняв, что — снова убийцы, что — не успевает, что — никто их и не видит, кроме нее, — Женя совершенно не соображала, что должна делать. Кажется, сначала она завизжала. Или заорала:

— Да что ж это, мать вашу, снова! Проявитесь! — и что-то совсем уж матерное, благо, что родного великого и могучего никто здесь не знает.

Кажется, она совершенно по-бабски, истерично, швырнула чашку в морду того типа, который уже чуть не зарезал принца. Или сначала на каком-то непонятном инстинкте махнула рукой, приказывая долбаным радужным ниндзя проявиться, посылая в них всю магию, которую не чувствовала в себе, но знала, что она есть? Как она при этом оказалась в нескольких шагах от столика, у стены, прикрытая спиной графа, Женя даже не пыталась понять. Грохотали выстрелы, в ушах бухали молоты и сверлили дрели, пел Черный Лотос, в очередной раз найдя чье-то сердце, распуская вокруг алую злую ауру. «Дурдом», — убито прошептала Женя, и тут все закончилось.

Ну, то есть как — закончилось? Ворвалась охрана, укладывая и увязывая вполне уже видимых убийц, Ларк сунул пистолеты в кобуры, кто-то что-то говорил, а Женю трясло от запоздавшего ужаса и ледяного озноба. И лишь когда граф обнял ее, прижав к себе, уговаривая успокоиться, словно ребенка, она и впрямь начала успокаиваться.

От его рук шло тепло, а сердце стучало размеренно, как будто ничего особенного и не произошло. И правда, подумаешь, очередное покушение, такие развлечения здесь, судя по прошлым разам, чуть ли не по расписанию происходят.

Женя истерично хихикнула, и граф вновь зашептал:

— Ш-ш-ш, тихо, девочка, успокойся. Все хорошо, ты умничка, ты все правильно сделала…

Довершили дело два бокала вина. Стало тепло, в голове больше не стучали молоты и не сверлили дрели, а тихо, чуть слышно шумел прибой, и она даже начала понимать, о чем говорят с ней рядом, и вставлять какие-то свои реплики. Хотя, спроси кто, о чем только что говорили, не факт, что ответила бы.

Окончательно отпустило, когда все-таки вспомнили о помолвке. «Черт с ними, с убийцами, — мысленно сказала себе Женя, — их здесь, как собак нерезаных, давно пора привыкнуть, а вот помолвка — не каждый день».

Труп посреди библиотеки и связанные пленники как будто снова стали невидимками — на них попросту перестали обращать внимание. Граф, мимолетно пожав Женину ладонь, отпустил ее и взял за руку тетушку.

— Я, граф Варрен фор Циррент, старший в роду, благословляю помолвку и будущий брак моей кузины, виконтессы Эбигейль фор Циррент, с Оннаром фор Гронтешем.

— Я, Оннар фор Гронтеш, обязуюсь любить и оберегать мою нареченную Эбигейль, даровать ей полные права и защиту рода фор Гронтеш.

Граф вложил руку тетушки в руку адмирала и отступил на шаг. К парочке подошел принц, накрыл сомкнутые ладони жениха и невесты своими:

— Я, Ларк-Элиот-Дионн, второй наследный принц королевства Андар, свидетельствую и желаю счастья.

Его место занял Рени:

— Я, герцог Реннар фор Гронтеш, свидетельствую и клянусь оберегать нареченную невесту своего отца всей силой рода фор Гронтеш.

Женя поймала взгляд дядюшки, и как толкнуло что-то: «Твоя очередь».

— Я, Джегейль фор Циррент, свидетельствую и желаю счастья.

Тетушка улыбнулась, адмирал крепче сжал ее ладонь.

— Скреплено и объявлено, и да будет так, — торжественно объявил Ларк. — Свидетельствую.

И в этот миг вошел Ланкен — живой, целый и невредимый, и доложил буднично и ворчливо, напрочь разрушив торжественную атмосферу:

— Дом оцеплен, господин начальник полиции просил подождать, он занят внешним осмотром. Маг работает с ним, за доктором послали.

Граф усмехнулся и предложил:

— Еще вина, господа и дамы? Полиция полицией, а праздник праздником.

— Одно другому не мешает, — все еще нервно хмыкнула Женя. — Я так понимаю, весь этот разгром, — она обвела рукой осколки чайного сервиза на полу, — до осмотра трогать нельзя? Пойду, сделаю свежего чаю.

— Нет уж, сиди, — остановил граф. — У тебя руки еще дрожат. Ланкен, попросите подать чаю для дам.

Ланкен, кивнув, вышел, а Женя почти упала в кресло и закрыла глаза. Она не знала, дрожат ли руки, но внутри и в самом деле никак не проходила мелкая ознобная дрожь. Даже вино помогло ненадолго…

Граф фор Циррент уже привык к мысли, что у его названой «племянницы» на редкость крепкие нервы. Эта удивительная девушка оставалась спокойной и не теряла способности здраво мыслить в ситуациях, которые почти любую довели бы до панического визга и истеричных припадков.

Но сейчас она боялась и нуждалась в утешении точно так же, как всякая девушка, в чей дом неожиданно проникли убийцы. При мысли о том, что Гелли и Джегейль могли пострадать, охватывала ярость, и три живых, пусть и не вполне целых, пленника обещали прекрасную возможность ее удовлетворить. Но это позже. Прежде следовало позаботиться о дамах. И так как заботу о Гелли легко и непринужденно взял на себя адмирал, графу оставалось приглядеть за Джегейль — остановить порыв самой заняться чаем, согреть в руках ледяные ладони, поговорить о какой-нибудь ерунде, отвлекая от трупа посреди комнаты, от крови на паркете, от пороховой вони.

«Ерунда», правда, на ум не шла.

— Как они пробрались в дом? — жалобно, почти шепотом спросила Джегейль.

— Сам хотел бы знать, — зло ответил граф. — Разберемся. Грент мага привел…

— Грент? А-а, ваш друг из полиции.

— Да, он. Ты сама-то что видела? Как их заметила?

— Как всегда, — она пожала плечами. — Магия. На них, наверное, всяких чар понавешано было, как гирлянд на елке — аж светились. Но я думала, что уж у нас-то охрана на доме должна быть?

«У нас» отдалось неожиданным теплом на сердце, но ответил граф по существу:

— Никакая охрана не абсолютна. Появляются новые чары, новые хитрости. Выясним, что именно они использовали, и можно будет думать о том, как учесть это в защите.

— А-а, гонка вооружений, — кивнула девушка. — Ну да, логично.

Похоже, вино на нее все же подействовало, хотя совсем иначе, чем в тот вечер, когда она шокировала их с Грентом своими откровениями. Джегейль стала тихой и вялой, отвечала коротко, словно через силу. Наверное, лучшее, что можно было сейчас для нее сделать, это подмешать снотворного в чай и отправить в постель, но сначала придется дождаться ее показаний. Хотя, по большому счету, и так все ясно, но порядок есть порядок.

Вошел доктор — снова Заккендаль, как будто ему на роду написано оказываться там, где дело связано с Джегейль. Следом стремительно ворвался Грент, за ним просочился маг — надо же, отметил граф, снова знакомый, как там его, Тил Бретишен? Похоже, бывший ученичок покойного Страунгера прижился в полиции. И отлично, им давно нужен свой маг.

— Соберись, — мягко попросил граф. — Как только Грент расспросит вас с Гелли, пойдете отдыхать.

— А вам теперь долго будет не до отдыха, — понимающе вздохнула Джегейль.

Они замолчали, прислушиваясь к репликам мага: у Тила была, похоже, привычка болтать за работой, сходу озвучивая наблюдения и выводы.

— Итак, что мы имеем, господа, кроме очевидных следов кровавого, простите, побоища? Яркий магический фон, я бы даже сказал, слепяще яркий, здесь должны быть не только амулеты, возможно, даже вероятно, проводился ритуал усиления. «Мягкий шаг» на сапогах, амулеты… м-м-м… какая-то странная модификация чар полной незаметности, впервые такое вижу. Направлены как на самих, э-м-м, лазутчиков, так и вовне, на окружающих. Новодел, заряжены полностью, почерк не наш, напоминает южную школу, но не классическую. Я бы сказал, одарская магическая традиция в авторской вариации довольно сильного и изобретательного мага. Тонкая работа. Уровень магистра, несомненно. Блоки конфиденциальности на разуме, допрашивать без сильного менталиста не советую, помереть могут. Убитый… так-так, это мы уже проходили, господа, знакомый клинок, здесь все то же, что и в прошлый раз. Своенравное оружие, рискну предположить. Господин адмирал, прошу вас… Благодарю. К вашему клинку опасно приближаться, когда он в такой, я бы сказал, зримой ярости. М-м-м… у убитого все то же, плюс еще один странный амулетик. Что-то ментальное, но, верите ли, господа, впервые такое вижу. Я бы предположил либо связь, либо подавление, но нужно проверять. Определенно скажу, что меня ничему подобному не учили, и в доступных мне трактатах я не встречал ничего даже отдаленно похожего. Крайне интересно. Вы разрешите мне исследовать?

Заккендаль тем временем наспех подлатал раненых лазутчиков, Грент отдал приказ их увезти и подступил к Джегейль с расспросами. Девушка рассказывала, лишь изредка вздрагивая, коротко, но внятно, не путаясь, и в какой-то миг Грент даже сподобился ее похвалить:

— Вы отличный свидетель, барышня.

И тут же переспросил:

— Что, вы говорите, вы закричали, швырнув в него чашкой? «Проявись»?

— Кажется, — виновато ответила та. — У меня как смешалось все в голове, помню, что орала, помню, как будто оттолкнуть пыталась, что ли… или не так, простите, я правда не могу объяснить, у меня слов не хватает для магических ощущений. Вот сейчас еще вспомнила, что ругалась на родном, но уж это точно не заклинания… хм, хотя дома всякое об этом шутят.

— А скажите, барышня, — вклинился, не спросившись, Заккендаль, — вот сейчас вы что-нибудь магическое наблюдаете?

Джегейль подняла голову, медленно обвела взглядом библиотеку, и с каждым мгновением этого очень долгого взгляда на ее лице проступало все большее изумление.

— Ничего не вижу, доктор. Вообще ничего необычного, даже аура у Черного Лотоса куда-то делась. Стопроцентно нормальный мир.

— Что ж, я знаю, что вам этого хотелось, поэтому позволю себе вас поздравить. Полагаю, вы истратили весь свой оставшийся запас магии на… как вы сказали, проявление?

— Очень своевременно, должен заметить, — ввернул граф.

— Добро пожаловать в компанию обычных людей? — Джегейль тоненько хихикнула. — С тирисским не успели, простите, граф. Ну, с другой стороны, в самом деле, хотя бы в нужный момент сработало. И то хлеб.

Фенно-Дераль покачал головой:

— Боюсь даже предположить, что бы мы здесь обнаружили без вашей магии, барышня. Вполне возможно, что лишь обгоревшие трупы на пепелище.

— Не нужно ее пугать, Грент, — вздохнул граф. — Если у вас все, предлагаю поручить дам вниманию доктора. Дальше, полагаю, мы обойдемся без их присутствия.

Гелли встала, отставив опустевшую чашку:

— Пойдемте в гостиную, доктор. Деточка плохо выглядит, ей и впрямь нужна ваша помощь. — И добавила, покачав головой, с легкой улыбкой: — Деточка ошиблась, сплетни сезона из нашей помолвки не получится. Ведь все это, как я понимаю, следует держать в строгой тайне?

— Не переживай, — подбодрил граф, — что-нибудь придумаем. Правдоподобное и романтическое, чтобы вашему кружку любительниц чая пришлось по душе.

— Да уж пожалуйста, братец, — рассмеялась Гелли. — Нельзя же упускать такую чудную возможность!

Новость о магии Женю добила. То есть да, она не хотела этой непонятной, странной силы, она ждала, когда заемная магия в ней иссякнет, и можно будет снова верить собственным глазам, точно зная, что именно ты видишь. «Бойтесь своих желаний»…

Она еще помнила кровавую ауру вокруг Черного Лотоса, но теперь это была просто катана, торчащая из пронзенной груди просто трупа — не мерцающего радугами, вполне видимого и полностью обыденного, от намокших в крови русых волос до кончиков стертых сапог. А если снова объявятся такие вот невидимки?! Она больше не сможет увидеть. Все они, ее друзья, семья, окажутся беззащитны.

Бойтесь своих желаний…

В конце концов Женя разрыдалась, прижимаясь к обнявшей ее тетушке и бессвязно пытаясь объяснить, какая же она дура, что не ценила таких полезных возможностей. Вдруг, если бы она сразу начала как-то их развивать, магия прижилась бы в ней?!

Заккендаль покачал головой:

— Нет, барышня, рано или поздно, но закончилось бы именно так. Магом нужно родиться, а заемная сила как приходит, так и уходит, и те, кто полагаются на нее, обычно плохо кончают. Вам повезло, барышня, вы использовали отведенную вам судьбой магию разумно, хотя, полагаю, по большей части это получалось случайно.

— Погляди с другой точки зрения, пока у тебя была эта сила, ты всех нас спасла, — мягко сказала тетушка. — Куда хуже было бы, если бы твоя магия ушла вчера.

— Она не могла уйти вчера, — хлюпая носом, возразила Женя, — доктор говорил, еще месяц-полтора…

— Но вы сумели выплеснуть ее разом, направив на тех, кто желал вам зла. Вот, барышня, выпейте.

— Что это? — зубы стучали о край чашки, и Женя чуть не расплескала пахнущую мятой и чем-то еще воду.

— Успокоительное. Вам нужно заснуть сейчас. Такие резкие выбросы магической силы даже для урожденных магов тяжелы. Может быть сильная слабость, не пугайтесь. Я прописываю вам покой, отдых и приятные эмоции, будьте добры исполнять, барышня.

Женя всхлипнула еще раз и достала платок.

— Поняла, доктор. Спасибо. И вам спасибо, тетушка. Черт, ну вот что ж я так расклеилась? Все равно ничего уже не изменишь.

— Вот именно. Лучше порадоваться, что все сложилось на редкость удачно. Отправляйтесь в постель, барышня, это довольно сильное успокоительное, вы совсем скоро уснете.

— Солли, проводи деточку и помоги ей лечь.

До спальни Женя добрела, как в тумане. Солли помогла снять платье, прохладная мягкая подушка притянула голову, словно магнитом, а как старая служанка укрывала ее одеялом, девушка уже не почувствовала.

Ей ничего не снилось.

На этот раз расследование не обещало быть сложным: след явно и без всяких ухищрений вел к Одару. Очевидно, пославший убийц враг и помыслить не мог, что их невидимость подведет в самый решающий миг. Граф уже предвкушал подробный и обстоятельный допрос вместе с Фенно-Дералем, уже прикидывал, какими путями добывать новую разработку одарских магов и в чьи руки можно отдать ее здесь, в Андаре. Очевидно, один из захваченных амулетов невидимости придется пожертвовать в качестве опытного образца, а вот остальные, пожалуй, разумней всего отдать Ларку, в горах пригодятся. Да и утечки секретных сведений не будет, он-то уже видел лазутчиков-невидимок.

Или приберечь все же хоть один для собственных агентов?

Граф отдавал себе отчет, что в таком вопросе окончательное решение будет за его величеством, но тем важнее заранее подготовить убедительные доводы.

Предстояло много, очень много работы. Но эта работа была понятна, увлекательна и сулила многое. Сегодняшнее происшествие, пусть крайне неприятное, дало Андару преимущество: как выразилась однажды Джегейль, «кто владеет информацией, тот владеет всем».

Грент, очевидно, думал о том же.

Когда Ларк и оба фор Гронтеша распрощались, наверняка мысленно проклиная манеру Фенно-Дераля вести допрос, когда вокруг дома была выставлена дополнительная охрана, а Тил Бретишен отправился накладывать новые щиты и сигнальные чары на окна, граф оглядел разгромленную библиотеку, поморщился и пригласил друга в кабинет. Разлили вино, и Грент, усмехнувшись, поднял тост:

— За покойного Страунгера. Хоть и мерзавец был изрядный, а его желание дармовой силы в который раз уж нас спасло.

Выпили, и граф предложил в свой черед:

— За девушку, которая постоянно оказывается в нужном месте в нужное время. За Джегейль фор Циррент.

Терпко-сладкое, густо-багровое одарское горное — такое же они с Грентом пили в тот вечер, когда решали, верить ли бредовому рассказу невесть откуда взявшейся девушки. Что ж, тогда они решили верно.

— Да, с этой девушкой вам повезло, друг мой. Давайте, однако, выпьем и за ее удачу. Пусть барышне Джегейль и впредь улыбается счастье.

— Я бы этого хотел, — кивнул граф. Разлил еще по бокалу, пригубил, кивнул снова, уже собственным мыслям: да, он хотел бы, чтобы Джегейль была счастлива, и хотел бы ей в этом помочь. В конце концов, Гелли оказалась права: этой девушке самое место в их семье

Конец второй книги.