На улице было свежо. Вечерело. Лёгкий ветерок играл листвой на берёзах. Солнце застряло в лиловых тучах, нависших над самым горизонтом.

— Прогуляемся? — предложила Ирина.

Они пошли вдоль единственной улицы, посередине Катя, Кирилл и Ирина — по краям.

— Года два назад, — начала Ирина, — мы с тобой ездили в монастырь, помнишь? — обратилась она к сыну.

— Да.

— Ты тогда гулял у стен и разговаривал с реставраторами из Ленинграда… А я узнала, что в монастыре живёт монах, к которому многие ездят со всех мест. Одних он исцеляет, других утешает, советует что-то, кому захочет и будущее предсказывает…

Не удержалась я тогда, позвала тебя с собой, но не стала говорить для чего… В монастырь женщин не пускают, посетителей он принимал в домике, что возле церкви приходской. Гуда все и приезжают по своим нуждам. Кто помолиться, кто… Зовут монаха — отец Иннокентий. Таких много в России по монастырям…

Вот. Дождалась я своей очереди. Вошла в домик. Он молча посадил меня на лавку и сел напротив. Смотрит, смотрит на меня и молчит. Я тоже молчу. Потом как разревелась. Сижу — ревю. А он — молчит. А я опять…

Ирина замолчала вдруг. Смахнула слезу платком, шмыгнув носом…

— Потом, поуспокоилась, вроде, а он встал и вышел молча. Вошёл опять, и держит что-то в полотно завёрнутое…. Я поднялась со скамейки, а он протягивает мне это. Я взяла, не спросив ни слова. Он обнял меня за спину и к двери повёл…. Открыл дверь и говорит:

— … Когда оскорблённая душа вернётся с радостью, и ты счастлива будешь. Не томись, матушка. Не долго ждать…

Перекрестил меня и сказал:

— Ступай с Богом…

— А я вышла и только повторяю слова его, что б не забыть… Развернула свёрток потом, а там — икона эта, что ты, Катенька, в комнате у меня видела.

Ирина замолчала не надолго.

— Я только теперь начала понимать. Он говорил о душе Малевской Екатерины, что на усадьбе жила…

У Кати кольнуло сердце…

Некоторое время все шли молча. Каждый погрузился в свои мысли. Почти скрывшееся солнце нарисовало в облаках причудливую светящуюся картину.

— Тётя Ира, — спросила вдруг Катя, — а как они будущее видят, монахи?..

— Не знаю, Катенька, — со вздохом ответила Ирина, одно скажу точно: — Надо чистую душу иметь, и любовь большую к Творцу и к людям. Тогда человеку многое по силам становится.

Пока Кирюша рос, я многое передумала. Здесь легко думается. Спокойно здесь. И про будущее тоже, много думала… Скорее только про будущее…

Не всем монахи предсказывают… Вот ты вернулась, Катя, — ты так решила. Ты и не могла поступить иначе, потому, что ты — такая есть. А у другого, мысли бегают в разные стороны, он сам не знает, чего хочет. И как он поступит, он тоже не знает…. Такому будущее, наверно, трудно предсказать. Вот и живёт человек, как получится. А надо верить! И я верила. И ждала.

… Не должен человек страдать. Человек — образ Божий! А Бог — это свет и любовь! Так в Библии сказано… Выходит, мы сами творим своё будущее…. Ты понимаешь меня?

— Да, понимаю, кажется, — ответила Катя робко и облегчённо вздохнула.

— Вот родители удивятся… — подумала она вслух.

— Ну что, — остановился Кирилл, — обратно?

— Обратно? — переспросила Катя, заглянув ему в лицо:

— Ни за что! — и засмеялась.

Ирина улыбнулась, посмотрев на Катю. «Счастье — оно беззаботно»… — подумала она.

Незаметно подошли к дому. Ирина остановилась, повернувшись лицом к Кате:

— Ну что, пойдёмте кормить щенка!

«А она славная, а я так боялась!» — подумала Катя. Все вошли в дом. Кирилл заглянул к себе в комнату, не зажигая свет.

— Спит, — сказал он не громко.

— Не тревожь его, — так же не громко сказала мама, — после покормишь, хорошо?

— Угу… — разглядывал спящего щенка Кирилл.

Катя подошла к своему портрету и снова залюбовалась им, как заворожённая…. Подойдя сзади, Кирилл осторожно обхватил Катю руками. Она опустила ему голову на плечо:

— Кажется, ты меня слегка приукрасил!

— Что ты…, ты ещё лучше! — сказал он взволнованно.

— Нам пора… — прошептала Катя, поздно уже…

— Бери его, — очень тихо заговорил Кирилл, показывая глазами на портрет, — теперь он твой!

— Я боюсь! — шепнула Катя.

— Хм… — ухмыльнулся он. Отпустил Катю и медленно подошёл к полотну. Чуть постоял, потом взял осторожно и протянул Кате:

— Держи…

Катя осторожно и робко, как берут на руки младенца первый раз в жизни, взялась пальцами за раму.

— Не бойся, он лёгкий — шепнул Кирилл с улыбкой.

— Да не того я боюсь…, Кирюш…, дай пакетик… — не отрывая глаз от своего изображения, шепнула Катя.

Когда они подошли к двери, из комнаты вышла мама. Она была в халате.

— Мне ложиться пора…, рано завтра вставать, — она подошла к Кате, взяла её за руку.

— Рада была Катенька, тебя увидеть, теперь не забывай меня, заходи почаще!

— Ну что Вы, тётя Ира, теперь буду заходить! Спасибо Вам, за чай…, и за всё!..

— Ну, хорошо! — засмеялась негромко Ирина. Спокойной ночи! — и, повернувшись тихо, пошла к себе в комнату.

Кирилл с Катей вышли из дома. Только краешек луны, да россыпь звёзд чуть освещали землю.

— Я не вижу ничего, Кирюш! — усмехнулась в темноте Катя, — давай постоим чуть-чуть, пусть глаза привыкнут…

— Прохладно… Тебе не холодно? — тихо спросил Кирилл.

— Нет! — шёпотом произнесла она.

— Ты чего шепчешь?

— Боюсь ночь разбудить! — шепнула со смехом Катя.

Она почувствовала его незримую улыбку.

— А твоя мама, хорошая очень! … Я её не так себе немножко представляла…

— Она и была не такой, немного…. Такой я её сам ещё не видел… — с тихим восторгом, негромко произнёс он. Не верится даже…

Катя вздохнула быстро.

— Мне так хорошо сегодня! Просто здорово!

Осторожно ступая, они медленно побрели к бабушкиному дому.

— А ты маме явно понравилась!

Катя только улыбнулась в ответ.

— Скажи, — посмотрела на него Катя, — как же ты портрет написал, ведь я тебе не позировала…, обычно художникам позируют?

— Обычно, — усмехнулся он, — художники не гуляют с заказчиками по лесам, и на закате не целуются….

Катя засмеялась негромко.

— У бабушки света нет, — подходя к дому увидела Катя, — посидим немного?

Она поставила картину рядом с дверью и быстро спустилась с крыльца.

— Скамейка сырая…, не садись!

— А как щенка назовём, — спросила Катя весело, садясь к нему на колени…

— Я ещё не думал, а ты как хочешь?

— Сейчас…, подумать надо! — прижалась к нему Катя.

— Может, … Пушок? — после некоторого раздумья предложила она.

— Легковато как-то…, это же овчарка, а не хомячок… — иронично усмехнулся Кирилл.

— Ах, ты, злопамятный, да? — засунула она руку под рубашку, ища, где бы ущипнуть…

— Кать, у меня там осы нет…

— Что? Ах, так! — завелась Катя, — сейчас я тебе туда, … крапивы напихаю!..

Кирилл сдержанно захохотал, обхватив двумя руками, начавшую барахтаться Катю.

— Свалишься, смотри…

— Что, и не поднимешь? — капризно разошлась она.

— … Просто не отпущу, — обхватил её Кирилл под колени.

— А ты сегодня очень смелый… — смирила пыл Катя и притихла сразу.

— Отпустить?.. — спросил он совсем тихо.

— Если хочешь…

— Ни-ко-гда! — проговорил Кирилл, и сильно прижал её к себе. Катя молчала. Ночная тишина тонким звоном отзывалась в ушах.

— Тихо как… — задумчиво сказал он, — ни звука, ни огонька. Только звёзды… — откинулся Кирилл на спинку скамьи.

— А ты теплый такой… — водила Катя ладонью по его груди. Кирилл положил сверху свою руку.

— Кать, а ты мне пуговицу оторвала, нет…, кажется, две, — хохотнул он едва слышно.

— Придётся пришить… — едва слышно промурлыкала она.

— Если найдёшь теперь, — усмехнулся Кирилл громко.

— Одна у меня в руке… — прошептала она.

Кирилл улыбнулся. Сегодня был хороший день. Лёгкий. Всё получалось. Сегодня он увидел совсем другую маму. И Катю тоже, немножко другую. И они были вместе. И радость была общей.

Он так долго ждал этого. Не просто ждал, а шёл навстречу судьбе, не оглядываясь. Что-то началось новое, неожиданное и счастливое!.. Мог ли он мечтать, хотя бы месяц назад о таком!

Но время, не останавливаясь, подступило вплотную, охватило, как поток, и понесло дальше…

— Тебе не тяжело? — подала голос Катя.

— Да я тебя совсем не чувствую! — отозвался Кирилл весело.

— Ах, даже так!

— И всё-таки придётся слезть, — вздохнула она, — ноги затекли…

Кирилл осторожно поставил Катю на землю.

— Ой, держи меня! — пропищала Катя, — колет… в подошвах. — Вот, всё теперь…, пойдём на кухню, хоть одну пришью… — хихикнула она.

— Да, две — это слишком… — пошутил Кирилл без улыбки.

Они на ощупь пробрались на кухню.

— Катя… — тихо позвала бабушка.

Катя на носочках повернула в другую комнату. Вернулась через минуту, улыбаясь.

— Бабушка у меня очень проницательная! Велела тебя покормить… — прошептала Катя, — Пока снимай рубашку, — и исчезла в комнате…

«Как быстро всё происходит. И как будто я знаю её с детства», — подумал он.

Она вернулась с иголкой и нитками. Прикрыла дверь.

— Ну что ты сидишь? — прошла к плите и сняла крышку со сковородки:

— Картошка, с …колбасой… А? — повернулась вопросительно.

— Не плохо — кивнул Кирилл.

Катя зажгла газ.

— Давай рубашку!

— У меня пара свободных дней, протянул Кирилл руку с рубашкой, — мне кажется, пора фундаментом заняться.

— А где? В каком месте? — быстро спросила Катя.

Кирилл задумался немного, разглядывая свисающие пряди волос с её наклонившейся головы.

— Знаешь, Кать, ведь дом там стоял где-то, значит и фундамент есть…. Фундамент не могли срыть…. Просто его надо найти.

— Ты хочешь на том же месте… — взглянула Катя так, будто проникла сквозь время.

— А ты?

— Да. Давай там же.

— Сходим завтра?

— Хорошо. Сходим, — согласилась Катя, не отрывая от иголки глаз.

— А ты, какой домик хочешь? — спросил Кирилл.

Катя приостановилась на секунду, подняла глаза серьёзно:

— Кирюш, нужно денег не мало…, - и опять, опустив ресницы, занялась пуговицей.

— Картины продам, мотоцикл!.. — начал Кирилл, — не сразу всё конечно…, но ведь главное — начать, Кать! — поставил он на стол локти. Ты только представь!

— Жил был художник один…, - запела тихонько Катя, — … продал картины и холст, и на все деньги купил… — улыбалась она хитро.

— Кать!.. — протянул Кирилл.

Катя замолчала сразу, вздохнула…

— Даже боюсь представить, — улыбнулась мечтательно, подавая рубашку.

— Нет, давай представим! — загорелся Кирилл, одеваясь.

Катя поставила сковородку на стол и подавая вилку, спросила неожиданно:

— А ты детей любишь?

Кирилл медленно опустился на стул, не сводя с неё глаз.

— А… — протянул он после паузы, разведя руки.

— И это всё? — хихикнула Катя весело, остановив взгляд.

— Ну…у, — снова протянул он, — ты как-то неожиданно, про детей…

— Ешь! — усмехнулась весело она, присаживаясь рядом.

— А ты?

— Я то же, — взяла она вторую вилку, — так, что же?

— Ну, Кать, так всё сразу, — и «ешь», и дом, и про детей…. Давай всё по порядку!

— Давай! — снова улыбнулась она, — с чего начнём?

Кирилл поперхнулся. Катя только засмеялась негромко, лукаво блестя глазами.

— Кать, ну, ты шутишь…, так…

— Нисколько… — посерьёзнела она. — Ты сам сказал, — представь!.. Как же домик … без детей? Сколько комнат, например, как, что? Надо сразу обо всём подумать…, да?

— Ну, конечно! Так я и хотел тебя спросить об этом…

Катя помолчала немного.

— Сестра четыре года в Зальцбурге живёт, детей нет… — сказала она тихо. — Антон утром в Чехии, вечером в Германии. Дела, фирма, квартиры, отели… Постоянного жилья нет… Ему нравится. Люська — молчит. Катя вздохнула.

— Да у меня и эскизы есть…. Пора, Кать, … там щенок один… Завтра мотоцикл выкачу, давно не ездил уже… Хочешь покататься?

— А мотоцикл, — зачем?

— Камушки возить…, фундамент найдём, надо приподнять над землёй. В тележке придётся камней с речки повозить.

— «Чезэт», — чешский. Это мне дядя подарил, свой. Раньше он мотоциклами увлекался. Мотокроссом. Теперь — издательство. Машина у него хорошая. Мне шестнадцать исполнилось, он и подарил мне. Завтра прокатимся. Это, конечно, не «Форд», но тоже ничего!..

— Ладно тебе… — усмехнулась Катя, — беги, щенок ждёт… Завтра сюда принесём, ладно?

— Как скажешь, — улыбнулся Кирилл, и, поцеловав Катю, тихо вышел из двери.

— Подожди! — открыла она следом дверь.

Кирилл обернулся испуганно.

— Только ты пораньше приходи, ладно?..

Он повернулся быстро, и, мягко прижимая её к себе, шепнул в самое ухо:

— Я постараюсь…