Как обычно сердце замерло, когда под приземляющимся самолетом мелькала вода-вода-вода, и, наконец, они приземлились на взлетную полосу. Выдохнула!

Аэропорт Ататюрк встретил обычной тишиной и деловитостью. Дойдя по длинному коридору до паспортного контроля, встала в очередь, поглядывая на телефон. С минуты на минуту Дэн должен позвонить, наверняка уже видит на табло, что ее самолет приземлился. Ведь он должен быть уже в аэропорту, они разговаривали перед ее вылетом из Германии, он уже собирался выезжать в аэропорт. Но что-то он не звонит! Вот уже и очередь ее подходит. Молоденькая девушка турчанка с пренебрежением взяла ее русский паспорт, брезгливо скривив губы. Долго, очень долго его разглядывала, листая каждую страницу, потом начала листать заново.

Когда Лера наклонилась, чтобы спросить, в чем дело, девушка шлепнула печать и швырнула паспорт на стойку. Это было настолько очевидным оскорблением, что Лера просто не смогла смолчать.

— Какие-то проблемы? — спросила она по-турецки.

Девушка уже отвернувшаяся к коллеге в соседней кабинке, снова повернула к ней голову и застыла в растерянности. Лера прочитала имя на бейджике.

— Я спросила, госпожа Лейла, есть ли у вас какие-либо ко мне претензии? Или претензии к моей национальности? — спросила Лера ледяным тоном. Этот уверенный тон турки чувствовали, и она уже знала, что именно так нужно разговаривать, чтобы поставить их на место.

— Нет, госпожа, — пролепетала девушка.

Тут же подошел видимо начальник смены.

— Какие-то проблемы у госпожи? — спросил он, поворачивая лицо то к Лере, то к девушке.

— У меня никаких проблем нет, — сказал Лера на чистейшем турецком. — По-видимому, они есть у ваших подчиненных, если они считают приличным швырять паспорта других стран.

Девушка съежилась, начальник, слыша стамбульский акцент, да и ледяной тон подействовал, стал извиняться.

Лера гордо взяла свой паспорт и проследовала дальше.

— Что так долго? — спросил Дэниз на «родном» английском, выглядывая ее в дверях прилета.

— О! Как всегда недоволен! — буркнула она. — Нет, чтобы поцеловать жену, мы все-таки две недели не виделись.

— Мы в Турции, — напомнил он ей с улыбкой, целуя два раза в обе щеки по турецкому обычаю.

— Твои соотечественники не дали мне об это забыть!

— Что, опять поцапалась на паспортном контроле?

— Я научу их относится с должным уважением к русским женщинам!

— Ох, моя русская жена! — рассмеялся Дэниз, беря ее чемодан в одну руку и обнимая ее за талию другой.

— Мы в Турции, дорогой, — она отвела его руку и пошла на расстоянии от него.

— Ох, тебя завели на прилете! Ладно, поехали быстрее. Дети ждут.

— Как там мои зайчики? — тут же улыбнулась она при упоминании о детях.

— Они меня все замучили! — пожаловался он чуть не плача.

— Что так?

— Я устал от них всех, ждал тебя, чтобы ты меня спасла от этого кошмара! Твоя мама говорит через меня с моей мамой, я пытаюсь одновременно переводить с русского на турецкий, с турецкого на русский. Тима лезет на немецком, Дашка на английском. Твоя мама отказалась вчера ехать к моему отцу без тебя, моя мама естественно к отцу не поехала, пришлось мне одному везти туда детей, благо там нянек полный дом: жена отца и две ее дочери детей с рук не спускали.

— О! И они приехали?!

— Да, а две мамы остались с няней, которая временно теперь работает переводчиком. Ну можешь себе представить, до чего они договорились! Ждут тебя, чтобы решить на какое море ехать.

— Я уверена анне (мама) уже решила, теперь хочет видеть в моем лице поддержку, — усмехнулась Лера.

Они тем временем дошли до стоянки и уселись в машину.

— Люда — переводчиком? — усмехнулась Лера про себя. — Представляю себе!

— Нет, не представляешь! Отец опять начал свою песню, что Тимура пора обрезать — все боится, что мы не послушаемся.

— Ну мы же уже обсуждали эту тему с ним, — устало заныла она, откидываясь на спинку сиденья.

— Ты же знаешь моего отца!

— А мой кстати где?

— Уже в Бодруме, вместе с маминым бой-френдом. Но им уже надоело, звонят каждый день, спрашивают, когда все приедут.

— Ну а что вы не поехали? — удивилась Лера.

— Тебя ждали!

— Ну отправил бы детей с бабушками, а сам бы остался, встретить.

— Ага, чтобы потом ты меня пилила, что не дал с детьми увидеться?! Нет уж. Они тоже соскучились, со вчерашнего дня маму ждут, еле спать уложили.

Она заулыбалась:

— Мои солнышки! Что там бабушки и дедушки? Уже звездочку с неба для внуков достали?

— Почти, — кивнул Дэниз обреченно. — Вчера были у отца, так я сегодня утром еле их увез и то только потому, что сказал ему, что возьму детей в аэропорт.

— Почему же не взял?

— Джаным, ты помнишь наших детей?! Они же хуже обезьянок. А с бабушками так вообще превратились в маленьких монстров.

— Н-да, долго мы их будем приводить в чувство после этого отпуска с бабушками, — вздохнула она, вспоминая предыдущие годы.

— Поверь мне, не один месяц на это уйдет. Отец тоже туда же. Я-то все думал, он внука ждет и его отпускать от себя не будет, а он Дашку с колен не спускал весь вечер, затискал ее совсем, ребенок скоро родного деда бояться будет!

— Ага! Напугаешь зайца морковкой! Их же сладостями уже закормили? — это был скорее не вопрос, а констатация факта.

— А ты сама как думаешь? Конечно, внуки приехали к турецким бабушке и дедушке. Уф, как я рад, что ты приехала!

— Ага, теперь под огнем перекрестного допроса буду я, да?

— Ага! — счастливо кивнул он, улыбаясь ей своими нереальными ореховыми глазами. — Мама тебя ждет, чтобы поскорее отправиться с тобой и твоей мамой в тот ресторанчик за вашим десертом.

— Мммм! — вспомнила она свое самое любимое лакомство.

В первый раз, в день знакомства с будущей свекровью они туда так и не дошли, но позже, когда они с Дэнькой приехали на выходные в Стамбул, Ясмин-ханым украла Леру у Дэниза и повела в кафе у старой мечети на самом берегу Босфора. Там подавали сказочный десерт: горячее шоколадное суфле с шариком ванильного мороженого. Лучше него сладкоежка Лера в жизни ничего не ела. Ходить в это кафе за десертом каждый раз, когда Лера приезжала в Стамбул, стало их со свекровью традицией.

Лера посмотрела на Дэна. Загорел. Конечно, под палящим солнцем Стамбула! Взгляд скользнул на его руки на руле, на поблескивающее на безымянном пальце обручальное кольцо. Улыбнулась, уносясь воспоминаниями на шесть лет назад.

— Слушай, что там нужно для того чтобы оформить брак? Ну, какие документы? Уф, как я ненавижу все эти паспорта, визы, посольства! — он откинул голову назад, давая понять, как сильно его это все не устраивает.

— Вот и надо было жениться, когда нам предлагали помощь! — укоризненно сказала она, — В Г. в отделе кадров девочки всё знали!

Разговор происходил в Питере, вскоре после ее прилета. Тему он поднял сам, в первый раз и так, как будто это было уже решенным делом. Она поддержала его тон, уже хорошо разбираясь в его характере, все-таки почти четыре года вместе!

— О точно! Отдел кадров! Завтра узнаю. Приготовься, список, наверное, будет не маленький.

— Ага, я уже испугана!

— Джаным, вот не понимаю, зачем нам жениться?!

— Тебя никто не заставляет!

— Нет, я не об этом. Я хочу понять. Вот тебе это зачем?

Она внимательно посмотрела на него, пытаясь понять: он действительно не понимает или хочет просто увильнуть в очередной раз.

— Чтобы быть за тобой замужем, — ответила она честно. Да, она этого хотела!

— Но я ведь и так твой! А ты моя! Мы живем вместе, мы уже супруги по сути. Для чего следовать каким-то выдуманным кем-то когда-то традициям?! Что от того, что нас объявят мужем и женой наши чувства как-то изменятся?

— Хорошо, — она села напротив него. — Вот представь, что ко мне кто-то из мужчин начинает приставать.

— Убью, — спокойно сказал он.

Она расхохоталась.

— Дэнь, я серьезно! Он видит перед собой красивую женщину… я же красивая?

— Мне нравится, — кивнул Дэн.

— Вот от тебя никогда никакого комплимента не дождешься! — вспылила она.

— Да, ты красивая, — покорно сказал он.

— Спасибо! — гневно выпалила она. — О чем я говорила?

— К тебе какой-то хрен пристает…

— Ах да… Он видит, красивая женщина без кольца, значит не замужем, то есть свободна, естественно начинает приставать. Тебе будет приятно?

— При чем тут кольца, свадьбы… Все это традиции, придуманные людьми! Почему я должен этому следовать?

— Хорошо, — набрала она в грудь побольше воздуха — все-таки с ним непросто! — Мы живем в социуме, и как бы мы не хотели, мы обязаны следовать определенным правилам поведения. Ты же не можешь на скоростном хай-вее взять и просто встать посреди полосы: в тебя либо врежутся, либо оштрафуют в лучшем случае, так ведь?

Он нехотя кивнул.

— Здесь — то же самое. Брак осуществляется, чтобы заявить всем окружающим о том, что мы постоянная пара, чтобы не задавали глупых вопросов, типа: ну когда вы уже поженитесь? Чтобы никто не приставал ни ко мне, ни к тебе, думая, что мы свободны, потому что на безымянном пальце будет кольцо, свидетельствующее об обратном.

— Стоп, я носить кольцо не буду! Никогда не носил никаких колец!

Это правда, он даже часы не носил, хотя она ему как-то на день рождения подарила дорогущие часы. Надел один раз, похвастался в офисе, что ему Валерьюшка подарила и до сих пор лежат в коробочке.

Она закатила глаза к потолку, давая понять, что она от его детского поведения устала, и разговор закончен.

Через некоторое время.

— Валерьюшка, может можно как-то без колец обойтись, а? — он умоляюще взглянул на нее.

— Можно вообще не жениться! — отрезала она.

Он громко застонал прямо посреди одной из улочек Санкт-Петербурга и с видом человека, идущего на казнь, взял ее за руку и вошел в ювелирный.

— Смотри, вот симпатичное колечко, — ткнул он пальцем в стекло витрины.

— Ты что, хочешь, чтобы твой отец меня возненавидел?! Да его инфаркт хватит, если он увидит на руке сына желтое золото. Только белый металл!

Он испуганно посмотрел на нее:

— Ты понимаешь, что я его носить не буду?

— Да, мы договорились, наденешь только на свадьбе, а потом можешь быть свободен, — откуда-то все-таки прорезался сарказм.

— Опять ты об этом? Ничего не было! Валерьюшка, клянусь, я не изменял тебе!

— Я не об этом, — тихо сказала она. — Неужели даже ради меня ты не можешь надеть кольцо?

— Ради тебя я женюсь, хотя до сих пор не понимаю, как какая-то дурацкая подпись может «соединить» нас?! Мы же и так вместе!

— Дэнь, не начинай все сначала! Если не хочешь — не надо!

— Покажите вот эти кольца, — он указал на два гладких кольца из белого золота и вопросительно посмотрел на нее.

Спустя шесть лет оба эти кольца все еще были на их безымянных пальцах. В вечер после свадьбы она сказала, что он может уже снять свое кольцо, он тогда ответил:

— Да, ладно, завтра все равно надевать, покрасоваться перед родителями — пусть порадуются.

Потом нашлась еще какая-то причина, потом еще одна. Так кольцо и осталось у него на пальце.

Как единственное избалованное чадо своих родителей, Лера и не подумала спросить их мнения, просто поставила перед фактом: свадьбы не будет. Будет просто роспись, а потом они посидят в ресторане. Ее родители даже не пикнули, привыкнув во всем потакать дочери.

Но не тут-то было с его родителями.

Сначала позвонила его мама. Когда у Дэна закончились аргументы на турецком, он устало передал трубку Лере, и она начала говорить все то же самое будущей свекрови по-английски. Что они не хотят свадьбу, что у них нет времени — их не отпустят с проекта в Санкт-Петербурге, что у них не будет времени на подготовку. Когда все аргументы были исчерпаны, и она почти убедила свекровь и закончила разговор, на ее мобильный позвонил его отец (наверное, узнал номер у свекрови).

— Девочка, — заговорил он по-немецки. — Он мой единственный сын. Я столько ждал, чтобы он нашел женщину, которая сделает из него человека, и я потанцую на его свадьбе. Не отнимай у меня эту радость.

Это был удар ниже пояса. Все-таки какие хитрые у него родители — точно знают, куда бить, чтобы добиться своего! Если не мать, то отец добивает!

Вот так против их воли состоялась их турецкая свадьба!

Единственное, на чем настаивали Дэниз и Лера, чтобы свадьба была как можно скромнее. Оба и отец и мать в один голос подтверждали: да-да, они сделают так, как хотят дети. То, что свадьба будет в Стамбуле, как-то даже не обсуждалось, все приняли это как само собой разумеющийся факт.

— Ох, не верю я им, — вздыхал Дэниз. Как оказалось позже не зря!

Она улыбалась сейчас, сидя рядом с ним в машине, вспоминая, как он ворчал, что у него мизинец выпачкан хной — что за традиции!

— Ой молчи, у тебя только мизинец, а у меня все руки в хне!

Это родня из Измира постаралась, принимая Леру в семью в вечер накануне свадьбы. По турецким традициям ладони невесты красились хной перед свадьбой.

Вспомнила бесконечные переговоры со свекровью по телефону, Лера в Питере, свекровь в Стамбуле, мама в Н. И все друг другу перезванивают, а рядом подхохатывающий Дэнька, обзывающих их Большой Тройкой. Лера была очень благодарна Ясмин, свекровь действительно все приготовления сделала сама с помощью жены отца. На время подготовки к свадьбе между этими двумя женщинами было негласно заключено временное перемирие. Началось оно на своеобразной помолвке, а проще сказать просто знакомство родителей. Дэн тогда так взял всем билеты, чтобы они из Питера и ее родители из Н. прилетели примерно в одно время в Стамбул, и они вместе проходили паспортный контроль. Зная своих родителей, Дэн хотел из аэропорта взять такси, и знакомить с ними по отдельности. Но оба родителя Дэна в силу турецкого гостеприимства не могли не приехать. И тут же перессорились прямо в аэропорту по поводу того, у кого гости остановятся. Дэн устало поднимал брови, Лера пыталась успокоить его, периодически дотрагиваясь до его руки, а ее родители оставались в неведении, ничего не понимая по-турецки.

— Будете много пререкаться друг с другом, я их поселю в Плазу. Она как раз недалеко от моего дома! — отрезал Дэн.

Вечером за ужином, на котором присутствовала и жена отца, обсуждалась свадьба. Детей от всех приготовлений избавляли, необходимо было только их согласие. С этого вечера они считались помолвленными, хотя ни колец никаких церемоний не было. Эти выходные, проведенный в Стамбуле, были последними беззаботными днями вплоть до свадьбы.

Единственную уступку, которую Лера получила у этой железной женщины похожей на невинную ласковую кошечку, своей свекрови — это цвет платья. Вот здесь Лера уперлась: ну какой белый цвет? Они живут вместе почти четыре года! Белый цвет — цвет чистоты и невинности — это смешно после четырех-то лет совместной жизни! Свекровь уступила — общим советом был выбран цвет слоновой кости.

Более тяжелые бои произошли из-за фаты. Лера наотрез отказалась даже рассматривать варианты.

— Ох, какие же вы оба упертые! — вздыхала свекровь. — Что из ваших детей вырастет?!

Лера хотела подзагореть, чтобы выглядеть эффектно в платье цвета слоновой кости — вот тут свекровь взбрыкнула в первый раз:

— Ты что! Ни в коем случае! Никаких соляриев! Кыз (девочка), прошу тебя! Да половина гостей умрет от зависти, глядя на твою белоснежную кожу! Ты что же, лишишь меня удовольствия посмотреть, как все женщины будут смотреть на тебя с завистью?! — рассмеялась Ясмин-ханым.

— А сколько будет гостей, — как бы между прочим спросила Лера. Она понимала, что их будет не меньше сотни. И была уже морально готова к этому.

— Гостей оказалось немного больше, чем мы планировали, так что, то место, которое мы с тобой смотрели в прошлый раз, нам уже не подходит. Но не расстраивайся! Отец Дэниза, по-моему, договорился о другом месте, там даже лучше!

Лера понимала, что в ее словах кроется большой подвох, но не думала, что он будет настолько большой!

А пока свекровь звонила ей по нескольку раз в день:

— Подарки гостям будут магнитики — белые веточки с голубой ленточкой. Я скинула тебе на почту фотографию, посмотри, нам нужно твое одобрение.

— Тебе же нравится персиковый цвет? — это скорее утверждение.

— Я выслала тебе варианты накрытых столов. Мне нравится под номером два.

Лера привычно соглашалась. А что делать? Попробуй она возразить, придется лететь в Стамбул и заниматься приготовлениями к свадьбе самой. А у нее новый проект! Ну никак нельзя! А еще она начала изучать турецкий с преподавателем. Хорошо, что любое слово или выражение всегда можно было спросить у Дэна — здорово, что под рукой всегда личный репетитор. Он правда морщился от ее произношения, иногда смеялся, но она обижалась, тыкала его в бок и он повторял ей слово или фразу по нескольку раз, пока она не произносила ее правильно.

Они приехали за три дня до церемонии. За день до того прилетели ее родители и самые близкие родственники и друзья. Она не заметила, как время до свадьбы пролетело. Приветствия бесконечных гостей, последние примерки платья, одобрения всего накупленного свекровью и Джахиде-ханым, женой отца.

Вечером накануне свадьбы всех гостей пригласили покататься на арендованном корабле по Босфору. Часов с шести начали жарить рыбу на причале, а они с Дэнизом встречали гостей, приглашая всех на борт. Насобиралось человек шестьдесят и Лера почти успокоилась, что свадьба будет действительно небольшая (ну, по турецким меркам).

Не успевала Лера присесть где-нибудь на закате, подставив обнаженные плечи последним лучам заходящего солнышка (хоть так убрать синеву кожи), как свекровь тут же загоняла ее под навес разговаривать с кем-нибудь из гостей.

После многочасового катания по Босфору (было впечатление, что они прошли от Черного до Мраморного моря) еще пришлось полчаса стоять в ожидании причала — в Стамбуле пробки не только на дорогах, но и у причалов тоже! Лера с удовольствием ступила на твердую не качающуюся землю и ожидала, что гостей сейчас всех отправят и они смогут, наконец, отдохнуть — не тут-то было! Ее с Дэнизом забрали в дом его отца, посадили на стул и заставили плакать. Она с недоумением поглядывала из-под красной накидки на ходящих вокруг нее женщин и не имела ни малейшего представления, что делать. Все сделали за нее, как и всю свадьбу собственно. На ладони положили хну, которую сказали не снимать всю ночь. Ага! Что она так спать будет что ли!

Вообще турецкая свадьба это много месяцев кропотливой и тяжелой работы, а за день до свадьбы и в день свадьбы — это работа жениха и невесты и родителей жениха, по крайней мере, так было на свадьбе Леры.

Стоя в платье слоновой кости, (она даже боялась спросить, сколько оно стоит) перед закрытыми дверями в зал, где состоится церемония, она держала за руку Дэниза, набираясь у него смелости.

— Валерьюшка, может, ты пойдешь, одна там разберешься, а? А я тебя подожду в саду?

Отец организовал сказочное место для свадьбы, на берегу Босфора в саду принцессы последнего султана. Сад был необычайной красоты, а полуразрушенные стены дворца были зашиты в стекло, невидное днем, так что создавалось впечатление, что прямо из буйной растительности выступают полуистлевшие от времени камни старой постройки, а ночью когда включили подсветку, весь дворец приобретал вид древности. Церемония проходила на втором этаже этого здания. Внутри его полностью переделали на современный лад, там был даже лифт!

— Дэнька, — строго сказал Лера. — Я стою здесь на высоченных каблуках, в дурацком платье, с прической и букетом. Даже не смей думать удрать, потому что я могу навернуться в этих туфлях в любую минуту.

Он неприлично хохотнул в тот момент, когда двери открылись, и она чуть не потеряла сознание!

Зал весь был украшен белым: белые воздушные шары, белые ленточки и мишура, белые стулья для гостей, а гостей… Весь огромный зал был уставлен стульями, разделенными на две половины. Они должны были пройти по проходу к столу на небольшом возвышении.

Но ноги не шли, она боялась запутаться в платье и упасть. От обилия гостей рябило в глазах, она никак не могла разглядеть своих и его родителей. Оказывается, она с силой сжала его руку и чуть ослабила хватку только, когда услышала:

— Валерьюшка, джаным! Еще пару часов этой пытки и нас наконец-то оставят в покое! Только представь, нас ждет номер в гостинице, огромная удобная кровать и ведерко со льдом, в котором лежит запотевшая бутылка шампанского! И я с удовольствием засуну твои уставшие ноги в этот лед, когда мы вернемся!

Она неприлично прыснула от смеха и посмотрела на него:

— Если обещаешь, что мы всю ночь будем спать, и нас никто не будет трогать!

— Джаным! Я тоже мечтаю только об этом — отоспаться!

Она снова прыснула и они рука об руку пошли по проходу.

— Кстати, у меня под платьем есть кое-что голубое для тебя, — шепнула она ему.

Он сделал ей страшные глаза и прошептал в ответ:

— Сама виновата, теперь спать отменяется!

Она увидела, как захлопал его отец, когда она сказала заветное «evet» («да»), как слезы полились из глаз их родителей, когда он поцеловал ее в лоб первым супружеским поцелуем.

Ей казалось, что на следующем шаге ее ноги все-таки сломаются — они почти не присели за всю свадьбу — обойти 650 (!) гостей, каждый из которых хотел поздравить, положить деньги в сундучок, обшитый белым атласом с розочками, и, конечно, поцеловать невесту. Ей казалось, что мышцы лица, отвечающие за улыбку, никогда не расслабятся и боялась, что к концу вечера ее улыбка больше походит на оскал.

650 гостей!

— Тут что половина Стамбула собралась! — возмущалась она ему шепотом.

— Ага, и еще половина Измира, — стонал он в ответ.

— Я знаю, что вы подыскиваете дом в Германии, — сказал его отец, поздравляя их с браком, глядя на Леру. — Присматривай из расчета, что половину дома оплачиваю я. Это мой подарок вам на свадьбу, — Мехмет-бей сжал ее ладонь в своих руках.

— Спасибо, — кивнула она благодарно.

— Спасибо, папа, — подхватил Дэниз.

— А я не тебе подарок делаю, а твоей жене! — оборвал его отец. — И запомни, девочка, — он снова повернул лицо к ней. — Если этот разгильдяй будет вести себя неправильно, сразу звони мне!

— Спасибо, — улыбнулась она. — Но думаю, я сама с ним справлюсь, — и посмотрела на Дэниза. Держа его под руку, сжала его руку выше локтя пальцами, ведь знала, что его глаза полыхнут черным от слов отца. Успокоился, расслабился.

Отец повернулся к нему:

— Единственное, что ты сделал правильного в своей жизни — это выбрал правильную женщину!

Дэниз кивнул, криво усмехнувшись.

Только спустя несколько лет он расскажет Лере, как в первый же год их знакомства он приходил к отцу обсудить брак с ней. Тогда они разругались в пух и прах. Отец чуть ли не выставил его из своего дома. А Дэниз, уходя, крикнул ему:

— Тогда я вообще не женюсь. И твои внуки будут мало того что не мусульманами, они будут еще и незаконнорожденными!

Обходить гостей на свадьбе собирая подарки и поздравления — это не приятная вещь, не обязанность, это наказание! В стамбульской жаре, на высоких каблуках в течение нескольких часов переходить от столика к столику, расцеловывать всех два раза в обе щеки, улыбаясь говорить слова благодарности, фотографироваться и снова переходить к следующему столику…

— Как долго ты живешь в Стамбуле, дочка? — спросил кто-то из измирской родни. Она перестала пытаться запоминать даже лица, это было просто бесполезно!

— Три дня, — улыбнулась она.

— Три года? — переспросил тот, думая, что она просто заблудилась в турецком языке.

— Три дня, — поправила она, — Мы приехали в Стамбул только на свадьбу. Сейчас живем в Санкт-Петербурге, в России. Но после того, как закончим проект, через полгода переезжаем в Германию, будем жить там.

— Но у тебя такой явный стамбульский акцент, — удивился говоривший.

Она рассмеялась:

— Это от мужа, — и погладила ладонью лацкан его смокинга. А взглянув в ореховые глаза, увидела, как там разливается тепло: она в первый раз назвала его мужем!

С усилием возвратившись к реальности из глубины его глаз, заметила, что не все разделяют восторг от ее прикосновения к Дэнизу. Родственник, с которым она разговаривала, смотрел на нее неодобрительно. Что, к собственному мужу уже нельзя прикоснуться?! Но она решила убрать руку во избежание скандала или сплетен среди измирской родни.

В тот же момент его рука накрыла ее пальцы, удерживая на его груди, прижимая к сердцу.

Она низко опустила голову, как будто разглядывая подол платья, на самом деле скрывая улыбку: в Дэньке, конечно, романтики — ноль, но иногда он делает самые необходимые вещи в самый нужный момент. Вот по таким моментам она точно знала: он любит ее, она его половина.

Айдан с женой тоже были на их свадьбе:

— Поздравляю, Валерия. Я с самого начала знал, что вы поженитесь, но что-то вы с этим затянули?

— Даже не знаю почему, — пожала она плечами, посмотрев на Дэниза.

— Некогда было, — ответил тот.

— Так вы поэтому нас не вызывали на проекте? — вспомнила она репрессии влюбленных в офисе.

— А что вас вызывать. Все и так было ясно. Если турецкий мужчина находит свою женщину, он берет ее за руку и уже не отпускает. По Дэнизу сразу было видно, что он свою женщину нашел, — улыбнулся Айдан. — Счастья вам!

Оказывается, все вокруг видели и понимали, что у них все серьезно! Почему же она этого не видела?!

Когда начались танцы, Озгюр время от времени забирал Дэниза и они пропадали на пару минут. Ей стало интересно, и в очередной раз она поинтересовалась их исчезновениями.

— Ревнуешь? — с надеждой спросил Дэнька.

— Ха! Не дождешься! Так что? Куда вы ходите на моей свадьбе?

— Озгюр вынес очень дельную мысль из своей свадьбы: набрать побольше чистых и сухих рубашек!

Она непонимающе посмотрела на Дэна, потом обвела взглядом гостей. Несмотря на Босфор, стамбульская жара сделала всех мокрыми от пота. Мужчины уже сняли пиджаки, выставляя напоказ прилипшие к телу рубашки. Она несколько раз уже мысленно благодарила свекровь, которая настояла сделать ей прическу, подняв волосы наверх, хотя Лера хотела их распустить — Дэнька любил ее волосы. Сейчас это было очень кстати — жара!

Оказывается, Дэн попросил Озгюра прихватить пять рубашек для него, и теперь они время от времени сбегали, чтобы переодеться в сухую рубашку. Как жаль, что она не купила пару запасных платьев, вот туфель купили аж три пары!

Ближе у полуночи родня и знакомые распрощались и разъехались. Остались друзья. Для них на первом этаже здания устроили танцплощадку, врубили музыку. Она переобулась в туфли на низком каблуке и присоединилась к танцующем.

— А сейчас, — проговорил Озгюр в микрофон. — Белый танец: невеста приглашает жениха!

Все рассмеялись и зааплодировали.

— Что?! — возмутилась она, поставив руки в боки, разыгрывая разъяренную супругу.

Но когда послышались первые аккорды Шакиры, она рассмеялась:

— Oh no!

— Yes sweetie! — он протянул ей руку ладонью вверх, и когда она вложила в нее свою, втянул в расступившийся круг.

Она прижала лоб к его плечу:

— А что подобрать другую песню было слабо? — спросила с улыбкой.

— Ч-ч-ч, слушай! — приказал он и нагнувшись к ее уху прошептал, повторяя за Шакирой: — When the friends are gone, when the party's over, we will still belong to each other (Когда друзья разойдутся и вечеринка будет окончена, мы будем принадлежать друг другу).

— No romantic (никакой романтики)! — напомнила она ему.

— No romantic! — подтвердил он, улыбаясь. А потом наклонился и на глазах у всех поцеловал ее в губы. Невиданное дело на турецкой свадьбе!

— Мы нарушаем правила! — напомнила она, закусив нижнюю губу, стараясь удержать улыбку счастья, которая так и пробивалась расплыться по лицу.

— Мы их нарушаем с самого начала, джаным! — отмахнулся он.

А ночью, стоя возле огромной кровати в номере для новобрачных с видом на Босфор (так от него и устать недолго!) она подошла к нему, потянулась на цыпочках и, поцеловав в губы, произнесла:

— Теперь я твоя жена!

И увидела, как его лицо окаменело:

— А до этого ты кем была?!

Ну вот он опять испортил всю романтику!

А потом она сидела в кресле, катая холодную бутылку жутко дорогого шампанского под ногами — помогало! Он подошел к ней, присел на корточки у ее ног. Он был так красив в свисающей с шеи «бабочке» и расстегнутой белой рубашке!

— Джаным, ну прости! Я же говорил тебе, для меня это просто дань традициям, ты всегда была для меня женой. С первого дня, с первой ночи!

Она обняла его голову, прижав к себе:

— Прости, что этого не понимала. И прости, что только сейчас я чувствую, что теперь ты — мой муж…

Он поднял голову к ней:

— Значит, нам действительно нужна была эта свадьба!

Улыбнулся:

— А брачная ночь у нас будет?

— А может, просто поспим? — с надеждой спросила она.

— Ох, как я надеялся, что ты не заставишь меня исполнять супружеский долг!

— Вот ты засранец!

— Да, а ты жена засранца!

Он обхватил пальцами ее лодыжку и повел руку вверх, собирая по пути ткань юбки платья. Она сначала следила за его рукой, а потом перевела взгляд на его лицо. Он пристально смотрел на нее своими невозможными глазами:

— Ты говорила, у тебя есть что-то голубое для меня? — прошептал он, улыбаясь сводящей с ума улыбкой, приоткрывающей белые зубы.

— Да, — выдохнула она, когда его пальцы погладили впадинку под ее коленом сквозь тонкую ткань белого чулка.

— Можно поискать? — все так же шепотом спросил он, поглаживая ладонью ее бедро.

Она чуть наклонилась вперед, чтобы его губы смогли накрыть ее рот. Он медленно подразнивая водил губами по ее щекам, подбородку, приоткрытым губам, все не переходя к поцелую.

Она уже закрыла глаза в ожидании дальнейшего соблазнения.

— Если ты продвинешь ладонь выше, то найдешь голубое, — прошептала она в его губы.

Он так и сделал, наткнувшись пальцами на белую кружевную подвязку, перевитую атласной голубой ленточкой. Пальцем подцепил ее вместе с чулком и потянул вниз. Как ему нравилось раздевать свою жену!

Все было так медленно и нежно, что Лера не выдержала, наклонила голову, ища его губы, чтобы, наконец, насладиться его вкусом, его запахом, его теплом.

— Если ты пытаешь меня возбудить, то ты уже опоздал, — шепнула она, сама прижимаясь к его губам.

Он с трудом оторвался от ее губ, посмотрел на нее затуманенными страстью глазами:

— Не ломай мне романтику, — и посмотрел вниз, где его руки уже стянули чулок до ее щиколотки. Она приподняла ногу, чтобы полностью избавиться от чулка.

Как только голые пальчики ее ноги утонули в мягком ковровом покрытии на полу, он рванул ее на себя, стаскивая с кресла, покрывая безумными поцелуями. Бросил на кровать, лихорадочно ища застежку платья.

— А второй чулок? — еще успела она спросить.

Но он только отмахнулся:

— Потом.

Во всей романтике огней Босфора, освещавших номер через стеклянную стену, они не могли не насладится друг другом как супруги.

Лежа на животе, обхватив подушку руками, она наслаждалась тем, как он рассеянно проводит рукой вдоль ее спины вверх и вниз. Было невероятно приятно.

— А когда ты в первый раз обратил на меня внимание?

Он усмехнулся.

— Знаешь, отец до сих пор помнит дату, когда они с матерью встретились, и как она была одета тогда. Он никогда этого прямо не говорит, но иногда проговаривается. Я поначалу его подлавливал, но он свирепел, став взрослее я перестал это делать. Если он до сих пор любит мать — это его дело.

— Твой отец до сих пор любит твою мать? — она приподнялась на локтях, поворачиваясь к нему, и у нее даже рот приоткрылся от удивления.

— Я не знаю. Это их дело. Так вот! Я тогда еще подумал, что если встречу женщину, одежду которой буду помнить через время — это и есть Она!

Она рассмеялась.

— И во что же я была одета? — на самом деле она сама не помнила.

— На тебе была блузка изумрудного цвета с пуговицами на спине, а не впереди, как обычно. Я тогда посмотрел на ряд пуговиц и подумал «Если никто не помогает ей застегивать эту блузку, эта женщина будет моей».

— И как? Не жалеешь?

Вспоминая сейчас, по дороге из аэропорта, их свадьбу, их жизнь на проекте, их знакомство, она никак не могла понять: как два таких разных человека слились в одно? Две совершенно разные культуры, два разных языка, два разных характера, как они могли переплестись, врасти друг в друга настолько, что преодолели, перешагнули все различия?!

— Люблю тебя, — улыбнулась она, вернувшись из воспоминаний.

— Джаным, — улыбнулся он в ответ, мельком взглянув ей в глаза и вернув взгляд на дорогу.

За девять совместных лет он ни разу не сказал «Люблю». Ни тогда, когда на свадьбе прижал ее палец с надетым на него обручальным кольцом к своим губам. Ни тогда, когда взял на руки своего первенца. Ни когда смотрел в серые, как у матери, глаза его дочери, которая родилась на пятнадцать минут позже ее брата-двойняшки. Эта малышка своими серыми глазами превратила обоих мужчин рода Арслан в своих рабов. Ни ее отец, ни ее дед не могли ни в чем отказать маленькой плутовке, которая с рождения чувствовала свою власть над этими двумя мужчинами.

В ответ на ее слова любви он всегда говорил только одно слово: «Джаным». Но говорил это так, что каждый раз у нее переворачивалось сердце, как будто роза расцветала в душе, лаская своими нежными лепестками.

И так ли уж важно, что он ни разу не сказал «люблю», если каждый день она чувствовала его любовь всем сердцем, всем телом и душой!