4 июня 1862 года. Эта дата навевает нам воспоминания о старой фотографии. Солнечный день, каникулы. Скромный диакон тридцати лет, преподаватель математики Оксфордского университета (колледж Крайст Черч), в окружении чинных девочек. Диакона зовут Чарльз Лютвидж Доджсон. С этой даты начинают свои статьи многие кэрролловеды. Я не кэрролловед, просто очень люблю книги этого писателя. И я решил, что не буду исключением и тоже начну именно с этой даты.

Преподаватель небрежно чертит диковинные рисунки и рассказывает сказку, в которой все перевернуто вверх ногами. Она кажется нам более удивительной, чем буйные фантазии Ариосто о путешествии на Луну неистового Роланда и его гиппогрифа, чем приключения барона Мюнхгаузена и даже приключения Тартарена из Тараскона, которые появятся из-под пера Альфонса Доде несколько позже, в 1868 году.

Что же нового придумал этот скромный священнослужитель?

Начнем с того, что он заложил основы новой науки – математической логики. Но это, если пользоваться современной фразеологией, в рабочее время. А во время каникул? Когда он давал отдых своему уму, своему рассудку, своему здравому смыслу. Алиса в стране чудес, Алиса в Зазеркалье, Охота на Снарка, Сильви и Бруно. Английская писательница Виржиния Вульф пишет в своем эссе, посвященном книгам Льюиса Кэрролла: «Это – мир сна, но это и мир снов. Они возникают без всякого усилия; перед нашим внутренним взором чередой проходят Белый Кролик, Морж и Плотник; они кружат, превращаются друг в друга, прыгают и скользят. Вот почему обе книги об Алисе – книги не детские; это единственные книги, в которых мы становимся детьми».

Так что же все-таки нового в этих книгах?

Автор воспевает его величество «нонсенс». Нонсенс ради нонсенса. Парадокс ради парадокса. Неологизм ради неологизма. Оксюморон ради оксюморона. Катахреза ради катахрезы. Каламбур ради каламбура. Это можно сравнить с искусством для искусства. Главная идея этого неимоверного, неповторимого Кэрролла: некоторые рассуждения могут существовать в полной пустоте в силу собственной безудержной дерзости.

Член ученого совета Крайста Черча, «Дома», как его называют преподаватели и студенты. Рациональный, трезвый, религиозный, придерживающийся традиционных моральных принципов Викторианской эпохи, принципов, которые невозможно поколебать. Он не давал себе воли и послаблений ни в морали, ни в общественной жизни, ни в философии. Истово верующий, он тем не менее не принимал христианский принцип: «И последние станут первыми, а первые – последними». Опутанный условностями, зажатый неколебимыми властью и законами, Чарльз Доджсон одним ударом разрубил путы разума. Как математик он понимал, что могут существовать системы, в которых «плюс» становится «минусом». Признавал иррациональность в математике, логике и словесности. Только в них, в логике, в математике, в словесности, он давал каникулы своему разуму, отвергал разум, становился легкомысленным, беспечным, совершенно беспринципным и, как сейчас говорят, отвязным. Веселый задор математика. Как написал Г. Честертон в своей статье, посвященной столетнему юбилею со дня рождения Льюиса Кэрролла, «мыльный пузырь, выпущенный через соломинку поэзии в небо бедным Доджсоном в минуту просветленного безумия, потерял со временем легкость, но сохранил свои мыльные свойства». Мыльный пузырь его поэзии, его нонсенсов, каламбуров, парадоксов… Его привольность сохраняла особую строгость и респектабельность. Несообразная сообразность или сообразная несообразность?

Напыщенный и щепетильный священнослужитель, его неукротимые сны, миражи и видения отрицают разум полнее, чем это делают самые неукротимые художники и поэты, не отягощенные ни принципами, ни совестью, ни благородными целями, смешивающие на палитре слова, идеологемы, черные и белые краски, страхи, чувства, общественные нормы, черные и белые квадраты, кубы, клубы дыма, огонь и пепел чувств.

В его поиске нет ничего, кроме нонсенса. В этой бессмыслице нет смысла, кроме самой бессмыслицы. Абстрактная, препарированная бессмыслица. Рабле – более человечен, Свифт – более суров и беспощаден. Доджсон – уникальный изобретатель веселого кошмара. Он живет во сне, параллельном обычной жизни. Раздвоение личности. Но без вмешательства инфернальных сил.

Доктор Джекиль (Стивенсон) с помощью хирургической операции удаляет совесть; Доджсон ампутирует здравый смысл, голову.

Когда королева Виктория прочла книгу «Алиса в стране чудес», она попросила принести ей все книги этого автора. И ей принесли стопку книг по математике.

Англичанин Викторианской эпохи любит Доджсона. Столп общества, солидный джентльмен – цилиндр, портфель, зонтик, бакенбарды – это днем. Ночью в его грудь врывается ветер, взрывает душу и сознание, выбрасывает на улицу, в лунном блеске, раскинув бакенбарды-крылья, летит это абсолютно свободное существо выше крыш, выше труб, зонт превращается в помело, а цилиндр летит сам собой, поглядывая временами, чтобы хозяин не сбился с дороги…

Нонсенс, бессмыслица, забава. Мы любим эти забавы. Поклонников у Льюиса Кэрролла бесчисленное множество. Казалось бы, нельзя заставить человека слушать бессмыслицу. Но мы внимаем Льюису Кэрроллу, который создает дух и атмосферу праздника.

Говорят, что в Англии есть экзаменационные вопросы:

1. Что такое «хрюкотать», «пыряться», «зелюки», «кисельный колодец», «квазичерепаховый суп»?

2. Нарисуйте диаграмму шахматных ходов партии «Зазеркалье».

3. В чем отличие Труляля от Траляля?

Льюис Кэрролл оказал прямое или скрытое влияние на О. Генри, Р. Киплинга, Джеймса Джойса, Ф. Кафку, Фрэнка Баума, Владимира Набокова.

Давайте вместе попробуем вновь ощутить первый, кружащий голову восторг, когда нонсенс только родился.

Разберем смысл парадоксов и нонсенсов, оксюморонов и каламбуров, других понятий абсурда в чистой и прикладной логике.

Нонсенс – высказывание, лишенное смысла, бессмыслица.

«Кто же может в Европе представить молчаливое буйство, учтивую решимость, приказывающую покорность и тому подобные нонсенсы, которые у нас теперь перед глазами» (П. В. Анненков «Письма к Тургеневу»).

«На тайну личности ученых, занимающихся андроидами, ему наплевать, а право андроида на тайну личности он полагает нонсенсом и катахрезой» (Стругацкие «Жук в муравейнике»).

«Все верлипупно. Но если картина лишь плюйная бряшка Истины – мерзь! Искорнежим небесных мазков блестованье Начисто! Хоть и тужляется истово, ражливо Сердца ледец, – нет напованья на мира искровна рожденье» (Янош Эрдеи «77 ухмылок, рожденных поговорками»).

Нонсенс и смысл покончили со своим противостоянием и вышли в соприсутствие в двух вариантах: нонсенс поверхности и скользящий по поверхности смысл.

Парадокс – это положение, резко расходящееся с общепринятыми, устоявшимися нормами и мнениями. Можно сформулировать и так: парадокс – оригинальное, неожиданное высказывание, противоречащее самому себе, здравому смыслу или кажущееся нелогичным.

Классический парадокс брадобрея: «Одному деревенскому брадобрею приказали брить всякого, кто сам не бреется, и не брить тех, кто сам бреется. Кто бреет брадобрея? Если брадобрей не бреется сам, то он должен себя побрить, а если он бреется сам, то, согласно второй части приказа, он не должен себя брить».

Парадокс «Крокодил и Женщина». На берегу стояла египтянка с ребенком. Неожиданно Крокодил выпрыгнул из воды и выхватил ребенка.

Женщина плакала, умоляла Крокодила вернуть ребенка. Крокодил был растроган и тоже плакал (крокодильими слезами, конечно).

– Я дам тебе шанс получить ребенка, – сказал он. – Угадай, отдам я тебе его или нет. Ответишь правильно – верну ребенка, неправильно – не верну!

Женщина подумала и ответила:

– Ты не отдашь мне ребенка!

Крокодил ответил:

– Ты сказала либо правду, либо неправду. Если то, что я не отдам ребенка, – правда, я не отдам его, так как иначе сказанное не будет правдой. Если сказанное – неправда, значит, ты не угадала, и я не отдам ребенка по уговору.

Женщина убеждена в противоположном:

– Если я сказала правду, ты отдашь мне ребенка по уговору. Если же я не угадала, что ты не отдашь ребенка, то ты должен его отдать, иначе сказанное мною не будет неправдой.

Что же должен сделать Крокодил? Обещание внутренне противоречиво, поэтому оно невыполнимо в силу законов логики.

Парадокс слуги. «Прикажите слуге не слушаться вас». Не слушаясь вас, он ослушается приказа, так как он исполняет его, не слушаясь вас.

Король неразрешимых парадоксов – высказывание Евбулита из Древней Греции: «Я лгу». Если высказывание ложно, то говорящий сказал правду, и значит, сказанное им не является ложью. Если же высказывание не является ложным, а говорящий утверждает, что оно ложно, то это его высказывание ложно. Оказывается таким образом, что, если говорящий лжет, он говорит правду, и наоборот.

Парадокс Ахиллеса и Черепахи. Ахиллес никогда не догонит Черепаху – когда он пробежит расстояние до Черепахи, Черепаха отползет еще на некоторое расстояние, когда он пробежит это расстояние… и т. д. до бесконечности.

Парадокс всемогущего существа. Может ли всемогущее существо создать камень, который оно не сможет поднять?

Катахреза – неправильное или необычное употребление слов и сочетаний слов с несовместимыми буквальными лексическими значениями.

Примеры: самоварное золото, есть глазами начальство, зеленый шум, когда рак свистнет, разумная храбрость, пусть акулы империализма не протягивают к нам свои лапы.

Оксюморон – умная или остроумная глупость, сочетание слов противоположного значения (сочетание несочетаемого), способ разрешения неразрешимых ситуаций.

Примеры: обыкновенное чудо; праведная ложь; конец вечности; назад в будущее; вверх по лестнице, идущей вниз; горячий снег; живой труп; мертвые души; бесконечный тупик; свинцовый дирижабль (Led Zeppelin); оргия праведников (Blind Guardian); Старый Новый год.

«Кого позвать мне, с кем поделиться той грустной радостью, что я остался жив» (С. Есенин «Русь советская»).

Каламбур – литературный прием с использованием в одном контексте разных значений одного слова или разных слов, или словосочетаний, сходных по звучанию.

«Царство рифм – моя стихия, и легко пишу стихи я! Даже к финским скалам бурым обращаюсь с каламбуром» (Д. И. Минаев).

«Я стал по твоей лишь вине топить свое горе в вине; и прежде служивший мне стих, струною оборванный, стих» (Д. И. Минаев).

«Я сахар в чай не досыпаю и по ночам недосыпаю. Мне часто по ночам не спится, мне очень хочется не спиться…» (А. Щербак-Жуков).

Рассмотрим примеры нонсенсов и прочих «нон» в книгах Льюиса Кэрролла.

Начнем со «считалочки Алисы», с ее своеобразной таблицы умножения.

4×5=12

4×6=13

4×7=14

«Так я до 20 никогда не дойду», – говорит Алиса. Последней строчкой ее «считалочки» будет: 4×12=19.

Можно показать, что все эти арифметические равенства (высказывания) верны. Первое равенство верно, если основание системы счисления 18. Затем в каждой следующей строчке основание системы счисления увеличивается на 3. Получается следующее.

4×5=1×18+2=12

4×6=1×21+3=13

4×7=1×24+4=14

…… … … … …..

4×12=1×39+9=19

4×13 – хотелось бы получить 20, но получается

=4×42+10 (в десятеричной системе нет цифры «десять»)

 

Падение в кроличью нору

«То ли колодец был очень глубок, то ли падала она очень медленно, только времени у нее было достаточно, чтобы прийти в себя и подумать, что же будет дальше.

Пролетая мимо одной из полок, она прихватила с нее банку с вареньем.

Алиса побоялась бросить банку вниз – как бы не убить кого-нибудь!»

Льюис Кэрролл касается обсуждаемой в популярной литературе тех лет проблемы – что будет с телом, брошенным в тоннель, проходящий через центр Земли. Этой темы касались и Плутарх, и Фрэнсис Бэкон, и Вольтер.

Если тело падает через тоннель к центру Земли, его скорость возрастает, а сила притяжения уменьшается. Тело долетит до центра Земли за 36 минут (если в тоннеле нет воздуха и если пренебречь кориолисовым ускорением). Будет ли человек падать, как Алиса в кроличью нору, или тихонечко спускаться, вес его будет уменьшаться, пока в центре Земли он не станет равным нулю. Так что это путешествие, если оно, конечно, возможно, будет для человека совершенно безопасным. При дальнейшем падении скорость тела будет уменьшаться, а сила притяжения возрастать. Пока оно не долетит до поверхности земли, но уже с другой стороны. Всего на этот полет будет потрачено 72 минуты.

Стоит коснуться интересного предположения известного популяризатора физики и астрономии Фламмариона. Если просверлить в земле совершенно прямой тоннель из Санкт-Петербурга в Сантьяго, например (как на рисунке) и пустить по этому тоннелю поезд, предварительно выкачав воздух, то поезд под действием силы тяжести будет сам разгоняться, а пройдя середину тоннеля, начнет тормозиться и остановится как раз в Сантьяго, потратив на этот путь 72 минуты без использования паровоза. Ровно столько, сколько потребуется падающему телу для полета через центр Земли. Этот прием – падение сквозь землю – использовали авторы детских книг, например, Т. Баум («Дороти и мудрец из страны Оз») и Р. Томпсон («Королевская книга Оз»).

 

Пузырек «Выпей меня!»

«Напиток был очень приятен на вкус – он чем-то напоминал вишневый пирог с кремом, ананас, жареную индейку, сливочную помадку и горячие гренки с маслом».

Яркий пример несоединимого, одного из приемов нонсенса.

 

Горчица – минерал

«Фламинго кусаются не хуже горчицы, – согласилась Герцогиня. – А мораль отсюда такова: это птицы одного полета!

– Только горчица совсем не птица, – заметила Алиса.

– Ты, как всегда, права. Какая ясность мысли!

– Кажется, горчица – минерал, – продолжала Алиса задумчиво.

– Конечно, минерал, – подтвердила Герцогиня. – Минерал огромной взрывчатой силы. Из нее делают мины и закладывают при подкопах… А мораль отсюда такова: хорошая мина при плохой игре – самое главное!

– Вспомнила. Горчица – это овощ. Правда, на овощ она совсем не похожа. И все-таки – это овощ.

– А мораль отсюда такова: всякому овощу свое время. Или попроще: никогда не думай, что ты иная, чем могла бы быть иначе, чем, будучи иной в тех случаях, когда иначе нельзя быть».

Как тут комментировать? Фонтан нонсенсов и каламбуров, никакой логики, воинствующая алогичность.

 

Школа Черепахи Квази (Как бы), черепахи с телячьей головой

«Четыре действия арифметики: Скольжение, Причитание, Умиление и Изнеможение.

– Я о «Причитании» никогда не слышала, – рискнула заметить Алиса.

– Что такое – читать, надеюсь, ты знаешь?

– Да, – отвечала Алиса неуверенно, – смотреть, что написано в книжке, и… читать.

– Ну да, и если ты при этом не знаешь, что такое «причитать», значит, ты совсем дурочка.

– А что еще вы учили?

– Были у нас Рифы – Древней Греции и Древнего Рима, Грязнописание и Мать-и-мачеха. И еще Мимические опыты; мимиком у нас был старый угорь. Он же учил Триконометрии, Физиономии.

Мы с моим учителем, крабом-старичком, уходили на улицу и целый день играли в классики. Какой был учитель, настоящий классик! Он учил Латуни, Драматике и Мексике.

– А долго у вас шли занятия?

– Это зависело от нас. Как все займем, так и кончим. Занятия почему так называются? Потому что на занятиях мы у нашего учителя ум занимаем… А как все займем и ничего ему не оставим, так и кончим. В таких случаях говорят: «Ему ума не занимать…»

Каскад каламбуров – без комментариев.

Учителя – черепаху с прутиком звали спрутиком – без комментариев.

Обязательные предметы Чихали и Пищали – чушь несусветная, а весело и даже смешно.

 

Бармаглот

Сама Алиса сказала об этих стихах: «Они наводят на разные мысли, хотя и неясно, какие».

Ну и, наконец, Черный Король, здесь есть о чем поговорить (я немного сократил этот диалог, но смысл его остался неизменным).

«В лесу неподалеку кто-то громко пыхтел, словно огромный паровоз.

– Это всего-навсего Черный Король, – сказал Траляля. – Расхрапелся немножко! Милый, правда?

– Так можно и голову отхрапеть! – заметил Труляля.

– Ему снится сон! – сказал Траляля. – И как, по-твоему, кто ему снится?

– Не знаю, – ответила Алиса. – Этого никто сказать не может.

– Ему снишься ты! Если бы он не видел тебя во сне, где бы, интересно, ты была?

– Там, где я и есть, конечно.

– А вот и ошибаешься! – возразил с презрением Траляля. – Тебя бы тогда вообще нигде не было! Ты просто снишься ему во сне. Если этот вот Король вдруг проснется, ты сразу же – фьють! – потухнешь, как свеча!

– Ну нет. И вовсе я не потухну! К тому же, если я только сон, то кто же тогда вы, хотела бы я знать?

– То же самое, – сказал Труляля.

– Самое, самое, – подтвердил Траляля. Он так громко прокричал эти слова, что Алиса испугалась.

– Ш-ш-ш, – прошептала она. – Не кричите, а то вы его разбудите!

– Тебе-то что об этом думать? Все равно ты ему только снишься. Ты ведь не настоящая!

– Нет, настоящая! – крикнула Алиса и залилась слезами.

– Слезами делу не поможешь. О чем тут плакать?

– Если бы я была не настоящая, я бы не плакала, – сказала Алиса, улыбаясь сквозь слезы: все это было так глупо.

– Надеюсь, ты не думаешь, что это настоящие слезы? – спросил Труляля с презрением».

Высмеивается известный метафизический спор о сне Господа. Траляля и Труляля выражают точку зрения епископа Джорджа Беркли, считавшего, что все материальные предметы, включая нас самих, просто снятся Господу. Алиса возражает в духе Сэмюэля Джонсона, любимого ученика Беркли, здраво полагавшего, что, пнув ногой большой камень, он может опровергнуть тезис Беркли.

Здесь есть еще одна скрытая тема. Алиса видит во сне Короля, который видит во сне Алису, которая… – своеобразный пример бесконечной последовательности, словно два зеркала, поставленные друг перед другом. Это напоминает известный рисунок: толстая дама рисует худощавую, которая, в свою очередь, рисует толстую…

Назову третью проблему, затронутую этим забавным, шуточным текстом. В «Сильви и Бруно» рассказчик объясняет это напрямую: «Либо я увидел Сильви во сне, а то, что происходит сейчас со мной, – реальность. Либо я действительно видел Сильви, а то, что происходит сейчас, – только сон! Неужто и Жизнь – всего лишь сон?»

Льюис Кэрролл, он же – Чарльз Доджсон, навевает нам чудесные сны. Сны, равно интересные и взрослым, и детям уже в течение полутора веков. Я хотел бы закончить эту часть эссе последними строками «Алисы в Зазеркалье»:

Давайте сделаем скачок вперед на 150 лет и окажемся в начале XXI века. Другой ученый – философ, историк-медиевист, специалист по семиотике, литературный критик, филолог, лингвист и… – в свободное время! – один из крупнейших писателей современности, Умберто Эко! Любитель нонсенсов, парадоксов в логике и истории, создатель первых эпопей о поисках Чаши Грааля тамплиерами, спроецировавший эти поиски на экран нашей современности задолго до Дэна Брауна. Мы не будем сейчас этого обсуждать – это отдельная большая тема. Будем говорить об Эко как о создателе Академии ненужных наук, он же – Университет сравнительных ненужностей. Его задача – подготовка кадров для исследования новых ненужных научных проблем (НННП).

С факультетами у Эко, пожалуй, не все в порядке: структура учебного заведения изложена в «Маятнике Фуко» временами сумбурно. Я попробовал привести в систему идеи Эко, вот что получилось. В этой Академии четыре отделения беспредметных изысканий, умствований:

– Ненужных (неприкладных)

– Неважных (несущественных)

– Невозможных (несусветных)

– Несовместимых (парадоксизмов)

В отделении ненужных умствований (какопрагмософии) вырабатываются новые неприменимые научные проблемы, знания и умения, разрабатываются глубинные основы ненужности, воспитывается тяга к ненужностям. Классическими предметами этого отделения являются:

– пилокотовасия – «искусство быть на волосок от»,

– супосекция – технология нарезания супа,

– механическая предкоавгурация (автоматы для поздравления с днем рождения двоюродных, троюродных, десятиюродных и т. д. дядюшек и тетушек, для поздравления тетушки человека, покушавшегося на вождя готтентотов, например).

Сущность наук состоит в выявлении глубинных оснований их ненужности.

Это подготовительный факультет, он воспитывает в учащихся наклонность и тягу к ненужностям.

Достижения очень важного отделения неважных изысканий у Эко, к сожалению, не рассмотрены. Чтобы изложение было полным и системным, я дам свои предложения, перекликающиеся с некоторыми идеями Лемюэля Гулливера, посетившего Лагадо:

– влияние стрижки ногтей на деторождение;

– влияние направлений ветра, господствующих в стране, на количество гласных в языке;

– влияние почерка на отношения с соседями.

Кстати, вот разница. Эко описывает несусветность и нонсенсы науки с восторгом.

Лэмюэль Гулливер (а значит, и Джонатан Свифт) в своих записках о путешествиях в Бальнибарби и Лапуту высказывался об Академии в Лагадо весьма иронично и даже неприязненно. Он пишет о том, что в Лагадо сеют соль, пытаются доить кур, носят свет в мешках, загоняют лошадь в хомут, вместо того чтобы надеть на нее, впрыгивают в штаны, пилят сук, на котором сидят…

Основные научные силы Академии собраны в отделении невозможных (несусветных ) проблем. Главная задача отделения – выявление глубинных оснований невозможности, в особенности – эмпирической (опытно доказываемой) невозможности. Молодому исследователю очень важно привить тягу к разрешению проблем невозможности. Академия ненужных наук доказывает, что все невозможное – возможно. И, более того, невозможное – необходимо.

Вот перечень тем (предметов) исследования этого отделения: цыганская урбанистика, коневодство у ацтеков, история хлебопашества в Антарктиде, живопись острова Пасхи, современная шумерская литература, самоуправление в специнтернатах, ассиро-вавилонская филателия, колесо доколумбовых цивилизаций, фонетика немого кино.

Сущность наук состоит в выявлении глубинных оснований их невозможности.

Надо еще коснуться несовместимости , которая, в отличие от несусветности, эмпирической невозможности, представляет собой терминологическую невозможность. Направление оксюмористики. Оксюморон близок к парадоксу, с одной стороны, и к катахрезе (переносному значению) – с другой. Он пытается совместить обоюдно противоречивые предметы, вскрывает противоречия в явлении, передает динамику мышления и бытия. Оксюморон может быть стилистической фигурой речи, а может быть и стилистической ошибкой.

Революционные постановления, Гераклитова статика, спартанская сибаритика, учреждения народной олигархии, история новаторских традиций, психология мужественных женщин, диалектика тавтологии, Булева эвристика.

Герои Эко говорят о том, что лучше бы им не обнародовать этот проект. Потому что, как только о проекте станет известно, к ним повалит народ и захочет публиковаться по этим темам. Идеальная модель науки! Не скрывающей своей ненужности. Науки, доказывающей необходимость невозможного. Абсурд? Нет! Нет, совсем не абсурд. Именно этим и должна заниматься реальная наука – доказывать ненужность возможного и делать невозможное возможным и нужным.

Поговорим еще немного о современном движении – парадоксизме, основанном на использовании парадоксов в науке и творчестве. Одним из его положений является: «Нет бессмысленных высказываний. Любое бессмысленное высказывание имеет смысл». Например: «Человек создан для счастья, как пингвин для полета». И наоборот – «Любое осмысленное высказывание не имеет смысла». Лозунг этого движения: «Все возможно, невозможное – тоже». Неплохо бы нам примкнуть к этому движению. Будем переводить невозможное в возможное, преобразовывать ненормальное в нормальное, объяснять необъясняемое. Подумаем о том, как важно стремиться к невозможному.

Напоследок попробую развеселить вас примерами забавных парадоксизмов Андрея Кружнова:

На лежачем камне сидеть удобно.

Сколько нос в чужое дело ни суй, оно твоим не станет.

Сколько волка ни корми, не прокормишь.

Зри в корень, но не будь червем.

Не в коня корм, а в кого?

Весь мир – театр, каждый ждет заглавной роли.

Весь мир – театр, а люди в нем актеры. А зритель кто?

Сколько веревочке ни виться, а из рук ее никто не выпустит.

А закончить я хочу опять словами Льюиса Кэрролла.