Корабль «Быстрые паруса» бойко скачет с волны на волну, принимая на грудь белую кипящую пену. Всё дальше и дальше неординарная, нестандартная Мория, остров, поражающий воображение всех, посетивших его гостеприимные берега.

Капитан Александр размышляет о судьбе этой необыкновенной страны. У истоков Мории стояли замечательные люди, такие, как Себастьян Брант, поэт, философ, богослов. Как несгибаемый капитан, мужественный монах Иоанн Летсер, которого простодушные морийцы Апостолом любви называли и путали иногда со святым Иоанном Богословом. Атаман Гермек, сумевший объединить два мира, две цивилизации, морийцев, детей морской стихии, и китов-кашалотов, вогулов, королей морей. Кифа Великий, придавший невиданное ускорение древней Мории, заставивший сердца неторопливых морийцев биться вдвое быстрее. В этом ряду нельзя не упомянуть могучую фигуру Лома Михайла, заложившего основы Морийской Академии наук. Что случилось с Морией за почти четыре века благоденствия? Почему на место таинственных магов, ведунов-офеней, бережно выращивающих любовь ко всему живому, пришел мир нежити, мир холодного Ништяка и расчётливого чистогана? На место чистого родника христианской Морийской церкви, основанной Иоанном Летсером, пришли барыги церковные типа алчного архиепископа Ганса Гундяги и его приспешников, обманом подмявших под себя и подчинивших доверчивую и наивную церковную братию. Место морийского братства, добрососедства и всеобщего единства заняло братство Братанов вельможных, «демократия» пацанская, поставившая на поток постоянное ограбление праведного морийского населения. Вместо благих порывов и поиска общественного блага и справедливости – общественные науки, «на подтирки задов вельможных лишь годящиеся», как грубо, но точно, выразился мой друг Диж Быж. Вместо добрососедских переговоров и поисков примирения с участием друзей и родственников – злобные неправедные суды, презирающие простой народ. Политический сыск, созданный Великим Кифой для защитьг от происков зарубежньгх недругов, превратился в Тайный Писк, имеющий доступ ко всем порам общества, управляющий всем, что происходит в стране и в частной жизни. Загадочный и недоступный язык мирных офеней превратился в грубую, примитивную феню, арго современных агрессивных, нахрапистых блатных и наблатыканных; мощный мужской язык воинов на поле брани, обращающихся за помощью к отцу-матери, – в вульгарную, тупую и унизительную морийскую матерщину.

Разительны перемены Мории. Будто силы какие-то перевернули всю страну, поставили с ног на голову. В истории Мории мелькнул на время проблеск надежды, луч свободы морийской, когда стали у руля разухабистый Ёлко и распотешный Степаныч. Что хотели всё сделать по чести, по совести. Может, это только так казалось? Да недолго суждено было жить надеждам, недалеко ушли их столь много обещающие преобразования. Быстро всё переменилось и снова вернулось на круги своя. У руля «демократических» перемен теперь законодатель мод, он и не человек даже – просто грызун Сусляк, бессердечный, расчётливый, пусть даже и очень талантливый. А во главе всех и вся два Ганса, слабые, мстительные, одержимые жаждой наживы, никчёмные и самовлюблённые. Эти люди и вершат судьбы Мории. Вместе с командой своей, «шоблой», как они говорят, аристократией помоечной. Вместе с мелочью подмётной, самозванной и омерзительной, – щепачами и попсянами. Вместе с чётко выстроенной вертикалью зла, везде без исключения проникающей.

Капитан Александр вспоминал противоречивую фигуру Ганса ГАНСа. Никак не назовёшь Ганса стандартным злодеем. Много хорошего в этом человеке. Он умён, сообразителен, быстр, находчив. Не бросает друзей. Всю команду свою за собой тянет. Пигмеем от политики его не назовёшь. И клоуном тоже. Нет, не комедийная он фигура. Скорее, трагическая. Душа его наполнена огромными противоречиями, как бы о двух головах. Она тянется к державности, к Великой Мории, какой Мория была под тяжкой пятой Кифы Великого, к той несчастной и одновременно Великой Мории, какой она была под беспощадной пятой Народной Диктатуры. Ганс строит вертикаль власти. Он – государственник, он – державник. И он же, тот же самый Ганс, создаёт сырьевых олигархов, Братанов Великолепных, часть мировой сырьевой элиты. Которым никак не нужно государство. И тем более не нужен народ. Он вскормил Братанов этих. Государство – помеха для них, и Ганс – тоже, как часть государства. Они – либералы. Им свобода нужна. Но он, Ганс, их идеолог, главарь, вожак, он понимает их. Он не оставит дружбанов; бросать друзей – не в его правилах. Один Ганс ГАНС съедает другого Ганса ГАНСа. Может быть, ему отказаться от державности? Может быть, ему отказаться от либерализма?

От сырьевой олигархии? Тогда он не будет самим собой. Тогда он не будет Гансом ГАНСом.

Думал и о том Александр, насколько велик запас душевного здоровья морийского народа и какой импульс движения дали стране её отцы-основатели, что стоит страна-остров крепко до сих пор, и во всем мире другие страны продвинутые с авторитетом Мории благословенной считаются. Как велик потенциал народа, создавшего города, скульптуры, живопись, литературу, во всем мире прославленные. Создавшего потрясающие машины, которых ещё не видел род человеческий. Которых не знали другие цивилизованные народы, столь самонадеянно посмеивающиеся с древнейших времён над научными результатами учёных Мории.

Откуда придёт спасение? Конечно, не от «оппозиционных» Народных Диктатур, ПАРСов, Консов, ППСов всяких, конечно, – не от Молодой Гвардии, не от Лужков, наверняка – не от Лимов со Скинами.

Капитан Александр уверен был в том, что есть ещё люди в Мории. И изменится Мория полностью, станет другой страной, когда придут новые люди на смену «шобле» пацанской. Кто они? Придут те, кто неизвестен сейчас. Чьих имён морийцы ещё не слышали. Но голоса этих людей уже доходят до сердец открытых и неравнодушных. Голоса эти звучат в стихах и песнях Дижа Быжа, других поэтов и певцов, дерзких и талантливых, звучат в резонанс с мыслями народа, не привыкшего таиться.

Может быть, среди этих людей будет респектабельный академик Кедр-Курчавый. Возможно, Симон Рыбак, которого назвать можно новым Гермеком, нам, современным людям, явленным. Или Световид-воин, что может стать аватаром капитана Летсера. Кто подвигнет людей на свершения смелые? Уж не Белла ли, мать морийская, Мория божественная, вновь перед нами представшая? Эти ли люди придут или другие? Когда случиться это может?

Капитана Александра не покидало ощущение предстоящих радостных перемен, открытий нового, невиданного ранее мира, предчувствие счастливой судьбы Мории.

 

Бунт китов

Совсем немного времени прошло с тех пор, как корабль «Быстрые паруса» покинул остров Мория. Возможно, полгода. Может, то было два-три месяца. Поравнялась с кораблем стая быстрых дельфинов. Пытаются обратить на себя внимание. Капитан Александр понимает, что надо поговорить с ними, и из беседы узнаёт, что у его друга, белого кита Моби Дика, есть к нему, капитану, срочное дело. Приходится развернуть корабль, так как огромный медлительный Моби Дик не может догнать «Быстрые паруса». Друзья встречаются, и белый кит сообщает: «Очень плохие известия. На Шибире беда. Киты взбунтовались. Если б они взяли и просто ушли. Нет, киты в гневе. Они нападают на Морию. Остров в опасности. Страна может погибнуть».

На всех парусах мчится к Мории корабль капитана Александра. Странную картину застают моряки, приближаясь к острову дураков. Прав был Моби Дик.

Шторм. Низкие свинцовые тучи. Гром и молния. Киты вне себя от ярости. Сотни морских гигантов с рёвом, треском и визгом разгоняются, словно гигантские торпеды, и таранят огромными головами корабли и набережные Мории. Проламывают борта. Слышен треск ломающихся досок. Рушатся мачты. Обрываются канаты, не выдержав тяжести падающих мачт с реями, парусами и такелажем. Крайние корабли, пробитые, затопленные водой, идут ко дну, тянут за собой крепко связанные с ними соседние суда. На повреждённых кораблях вспыхивают пожары. Что может быть страшнее пожара на тонущем корабле? Обезумевшие морийцы рубят канаты, ивовые стволы, ветки, корни, чтобы отделить разбитые, погибающие корабли, тянущие ко дну весь остров. Трудно разъединить корабли. За сотни лет они так перевязались и обросли ивой, что превратились в единое целое. Другие тушат огонь. Чтобы тот не прошёл дальше, внутрь острова.

Грохот, крики, громы, молнии, гарь, пепел, огонь, вода, рёв китов и бешеные волны, захлёстывающие окраины Мории.

Где капитан Мории? Кто стоит у руля? Тяжёлые валы бьют о борта Мории, ломают обшивку, обрывают канаты, стволы и корни ивовых перевязок. Отдельные слободы, отдельные части корабля отрываются от тела плавучего острова. Ветер и волны уносят их в штормовую мглу. Море и облака сливаются в одну бушующую стихию. Морию несёт к верной гибели. Что должен сделать капитан в эти страшные часы, минуты, мгновения на краю пропасти? Повернуть Морию носом к волне. Чтобы волны не ломали и не топили корабль, а разрезались носом, не в силах более причинить вред корпусу корабля. Но где капитан? Похоже, что нет его на мостике, никто, видимо, не стоит у руля Мории. Гибнет корабль, гибнет уникальная цивилизация, складывавшаяся более трети тысячелетия.

Быстро оценил ситуацию опытный капитан Александр. Вначале надо отрезать и успокоить китов. Морийцы! Морийцы! Помогите найти Симона Рыбака. Или его брата Андрея. Или кого-нибудь со слободы Сибморийской. Кто с китами дружен. Вот он, Симон. Рубит ивовые плетни. Тушит пожар. Забудь, Симон, об этом. Другие сделают, без тебя обойдутся. Только ты можешь остановить китов. Зови Пайта-Тома. Он послушает тебя. Киты послушают Пайта-Тома.

Вдоль берега полузатонувшей горящей слободы плывут два гиганта морей: чёрный Пайта-Том и белый Моби Дик.

На спинах их два смельчака, Симон Рыбак – на спине Пайта-Тома, капитан Александр – на спине Моби Дика. Огромные рупоры прижаты к их ртам. Щелчки, скрежет, протяжное пение, рёв – это Симон и Александр кричат неистово на китовом языке: «Остановитесь, остановитесь, киты! Прекратите нападение на Морию! Сотни лет вы дружили с морийцами. Пастухи бездны оберегали вас, ваши семьи, малышей, защищали от китобоев, предупреждали о скалах и мелях, кормили, доили, выручали заблудившихся. Прекратите. Вы – свободные дети морей. Морийцы – тоже дети морей. Морийцы не хотят вам зла. Вы сумеете найти общий язык, как находили его сотни лет. Кто не верит – пусть уходит в море, никто не станет ему препятствовать. Слушайте нас, Симона и Александра. Слушайте великих китов Пайта-Тома и Моби Дика».

Так убеждали китов Симон и Александр. Пайта-Том и Моби Дик тем временем отрезали китов от берега, заставляя их повернуть к морю.

Перед тем, как выйти в море на китах-кашалотах, Александр успел разыскать Световида-воина. Настала твоя пора, Световид. Найди Беллу. Она поможет поднять народ. Идите к Крому. Идите к Гансу ГАНСу. Он должен взять на себя ответственность, взять на себя управление кораблём. Если откажется, встанешь сам у руля. У нас мало времени. Бери всё на себя. Бери – если не успеешь, Мория пойдёт ко дну.

Встрепенулся Световид-воин. Понял он, что настала пора послужить родной стране.

Бежит он к Белле, матери морийской. Очнись, Белла. Проснись, спящая красавица. Гибнет Мория в волнах и огне. Только сам народ морийский может спасти страну. Если погибнет Мория, не спастись твоим детям, матери твоей, приёмным родителям, всем мужам морийским, коих ты всю жизнь свою любила бескорыстно, жёнам их, всему народу морийскому.

Как услышала те речи Белла Кула великолепная – вскочила, поднялась во весь рост на ногах своих, подобных колоннам беломраморным, раскинула она руки свои офигенно прелестные, гордо голову божественную вскинула. Гневно сверкнули очи её, из небесно-голубых ставши чёрными, словно уголь-антрацит элитных сортов. Как разжались сами собой пушистые её волосы пшеничные, разлетелись косы, расплелись и упругой волной вокруг чела бледного раскинулись. Распрямилась грудь. Оголилась шея, стройная, словно памятника постамент, летящий вверх. Груди могучие разорвали рубашку белошелковую, словно паутину тончайшую, и на свет божий вырвались, уподобившись символам свободы дразнящим и величественным. Закричала во гневе Белла Кула, краса морийская: «Ой вы детушки мои, как взрослые совсем, так и малые. Ой ты милая моя родна матушка Хильга Благословенная, Тошнотворящей несправедливо названная. Ой приёмные вы мои родители, от кого я видела только хорошее. Ой вы «мальчики» мои юные, зрелые и престарелые, не вас ли я от всей души своей женской обнимала, ласкала, голубила бескорыстно по любовному тяготению только лишь, к жаркой груди своей по ночам прижимала? Ой вы благостные женщины морийские, не вас ли я советами да поддержкой своей божественной одаривала? Приходите ко мне все, весь народ морийский. Постоим ужо за землю свою. Отстоим её от поступи Братанов погановских, от вельмож-начальников жестоковыйных. Спасём землю, Морию родную, от оккупантов в погонах – ворогов, жуликов и воров пацанских конкретненьких. Ко мне, ко мне!»

Тот могучий крик пронёсся над Морией, всколыхнул все слободы, окраины, всколыхнул Петроморию, всколыхнул все Кромы и резиденции.

И народ повалил со всех сторон. Ты веди нас, дива-кра-са, государыня наша Кула Беллочка. Как служили мы тебе своей мужеской силою, так теперь послужим своей Мории, мы готовы биться с ворогами, беззаветно служить нашей родине.

И пошли вдвоём Световид-воин с Беллой великолепной к Крому краснокирпичному, где стоит капитанский мостик, воздвигнутый ещё во времена Себастьяна Бранта и Иоанна Летсера. Не приказывали они людям, что с ними шли. Не командовали. Ободряли их, воодушевляли и возглавили. Воспоследовали за Беллой и Световидом толпы морийские. А по мере их продвижения из каждой улицы поперечной и переулка каждого всё новые и новые толпы народонаселения в основной поток вливаются. Нету страха у них, у тех людей. Нет волнения. Знают точно они: вот настал момент судьбу Мории взять самим в руки сильные и самим же вести корабль родины к далям будущим, тем, что светятся вдали и видны уже, у горизонта самого. Вот подходят те люди к Крому, к резиденции с башнями острыми, и что видят они? Тишина в этом Кроме гробовая стоит. Ни карет помпезных народных слуг народовластия демократического, ни суеты и беготни обычной. Может, нет никого и давно уже на капитанском мостике. Штурвал с рулём вместе, никем не сдерживаемые, болтаются со скрипом из стороны в сторону. А валы могучие бьют наотмашь тем временем в беззащитные борта Мории, рвут стволы вековые ивовые, отрывают обшивки куски, уносят их в море открытое и, того и гляди, потопят преогромный корабль Морию. Что творится, народ честной? Почему ничего не делается?

Зрелище это, ой совсем неблаговидное, сверху накрыто низкими тучами чёрными. Столбы копоти и пламени над домами и проспектами Мории поднимаются. В небе стаи грифов и стервятников-могилыциков носятся, предвкушая пир, в котором от души поживиться можно будет, а как повезёт – и человечинкой полакомиться. А над птицами с визгом и воем валькирии носятся в лохмотьях и обносках двухтысячелетней давности. Выше кружащих стервятников из туч выглядывает голый череп с ушами огромными Канца обобщённого, вельможного, бьющего крыльями перепончатыми. А ещё выше того, в полной кромешной тьме, в сполохах огней смеётся торжествующе Князь сумеречный, из сокровенной тьмы примчавшийся на свой упоительный пир, чтобы насладиться всласть зрелищем вселенской гибели, насытиться, наконец, душами человеческими гибнущими.

Рано радуетесь, псы мрака озверевшие. Рано Морию светоносную хороните. Есть ещё на Мории силы народные, постоять способные за жизнь сыновей и дочерей своих.

Тут выходит вперед дива-краса, благословенная Белла Кула. Подойдите ко мне, мужья морийские, те, что крепче есть. Да держите меня изо всех сил, вам природой даденых. Взяли десять мужей за одну руку Беллочку, ну а десять других – за другую, да упёрлися, что их было сил, ногами в брусчатку каменную, коей площадь перед Кромом выложена. И как стала Белла воздух втягивать в свой открытый рот, раздуваться стали грудь-живот её, словно пузырь размеров немереных. Сырость, тучи, облака внутрь себя затянула Белла божественная. Небо над Морией очистилось, солнце выглянуло, засветило, согрело толпу морийцев озабоченную. Разлетелись в страхе стервятники, валькирий непутёвых – словно сдунуло. Спрятался испуганный обобщённый Канц в тени собора Иоанновского, растворилась в воздухе Князя Тьмы физиономия неприглядная. Диспозиция сил прояснилася, и видна сейчас как на ладони. Мрак и сырость, внутрь Беллы Кулы затянутые, подхватились, видать, метаболизмами божественными, сокрушительными, преобразованы были в нечто невыразимо духоподъёмное и выброшены были воздушными потоками благостными из тела земного божественной Мории новоявленной. И наполнилась вся площадь торжественная перед Кромом, никогда не сокрушённым в известной истории, запахами фиалки вечерней умиротворяющими.

 

Поединок

Надо, чтобы кто-то стал у штурвала. Надо поскорей спасать нашу Морию. Путь к Крому перекрыт. Гансы сняли стражу обыкновенную, вызвали вместо неё отряды горские для охраны Крома. Это чечоты стоят, бойцы отважные из Кавзимории. Почему чечоты? Что за название? Любят бойцы танцевать на отдыхе. Чечётку бьют, на носках ходят, на коленях вертятся. Нет в Мории воинов отважней чечотов. Почему же их Гансы поставили? Отвернулись, быть может, Братаны от Гансов, почуяв опасность для себя на земле морийской. Не доверяли, видать, канцлеры, большой и маленький, той страже, стоящей обыкновенно в воротах Крома со звёздами, из камней полудрагоценных сделанными. Как боялись остаться они один на один с народом своим. Что творилось в душах у них, когда решение непростое приняли в часы эти страшные, обуянные непростыми, видимо, сомнениями?

Почему вы стоите, чечоты, здесь? Приказа, знамо, не было покидать объект. Мы-то слуги для Ганса надёжные. Забыли чечотов, видимо. Ах, пацаны правильные, пустобрёхи бестолковые, забыли-бросили чечотов верных на погибель ихнюю.

Отступитесь, чечоты, вы ж морийцы, чай. Неужто супротив всего народа пойдёте вы? Надо Морию спасать. Ведь погибнем все. Или вам не дороги жизни ваши чечотские, ваших жён, сестёр, матерей, малых деточек?

Пропустите меня до Гансов, Беллу неудержимую, пропустите меня подобру-поздорову, лучше так, иначе – всех смету.

Обратился к ней Световид-боец. Ой, ты, Белла прекрасная, сердцу моему любезная, мать вновь явленная морийская. Не женское дело это выходить самой на бойку в поле ратное да участвовать в сече жестокой и кровавой. Дай уж нам, мужам морийским, постоять самим за страну свою, за Родину, за народ свой да за честь свою.

Тут выходит из рядов отрядов чечоточных ох лихой боец, Хасимик-Мурза. Сам-то роста он среднего, а в плечах широк, поперёк себя больше будет он. Говорят о нём, и не в Мории, айв мире всём Хасимик слывёт, что нигде-нигде человека нет, кто сумел бы сбить, победить Мурзу, Хасимика-Мурзу могучего.

Говорит ему Световид-чернец. Ой ты смел боец, Хасимик-силач. Ты силён в войне. В мире – более. Сколько раз стоял промеж двух сторон. Прекратить велел двух семей раздор. Взглядом пули ты останавливал, а рукой махнул – и конец войне. Пропусти народ. Мы должны понять. Почему стоим. Да и кто теперь управлять-спа-сать может Морией. Вроде Гансов тех уж и след простыл.

Уважаю тебя, Световид-чернец. Ты во многом прав. Потому могу предложить тебе я решение половинчатое. Пусть нейдёт сраженье стена на стену народа морийского да с моими отрядами охранными. А сойдёмся мы во святом бою, только мы с тобой, более никто. Коли ты верх взял – то пройдёт народ, пусть пропустят его отряды чечотские. Коль моя возьмёт, разойдётесь вы, вы отступите, ну а с Морией пусть случится то, чему должно быть, что судьбы рукой на роду её, на роду страны нашей писано.

Мы-то с тобой, мой читатель, знаем множество примеров, когда исход столкновения решали два бойца-поединщика с двух сторон. Маленький Давид бился с Голиафом, огромным филистимлянином. Ахилл – с великаном фессалийцем Боагрием. Атаман морийский Гермек – с Кутугаем. Инок Пересеет перед Куликовской битвой сошелся в поединке с непобедимым прежде печенегом Челубеем, он же Таврул, он же Темир-мурза.

Велик риск, подумал Световид. Ан не оставит господь Морию, не оставит и меня удача в бою великом.

Вот сошлись на бой два достойных бойца. Долго билися на глазах у всех. В лучах солнца заходящего багряного. Навернулись слёзы на глаза Беллы Кулы прекрасные. Уж ты бейся с Мурзой, Световид-боец, пусть земля родна тебе силы даст, чтоб твоя взяла в этом славном бою за народа жизнь, жизнь всей Мории.

Как услышал то Световид-чернец – словно сил у него тотчас прибавилось. Он схватил Мурзу о своих рук обхват, да и сжал его хваткой могучею. Ничего не смог Хасимик-силач, он объятий тех не смог вынести. Тут и хрустнули Мурзы косточки, закричал Мурза свой последний крик. Ты прости меня, родна Мория, может, делал что я не так, Мурза. Только блага хотел своей родине. И народ страны, ты прости меня. Ухожу теперь я в последний путь. Испускаю я свой последний дух.

И ушёл Хасимик, славный воин-чечот, путь толпе открыл для прохода в Кром.

Расступились отряды чечотские. Как рванулась в ворота Белла Кула неудержимая. Как взбежала она по ступеням, словно белый вихрь взнеслась, взлетела на стену зубчатую кирпичную, словно белый ангел огромный.

А глаза её – из чёрно-угольных вновь небесно-голубыми становятся. За мной, «мальчики»! За мной, многотысячное войско мужей моих!

Так заканчивался Понедельник Великий новой жизни Мории.

 

Победа

Тут вбежал народ во двор Крома краснокаменного.

Никого уже нет там на мостике, никого уж нет, как и думали. Ни Великого Канцлера Ганса старшего, капитана корабля морийского, нет ни штурмана, коим младший Ганс, верно, должен служить, никаких Братанов вельможных, кто пытался бы корабль Мории поперёк волны зловредной носом повернуть. Видать, все они, хряки сановитые да держиморды толсторылые, только лишь о сундуках своих и думают. Как увидели, что взбунтовались киты не на шутку, знать, так и поняли чиновники вальяжные, что не будет боле им ничего от золота китового, так зачем держаться за Морию дурацкую? Видно, многие из них успели уже покинуть Морию, и, видать, как раз сейчас направляются к берегам заморским, желанным для них, где богатства, сердца их греющие, в наинадежнейших местах поупрятаны, те богатства, что милей будут их душеньке убогонькой, чем народ родной и страна, где родились и выросли, непростая страна Мория благословенная.

Не было нужды приступом брать крепостные стены, к чему одни призывали, самые смелые, или таранить дышлом упряжки ломовой парадный вход через главную крепостную башню, как предлагали другие. Стоило лишь дотронуться, как открылись тяжёлые металлические двери, которые устояли не раз при обстрелах пушками с вражеских кораблей. Во дворе Крома лежало брошенное, где попало, оружие и снаряжение бежавшей, видно, впопыхах охраны. В залах обеденных стояли длинные столы, уставленные блюдами хрустальными и фарфоровыми с остатками воскресного обеда, прерванного похоже, всеобщей паникой. Настежь открыт каретный сарай. Не стоят там больше кареты вельможные чёрные с затемнёнными окнами. Лишь остались кареты древние эпох Иоанна Летсера да Кифы Великого. Неисправные да раздолбанные. Золотые детали все пооторваны да прихвачены, видать, поспешным бегством. Во дворцах бедлам, двери распахнуты, пыльные шторы посорваны, мебель переломана, дорогие вещи разворованы. Поднимаются морийцы на главный этаж по каменной лестнице, покрытой роскошным ковром аляповато-клоунским. Окна шикарные пооткрыты все, ветром их на сломанных петлях раскачивает. Вот в шикарном зале одном залетевший петух. Неизвестно, откуда взялся. Горланит, курочек зовёт. Гадит помётом своим простодушным на скатерть золочёную. На одном из балконов лошадь стоит старая, понурая, занавес жуёт. Как попала сюда лошадка безвинная, беспринципная?

Святые иконы посорваны. Портреты полководцев прославленных на полу валяются со стеклами разбитыми, ногами бегущих подавленные. Вот столики для игры в домино опрокинутые, вот бильярдный стол с ногою отломанной, а сукно наполовину оторвано. За окнами вздыхает, пыхтит, дымы умирающего пламени пускает, шевелится город – огромное животное, ещё не осознавшее, что настал Великий день, Великий Понедельник. Где ты, где ты бродил здесь, жил, думал, веселился, грустил Великий Ганс? Не упомнить тебя теперь. Как ты выглядишь? На монетку, слышь, посмотри. На этикетку водочки. Вот слабительное с профилем Гансика. Неужели забыл? Литографии с портретом Гансика, золотым багетом обрамлённые, в каждом кабинете, небось, найти можно, оставлены там за ненадобностью. В любой час и повсюду – Ганс на фоне жёлто-чёрного полосатого морийского знамени.

Кажется, что висят в воздухе застывшие звуки канцелярий Великого Канцлера. Остановись. Прислушайся. Ты услышишь. Уборщицы мокрыми тряпками шуруют, шлёпают. Ковры выколачивают. Канцы, пожизненно просиживающие здесь штаны, лениво бранятся между собой.

Сотни распахнутых настежь огромных дверей. Бедлам, следы вавилонского столпотворения, бегства, поспешного грабежа и уничтожения бумаг, документов, грамот, компромата разного. Где здесь было правительство? Кто здесь был в этом правительстве? Где хозяин, творец всей этой неразберихи оставшейся, вдохновитель и зачинщик великого позорного бегства?

Так всегда было, есть и будет. Все временщики, факиры на час, пришедшие не на своё место, все так заканчивают. Плохо кончают. Да вот вопрос – настал ли сейчас их конец? Ещё не вечер. И для них это, похоже, ещё не конец. Начало конца. Они ещё верят в себя. Он, Ганс, тоже верит, что не закатилась ещё его звезда морийская. Однако никто не уйдёт от своей судьбы. Всему придёт конец. Придёт в свое время. А сейчас бежит Ганс, задыхается, несётся под музыку Князя Тьмы по тоннелю чёрному. В конце тоннеля свет маячит. Не знает Ганс неверующий, хоть и крещёный он, что дальше ждёт его, что дальше будет. Добежит он до конца тоннеля. Вот и свет мелькнул, наконец, подумает он. Озарится небо. А там ждёт его могила.

Мы оставили наших героев, чтобы побродить по залам брошенной резиденции. Морийцы же времени зря не теряли. Они мчались вперёд и вверх к капитанскому мостику. Первый вбежал Световид-чернец. Огляделся – слава Создателю, рулевой штурвал с механизмами цел-целёхонек, не поломан. Взялся чернец сильными руками за штурвал, осмотрел с высоты море волнующееся. Нет, не поздно ещё. Цела пока Мория. Поворачивает он рулём огромный корабль наперерез волнам набегающим. Смотрят морийцы на того, кто за рулём стал. На лицо простое его и фигуру незаметную. Лишь ладони широкие воина выдают в нем человека могучего. Смотрят на лицо спокойное, решительное. На движения неторопливые, уверенные. На глаза его отрешённые, отстранённые. Будто не видят глаза его суеты земной. Будто смотрят они в другой мир, нам неведомый, и живут они, те глаза, в том далёком миру, в саду мечты нездешней, там, где ангелы подскажут Световиду каждый шаг и каждое движение, где Отец небесный благословляет уже инока свершить на земле подвиг свой, провидением ему предписанный.

– Смотрите, тысячи моих любимых мужей и их жёны терпеливые! – воскричала тут Белла великолепная. – Смотрите, се наш капитан! Преподобный Иоанн Летсер, Апостол любви, вновь нам явленный.

Капитан Александр возвратился на остров вместе с Симоном Рыбаком, когда бунт китов прекратился, пожары были потушены, и морийцы восстановили сохранившиеся набережные. Киты успокоились. Рыбаки и пастухи бездны вернулись к своим обычным делам. Обо всем произошедшем за это время на Мории капитану рассказал, как всегда темпераментно, радостный и воодушевлённый Диж Быж. Конец диктатору! Швабода! Мы размозжили им собачьи головы. Мы прогнали их.

Александр внимательно выслушал друга. Потом долго расспрашивал. Качал головой. Не горячись, милый Диж. Никто никого не прогонял. Не ушли бы они, Братаны вельможные, кабы сами того не захотели. Кто им противостоять может? Большинство народа – канцы, погоны, блатные, щепы, попса. Их большинство. Они поддерживают Гансов. Киты взбунтовались. Думаешь, Гансы не смогли бы их успокоить? Тот же Симон Рыбак, и брат его, и семьи их опять помогли бы Гансам. Народ морийский терпелив и миролюбив по своей природе.

Ни ПАРСы, ни Консы, ни ППСы не имеют поддержки народа. Да и говорят они так же, как Братаны, один к одному. Значит, и мыслят одинаково. Все по понятиям: ты мне – я тебе. Ни одной новой идеи. Старые исконные морийские законы, мудрость народная, дипломатия доброй воли – всё позабыто. Забыт язык морийский. А герои Мории… они есть, но их немного. Они не организованы.

Братаны ушли, ими двигал простой расчёт. Киты бунтуют. Есть риск потерять золото. Киты всё равно уйдут. Если не сейчас, значит – в следующий раз. И произойдёт это очень скоро. Слишком большой риск. Сейчас держаться им за Морию – можно потерять всё. У Братанов за рубежом гораздо больше, чем здесь уже. Что лучше, держаться за малое и потерять всё, или сохранить большее, а от малого отказаться? И усталость. У Братанов накопилась усталость. Системы разрушаются неожиданно и мгновенно. Сами собой рушатся империи. Империи Александра Македонского, Чингиз-хана, Тамерлана. Как всё в нашем бренном мире, империи тоже стареют и умирают. Вспомни, Диж, как ушла Народно-Морийская диктатура. Почему, в какой момент? Никто её не побеждал. Невозможно было победить её. А она рассыпалась сама. И Гансы тоже ушли сами. Они считают, что сами. Просто почувствовали, что наступила пора, дальше будет хуже. Что нельзя больше все проблемы сваливать на Варов, на Хазов. На демократов. На либералов. На заграницу. Никто уже в это не верит.

А ты, Диж, иди, объясни морийцам, что некогда хороводы водить да руками размахивать, надо новую жизнь строить. И будет это очень и очень непросто. Так же, как было непросто Себастьяну Бранту и преподобному Иоанну Летсеру. У вас есть морийцы, что не хуже отцов-осно-вателей будут. Симон Рыбак, Световид-инок, Белла, мать морийская, академик Кедр-Курчавый. И другие многие, я думаю, кого вовсе я и не знаю.

Снова в который раз прощался Александр с Морией. Что будет с этим островом? Счастливого плавания, Мория. Новых тебе свершений.

 

Заключение. Мория, вперёд!

Вот и всё, что я могу рассказать тебе о путешествии капитана Александра к берегам Мории. Ты, я вижу, пребываешь в недоумении. Что за Мория такая? Сейчас никакой Мории нет. Может, и раньше не было? Иначе мы знали бы о ней. Почему историки никогда не упоминают о Мории?

Некоторое время после описанных событий кое-какие сведения о Мории ещё доходили до Европы и Америки. Новая жизнь в Мории налаживалась.

Судьба распорядилась так, что Братаны стали жить отдельно, морийцы – отдельно.

Братаны скучали по Мории, по привычному образу жизни. По отдельной стране-острову, где они имели неограниченную власть, могли распоряжаться всем и вся и жить по-своему. Денег у них много было. Вот и построили для себя огромный стальной остров, новую, современную Морию. Назвали Штандард Инзель. Посетивший её путешественник Жюль, известный в дальнейшем как знаменитый французский писатель, описал устройство корабля-острова и жизнь его обитателей. Корабль собрали из огромных кессонов, размером десять на десять метров в основании и семнадцать метров в высоту каждый, изготовленных из толстой стали, защищённой от коррозии и ракушек специальным покрытием. Эти кессоны, количество которых было двести семьдесят тысяч, скреплённые мощными резьбовыми стяжками, образовали плавающий фундамент города и пригородов размером семь километров в длину и пять километров в ширину. На фундамент завезли толстый слой грунта. В центре острова-корабля построили город Миллиард-штадт. А в пригородах раскинулись поля, сады, огороды. Корабль имел два порта – с правого и левого бортов. Город застроили шикарными особняками по заказам братков-миллиардеров, административными зданиями, гостиницами для важных гостей и многочисленными местами развлечений: казино, ресторанами, театрами. В Миллиард-штадте жили только морийская аристократия, их прислуга и экипаж корабля. Всего около десяти тысяч человек. Корабль курсировал в пределах лучших климатических зон Атлантики и Тихого океана. Сбылась мечта конкретных Братанов – на их новом острове не было никакого народонаселения. Незачем теперь думать о школах, университетах, транспорте для всех, больницах для всех, жилье для всех, о пенсионерах, незачем держать огромный штат служащих, бюрократов, огромную армию, полицию. Незачем думать о прозрачных выборах. О честных судах. Об этих строптивых китах. О ненадёжных способах добычи золота. Кормить никчёмных ученых. Кормить огромную армию щепачей и попсян! Ничего этого больше не надо. Свобода!

Чем занимались энергичные Гансы, которые не могут жить без дела, без возможности руководить, управлять, повелевать, часто бывать на людях и в центре внимания? Их редко видели в Штандард Инзеле, они постоянно ездили по делам в страны Старого и Нового света. Ганс старший занялся организацией первенства мира по экваториальным единоборствам. Таких первенств раньше не проводилось. Чемпионат включал турниры по обороне без оружия, борьбе До-до, мордобою без правил и некоторым видам бесконтактных единоборств стиля Нельзя. Во всех видах этих единоборств Ганс был безусловным авторитетом и лидером. Младший Ганс, как мог, помогал старшему, занимаясь юридическим обеспечением этого чемпионата. Ведь он был непревзойдённым специалистом по классическому экваториальному и прецедентному атлантическому праву.

Гансы растут. Выходят на уровень признанных лидеров в международных делах. Весь мир знает теперь Гансов и прислушивается к каждому их слову.

Долго ли они были счастливы, Гансы и Братаны новой Мории? Неизвестно. После выхода книги Жюля новых упоминаний о Штандард Инзеле больше нигде не встречается. Что-то там на этом корабле-острове не сложилось. Или корабль оказался недолговечным. Кессоны проржавели, и восстановить стальной остров оказалось дороже, чем построить новый. Может, деньги кончились. Кто знает? Важно ли нам знать жизнь пены? Пена сохнет, рассыпается в пыль. Уносится течением и ветром. И нет её. Будто и не было. Вредная субстанция. Да, к счастью, непрочная и недолговечная.

Интересно было бы узнать, что случилось с самой Морией, старой Морией, если можно так выразиться. За народ морийский мы спокойны. Скорее всего, морийцы жили счастливо, избавившись от ровных пацанов и пацанской демократии. Неизвестные до той поры люди выдвинулись и пришли в руководство из новых движений и общественных объединений. Из партий Регионов, Слобод и предместий, Морийских христиан, Умеренно консервативных хипстеров. Они откорректировали Главный закон. Который не называли уже издевательски Газоном.

Морийцы создали новый парламент. И полностью изменили свою жизнь. Они стали самым свободным народом в истории человечества. Герои Мории известны заносчивым европейцам и американцам. И многое из истории Мории и жизни замечательных морийцев переиначивалось историками и преподносилось в качестве примеров из истории других стран, «несущих миру образцы цивилизации».

Прекрасный облик Беллы мы можем увидеть на полотне «Свобода на баррикадах». Поистине ослепительна божественная Белла, изображённая на фоне французского триколора в красном фригийском колпаке якобинцев. Однако те, кто знал Беллу в жизни или хотя бы разок видел, признают, что кисть живописца создала бледную копию настоящей богини Мории воплощённой. Холодной французской версии не хватает женской мощи, теплоты и чувственной силы этой великой женщины. Но даже и такую, выхолощенную и стерильную, Морию-Свободу ругают на чём свет стоит «особо нравственные», снобливые французы:

– Если Свобода такова, если это просто девка с босыми ногами и голой грудью, которая бежит, крича и размахивая ружьём, то она нам не нужна. Нам нечего делать с этой постыдной мегерой.

Не нужна – так не нужна! Зачем тащите тогда нашу возлюбленную Морию на своё полотно?

Кусочки морийской истории «цивилизованные» европейцы и американцы пытаются растащить по своим национальным квартирам. Не так уж неправы были потешные Ант и Глеп. Световид превратился в Пересвета, героя Куликовской битвы. Белла Кула – в отвратительную Белинду Ивана Баркова и одновременно – в Свободу на баррикадах, и даже в растиражированную в парках культуры и отдыха знаменитую «Девушку с веслом». Начисто уже лишённую глубокого женского дыхания Беллы и даже намёка на «сексапильность». Симон Рыбак принимал облик то Пелеса, хранителя Святого Грааля, то христианского мученика Трифона, казнённого при римском императоре Деции Траяне. А классическая морийская троица Безумец, Дурак и Простак превратилась в забавных Фамов, Хронопов и Надеек, с восторгом описанных Хулио Кортасаром. С другой стороны, кто может теперь разобраться, почему персонажи морийской истории так напоминают известных героев и преподобных старцев других стран и народов? Кто на кого похож: Гермек – на Ермака, покорителя Сибири, или, наоборот, Ермак – на Гермека, пастуха морской бездны? Почему при знакомстве с жизнеописаниями «апостола любви» Иоанна Лет-сера, братьев Симона Рыбака и Андрея Рыбака в памяти всплывают известные рыбаки евангельские? «Есть много в небесах и на земле такого, что нашей мудрости, Гораций, и не снилось».

Путешественники, посетившие Морию в конце XIX – начале XX века, рассказывают о необыкновенных машинах морийцев – плавающих, летающих, подводных, прорезающих земные толщи. Говорят, что морийцы добились такого прогресса во всех сферах жизни, что им не нужно было больше добывать китовое золото. Дружбу с китами они сохранили. Но, скорее всего, киты отправились в свободное плавание. И лишь иногда возвращались в Морию. Так старые друзья, которых жизнь развела в разные стороны, встречаются иногда, чтобы повидаться, вспомнить прекрасные времена прежней дружбы, когда они были ещё юными; и потом вновь направляют корабли своей жизни по разным маршрутам.

Есть мнение, что морийцы овладели гравитацией и научились управлять пространственно-временной решёткой. Возможно, Мория не погибла. Возможно, она взлетела в виде огромной летающей тарелки и ушла в другие, параллельные пространства и миры. Или уплыла во внутренние полости земли через полюса, которые, как известно, были открыты для обычных мореплавателей до конца XIX века. Где морийцы живут до сих пор и благоденствуют. Рядом с другими благородными народами, достигшими просветления. Рядом с древними Лемурийцами, жителями допотопного континента Му. Рядом с Атлантами, последние семьи которых ушли в полую часть земли с Лазурных островов, рядом с народами майя и инками, неожиданно исчезнувшими с исторической сцены нашей планеты. Посвящённые люди считают, что есть проходы с наружной части земли во внутреннюю. Один из таких проходов, Шамбалу, охраняемую Махатмами, посетил всего сто лет назад русский художник и мыслитель Н.К. Рерих. Что обо всём этом можно сказать? Мало что. Мы же не можем заглянуть ни в четвёртое измерение, ни внутрь земли глубже десяти-пятнадцати километров, ни пройти в Шамбалу.

До нас дошла обветшалая, пожелтевшая, обтрёпанная морийская рукопись, озаглавленная «Записки старого морийца». Посвящена она последним дням Мории. Возможно, её написал наш хороший знакомый – поэт-патриот Диж Быж, который к тому времени был уже человеком преклонного возраста. Может быть, эти записки и не его рук дело. Хотя стиль изложения позволяет нам предположить, что все-таки это он писал. Я постарался сократить текст «Записок», оставив только те разделы, которые важны для понимания истории морийской цивилизации и последних дней Мории. Привожу здесь отрывки из воспоминаний неизвестного нам очевидца этих последних дней.

«Третьего дни посетил я Беллу Великолепную, мать морийскую. Мне уже под семьдесят. Беллочке нашей, однако, пожалуй побольше того будет – в возрасте женщина, совсем уже не девочка. Лицо в морщинах, руки тоже выдают годы немалые. Но никак старухой не назовёшь её. Красивая, величавая, я бы сказал – монументальная женщина. Держится царственно, глаза светятся, движения, походка… Словом – всё, как и должно быть у царицы Мории. Живёт она по-прежнему скромно. Зато окружена постоянно любовью искренней и почитанием всего морийского населения. «Матушка Мория» – неизменно называют её. Ах, Белла, Беллочка! Очень огорчила она меня. Сказала, что дни её сочтены, что истекает отпущенный ей срок пребывания на земле морийской. А как уйдёт Белла – не жить больше Мории, не останется она единой страной, быть ей разбитой-раздробленной и ничто помочь ей не сможет уже! Лишь отдельные части страны уцелеют, и народ морийский каждой уцелевшей части – слободы или провинции – будет жить сам по себе, своей особой судьбой. «Не говори так, матушка, – возразил я Беллочке. – Ты сильна, как никогда, и красива, как в прежние годы. Только краса твоя другая теперь – не чувственная и разящая, а гармоничная и умиротворяющая». «Не нам с тобой, друг сердечный, решать судьбы мира. Срок моей жизни земной отмерен уже и на небесах определён. Жизни страны нашей тоже предел поставлен. Мория свершила уже всё, что ей на роду написано. И отдельные её части поплывут теперь в разные стороны, в различные страны света. Понесут другим народам кусочки морийского духа и великие морийские достижения. Чтобы помочь людям далёких стран и поднять их жизнь до уровня морийского. Иди уже, мой верный товарищ, передай людям эти слова. Историю Мории береги, как зеницу ока. Да святую книгу морийскую сохрани для будущих поколений». «Что за книгу назвала ты святой, матушка? Что сохранить надобно?» «Сохрани “Откровения Иоанна Летсера”. В Академии Морийских наук хранится теперь книга та. А как станет то-нуть-гибнуть Мория, уж не будет за ней пригляда должного. В «Откровениях» тех блаженный Иоанн всю историю морийскую, как известную ему, так и будущую, записал под небесную диктовку, услышав на Кикладах голос божий, только ему предназначенный. Всё описал, что случиться должно и людей морийских великих свершения». «Так не читается та книга, матушка. Не открыть её, Белла благословенная, простому человеку. Только раз та книга и открылась, говорят. Симеону Полоцкому разве что, да и то в одном лишь месте. Вот и рассказал Полоцкий о прочитанном, о грядущем приходе Кифы Великого, императора всея Мории». «Слушай, друг любезный, что тебе говорю. Иди в Академию Морийскую к Кедру-Курчавому, возьми книгу заветную. Всё узнаешь из неё, что было на земле морийской и чем закончится – так, как было передано царем небесным капитану земли морийской Иоанну Летсеру и записано со слов апостола любви его учеником Прохором. И не спорь со мной, делай, что велено. А как дочитаешь до конца книгу священную, магическую, так и наступит конец земле морийской».

Возвращался я от Беллы в помрачённом сознании, рассказал обо всём соотечественникам, о том, что конец нашему миру морийскому вот-вот наступить должон, что уходит из жизни Белла Великолепная и предел Мории обозначен уже. Тяжело было у меня на сердце, когда шёл я к Кедру-Курчавому. Не перечил мне академик, будто знал, что Беллой задумано, без слов выдал мне книгу священную. Поздним вечером, совсем под ночь добрёл я до дома своего. За окном стемнело уже. Тучи низкие, звёзд не видно совсем. Ночь – черна, хоть глаз выколи; на душе темно.

Беру в руки я книгу древнюю, тайную, никем до сей поры не изученную. А она, чудо чудное, – глядишь, сама мне и открывается. Всё написано на пергаментах почерком Прохора, видать, острым готическим. Повествует в них Иоанн Летсер о первых днях Мории, как задумана она была и построена. О Себастьяне Бранте, создателе Мории, о святом Гермеке-воителе. И о будущем вещал просветлённый Иоанн. О звезде, что покажет появление Кифы Великого, о Народно-Морийской диктатуре, о Братанской демократии, сменившей её, о Звезде морийской – о Гансе Великолепном. О новом приходе Мории, греческой богини глупости, Беллы Кулы, матушки Всея Мории. О новом явлении Гермека-воителя и капитана Летсера – о Симоне Рыбаке и Световиде-воине. О том, что Братанская демократия, многие годы душившая морийский народ, выжимающая из него все соки, убивающая всё жизнеспособное, вдруг исчезнет сама по себе. И наступит новая эра в Мории, золотой век страны «дураков». Эх, правильно все написал Апостол любви, пробивающий взглядом проницательным в будущее, пронизывающий сквозь годы и столетия! Но продлится тот золотой век, пишет он далее, нет, совсем не век, а недолго совсем. Ровно столько, сколько проживёт в Мории Белла Кула прекрасная, вновь явленная богиня Мория. В Белле – душа Мории, уйдёт она – и рухнет её детище.

Буря страшная поднималась по мере того, как я переворачивал пергамент за пергаментом, читал тайные откровения. Ветер деревья ломал, срывал черепицу с крыш и кресты с соборов. Налетела внезапно волна огромная, затопившая Петроморию. Молнии блистали одна за другой, а гром грохотал без остановки. Воздух наполнился рёвом и свистом. Плавучий остров стало раскачивать. Вот оно – пришествие Князя Тьмы. Видать, Мория, богиня благословенная, оставила свою последнюю телесную оболочку, нет больше Беллы благородной, матери морийской. Настал конец, видать, и Мории, родной страны. Вижу, вижу, чувствую – отрывается Петромория от тела острова, отрываются друг от друга другие слободы и окраины. Не удержать капитанам курс поперёк волны, потому что волны бьют, кажется, со всех сторон. Спаси нас, Господи, сохрани хоть части отдельные прежде единой Мории. Кто знает, много ли народа морийского после этой катастрофы в живых останется? Да и самому мне конец, видать пришёл. Огонь с неба, мёртвые встают из могил, по земле ползут чудища чёрные, бьют отчаянно кожистыми своими крыльями… Всё в мире сем возвращается на круги своя, возвращаемся и мы к исходному безумию. А в небе-то высоко-высоко расступились тучи-облака, всё светлее там наверху становится, слышится уже сквозь вой и свист музыка нежная, музыка чистая, и ангелы по облакам и тучам мягко ступают лёгкой своею поступью… За Морией пришли… За мной пришли… настала и моя пора. Голоса громкие, трубные возвещают о конце Мории благословенной

Заглянул я на последнюю страницу и понял Иоанном блаженным предречённое, что плавучая страна-остров будет снесена последним ураганом и разрушена и стёрта из памяти людей в тот самый момент, когда я закончу чтение пергаментов, и что всё написанное в них не повторится отныне и во веки веков, ибо уникальной стране дураков, четыре столетия плавающей по морям и океанам, не дано повториться в людской истории».

На этом «Записки старого морийца» обрываются. Апокалипсис, картина крушения привычного мира. Было ли что-то ещё в этих записках? Сохранились ли где-то «Откровения Иоанна Летсера» или нет их уже? – поглотили их морская пучина и забвение – так же, как поглотили они единую Морию, остров-страну, о которой ни достоверных письменных источников, ни воспоминаний почти не осталось. Будто и не было той Мории и её великой истории. Кто писал эти «Записки старого морийца»? Не Диж Быж ли то был? Или кто-то из его современников? Можно ли доверять этим сведениям об «Откровениях Иоанна Летсера» или это только чья-то досужая фантазия? – мы можем только гадать об этом. Достоверно знаем только одно – остров Мория, как единая страна, с её великой историей, с грандиозными культурными и техническими достижениями в какой-то момент разрушилась и перестала существовать.

Возможно, причина распада Мории была совсем не мистической. Более трезвые люди говорят о том, что морийцы, по-видимому, несмотря на свои фантастические успехи в науке и технике, не захотели замыкаться, жить в стороне от большого мира нашей планеты. Решили поделиться своими достижениями со всем человечеством. Возможно, они сами и разобрали Морию на отдельные корабли и направили суда к различным побережьям. Корабли морийские приставали к берегам Балтийского, Чёрного морей, Приморья, проходили летом по Северному морскому пути. Поднимались к истокам великих рек. Как-то удалось им перетащить свои корабли в Каспийское и Аральское моря. Там они высаживались, расселялись и растворялись среди коренного населения. Смешивались с людьми разных национальностей, вероисповедания, разной культуры, с носителями разных языков.

Прибаморы поселились в Прибалтике и Финляндии и стали горячими эстонскими и финскими парнями.

Кавзиморы поселились в Батуми и Поти. Те, кто высадился на Севере, в Поморье, смешались с суровыми северными моряками. Сибморийцы проникли по рекам в Сибирь. Беломорийцы, отличавшиеся особым терпением и кротким нравом, оказались в Белоруссии. Маломорийцы в те годы, видимо, смешались с Запорожскими казаками. Морийцы, добравшиеся до Аральского моря, дали местным жителям такие черты характера, как терпение, трудолюбие, скромность. Великоморы расселились по всей территории России и Дальнего Востока. Если всё так, как рассказывают, тогда возникает вопрос, почему взгляды морийцев, вечных странников морей, в те годы были обращены именно в сторону Российской империи? Не знакомство ли с капитаном Александром повлияло на их решение? Не решили ли они, что надо направиться именно в Россию, в ту страну, которая рождает и воспитывает таких талантливых, смелых, решительных и благородных людей, какими морийцы не без основания считали и знали героя нашего рассказа, славного российского мореплавателя капитана Александра и его спутников?

А что случилось с китами Шибира? С распадом Мории разорвалась навсегда связь двух земных цивилизаций. Остались только смутные воспоминания о необычной культуре общения человека с китами. Много потеряли при этом и люди, и киты. Остались, возможно, наследники капитана Александра, Гермека, Симона Рыбака, которые сохранили живую связь с природой. Отдельно живут эти люди, не кричат о своих тайных знаниях. Отдельно живут киты, передавая своему потомству предания и легенды о дружбе с людьми. Ждут своего часа и те, и другие. Когда вновь соединятся два великих достижения эволюции, две вершины земной жизни: люди и киты. Чтобы совместно строить жизнь на нашей планете и осваивать морские пучины.

Ты хочешь узнать, что стало с Сусликами. Видимо, часть их семьи ушла вместе с Братанами. Часть – осталась с морийцами. Приспособились, закамуфлировались. Совсем нельзя уже теперь отличить их от людей. Не исключено, что и среди нас до сих пор живут эти талантливые грызуны. Как узнать их? Нюх у них необыкновенный, особенное чувство опасности. Как почувствовали опасность – вмиг исчезли, и след их простыл. Плюс особое сочетание нежной застенчивости взгляда с холодной жестокостью и расчетливой циничностью поступков.

Но вернемся к земной жизни, опустимся на нашу грешную землю.

Давай осмотримся повнимательней вокруг себя. Потомков гениальных морийцев, живущих среди нас, мы без труда узнаём. Чуть-чуть да отличаются они от нас. Есть в них какая-то симпатичная странность.

Начнем с героев Н.В. Гоголя: кузнец Вакула, Акакий Акакиевич, Хлестаков, Чичиков – разве они не гости, прибывшие к нам из сказочной Мории? А что ты скажешь про Левшу? Про героев любимых сказок твоего детства: дядю Стёпу, Иванушку-дурачка?

Морийцы, поселившиеся на берегах морей, рек и озёр Российской империи, пускают корни, прорастают. Потомков дают. Многие герои и таланты, составившие славу нашей страны и наших соседей, не из Мории ли они вышли, не морийцев ли потомки? Вспомним Николу Теслу. Провидец, предсказавший гибель «Титаника». Маг и волшебник, овладевший силами геотектоники и забравший с собой тайну могущественного планетарного оружия, чтобы оно не досталось не готовой для этого расе земных людей. Назову таких титанов рода человеческого (это только моё предположение об их морийских корнях), как Э.К. Циолковский, школьный учитель, придумавший ракеты, которыми сейчас покоряется космос, как великий русский учёный Д.И. Менделеев, создатель периодической системы элементов и русской водки. Назову масштабную эпическую фигуру сына православного крестьянина, писателя А.И. Солженицына. Гениального физика и бесстрашного правозащитника А.Д. Сахарова. Основоположника практической космонавтики и ракетостроения, человека неиссякаемой энергии С.П. Королёва. Первого человека, побывавшего в космосе, фантастически обаятельного Ю.А. Гагарина. Потрясающего художника Н.К. Рериха и его жену Е.И. Шапошникову, создательницу Агни-Йоги. Микалоюса Чюрлёниса, создателя «живописной» музыки и «музыкальной» живописи. Потомков морийских отличают доброта и талант. «Честность, Благородство и Достоинство – вот оно, святое наше воинство». Мужество. Рискну назвать имя немного бестолкового последнего Российского царя Николая Второго, святого человека, принявшего смерть со светом в глазах. Рискну назвать имя ещё одного человека. Первый Президент России – весёлый, озорной, любящий жизнь, свободу, людей, отвязный, наломал дров, многое делал невпопад, доверился сомнительным людям. «Берите суверенитета (читай, свободы) столько, сколько хотите». Ну, разве не выходец из Мории?

Вспомним образцы тёплого, иногда грустного юмора, похожего на морийский. Бывалый, Трус и Балбес – дураки морийские. Классика. Адам и Хева (фильм А. Коренева), композитор Гия, играющий в оркестре на литаврах («Жил певчий дрозд» О. Иоселиани), старый грузинский крестьянин Георгий («Отец солдата» Р. Чхеидзе).

Многие из нас – из Мории выходцы. Морийцев потомки. Не таков ли и ты, мой юный читатель?

Посмотри повнимательней на свою маму. Семью в руках держит, готовит, за порядком следит, весь дом содержит, на работе первая, ходит с тобой в бассейн, ездит верхом, машину водит, гоняет по слаломным спускам да ещё весёлая, прехорошенькая, хохотушка, смеётся до слёз, от неё и нагоняй получить одно удовольствие, – словом, настоящая морийская женщина. Да и отец твой тоже, быть может, из морийцев. Добрый, сильный, всё прощает. Друзьями любим. Сам смелый, отважный. Всегда готов тихо, без разговоров подставить свое могучее плечо. Тот, на кого всю работу валят.

Гордись своими близкими. Морийцами. Теми, на ком земля держится. Теми, кто землю нашу отстоял от супостата. Живи, как они, по совести, по чести. Без страха. С улыбкой.

А тени прошлого уйдут. Тени Трамблёров, Базилевсов. Тени Березиков и Бадриков. Тени Тайного Писка. Тени Сусляков. Тени обоих Гансов. И Братанов великолепных. И щепачей. И попсян. И Канца обобщённого. И даже Князя сумеречного мира.

Живут потомки морийцев в нашей стране среди нас так же, как в Мории жили. Своей жизнью. Содержание которой не всегда со стороны заметно и понятно.

Говорят, внутри человека три разных существа вместе уживаются: человек-животное (зверь), срединный человек и святой человек. Интересные люди морийцы. Будто урезаны они в своих составных частях. Кажется, что животная, звериная сущность как бы отсутствует у них. За многие месяцы пребывания на Мории капитан Александр ни разу не слышал о случаях жестокости или зверств. Морийцу, обычному морийцу, не свойственны (или почти не свойственны) «низменные» интересы: деньги, богатство, власть, слава, успех. Святостью мориец тоже не отличается, к святым делам относится прохладно, как к чему-то очень далёкому. Своё земное ремесло любит. Когда работает, не думает о том, что на него начальство смотрит. Просто работает, поэтому никогда себя не выпячивает и не доказывает, кто он такой. Для него в жизни важен только человек. Не идея, не общество, не светлое будущее. Человек для морийца – мера всему, человек, его интересы, достоинство и свобода стоят всегда во главе угла. Возможно, в этом сказывается его ограниченность. Может, и наоборот, именно этому нам бы у морийца как раз и поучиться, именно этого нам не хватает. Нас-то все в крайности бросает: от разгула, разбоя до святости. Всё о человеке забываем. «Эй, гуляй, мужик, пропивай, что есть. Как ты ни пахал, мужик, обносился весь» (группа «Сектор газа»).

Почти четыреста лет плавали морийцы вдали от мира. За эти годы их души окрепли в ощущении нерушимости своей свободы. Не могли они терпеть безнаказанно аристократов своих помоечных. Сбросили в море племя наглых и беззастенчивых, ненужных народу, заносчивых нахлебников-захребетников, скинули ношу «пацанской демократии». Так говорят. Правда ли это? Видимо, лишь частично. Сами ушли Братаны. Когда поняли, что нечего им больше ловить в этой стране. Низы не хотят. А верхи-то больше уже никак не могут. Вот в чём проблема.

А наши вельможи, которые немного морийских Братанов напоминают, тоже живут своей жизнью, тоже мечтают, как бы от народа обузного избавиться.

Когда-нибудь закончатся наши проблемы, так же, наверное, как в Мории они закончились. Когда мы сами эти проблемы поймем. Отлетят в тёплые края вельможи российские, словно птицы перелётные с наступлением холодов. И не вернутся больше. Будто и не было их никогда. Летите, птицы перелётные. Гоняющиеся за сладкой жизнью. А мы своей жизнью жить будем, о которой вы, ребята, и представления не имеете.

Возможно, ты сделаешь другие выводы из истории посещения капитаном Александром славного острова Мория. Быть может, наоборот, во многом со мной согласишься.

На этом наш рассказ заканчивается. Последим за дальнейшими приключениями капитана Александра и последуем вслед за его кораблём «Быстрые паруса».

 

Послесловие

В течение последних нескольких лет я собирал материалы об истории плавающего рукотворного острова Мория, свободно дрейфовавшего в недавнем прошлом в Атлантическом и Тихом океанах. Остров был создан в начале XVI века и демонтирован, перестал существовать в начале XX века. Туда в своё время были выселены из Германии больные и дураки. Не так дураки, как скорее люди, отличные от других. Остров дураков, одним словом. Поэтому остров и назвали по имени греческой богини глупости Мории. Во второй половине XIX века остров посетил знаменитый русский мореплаватель капитан Александр. Он оставил наиболее подробные сведения о жизни обитателей этого необычного острова. Во время путешествия по Мории Александра сопровождал его друг, коренной мориец, поэт-патриот Диж Быж, историк, писатель, философ. История становления этой необычной морийской цивилизации, уклад жизни обитателей острова и стиль работы его учреждений, сложившиеся во второй половине XIX века, с трудом воспринимаются современным сознанием и вызывают неизбежный скепсис и критику. Тем не менее, присмотревшись, мы сможем разглядеть в них те или иные черты современной жизни и современного общества.

Книга была уже почти закончена, когда я получил письмо из Феодосии. Незнакомый мне автор письма сообщал, что из прессы он узнал о моём посещении Феодосии и Керчи, городов, в которых капитан Александр провёл последние годы жизни. Видимо, автору письма было известно и то, что я изучал там архивы и собирал по крупицам материалы, посвящённые истории Мории. Вместе с письмом он прислал мне ветхую пожелтевшую рукопись «Морийские рассказы», переданную ему дедом в пяти-

десятые годы прошлого столетия. Сама же рукопись, по мнению автора письма, может быть датирована двадцатыми годами двадцатого века, когда его дед проживал в Соединённых Штатах Америки. Как попала эта рукопись к его деду, автору письма неизвестно.

Размышляя об истории этой рукописи и её содержании, я подумал – а уж не перу ли Дижа Быжа принадлежат эти рассказы? Ему в то время могло быть около 80 лет. И, насколько я знаю, он был тогда в зените славы. Так ли это на самом деле, кто написал эти короткие рассказы, – трудно сказать. Я решил литературно обработать и включить «Морийские рассказы» в настоящую книгу, посвященную истории Мории. Возможно, некоторые из этих рассказов покажутся тебе поучительными, мой читатель.