Целовать в животик

Большой Ганс очень любил маленьких детей. Ему нравилось целовать их в лобик и в животик.

– Сколько же у нас общего с товарищем Чугуниным, – думал с удовлетворением Ганс. – Тот тоже любил целовать детей в животик.

Нанозарплата

Маленький Ганс любил все маленькое. Он любил нанотехнологии, наносвободы, нанодела и каждый день совершал нанопоступок.

– Как вы относитесь к тому, чтобы вам установили нанозарплату? – спросила наглая рыжая журналюга из газеты «Новая Мория».

– Не надо путать работу с личными делами, – отрезал находчивый маленький Ганс.

Стремись к большему

Большой Ганс любил всё большое и значительное. Из должностей – только должность Верховного Канцлера. Из зверей – бенгальского тигра. Из морских животных – китов. И даже статью написал: «Если делать – то по-большому».

На полруки выше

Маленькому Гансу очень нравилось подтягиваться. Он подтягивался при каждом удобном случае.

– Поверьте, – любил говорить Ганс, – я разбираюсь в снарядах для подтягивания.

Маленький Ганс был уверен, что, раз он постоянно подтягивается, то в среднем выглядит на полруки выше.

Себе – побольше, другу – поменьше

– Ловись рыбка большая и маленькая, ловись рыбка большая и маленькая, – любил говорить большой Ганс во время рыбной ловли.

– Зачем вам маленькая рыбка, ваше Мориево величество?

– Это для моего друга, маленького Ганса, ему маленькая более приличествует.

Признак демократии

Большой Ганс любил опаздывать на международные встречи. Чтоб каждому место его обозначено было. Подданные восхищались.

– Знаете, ваше Мориево величество, с вас во всём берет пример русский царь Александр III. Он говорит в таких случаях: «Европа может подождать, пока русский царь ловит рыбу».

– С кого же брать пример отсталой российской монархии, как не с передовой морийской демократии?

Неразменная валюта

– Надо придать статус международной валюты нашей деревянной щепе, – сказал как-то большой Ганс заносчивому французику Стрессу Каннскому, возглавлявшему в тот момент Международный валютный фонд. Ничего не ответил недалёкий французишко.

Большой Ганс вызвал Анну Коробейник, верного товарища по цеху Тайного писка.

– Французик сейчас отбывает в Бельгию. Узнай, в каком отеле он остановится. Поезжай. Надо ему понравиться.

Через некоторое время газеты сообщили, что Стресс Каннский получил пожизненный срок за сексуальные домогательства.

– Так было или не было, Анна? – говори, не смей скрывать. Каннский-то уж не из молоденьких.

– Было. Всё было.

– Ах, как же я рад за своего французского друга, как же я рад, что у него всё в порядке по этой части. Это поважнее международной валюты будет.

Маленькими шажками

Маленький Ганс любил мелкие шажки. Продвижение на волосок. «Пилокатавасия» было его прозвище, что означало: «на волосок от». «Чем твёрже материал, тем мельче должны быть зубцы пилы», – часто говаривал маленький Ганс.

Как же он был прав! Нерушимый, как гранит, и огромный, словно Кордильеры, бюджет Мории без труда распиливался множеством ничтожных брателл и пацанов шоблы Гансовой.

Пузырь

«Пузыри и пустышки не должны иметь места ни в политике, ни в экономике», – диктовал большой Ганс летописцу, записывающему изречения Великого Канцлера.

«Не обижайтесь, ваше Мориево величество. То же самое уже сказано Аристотелем: «природа не терпит пустоты».

«Как же это прекрасно. Всем понятно, что Ганс ГАНС могуч и справедлив как сама природа», – подумал про себя Ганс ГАНС и надулся, как пузырь. А вслух сказал: «Разыщите Аристотеля и «опустите» его. В нижний трюм, я имею в виду. Чтобы не присваивал мудрые изречения национального лидера». Вот он Ганс какой. Справедливость очень любил.

Не надо смотреться в зеркало

Большой Ганс недовольно разглядывал маленького Ганса.

– Какой же ты мелкий и никчёмный, – говорил он брезгливо. – Немасштабный, одним словом. Глаза б мои на такое не смотрели.

– Ну, тогда и в зеркало не смотрись, – ответил ему находчивый маленький Ганс.

Свобода лучше, чем несвобода

Большой Ганс вызывает Мышка Наружку и говорит:

– У брателлы Ромы яхта вдвое больше, чем у меня. Непорядок. Позови-ка Ходока.

– Так он же «опущенный». Сидит в нижнем трюме.

– Разве его ещё не выпустили?

– Не было указания.

– Ну, так приведи его скорей ко мне.

Привели Ходока.

– Как живёшь, Ходок?

– Очень хорошо. Ты даже представить себе не можешь. Забот никаких. Времени сколько угодно. Читаю. Думаю. Пишу. Как же я тебе благодарен, Ганс. Я свободен, как никогда.

– Если ты действительно ценишь, что я для тебя сделал, Ходок, подари мне яхту, чтобы больше была, чем у брателлы Ромы.

– Какие вопросы, Ганс? Но только исполни два моих желания. Первое, не выгоняй меня из трюма. Оставь меня наподольше.

– А второе?

– Забери все средства к существованию у моих детей и родственников. И «опусти» их в трюм. Чтобы они тоже почувствовали радость по-настоящему свободной жизни.

Ничего не сказал

Приходит к Гансу ГАНСу его бывший начальник и говорит:

– Ты теперь большая шишка, Ганс. А я прежнюю работу потерял. Помоги непыльную работу найти.

– Как не помочь учителю? Чай, я – не Ганс, не помнящий родства.

Договорились встретиться в кафе, всё обсудить. Вызывает Ганс Мышка Наружку.

– Вот тебе черный зонтик, иди в кафе, там мой бывший сидит, уколи его в ногу.

– Жалко бывшего, ему ведь больно будет.

– Не больно. Иголочка совсем тоненькая, он и не почувствует.

Сидит бывший в кафе. Ждёт Гансика. Тогда уже телефоны появились. Звонит.

– Где ты, Гансик?

– Ой, извини, никак не могу прийти. Я Мышка прислал с чёрным зонтиком. Говорил с ним?

– Ходил здесь какой-то с чёрным зонтиком. Ничего не сказал, ничего не сказал, ничего не сказал…

Умным – не место на свободе

Когда Мория распалась, Сусляк, немолодой уже, пришел к большому Гансу и попросил приютить его по старой памяти.

– Я очень ценю твой ум, энергию, изворотливость. Заходи, – сказал Ганс и запер Сусляка в клетке.

– Какое коварство! Почему ты запер меня? – возмутился Сусляк.

– Я помню, как много ты сделал для Мории. И грызунов люблю. Потому и дал тебе приют. А запер… Ты и сам понимаешь, насколько было бы опрометчиво оставлять на свободе такого умного, энергичного и изворотливого, тем более, грызуна, – ответил проницательный Ганс.

Предсказатель

Однажды к большому Гансу пришёл его знакомый мориец Джеймс Морган, совладелец Титаника. Ганс не любил Джеймса. Тот отказался в своё время подарить Гансу Титаник просто так, по дружбе. Ганс не жалел об этом. Он узнал впоследствии от гениального ученого и провидца морийца Николы Теслы, что Титаник утонет в первом же плавании. Ганс никому не сказал об этом. Но обиду на Джеймса затаил.

Джеймс советовался с Гансом, не опасно ли будет ему самому отправиться в поездку на Титанике?

– Спросим у Сусляка, он умеет угадывать будущее. Пусть он вытащит одну из двух карточек, и мы узнаем, утонет ли Титаник.

– Я хочу, чтобы Джеймс поехал на Титанике, – шепнул Ганс Суслику. – Вытащи ту карточку, на которой написано, что Титаник не утонет.

Суслик ничего не знал о судьбе Титаника. Просто он был не в духе и назло вытащил другую карточку – Титаник утонет!

Джеймс поверил «предсказателю» и осталси на берегу. Титаник, как известно, утонул.

Джеймс Морган всем рассказывал, как Суслик предсказал будущее и спас Джеймса. С тех пор многие стали использовать грызунов дли предсказании будущего. Сусликов, сурков, хомичков, водиных крыс. Суслика больше никто уже не видел.

В каждом деле есть хорошая сторона

Чтобы двинуть вперёд Морию, нужны серьёзные преобразовании. Дли этого требуютси неординарные, талантливые, смелые шаги. Большой Ганс на это неспособен. Он обычный человек. Может, это и неплохо, часто говорили морийцы. Большой Ганс неспособен на кровь и жестокость. Обыкновенному человеку это несвойственно.

Смысл жизни

Три молодые балбейки решили устроить готическое представление в соборе. Они станцевали аргентинские танцы воловик и коровик. Воловик получилсн так себе, потому что это мужской танец, а никто из балбеев не решилси примкнуть к балбейкам. Зато коровик получилсн отменно. Девушки были одеты точно как коровки на лугу, то есть никак, а на лицах – большие чёрные питна, как у холмогорских бурёнок. Потом они спели дли большого Ганса песенку: «божьи коровка, улети на небо». В общем, выступление получилось на славу. Присутствующие в соборе старенькие балбейки жалели артисток и говорили друг другу: «Бедные девушки, совсем оготились. То ли оготились, то ли оскотились». Большой Ганс подумал: «Милые вы мои балбейки. Я бы с радостью примо щас на небо. Потом, может, и не возьмут. Да никак не Moiy. Дел больно много. Не по-товарищески будет оставить в этот исторический момент народ морийский, маленького Ганса, брателл, пацанов, да и Гундягу тоже. Не справятся они без меня. Ведь надо воплощать в жизнь решения партийного съезда Единой Мории». А вслух сказал: «Заберите этих балбеек. Пусть в трюме посидят годочков несколько. Подумают о смысле жизни».

Игольное ушко

– Легче верблюду пройти сквозь угольное ушко, чем богатому войти в царствие небесное, – любил говорить на своих проповедях Ганс Гундяга, повторяя слова Спасителя.

– Как вы относитесь к собственным накоплениям, богатству и роскоши? – спросила наглая рыжая журналюга из газеты «Новая Мория»

– С такими мерками нельзя подходить к первому лицу церковной иерархии. Дома, драгоценности, богатое церковное одеяние первого лица подчеркнуть призваны великолепие и честь благословенного Дома Господнего. Глас Господень в великолепии. Великолепие есть доблесть особенно великая. «Когда душа не будет раболепствовать мудрование плоти, но сознанием того, что дано ей от Бога, восприемлет приличные ей величие и достоинство, тогда в ней глас Господень». Беседа на Псалом 28, – смиренно ответствовал Ганс Гундяга.

Благородные единоборства

Вечно юный Ганс сохранил до преклонного возраста любовь к единоборствам. Его кумиром был Молот Перемоленко, по прозвищу «империор», который пятнадцать лет подряд был чемпионом мира по мордобою без правил.

– Он стольких супротивников поверг, придушил, столько носов переломал, челюстей, рук и ног и столько черепов травмировал, что благородные морийские единоборства прославлены теперь во веки вечные, – со смехом говорил Ганс.

Эпитафия

Большой Ганс любил цитировать классиков. Обращаясь к своему другу, маленькому Гансу, он говорил:

– Проводишь меня в последний путь, на могиле напиши слова Р. Бёрнса:

Склонясь у гробового входа,

– О, смерть! – воскликнула природа, -

Когда удастся мне опять

Такого олуха создать!

Любовь к народу морийскому мужескому

Большой Ганс пережил многих своих современников. Особенно печалился, когда в мир иной ушла Белла Великолепная, Мория вновь нам явленная.

– Как же она любила весь наш народ морийский мужеский. Напишите на надгробном камне: «Отдавшись мужескому полу, улучшить я пыталась морийскую породу. Теперь одна, совсем одна. И гробовая тишина».

Совершенство раздражает

Несимпатичный пенный политолог, неистовый защитник Братанского режима, Кургузый Ян, спрашивает большого Ганса:

– Почему они все нападают на вас, ваше Величество, все эти бесконечные Каси, Рыжи, Немчура Борейский, Лех Подвальный? Я уж не говорю про Лима Эдаковато-го, Балбесея Удалого, ни одной мысли за душой. И эти туда же, что Виконт Шандарахнутый, «Плавленый сырок» кликуха, да Серд Паршивэнько, который «Не волнуйтесь, я всё объясню». А вы им – хоть бы что. Вы дали им свободу. Даже тем, кто нарушает закон, собирается в группы больше трёх, вы им ничего не сделали. Никого даже не выпороли. Максимум – посидит кто в трюме годочков несколько на государственном содержании. Отдохнёт. Книжки хорошие почитает. Уму разуму поднаберётся. А с Дижем Быжем вы даже дружите, говорят. А он… Кем он только вас ни называл – и удавом, и паханом… Какие они все наглые и самоуверенные. Каждая проблема в стране, каждый промах радует их. А ваши личные достижения замалчиваются и даже ставятся под сомнение.

– Как же ты прав, Кургузенький. Но меня это ничуть не удивляет, – отвечает ему хладнокровный Ганс. – Несправедливые нападки терпеть – удел сильных, красивых, бесстрашных. Совершенство раздражает.

Что наспех делается, недолго длится

– Почему вы всегда опаздываете? – спросила большого Ганса наглая, рыжая журналюга из газеты «Новая Мория».

– Читать Ширази надо, – отвечает ей Ганс. – «Что наспех делается, недолго длится».

Крошка Цахес

Замечательно, как все замечательно! Хи-хи-ха-ха! Большой Ганс – узурпатор, я всем внушил, что он уродец альраун. Маленький Ганс – плюшевый мишка, слабак, Гундяга – сребролюбец. Парламент – палата № 6. Братаны – мелкие воришки, непорядочные люди, редиски. А я-то как вольготно живу среди этих сорняков. Сорновед, уважаемый человек. На приёмы хожу, рыбку красную с икоркой ем, всех вокруг высмеиваю да грязью обливаю. Хорошо живу. Потому что даже на меня, Виконта Шандарахнутого, общественный спрос имеется. Что бы я делал, если бы не шобла Гансова? А так, смотришь, и я, вроде, ни к чему не пригодный, шандарахнутый, одним словом, так считается, при деле. Только и умею – повторять несколько слов: демократизация, либерализация, выбороли-зация, диктатуризация, кровавый режим! В разном порядке и разных сочетаниях. А что это значит – понятия не имею. Если б они только знали, что не Шандарахнутый я, а заколдованный. Что не Ганс – альраун, а я – крошка Цахес, альраун. Никто об этом не узнает, пока у меня есть три заколдованные золотые волосины. Вырвать их – и голос потеряю, и успех, и остатки ума. Не было его, ума-то.

И сейчас нет. Хи-хи-ха-ха! Полным балбеем стану. Альрауном, одним словом. Кем и сейчас являюсь. И все увидят это. Если кто ещё не видит.

Слава о трёх Гансах

Красивый человек Лех Подвальный. Глаза голубые. Умница. Летопись пишет. О большом Гансе, о маленьком Гансе, о Гундяге, а ещё о Следаке-Быстряке и о многих других. Летопись РОЗ. Что же ты всё о плохом пишешь, Лех? Здесь неправильно поступили, там закон нарушили, здесь набезобразничали. Куда деньги девались? Неизвестно. Кто виноват? Неизвестно.

А как бы вы хотели? О хорошем-то и без меня напишут. Лизоблюды. Может быть, блюдолизы? А в плохом никому копаться не хочется. Картина неполная получится. Натура человека богата не только своими достоинствами, но и недостатками. Живой человек красив во всей своей полноте. Картину, писанную только розовой краской, никто не полюбит. Полюбят живых людей, которым ничто человеческое не чуждо: ни зависть, ни корысть, ни самолюбие, ни другие человеческие слабости. Благодаря мне слава о трёх Гансах, великих героях Мории, и о других богатырях Мории останется в веках.

Само бескорыстие

– Как ты думаешь, – спрашивает большой Ганс у пенного политолога Кургузого Яна, – что общего у таких разных людей, как Герр Гудок, Серега Лемур, Жирлик ленивцеподобный, Алекс Мегапрофанов, Серд Кириёнок (Киндер сюрприз), Валя Сгорякружка, Якем Люберецкий, Виконт Шандарахнутый (Плавленый сырок), Ходок, Бэрл Берёсский? Список можно было бы продолжить. Казалось бы, они такие разные.

– Что общего, что общего? – горячится Кургузый. – Антиподы они. Одни – про-Гансы, другие – контра-Гансы. Одни – мэйнстримные, другие – маргиналы в оппозиции. Одни одно говорят. Другие – противоположное. Одни сердцем за вас болеют, Великий Канцлер, за дело ваше, за дело Мории, другие – враги ваши, Мории враги.

– Да нет же. Как же ты, Кургузенький, неправ, – отвечает ему мудрый Ганс. – Они совершенно одинаковые. И те, и другие. Все – выходцы из бывших, из вожаков Трудового союза молодежи (Трусомола). Ну, не все, почти все. Только так получилось, что одни попали в про, другие – в контра. Просто эти другие решили, что оппозиция в текущий политический момент – самый что ни на есть мэйнстрим.

Возьми, к примеру, Герра Гудка. Он ведь нашенский, из тайного Писка. И трусомолил в своё время. А сейчас – в контра. Да какая разница! Раныне-то был в про. Как и Жирлик с Серегой Лемуром. Как Бэрл Берёсский. Может, опять Гудок этот в про вернется. Как уже сделал Мегапрофанов. А до него – Киндер-сюрприз.

– Из Трусомола они. Пусть так. А всё равно разные.

– Жаль мне их. Всем только одно важно, что мажорам из Единомории, что маргиналам, хоть либералам, хоть патриотам каким, чтоб к пирогу поближе пристроиться да кусок отхватить пожирнее. С какой стороны к пирогу тому подобраться – не имеет значения. А как откусят кусок, так и несут ко мне в Кром долю государеву. Всё – как положено, чин-чинарём, у меня не забалуешь. Давно растащили бы нашу Морию прекрасную, кабы не зоркий да рачительный глаз вашего Канцлера. Как же это прекрасно, когда во главе великого государства стоит человек беспристрастный и бескорыстный, а не какой-нибудь сребролюбец из зажравшихся Единоморов или голодных маргиналов.

Контрастный душ

Большой Ганс знал: для закалки души и тела нужны контрасты. Любил принимать контрастные души. На переключателе душа написано: влево – чистое, вправо – дерьмо.

Постоянство во всём

С детства большой Ганс любил книги о разведчиках. Будучи канцлером, он нередко говорил:

– Люблю литературу. К книге я отношусь так же трепетно, как к любимой женщине.

Если по случаю или на праздник друзья и соратники канцлера приносили ему в подарок «Щит о щит», например, «Первое задание», «Меч современного крестоносца», «Я – 11–17…», или какую-нибудь другую книгу, он отказывался и говорил: «Нет, нет, не могу принять этот подарок. У меня уже есть одна книга. Моя любимая. «Майор Вихрастый». Зачем мне ещё одна?»

– Как вы относитесь к своей жене? – спрашивали иногда нахальные и нетактичные журналисты большого Ганса. Зная точный ответ.

– Я верен жене. И никогда не изменяю ей. Почти ни с кем.

Какое постоянство! И во вкусах, и в любви.

Морийская арифметика

От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Арифметика. Истина для младших школьников. Для взрослых – совсем даже не истина. Что произошло с параллельными линиями? Выяснилось, что пересекаются они. Так и с арифметикой.

В 1880 году морийский математик Р. Броверман создал (впервые записал) морийскую арифметику.

Определим количественно полноту (степень физического, умственного и духовного совершенства) человеческой личности. Броверман принимает за единицу 1 (один) Ганс. Как образец максимальной полноты человеческой личности. Имеется в виду, естественно, большой Ганс. Не маленький же.

Маленький любит все маленькое. Например, работает главным министром. Большое дело, большая ответственность. Делит всё на маленькие-маленькие, ну, совсем маленькие дела и каждое поручает маленькому министру.

Проверять – не проверяет. Всё равно – не разобраться. Поручений – море, министров – тьма. Сам – только председательствует, улыбается – улыбка у него, кстати, просто обаятельная, – и раздаёт море новых поручений. Часто – прямо противоположных предыдущим. Короче, маленький Ганс взят за образец минимального значения полноты человеческой личности. То есть за 0 (ноль) взят. Сам-то он, конечно, далеко не ноль. Но наука требует некоторого абстрагирования. Принят за ноль.

Не следует считать, что 1 – хорошо, а 0 – к примеру, совсем плохо. Плохо, но не совсем. Большой Ганс знает всё ни о чём. Специалист узкого, так сказать, профиля. Он в одном великий специалист – быть Великим канцлером Всея Мории. А маленький Ганс, принятый условно за ноль, знает ничего (почти ничего), зато – обо всём. Остальные морийцы по этой шкале располагаются в промежутке.

Теперь – об арифметике.

Назначает большой Ганс на свое место маленького Ганса. Чтобы тот побыл какое-то время Великим канцлером. Чтобы большой Ганс мог немного отдохнуть, поплавать на китах, подняться на тепловом воздушном шаре в стратосферу, опуститься с воздушным колоколом на дно море-о-кияна. Так он любит развлекаться. Заодно немного – по-главминистерствовать. Что получается? Маленький Ганс превращается в полноценную единицу. А большой Ганс также единицей остается. Пост – не столь представительный. Однако же никак это не умаляет полноту его необыкновенно наполненной человеческой личности.

0+1=2

В этом сочетании они тянут уже на две единицы. Оба становятся панданами. А вдвоем образуют «бигемин», или «бинар», или «пару».

Теперь другая ситуация. Большой Ганс решает вернуться и снова возглавить Морию. Чтобы выполнить свою историческую, так сказать, миссию. А маленькому Гансу дает порулить в должности главмина. Большой Ганс – как был единицей, так и остался. А маленький – снова становится тем, кто он есть, то есть нулём. Теряет свою, так сказать, панданность. И нет бигемина. Будто и не было.

1 + 0=1

Вот так-то. А вы говорите: от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Меняется, меняется, ещё как меняется. Арифметика Бровермана.

Никому скощухи не будет

Наглая рыжая Журналюга из газеты «Новая Мория» спросила большого Ганса:

– Почему вы всегда выгораживаете своих, даже – ворюг и казнокрадов?

– Смотри мне в глаза, Жура! Никому скощухи не будет! – жёстко ответил большой Ганс и покосился в сторону. Непроизвольно, конечно.

Кол в жиже

– Почему вы покрываете своих воров и казнокрадов? – спросил большого Ганса корреспондент американской газеты «Юнайтед Заокеанен».

– Я сам подлецов ненавижу. Но эти подлецы – свои подлецы. И никому из-за океана не позволено их трогать. Вмешательство во внутренние дела нашей страны и оскорбление всего морийского народа – вот что это такое! – резко ответил большой Ганс. И, подумав, добавил спокойно:

– Наверное, я – плохой последователь преподобного Иоанна Летсера. Если шлёпнули – надо ответить. Всё время подставляться – так и будут бить. Сами-то вы кто, заокеанцы? По уши в одной субстанции… Торчите как кол в жиже, а на нас переваливаете.