Из Коряжмы на Луну

Ты ко мне? И чё те надо?

Да, я сторож. Ну, они эта… не знают, в общем, что делать с бараками. Сожгли бы давно. Колония переехала, двенадцать километров от Коряжмы. УИ… Управление справительно-трудовыми лагерями и колониями, ИТеЛКа, язык сломаешь. Давно, давно. Может, и двадцать лет, как переехала. Коряжма наша вже городом стала, какие лагеря в центре города? А там, куда они переехали, все по-другому, теперь там номера, баня, клуб, библиóтека, медпункт. Сенатория, одним словом.

Григорий я. Монастырский. Потому что раньше в монастыре жил. В церкви Лонгина Коряжемского. Там склад был. А монахов не было. Их всех постреляли. А рядом кедровая роща монастырская – красота, и орехи на всю зиму. Там и жил, начальство бумагу дало, вот я и жил. Потому и прозвали – Монастырский. А в конце восьмидесятых все церкви возвернули. Пришлось искать угол в другом месте. Теперя здесь я, сам себе хозяин – я доволен, а чё?

Из каких краев приехал? Ты-та, ты-та. Да что тебе надобно-то? Чего приехал? Не комсомолец ужо, да и построено тута все. Кто ты такой? Догадайся, догадайся…

Сними вязанку-то с головы, я позырю на тя. Чёй-то знакомое. Ты меня знаешь, что ль? Не знаешь. Так. Ну-ка, ну-ка. А я тя знаю вроде. Сергуня, ты, что ли? Сергей Альбертыч… откуда взялся? Сколько лет прошло – тридцать, сорок? А ты жив. И не изменился совсем. Сергунька, ты, что ль? Ну, хватит шутить над стариком. Я еще в своем пока уме. Все, больше ничё тебе не скажу. Все.

Хочешь узнать о Сергуньке – принеси мне деревяху. Какую, какую… Вот вишь, я с корней ложки делаю. Извилистые чтобы были. С ладонью, с кулаком, с фигой. Вот ложка со старухой. А это домовой с дрыном, молодуха рачком, белки трахаются. А вот эти мне нравятся – журавлик, лукошко с грибами. Принеси хороший корень старику в подарок.

Чё это тебя тот Сергунька интересует? Ну, твое дело. Не люблю, бляха-муха, в чужие дела лезть. А-а-а, знаю. Похож ты на него. Вот в чем дело. Похож, точно похож. Он тогда такой же был, как ты сейчас. Когда, когда… Да как сказать? Только еще лагерь построили. А душегуба уже не стало. Какого душегуба? Великого, самого великого. После Адольфа. Кто из них душегубистей? Тогда, правда, и других душегубов хватало. Может, и правильно. Народ у нас дрянной, порядка не знает. Так и надо – по острогам да по тюрьмам держать. Тех, кто не может рот на замке.

А Сергунька тот хорошим был человеком. Они с женой здесь вольняшками. Сергунька – мастером на стройке, жена – училкой в школе, с младшенькими. И дитятя при них. Хорошим, хорошим он был. Не в пример многим – и вольняшкам, и вертухаям. Подход к людям имел. К каждому подойдет, расспросит. Ну, точно как ты. Покурит, поразмышляет, а потом каждому свое слово найдет. Здесь его «немцем» звали. Не подумай чего – уважительно звали. То ли потому что Альбертыч. То ли… Ну, какой-то нерусский он был. Во всем разберется. Все по полочкам разложит. И все-то у него в порядке. И одежда – немятая, всегда застегнутая. И прическа. На тебя похоже. И струмент сложен. И бумаги в порядке. И дела все – вроде без спешки, – а быстрее всех делал. Не пил, почти не пил. Слова бранного никогда не скажет. Ни тебе «посрать», ни «поссать» – «облегчиться», «апаражниться», чудно, да и только. Сколько лет прошло – до сих пор помню. «Немец», одно слово.

Приходили из органов, глаз на него положили. Сергунька особенный был: собратый такой, ладный, аккуратный, никогда не болел, невысокий и компленция у него обыкновенная, но очень сильный – бывало, возьмет комель дерева, все вдвоем берут, с трудом тянут, а он один – раз и понес. Говорили, два сердца у него. Почему так говорили? Болтали, думаю, вот и все дела. Где бы в нем два сердца могли бы уместиться? Да вот еще – человек был хороший, всегда улыбался, я уже говорил тебе. Но это вряд ли их, этих полковников, интересовало. Так говорю, чтобы ты знал. Только плохо для него это все кончилось.

Ну, в общем, прибрали его вертухаи, не так, как это делают с зэками или арестованными, не забрали, вернее – пригласили, полковники подкатили, попросили пройти с ними, чтобы поговорить, повели куда-то, разговаривали вежливо, уважительно даже.

А незадолго до того были какие-то странные дела: небо светилось, электрика вся поатключалась – свет, аппаратура всякая, автомобили заглохли и трактора стали. Через несколько дней пошел – погляжу, думаю, что да как. В двух километрах отседа на лесной поляне круг нашел, а там-то… средь зимы снег растаял и трава зеленая. А к кругу следы ведут, нормальные человеческие и другие – тоже как бы человеческие, но очень уж маленькие, вроде бы детские, и рисунок от подошв необычный, кружки с диагональкой – типа дорожного знака «Стоянка запрещена».

Больше мы его не видели. Жена с малышом уехала. Гэбисты отдали его лунянам, вот что я тебе скажу. Чего тут непонятного? На Луне он. На-Лу-Не! Не знаю, как теперича, а тогда… Я видел этих с Луны. Они как мы, токо малюпенькие и с бородами. Они детей наших уж больно любят, прилетают проздравлять с Новым годом. Откуда знаю – слушай, мил друг, я много чё знаю. А всего тебе все одно не скажу.

На Луну наших забирают. После того случая еще было сколько-то раз. Совсем недавно, месяца два назад, что ли… Кого забирали – самолично знаю. Не могу говорить, я тебе и так много чего лишнего наболтал. Они, луняне эти, с органами работают – вместе, может, с правительством, договор, верно, есть, кто же знает это…

Вот и тогда, с полковниками… Когда Сергуньку забирали. Один такой был. Крошечный, а поперек себя шире, два таких, как ты. Правда, без бороды, бритоголовый и с косичкой. Может, и наш, землянин. Только бледный очень, и костюм на нем не нашенский, вроде лыжный, зима ведь была, а нет, не нашенский.

Эти органы, они где? Они везде, блин, так-то. Вот и на Луне у них свои люди имеются. Они и сейчас нас с тобой слушают, а ты как думал? А мне болтать с первым встречным-поперечным ни к чему, зачем мне неприятности? Уберут, и не будет деда Гриши. Не услышишь пулю, котора найдет тебя. «А остальны-ы-ы-е мимо пролетят». Жизть человека – она как деревяшки, из которых ложки режут: може так и остаться глупой, ненужной деревяхой, можно бабу голую, а то и жар-птицу из нее повырезывать, или по неумению, да по лени размыслить, что к чему, али от глупости – просто на щепки извести. Вот так-то. Пожалуй, я и так сказал те лишка. Может, ты сам от них, от энтих, а я, старый дурак, болтаю и болтаю. Ладно, хватит. Заговорился я с тобой, дела у меня. А что корешок интересный принес деду, за это спасибо. Ты никому про Сергуньку-то. Это я так. Понравился ты мне, вот и рассказал. Покедова. Отдохнуть приезжай. Если летом, к примеру, здесь красиво, на рыбалку сходить можем.

 

Скорей всего – немного нам осталось

Летим, летим. Крутиться на центрифугах – это очень непросто. Но настоящий полет оказался много сложнее. Ффф-у-у-у, какая все-таки тяжесть. Кажется, вот-вот сосуды полопаются. Как там Вовик? Вовик, ты жив? Молчит… Кряхтит только, отдувается, похоже, жив еще. Держись, Володя, ты же крутой опер, в разных переделках побывал… Это ненадолго, мой дорогой, всего несколько минут… Ффф-у, отпустило вроде, тишина, отключили двигатели. Сколько продолжались перегрузки? Почти четыре минуты, значит шестикратное земное ускорение, как-то так…

Элон, это ты? Все нормально, Элон. Да оба мы в порядке, Вовик вполне орлом смотрится. Немного потрепанным орлом… Вы нас сопровождаете? Ну да, орбиту ведь надо корректировать. На Луне связь будет? Будет? Это хорошо. А в скафандрах уже нет? Значит, дружим до прилунения. А дальше сами.

Вовик, ты как, не очень? Я, честно говоря, тоже. Давай полежим, день выдался не из легких, да и ракета – не центрифуга какая-нибудь, разгон до второй космической – это не для слабаков. Спишь, что ли? Похоже, я тоже выключаюсь. То ли сплю, то ли вспоминаю.

С детских лет преследует это видение. Будто мне два года. Лежу, закутавшись с головой в одеяло, – сплю или не сплю? Сверху наброшен овчинный тулуп, не высох он, что ли? Остался кислый запах мокрой овчины. Деревянная изба. Входит отец. Снимает край одеяла с моей головы, тихо шепчет: «Спи, сынок, мы, наверное, не увидимся больше. А если увидимся, то нескоро. Расти большой и умный. Постарайся не забывать о своем отце. Забирают меня. Кто сейчас может забирать? Органы, конечно. Лунянам меня отдают. Ты ведь не знаешь, кто такие луняне? Те, кто на Луне живет. Возьмут с собой, вот я и не смогу вернуться. Спи, малыш. Вырастешь – постарайся до Луны добраться. Не знаю как – знаю, что сможешь, сердце говорит – сможешь. Жду тебя. Запомни: только там ты найдешь свое счастье». «Не понимаю тебя, папа, не понимаю». Был этот разговор или не был?

С семи лет маленького Юрика воспитывала бабушка. Отец пропал, когда сыну два года было, два с половиной. Он тогда с родителями, вольнонаемными в колонии-поселении заключенных, жил на Севере – отец с матерью уехали туда на заработки. Почему пропал отец, что с ним случилось, мать не рассказывала. Отвечала коротко: «Забрали». Вроде говорила так… лаконично, что ли, и сразу замыкалась. А получалось как-то таинственно. Кто забрал, почему забрал? Жив ли он сейчас… Мать с малышом вернулась в Ленинград, к своей маме, Юриной бабушке. Вышла замуж. Отчим – приличный человек, с положением. Маму любил, к Юре относился как к собственному сыну. Счастливые годы, но в 68-м Господь почему-то прибрал и мать, и отчима, почти одновременно. Так что бабушка растила Юру. Бабуля на вопросы о Юрином отце отмалчивалась, только глаза опускала, крестилась: «Господи, помилуй ны, Господи, помилуй», да на Луну почему-то глядела.

Может, это только сон, просто детский сон? Но сон повторялся и повторялся – вот он уже юноша-школьник, студент, а вот взрослый зрелый мужчина, уже и седина на висках. Одно и то же снится, знакомое видение…

Еще одно воспоминание, словно мираж, словно вещий сон… Вдвоем они, он и Инночка. Петергоф. Цыганка. Сама подходит к ним. Позолоти ручку, красавец, все тебе расскажу. Бери, чавела, влюбленные денег не жалеют. Эх, хороша девка с тобой, да не твоя. Другая у тебя дорожка. Длинная дорожка, очень длинная… Лунная дорожка, иди в полнолуние по ней, иди, пока до самого конца не дойдешь. Как узнать, докуда идти? А как дойдешь до конца, так и узнаешь. Запомни – ромалы не обманывают хороших людей – только там найдешь ты свое счастье. Да не медли, а то поздно будет. Увижу ли я отца своего, красотка? Молодая цыганка с сомнением смотрит на него. Может, и увидишь, мой золотой. Да поговорить вряд ли удастся. А вот послание от него получишь. Как получу, от кого, какое послание? Послание, которое я получу на Луне… бред какой-то. И любовь встретишь. А предашь любовь свою, изгнан будешь, «магардо» станешь. Какую любовь я предам? Вот она рядом со мной, моя любовь, почему я вдруг предам ее?

Опять Луна. Как удивительно. Откуда цыганка могла знать о его детском сне? Непонятно. А Инна… Хоть бы что. Будто она об этом тоже что-то знает. А он ведь ничего Инне об этих своих лунных видениях не рассказывал. И что лунными загадками с детства интересовался. И все о Луне изучал досконально.

Надолго запали в душу те слова молодой цыганки. И детское видение – то ли сон, то ли наяву это было. Всю жизнь преследовала Юрия странная мысль о том, что его судьба – до Луны добраться. В семидесятые годы – «Аполлоны» американские, они уже там, а он все еще здесь. И все равно… Снилась и снилась Луна, и к себе манила, ох как манила. Все это было. Гнал навязчивую мысль подальше. Окунался с головой в работу, в работу, в проекты, в романы, в новые любови. А остановится на время… Сядет покурить. Поднимет голову… Вот она, Луна. Улыбается, зовет. Иди ко мне, родной, не медли, Юрочка, жду тебя. Я – твоя новая родина, разве ты не знаешь об этом? Может, следует прислушаться к словам цыганки, может, еще не поздно? – думал он тогда.

Потому и поехал в Коряжму. А там юродивый этот, Гриша Монастырский… Убогий-то он убогий, лепит горбатого, несет бог знает что, а, похоже, знал-таки именно моего отца. Кто же тот человек, кто, кроме него? Сергей Альбертович, вряд ли простое совпадение. Да и меня за него принял, бабуля говорила: я с отцом – одно лицо. И смотри же ты, Гришка говорит – на Луну забрали. Какие-то «малюпенькие». Да еще с бородами… Все с бородами, а один из ихних, как Гриша сказал, без бороды… Бред какой-то, что я сумасшедший, что ли? Всю жизнь наукой занимаюсь, не верю ни в чертей, ни в домовых. В лунян этих и в их энелошки тоже не особо верю. Ни во что не верю, пока своими руками не потрогаю. А с другой стороны, кто папу забрал, куда его увезли? Если органы госбезопасности забрали, зачем он мне тогда про Луну? Может, я сам все это придумал? А почему Гриша говорил о зеленой траве посреди зимы?

Это все тогда было. А сейчас… Вон в иллюминаторе настоящая Луна, не та, игрушечная, словно нарисованная на небе. Настоящая, холодная, грозная. Чертовски притягательная… Все ближе и ближе. Совсем уже не сон. Похоже, и тогда с отцом это не сон был.

Ну-ка, Вовик, хватит разлеживаться. Невесомость, братишка, можем уже отцепиться.

Ну что, испугался, крутой мент? Я здесь все знаю. Проходил обучение у американцев. Покажу что, где и как. Вот наш кислородный запас, вот скафандры. Не лезь ты в скафандр, Володя. Научу пользоваться, еще успеешь, нам почти трое суток полета. Осматривайся. Глянь, какая красавица наша Земля.

Давай-ка попробуем двигаться. Я сам в невесомости не очень. Всего пару раз на самолете была тренировка в свободном падении.

Надо учиться есть, пить, с другими делами тоже одни проблемы. Вот система отсоса. Ну, а гигиенические салфетки – как на Земле. Освоимся как-нибудь, парень. Что молчишь? Попал ты из-за меня в переплет, братишка. Кто ты теперь – полковник? А, майор, извини. Ну, теперь, как вернемся, сразу полковника получишь, перескочишь через звание. Хотя полетим ли назад – это большой вопрос.

Что это шуршит, чем это Шельга там занимается? Нашел какую-то тряпку, разбирает и чистит пистолет.

– Осторожней, Володя, деталюшку потеряешь – не найдешь потом. Мент без пушки – уже не мент. С другой стороны, зачем она тебе здесь?

– Сам же сказал: мент без ствола – это уже не мент. С другой стороны, ты, наверное, прав – обратно вряд ли полетим. Будут пиндосы посылать корабль ради двух русских шпионов. Шпионов ли? Мы-то с тобой знаем, какой ты шпион. Да и я, честно говоря, шпион – так себе. А если пришлют все-таки – под белы руки и в каталажку. И приговор – на триста пятьдесят лет, если не электрический стул, конечно. Так что ни полковника, ни подполковника не видать уже майору Шельге, как своих ушей.

Зря ты это все затеял. Скорей всего – немного нам осталось. Но с Луной, честно говоря, я никак не ожидал. Думал, у вас с Максом пустые разговоры, просто языком мелете. А вон как получилось. Всамделе полет на Луну. Большая честь для простого опера Вовки Шельги.

Не спишь, Юра, слушаешь?

Почему всегда у меня так получается? «Хотел как лучше» и опять в лужу сел. Каждый раз подвожу хороших людей. Вот пошел в свое время в органы – мама не простила. Бабуля простила, а мама – нет. Конечно, ты скажешь – мама неродная. Просто жена отца. Родная-то умерла, я ее уже не помню. А Люся была матерью. Она была мне настоящей матерью, вот как. А у нее свои счеты с органами. После репатриации они с бабушкой чуть было в трудовые лагеря не загремели. Твои предки спасли.

– Отца-то не было уже.

– Муж твоей матери помог. Кто для него были мои мама и бабушка? Чужие люди, а он взял и помог. Вот как получается. А я вот… Тогда Люсю подвел, теперь – тебя.

Не надо было мне соглашаться на эти детские игры в научную фантастику. Я бы тебя увел от американских ищеек. Вовка Шельга – ловкий мент. Увел бы, спас, переждали бы, перекантовались где-нибудь, и айда в Мексику, а оттуда – на родину. Ты всегда, Юрка, авторитарный был. Хотел, чтобы всё по-твоему. Креативный, конечно, что правда, то правда. Вот и докреативился.

На сколько у нас запас воды и еды? А воздуха? А воздуха в скафандрах? Вот то-то. Четыре-пять дней. Трое суток полет, и на Луне – один-два дня. Столько нам отмерено. Никто за нами не прилетит.

– А что ствол тогда чистишь?

– Для порядка. Ствол всегда должен быть в порядке, – сказал Шельга, досылая магазин в рукоятку пистолета.

– Ет-ты точно сказал – никто за нами не прилетит. Нет у Элона второй ракеты. А на нашей таратайке топлива не хватит для взлета с Луны и возвращения. У других тоже нет ракеты, ни у «Роскосмоса», ни у НАСА. Будет, конечно, – годика через два. У Элона будет. Так что выживать будем своими силами.

– Эх, Юрка, Юрка! Красивый у нас конец получается. Да не для меня такие загогулины, как говорит наш неувядаемый Борис Николаевич. Тебе-то в самый раз. Хотя все равно не могу понять – зачем тебе это? Ты по пути рассказывал, я только мало что понял, у тебя ведь столько идей. Тебе бы жить да жить.

Макс, небось, не полетел, остался в своем уютном гнездышке. А тебе, русскому Ване, непременно подвиг нужен. Ну, скажи на милость, зачем тебе подвиг?

Ты говорил, что на Украине Сережа остался. Мало ли что мамки-няньки не пускают. Взял бы сына к себе. Жил бы для него. Ну и наукой занимался понемногу.

– Слушай, Вовик, какой ты все-таки зануда. Как был мент, так и остался. В одном ты прав – запасов совсем мало и шансов выкарабкаться тоже немного. Но шансы есть, Вовик. Там, на Луне, люди живут. Ну, наверное, не совсем такие, как мы. Но люди. Колония землян. Это засекречено. Но Макс знал. Так что послал он нас не наобум святых.

Шельга одобрительно хмыкнул.

– Вроде простой ты, как сибирский валенок, свой в доску, а всегда у тебя, Юрка, есть запасной ход, предусмотрительный ты наш.

Ветров пропустил мимо ушей это замечание и задумчиво продолжал:

– Другое дело, Вовик, далеко ли от шлюза сядет корабль и сумеем ли мы найти этот самый шлюз. Вот это, мой друг, бабушка надвое сказала.

Не скажу, чтобы нас там ждали. Но шанс есть. Шанс всегда есть, Вовик. Так что держи ствол при себе. Может, и пригодится ствол оперу из «Гиперболоида…». Ты ведь из «Гиперболоида», Вовик? ФСБ вездесуще, ФСБ везде, даже на Луне. Вечно живое ФСБ. Ты говоришь, СВР? ФСБ – СВР – какая разница? Ах вот оно что – СВР все-таки, вот почему они спрашивали про СВР, что-то, значит, о тебе, опере Шельге, там уже известно. Где известно? Где меня арестовывали, раз. И этому адвокату Джексону, может, он и не Джексон, будь он неладен, тоже про СВР известно. СВР всегда и везде, СВР вездесущее, и Вовка из «Гиперболоида» тоже выходит… Наш пострел везде поспел.

– Ну, хватит смеяться, Юрка. Тебе лишь бы выеживаться да вышучивать друга детства.

– Выеживаться – гдубо, гдубо! Какие есть прекрасные слова – ерничать, фиглярствовать, гаерничать…

– Тьфу ты, не лез бы со своими ракетами, я бы тебя точно вытащил. Сидели бы уже в мексиканском ресторанчике, в какой-нибудь «Таверне Оливе», на головах – шикарные сомбреро, слушали бы гитаррон, пили бы мескаль или текилу и жевали бы шикарный галлюциногенный кактус пейот. Я грезил бы русским лесом и нашими северными безобидными грибами. Поднял бы голову к небу и сказал маме: «Вот, мама, Вовка Шельга не такой уж плохой, ВСВС, Вовка выполнил свой долг, спас друга детства. Ты можешь, мама, гордиться мною». Тогда я мог бы так говорить. А теперь… Зачем мне эта твоя Луна?

А ты, кстати, вспомнил бы там, в Мексике, свою Инну. Ох, хороши когда-то были ножки у твоей Инны.

– И сейчас ничего себе. Ножки, конечно, очень-нна хороши. И кое-что другое тоже на уровне.

Не знаю, что будет с нашими лунными делами. Поживем – увидим. Будем решать проблемы в порядке поступления. А вот с земными проблемами… Даже вспоминать не хочу. Просто голова взрывается. Вначале арест, тюрьма – что, откуда? Потом обмен… Меня? На кого? Кому я нужен? Потом ты выскакиваешь, как черт из табакерки, выкрадываешь меня – откуда ты взялся, зачем выкрадываешь? Спасибо, конечно, американцы вполне могли бы и грохнуть при обмене, как бы при попытке к бегству. Потом Инна. С какой стати Инна – она что, твой шеф? Полжизни прожил, полжизни любил ее, а ничего, оказывается, о ней не знаю. И почему телефон взорвался? Почему я вдруг сразу стал всем мешать? Она что, хотела меня взорвать? Всегда говорила, что я единственный, кого любит, и всякое такое. Говорила… Мне казалось, не врала. Именно так и казалось.

Шельга насупился. Он явно не хотел ничего объяснять.

– Конечно, даже сейчас, перед лицом неминуемой и ужасной погибели от гипоксии, а может, и в космической катастрофе, ты не сдашь служебных секретов, останешься верен своему людоедскому ведомству. Ну, ты и служака, Вовик, выдрессировали они тебя классно.

– Не обижайся, Юра. Я тебе ничего особенно подробно объяснить не сумею. Да и сам я мало что знаю. Одно могу сказать – никто не понимает, почему пиндосы тебя замели. Случайно, наверное. Под горячую руку попал. А наши взялись вроде спасать, но не заради тебя – политика, блин, по своим законам живет. Больше все равно тебе ничего не скажу. А то, что я сейчас рядом с тобой оказался, это как раз, пожалуй, неплохо даже. Можешь на меня рассчитывать, Юрка. Я рядом буду. Хоть по сердечной близости, хоть потому что при исполнении – как хочешь, так и считай. Вовка тебя не подведет.

– Все, конец разговорам. Ложимся, пристегиваемся. Видишь, замигала красная лампа. Готовимся к посадке. Теперь от нас ничего не зависит. Предаем свою судьбу глупым машинам. А дальше – как повезет. Попрощаемся на всякий случай. Прости меня, Вова, если что не так. Прости, что втянул в эту авантюру. Можем и пред лицом Господа предстать. Конец грешной жизни. А если прилунимся благополучно, будем считать, что это как бы наше второе рождение. Тогда и начнем, помолясь, новую жизнь. На другой планете, на Луне. Какая, интересно, нас ждет посадка?

А посадка, как мы знаем, тяжелая получилась.

 

Умма

Бритоголовые доставили Ветрова в Умму – так селениты называли колонию землян. Недолгая остановка в довольно просторном зале – видимо, это шлюз. Хотя выхода на поверхность не видно. Может быть, что-то типа приемной какого-то местного начальника.

– Тебе повезло, землянин. Нас примет сам лугаль Уммы, – мрачно произнес Думузи.

Наконец-то привычные человеческие лица. Земные колонисты. Думузи и Ветров ожидают аудиенции. Вокруг снуют люди в одеждах, напоминающих космические комбинезоны или спортивные костюмы. Люди в основном со светлой кожей и европейскими чертами лица. Хотя встречаются чернокожие, смуглые латинос и желтокожие азиаты. Ростом – мужчины и женщины, – пожалуй, в основном невысокие. Никто не обращает внимания на вновь прибывших, все заняты своими делами. Говорят на английском. Не только на английском. Пару раз Ветрову послышалась испанская речь, а однажды кто-то перекинулся несколькими словами на русском – может, просто показалось?

Думузи громко кричит, ругается, размахивает длинными руками, совершенно не стесняясь вслух выказывать свое недовольство тем, что лугаль заставляет их ждать. Начальник волобуев крайне возбужден и раздражен, лицо его потемнело и от напряжения приобрело синий оттенок. Как ни странно, весь этот шум и яростные телодвижения высокопоставленного туземца почему-то не привлекают внимания колонистов, все продолжают заниматься своими делами. «Видимо, такое публичное поведение считается типичным для волобуев», – подумал Ветров.

– Ну, этот вновь прибывший с Земли, черт бы его побрал. Да кто он такой? Обычный шпион, прикончить его, и делу конец. Про тебя, про тебя говорю, ты не понял? А вот я, Думузи, чистокровный энк, воинский начальник. Мы, энки, древнейшие обитатели Аку. Эти зазнайки нипурты – что они о себе воображают? Не хотят говорить «Аку», называют нашу планету «Син». Конечно, мы прибыли на Аку вместе с ними, на их, на их летающих бен-бенах. Прибыли с нашей утраченной родины, красной планеты, потерявшей атмосферу. – «Что он имеет в виду, Марс, что ли?» – подумал Ветров. – О, наша утраченная родина Ла-Ах-Ма! Даже о ней не хотят они говорить так, как это делаем мы. Упрямцы называют ее «Симуг». Но мы-то, энки, гораздо древнее нипуртов. Мы прибыли на Ла-Ах-Ма с Нибиру, планеты с «косой орбитой», появляющейся в «окрестностях» голубой Ки только после завершения 3600 оборотов Ки вокруг Ан.

Настанет время, и мы скинем власть нипуртов, соберем все бен-бены и займем Ки, где у нас будет достаточно места для разведения скота. А земляне, эти дикари железного века, будут работать на нас. Кто не захочет, будет уничтожен!

«Что несет этот странный лунянин, кто такие нипурты, при чем здесь красная планета, почему Земля для них Ки?» – подумал Ветров.

Он подошел к невысокой изящной девушке, обрабатывающей, видимо, какую-то информацию за стойкой приемной.

– Простите, вы не находите, что этот великан ведет себя вызывающе?

– Не обращайте внимания. Это же волобуй, они все такие, – и она покрутила пальцем у виска. – А вы тот самый новенький, который ждет приема у мистера Армстронга? Это действительно вы? Как интересно! Неужели вы с Земли? Вас же двое прибыло, а где второй, в плену у Думузи? Не волнуйтесь, это поправимо. Интересно было бы узнать, что там новенького на Земле. Последний «Аполлон» – это больше десяти лет назад, с тех пор сюда никто не прилетал. Ну и, естественно, здесь выросло целое поколение новых колонистов, таких как я, родившихся и выросших на Луне в условиях лунного тяготения. Вы, наверное, заметили, рост колонистов второго поколения оказался меньше роста обычных землян и первых колонистов, хотя остается неясным, в чем причины «скромного» роста «лунных» землян – влияние тяготения или генетические причины: возможно, среди первых колонистов преобладали невысокие люди, и они дали потомство еще меньшего роста.

Откуда вы, из России? Могу вас обрадовать: колонисты говорят на английском и русском, потому что первые астронавты были из Америки и из России. Кстати, это наши русские колонисты придумали такую смешную кличку «волобуи» для энков, уж не знаю, что это значит по-русски.

– Сами-то вы не похожи ни на русскую, ни на американку. На латинос тоже вроде не похожи.

– Мои родители – испанцы, они родились в Америке, поэтому получили американское гражданство, а я родилась здесь, в Умме. Так что я чистая лунянка. Испанский знаю, отец с матерью, пока мать была жива, старались дома говорить по-испански.

Послушайте, неужели вы ничего о нас не знаете? Почему вас не проинструктировали? Колония землян была основана по согласованию с лунянами, имеющими здесь несколько баз, расположенных под лунной поверхностью, в основном – на невидимой стороне Луны. А мы находимся на видимой. В колонии проживает сейчас до тысячи человек.

Коренное население Луны, селениты, да-да, мы называем их селенитами, они включили в конвенцию условие, что земляне обязуются пятьдесят лет не посылать сюда экспедиций. Получается, что вы нарушитель и вас могут арестовать. Надеюсь, этого не произойдет. Здесь, на Луне, ничего серьезного нельзя сделать, пока не будет решения Совета. А там заправляют нипурты. Тоже селениты, но не волобуи. Другая, более молодая раса, можно сказать – первая, главная раса, потому что именно они здесь все и определяют. Нипурты понравятся вам, они любят землян. Особенно детей. Взрослых тоже любят. Знаете, как мы называем их? Деды Морозы. Тоже, кстати, русские придумали такое прозвище. Именно Деды Морозы, а не Санта Клаусы. Вы будете смеяться, когда их увидите. Почему смеяться? Ну, очень они смешные. Махонькие и забавные. В фильмах с Земли, я видела… Такие клоуны в цирке бывают, добрые и веселые. Спрашиваете, почему Деды Морозы? Ну, во-первых, все бородатые – и мужчины, и женщины. Но главное, что летают на бен-бенах – это такие летающие тарелки, лунные космические корабли, – на Землю под Новый год, возят детишкам подарки. Женская особь перед полетом избавляется от бороды, чтобы стать полноценной «снегурочкой» в понимании землян и не пугать маленьких детей. Да-да, их снегурочки бреются перед полетом – снимают бороду специальным кремом. О-о-о, тысяча вопросов, какой нетерпеливый! Вас доставляли не на бен-бене – на летающем автомобиле, агалоте. Такой, как стеклянная капля. Это для движения по внутренним туннелям.

Все, все, все, ни слова больше. Вам все сразу, торопыга вы эдакий, все узнаете в свое время.

О чем это мы? Ах да… Нипурты знают, что мы называем энков волобуями. В общем, название это – волобуи – понравилось Дедам Морозам, они тоже стали так называть представителей этой расы, в том числе и в личном общении с ними, «волобуи, волобуи!», а сами дико смеются, оглушительно хохочут.

– Интересно, почему волобуи постоянно кутаются в свои допотопные меха? Комбинезоны, скафандры, летающие автомобили, бластеры – мне кажется, это не сочетается со шкурами животных.

– Волобуи любят подчеркивать, что они самые древние, что они занимаются землей, то есть выращивают растения, а еще скотоводством. Получается, это часть их имиджа, так ведь говорят на Земле? Бритые головы, шкуры животных и синеватые щеки. Ну а у нипуртов – бороды. Можно сказать – мода, так у них принято.

Вам кажутся эти волобуи нелепыми и смешными? Не стоит их недооценивать. Будьте осторожны, они – главные противники колонии землян. Считают, что от нас одни проблемы, что границу обитания землян необходимо строго ограничить, что нас надо выселить с Луны или даже вообще уничтожить.

К сожалению, все селениты – и нипурты, и энки – почему-то избегают полноценных контактов с землянами – как колонистами, так и вновь прибывшими, – не допускают нас к своим лунным тайнам и не разрешают колонии расширяться за пределы выделенной территории. В чем причина? Ну, хорошо, волобуи не любят землян, они всех не любят, особенно нипуртов, потому что нипурты держат их в черном теле. Но ведь нипуртам нравятся земляне. Мы им нравимся, а все равно близко к себе нас не подпускают.

Земляне вообще здесь на птичьих правах. И о том, что делается на Земле, мы тоже почти ничего не знаем. Живем, увы, очень провинциально и даже, я бы сказала, патриархально. Конечно, нам очень интересно все, что случилось за это время на Земле.

Ветров внимательно слушал, задавал вопросы, а сам продолжал следить за расположившимися неподалеку двумя волобуями. Надо держать ухо востро, от этих неадекватных ребят можно в любую минуту ждать всяких пакостей.

Думузи с охранником переглянулись. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, будто разговаривали, не открывая ртов. Как-то они, видать, умеют обмениваться информацией, не используя звуковых сигналов. Продвинутые, однако, ребятишки, а с виду – просто два тупняка и хама. Волобуи резко встали и подошли к стойке.

– Послушай-ка меня, вертлявая козявка, – сказал Думузи и с грохотом положил на стойку бластер. – Не хотите нас принимать, не надо, мы забираем этого землянина, он наш пленник, заберем, да и грохнем где-нибудь по дороге. Доказывайте потом, что это не вы.

– Извините, господин Думузи. Потерпите немного, вас скоро примут. Вы появились неожиданно, никто не знал, что вы окажетесь здесь, да еще приедете с таким важным гостем. Вы же никого не предупредили.

– «Важным гостем»… – передразнил ее Думузи. – «Никого не предупредили»… Как вас предупреждать, вы живете в каменном веке, у вас нет обычной медиаречевой связи. Как настоящие селениты могут вообще иметь какие-нибудь дела с вами?

– Можно было по телефону сообщить.

– «Сообщить по телефону»… Каменный век, так у вас говорят на Земле? Хоть каменный, хоть железный… Тьфу-у-у. Ну и сколько ждать?

– Не сердитесь, господин Думузи, еще несколько минут, и вас примут, – девушка ответила ему без тени волнения, глядя прямо в глаза разъяренному великану, и легкая улыбка блуждала на ее очаровательном лице. Думузи выкрикнул что-то невнятное и отошел вместе с охранником, недовольно ворча что-то себе под нос.

– Что за медиаречевая связь? – осведомился Ветров.

– Селениты редко пользуются речью при общении друг с другом. Вернее, речь у них есть, но без использования звуковых сигналов. Каждому селениту по достижении определенного возраста встраивают специальный чип в речевой центр мозга. Чипы выходят на сотовую связь и дают возможность селенитам напрямую общаться друг с другом, а также обеспечивают централизованное вещание планетарных учреждений на все лунное население. Это и есть медиаречевая связь.

«Я уже понял, что они общаются напрямую, без использования речи, языка и ушей. Неплохо соображаешь, Ветров, быстро схватываешь, что к чему. Голова тебя пока еще не подводит. Ну, давай, малышка, продолжай просвещать отсталого немолодого землянина», – подумал Ветров.

– Здесь нет ничего особо сложного, но землян не допускают к этой технологии. У колонистов Луны, прибывших с Земли, вообще нет никаких гражданских прав.

Волобуи и нипурты имеют несколько собственных языков. С землянами волобуи изъясняются на английском и русском. Языками землян они владеют плохо – в отличие от Дедов Морозов, которые в совершенстве говорят на многих земных языках и пользуются ими для общения с разными народами во время своих вояжей на Землю. На Луне принят единый планетарный язык, используемый обеими расами для решения общих задач. На этом языке и составлена конвенция о создании земной колонии. Руководители колонии знают единый лунный язык.

– И нас действительно примет сам лугаль Уммы? Кто это – лугаль?

– Вы ожидаете аудиенции лугаля – правителя Уммы. У них так говорят – лугаль, а у нас губернатор, мы его избираем – так же, как и шерифа. Нил Армстронг – это и есть наш губернатор. Он сын одного из первых колонистов. В честь первого космонавта, ступившего на лунную почву, губернатор взял себе имя Нил Армстронг. Это мой отец. Предупреждаю вас: он – человек неплохой, но очень суровый, твердо держит жизнь колонии в своих руках и жестко пресекает всякое неповиновение. Он – Нил Армстронг, а я – Мэри Армстронг. А вы? Вы – Юрий, будем знакомы.

– Юрий Ветров, очень приятно.

– Отец любит меня, но у нас разные взгляды на жизнь. Я для него еще ребенок, а мне уже двадцать два, между прочим, и я вовсе не собираюсь жить по его рецептам. Что-то мы заговорились с вами. Пора. Отец приглашает. Мы обязательно увидимся, мне нужно о многом вас расспросить. И вам тоже будет полезно поговорить со мной, я помогу разобраться в корявом укладе нашей лунной жизни. Мне нравятся русские. Знаю слова: «спутник», «Гагарин», «заздаровье». Так что мы еще встретимся. Идите, удачи вам. Да захватите с собой вашего дурашливого Думузи.

«Ах, Мэри, Мэри, Мэри, как плохо в ЭСЭСЭРЕ, ну а пока что на Луне, я чувствую себя вполне. Мэри, Мэри, что за чудное создание! Какая девушка, настоящая Аэлита. Да нет, Аэлита, довольно анемичная, сколько было Толстому, когда он писал Аэлиту? За пятьдесят, наверное, вот то-то. А эта девчонка – огонь, горячая кобылка, так и бьет копытом. Какой ты все-таки циник, Ветров. Тебя приняли радушно, как своего, а ты – „горячая кобылка“… Ну, Думузи, хватит изгаляться, идем, нас уже ждут.

Все прошлое – как сон. Будто и не было ничего. Будто и не жил на Земле. Огромная жизнь… И вдруг все резко переменилось. Повезло тебе, Ветров, сможешь теперь прожить две жизни. Не одну – а две. А получится вернуться на Землю – целых три. Интересно, что думал отец, когда попал сюда, на Луну? Правда, я этого не знаю, куда на самом деле он попал, что вообще с ним случилось. Можно ли доверять этому милому дурачку, Гришке Монастырскому? Говорят, что к старости впадают в детство. Устами младенца… Может, это как раз тот случай?»

Ветрова и Думузи встретил Армстронг. Немолодой, строгий, решительный, в серебристом костюме-комбинезоне, обтягивающем стройное, мускулистое тело. Ветров и Армстронг настороженно смотрели друг на друга. Армстронг не любил, когда что-то в его жизни шло не по плану. Точнее – не по его плану.

Думузи раздраженно говорил, рассказывал Армстронгу о том, что «его воины нашли двоих землян, вернее – те пришли сами, доплелись до наружного шлюза, возможно, прилетели на ракете».

– Во всяком случае, этот, – он указал на Ветрова и смачно сплюнул, – объяснил нам все именно так. Может, и не врет, хотя такие, как он, обычно врут, – почва в районе шлюза долго еще тряслась. Похоже на жесткую посадку их земного, примитивного, летательного аппарата. Не будем же мы, великие энки – энки, которые царствовали на Нибиру, на Ла-Ах-Ма еще задолго до того, как появились эти зазнайки нипурты, не говоря уже о вас, ничтожные земляне… которым мы от душевных своих щедрот подарили своего отпрыска, великолепного и блистательного Гаутаму, – не будем же мы проверять эту ахинею, тратить драгоценное время, отрываться от привычной нам духовной и созерцательной жизни. Кто они, эти земляне? Лазутчики или шпионы? Для чего прибыли – неясно, мы никого из землян не звали и никому из них не верим. Ты, Нил, еще ничего, но тебе тоже не особо доверяем. Эти настаивают, что прилетели к вам, вот сами и разбирайтесь. Решили отдать тебе их главного, но второго оставили на всякий случай у себя – как заложника.

Ветров в который раз подробно рассказывает, его слушают недоверчиво. Обращается к Думузи, просит вернуть своего спутника и друга. Тот категорически отказывается: «Пусть все эти дела рассмотрит Совет нипуртов, как они решат, так и будет». По всему видно, что на самом деле Думузи побаивается нипуртов, которые, видимо, реально решают все вопросы управления планетой Аку.

Армстронг недоумевает, почему его не уведомили с Земли об экспедиции на Луну? Вернее, сообщили что-то совсем невнятное и от неуполномоченных людей. Он, конечно, возражал – нарушение конвенции и все такое, но потом это отменилось и он успокоился. Зря успокоился. Они все-таки прилетели, – какая жалость, кто такие, кто их уполномочил? – проходимцы какие-то. Армстронг не делится этими своими мыслями ни с начальником волобуев, ни с Ветровым – он тоже не доверяет им обоим, он вообще никому не верит. Думузи продолжает рассказ о том, какое впечатление произвели на него земляне. Говорит о необыкновенной силе Ветрова. Армстронг вызывает врачей, Ветров разрешает себя осмотреть. Ничего особенного – человек как человек. А твой друг? Ветров молчит, Думузи пожимает плечами – он не знает, второй совсем слаб, не может приспособиться к разреженной атмосфере Аку, пока ведет себя смирно. «Пока… Этим тварям нет никакой веры».

– Иди уже, иди, Думузи, ты повторяешься, – довольно резко произнес Армстронг. – Встреча сразу с таким большим количеством землян – для тебя слишком большая умственная нагрузка. Иди, отдохни в своем Уруке, столице динозавров. Сколько вам, энкам, вам уже, наверное, миллионы лет? Ты перегрузился, твой слабый мозг может не выдержать такого напряжения. Посмотри на себя – ты весь синий. Ну, хватит ругаться, смотри ты, сколько американских ругательств освоил. А по-русски слабо? Вот так, ну давай, давай, позабористей чтоб, фак твою… Иди уже, дубина, иди.

Армстронг вызывает Мэри.

– Пусть гостю подберут жилье, займись им, познакомь с нашей деревенской жизнью, пусть гость расскажет о новостях с Земли, но не всем подряд без разбору. Самое важное – вначале тебе и мне, а я уже определюсь, надо ли делать это достоянием общественности. Проследи, чтобы у него не было неприятностей с бритоголовыми, они страсть как землян не любят, особенно свеженьких, по себе знаю. Хотя свеженьких уже давно не было. Да, и чтобы от сирен не пострадал.

«Какие сирены, что за сирены? Гудки, что ли? Или девушки, пением своим и прекрасной внешностью доводящие путников до экстаза, до потери всякого разумения? Те самые мифические сирены со страшными птичьими когтями, сирены – символ алчности, гордыни и распутства? Как это сочетается – нежность, божественная красота, небесный голос, экстаз с кровью и жестокостью? Сладкая, упоительная, мучительная смерть… А при чем здесь они, эти сирены? На Луне нет ни морей, ни озер, ни рек. Спросить Мэри? Да нет, сама все расскажет, когда надо будет. Или привяжет как Одиссея – веревкой к мачте… Может, она – сама сирена? Красивая, манящая… Нет, не чувствуется в ней жестокости. Наивная, провинциальная. Нет, совсем не к смерти зовет эта улыбка, этот звенящий голос и веселый смех. Подвижная грация, открытость, простодушие, они зовут к жизни, к радости, может, и к любви – никак не к гибели и забвению, нет, не похожа эта девушка на сирену».

Ветров остался в Умме. Ему выделили дом для жилья. Как это правильно назвать – дом или квартира? В общем, помещение – несколько комнат с искусственным освещением, куда-то встроенное жилье. Довольно удобно и даже, можно сказать, уютно.

Колонисты постарались обживать лунное жилье в соответствии со своими прежними земными привычками – облицевали стандартные конструкции деревом, камнем, тростником, соломой, на полу – тростниковые циновки, у некоторых колонистов на полу жилых помещений постелены шкуры животных и мех, стены украшены цветами.

Здесь все незнакомо, все непривычно. Хорошо, что рядом есть Мэри. От Мэри он узнает об особенностях лунной жизни. Заселенные полости под поверхностью Луны, образующие города, поселки и деревни, соединены между собой разветвленной системой туннелей и шахт с лифтами.

– Мэри, у вас есть день и ночь?

– Селениты вспоминают о Марсе как об утраченной родине. В своей «лунной» жизни они с помощью искусственного освещения устанавливают «дневное» и «ночное» время, суточный цикл жизни селенитов равен марсианскому и отличается от земных суток примерно на тридцать девять с половиной минут. Мы, колонисты, тоже живем в этом суточном цикле.

– А как устроено жизнеобеспечение на Луне?

– Свет для городов, поселков, деревень, туннелей и шахт, для жилых помещений забирается с поверхности Луны специальными светозаборниками и разводится по всем помещениям с помощью оптоволоконных кабелей. Источником электроэнергии для нас является солнце. На поверхности Луны огромные площади покрыты панелями, преобразующими солнечную энергию в электрическую.

Города и поселки герметизированы, все сделано так, чтобы утечка воздуха на поверхность Луны была минимальной. Воздух синтезируется специальными установками и подается по системам вентиляции. Дополнительным средством очистки и улучшения качества воздуха являются огромные стеклянные города, где выращивают сельскохозяйственные культуры. Вода в жилые области для нужд населения и для поддержания сельского хозяйства подается из полярных областей. Для очистки жилых и деловых зон от продуктов жизнедеятельности существуют специальные системы вывода и фабрики для переработки отходов.

– А в колонии землян… Как у вас все организовано?

– Первые колонисты получили в свое распоряжение полностью обустроенные и оснащенные помещения. В дальнейшем землянам открыли доступ к строительным технологиям селенитов, и мы смогли самостоятельно расширять и оборудовать жилые и деловые зоны. Поскольку у нас не было доступа к другим технологиям селенитов, земляне занимаются в основном своим жизнеобеспечением. Наша деятельность, как и у волобуев, стала со временем преимущественно сельскохозяйственной – огородничество, выращивание деревьев и кустов, разведение коров, овец и птицы. Управление системами наших зон обитания и сельскохозяйственных центров целиком возложено на компьютеры, компьютерные технологии были переданы колонистам раньше, чем эти технологии были освоены на Земле. Была когда-то и научная деятельность по изучению Луны, ею занимались первые переселенцы, постепенно эти работы затухали: связи с Землей сейчас почти нет, а селениты не допускают нас к своим достижениям. Конечно, речь идет о нипуртах, более молодой и доминирующей группе жителей Луны. Это низкорослые, веселые, бородатые люди, они здесь все определяют. Именно эта раса селенитов решает главные цивилизационные задачи коренного населения Луны. Какие цивилизационные задачи? Здесь не принято об этом говорить, давайте так: не сейчас и не здесь.

Отношения с Дедами Морозами, с ДМ-ами, как мы обычно говорим, у волобуев взаимно прохладные. Селениты этой древней и вырождающейся расы, вы их видели, – огромные, сильные, устрашающего вида особи – держатся особняком и живут своими поселениями. Но у них есть та же транспортная и бытовая техника, такое же оружие, что и у ДМ-ов. Волобуи, как я уже объясняла, – сельскохозяйственный народ. Выращивают овощи, фрукты, домашних животных и птицу. Поставляют эту продукцию ДМ-ам, те взамен обеспечивают их передовой техникой, электроэнергией, управляемыми источниками света, водой и системами уничтожения и утилизации продуктов жизнедеятельности. Сосуществуют, так сказать. А куда им деваться? Приходится терпеть друг друга на этой маленькой планете.

«Энки, нипурты, колонисты, Марс, искусственная смена дня и ночи, цивилизационные задачи, сразу не разберешься… Как там дела у Володи? Пока не понимаю, можно ли с ним связаться. Мэри успокаивает, говорит, чтобы не беспокоился, говорит, что с Владимиром все в порядке. Может, просто успокаивает?»

 

Сирены

SALOON MOON. Очень американская вывеска. И вход в салун вполне американский: двери-бабочка, деревянные перила, неоновая светореклама середины двадцатого века.

– Пошли, Юрий, не робей, познакомлю с хозяином салуна. На ты, на ты, мы уже давно на ты, – не заметил? – мне так больше нравится.

Saloon Moon, Лунный салун. Ветров осматривается. Посетители одеты как ковбои. Все здесь сделано в стиле Дикого Запада. Карты, рулетка, крепкие напитки, пиво, кости, бильярд, дартс, танцы под пианино, девушки в ковбойских шляпах и чулках с резинками под старину. Довольно зажигательно.

А вот и Нейтен Уокер собственной персоной. Человек-легенда. В Нью-Йорке – Роберт Берк, а здесь, на Луне, – как я понял, Нейтен Уокер. Только Нейтен, пожалуй, покруче будет того голого ковбоя. Много круче. Ему, наверное, под пятьдесят, во всяком случае – больше сорока. Командир нескольких «Аполлонов», начиная с восемнадцатого. Так говорят о нем. Восемнадцатый запустили в 74-м. Их потом было много. Последний – в 86-м.

– Нейтен был командиром последней экспедиции, здесь и остался, – рассказывает Мэри. – Ты об этих полетах не знаешь… После семнадцатой экспедиции началось строительство колонии. Но на Земле все было засекречено. Некоторые из «Аполлонов» не возвращались на Землю. Были построены огромные транспортные корабли, вернее – не корабли, а посадочные модули, которые брали по восемьдесят человек добровольцев – будущих колонистов. Эти транспортники, покрытые лунной пылью, до сих пор валяются у нас на кладбище космической техники.

После 86 года полеты прекратились. Причин мы не знаем, но, наверное, селениты решили остановить нашествие землян. Приостановили полеты на пятьдесят лет. Нейтен, возможно, знал об этом заранее и решил остаться здесь, с нами.

Он все продумал. Привез огромное количество спиртного и всякие шелобушки для салуна. Вот, говорит, буду жить на Луне. Построю салун. Пусть колонисты приходят ко мне, вспоминают Дикий Запад. И пусть в моем салуне все одеваются как ковбои. Ничего, тебе, Юрий, можно и так, ты – новичок. Я специально принесла для тебя ковбойскую шляпу – ну-ка, примерь – классный ковбой! А сама – вот видишь: кожаные штаны и куртка с бахромой, сапоги со шпорами на каблуках, как я тебе, – мне идет?

– Да не крути, Мэри, попой, ты нравишься мне в любом наряде.

– Нейтен фильмов навез. Из последних – Данди Крокодил. Он в 1986-м как раз вышел. Как только Нейтен надел ковбойский костюм и взял в руки огромный, острый, как бритва, нож, все в один голос сказали: «Вылитый Пол Хоган!» – Данди Крокодил, одним словом. Мы так и зовем его теперь – Данди Крокодил. Нейтену нравится.

Эй, ребятишки, не лезьте вы к Юрию. Да не Джюурий, русский он, Юрием зовут. Совершенно верно, только что с Земли. Пусть отдохнет и отойдет немного. Для него и так слишком много впечатлений. Перелет, колония. Все расскажет, дайте срок. Его вначале волобуи припахали. Но он отмахался, правда, Юрий? Теперь надо друга выручать, тот в заложниках остался. У кого, у кого… У этого туповатого Думузи, покровителя скотоводов, тайное имя – Нинлиль, повелитель скал, это я для твоего сведения, Юрий. В общем, каменный бык, вернее – вол, – Мэри – настоящая хохотушка, смеется так, что слезы льются по ее прелестным персиковым щекам, – кастрированный бык, да еще каменный… У волобуев всегда есть тайное имя, только почему-то их тайное имя оказывается всем известно – ха-ха. Чует мое сердце, мы еще нахлебаемся дерьма с этим Думузи.

Данди, Данди, иди сюда, привет, Данди, знакомься – новичок с Земли. Юрий – настоящий силач. Ты тоже был силачом, кто спорит? Только когда это было? Давно и неправда. Мы здесь уже не земляне, а луняне. Нам теперь на Земле и не выжить при земном-то тяготении, так что Земля колонистам напрочь заказана, Земля нам теперешним не по зубам, мы просто слабосильное лунное племя, стали такими же, как эти селениты. А Юрий только-только…

– Ты, Юрий, держись, поддерживай себя, иначе домой не сможешь вернуться…

– Расскажи, Данди, что-нибудь, ты здесь все знаешь, мне все интересно, – попросил Ветров.

– Чего рассказывать? Что ты хотел бы услышать от старого Данди Крокодила? Здесь клево. Новый Дикий Запад. У меня на Земле никого не осталось. А здесь мои экипажи, те, кого я доставлял на транспортниках. Чудные ребята и девчонки.

Нас мало, но луняне не особенно лезут в наши дела. Правда, и к своим делам тоже не подпускают.

Луняне не пьют. Не пьют, не курят. Им не разрешается. На Луне это вообще запрещено. А здесь, в моем салуне, можно. Мне Совет разрешил. За особые заслуги. В колонии тоже не пьют, в колонии тоже суровые нравы. Нил, ее отец, держит нас всех вот так. Но у меня, в салуне, скрепя сердце разрешает молодежи оттянуться. А какие развлечения на Луне? Больше ведь некуда податься. Маленькая деревня. Прогуляться снаружи по лунной пыли – это можно. И довольно-таки интересно. Поглазеть на Землю-матушку, на солнце, на кратеры. Только надоедает быстро. Конечно, это не Земля. Ни тебе рек, ни морей, ни океанов, ни лесов, ни полей. Есть здесь поля и живность – луняне разводят все в полостях под поверхностью при искусственном освещении. Мы, земляне, тоже занимаемся сельским хозяйством, надо же чем-то кормиться.

А вообще-то у меня здесь нескучно. Спиртного навез видимо-невидимо, на сто лет хватит. Сигар, сигарет. Кури, любишь покурить, соскучился? Бери «Мальборо», бери впрок, Нейтену не жалко. Молодежь приходит повеселиться, потанцевать.

Слушай, Юрий. Ковбой идет мимо салуна. Внутренний голос спрашивает: «Зайдем?» Ковбой стиснул зубы, идет дальше. «Ну, – зайдем?!» «НЕТ!» – проходит мимо. «Ты как хочешь, а я пошел». Вот так-то. С бородой? Ха-ха-ха, я люблю с бородой.

Или вот еще. Ковбой берет виски, пьет, говорит бармену: «Слушай, Джо, я не хочу сказать ничего плохого про твое виски». – «Вот и не говори, Билл!» – «Но я бы тебе посоветовал немного развести его лошадиной мочой». – «Зачем?!» – «Думаю, что вкус у него заметно улучшится».

– К тебе заходят луняне?

– Нипурты иногда заглядывают. Не, не пьют, я же говорил – нельзя им, просто приходят поглазеть. А волобуи не приходят. Они вообще землян не жалуют. Потом им не нравится, что наши парни и девушки танцуют, обнимаются и целуются. Их это очень раздражает, завидуют, наверное.

Чего ты, Юрий, удивляешься? Вообще-то они в точности такие, как мы. Мужчины с членами и боллами, бабы – грудастые, все у них есть для нормальной жизни. Только они этим делом давно уже не занимаются, а причиндалами не пользуются. Сколько-сколько? Кто это знает? Сто тысяч лет, может, миллион. С незапамятных времен. А может, как на Луне поселились. И волобуи, и Деды Морозы. У них это начисто отсутствует. Семей нет. Да и влечения у них нет. Нет семей, друзей, близких нет, потому они, наверное, никого и не любят.

Выпьем, Юрий! Не, водки у меня нет, – виски, идет? Cheers!

Ковбой требует гроздь бананов и тарелку соли. Макает бананы в соль и выбрасывает в окно. На вопрос, почему он это делает, отвечает: «Ковбой соленые бананы не ест». Нравится? Ха-ха, это старый ковбойский анекдот, старый как мир.

Вот что я тебе, друг мой, скажу. Основная проблема селенитов – это деторождение. Наверное, в древние времена в их обществе стремились к тому, чтобы разрушить гендерные стереотипы, нивелировать влияние гендерных различий на жизнь мужских и женских особей, унифицировать их образ жизни и интересы, тебе это ничего не напоминает? Педики, фемины, госорганы по отъему детей из семьи, ЭКО (экстракорпоральное оплодотворение) – у нас, на Земле, такие процессы уже вовсю шли. Еще когда я улетал в последний раз. А здесь, значит, так. На Луне создали мощную технологию экстракорпорального оплодотворения и выращивания оплодотворенных яйцеклеток, а потом и зародышей в автоматизированных инкубаторах. Институт брака среди селенитов? Нет такого института у них.

Ты сам-то женат, Юрий? Сейчас нет, ну был, значит… Найдешь здесь подругу, вижу, вижу, как у тебя глаз горит, когда на Мэри смотришь. Ну, ладно, Мэри, успокойся, чуть что – сразу в драку, горячая ты штучка, ну шучу, шучу. А я, наверное, уже нет, не будет у меня подруги; все было, раньше-то все было, а сейчас – поздно уже об этом думать…

Мужики с бабами у них, у лунян, давно уже друг с другом не живут, так что репродуктивные функции у них – тю-тю, редуцировались, если по-научному. Репро-функции реду-цировались! А иначе как? Мужские и женские особи интерес к интиму утратили, прошли века, тысячелетия, ну и, естественно, эмоциональная сфера – если она и не исчезла полностью, то оскудела, оскудела до почти полного исчезновения. ДМ-ы, возможно, хотели бы повернуть этот процесс в обратную сторону, с давних пор они имели особый интерес к молодой человеческой цивилизации – что представляет собой сексуальная жизнь людей, как у них функционирует правое полушарие мозга, отвечающее за эмоции, как взаимодействуют правое и левое полушария, что такое это беспрестанно склоняемое людьми Земли, бесконечно затасканное, с точки зрения селенитов, слово «любовь», и вообще – что же это такое «любовь»?

Отсюда и мифы об украденных землянах, об экспериментах, производимых с ними на Луне, о случаях сексуального насилия землян инопланетянами. Были на Земле такие мифы? Были. Тогда были. Наверное, и сейчас есть. А мы, чтоб ты знал, застали здесь кое-кого из таких украденных. Наши первые колонисты, можно и так сказать. Самых лучших отбирали, между прочим.

Вот так, друг мой. Возможно, за эти самые миллионы лет случился генетический деграданс лунянчиков, а как еще позволите называть их? Лунянчики, они и есть лунянчики. Их искусственное скрещивание с землянами, попытки романтических посещений земных девушек «небесными» созданиями почти не давали результатов – от этих посещений появлялись иногда «чудесные» небесные метисы – «герои», так сказать, которые, как правило, оказывались бесплодны; а обычные механизированные репродакшн системс селенитов дают теперь все меньший и меньший процент здорового потомства.

Мифы, не мифы… Но селениты действительно с давних времен забирали взрослых землян в возрасте до сорока, чтобы изучать их репродуктивные функции и для забора генного материала. Возможно, селениты хотели бы все-таки восстановить в какой-то степени сексуальную жизнь людей своего племени. Сейчас они согласились не забирать колонистов в свои лаборатории – слишком мало нас, землян, на Луне. Возможно, на этот счет существует специальное соглашение между селенитами и американскими спецслужбами, с которыми они как-то поддерживают связь, этого я не знаю.

Смею предположить, что именно во время организации колонии землян селениты передали на Землю, а значит – в США, технологии производства кремниевой электроники. Я создавал эту колонию почти с нуля, но, как видишь, мало что знаю. Могу только версии генерировать. В колонии говорят, что селениты ведут переговоры с представителями Америки о передаче на Землю электронных технологий, основанных на кремнийорганических соединениях.

У них, у селенитов, осталась тоска по нормальной человеческой жизни. Детей они «изготовляют», если можно так выразиться, совсем мало, недостаточно для воспроизводства лунного населения, воспитание и уход за детьми отделены от родителей, как бы это сказать, полностью обезличены и переданы общественным организациям. Но они все-таки скучают по детям. Именно поэтому наиболее продвинутые луняне, селениты первой расы – ты знаешь, кто здесь первая раса? – да-да, именно так, нипурты, они по праздникам летают к земным детям, за что и получили прозвище Дедов Морозов. В древние времена некоторые из них перебирались на Землю на ПМЖ, как теперь говорят, – чтобы помочь людям овладевать ремеслами, дать огонь, мореплаванию научить, земледелию, скотоводству. Вот так… А их потомки в условиях земного тяготения становились почему-то гигантами: Эхнатон имел рост около четырех метров, Нефертити – три с половиной метра. Кажется, что при большем тяготении размеры должны уменьшаться, а получается как раз наоборот. Прислуживали им генетически синтезированные зверолюди – люди с головами собак, змей, львы с головой людей и другие создания, известные из древних книг. Сами селениты питались на Земле – так же, как и на Луне – только продуктами из пшеницы и амброзией, пили нектар и до тех пор, пока соблюдали свой рацион, сохраняли разительное физическое и умственное отличие от землян. Со временем происходило кровосмешение, отказ от строгих канонов «пищи богов», потомки великих селенитов утрачивали голубую кровь, мельчали и становились похожими на обычных землян.

– Ты говоришь, волобуи не приходят в твое заведение. А вон, погляди-ка на этого великана, он кто – воробышек, что ли? Смешной какой, тоже пришел в ковбойском наряде. Такому ковбою вряд ли лошадку подберешь.

– Какой он волобуй? Это же Билл. Мы зовем его Большим Биллом. Нет, он, конечно, энк. И кожа у него синеватая. Его лунное имя – Бабум. Но здесь у нас он давно уже свой. И для нас он Билл. Раньше жил с волобуями, может, и в Уруке, а теперь у нас обосновался, в Умме. Любит землян.

Билл – довольно странный, он считает, что все беды лунных аборигенов от встроенного в голову чипа. Почему от чипа, что плохого может сделать этот чип? Я, например, с удовольствием встроил бы себе такой. Это же совсем другие возможности. Чипы могли бы сделать нас полноценными гражданами Луны. Чип-то можно достать, но наши врачи из колонии не сумеют его встроить. Там надо добавлять еще такие синаптические пузырьки, содержащие либо медиатор (вещество-посредник в передаче возбуждения), либо фермент, разрушающий этот медиатор, а еще и рецепторы к тому или иному медиатору. Таких медиаторов много – пять или шесть, в общем, целый химзавод. Наши медики не умеют изготовлять такие штуки.

А Бабум почему-то решил, что эта чиповина мешает ему нормально жить. Нашел где-то врача, тот согласился вырезать чип. И теперь он по-настоящему счастлив, так он говорит во всяком случае. Не знаю, в чем тут закавыка, но после операции он страстно полюбил наших колонистов. Его интересует жизнь и история землян, а сами земляне его просто восхищают.

Иди-ка поближе, шагай сюда, бритоголовая машина. Знакомься с Юрием, он только что с Земли.

– Привет, Юрий! Ты русский? Давай лапу, Юрий, силами мериться будем, посмотрим, такой ли ты силач на самом деле. Так-так, связывать кисти не станем, держись, землянин.

Ого, ничего себе…

Я еще не встречал таких, кто одолел бы меня в борьбе на руках. Ты первый. И так запросто, будто с ребенком поиграл. Молоток! – так у вас в России говорят?

Что, Данди вас байками ковбойскими развлекает? Я тоже сыграю в эту игру.

Два ковбоя скачут по прерии. Один другому говорит: «Джей, держу пари на сто долларов, что ты мое дерьмо не съешь». «Съем», – отвечает тот. Поспорили. Джей съел, выложил Бену сто долларов.

Скачут дальше. Джею стало обидно за себя, он и говорит: «Бен, держу пари на сто долларов, что ты мое дерьмо не съешь». «Съем». Поспорили. Бен съел, Джей выложил сто долларов.

Скачут дальше. Бен все обдумал и говорит: «Джей, сдается мне, что мы с тобой дерьма бесплатно наелись».

– Не, Билл, все равно ты не сможешь рассказать нормальную американскую байку. Потому что ты, Билл, в женщинах – ни уха ни рыла. Послушай-ка, что тебе поведает старый Нейтен.

Техасские ковбои сидят за барной стойкой. Вдруг молодая девушка неподалеку начинает давиться куском гамбургера. Она кашляет и хрипит. Один из парней оборачивается и говорит: «Сдается мне, плохо приходится этой девчонке. Похоже, надо ей помочь». С этими словами он бросается к ней, хватает за голову огромными техасскими ручищами и спрашивает: «Проглотить можешь?» Задыхаясь, она мотает головой, показывая, что не может. «А дышать можешь?» Та снова мотает головой. Он быстро кладет ее животом на стол, спускает вниз ее трусики, задирает рубашку и проводит языком от задницы вдоль спины. Девушка от шока враз проглатывает досадный кусок гамбургера и вновь обретает способность дышать. Техасец возвращается на свое место: «Вот ведь что удивительно, этот простой прием почему-то всегда срабатывает».

– Ладно тебе, Данди, издеваться над бедным Биллом. Давай-ка ближе к делу или, как принято у вас в Техасе, ближе к телу. Значит, вы про чип говорили. Если хотите знать… Да у меня просто глаза на все открылись, как только я избавился от чипа, будто увидел все в новом свете. Будто из плена вышел, свободен стал и в мыслях своих, и поступках. Неправильно мы, селениты, живем. Не понимаем счастья жизни. А оно в нас самих как раз и заключено. Вот земляне про все это прекрасно понимают. Завидую я вам. И к нипуртам я стал по-другому относиться. А вот, кстати, и они пришли, явились – не запылились. К нам не подойдут, пока со всеми присутствующими не перездороваются.

Послушайте, Мэри, Данди, вы рассказали Юрию о сиренах? Как раз сегодня атака ожидается. Дали ему беруши и наглазники? И проинструктировать следовало бы… Чего рано? Точно все равно не угадаешь. Вот тебе комплект. Будем называть «антисирена». Сам поймешь, когда надо надеть. И не шути с этим, это не шутки, можно и голову потерять. Да я и не собираюсь тебя запугивать. Ты у нас герой, только не особенно геройствуй – послушай совета туповатого Билла, все-таки я родился и вырос на Луне.

Знакомься, Юрий, это наши крошечные весельчаки Калибум и Калумум.

«Вот они какие, эти нипурты, – маленькие, кругленькие, рот до ушей, смешные бородатые гномики. Очень похожи друг на друга – близнецы, что ли? Как Тра-ля-ля и Тру-ля-ля».

– На Луне много близнецов… Технология искусственного оплодотворения предполагает… дает предпосылки… фенотипические отличия все равно есть… у каждого своя жизнь. Но мы действительно похожи и очень дружны. Почему-то получается так, что мы всегда вместе. Хотя у нас этого не одобряют. Имеется в виду дружба, привязанность. Но все равно это есть. И вашим колонистам мы очень симпатизируем. Мы знаем, мистер Ветров, вы только прилетели. Добро пожаловать на Луну. Нам есть о чем поговорить. Но не сейчас, всему свое время. Развлекайтесь. И на вопросы ваши ответим. Не на все, конечно. А бывают такие, кто может ответить на все вопросы? На Земле, мы думаем, нет таких, почему вы считаете, что на Луне мы уже все знаем?

У нас столько проблем! Может, значительно больше, чем у вас. Технологии, видимость могущества… Это все никак не помогает решить проблемы человека. Пожалуй, даже затрудняет. Человек был и остается загадкой. Какой человек? Вы – человек? А мы кто, по-вашему, мы? Разве мы растения, разве мы грибы, может, орангутанги, тигры, слоны, дельфины? Мы – люди, человеки, так же, как и вы. И у нас все проблемы внутри нас – так же, как и у вас. Извините, мы вам не надоели? Ладно, не думайте ни о чем, развлекайтесь.

На одной из стен салуна была натянута тонкая пленка. Голографический экран давал объемное изображение. «Крутили» милые сердцу земные представления – «Крейзи хорс», «Мулен Руж», «Кабаре Гну», фильмы «Чикаго», «Звуки музыки», мелькали знакомые лица – Марлен Дитрих, Лайза Миннелли, Михаил Барышников… Ветров проследил за направлением лучей – отыскал компьютерный 3D-проектор под потолком салуна. Рассмотрел, где в стене смонтированы звуковые колонки. Как сделали объемное изображение? Представления-то и кино записаны были когда-то в плоском виде. Тогда на Земле еще не было 3D. Доставили в таком виде с Земли? Да нет, наверное, синтезировали, компьютеров у них навалом, здесь нет особых проблем.

Внезапно замигал свет. Завыли колонки, завизжали, зазвенели. По полу и стенам пошел сверхнизкий инфернальный звук. Изображение заколебалось, смялось, появились страшные, бесформенные черно-белые маски с распахнутыми изогнутыми впадинами рта, все вокруг задрожало, задвигалось… «Искажение перспективы из-за вибрации глазных яблок, видения различного рода – я знаю, это инфразвуковое оружие, девятнадцать герц, как я помню. Черт, я читал о поражающих возможностях низкочастотных вибраций, чье это может быть нападение?» – подумал Ветров. Вой становился все ниже, сердце сжимал страх.

«Знаю, знаю, что будет дальше, – усиление страха, ужас, паника, психоз, потеря контроля над собой, желание поскорее укрыться от источника излучения, а потом – что угодно: от расстройства зрения до повреждения внутренних органов, поражение центральной нервной и пищеварительной систем, паралич, рвота, спазмы, сильные болевые ощущения в животе – вплоть до летального исхода. Надеюсь, до этого не дойдет».

– Юрий, быстро отключай слух и зрение, это сирены.

«Сирены, вот они – сирены! Беруши, повязка на глаза. Беруши – это да, а повязка… Я должен посмотреть на это, должен видеть и знать, что будет. Большой Билл упаковал уши и глаза, сидит себе и совершенно спокоен. Мэри и Данди – тоже вроде в порядке. А Калибум и Калумум, боже, что с ними творится… Упали, бьются в конвульсиях, на губах пена. Как им помочь?»

Юрий бросился к нипуртам, стал засовывать им в уши беруши. Почему это не помогает? Они могут погибнуть! Бутылка виски со стола полетела под потолок в проектор, еще одна – в центральные колонки, звук заметно ослабел, боковые колонки давали, видимо, совсем небольшую мощность. «Кали, Калу, как вы? Им плохо, им ничего не помогает, их атакуют не через проектор, не через колонки, они продолжают трястись и вибрировать, откуда их атакуют? Похоже, мы ничего не сможем сделать для них».

Как помочь ДМ-ам? Откуда придет помощь? Судя по всему, атака все-таки заканчивалась. Посетители салуна постепенно успокаивались, осторожно снимали повязки с глаз, вынимали беруши.

– Мэри, Данди, Билл, помогите мне. Мы с Мэри займемся Калибумом, а вы – вторым нипуртом. Придерживайте голову, вставьте матерчатую салфетку между зубами, чтобы он не прикусил язык, щеки… и зубов чтобы не повредил во время судорог.

«Деды Морозики, черт побери, кажется, они приходят в себя».

– Поверните набок голову, чтобы слюна не попала в дыхательные пути. Все, приступ заканчивается. Полное спокойствие, дыхание восстанавливается, тело расслабилось. У Калумума, я вижу, тоже. Положим их на бок, чтобы не западал корень языка.

«Что это было? Почему беруши не помогли нипуртам?»

– Мы-то, земляне, успешно спасаемся от этих атак, – сказал Данди. – Никто не знает, откуда они. Инженеры-колонисты пытались найти источник, но мы до сих пор довольно плохо разбираемся, как здесь все устроено. Всякое такое происходит примерно раз в месяц. В общем, для колонистов это неопасно. Надо только следить, чтобы в это время дети не остались без присмотра. А энки и нипурты… Они очень боятся. Им не помогают ни беруши, ни повязки на глаза.

– А Билл? – спросил Юрий.

– Что Билл? Он теперь такой же, как мы.

– Значит, дело в чипе, так ведь, Нейтен? Получается так… Ты молчишь, а получается именно так.

«Вот вам и ответ, – подумал Ветров. – Атака идет через общую сеть. Те, у кого чипы в голове, не могут защититься, а эти устрашающие воздействия поступают прямо в их мозг. Кто-то запугивает селенитов. Акция устрашения. Кто стоит за этим? Какая-то верхушка? А может, именно мы, земляне, это и подстроили? Мы же все „шпионы и бунтари“. Когда это появилось, с возникновением колонии? Вот видите, мы ведь мерзавцы, прилетевшие с Земли, это мы во всем виноваты; нипурты, наверное, думают так же, как и упертые энки. Почему они молчат? Не принято говорить? Опять – не здесь и не сейчас? Когда и где? Ну и дела, вот он рай на Луне».

– Да не тереби ты нипуртов, Юрий, бог с ними, все равно ничего они не ответят, пусть полежат, пусть немного в себя придут.

– Ты прав, не стоит их сейчас о чем-нибудь выспрашивать. И Большого Билла тоже не надо спрашивать. Вряд ли он что-нибудь сможет объяснить. Сирены, это только здесь?

– Для лунянчиков – везде, для нас – там, где есть любая связь и вещание.

«Ну и дела! Рай на Луне. Вот уж действительно – общество всеобщего благоденствия».

 

Ралина и Шельга

«Как же я сегодня зол, давно уже я не был так зол! – размышлял Думузи, возвращаясь в Урук. – Зачем только эти земляне свалились на мою бритую голову? И как все-таки по-хамски говорят и держатся колонисты. Добро бы Нил, он как-никак лугаль Уммы и на Совет влияние имеет. Права голоса нет у него, а влияние есть. Но чтобы эта девчонка, Мэри, что ли, да кто она такая? Дочь Нила, ну и что? Биологическое родство, архаика, вымышленные ценности.

У нас, детей Аку и Ла-Ах-Ма, нет этих так называемых „родственных связей“. Какие родственники? Все мы братья и сестры. Хотя я никак не могу признать нипуртов своими братьями и сестрами. Мы не знаем, чья яйцеклетка, чей сперматозоид дали жизнь спирали конкретной особи, этим занимаются государственные органы и специальные машины. Они следят за тем, чтобы скрещивались только дальние линии, чтобы не было вырождения нашей популяции. Еще они внимательно следят за тем, чтобы поддерживались две разные расы – энков и нипуртов, и это правильно. Начнут скрещивать, и нас не станет, не станет великих энков, носителей древних традиций, единственных существ во Вселенной с голубой кровью. Хотя у нипуртов тоже голубая кровь. Но они с древних времен пытались скрещиваться с ужасными землянами, это же просто животные, их родственные связи – от животных, сексуальные инстинкты – от животных, любовь к детям – от животных, б-р-р-р! Почему нипуртов это так привлекает?

Почему вообще нипуртов так тянет к землянам, что в них хорошего? Та же Мэри… Вертлявая козявка. Этот наглый Данди сказал бы: „Жопка шильцем, трахать ее и то некуда“. Однажды он сказал про кого-то такое. Как это понимать, что хотят сказать в таких случаях эти примитивные земляне с их звериными инстинктами? Непонятно, невозможно понять, но звучит здорово. Вообще-то Данди – довольно крутой парень, будто и не землянин вовсе. Очень похож на энка, только маленький. Но доверия к ним, землянам, все равно нет и не будет. Когда подписывали конвенцию, с Земли прилетали какие-то одинаковые, серенькие, в костюмчиках с галстуками, – без них ничего не решалось. Их почему-то звали CIA-шниками. Все они вроде поулетали, а может, кто и остался. Переоделся, стал, как все, и остался. Этот самый Данди, может, он и есть самый что ни на есть CIA-шник, уж больно наглый. Навез всякой ерунды для салуна, никому другому ничего лишнего везти не разрешалось на земных примитивных железяках, насколько я знаю. А ему разрешили. Что он, Нейтен, особенный какой?

Теперь этот Шельга. Что с ним делать? Отпустить просто так – тоже нельзя. По всей сети вещать будут, что энки ни к чему не годны, что Думузи бесхарактерный, просто так шпионов выпускает… У него, Думузи, и так не слишком много шансов, чтобы занять место в Совете. Сколько ждал, наконец-то появилось вакантное место, и вот, пожалуйста. В Совет попадают только по рекомендации наставника. Наставник сказал: „Ладно, энки в Совете тоже должны присутствовать всяко“. Конечно, это не рекомендация, но все равно согласие как-никак. И место вакантное есть.

То, что Ветрова отпустил, – это, наверное, правильно. Он главный из этих двоих, все равно его вызовут в Совет, будут с ним разбираться, а с Шельгой… Почему я не могу грохнуть этого прощелыгу? Ну не грохнуть… Просто отключить речевой центр. Что он, не такой, как мы? Как все-таки руки чешутся. Терпи, „повелитель скал“, придет еще твое время, еще ты посчитаешься со всеми – и с землянами, и с этими наглыми нипуртами. Всему свое время. Клянусь великим Аном, клянусь неотвратимым, как наказание, Мардуком, Нинлиль возьмет свое».

– Эй, позовите-ка Ралину. Будешь помогать ему, – показывает на Шельгу. – Последи, чтобы он поправился, чтобы чувствовал себя хорошо. Не хочу иметь потом неприятные разговоры с Советом.

Шельга еще совсем слаб – не может адаптироваться к низкому давлению. Энки вызывают врача. К великому удивлению Шельги, тот совсем не похож на волобуя: бородатый, волосатый, совсем невысокий, очень приветливый.

– Кто вы, сэр?

– Мы – нипурты, земляне называют нас Дедами Морозами, на нас вся Луна держится.

«Ха-ха, Деды Морозы… Как в сказке. Кто такое мог придумать? Довольно забавно. Может, я сплю и это все просто сон?»

– Нипурты живут, в основном, в городе Лагаш.

«Лагаш так Лагаш, пока мне это ни о чем не говорит».

Врач считывает специальным прибором показания датчиков таблеток желатиновой электроники, которые, видимо, как-то двигаются по протокам и системам внутри тела Шельги, определяет параметры необходимой электромагнитной коррекции. Настраивает внутренние системы и приборы, расположенные в комнате, выделенной Шельге, и поручает Ралине следить за программой электромагнитной коррекции.

Шельга с любопытством поглядывает на Ралину. Тихая, молчаливая, гибкая, очень красивая. Очень, очень красивая. На ней короткая, матово поблескивающая, серебристая рубашка в обтяжку. Когда волобуйка садится, хорошо видны ее длинные, стройные ноги.

Всю жизнь Шельга считал, что женщины его вообще не интересуют – ему никогда никто особенно не нравился. Армия, работа, учеба, опять работа, служба, командировки…

Все горел, жил идеалами. На заводе – первый парень. Честный, трудолюбивый, комсомольский вожак, каждому протянет руку помощи, ребята души в нем не чаяли. Тогда и появилось ВСВС – «Вовка сказал, Вовка сделал». Когда-то тихо гордился этим ВСВС. Позже узнал – у блатных есть похожий слоган: ПСПС – «пацан сказал, пацан сделал», что уж тут хорошего? До завода – армия, тоже ВСВС. Вот и пригласили в органы. Там как раз такие дурачки и нужны. Кто вопросы не задает, кто под козырек… И за любое дело браться готов, хорошее, плохое, партия сказала: «Надо» – комсомол ответил: «Буззелано!»

Мама ведь против была. Мама, мама… теперь уже и поговорить не с кем. Нет больше мамы. Какое-то понимание пришло… А вон виски уже седые, рановато, конечно, но все равно – полжизни за плечами. Нет больше мамы. Отца давно уж нет. Сестра Галинка осталась. Да что-то у нее жизнь не задалась, одна растит дочку, не до меня ей. И не до «высших материй».

Людка, жена… Окрутила желторотого. Мне двадцать три было, ей – двадцать восемь. «Подошел к девушке – женись!» Вот и женился, взял с двумя детьми. С чужими детьми. Благородно. Очень благородно. Растил как своих. Вырастил уже, упорхнули птенчики, можно считать, упорхнули. А Людка… Бесформенная, неряшливая, никакая. Чужой человек.

Один ты, Вовик, остался. Так и не встретил женщину, с которой тебе было бы по-настоящему хорошо. Налево не смотрел – моральный кодекс строителя коммунизма не позволял. Так и не узнал, что есть на свете любовь. Да и вообще любовь. Не обязательно к девахе какой-нибудь. Кого любил? Отца – скорее нет, чем да, сестру – может быть. Маму, маму любил. Хоть и приемная, неродная. Родная умерла, когда тебе четыре было, Гальке – два. Мама вышла за вдовца с двумя детьми. Любила, не любила – не знаю. Может, просто надо было устроиться. Отец-то ее точно любил. Очень сильно. Жили дружно. Мать за отцом следила, он всегда был чистеньким, ухоженным, одет хорошо. И нам она мамой стала. Настоящей мамой. А своих детей у нее с отцом не было – мама немолодая уже была, а может, и не захотела.

Бабушку, мамину маму, тоже любил. Она смолянкой была, четыре языка знала. Мало побыла с нами, рано ушла, мне было семь или восемь. Но интерес к языкам успела мне передать. Не только к языкам. Не врать, не обманывать, выгоду не искать, друзьями дорожить. А еще – в лесу ориентироваться, в растениях разбираться, грибы-ягоды собирать. Рыбу ловить – это уже отец научил.

Мама королевой была. Царственная женщина. Умная. Молчаливая, но, если уж скажет… всякое лыко в строку. Глаза строгие. Большие, строгие глаза. Я ревновал ее – мама Гальку больше любила.

Вот и не стал говорить, что в Большой дом пригласили. И согласие дал, ни с кем не советуясь. Уже потом маме сказал. Маме и всем – что пошел в органы работать, уже приняли. В госбезопасность. Она побледнела, глаза еще больше стали. Смотрела на меня и молчала. И слеза течет. Покачнулась, едва подхватить успел. Она выпрямилась. «Не трогай меня. Заруби себе на носу, Вова Шельга. Ты не сын мне больше. Знать тебя не знаю, видеть не хочу. Собирай вещи, живо, марш – на все четыре стороны».

Пробовал объяснять: времена изменились, жизнь теперь совсем другая. Госбезопасность… она ведь в любой стране есть. И слушать не хочет.

Отец пытался меня защищать. «А ты, Володя, – это она ему, отца тоже Владимиром звали, – забыл, что ли, как они мою и мамину жизнь ломали, корежили, сколько мы от них натерпелись, когда из Германии репатриировались, на родину вернулись… Родина – нет, неласково она нас встретила, вначале в трудовые лагеря чуть не загремели, потом гнали отовсюду – ни тебе учебы, ни достойной работы… и потом, долгие годы после этого… Тяжело вспоминать. Не заступайся, он уже не маленький, все должен понимать». Отец спросил только: «Куда же ты теперь пойдешь, сынок?» «Куда, куда, я ведь еще и учиться буду – общежитие дадут». Ушел в общежитие. Форму дали. Еду дали. Положено было. Что еще надо? Учился, работал много, потом опять учился, потом опять работал. В разных структурах, не только в госбезопасности, был период – в ментовку откомандировали. Всем занимался – и опером был, и следователем, и особые поручения исполнял.

Познакомили с Людой, дружбаны подсуропили – типа: не упускай своего шанса, а дети – так это счастье, растить детей любимой женщины, вот и окрутили.

Маму потом вообще почти не видел. Много раз звонил, хотел встретиться, поговорить. «Мама, прости, столько лет прошло». – «Нет, не о чем нам с тобой говорить. О чем говорить? Незачем тебе знать о моей жизни. А твоя кагэбэшная – как теперь, фээсбэшная? – что кагэбэшная, что фээсбэшная жизнь твоя меня не интересует. Не звони, Вова. И не спорь. Ты меня очень обидел. Да и сил у меня нет спорить с тобой. Если ты хоть капельку желаешь мне добра – не звони и не приходи, не пытайся что-нибудь исправить. Разбитое не соберешь. Ты ведь не уйдешь ради меня из органов? Вот видишь. И не о чем нам с тобой говорить».

Да, вот так, Вовик. Сам строил свою жизнь. Сам и плоды пожинаешь. Ума тебе Господь явно недодал. Какой Господь? Нет никакого бога. Чего удивляться? Ты – сын своего отца. Похож. И характер, как у отца. Добрый, порядочный, трудолюбивый. А еще недалекий. Но отец-то всю жизнь… За спиной умной жены. А ты… Сам да сам. Сам с усам. Только папа всегда маме был предан. Он предан… А ты предал. Предал маму. Не хочешь сам себе признаваться, а предал. Вот теперь остался ни с чем. Что теперь делать, чем голову занять, чем сердце успокоить? Все бы сейчас отдал, чтобы хоть на часик снова с матушкой встретиться да потолковать с ней о том о сем. Мама умная была, она бы мне враз голову прояснила.

Чего сейчас-то об этом думать? Юрку спас. Да только где оба мы сейчас оказались? Вернемся ли когда… Новую жизнь пора начинать. Где теперь те органы? На Земле остались? Вот то-то.

Нет, жизнь не кончается. Раз америкосы организовали колонию, значит здесь и агент их имеется, цэрэушник какой-нибудь. Так что твоя работа, Вова, еще не кончилась, твоя работа только начинается. Ты ведь сотрудник. И на задании. Обстановка изменилась? Сложно? А кто говорил, что будет просто? Не говорили тебе такого. И за Юрку ты отвечаешь. Еще неизвестно, что на него возложено. Где он сейчас? Надо бы подниматься поскорее, да Юрку разыскивать, к нему пробираться.

Рали, Ралина. Молодая женщина волобуйка. Вот она рядом, она всегда рядом с Шельгой, всегда готова помочь. Негромкая речь, мягкая улыбка. Они много времени проводят вместе. Шельге приятно на нее смотреть.

– Сколько тебе лет, Рали?

– Двадцать восемь.

– Это много по меркам энков?

– Нет, совсем немного. Я молодая, разве не видно? Волобуи живут до семидесяти-восьмидесяти. Может, чуть дольше.

«Так, живут примерно как мы. Двадцать восемь лунных, – размышлял Шельга, – наверное, все равно что двадцать восемь земных года. Рослая, около двух метров, тем не менее, как я успел заметить, это весьма небольшой рост для женщин волобуйской расы. Стройная, изящная, очень белокожая, голубоглазая. Волосы рыжие. Молчаливая, тихая. Наверное, с сильным характером. Нежная и теплая. В переводе с одного из волобуйских языков ее имя означает „теплое солнце“».

У волобуев два имени: одно общепринятое, общеупотребительное, у нее – Ралина, второе, тайное, используется в общении с близкими, в кругу семьи. Ралине нравится Шельга, она открывает ему свое «тайное» имя – Ининна, «розовая утренняя звезда».

Когда Шельга немного окреп, они с Ралиной стали подолгу гулять в окрестностях Урука.

Рали показывала ему парниковые огороды и сады, нескончаемые пастбища со стадами овец и рогатого скота, напоминающего лохматых шотландских коров. Огороды, сады – все с искусственным освещением, с системами орошения и удобрения почвы. «Как же все это непохоже на огромные пространства полей и пастбищ моей планеты», – думал Шельга.

Молодой волобуйке нравилось, когда они случайно соприкасались руками, когда Шельга при прогулке как бы невзначай обнимал ее за талию. Нравилось все: прикосновения, нежные слова, легкие поцелуи – в плечо, в шею, в глаза, доверие, которое они испытывали друг к другу, а потом у них случилось то, что на Земле происходит между любящими друг друга мужчинами и женщинами. Ралина узнала, что существует эта сторона жизни, давно уже забытая на маленькой планете Луна. Узнала и то, что означает это стертое, обветшалое, но вечно молодое слово «любовь».

Шельга снова почувствовал себя молодым, совсем молодым. Ничего подобного у него не было, никогда не было за всю его долгую, серую ментовскую жизнь.

Они бродили по полям, рассказывали друг другу о жизни на Земле, о жизни на Луне. Ложились в траву отдохнуть у огромного рулона упакованного сена. Шельга клал ей голову на колени, смотрел вверх на влажные туманы под сводами необъятных подлунных пещер. Она гладила его жесткие черные волосы. Не надо было что-то говорить. Не нужно было что-то делать, объяснять, доказывать. Просто они были рядом, и им было хорошо.

Почему ничего такого не было с женой? Ни с женой, ни с какой-то другой женщиной. Со стыдом вспоминал он минуты близости в семейной постели… Все это происходило как-то между делом, между прочим. Какая-то спешка, никакой радости. Выполнить свой долг, поставить галочку… И она так же. «Не лезь ты со своими слюнявыми поцелуями, терпеть этого не могу. Да не заваливай ты меня, сама лягу. Вот так. А теперь давай. Давай, давай. Еще. Так, левее, левее, правее. Так. А теперь чуть выше, неумеха, все тебе подсказывать надо. Ну вот, все-о-о-о… Все, я сказала. Я спать хочу. Опять ты меня залил. Презерватив и то снять аккуратно не можешь. Тебе что-то не нравится, лейтенант? Взял раскладушку, пшёл на кухню. Завтра перед работой вынес ведро, детей накормил, в школу отвел. Вечером принес продукты, это понятно? А кто, интересно, будет таскать картошку, морковь? Я, что ли? Это и есть твой супружеский долг. А не твое – тык-тык-тык и полный пшик, учу тебя, учу – все без толку… Поздно освободишься? Меня это не касается, чтоб все было сделано. Измываешься над законной женой? Ничего, ничего, все будет доложено начальству. И парторганизацию в известность поставим».

Какая гадость! Да и с ним ли все это было? Будто во сне. Или сейчас сон, о котором он даже и не мечтал? Вот она, рядом с ним, его новая, настоящая жизнь. Держит его за руку, гладит волосы. Говорит ласково:

– Въалъадъымир, Въалъадъымир, скажи мне что-нибудь по-русски, мне нъръавится русский.

– Тебе нравится русский, а мне твои руки. У тебя красивые руки.

– Харашъо.

– Мне нравятся твои плечи.

– Очченнъ харашъо, Шэллгъа, прадалжяай.

– Боже, что у тебя за варварский русский. Английский – ничего, а русский – просто чудовищное произношение. Не обращай внимания на мои слова. Ты знаешь два земных языка, а я ни одного лунного. Есть кое-что поважнее – например, мне нравятся твои стройные, нежные ноги.

– Как этто харашъо, Шэллгъа, мнъе нръавится, что тебе нръавится.

– Мне нравится целовать твои губы.

– Гаварри, гаварри.

– Мне нравится не только то, что происходит между нами. Мне кажется, я пристал к своему берегу, нашел то, к чему плыл всю жизнь. Знаешь, я очень верю тебе, Рали, может, даже больше, чем самому себе.

Шельге хотелось начать жизнь с начала, быть с этой девушкой каждый день, днем и ночью, встречать рассветы, провожать закаты, – нет, правда, на Луне ни рассветов, ни закатов. Есть – раз в месяц, да кто их видит? Ну, что говорить? Они полюбили друг друга, невысокий, очень обыкновенный опер из Петербурга и высокая, даже очень высокая, белокожая лунная красавица, может, и не красавица – просто необыкновенное существо, женщина из другого мира, сделанная из другого теста. Женщина ли, вот в чем вопрос. Женщина ли она в нашем, земном понимании?

Оба учились любви: Володя – да что Володя, просто ВСВС, вот его формула в недавнем прошлом, этот ВСВС отгораживал его от всего человеческого, – учился тому, чего никогда не было в его жизни, потому что не встретил раньше своей суженой, некогда было кого-то любить, не умел, да так и не научился; Ралина – тому, что давно уже не происходило на Луне между коренными жителями ее планеты.

Теперь уже не Ралина оберегала Шельгу, нет, ему самому хотелось оберегать эту хрупкую молодую женщину, высокую и гибкую, как лоза. Ведь он, Шельга, землянин, он очень сильный по здешним, лунным меркам, он без труда может справиться с целым отрядом селенитов, если кто-то вздумает их обидеть или напасть на них. Да и навыков у него предостаточно, он ведь опер, всю жизнь этому учился. Был ловким парнем и не раз выкручивался из всяких передряг.

Однажды в Уруке случилось то, что селениты называют «лунотрясением». И в Уруке, и в Умме все это, как потом выяснилось, «тряслось» одновременно по всей Луне. Шельга вначале не понял, что произошло, ничего существенного он не заметил, разве что ногами почувствовал легкую вибрацию пола.

Только Ралина почему-то изменилась в лице, руки, ноги свело судорогой, глаза закатились. Шельга успел подхватить, уложил ее…

– Рали, Рали, Ининна, боже мой, что с тобой?

Она хрипела, сильное, красивое тело билось в конвульсиях, на губах выступила пена.

«Как нас учили? – голову набок, чтобы язык не запал…»

– Помогите, хоть кто-нибудь помогите.

Шельга выскочил в коридор. Несколько волобуев лежали на полу и корчились в судорогах. А дальше? Дальше – та же картина. У всех приступ, никого нет на ногах, никого, кто мог бы помочь. Что за неизвестная лунная эпидемия? Лунная падучая…

Кинулся к Рали, поддерживал ее голову, плечи, вытирал рот и лицо платком.

Приступ уходил. Ралина открыла глаза. Тихо сказала: «Прости меня, Шэллъга. Это не от меня зависит. Мне надо полежать немного. Не волнуйся, я отойду, все пройдет».

Понемногу женщина пришла в себя.

– Что это было, Рали?

– Мы называем это «лунотрясением». Будто в голову врывается визг и вой, а вместе с ними – такой ужас, что словами не передать. И никто не поможет. Приступ поражает всех одновременно – и энков, и нипуртов, всех взрослых. А у маленьких детей в интернатах ничего подобного не было замечено. Кто-то пугает нас, хочет лишить воли. Насколько я знаю, раньше этого не было. Мне рассказывали, это появилось после того, как здесь поселились земляне, после того, как была создана колония. Земляне этим приступам не подвержены. Нипурты пытались разобраться, откуда это приходит. У них не получилось. Среди энков ходят слухи, что это происки землян. Но я так не думаю. Мне земляне нравятся. Они умные, веселые, открытые. И потом, как они могли бы все это организовать? Через речевую сеть, через чипы, которые встроены в голове каждого из нас? Но земляне не имеют доступа к нашей сети, они не знают, как она устроена. Думаю, кто-то хочет поссорить нас с землянами.

– Что это за речевая сеть, что это за чипы? Вот, значит, почему волобуи понимают друг друга без слов. А мы с тобой могли бы, Рали, понимать друг друга без слов? Ну да, не могли бы, у меня ведь нет чипа.

– Хотел бы иметь встроенный чип, Въалъадъымир?

– Это еще зачем? Не-е-ет, вполне обойдусь без вашего внешнего управления. Если бы не знал, что это вы сами придумали, решил бы, что эта сеть и эти чипы – выдумка цэрэушников.

– Цэрэушников?

– Цэрэушников, CIA-шников, какая разница? Какая тебе разница, Рали? Объясню позже, только лучше бы тебе ничего о них не знать. Но я-то уверен на сто, что они здесь имеют место быть. Не думай об этом…

– Когда была создана колония, нипурты вначале были настроены на доверительность и сотрудничество с Землей. Готовились передать землянам многие наши технологии. Нам это тоже могло быть выгодно. Мы получили бы возможность переселяться на Землю, получили бы доступ к земным ресурсам. Но потом появились лунотрясения. Земляне называют их атаками сирен. Это все долго обсуждалось. В конце концов Совет принял решение в отношении колонии землян. На пятьдесят лет заморозить контакты с Землей, не передавать новых технологий, ограничить развитие колонии, разрешить землянам на Луне только деятельность, связанную с их собственным жизнеобеспечением, не давать колонистам лунного гражданства и должностей в государственных органах Луны.

– Должен же быть хоть кто-то из селенитов, кто не подвержен этой лунной падучей, есть здесь такие?

– Знаешь, Шэллъга, многие считают, что все это приходит через сеть. Это придумал некто Бабум, он из наших, из энков. Ну, не придумал, догадался, что такое может быть через сеть. Его, Бабума, сейчас нет в Уруке. Он в Умме, ушел в Умму, колонию землян. Говорят, что там лунотрясения его не достают. Может, там и нет их вовсе, этих лунотрясений. Другие говорят, что и у землян в Умме это тоже случается. Но я не верю, что это все от землян. Не верю, и все.

«Есть, о чем подумать, Шельга. Не все здесь так просто на этой маленькой планете. Думаю, будут еще конфликты, будут и столкновения. Без этого никак не обойдется. Но шансы есть. Твои шансы, Вовик, повышаются. Во время лунотрясения, например. Вот их слабое звено.

Можно знать заранее, когда это будет? Нет? Я понял, примерно раз в месяц, но когда точно – неизвестно. Учтем, может, и пригодится когда-нибудь. Но вначале надо Юрку найти. И ствол, ствол всегда должен быть при мне».

Ралина по просьбе Шельги сумела выяснить, где хранится его пистолет, и, в конечном счете, Владимиру удалось вернуть себе привычное оружие. Шельга уговорил Ралину помочь ему найти агалот и показать дорогу к колонии землян. Ралина согласилась. Влюбленные без приключений добрались до Уммы. Более того, добравшись с Шельгой до колонии землян, Ралина решила остаться с ним в Умме.

– Ты не боишься мести Думузи, Въалъадъымир? Выкрал пъыстъалет, убежал, перебрался в Умму без согласия Совета, завладел агалотом, выкрал красивую энку, нарушил все и вся.

– Мое место рядом с Юркой. А без тебя, Рали… Вообще теперь не представляю, как я смог бы дальше без тебя. Ты-то, Рали, не боишься мести начальника волобуев?

– Нет, Шэллъга, я теперь ничего не боюсь. Потому что знаю, для чего стоит жить. Для чего и для кого. Нам с тобой ничего не страшно, правда ведь, Шэллъга? Мне теперь все равно, что случится потом. У меня будто глаза открылись. Спасибо тебе, Ан, великий бог неба. Мы еще не боги, мы ниже богов, но мы уже выше самых высоких лунных кратеров. Это сделала магия земного мужчины. Ты привез с Земли зерно жизни, ты подарил мне эту самую – совсем новую жизнь, смысл которой здесь на Луне мы давно уже позабыли.

 

Лунные загадки

Селениты пригласили Ветрова в специальную комиссию для разбора обстоятельств его полета на Луну, а также для личного осмотра. «Я не против личного осмотра. А вот обстоятельства полета… Черт побери, Юра, а ведь есть шанс и в тюрьму залететь, ремейк прибытия в Америку. „Тюрьма для Ветрова“, вторая серия. Обвинят в шпионаже или просто в нарушении соглашения, – крутилось в голове у Ветрова перед заседанием комиссии. – Шельга со своими мексиканцами уже никак не выручит тебя, нет здесь мексиканцев. Да и Володи тоже нет, его самого надо теперь спасать. Как он там? Колонисты уверяют, что не стоит за него волноваться. Но кто их поймет, этих волобуев…»

В комиссии, к счастью, были только нипурты. Ветров уже сталкивался раньше с представителями этой расы селенитов, видел их в салуне во время атаки сирен, не только видел, но и пытался чем-то им помочь. Конечно, то были особые обстоятельства. А теперь он впервые разговаривал с нипуртами, нормально разговаривал, можно сказать: встретился по-настоящему впервые. Среди них – и старые знакомые Калибум и Калумум. ДМ-ы были настроены радушно: «Живите здесь, Юрий Сергеевич, знакомьтесь с нашим миром. В пределах границ, конечно, в пределах соглашений с представителями вашей планеты».

Комиссия фиксирует все обстоятельства полета гостей с Земли. Ветрова осматривают врачи, изучают его нервную систему, мышцы, кислородный обмен. Цокают языками.

– Вы – удивительный феномен, мистер Ветров, ну, не мистер – господин, товарищ? Выглядите как обычные земляне, но намного превосходите всех силой и выносливостью. Если использовать медицинские термины землян, у вас фантастический порог анаэробного обмена. Возможно, это ваши личные качества, индивидуальные особенности, результаты длительных тренировок, хорошая физическая форма, правильный образ жизни и тому подобное. Говорят, первые колонисты тоже были такими, но достоверных сведений об этом не сохранилось. Из тех, кто перебрался к нам с Земли до появления колонистов… Мы специально подняли старые документы. Да, там были поразительные экземпляры. О, извините нас, мы не всегда чувствуем точное значение английских слов, русских – тем более, индивиды, конечно, индивиды. Совершенно поразительные представители земной расы. Нам хотелось бы осмотреть вашего друга. Возможно, он такой же. Дело в том, что вы оба жили в условиях земного, а не лунного тяготения и привыкли на Земле к существенно большим тяжестям. Не волнуйтесь о вашем друге, мы обязательно заберем его сюда, в Умму, здесь вам обоим будет спокойно и безопасно.

– В каком смысле спокойно и безопасно, что вы имеете в виду? Если подразумеваются атаки сирен, то они, по-моему, выглядят довольно безобидно для землян.

– Да, атаки сирен, мы называем их лунотрясениями, не могут причинить вам вреда. Пока не могут.

– Почему пока?

– Потому что мы не знаем их природу. Но есть и другие опасности. Вам не стоит появляться в сфере влияния энков. Они агрессивны, непрогнозируемы. Землян ненавидят, считают именно вас виновниками этих ужасных лунотрясений. Не будем говорить об этом. Просто будьте осторожны и постарайтесь не покидать сами территорию колонии без надежного сопровождения. Ну а с нами вы в полной безопасности.

Нипурты объясняют своему подопечному, как они перестроили планету, показывают технику, шахты, лифты, агалоты, бен-бены и многое другое. Вместе с ним посещают окрестности и пригороды Уммы, Урука и Лагаша, где в пределах видимости влажной атмосферы полостей Луны видны бесконечные ряды парников для выращивания овощей и фруктов, поля для выпаса скота, нескончаемые скотные дворы и птицефермы.

Ветров пытается узнать у своих собеседников, когда энки и нипурты впервые высадились на Луну, была ли она искусственным космическим образованием или космическим телом естественного происхождения. Получить какие-то внятные пояснения ему почему-то не удается; становится, однако, понятно, что за миллионы лет колонизации Луна постоянно перестраивалась селенитами и сейчас представляет собой огромную космическую станцию.

Юрий обратил внимание собеседников, что после удара их посадочного модуля во время прилунения поверхность Луны долго гудела – энки говорили, что вибрации чувствовались более семидесяти часов. Часов! – откуда, кстати, энки так хорошо знают нашу земную метрическую систему мер? Так вот, вибрации… Это наводит на мысль о металлической основе, которая держит базальтовую «кору» этой планеты-спутника. Нипурты рассмеялись, долго хлопали Ветрова по плечу, но ничего не ответили. В общем, они были очень любезны, многое рассказывали и показывали, но некоторые вопросы почему-то замалчивали. Выяснить причину столь длительного гудения поверхности Луны Ветрову так и не удалось, ни тогда, ни после. Забегая вперед, могу сказать, что у Ветрова с Шельгой появилось много других проблем во время их двухлетнего пребывания на этой планете.

Отправляясь с нипуртами в путешествия по окрестностям Уммы, Урука и Лагаша, Ветров старался пригласить с собой кого-то из знакомых колонистов. Нередко его сопровождал в этих поездках Нейтен, иногда Бабум. Но почему-то чаще всего его спутницей оказывалась юная Мэри, которая неплохо знала «подземную» географию Луны.

Заселенные полости под поверхностью Луны, образующие города, поселки и деревни, соединялись между собой разветвленной системой туннелей и шахт с лифтами. Мэри рассказала Ветрову, что система шахт и лифтов доходит почти до средней мантии, то есть пронизывает сравнительно тонкую кору, средняя толщина которой что-то около семидесяти километров, и верхнюю мантию, астеносферу, гораздо более толстую.

– Юра, ты заметил, что селениты используют знакомую нам метрическую систему мер и весов? Метр, секунда, угловой градус, килограмм. Только земной килограмм весит здесь в шесть раз меньше. А масса… Как был килограмм, так и остается килограмм. Это естественная система мер, которая легко воспроизводится как на Земле, так и на Луне, потому что связана с параметрами земного тяготения и движения Солнца и Луны. В незапамятные времена селениты научили этому наших предков – древних шумеров.

С разрешения нипуртов земляне спускаются в недра планеты на суперскоростных лифтах, использующих движущееся магнитное поле; с помощью этих лифтов можно в несколько этапов, пересаживаясь с лифта на лифт, достигнуть глубины больше тысячи километров. Для Мэри это тоже в новинку.

«Что-то подобное есть и у нас, – подумал Ветров. – Только не вниз, а вверх. Башня Бурдж Халифа в Эмиратах, ее еще не сдали, когда я был на Земле, построили только наполовину, но на ее лифте мне все-таки удалось прокатиться. Так же быстро и бесшумно, как здесь. Только тут гораздо быстрее. Да, другой уровень цивилизации, другая техника. Там – полкилометра, здесь – больше тысячи. Фантастическая скорость. Наверное, внутри шахты поддерживают вакуум. Здесь, на Луне, это проще. Надо только сохранять нормальное для человека атмосферное давление в кабине, а вакуум и так здесь везде. Все равно ехать (скорее – лететь) довольно долго, в кабине установлены удобные кресла для отдыха».

– На глубинах более шестисот-семисот километров температура мантии выше точки плавления базальтов, – объясняют нипурты. – Поэтому капсулы лифтов, несущие конструкции шахт и станции пересадки с лифта на лифт охлаждаются жидким азотом.

Персонал, выполняющий работы на глубине, использует специальные защитные скафандры. Экскурсантам тоже выдают термоизолирующие скафандры. Зачем? В кабине ведь нормальная температура.

– Это страховка. Температура конструкций лифта ниже температуры кипения жидкого азота. Объемы кабины и переходных шлюзов – совсем небольшие, в случае разгерметизации вы мгновенно погибнете. И противоаварийные системы не успеют вас спасти.

Для чего была создана эта сложная система туннелей и лифтов? Как она создавалась, как поддерживается работоспособность ее составных частей, систем и несущих конструкций в условиях сверхвысоких давлений и высоких температур? Нипурты почему-то не отвечали Ветрову на подобные вопросы.

«Мэри говорила вскользь о каких-то цивилизационных задачах селенитов. Возможно, ее отец мог бы что-то рассказать об этом. Но он совсем не стремится ни к дружбе, ни к общению – скорее наоборот, настроен скептически и даже, пожалуй, враждебно. Будем сами разбираться. Мэри поможет, она все объяснит, если сама, конечно, знает».

Что это за мир, для чего созданы лифты и туннели? Можно предположить, что для управления орбитой и корректировки угловых скоростей Луны. Нет, лифты, конечно, не могут управлять орбитой. Просто необходимые манипуляции, видимо, эффективней производить как можно ближе к центру масс планеты. Может быть, может… Луна – планета сбывшихся самых фантастических проектов, здесь все может быть. Ближе к центру масс… Поэтому, наверное, селениты в свое время и прорывались к средней мантии. Да, чрезвычайно сложная техническая проблема, немыслимо сложная.

На Земле я часто думал, что «Луну сделали такой». Какой именно? Чтобы расстояние до Земли было такое, как сейчас, чтобы периоды обращения вокруг оси и Земли в точности совпадали, чтобы Луна не удалялась и не приближалась, десятки подобных «чтобы». И сделали Луну не с нуля. Скорее всего, она уже существовала, когда прибыли первые колонисты с Марса. Луна им понравилась тем, что у Марса и Луны сила тяжести заметно меньше, чем на Земле. На Марсе – в два с половиной раза меньше, на Луне – в шесть. На Земле им тяжело было приспособиться, а Луна им подошла. Как-то откорректировали параметры ее движения, что-то «сделали», чтобы они не менялись, как-то зафиксировали эти параметры. В общем, подстраивали планету под себя. Вот они, цивилизационные задачи селенитов. Мне кажется, что так. Для чего? Об этом надо подумать. Для чего-то надо было. А вот как всем этим управляют, как корректируют орбиту, как корректируют угловую скорость?

Что за механизм этих корректировок? Можно ли как-то воздействовать на центр масс Луны? Чем ближе к центру, тем воздействовать легче. Но как конкретно, каким образом? Напрягай серое вещество, Юрий Сергеевич. На массу может действовать масса. Надо установить огромную массу поближе к центру Луны, установить в нужном месте, чтобы провести коррекцию параметров движения Луны, а потом удалить эту массу, когда коррекция закончится. Да, вряд ли удастся на этих хиленьких лифтах затащить внутрь планеты существенную массу.

Надо, чтобы масса сама собиралась в нужном месте и сама разбиралась.

В Церне сейчас начинают строить огромный коллайдер. Там при столкновении протонов высокой энергии может возникнуть черная дыра. Совсем маленькая черная дыра. Размером в один атом при массе, равной массе Эльбруса. Совсем малышка. Вначале она будет втягивать в себя вещество и увеличивать свою массу. А потом начнет испаряться и исчезнет. Идеальный механизм. Почему такой коллайдер не установить в средней мантии Луны? При определенном развитии науки он может оказаться не таким огромным, как церновский. Небольшое переносное устройство. Потреблять электроэнергии для своей работы будет, наверное, много, а само устройство – небольшое. И черную дыру можно будет программировать. Задать нужные параметры, она поплывет к центру Луны и в нужный момент испарится. И окажет заранее рассчитанное, дозированное воздействие. А коррекция нужна не постоянно. Раз в… В тысячу лет, например. Или раз в десять тысяч лет. За миллионы лет существования своей цивилизации селениты вполне могли придумать такие приборы и разработать подобную методику.

Вот нам бы иметь такую технику – лифты, двигающиеся с космической скоростью, вакуумные шахты и туннели, мини-коллайдеры для работы в недрах Земли-матушки.

Цели миссии селенитов до конца не ясны. Можно предположить, что луняне с помощью специального оборудования поддерживают строго круговую орбиту Луны, следят за тем, чтобы Луна была обращена к Земле только «видимой» стороной. Возможно, в сферу их деятельности входит мониторинг и коррекция орбиты Земли – Луна ведь создает приливы и отливы и с их помощью влияет на угловую скорость Земли. Так, что еще? Раннее выявление крупных болидов, угрожающих безопасности Земли, своевременное устранение или корректировка их траектории. Наверное, они оберегают и нашу цивилизацию, и свою, в первую очередь, конечно, – свою, сохраняют в целости наши планеты. Земля с ее животным и растительным миром не сможет выжить без Луны, а Луна не сохранится в таком виде без Земли. Могет быть, могет быть.

Не очень-то они торопятся рассказывать нам, землянам, об этом, с другой стороны – что тут особенно удивительного? Если открыть землянам все карты… Наши спецслужбы, хоть американские, хоть российские, тут же захотят подмять под себя лунную цивилизацию, пришлют космических бойцов, все раздолбают, испортят. Даже подумать страшно. А у селенитов свои цели. Поэтому они и держат нашу молодую земную расу подальше, на некотором расстоянии. Ограничивают колонию землян, дозируют информацию о технических достижениях.

Вот первая загадка. А как ее разрешить? Как добраться до лунных достижений? Не открывать же все самим – вот они, эти достижения, рядом, руками можно потрогать. Не ждать же миллион лет, как селениты, пока наша земная наука достигнет такого уровня. Думаю, эта лунная техника не помешала бы нам и сейчас. Даже и не мини-коллайдеры. Хотя бы агалоты. Или бен-бены – наверное, именно их мы с Шельгой видели на поверхности Луны сразу по прилете. Бластеры, как у Думузиевых волобуев, – это я не знаю, может, бластеры и не нужны, а бен-бены и агалоты – вполне… Лифты сверхскоростные, фантастика. Технологии их, вот что нам нужно. Все, что в руках и головах нипуртов. А они нас не подпускают, волобуев, правда, тоже… Но мы, земляне, кажется, потолковей будем. Волобуи у них типа наших неандертальцев, ну те, что когда-то были и даже скрещивались с кроманьонцами. А нипурты как раз и не хотят смешиваться с энками, чтобы не испортить свой неподражаемый нипуртовский генотип. А с землянами, как я понял, могли бы. Их генотип, наш генотип – ерунда собачья. Колонисты живут на Луне и не имеют доступа к технологиям селенитов. Мне кажется, это неправильно. Но как это изменить?

Что еще? Они, селениты, видимо, заняты и решением каких-то других задач своей цивилизации, в том числе – собственной генетической корректировкой. Может, и не корректировкой… Что-то им надо сделать. Да, у этой древней космической популяции есть проблемы с продолжением рода. Вот так вот: основная проблема селенитов – деторождение. Потому-то они и мотаются на Землю взад-вперед. С детьми нашими забавляются, на наше человеческое счастье смотрят, завидуют.

Нипурты объясняют Ветрову, как устроено управление планетой. Городами управляет лугаль, а высший правитель планеты – энси. Энси подчиняется решениям выборного Совета старейшин и народного собрания, которые периодически сменяются. Процедура перевыборов и смены Совета и народного собрания называется «череда». В выборах принимает участие только часть взрослого населения планеты в соответствии с цензом дееспособности и профессиональной успешности.

– Когда колонисты смогут участвовать в выборах Совета и влиять на принятие важных решений селенитов?

– Когда получат лунное гражданство. И дело даже не в гражданстве. В Совет старейшин могут попасть только посвященные. Посвященные проходят много этапов, они должны многому научиться, подняться над бренной жизнью. Но до этого вам пока еще очень и очень далеко.

– Почему далеко, мы, земляне, недостаточно развиты, по вашему мнению?

– Да нет, земляне – очень хорошая раса. В вашей истории были посвященные – махатмы, Гаутама, апостолы Христа, великие ученые и провидцы. И сейчас есть такие, только вы о них не знаете. Земляне – замечательная раса. Мы всегда вас поддерживали, начиная с шумеров, открывали вам новые технологии, обучали мореплаванию, хлебопашеству, астрономии, выплавке металлов. Сейчас передаем технологию микроэлектроники. Не обижайтесь, Юрий, но этого мало, этого пока очень и очень мало, землянам предстоит еще пройти большой путь, чтобы быть принятым в общество селенитов. У вас есть термин «демократия». Забудьте о нем на Луне. У нас нет демократии в вашем понимании.

Деды Морозы рассказывают Ветрову и Мэри, что с давних пор селениты приглашали здоровых землян репродуктивного возраста для жизни на Луне и для участия в их работе по генной инженерии.

– На Земле считают, – сказал Ветров, – что бывали случаи сексуального насилия землян, что луняне проводили и до сих пор проводят над нами садистские эксперименты.

– Ошибаетесь, Юрий, это не совсем так, вернее – совсем не так. Почему садистские? Очень гуманные лабораторные эксперименты. И только по обоюдному согласию.

– Вы в этом уверены?

– Уверены. А сексуальное насилие… Мы вообще не знаем, что такое физическая близость, у нас нет интимных отношений между мужчиной и женщиной. К сожалению, эта культура здесь почти полностью утрачена. Как нипуртами, так и энками. К большому нашему сожалению.

Ветров постепенно проникается доверием к Дедам Морозам. «Пожалуй, им можно доверять. Нипурты открыты, не желают зла колонистам, настроены на сотрудничество. Доверяй, Юрий Сергеевич, доверяй, – доверяй, но проверяй».

– Складывается впечатление, что энки очень мстительны и жестоки, что они ненавидят вас, нипуртов, и мечтают о насильственном перевороте, о захвате власти. А в дальнейшем – о вторжении на Землю и уничтожении землян.

– Вы очень наблюдательны, Юрий, и, конечно, правы, это, к сожалению, именно так, – с грустью подтверждают нипурты. – Если они захватят власть… Энки не смогут управлять орбитами Аку и Земли, их руководство неизбежно привело бы к гибели наших чудесных планет. Надеемся, что этого никогда не случится.

– «Энки мстительны и жестоки, они не смогут управлять орбитами, их руководство привело бы…» Вы соглашаетесь и с тем, и с этим, и при этом остаетесь так непростительно спокойны. А мой друг у них в плену, неужели вы этого не понимаете? Вы сказали: «Нам хотелось бы осмотреть вашего друга». Сказать не значит сделать. Неужели ничего нельзя сделать, чтобы на самом деле освободить Шельгу?

– Мы понимаем ваше волнение и горячность. Поверьте, на Луне это очень непросто, такие решения может принимать только Совет, который заседает раз в полгода. Такое распоряжение не может дать даже энси, высшее должностное лицо, – это будет рассматриваться как вмешательство во внутренние дела Урука.

«Везде стена, холодная безразличная стена! – подумал Ветров. – Но я этого так не оставлю, я найду решение, я вытащу Володю оттуда».

Так. Думай, Юрий, что еще? Откуда эти атаки сирен, «лунотрясения», как здесь говорят?

Если это не затрагивает нас… Значит, происки кого-то из самых верхов – Совет, правительство, а может быть, злокозненные волобуи или губернатор колонии? Для чего? Чтобы держать в страхе селенитское народонаселение? Да-да, что-то подобное есть в «Обитаемом острове» Стругацких. Там глушилки, которые действуют на всех. А здесь атаки действуют только на селенитов. В чем разница между нами? Возможно, мы устроены по-разному. Честно говоря, не думаю. Просто не подключены к их сети. Бабума отсоединили от сети, вынули чип, он теперь не подвержен атакам сирен, сам видел. Не мог же он так притворяться, да и не получилось бы.

Но есть один большой вопрос. Все эти атаки начались после появления колонии. Нейтен Уокер так сказал, а Большой Билл слышал и промолчал… Какой вывод, за этим стоит кто-то из наших? ЦРУ (CIA по-аглицки), ФБР? А почему не СВР, к примеру? Агенты, наверное, есть, как без этого? Вряд ли такую беспрецедентную космическую акцию могли отпустить бесконтрольно в свободное плавание. Значит, кто-то хорошо знает селенитскую технику, знает лучше, чем сами селениты. Маловероятно, что этот «кто-то» с Земли. Тогда кто это может быть? Ясно, что из селенитской верхушки, но я об этом ничего не знаю. А может, все-таки надо искать земной след?

Кто здесь может быть агентом? Нейтен, раз. Точно – он. Все эти разглагольствования, что меня-де с Землей ничего не связывает… Говорят, что вначале земляне были допущены к тайнам селенитской техники. Отлучили, отодвинули – это было потом. Нейтен, почему нет? Армстронг – два. Не обязательно выбирать из них, могут быть оба. Но, если они и агенты, не факт, что причастны к атакам сирен. У них здесь на Луне своих разногласий хватает – энки хотят одного, нипурты – другого, Совет – третьего. Что хочет Думузи? А может, Большой Билл? Такой большой друг, огромный голубоватый друг землян, что у него на уме? Тупым его никак не назовешь. Косит под простака. Надо Шельгу дождаться, он сгенерирует идею, у него нюх на такие дела. А пока – просто разбираться, что здесь к чему. Ну и осваивать. Ты же, Юрка, математик, физик… Еще не забыл ньютонову физику? А интеграл сможешь взять? Например, по площади, по замкнутому контуру, а уравнение Шрёдингера помнишь? Эх, мне бы добраться хоть до каких-то описаний… Физик, лирик. Да, что-то меня на лирику тянет. Ничего не могу сделать. Почему мне так нравится эта девочка? Позор, позор, ты выглядишь постыдно. Старше ее на пятнадцать лет. Старичок, распускающий слюни при виде школьниц. Хотя какой ты старичок? И Мэри далеко уже не ребенок.

Ветров не может спокойно сидеть на месте, это его характер – он постоянно в движении, без конца ездит, посещает разные области Луны – в сопровождении нипуртов, в сопровождении колонистов, иногда один, иногда вместе с Мэри, почти всегда с Мэри. Где лежат знания селенитов, как их найти? Как устроены основные системы Луны, жизнеобеспечение, связь, коррекция траектории? В электронные сердце и мозг планеты нам не забраться, у нас нет для этого технических средств, ни у кого из колонистов нет для этого технических возможностей. Может, раньше были, у первых колонистов, когда нипурты не ограничивали еще доступ землян к электронным ресурсам планеты? Может, существуют еще где-то бумажные носители. Где могут быть архивы, сохранилась ли где-нибудь бумажная документация, сохранились ли библиотеки бумажных книг? Его интересует все, каждая мелочь, любая информация. Любая возможность узнать что-нибудь новое о жизни Луны.

Армстронг следит за бурной деятельностью Ветрова, внимательно следит, он, естественно, недоволен тем, что тот ведет себя столь самостоятельно, много путешествует, не согласовывает маршруты с ним, Армстронгом, с самим лугалем Уммы. Слишком дружит с нипуртами. Только прибыл, а уже столько знает об Аку, больше, чем сам Армстронг. Без согласия Армстронга Ветров обратился в Совет об освобождении Шельги. Как он посмел? Зачем Шельга вообще здесь нужен? Нам и этого нежданного Ветрова более чем достаточно.

Но, как мы знаем, Шельга вскоре сам добирается до Уммы, да не один – с молодой женщиной энкой.

– Наконец-то я здесь, Юрка, с тобой. Что я могу сказать? Конечно, я рад, что мы снова вместе. Это, как бы сказать, первое. Можешь во всем на меня рассчитывать, абсолютно во всем. Это второе. Я знаю, что за это время ты много где побывал, понимаю тебя: хочешь освоить селенитские знания, хочешь передать их колонистам, передать на Землю, чтобы колонисты получили на Луне гражданские права, хочешь разморозить отношения землян и селенитов – похвально, похвально! И всякое такое, не буду перечислять. Я с тобой, мой друг, Вовка Шельга – твой верный оруженосец. Вот тебе мои рука и сердце. И в Ралине тоже не сомневайся. Только не надо о ней так пренебрежительно – «волобуйка», мол, ты не говоришь, я знаю, – другие говорят; она – ЧЕ-ЛО-ВЕК! – верный человек, близкий мне человек, я доверяю ей, как самому себе, Рали не подведет нас. И здесь, в Умме, я оказался рядом с тобой только потому, что она мне помогла. Так бы и гнил дальше в изоляции у Думузиных парней.

Армстронг взбешен – на Шельгу, тем более на волобуйку, он никогда и никому согласия не давал. А тут еще выясняется, что этот невысокий Шельга – такой же феноменальный силач, как и Ветров. Популярность новых землян растет. Колонистов интересует все, что происходило в недавнем прошлом на Земле – политика, достижения техники, как живут обычные люди. Ветров и Шельга становятся очень популярны, они теперь настоящие герои, колонисты только и говорят о них.

– Послушай, Юра! Ралина собирается оперироваться у наших врачей, изъять чип, так же, как это сделал Бабум. Чтобы не быть постоянно под наблюдением, она хочет избавиться от возможного селенитского вмешательства в свою частную жизнь, она хочет быть с нами. Мне нужен твой совет.

– Почему нет, Володя? Давай поговорим, поговорим о Ралине. Только, пожалуйста, не обижайся. Вижу, тебе хорошо с ней. Но я должен все-таки задать несколько вопросов. Мы на чужой планете. Нас здесь двое. Что творится в головах энков, нипуртов, о чем думают наши земные соплеменники? Мы чужаки на Луне и не очень-то разбираемся в их лунной жизни. Здесь много непонятного, здесь постоянно что-то происходит, происходит такое, чему никто не может дать внятных объяснений. Пока мы можем верить только друг другу. Друг другу и больше никому.

Ралину приставил к тебе Думузи. Так? Так! Ты не хуже меня знаешь, как он относится к землянам и особенно – к нам с тобой. Что, он просто так приставил ее? Выбрал проверенную лунянку. Тебя это ни на какие мысли не наводит?

– Но ведь она помогла мне вернуть ствол, помогла найти агалот, добраться до Уммы.

– Значит, это было сделано с ведома Думузи. Ему нужно, чтобы с нами был его человек. Его глаза и уши.

– Может, и так. Но с тех пор, как мы вместе, многое изменилось.

– Изменилось вот что: ты потерял голову. Это можно понять, от такой женщины можно потерять голову. Потеряла ли она голову, вот в чем вопрос.

– Я доверяю ей, Юрочка. Мне кажется, она тоже привязалась ко мне. Она, наверное, – единственная селенитка, которая знает, что значит любить мужчину.

– Да, опер Шельга, теряешь бдительность, теряешь нюх, квалификацию. И не информирован. Единственная селенитка… Удивляешь ты меня. Я общаюсь с Данди и Бабумом, да и со многими другими, кое-что я уже узнал новенького для себя об этом их лунном мире. А знаешь ли ты, что здесь есть специально обученные девчонки энки? Такие же стильные, как твоя длинноногая Рали. Нипурты занимаются проблемами деторождения, они привозят с Земли половозрелых мужчин для проведения экспериментов. Как ты полагаешь, каким таким необычным образом они забирают их семя? Самым обычным, самым что ни на есть естественным образом. У них есть такой отряд, боевой отряд волобуек трахальщиц. Ну, может, они и не так их называют, но, по существу, так оно и есть. В общем, боевой отряд, женщины-воины, почему-то они называют их воительницами – в каком смысле воительницы, мужчин не боятся, что ли? Или потому что насилуют наших земных мужиков? Мунус-Гаар – «женщина-воин». Нипурты в один голос говорят: никакого сексуального насилия, все по обоюдному согласию. Не знаю уж, какие они ставят с ними эксперименты, но… Короче, твоя Рали здесь на Луне не единственная женщина, которая знает, что такое соитие.

– Хочешь сказать, что она из этой группы?

– Ничего я не хочу сказать. Не расстраивайся ты раньше времени. Смотрю я на вас – вы как голубь с голубкой. Я думаю, Рали любит тебя. Но призадуматься ты все же должен, опер Шельга.

– Мне кажется, ты, Юрка, лишнего хватил. Боевой отряд трахальщиц. Рали – тонкая, ранимая, чувствительная.

– Гейши в Японии – тоже чувствительные, тоже тонкие и ранимые. Поэтому-то им и нет равных в искусстве телесной любви. Вот как получается – все у этих воительниц по обоюдному согласию, и никакого насилия. Кто же откажется от таких красоток? Я бы и сам не прочь сходить на экскурсию в такой боевой отряд. Только почему-то меня не приглашают, староват, наверное. А ты, дружок, в самый раз. Ты у нас как раз в подопытные попал, поздравляю, майор Шельга! Доложите, как идет эксперимент?

– Ну, хватит стебаться. Ты, мой дорогой, немного перебдел. Хочешь сказать, что моя Рали – лунная гейша? Она ведь мне девушкой досталась.

– Тоже удивил. Что это, проблема – восстановить девственную плеву?

– Что хочешь говори, не верю, что она шпионка Думузи. Ну, пусть и шпионка. Я хотел бы всю жизнь провести с этой шпионкой.

– Всю жизнь, всю жизнь… Не думал я, что ты такой сентиментальный. Сентиментальный и легкомысленный. Контрацептивов здесь нет. А если дети? Здесь никто не знает, как их вынашивать, как рожать, как кормить, как воспитывать.

– В колонии есть врачи, больница, роддом. Если хочешь знать, за время существования колонии численность колонистов почти удвоилась.

– А ты уверен, что ее женское естество устроено так же, как у наших женщин? Что у нее будут родовые схватки, что заработают молочные железы? Что у нее вообще будут какие-то чувства к ребенку. У них все это давно атрофировалось. И потом, ты, я смотрю, уже готов быть отцом семейства. Чем будешь заниматься, как семью будешь кормить? Думаешь, увидят тебя нипурты и сразу пригласят опером в их местный Большой дом? Черта лысого… А другой специальности у тебя нет, не удосужился ты, Вовик, получить «специяльность». А если тебя волобуи грохнут, что эта несчастная женщина будет делать с дитем от землянина? Ее без тебя и в колонию не возьмут и назад к волобуям не примут.

– Ну, ты уже ваще… Считаешь, я полный балбес? Конечно, нельзя заводить семью и детей в военное время. А мы здесь как на войне. Я обо всем подумал. У них сохранились циклы, такие же, как у земных теток. И мы с ней по температуре определяем безопасные периоды. А ее базальную температуру выдает желатиновая микросхема, которую можно просто проглотить, слышал о таком? Зачем я вообще, черт побери, тебе все это рассказываю?

– Потому что нас двое, нас двое на всем белом свете. Юра отвечает за Вову, Вова – за Юру. Я не против твоей Ралины, она милая девушка. Только не забывайся, мы с тобой на Луне, а здесь все по-другому.

– Не увиливай, не увиливай, говори как на духу – делать ей операцию?

– А сам-то ты что думаешь?

– Я думаю так. Если она идет с нами до конца, то незачем ей оставаться в селенитской электронной упряжке. Где ею можно управлять, ей можно внушать, можно определить, где она находится, воздействовать на нее лунотрясениями. Она остается с нами, и обратного пути уже нет. Правда, и мы через нее уже не сможем выходить на селенитские системы и получать необходимую информацию. Пока что она может это делать. Иначе как бы она могла выяснить, где хранился мой ствол и где можно без шума позаимствовать агалот? А после операции не сможет. Пусть так. Это лучше, чем обрекать ее на эти мучения во время атак сирен. Еще неизвестно, во что выльются такие атаки в будущем. Мы же не знаем, кто их организует и с какой целью.

– Теперь посмотрим на все с другой стороны. Если она из тех… Из боевого отряда. Это, кстати, не исключает того, что она к тебе относится вполне серьезно. Симпатичный парень, открытый, душевный… Кроме того, силач-бамбула – по их меркам, это женщины всегда ценили. А если она из боевого отряда… Тогда пусть лучше уж у нее не будет связи с бывшим патроном. В боевом отряде у каждого наверняка свой патрон. Тот же Думузи. То, что она сама захотела удалить чип… Значит, действительно решила быть с нами. Я бы поддержал эту идею. Только разберись вначале. Чтобы эта операция по удалению чипа не оказалась излишне опасной.

«Да, – подумал Ветров, – вот еще одна проблема, Ралина. Хотя Вовка выглядит совершенно счастливым. Никогда еще не видел его таким. Вообще-то неплохо. Пусть вздохнет опер, распрямится, плечи расправит. Получит свою порцию обычного человеческого счастья. Ралина, лунная гейша, что ли? Ну, что будем делать, Юрий Сергеевич? Поживем, увидим, придется проблемы решать степ бай степ».

 

Письмо из прошлого

– Карта, нам нужна карта туннелей и шахт. Как не заблудиться в этом бесконечном лабиринте? На Земле все было понятно: карты такие, карты сякие; ориентация на местности – давно уже спутники американские летают, GPS, так сказать, – еще со времен первых лунных экспедиций, никаких проблем с ориентацией на Земле нет. А здесь-то что нам делать? Даже если б спутники летали вокруг Луны, все равно – как принять сигналы через толщу базальтовых пород? Промблема. А так, двигаться на ощупь… Мы здесь уже почти полгода, а что успели, в чем смогли разобраться? Почти ни в чем. Мэри, дорогая, ты здесь все знаешь, ну-ка скажи, что нам теперь делать?

– Какой ты все-таки растяпа, Юрий Сергеевич. Да я раз сто предлагала тебе посмотреть лунные карты на моем смарте, а тебе все некогда – «потом, не сейчас», каждый раз есть что-то для тебя более важное. Гляди на экран, тут же все ясно. Здесь ты уже был, здесь мы вместе побывали. Да, не так много успели. Что ты так привязался к этим нипуртам? Калибум и Калумум – милые парни, но у них свои дела, не всегда они могут поехать с тобой. Какие дела? Не знаю точно, какие-то астрономические расчеты, наверное… И потом, мне кажется, они совсем не рвутся показывать тебе все подряд. Не стоит слишком полагаться на них. Да и умалчивают о многом почему-то. А Нейтен Уокер или Бабум, к примеру… Ты им настолько доверяешь? Они относятся к тебе с подозрением, причем оба. Что к тебе, что к Владимиру. Знаешь, Юра, из всех наших ты можешь рассчитывать только на меня. На Шельгу, наверное, тоже. Что касается Рали… Какая разница, он ведь все равно без нее ни шагу… Мне кажется, она милый человек, хоть и волобуйка. И то, что чип удалила. Значит, с нами хочет быть, с колонистами и землянами.

Так что решайся, тореадор. Положись на меня. Агалот у меня есть, документы на проезд тоже. Что касается безопасности… Не уверена, что нипурты действительно помогут тебе в случае чего. Ребята из команды Думузи свирепы и коварны. Это ведь просто шпана. Шпана, вооруженная самой современной техникой.

А вот я как раз могла бы тебе помочь. При мне бластер, вот видишь. И разрешение на оружие. С детства занимаюсь электрошокером и владею им безупречно. Пойми, Юра, я настоящий мастер. Мастер. Не веришь? Вот, опять ты мне не веришь…

Дальше произошло нечто совершенно неожиданное и удивительное. Казалось бы, столько нового – космический полет, невероятный лунный мир, колония землян, – казалось бы, Ветров должен был устать удивляться.

Мэри выхватила правой рукой бластер, как бы нырнула вниз и, выбросив вверх ноги, встала на растопыренные пальцы левой руки. Потом, не останавливаясь, закрутилась, перебирая пальцами как маленькими ножками, и, вытянув руку с оружием параллельно полу, дала круговую очередь. Электрические вспышки оставили огненную полосу на стенах. Приближаясь к Юрию, разряды изменили направление и оставили полукруг на полу прямо у его ног.

Когда аттракцион был закончен, Мэри вернулась с ногами в кресло, в котором раньше сидела, и скорчила смешную рожицу:

– Ну, как тебе это?

– Здорово, конечно. Шикарный трюк. Непонятно только, зачем он был нужен. Разве нельзя было то же самое показать, стоя на ногах?

– Впечатление хотелось произвести. Разве ты не знаешь, что очень нравишься одной молодой особе, живущей на Луне? С первого взгляда понравился. Мягкий, умный, тактичный, образованный, да еще такой необычный, ТАКОЙ НЕ-О-БЫЧ-НЫЙ! – даже огромных волобуев не боишься, скорее они сами тебя побаиваются. Конечно, юная девушка никак не могла остаться равнодушной к супергерою, ее ведь так тянет к этому замечательному человеку. Она просит согласия участвовать в его лунных поездках и экспедициях. Просит, просит, а он – ну никак не решится. Тем более что она может предоставить в его распоряжение потрясающий спортивный агалот, «спортивный автомобиль» – так ведь на Земле говорят?

Конечно, она обязана была согласовать все это со своим отцом. Должна была, но не согласовала… Потому что знала: суровый губернатор Нил Армстронг никогда не даст ей своего отцовского согласия, своего отцовского благословения – он всегда будет категорически против. И тогда эта девушка решила действовать самостоятельно. Русский Джеймс Бонд, агент 007, – только ты и можешь быть настоящим агентом 007, потому что код России, я выясняла у старожилов, +7, разве не так? – он же – Юрий Сергеевич Ветров, вместе с самоотверженной юной красавицей Мэри совершает поездки во все более дальние районы Луны, в том числе в давно заброшенные, ничьи. К ним вскоре присоединяются их друзья, вновь прибывшие Шельга и Ралина.

– Хорошо, хорошо, Мэри, ну хватит уже трепаться. Что ты предлагаешь?

– Забудь о нипуртах. Я – понял? – я помогу тебе. Ты ведь хочешь поскорее во всем разобраться и побольше увидеть? Я тоже хотела бы этого, надоело быть подопытным зверьком у селенитов, жить в резервации, в полном неведении и довольствоваться только тем, что тебе разрешают наши так называемые селенитские братья. Меня не надо уговаривать. Я готова путешествовать с тобой столько, сколько будет необходимо.

– Хорошо, только пусть с нами будут Шельга с Рали.

– OK, сэтлд, как это по-русски? – замётано!

– Хорошо, объясни тогда, как нам ориентироваться во всех этих туннелях, в разных уровнях, как определять, где мы находимся?

– Смарт имеет встроенный навигатор. Здесь, на Луне, есть главные шахты и несколько главных уровней. На их пересечении установлены нейтринные генераторы. Ты знаешь, что обычные молекулярные объекты, не могут задерживать нейтрино. Те проходят через базальтовые слои лунной породы, как мелкий песок через крупное сито. Смарт отлавливает потоки от ближайших генераторов и точно определяет наше положение на карте. Понял, земляшка? Земляшка, земляшка, я буду звать тебя земляшкой.

– Зови, как хочешь. Скажи лучше, куда мы теперь поедем, куда поедем в следующий раз?

– Хочу показать тебе одно место. Не то чтобы особо интересное. Но тебе точно понравится. Даже очень.

Знаешь, Юрий, ты очень напоминаешь мне одного землянина, я хорошо знала его в детстве, он жил на Луне еще до создания колонии. Ему тогда было примерно столько же, сколько тебе сейчас. Звали его Сергеем. Удивлен? Нет, я не ошиблась – именно Сергей, Сергей Альбертович. Работал в лаборатории нипуртов, каждый день его забирали в Лагаш, а вечером он возвращался в Умму.

Рассказывал мне о земных морях, он так любил море. На Луне же нет морей. И у меня появилась мечта увидеть земное море, искупаться в нем. Или, наоборот, сделать что-то такое, чтобы под поверхностью Луны появились такие же моря. Соленые моря, в которых можно часами купаться и бороться с волнами. Мы часто говорили с ним о море, о волнах, о шторме, о знаменитом девятом вале. Я перечитала все книги, которые у нас есть, только чтобы там рассказывалось о море. «Морской волк» Джека Лондона, Мелвилл, русский Станюкович. Ты любишь море? Ты хорошо плаваешь? Ты погружался с аквалангом? Я знала, я знала. Ты моя судьба. Не знаю как, но ты отвезешь меня на море. Когда-нибудь это случится. Лунянке будет в земном море легче, чем на земной суше. Мы улетим на голубую планету, и море спасет меня от вашего неумолимого тяготения.

Вы очень похожи, он был такой же, как ты: умный, добрый и тоже очень сильный. И оба любите море. Деды Морозы уважали Сергея Альбертовича за ум, волобуи – за силу. А я – за доброту. Не знаю его фамилии. Может, и знала, но не помню уже. Он почти не говорил по-английски, говорил на русском, потому что сам из России. Мы с ним дружили, хотя я была еще совсем маленькой. Однажды он рассказал мне, что на Земле остался его сын. И был почему-то уверен, что тот обязательно прилетит сюда, на Луну, в эту колонию. Почему он был так уверен в этом? «А когда он появится, – сказал мне Сергей Альбертович, – ты, Мэри, сразу об этом догадаешься». Вот я и догадалась, когда мы встретились.

– Почему же тогда молчала столько времени, почему сразу не сказала об этом?

– Не знала, кто ты, что за человек. Присматривалась.

– А что теперь изменилось? Присмотрелась, что ли?

– Не знаю. Ничего особенного, ничего не изменилось. Просто я внезапно поняла, что не только Сергей Альбертович ждал тебя. Но и я тоже. Просто поняла, что ты, Юрий, мой человек. Которого я ждала всю свою жизнь.

«Сколько всего – и объяснение в любви этой маленькой лунной Аэлиты, и рассказ о ком-то с именем моего отца, – не слишком ли много всего сразу? Голова идет кругом. Спокойно, Ветров, возьми себя в руки, от счастья можно и копыта откинуть – сердце-то прямо так и колотится о грудную клетку.

Так, все по порядку. Она неравнодушна к тебе, да ты и сам давно к ней неровно дышишь. Оба вы знаете об этом. Все знают. И в „Лунном салуне“ вас дразнят русские посетители: „Тили-тили-тесто, жених и невеста“. Никакая это не новелла. Просто она сделала первый шаг. Надо было тебе, но первый шаг сделала именно она. Огонь, а не девчонка! Похоже на то, что ромала не обманула меня – „только там найдешь ты свое счастье“, – так она и сказала. Ладно, мы с Мэри нашли друг друга, с первой встречи, с первого слова, с первого взгляда нам было понятно, что мы будем вместе. Ты, мачо, пересек бурное море и приплыл наконец в свою гавань. А такая ли уж она тихая? Получится ли у тебя, Юрий Сергеевич, тихое семейное счастье на этой неспокойной Луне? Ладно, об этом потом. Разберемся как-нибудь – и с моей милой Мэри, и с не такой уж милой Луной. Надо бы с папой разобраться. Или не с папой вовсе? Какая-то каша, бред – что это, лунное видение, мираж или реальность?»

Ветров вспомнил свой детский сон, последний разговор с отцом – был он или не был? Значит, все-таки не сон. Наверное, не сон. Рассказ Гришки Монастырского. Предсказание цыганки. «Послание получишь». Как получу, от кого, какое послание? Письмо, которое я получу на Луне… «Послание от отца своего. И любовь встретишь. А предашь свою любовь, будешь изгнан, станешь „магардо“». Какую любовь я предам, что она имела в виду? Рядом со мной была тогда моя любовь, рядом Инночка была. Почему я вдруг предам эту свою любовь? – подумал я тогда. А в результате вот что получилось. Она сама предала меня. Хотела убрать. Инна ХОТЕЛА МЕНЯ ВЗОРВАТЬ. В это невозможно поверить. А кто мог бы тогда поверить, что я на самом деле окажусь на Луне, что мне расскажут об отце? Теперь, похоже, я готов поверить во что угодно. Но почему все-таки Инна так поступила, чем я ей так уж помешал? Невероятно… Стоит ли удивляться? Шеф разведки. Всю жизнь рядом – и ни слова, ни полслова. Я думал – ну муж, ну семья, другая жизнь. Десять других жизней, лицедейство, жестокость, холодный расчет. А я-то размазня, сопли распустил – Инночка, Инночка, лямур тужур, любовь навеки – тьфу-у-у, полный фейк; сгинь, сатана, пропади оно все пропадом, сам себя презираю.

И вот теперь на Луне нахожу след отца. Мне кажется, цыганка говорила именно о моем отце – не может быть столько случайных совпадений, все сходится. И самое главное – я встречаю здесь Мэри, как мне нравится эта то ли американская испанка, то ли испанская американка, – смелая, порывистая, решительная. Наивная, непосредственная. О какой любви говорила тогда в Петергофе цыганка, о ком она говорила, цыганская вещунья? Почему я должен сдерживать себя? У меня на Земле нет никого, почти никого, обязательств – никаких, все эти женщины – кто они мне? Временные попутчицы… А Инна, что стало с нею, что стало с нашей любовью, что стало с ее любовью? Все давно растоптано. Давно и окончательно. Нет больше Инны. Я свободен.

Юная Мэри, совсем неопытная по земным меркам. И я, ха-ха, немного потертый, немного донжуанистый… Роман графа Резанова с шестнадцатилетней Кончитой из «Юноны и Авось» – у нас с Мэри много общего с героями рок-оперы.

Когда это было? В 81-м, я был тогда еще студентом. Ленком из Москвы приезжал в ДК Ленсовета. Все восхищались рок-оперой Рыбникова, Караченцовым, исполнителем главной роли. А сейчас вспоминаю – не слишком ли много совпадений? – будто о нас с Мэри, будто о нас и написано, и спето. «Мне сорок семь, но нет успокоенья – всю жизнь бегу за призраком свободы, в мои-то годы нет иной заботы!» Ему сорок семь, мне – тридцать семь. Все равно похоже. Похоже на мои сегодняшние ощущения.

Ветров решил рассказать Мэри о том, что было два века назад, во времена русской Америки, об одной встрече, о калифорнийском романе русского графа Резанова с юной шестнадцатилетней испанкой Кончитой.

– «Душой я бешено устал. Точно тайный горб на груди таскаю, тоска такая!.. Будто что-то случилось или случится, – ниже горла высасывает ключицы…» Что ты знаешь о моей стране, милая? За двести лет ничего в России не изменилось. «Российская империя – тюрьма, но за границей тоже кутерьма. Родилось рано наше поколение, чужда чужбина нам и скучен дом, расформированное поколение, мы в одиночку к истине бредем».

«Интересно, как устроена память. Не пытался запоминать, не помнил все эти годы. А сейчас строки Вознесенского сами собой выскакивают из меня, будто старое вино из погреба выносят. „Я тебе расскажу о России, где злодействует соловей, сжатый страшной любовной силой, как серебряный силомер. Ты узнаешь земные – божество, и тоску, и юдоль, я тебе расскажу о России, я тебя посвящаю в любовь“. Пафосно, конечно, но здорово, мне кажется, я всегда был восторженным, мне нравится!»

– Можешь показать могилу этого человека, знаешь, где он лежит?

– Кладбище знаю, а на могиле не была. Этот человек просил, чтобы его хоронили в земле по обычаям оrthodoxy faith, вы ведь русские – православные.

На кладбище – стены, колумбарии. Захоронений в земле мало, очень мало, их почти нет. Но где оно, нужное им захоронение?

После долгих поисков находят, наконец, могилу с небольшим каменным крестом. На камне выбито «Vetroff Sergey Albertovitch». Дуб, под сводом туннеля при свете волоконно-оптических ламп над крестом склонялись ветви настоящего русского дуба. Их листва тихо шептала и шевелилась, но не от настоящего ветра, а из-за циркуляции воздуха, подаваемого вентиляционными системами. Везде, на всех планетах, где бы мы, русские, ни побывали, мы оставим в земле прах наших отцов, матерей, братьев и сестер под сенью дубовых деревьев и православные кресты над могилами предков и погибших товарищей.

– Ветров, наверное, эта. Смотри, Юра, он же Ветров!

«Значит, отец, кто же еще? Умер в 1996-м. Трудный год для России. Для меня тоже трудный год получился. Вот и отец в тот год скончался. Прощай, папа, прости, что поздно прилетел. Не знал. Да и не взяли бы меня на „Аполлоны“».

– «Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоега новопреставленного Сергия, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь вечно блаженная».

– Что это за молитва, Юра?

– Я ребенком был, лет семи, маму проводил в последний путь, потом отчима проводил, кто такой отчим? – приемный отец, хороший был человек. Остался с бабушкой, вместе провожали обоих, вот она и научила молиться об усопших.

«Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: „прибежище мое и защита моя, Бог мой, на которого я уповаю!“ Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями своими осенит тебя, и под крыльями его будешь безопасен; щит и ограждение – истина Его».

– Юра, посмотри, что там?

На каменной плите – круглые углубления, как бы отпечатки десяти пальцев двух рук.

Мэри накрыла левой рукой пять углублений.

– Мне кажется, будто камень теплый. Я плохо достаю до углублений – рука маленькая. Попробуй ты. Только сразу двумя руками.

Ветров накрыл все десять углублений пальцами обеих рук. Раздался щелчок – будто из мобильного телефона. Юра подержал руки на камне, но ничего не произошло. Он отнял руки. Щелчок повторился, только громче и требовательней. Еще раз наложил пальцы на углубления. Вокруг ладоней Ветрова на камне засветился прямоугольник, крышка сдвинулась, под ней обнаружилось небольшое углубление, тайник под могильной плитой, в нем – письмо. Как оно могло попасть сюда?

– Твой отец, наверное, кого-то просил сделать тайник и спрятать письмо.

«„Сыну Юрию“. Выходит, что мне. Почему он так верил, что я непременно приду, что приду именно сюда? Пишет, что ждал меня и не дождался, что ему горько от того, что у колонии землян нет никаких прав, земляне не имеют доступа к технике селенитов. Что он верит в своего сына. Хочет, чтобы Юрик помог землянам освоить селенитскую технику, чтобы земляне получили равные права с жителями Луны, наладили регулярное сообщение с Землей и чтобы на Земле можно было использовать достижения лунной цивилизации. Что я один смогу сделать? Все колонисты не смогли, а я сделаю… „Вот тебе, Юра, мой отцовский наказ. Дружи с Дедами Морозами, они тебе помогут. Но главная помощь придет с неожиданной стороны, обязательно придет. Опасайся злобных и мстительных волобуев. Обязательно найди, откуда приходят „лунотрясения“. Пока продолжаются эти атаки, не добиться нам дружбы землян с жителями Луны“.

Отец, откуда ты знал, почему ты был так уверен, что я все-таки приду? „Два чувства дивно близки нам, в них обретает сердце пищу: любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам“. Где теперь моя родина? Там, на Земле, где похоронены мать и бабуля? Или здесь, где могила отца? И с родным пепелищем ничего не ясно, нет у меня родного пепелища. Похоже, мой дом теперь будет там, где живет эта милая испанская девушка со смелым и открытым взглядом. Рядом с ней теперь твое место, Юрий Сергеевич. Сказала же цыганка – на Луне найдешь ты настоящую любовь.

Папа, как бы мне хотелось узнать хоть что-то о твоей жизни на Луне. Мы были вместе так недолго, ты улетел, я был тогда совсем еще малышом. Почему ты до самой смерти верил в меня, почему решил, что я все это смогу сделать, что обязательно доберусь до Луны и разыщу твою могилу? Папа, смешной наивный идеалист. Как ты выжил, как сохранился в этой своей такой необычной и непростой жизни? Я, конечно, постараюсь; похоже, я весь в тебя получился. Почему мне не живется как всем людям? Работа, семья, дети, простые человеческие радости… Тоже рвусь в небеса. Вон аж до Луны долетел. И здесь тоже неймется. Женился бы на этой чудной девочке, нарожала бы она мне мал мала ребятишек. А я писал бы себе, кропал бы мемуары „О лунных приключениях русского бизнесмена Юрия Ветрова“. Лет через пятьдесят стал бы классиком. Чем я хуже барона Мюнхгаузена? Или Тартарена из Тараскона?

В одном отец прав. Кто-то не хочет, чтобы здесь был мир. Этот кто-то и устраивает такие вот непонятные и пугающие лунотрясения.

О какой помощи говорил отец? Похоже, он знал что-то, о чем я пока даже не догадываюсь».

В глубокой задумчивости возвращался Ветров в Умму.

Снова вспоминались слова из «Юноны и Авось», что за черт – не выходят из головы стихи Вознесенского. Приставучие тексты. Так же как, например: «Режьте билеты, режьте билеты, режьте осторожно» – классика жанра. А эти слова из «Юноны…». Подсказка для меня? Подсказка или предостережение?

«Смешно с всемирной тупостью бороться, свобода потеряла первородство. Свободы нет ни здесь, ни там. Куда же плыть?.. Не знаю, капитан…» Стихи Вознесенского, весточка от Андрея Андреевича, – тоже письмо из прошлого. Как и письмо отца.

От чего меня предостерегают эти письма из прошлого?