Заметки в ЖЖ

Кругосветов Саша

Как найти собственный путь в литературе? У кого учиться писать книги, кому подражать? Кого перечитывать, кого вспоминать? По чьим стопам идти, с кем соглашаться, с кем спорить? Или может, просто погрузиться в мир родной нам классической русской литературы и отгородиться от всего остального?

Сколько раз я задавался подобными вопросами! Делился размышлениями с френдами в своем Живом Журнале krugo-svetov.livejournal.com, прислушивался к их мнению, спорил или соглашался с ними. Некоторые из моих заметок на эту тему были опубликованы в Альманахе «Российский колокол», в спецвыпуске «Клуб публицистов премии им. Владимира Гиляровского» в 2015.

Я собрал вместе заметки на тему о том, как найти свой путь в литературе. Об этом и о многом другом эта книга.

 

Новые странствия Кругосветова

Небольшая книга очерков названа автором «Заметки в ЖЖ». Сведения говорят, что ему также принадлежат несколько книг для детей, герой которых – капитан, совершивший кругосветное плавание. Ничего не путает читатель – ведь фамилия автора Кругосветов. Фамилия страстного путешественника, человека опытного и неугомонного. Сведения далее указывают, что Саша Кругосветов – автор книги «Сто лет в России», а также сборника очерков на актуальные темы. Все произведения мне знакомы. Их объединяет, при жанровом разнообразии, характерная авторская оптика, в которой течение времени гармонично соотнесено с пространством, что позволяет живо и одновременно отстранённо реагировать на перемены и держать удар в случае вызова обстоятельств. Писателю такое видение даётся либо трудом, либо от рождения, снабжённое лёгким лирическим чувством, для полёта. У Саши Кругосветова, полагаю, это врождённое видение – прицельно, легко, волной тепла.

Заметки можно принять за судовой журнал, заполняемый по мере прохождения кругосветного плавания земной жизни. Метафора пресновата, но верна: это дневник, написанный для того, кто на берегу, – для читателя. Адресат мгновенно реагирует на внимание автора к себе любимому и на непосредственность языка, которым дневник написан. «Заметки в ЖЖ» сразу же очаровали меня именно тёплым вниманием к читающему собеседнику. Автор беседует с читателем почти как со старшим, хотя, конечно, книга – не что иное как отличный мастер-класс по литературному творчеству.

Если читатель пишет сам, он, читая внимательно, обнаружит мягко выявленные Мастером его, читателя и писателя, ошибки, тут же найдёт подсказку, как их выправить и потом избегать. Читатель не пишущий, но любящий литературу, особенно если у него есть сходство во вкусах с автором, получит изысканное наслаждение от беседы о знаменитых девяти рассказах Джерома Сэлинджера и индийской науке о создании прекрасного. После беседы читатель захочет составить автору компанию в путешествиях и, возможно, окажется в одном из самых прекрасных мест на Земле – в крымском Партените. Книга, несмотря на небольшой объём, очень плотная и разнообразная. Автор как рассказчик своё дело знает отлично, он – рассказчик от Бога. Это высказывание о Сэлинджере можно отнести и к Кругосветову-эссеисту. Ведь очерк, как и рассказ, – тайна. В современной отечественной литературе не так много талантливых очеркистов. Очеркист – проводник в мир искусства. Он знакомит с предметами и явлениями, он помогает разобраться в стилях и жанрах, если пишет о литературе, музыке и живописи.

Очерк – ежедневное питание, кусок информации, без которой трудно пройти путь нового дня. Информация очерка – это не лжеинформация статистических ведомств, центров наблюдения за атмосферными фронтами и комментаторов политических событий. Очерк не вызывает периферийного беспокойства, которое очень сильно и с помощью которого можно манипулировать человеком, угнетая его личность. А что было и вдруг прошло? Кто станет премьером завтра? Что я упустил из покупок по акции? Очерк идёт сразу в мозг, в его яблочко. Он ставит на дыбы сердце, и человек начинает чувствовать, как дремавшие в нём силы начинают работать на полную мощность.

Например, Кругосветов пишет очерк о рассказах Сэлинджера в 2015 году. «Сэлинджер – это школьная программа, – скажет новоявленный интеллектуал и добавит: – Я уже проходил это, идёмте дальше!» Но в 2015 и в начале 2016 года были объявлены лауреаты нескольких литературных премий. Читающему обществу стало очевидно, как именно изменилась ситуация в верхах литературных институций, формирующих ридер-тренды. Саша Кругосветов цитирует абзац из рассказа Сэлинджера «Фрэнни» именно в это время. Удивительным образом возникает интерференция смыслов, дающая объёмную картинку. Первый план – базовый: отличие человека талантливого от функционера от искусства, который тоже может быть талантлив, но, увы, в меру. Второй план интереснее и новее: если посмотреть на основы современной прозы (а Сэлинджер – это основа), окажется, что к ним почти ничего не прибавилось, хотя картинка значительно сместилась, она как бы падает. Третий план, создающий объём – чудесный, которого в тексте, возможно, и нет, но есть, как индийская раса, в ауре текста.

Цитируя слова героини Сэлинджера Фрэнни, автор как бы сам произносит их, от своего лица, – так что это уже не является цитатой, а становится почти прямым высказыванием, относящимся точно к настоящей ситуации и разбору основных литературных премий в начале 2016 года. Ни досады, ни возмущения, ни осуждения – точная запись в судовой журнал. Зимние шторма закончились, идём прежним курсом. Фрэнни говорит в исступлении, эмоционально – автор, цитируя Сэлинджера, как бы сидит рядом с нею. И повторяет её слова. Без исступления, транслируя их в другое пространство-время. Исследование работ мастера – лучший предмет для очерка. Беседа с героями мастера – возможность зайти в его мастерскую, не считаясь со временем и не теряя вкуса времени. Благодаря «Заметкам в ЖЖ» читатель может заглянуть в мастерскую автора «Ловца во ржи».

Очеркист – литературный сталкер. Он движется по возлюбленной зоне свободно и не собирается из неё выходить. Таких проводников вообще немного – наделённых даром сквозь уплотнённую линзу малого жанра показать читателю огромные пространства. Например, индийские расы – настроения произведения. Или Сэлинджера-рассказчика, возникающего на горизонте любого читателя как материк, не меньше. Кругосветов – тоже сталкер. Ощущение от чтения «Заметок в ЖЖ» похоже на радугу, о которой сам Кругосветов рассказывает. Здесь вспыхивает нежно и ярко радость узнавания. Или вдруг включается щемящее изумление от того, что раньше не знал. Или знал, но это спрятано было где-то в затылке. То проявляется печаль, довольно суровое чувство. То мелькнёт страх. Автор, сознательно или нет, рассказывая о девяти расах и рассказах Сэлинджера, сам создал произведение почти в соответствии с индийским каноном.

Однако Сэлинджеру посвящена только первая часть книги. Скажем, это доминантная септа в её звучании: семь небольших главок об индийской философии поэзии и мастерстве Сэлинджера-рассказчика. Это стремительное путешествие по девяти рассказам с помощью индийской премудрости. Автор не вполне серьёзен, как и полагается мастеру, называя главку: «Как писать книги». Читатель, уже из предисловия сообразивший, с каким проводником он имеет дело, знает: автор не станет учить, как писать книги. Он расскажет что-то из своей жизни. И точно: это главка снова о любимом писателе, к которому автор в первой части возвращается и у которого учится сам.

Вторая часть символично-короткая: три небольших блестящих эссе, почти абсолютно соответствующие этому жанру. Объединяет их тема героя, с разных точек атаки. Одна – герой как боевой партнёр. Вторая – любимый литературный герой детства и современности. И, конечно, Капитан Александр – личность вымышленная, но автору близкая. Эти три эссе составляют композиционный центр книги, её яблочко.

Третья часть распадается на две, но это один блок. Три фрагмента, посвящённые воспоминаниям о фестивале фантастики разных лет, перекликаются с тремя характерными зарисовками из жизни литературных курсов. Эта третья часть, полная нежности и юмора, раскрывается подобно цветку и венчает этот небольшой сборник.

Рискну высказать мысль, которая меня довольно долго беспокоит. В России последних лет литераторов так много, как некогда в Древнем Китае эпохи Тан (или Сун) или в Древней Ирландии во времена Книги Бурой Коровы. Да это же страна писателей!

Завершаю словами автора из предисловия. Они удивительно точны:

«Как найти собственный путь в литературе? У кого учиться писать книги, кому подражать? Кого перечитывать, кого вспоминать? По чьим стопам идти, с кем соглашаться, с кем спорить? Или, может, просто погрузиться в мир родной нам классической русской литературы и отгородиться от всего остального? Я собрал вместе заметки на тему о том, как найти свой путь в литературе. Об этом и о многом другом эта книга».

Наталия Черных

 

Индийская эстетика о создании поэтического настроения

Загадки Дж. Сэлинджера

 

 

Как писать книги

Как писать книги? Как формируется писатель? Каковы секреты этого нелегкого ремесла? Что надо знать и уметь писателю, чтобы его творения возглавляли международные списки бестселлеров? Об этом неплохо было бы нам почитать и даже проштудировать мемуары о ремесле Стивена Кинга.

У кого учиться писать книги? Подражать Сэлинджеру? Перечитывать Борхеса? Вспоминать Кортасара? Или идти по стопам Бирса? Спорить с Кастанедой? Размышлять над книгой Модиано? Погрузиться с головой в мир родной нам классической русской литературы и отгородиться от всего остального?

Где истоки фэнтези? Одни отсылают к Анне Рэдклифф и Мэри Шелли, другие предпочитают Мэррита и Кларка Эштона Смита. Кто создает жанр – молоденький невротик или зрелый, солидный профессор? Один создает Конана из Киммерии, другой – Фродо из Хоббитании. Новый жанр. Культ и безумие. Но, оглянемся назад. Что мы увидим? «Алису» Льюиса Кэрролла и «Страну Оз» Фрэнка Баума – где их поместить? А где место «Питера Пэна» и «Винни Пуха»?

«Каждое утро я вскакиваю с постели и наступаю на мину. Эта мина – я сам» [4] .

Кто я по определению Достоевского? Настоящий, нормальный и глупый, каким меня хотела видеть самая нежная мать – природа? Или человек особенный, лабораторный, который ни на кого не похож?

Как рождается сюжет? Как появляется замысел? И вообще, в какой момент человек понимает, что писать книги – это и есть его предназначение?

Как удерживать и кормить Музу?

Как забраться на дерево жизни, кидаться камнями в себя самого и спуститься на землю, не сломав себе шею и не сломив себе дух?

Вопросы, ответы, профессиональные рекомендации. Мир литературы так же огромен, как мир человека. Fiction мир. Он так же огромен, как Faction мир. Что из них больше? Разве можно сравнивать бесконечности?

Сколько жанров, компонентов, изобразительных средств! Сколько путей, сколько традиций! Что хочет сделать писатель, как он спрячет свою «кухню», доберется ли он до ума и сердца читателя? В первую очередь – до сердца, до мурашек, бегущих по спине, до внезапно выступившей испарины, до одинокой слезы…

Мы с вами рассмотрим одну из традиций. Традицию создания произведений искусства, берущую начало в глубине веков, в мудрости древней Махабхараты, нашедшую свое продолжение и подробную разработку в средние века в Индии. Как же давно это было! Как вроде бы все это чуждо нам, детям христианского мира. А вон… Смотри же… Мудрецы современности вырастают из этой традиции. Находят в ней духовную опору своей жизни. Погружаются в нее. Несут дух этой эстетической традиции и философии через свои собственные взлеты и падения. Через сражения, кровь и концлагеря двух мировых войн. Мы находим подтверждение этому в произведениях Г. Гессе, Дж. Сэлинджера, апологетов битников Дж. Áпдайка и Дж. Керуака, в поэзии Г. Снайдера и А. Гинсберга, в живописи В. Ван Гога и А. Матисса, в музыке Г. Малера и Дж. Кейджа, в философии того же Дж. Кейджа и А. Швейцера, в трудах по психологии К. Г. Юнга и Э. Фромма, в книгах нашего В. Пелевина.

 

Дхвани

Рассмотрим элементы поэтической традиции «дхвани-раса», детально разработанной в средние века в Индии. Академик Баранников считает древнеиндийскую поэтику единственной эстетической теорией, построенной на научных основах и разработанной до поразительной тонкости. Разберем элементы теории «дхвани-расы» на примере творчества загадочного гения Джерома Сэлинджера.

В глубокой древности индийская цивилизация создала уникальную теорию – учение о поэтических чувствах, эстетических переживаниях и наслаждении, называемых «дхвани – раса». Главная ее доктрина состоит в том, что художественное наслаждение достигается не образами, вызываемыми прямым воздействием слов, а подтекстом «дхвани» – теми представлениями и чувствами, которые этими образами вызываются. Суть его в том, что произведение искусства с помощью огромного количества своих выразительных средств излучает, индуцирует, передает читателю определенное психоэмоциональное состояние, которое называется «раса». Слушатель (музыка), зритель (театр), читатель (литература) «вкушают» не информацию, а именно эту эмоциональную пищу. Великие арийские и дравидские мудрецы древности полагали, что вся Вселенная пронизана раса. Блажен, кто слышит и видит музыку сфер, внимает этой вселенской гармонии, видит ее красоту, ее драму, героику, трагедию, кто чувствует себя сопричастным к глубинной красоте нашего мира, кто плачет и смеется вместе с богами-демиургами, создавшими величественный храм мироздания.

Итак, семантика поэтического высказывания, подтекст, отзвук, который может уловить ценитель, «дхвани». Разложим его по составляющим. Хотя как его разложить? Дхвани неразложимо, оно едино. Тем не менее, выделим слой выраженного, явного значения и слой невыраженного (угадываемого) значения. Выраженное – это то, что хотят сказать. Слой невыраженного можно сравнить с категорией красоты женщины, складывающейся из суммы всех факторов внешности, подвижности, эмоциональности, игры, кокетства и многих, многих других.

Слой невыраженного, второй план, «притягивается», «проявляется». Дхвани можно уподобить лампе, которая освещает саму себя, а, кроме того, освещает, делает явным и нечто совсем другое.

Невыраженное может содержать три составляющие:

1. простую, легко объясняемую мысль или вещь;

2. украшения, тропы (от др.-греч. τρόπος – оборот) – риторические фигуры, слова или выражения, используемые в переносном значении с целью усилить образность языка, художественную выразительность речи (эпитеты, метафоры, аллитерации, сравнения, оксюмороны, гиперболы, каламбуры и т. д.);

3. затаенный эффект (раса), особое чувство (бхава) – вкус, возникающий после прочтения произведения, и эмоция, вызываемая этим произведением.

Раса – самое главное. Эмоция вызывается прямым значением слов, прямым названием эмоции, она вызывается и косвенно  –  событием, описанной предметной ситуацией, описываемым пейзажем, композицией, но она не может быть тождественна описываемым объектам. Мы ведь убираем наречия перед глагольными формами, мы не рекомендуем писать «гневно крикнул», «решительно сказал». Все эти эмоции должны возникать из диалога, из контекста. Раса принципиально невыразима, она противоположна простой вещи, украшению. Это – не авторская эмоция, это – внеличностная эмоция, величайшая тайна поэзии. Множество эмоций сочетаются каждый раз в разной пропорции и создают индивидуальный вкус. То ощущение, которое должно остаться после чтения произведений – ощущение прекрасного с собственным, индивидуальным вкусом.

Рассмотрим идею передачи ощущения прекрасного на примере рассказа Сэлинджера «Френни».

В центре рассказа – сцена встречи двух студентов – филологов, парня и девушки, любящих друг друга. Френни приезжает в город, где учится Лейн, на студенческий праздник. Он помог ей поселиться в отеле, и перед праздником они зашли перекусить в ресторан. Френни делится с ним своими переживаниями, связанными с тем, что, играя в студенческом театре, она чувствует, что у нее все получается не то и не так, она пытается искать какие-то новые пути и не находит. Она не способна больше воспринимать поэзию и признает только Сапфо. Стремится понять, для чего человеку дана жизнь, для чего надо заниматься творчеством.

Лейн держится очень уверенно. С его слов, ему не составило труда разобраться в «Дуинских элегиях» Рильке и в сложнейших философско-эстетических мотивах его творчества.

Он, безусловно, интересуется проблемами эстетики, но подходит к этому крайне прагматично. Он хотел бы опубликовать свою последнюю работу о Флобере, хотя и сомневается в ее оригинальности. Уважает литераторов, добивающихся званий и наград.

«Ты разговариваешь точь-в-точь, как ассистент профессора. Приходит такой чудик, все на нем аккуратно: рубашечка, галстучек в полоску. Бегают таких человек десять, портят все, за что берутся, и все они до того талантливые, что рта раскрыть не могут. Прости, я сегодня плохая. Это ужасно. Я просто гадкая». Френни рассказывает Лейну о книге «Путь пилигрима» русского автора, то ли крестьянина, то ли священника, герой которой ищет смысл жизни в странствиях и в беспрестанном шептании молитвы. Типа нашей безостановочной молитвы: «Господи Иисусе, сыне Божий, помилуй мя грешного». Френни говорит, что у нее не хватает мужества стать просто никем.

«Интересная книга. Ты будешь есть масло?» – отвечает Лейн, он слушает и постоянно прерывает ее репликами о качестве салата, о лягушачьих ножках, о запахе чеснока.

Френни без конца извиняется, повторяет: «Прости, сегодня я никакая», корит себя за то, что невнимательна к Лейну. «Эти синтаксические фокусы, испражнения… Становлюсь противной, самовлюбленной, просто пуп земли…»

Лейн отвечает ей, как всегда, приземленно: «Поешь что-нибудь. Мне кажется, тебе принесли очень аппетитный сэндвич…»

Нервы Френни напряжены до предела, она не выдерживает такого непонимания, ее добивает диссонанс, возникший в беседе. Она идет к барной стойке, теряет сознание, падает. Когда приходит в себя, читает безостановочную молитву.

Устами Френни пересказывается главное суждение Анандавардхана (Свет дхвани) о том, что «высказывание не есть дхвани, если проявляемое в нем лишь появляется, но не вызывает ощущения прекрасного».

«Если ты поэт, то должен создавать нечто прекрасное! Я имею в виду, что ты должен оставить ощущение чего-то прекрасного, когда читатель переворачивает страницу».

 

Раса

Давным-давно высокомудрые пророки Иерархии и прочие, укротившие страсти, пришли к добродетельному Бхарате, мастеру театра, во время перерыва в репетициях. Он тогда только что окончил чтение мантры, сделал из цветного песка очередную мандалу и сидел, окруженный своими сыновьями. Высокомудрые пророки, укротившие свои страсти, почтительно спросили у него: «О брахман, как возникла натьяведа, столь похожая на прочие веды, которую ты сочинил? И для кого предназначена она, сколько в ней частей, каковы ее размеры и как должно ее применять? Пожалуйста, расскажи нам подробно обо всем этом». Выслушав мудрых, так сказал им Бхарата в ответ:

«Очиститесь, будьте внимательны и слушайте о происхождении натьяведы, сотворенной Брахмой. О брахманы, давным-давно, когда миновала критаюга, во время которой царил Сваямбхува Ману, а люди стали охочи до чувственных удовольствий, погрязли в желаниях и алчности, и одолели их зависть и гнев, и счастье их смешалось с горем, тогда Джамбудвипа была полна богов, данавов, гандхарвов, якшей, ракшасов и великих урагов». И боги, возглавляемые Индрой, пришли к Брахме и сказали ему: «Мы хотим нечто, что можно было бы слышать и видеть. Поскольку существующие веды не должны достигать слуха тех, кто рожден шудрами, соблаговоли создать другую веду, которая будет принадлежать всем варнам». «Так и быть тому», – ответил Брахма, и, отпустив царя богов, подумал: «Создам пятую веду, которая будет содействовать славе, содержать добрые советы и мудрые изречения, давать наставления грядущим поколениям, обогатит учениями всех и охватит все искусства и ремесла».

Как почувствовать, пощупать раса? Вкус пищи порождается сочетанием различных веществ, соусов и приправ. Также и раса возникает от слияния различных чувств. Как от патоки и прочих продуктов, приправ и соусов образуются шесть вкусов, так и постоянные чувства, сочетающиеся с различными прочими чувствами, приобретают свой вкус.

«Подобно тому, как люди, толк знающие в еде, наслаждаются вкусами пищи, приправленной различными приправами и из разных продуктов приготовленной, точно так же разумные, наслаждаясь постоянными чувствами, связанными с драматическим представлением или чтением поэм и бхава, душой вкушают впечатления, которые они от этого получают».

Раса – особый вид переживания, особое эстетическое удовольствие. Его нельзя сравнивать с тем, что испытывает юноша от согласия возлюбленной стать его женой. Это удовольствие рефлексии, удовольствие наслаждения, исходящего из одного лишь ощущения.

У Бхараты названы восемь раса: любовное, комическое, трагическое, яростное, героическое, устрашающее, отвращающее и волшебное. Бхава порождает раса. Бхарата называет постоянные и преходящие чувства. Считается, что постоянных чувств тоже восемь – любовная страсть, смех, горе и гнев, энергия, страх, отвращение и изумление. Дополнительными чувствами называются тридцать три, а именно: удрученность, изнеможение, тревога, зависть, а также опьянение и усталость, вялость, подавленность, замешательство, отчаяние, воспоминание, уверенность, стыд, неуравновешенность, радость, возбужденность, скованность, высокомерие, отчаяние, нетерпение, сонливость, истерия, дремота, пробуждение, раздражение, скрытность, ярость, рассудительность, болезнь, безумие, умирание, испуг, размышление. Преходящими чувствами считаются восемь: остолбенение, потение, поднятие волосков(?), дрожание голоса, дрожь, побледнение, слезы, обморок.

Бхарата указывает, что секрет успеха драматического действа (он разработал теорию театра) заключен в неторопливости наращивания заданного поэтического настроения, которое достигается постепенным единением логических результатов происходящего с вариациями вспомогательных психических состояний героев. В результате подобного синтеза поэтическое настроение пронизывает действие от начала до конца. Это поддерживали и более поздние теоретики дхвани последующих веков.

Так для создания раса страха рекомендуется использовать следующие дополнительные чувства – уныние, спад, неуверенность, тревога, раздражение, безумие, испуг.

Для создания раса отвращения – такие вспомогательные психические состояния персонажей, как возбуждение, тоска, ощущение страха, тревоги, плохие предчувствия.

Изумление, откровение должны возникнуть в результате следующих промежуточных состояний: беспокойство, радость, воодушевление, возбуждение, затем наступает долгожданное изумление и откровение, которое заканчивается чувством удовлетворения.

«Натьяшастра» Бхараты датируется большинством учёных III–IV веками. Спустя несколько веков Удбхата (VIII–IX века) предложил добавить еще одно поэтическое настроение (раса), девятое по счету – спокойствие, ведущее к отречению от мира.

Девять поэтических настроений, этот стандарт сохранился в индийской теории эстетики до XI–XII веков, до появления Мамматы, который ввел десятое поэтическое настроение – родственной нежности, близости.

 

Цвет раса

Помимо дополнительных и преходящих чувств, сопутствующих конкретным раса, индийская поэтика рекомендует большое количество разнообразных сюжетных и изобразительных средств, направленных на внушение необходимых переживаний, необходимого «послевкусия». В дальнейшем мы обсудим некоторые из них. А сейчас, я хотел бы остановиться на цветовой окраске раса.

О цветовой окраске раса мы можем найти намеки в «Свете дхвани», а также в классических произведениях – в Махабхарате и Рамяне. Соответствие цвета и раса в индийской символике не всегда однозначно. Приведу в качестве примера окраску для девяти раса, которую приводит в своих работах И. Л. Галинская. Окраску десятой раса мне, к сожалению, найти не удалось. Формулировку вида поэтического настроения также повторим вслед за Галинской.

Раса 1 – эротика, любовь – синий, другие темные цвета. В индийской поэтике синим кодируется любовь, т. к. это чувство во многих случаях жизни приносит гибель и зло.

Раса 2 – смех, ирония – белый.

Раса 3 – сострадание (а также – печаль, одиночество, может быть, – богооставленность) – серый.

Раса 4 – гнев, ярость – красный.

Раса 5 – мужество (а также – достоинство, смелость) – оранжевый.

Раса 6 – страх (а до страха, на подходе к страху – уныние, депрессия, неуверенность, тревога, раздражение, безумие, испуг) – черный.

Раса 7 – отвращение (его предваряют возбуждение, тоска, ощущение страха, тревоги, плохие предчувствия) – темно-синий.

Раса 8 – изумление, откровение – желтый.

Раса 9 – спокойствие, мудрость, умиротворение – прозрачный, бесцветный.

Привязку цвета к видам эмоций, поэтических настроений нельзя, видимо, считать жесткой, детерминированной для всех случаев жизни, для всех времен и народов. Вызывает сомнение темно-синяя окраска отвращения. Эта окраска может быть, по-видимому, и темно-фиолетовой. В той же индийской поэзии отвращение часто кодируется зеленым цветом.

Психофизическое воздействие цвета до конца не исследовано и в наши дни. Приведу несколько различных описаний воздействия цвета на настроение человека.

Красный

Самый возбуждающий цвет, он вызывает эмоции позитивного ряда: общий подъем духа, приток энергии, радость, желание двигаться, танцевать, эротические эмоции, стремление к общению с людьми, к творчеству, религиозный экстаз.

Возбуждение может реализоваться и в эмоциях негативного ряда: жестокость, страх, ужас, тревога, чрезмерное напряжение сил, болезненная эйфория, наркотическое действие, раздражение, гнев, ярость, надоедливость, неврастения, ощущение опасности. С красным цветом соотносится холерический темперамент.

Желтый

Желтый цвет – привлекательный, вызывает симпатию и положительные эмоции: веселье, душевную лёгкость, приятное чувство благополучия, счастья, освобождения, независимости, молодости; провоцирует смелость в делах и поступках.

И. В. Гете оценивает желтый цвет весьма положительно: «В своей высшей чистоте желтый всегда обладает светлой природой и отличается ясностью, веселостью и мягкой прелестью. Он производит исключительно теплое и приятное впечатление. Если посмотреть на какую-нибудь местность сквозь желтое стекло, особенно в серые зимние дни, то… глаз обрадуется, сердце расширится, на душе станет веселее; кажется, что на нас веет теплом». Загрязненный и более темный желтый вызывает негативные эмоции: отвращение, брезгливость, отчуждение, неприятие. И. В. Гете пишет далее: «(Желтый) производит неприятное впечатление, если он загрязнен или…сдвинут в сторону холодных тонов. Так, цвет серы, отдающий зеленым, имеет что-то неприятное. Неприятное впечатление от желтого получается, если желтая краска сообщается нечистым и неблагородным поверхностям – обыкновенному сукну, войлоку и тому подобному… Незначительное и незаметное смещение превращает прекрасное впечатление огня и золота в гадливое, и цвет почета и благородства оборачивается в цвет позора, отвращения и неудовольствия».

Зеленый

Чистый (спектральный) зеленый, а также цвет листьев и травы действует на нервную систему положительно: успокаивает раздражение, снимает усталость, умиротворяет, бодрит, дает разрядку нервного напряжения. Иными словами, психологическое воздействие его обратно действию красного.

Синий

Спектральный синий вызывает ощущения покоя, неподвижности, глубины пространства; внушает серьезность, миролюбие, одухотворение, религиозные чувства. С синим связан флегматический темперамент. Это цвет идеала, духовной красоты. Длительное воздействие синего изолирует от реальности, погружает в некий иной мир, свободный от забот и суеты, от власти момента. Синий дает ощущение вечности.

Оранжевый

Тонизирующий цвет, возбуждение от него несколько менее, чем от красного, но раздражающее действие чуть ли не больше, чем у красного. Психологи видят источник этого раздражения в неустойчивости оранжевого, в его колебаниях от красного к желтому и обратно.

Голубой

Промежуточный между синим и зеленым. Богат разновидностями и оттенками – от светло-синего (называемого в просторечье голубым) до бирюзового (типа восточной бирюзы или египетской фритты). В наше время чаще всего встречаем в своем окружении типографский и компьютерный «cyan» – ядовито-голубую краску. Природные голубые, конечно, успокаивают, затормаживают очаги раздражения в коре головного мозга, но искусственный «cyan» даже в небольших дозах нервирует и утомляет. Он хорош только при подмешивании к нему желтого или красного, смягчающих его ядовитость.

Фиолетовый

Крайний цвет оптической области (спектра) – самый коротковолновой. Фиолетовый – это как бы угасший красный. Такой красный, на который набросили синий покров тьмы. «Главное его свойство – двойственность воздействия на психику: он и возбуждает, и угнетает, он соединяет эмоциональный эффект красного и синего цветов, одновременно притягивающий и отталкивающий, полный жизни и возбуждающий тоску и грусть», – писал С. Рубинштейн, советский психолог и философ. «Фиолетовый не столько оживляет, сколько вызывает беспокойство» (Гете).

Приведенные описания дают вариантные описания психологического воздействия цветов. Но, в целом, они не противоречат индийским канонам цветных раса.

 

«Девять рассказов» Дж. Сэлинджера

Насколько я знаю, Сэлинджер не высказывался о символах, закодированных в его книгах. Он вообще почти не высказывался публично о себе, о своих взглядах на жизнь и на литературу.

Писатель-классик, писатель-загадка, на пике карьеры объявивший об уходе из литературы и поселившийся вдали от мирских соблазнов в глухой американской провинции. Его книги, включая культовый роман «Над пропастью во ржи» (Ловец во ржи), стали переломной вехой в истории мировой литературы и сделались настольными для многих поколений бунтарей: от битников и хиппи до представителей современных радикальных молодёжных движений.

Ушел из жизни в 2010 и оставил множество загадок. Многие пытались разгадать темные места в его книгах, приоткрыть занавес его личной жизни. Вышло несколько его биографий. И. Галинская еще в 1985 написала книгу «Тайнопись Сэлинджера». В интернете можно найти несколько очень интересных лекций Андрея Аствацатурова: «Загадка Сэлинджера», «Сэлинджер и Апдайк – искушение богооставленностью», «Джером Д. Селинджер. „Девять рассказов. Поэтика“». Пытался промоделировать жизнь Сэлинджера и современный французский прозаик и критик Ф. Бегбедер в своей книге «Уна & Сэлинджер».

Высказывались мысли о том, что Сэлинджер использовал индийскую эстетику и концепцию «цветных раса» в своих рассказах. Так ли это на самом деле? Очень даже возможно. Совпадений много. Сэлинджер интересовался дзэн. В его рассказах можно найти размышления персонажей о дзэн-буддизме. Много сюжетных совпадений, связанных с традициями индуизма. Насколько он сам серьезно относился к этому? В какой степени это было его иронией? Какой выход он нашел для себя лично в нашем жестоком и бессмысленном мире? Все это остается загадкой для нас. Которая, возможно, никогда не найдет своего разрешения.

Но то, что книга «Девять рассказов» написана под влиянием «Натьяшастры» и «Света дхвани», это, видимо, верно. Девять рассказов – девять раса. И порядок их расположения в книге совпадает с порядком перечисления раса. Литературные приемы, используемые в этих рассказах, а также символика цветов, используемых в разных раса, все это неоднократно напоминает нам о родственных связях «Девяти рассказов» с индийской эстетикой.

Теперь коснемся десятой раса – поэтического настроения родственной нежности, близости, для которого цветного эквивалента, мне кажется, нигде не обозначено. Сэлинджер придавал, видимо, особое значение этим чувствам и переживаниям. Именно десятой раса он посвятил несколько своих книг, посвященных семье Глассов: «Выше стропила, плотники», «Френни», «Зуи», «Симор. Знакомство», «Хэпворт 16, 1924». Сюжеты о семействе Глассов и сопровождающие их настроения родственной нежности мы найдем также в некоторых из «Девяти рассказов»: «Отличный день для банановой сельди», «Дядюшка Виггили в Коннектикуте», «В ялике», возможно – в «Посвящается Эсме, с любовью и сердоболием».

Мы с вами ограничимся девятью цветными раса.

«Девять рассказов» – девять жемчужин в творчестве Сэлинджера. Недаром их создателя авторитетные литературные критики называют рассказчиком от Бога. Его творчество – глубоко и значительно, речь – богата и блистательна, герои – искренни и незабываемы, стиль прозы – безупречен.

Сэлинджер завораживает нас, он умеет писать о каких-то будничных, вроде бы ничего не значащих делах так, что у нас сразу в голове возникает театральная мизансцена и вырисовывается характер.

«Телефон звонил, а она наносила маленькой кисточкой лак на ноготь мизинца, тщательно обводя лунку. Потом завинтила крышку на бутылочке с лаком и, встав, помахала в воздухе левой, еще не просохшей рукой. Другой, уже просохшей, она взяла переполненную пепельницу с диванчика и перешла с ней к ночному столику – телефон стоял там. Сев на край широкой, уже оправленной кровати, она после пятого или шестого сигнала подняла телефонную трубку.

– Алло, – сказала она, держа поодаль растопыренные пальчики левой руки и стараясь не касаться ими белого шелкового халатика, – на ней больше ничего, кроме туфель, не было – кольца лежали в ванной.

– Да, Нью-Йорк, миссис Гласс, – сказала телефонистка.

– Хорошо, спасибо, – сказала молодая женщина и поставила пепельницу на ночной столик».

Может быть, кто-то вспомнит описание Хемингуэя, как старик закидывал на пальцы и закреплял веревку в своем знаменитом «Старике и море». Та же магия, то же «делание» нечто из ничего.

 

Как создать поэтическое настроение

Вряд ли я сумею рассказать вам, как это делал Сэлинджер. Я не знаю. А если бы и знал, не сумел бы. Это магия. Можно читать и перечитывать его рассказы и смаковать послевкусие. Разве этого мало?

А вот как он использовал некоторые рекомендации древних мыслителей и знатоков эстетики искусств, об этом можно поговорить. Надо только, чтобы вы неплохо знали эти рассказы. И, наверное, чтобы вы их любили. Потому что, если они вам не нравятся, если они не добрались до вашего ума и сердца, тогда зачем нам вообще об этом говорить?

Я буду перечислять рассказы и приводить примеры использования тех или иных литературных приемов, использованных для внушения нам соответствующего поэтического настроения. Этот анализ заимствован и цитируется в основном из публикаций И. Галинской.

Синий раса – эротика, любовь.

«Отличный день для банановой сельди» (российскому читателю известно название «Хорошо ловится рыбка-бананка»)

Вот вам и уведомление просвещенного читателя о раса 1. Название открывающего сборник рассказа «Отличный день для банановой сельди» уже создает ощущение поэтического настроения эротики, любви. Ведь входящее в него слово «банан» традиционно связано в народном представлении индусов с любовью.

Новелла состоит из двух сцен и эпилога. Симор Гласс и его жена Мюриэль отдыхают во Флориде. В отсутствие мужа Мюриэль разговаривает по телефону с находящейся в Нью-Йорке матерью. Разговор идет о Симоре, которого теща считает человеком психически неуравновешенным, в связи с чем и обеспокоена судьбой дочери. В это же самое время на пляже близ отеля Симор беседует с трехлетней девочкой Сибиллой. Он рассказывает ей сказку о банановых селедках (bananafish – один из сортов промысловой сельди), которые заплывают в подводную банановую пещеру, объедаются там бананами, заболевают банановой лихорадкой и умирают. По другой версии, объевшаяся бананами и раздувшаяся селедка не может уже выбраться из пещеры. Симор возвращается в гостиницу и, взглянув на спящую на кровати жену, достает пистолет и стреляет себе в висок.

В соответствии с теорией «дхвани-раса», поэтическое настроение «слышится» читателю, «как отзвук, как эхо». В рассказе подчеркивается бледность героя, а также в различных сочетаниях повторяется эпитет «синий». В этих повторах также передается информация о поэтическом настроении рассказа – эротике, любви. И в «Махабхарате», и в «Рамаяне» бледность персонажей – признак их одержимости любовью, а эпитет «синий» вызывает ассоциацию с синим цветком лотоса – непременным атрибутом бога любви Камы.

Следует также иметь в виду, что чувство любви, особенно нормальная человеческая любовь, ведущая к продолжению жизни, положительной эмоцией в древнеиндийской философии не считается. Основной постулат мировоззрения индуизма как раз и состоит в том, что всякое желание человека, в том числе и любовное, ведет не к добру, а к несчастью и злу, отчего и бог любви Кама в индийском эпосе отнюдь не носитель добра, он даже сливается порой с образом злого духа Мары – символом соблазна и греха. Любовь для индуиста – это, безусловно, зло потому, что она порождает низменные побуждения по отношению к другим. Вот и в данном рассказе трехлетняя Сибилла, испытывающая симпатию к Симору и ревнующая к нему свою подружку Шерон, требует, чтобы он столкнул Шерон с табуретки, если та снова подсядет к нему, когда Симор будет музицировать в салоне.

Индуистская философия различает в чувстве любви десять стадий, рассматривая их исключительно как дорогу к смерти, которая наступает от душевной болезни, либо в результате самоубийства. В новелле «Отличный день для банановой сельди» теща Симора Гласса считает его душевнобольным, а в эпилоге он стреляется.

У читателя может возникнуть вопрос, почему у селедки, о которой Сибилле рассказывает Симор, во рту 6 (именно шесть!) бананов? И почему другая селедка, оказавшись в пещере, съедает 78 бананов? Что стоит за этими числами? Начнем с того, что в индийской традиции банан не только символ любви, но еще и знак непрочности, слабости, ведь ствол бананового дерева образован не из древесины, а из наслоений листьев. «В мире нет костяка, он подобен поросли банана», – сказано в «Махабхарате». «Нестойкий банан», – говорится там же о человеке. В свою очередь, числа 6 и 78 находим в двух древнеиндийских классификациях – человеческих страстей и причин, которые порождают жажду жизни (танха), приводящую человека к гибели. Называются 6 видов «нечистых» страстей, «загрязняющих ум»: любовь, ненависть, гордыня, невежество, ложные взгляды, сомнения. А танху по второй классификации вызывают пять чувств и память. Но, в зависимости от того, в каких комбинациях чувств и памяти проявляется танха, она может иметь 36, 78 и даже 108 видов. По всей вероятности, 6 бананов во рту одной из Симоровых селедок и олицетворяют 6 видов «нечистых» страстей, а 78 бананов, съеденных другой рыбкой, равнозначны 78 видам жажды жизни.

«Когда Симор, подшучивая над маленькой девочкой, рассказывает ей о сказочной банановой сельди, которая заплывает в пещеру, где ест много бананов, но погибает, потому что не пролезает в двери, он фактически имеет в виду свою женитьбу», – пишет американский критик О’Коннор. Однако, смерть в индуизме имеет два противоположных толкования, она – величайшее горе и величайшее счастье. Горе, если ведет к новому перевоплощению, т. е. продолжению жизни, а, следовательно, и к повторению земных страданий; счастье, когда является переходом к вечному блаженству, исключающему дальнейшие земные воплощения.

Белый раса – смех, ирония.

«Дядюшка Виггили в Коннектикуте»

В русских переводах второй рассказ сборника выходил под названиями «Лодыжка-мартышка» и «Лапа-растяпа». Дядюшка Виггили, точнее, старый хромой кролик Дядюшка Виггили Длинные Ушки – главный герой детских книг американского писателя начала XX в. Говарда Гэриса, до сих пор любимых юными читателями. Старый кролик Дядюшка Виггили страдал ревматизмом, у него болели ноги, и поэтому он ходил с костылем. Этот персонаж и одновременно игрушка столь же популярны у американских детей, как у нас Буратино.

В рассказе описана встреча двух университетских подруг, посещавших когда-то семинар по психоанализу. Их встреча происходит спустя некоторое время после окончания второй мировой войны. Одна из подруг, Элоиза, – хозяйка добропорядочного средне-буржуазного дома, другая, Мэри-Джейн, – ее гостья. Подруги беседуют, то и дело прикладываясь к виски с содовой. Выясняется, что Элоиза тоскует по своему погибшему во время войны другу студенческих лет Уолту. Именно он назвал Элоизу, когда она подвернула ногу, Дядюшкой Виггили и, вообще, замечательно умел ее развлекать и смешить. Выясняется, что воспоминания о нем, теперь единственное, что скрашивает ее, казалось бы, респектабельную, а в действительности, унылую жизнь хозяйки дома – жизнь, тоскливость и безотрадность которой она бессильна изменить, как с помощью новейших теорий психоанализа, так и без него.

Ситуация, в которой находится героиня новеллы, постоянно воспроизводится в играх ее маленькой дочери Рамоны. Девочка то и дело слышит от матери о погибшем, но незримо присутствующем в доме Уолте. Не имея друзей-сверстников, она придумывает себе несуществующих дружков, которые затем так же, как Уолт, в ее играх постоянно погибают.

Эта параллель восходит к одному из композиционных приемов индийской литературы, соединению парных строф, трактующих одну тему в разных планах, положительном и отрицательном. Например, маленькая Рамона предана своим вымышленным друзьям всей душой, готова ради них на жертвы, тогда как ее мать, сама того, возможно, не понимая, просто скучает и вспоминает о человеке, с которым ей было приятно и весело проводить время. Самоотверженная, «дающая» любовь противопоставляется любви эгоистической, «берущей».

Выраженное в произведении должно быть более красиво, чем проявляемое, а внушаемому читателю поэтическому настроению надлежит в данном случае отступить на второй план. «Поэтическое настроение, – пишет Анандавардхана, – тут вторично и должно быть „похоже на царя, следующего за своим приближенным во время его свадьбы“». Выраженное в рассказе – самоотверженная, бескорыстная любовь девочки – более красиво, чем проявляемое – эгоистическое чувство ее матери. Отступившее же подобно «царю на свадьбе приближенного». Поэтическое настроение новеллы «Дядюшка Виггили в Коннектикуте» – смех, ирония. Древнеиндийская поэтика требует, чтобы скрытый смысл произведения воспринимался подобно тому, как после удара колокола слышится гудение. Сэлинджер использует разные методы, чтобы внушить нам послевкусие заданного поэтического настроения – смеха и иронии.

Внушению каждого поэтического настроения школой «дхвани-раса» предписано употребление своего цвета, о котором авторам рекомендовалось настойчиво упоминать в ходе повествования. У поэтического настроения эротики, любви (раса 1) он темный (отчего в рассказе «Отличный день для банановой сельди» доминирует темный цвет океана и темнота подводной пещеры), а у произведений, которые должны вызывать «вкус» смеха, иронии (раса 2), он белый, потому что с белым цветом, как правило, соотносится смех в индийской символике. Читаем у Анандавардханы: «Наступил долгий период времени, именуемый летом, и, громко смеясь белым, как цветущий жасмин, смехом, поглотил два месяца поры цветов». В рассказе «Дядюшка Виггили в Коннектикуте» и эта рекомендация аккуратно выполняется Сэлинджером: за окнами дома, в котором происходит действие, все покрыто изморозью.

Теоретики школы «дхвани-раса» писали о том, что в литературных произведениях, внушающих юмористическое или сатирическое настроение, поведение персонажей или их одежда, или речь должны отклоняться от нормы. В рассказе «о дядюшке Виггили» подруги, которые вначале шутят и смеются вполне естественно, постепенно, под влиянием выпитого, становятся все более и более странными. Они раздеваются, ведут себя неадекватно. Их веселье переходит в истерический смех, а затем в пьяное рыдание.

Серый раса – сострадание.

«Перед самой войной с эскимосами»

Раса 3 определяет индуцированные чувства не всегда точно и однозначно. Термины «шока» и «каруна», соответствующие раса 3, переводятся не только как «скорбь» и «патетика», но могут быть определены рядом других слов этого психологического спектра, такими как грусть, печаль, горесть, сострадание, сопереживание, отзывчивость, сочувствие, милосердие.

Кроме того, внушение читателю главного поэтического настроения отнюдь не исключает возможности передачи читателю других переживаний, одного или нескольких из оставшихся восьми. Девять чувств могут быть то главными, то второстепенными, в зависимости от того, какую они роль играют.

В рассказе «Перед самой войной с эскимосами» таким второстепенным чувством, внушаемым для усиления главного (сострадания), является поэтическое настроение любви. Мы понимаем, что у пятнадцатилетней Джинни, наряду с состраданием к брату ее соученицы, двадцатичетырехлетнему Фрэнклину, возникает неосознанная влюбленность.

Школьницы Джинни Мэнокс и Селена Графф возвращаются в такси с теннисной тренировки. Они договорились платить за такси пополам, но вот уж в четвертый раз Селена почему-то забывает платить. Обиженная Джинни требует, чтобы та сегодня же возместила ей половину расходов. Поскольку нужной суммы у Селены с собой нет, девочки заходят к Граффам. Должница отправляется за деньгами в комнату матери, а Джинни ждет в гостиной, куда в поисках домашней аптечки входит порезавший себе палец брат Селены Фрэнклин.

Фрэнклин, страдавший болезнью сердца, в прошедшую войну в армии не служил, но все военные годы работал на авиационном заводе. Родители хотели бы, чтобы сын завершил образование, но сам он считает, что возвращаться в колледж ему поздно. А что еще делать – не знает. Фрэнклин безответно влюблен в старшую сестру Джинни, собирающуюся замуж. Джинни решает, что он просто «лопух», неудачник, но вместе с тем чувствует, что Фрэнклин очень кроткий и добросердечный. Полагая, что девочка после тенниса проголодалась, Фрэнклин, уходя из гостиной, сует ей сэндвич с курицей. Когда Селена спустя какое-то время приносит деньги, Джинни отказывается от них под предлогом того, что Селена приносила на тренировку мячи, не требуя компенсации. И добавляет: «У тебя на вечер никаких особых планов нет? Может, я зайду?». Селена удивлена, ведь до этого они с Джинни не были подругами. Выйдя на улицу и опустив руку в карман пальто, Джинни находит сэндвич Фрэнклина. Она хочет его выбросить, по почему-то не может этого сделать. И вспоминает, что несколько лет назад ей понадобилось три дня, чтобы заставить себя выбросить пасхального цыпленка, которого она нашла мертвым в опилках, на дне своей корзины для бумаг.

Поэтическое настроение рассказа – сострадание – внушается читателям, не наращиваясь постепенно как в предыдущих двух рассказах, скрытый смысл чувствуется здесь непосредственно одновременно с буквальным. Прост и примененный Сэлинджером прием параллелизма. В гостиной, в промежутке между возвращением Селены и уходом Фрэнклина, появляется приятель последнего Эрик, который в ожидании товарища рассказывает Джинни о бездомном писателе, которого он, пожалев, приютил у себя и познакомил с нужными тому людьми. Кончается все тем, что новый друг обокрал своего благодетеля и скрылся. Суть параллели состоит в том, что движение чувств у Джинни к Селене и Фрэнклину идет от обиды к состраданию, а во вставном эпизоде чувства движутся в обратном порядке – от сострадания к обиде.

Указание на главное поэтическое настроение – сострадание – содержится в так называемом проявляющем слове, в имени одной из девочек – Селены, напоминающем о луне. В древнеиндийском эпосе, в «Рамаяне», например, со светом луны сравниваются сострадание, милосердие. Что же касается введения в текст доминирующего цвета, то «раса 3» требует серого цвета. В данном рассказе Сэлинджером использует этот цвет в двух эпизодах, в рассказе Фрэнклина и в рассказе Эрика, когда комнату заволакивает табачный дым.

В 1949 г. писатель был удостоен за этот рассказ премии имени О’Генри. А вскоре о нем стали писать, как о литературном произведении, в котором Сэлинджер показал истоки процесса отхода детей от отцов, который в конце 40-х годов в США лишь зарождался.

Красный раса – гнев, ярость.

«Человек, Который Смеялся»

Мужчина лет сорока вспоминает события, свидетелем которых он был в девятилетнем возрасте. Вместе с другими детьми он оставался после школы на попечении студента Джона Гедсудски, который зарабатывал себе на учебу и жизнь трудом воспитателя. Тот развлекал ребят, играя с ними в футбол или бейсбол в одном из нью-йоркских парков. А по дороге рассказывал им историю о благородном разбойнике по имени Человек, Который Смеялся. В их поездках принимала участие красивая девушка Мэри Хадсон из богатой семьи, подруга Джона. Мэри встречалась со своим возлюбленным втайне от родителей. Пока Мэри ездила вместе с ребятами и принимала участие в их играх, Человек, Который Смеялся, одерживал над своими противниками победу за победой, и его приключения казались нескончаемыми. Но когда Мэри пришлось все-таки расстаться с Джоном, дети услышали из уст своего воспитателя грустный рассказ о том, как Человек, Который Смеялся, был пойман своими врагами и в страшных мучениях погиб.

Правила воплощения в тексте внушаемого эффекта гнева, ярости требуют использования ряда специфических приемов:

– усложненной композиции;

– применения местами устрашающего, напыщенного стиля (классическим примером этого являлся центральный эпизод «Махабхараты», в котором показана битва героев-пандавов с их злейшим врагом Дурьодханой: кровь льется рекою, обагряет руки героев, на врага обрушиваются страшные удары палицы и т. п.);

– доминирования красного цвета (в индийской символике цветов красный цвет связан с трауром, смертью);

– употребления различного рода удвоений согласных и длинных сложных слов.

«Нехорошо описывать ярость… совсем без сложных слов», – утверждал Анандавардхана.

Все эти требования неукоснительно соблюдаются автором.

При построении сюжета использован сложный параллелизм, композиция, именуемая «системой вложенных коробок»: события из жизни Джона Гедсудски, Мэри Хадсон и детей перемежаются с эпизодами истории Человека, Который Смеялся.

История Человека, Который Смеялся, выдержана в устрашающем, напыщенном стиле. Вот, к примеру, ее концовка: «Горестный, душераздирающий стон вырвался из груди Человека. Слабой рукой он потянулся к сосуду с орлиной кровью и раздавил его. Остатки крови тонкой струйкой побежали по его пальцам, он приказал Омбе отвернуться, и Омба, рыдая, повиновался ему. И перед тем, как обратить лицо к залитой кровью земле, Человек, Который Смеялся, в предсмертной судороге сдернул маску». В истории Человека, Который Смеялся, все время льется кровь. Само слово «кровь» и различные производные от него повторяются в рассказе Джона десять раз.

Лицо Человека, Который Смеялся, скрывалось под алой маской из лепестков мака. В конце рассказа бьется по ветру у подножья фонарного столба обрывок тонкой оберточной бумаги алого цвета, очень похожий на эту маску.

В каждом абзаце рассказа автор употребляет в среднем десять слов с удвоенными согласными, а также, на протяжении всего текста, множество трех – и четырехчленных сложных слов, а в одном случае сложное слово даже состоит из девяти членов – a some-girls-just-don’t-know-when-to-go-home look.

Оранжевый раса – мужество (а также – достоинство, смелость).

«В ялике»

Согласно правилам теории «дхвани-раса», создание настроения мужества требует использования сложного сюжета, повествующего о воинской смелости, мужественных поступках, уверенности в себе, широте взглядов и, наконец, о радости. Рассказ сконструирован по канонам детективного жанра, и в ее сложном сюжете отражены все названные выше состояния.

В разговоре прислуги на кухне дома Тенненбаумов настойчиво повторяется слово «расстроиться», отчего при этом расстроена кухарка, остается неясным. Правда, из дому на озеро сбежал четырехлетний сын Тенненбаумов Лайонел и сидит там в отцовском ялике, покачивающемся у самого конца мостков на привязи. На дворе октябрьский вечер, и на озере, как и на берегу, никого нет, но похоже, что кухарку волнует нечто другое. Читатель узнает, что малыш убегает не в первый раз и делает это под влиянием обиды или жалости и ведет себя при этом поистине героически. В три года, в середине февраля, он удрал в Центральный парк Нью-Йорка. Нашли его ночью. В парке никого не осталось. Разве что, бандиты, бродяги да какие-нибудь помешанные. Он сидел на эстраде, где днем играет оркестр, и катал камешек взад-вперед по щели в полу. Замерз до полусмерти…

Появляется мать Лайонела, Бу-Бу Тенненбаум (урожденная Беатриса Гласс), она отправляется на озеро и пытается уговорить сына вернуться домой, хочет узнать, что произошло. Изображает себя боевым адмиралом, а сына – одним из его подчиненных, старым морским волком, но мальчик игры не принимает: «Ты не адмирал. Ты – женщина».

Не помогает матери и брошенный в лодку пакет с цепочкой для ключей, о которой тот давно мечтал. Лайонел швыряет пакет за борт. А перед тем он выбросил в воду маску, в которой нырял сам дядя Симор Гласс. Вызов во взгляде малыша внезапно уступает место слезам, и он разражается бурными рыданиями. Тогда-то мать, не опасаясь уже, что ребенок прыгнет в холодную воду, подтягивает ялик к мосткам, спускается в лодку и принимается утешать сына.

Читатель узнает причину побега мальчика, а заодно и причину расстройства кухарки. Оказывается, мальчик услышал, как кухарка назвала его отца «большим грязным июдой». Мать встречает это сообщение со спокойным достоинством.

– А ты знаешь, что такое иуда, малыш?

– Чуда-юда… это в сказке… такая рыба-кит…

Здесь игра слов: «kike-kite» («еврей», «воздушный змей»), в английском тексте рассказа слова кухарки «большой грязный еврей» были поняты мальчиком как «большой грязный воздушный змей».

Концовка рассказа радостная. К дому мать и сын «не шли, бежали наперегонки. Лайонел прибежал первым».

Обратимся еще раз к каламбуру «kike-kite». Помимо звукового сходства этих слов, сыгравшего важную сюжетообразующую роль, Сэлинджер, возможно, воспользовался словом «kite», которое в английском языке означает еще и «делать что-либо с необычайной силой», уже в других целях. Обыгрывание разных значений одного слова было широко распространено в древнеиндийской классической литературе, а в данном случае оно помогло внушению настроения мужества.

«Потаенными возбудителями» настроения мужества считается преобладание в произведении померанцевого цвета (померанцевый – оранжевый, рудожелтый, жаркий. В. Даль) и употребление сложных слов. Отцы-основатели индийской эстетики полагали, что употребление сложных слов способно вызывать поэтические настроения не только ярости (гнева) и героизма (мужества), но и страха, изумления. В рассказе Сэлинджера мы находим несколько трехчленных слов типа «matter-of-factly», а померанцевый цвет среди всех других, в нем, действительно, доминирует, выделяется. На дворе бабье лето (по-английски – «Indian summer» – «индийское лето»), золотая осень, и все освещено низким предвечерним солнцем.

Черный раса – страх.

«Посвящается Эсме, с любовью и сердоболием»

Легендарный Бхарата указывал, что секрет успеха драматического действа заключен в неторопливости наращивания заданного поэтического настроения, которое достигается постепенным единением логических результатов происходящего с вариациями вспомогательных психических состояний героев. В свою очередь, для каждого поэтического настроения был определен собственный перечень вспомогательных психических состояний. Для настроения страха подобными психическими состояниями являются, как я указывал ранее, уныние, депрессия, тревога, раздражение, безумие, испуг. Сэлинджер в точности придерживается этой цепочки.

Американский писатель намерен послать в 1950 г. на правах свадебного подарка девятнадцатилетней англичанке Эсме посвященный ей рассказ (его-то мы и читаем). Автор встретился с Эсме, когда той было тринадцать лет, а он с другими американскими солдатами проходил в Девоншире подготовку в школе разведчиков перед открытием второго фронта в Европе. В школе среди солдат царило уныние.

За несколько часов до отправки солдат в Лондон герой рассказа знакомится в кафе с Эсме. Девочка зашла туда с маленьким братом в сопровождении гувернантки и вежливо обратилась к солдату, потому что тот показался ей чрезвычайно одиноким. Выяснив, что ее новый знакомый – начинающий писатель, она просит его написать когда-нибудь специально для нее рассказ, в котором бы говорилось про сердоболие. Девочка берет у солдата адрес и обещает написать ему на фронт письмо. На прощанье Эсме учтиво желает ему вернуться с войны невредимым и сохранить способность «функционировать нормально».

Во второй части читатель встречается в Германии, спустя несколько недель после окончания второй мировой войны, со старшим сержантом Иксом. Понятно, что рассказчик в первой части и старший сержант Икс – одно и то же лицо. Он только что вернулся из госпиталя, куда он попал, пройдя войну, ввиду нервного расстройства; он не сохранил способности «функционировать нормально» и все еще находился в тяжелой депрессии. Икс пытается читать роман, перечитывает по три раза каждый абзац. Ему кажется, «будто мозг сдвинулся с места и перекатывается из стороны в сторону, как чемодан на пустой верхней полке вагона». Отложив роман, Икс открывает принадлежавшую бывшей хозяйке квартиры книгу Геббельса и перечитывает сделанную ею на первой странице надпись: «Боже милостивый, жизнь – это ад». Затем взял огрызок карандаша и с жаром приписал по-английски: «Что есть ад? Страдание о том, что нельзя уже более любить». Он начал выводить под этими словами имя Достоевского, но вдруг увидел – и страх волной пробежал по всему его телу, – что разобрать то, что он написал, почти невозможно.

С шумом распахивается дверь, в комнату входит капрал Зед, здоровенный грубый самодовольный детина, вызывающий у Икса неистовое раздражение. У Зеда в одном из последних боев было нечто вроде приступа безумия – во время долгого артобстрела, лежа в яме рядом с джипом, он в упор расстрелял из пистолета кошку, вскочившую на кузов машины. Глядя на Зеда, Икс чувствует приступ тошноты, а после его ухода смотрит на дверь, кладет голову на руки и закрывает глаза. Икс получает письмо от Эсме и часы ее отца. Девочка посылала часы ему на счастье, как талисман, когда еще шла война, и посылка бесконечно скиталась вслед за ним по различным воинским частям. Взяв часы и обнаружив, что при пересылке стекло треснуло, Икс думает с испугом о том, нет ли там еще каких-либо повреждений? Завести часы и проверить их у него не хватало духу. Внезапно, как ощущение счастья, пришла сонливость, а вслед за нею мысль о том, что снова есть шанс обрести возможность «функционировать нормально».

Все шесть вспомогательных психических состояний, связанных с неторопливым движением сюжета, в рассказе налицо. Доминирует предписанный черный цвет: в первой, «английской» части рассказа то и дело настойчиво упоминается, что на дворе темно, ибо погода стоит ужасная, мрачная, беспрерывно льет дождь; во второй, «германской» части, время действия – поздний вечер. Введено в рассказ также принадлежащее к комплексу средств внушения поэтического настроения страха длинное сложное слово – a few don’t-tell-me-where-to-put-my-feet.

Если для читателя, не знакомого с основными категориями древнеиндийской философии, рассказ «Посвящается Эсме» предоставляет возможность для самых разнообразных толкований, то с позиций названных учений, он трактуется совершенно однозначно: осознав иллюзорность своего существования, сержант Икс избавился от страха. Здесь словами выражено одно, а подразумевалось прямо противоположное. К этому же виду дхвани принадлежит и открывающий сборник рассказ «Отличный день для банановой сельди». Ведь в нем, как мы уже говорили, автор, в отличие от «неосведомленного читателя», трагическое усматривает не в смерти, а в жизни.

Темно-синий раса – отвращение.

«И эти губы, и глаза зеленые»

Американские критики А. Кейэина и Дж. Хейгопиена отмечали, что рассказ пронизывает чувство отвращения

В индийской поэтике этот канон обусловлен рядом довольно сложных правил. Объясняется это тем, что в литературных произведениях, где царит и правит бал эффекта отвращения, подразумеваемое и выраженное находятся в глубоком противоречии. Чтобы снять это, чувство отвращения к происходящему внушается читателю посредством совершенства формы, за счет высокого мастерства обрисовки безобразного, которое доставляет читателю поэтическое удовольствие, эстетическое наслаждение. При этом некоторые поэтические настроения считаются несовместимыми. Поэтическое настроение отвращения несовместимо, например, с поэтическим настроением любви. Но, если автор хочет все-таки совместить несовместимые настроения, он должен ослабить одно из них (в данном случае – настроение любви) и не доводить до полного расцвета. Считается, что создание настроения отвращения невозможно, если в текст произведения не введены такие состояния героев, как возбуждение, тоска, ощущение страха, тревоги и предчувствие чего-то неприятного.

Поздней ночью седовласый, холеный и вполне моложавый, преуспевающий адвокат Ли спрашивает свою любовницу, синеглазую красавицу Джоан, не возражает ли та, если он поднимет трубку неожиданно зазвонившего у их постели телефона. В дальнейшем происходят два телефонных разговора Ли с мужем Джоан, его приятелем и коллегой Артуром. Тот звонит из дому, пытается выяснить, знает ли его друг, с кем уехала Джоан с многолюдного раута, на котором они были вечером. Ли советует другу не волноваться, держать себя в руках, расслабиться и спокойно ждать возвращения супруги. Она, видимо, уехала с супругами Элленбогенами, любителями повеселиться в ночных клубах. «Ты, Артур, просто делаешь из мухи слона», – добавляет Ли. Но возбужденный муж объясняет, что, возвращаясь с работы, он еле сдерживается, чтобы не искать по стенным шкафам спрятанного там полицейского, лифтера или курьера, словом, кого-либо из возлюбленных жены. Ли не хочет в это верить: Джоан слишком умна, у нее слишком хороший вкус, чтобы «опуститься» до лифтера или рассыльного. Артур же пытается убедить друга, что у Джоан животные инстинкты, и они много сильнее ума. Потом разговор переходит на другую тему. Выясняется, что Артур свой последний процесс проиграл и теперь в страхе и тоске переживает от того, что заказчик откажется от его услуг. Он возбужденно рассказывает, что прошлым летом хотел развестись с Джоан, у него слишком слабый характер, а Джоан нужен грубый молчаливый мужлан, который бы время от времени ее поколачивал, но не нашел в себе сил сделать это. Джоан не только не уважает его, но и нисколечко не любит. Артур вспоминает, как ухаживал за Джоан и посылал ей стихи, в которых были строки о прекрасных губах и зеленых глазах. Разговор окончен, и Ли кажется, что он провел его не совсем удачно. Телефон звонит снова. Это опять Артур, он радостным голосом сообщает Ли, что Джоан только что возвратилась домой, а он хотел бы посоветоваться с Ли по адвокатским делам. Сославшись на головную боль, Ли просит перенести разговор на утро, а когда Джоан обращается к нему, долго молчит, а потом просит оставить его в покое.

Почему этот рассказ с банальным сюжетом сразу вошел в антологию лучших американских произведений? Почему он «хватает» читателя за душу? Банальный сюжет вовсе не противоречит установкам эстетических теорий древней Индии. «Сообразность с общеизвестным – вот высшая тайна раса», – писал Анандавардхана.

Что мы наблюдаем в этом рассказе? Во-первых, «настроение любви», согласно «правилу соответствия», не расцветает в нем полностью. Во-вторых, в композиции последовательно появляются все необходимые вспомогательные состояния персонажей: возбуждение, тоска, ощущение страха, тревоги и предчувствие чего-то неприятного.

В традиционной индийской поэтике существуют еще некоторые менее важные рекомендации, относящиеся к специфике раса 7. Рекомендовалось доминирование темно-синего цвета и употребление неприятных для слуха слов, в которых используются фонемы «ш», «с» в сочетании с «р», «дх».

В рассказе многократно встречаем неблагозвучные слова «ash» (пепел) и «ashtray» (пепельница). Джоан и ее любовник беспрерывно курят, вся их постель усыпана пеплом. Текст пронизывают бесчисленные сочетания согласных типа «грхд», «штр» и др. («gray-haired» – седовласый), глаза у Джоан темно-синие (почти фиолетовые), сообщение об их цвете настойчиво сопровождает нас на протяжении всего текста.

Желтый раса – изумление, откровение.

«Голубой период де Домье-Смита»

Тридцатидвухлетний художник вспоминает эпизод из своей жизни, относящийся ко времени, когда ему было девятнадцать лет, и он после смерти матери вернулся с отчимом из Парижа в Нью-Йорк. Американская жизнь казалась ему чужой и враждебной. Он живет с отчимом в дорогом отеле и посещает художественную школу. Как-то он прочел в газете объявление о том, что дирекция заочных курсов живописи в Монреале приглашает на работу квалифицированных преподавателей. Директор курсов месье Йошото из Токио предлагает желающим срочно прислать на его имя заявления и образцы работ. Юноша немедленно посылает заявление, в котором в числе целого ряда выдуманных фактов своей биографии сообщает, что зовут его Жан де Домье-Смит, что Пабло Пикассо – давний друг его семьи, а сам он – известнейший во Франции художник. К концу недели приходит положительный ответ, и радостно взволнованный де Домье-Смит выезжает в Монреаль.

Когда месье Йошото и его новый сотрудник вошли в помещение школы, в одну большую комнату с крохотной незапиравшейся уборной, их встретила крупная седовласая дама, мадам Йошото, а весь персонал школы, как оказалось, состоит из японской четы и их нового сотрудника.

Работа заключалась в том, чтобы вносить поправки в присланные заочниками рисунки и отсылать их обратно, со своими замечаниями. Среди рисунков заочников оказалась работа монахини, сестры Ирмы. Юноша приходит в величайшее воодушевление от ее талантливых рисунков и отсылает Ирме длинное письмо, в котором хвалит ее работу и предлагает встретиться с нею лично.

В ожидании ответа от сестры Ирмы жизнь кажется юному художнику беспросветно унылой. Ответ от Ирмы так и не пришел. Вместо него приходит письмо от настоятельницы монастыря о том, что сестре Ирме дальнейшие занятия на курсах запрещаются. Домье-Смит в отчаянии пишет сестре Ирме снова, но так письма и не отправляет, потому что у витрины магазина ортопедических принадлежностей его неожиданно посетило мистическое озарение, изумление, откровение. Внезапно вспыхнуло гигантское солнце и полетело ему прямо в переносицу. Ослепленный, перепуганный, он уперся в стекло витрины, чтобы не упасть. Вспышка длилась несколько секунд. Когда ослепление прошло, он попятился от витрины и ходил, пока не перестали подкашиваться колени. Позже он записал в дневник: «Отпускаю сестру Ирму на свободу, пусть идет своим путем. Все мы – монахини».

Согласно теории «дхвани-раса», внушение настроения изумления и откровения должно производиться путем описания различных переживаний героя: от ощущений беспокойства, неустроенности до прихода, в конце концов, через радость, возбуждение и самое изумление, откровение – к удовлетворенности. Все это мы и находим в рассказе. Вначале герой неспокойно чувствует себя в Нью-Йорке, затем радуется месту преподавателя заочных курсов, испытывает воодушевление, возбуждение, обнаружив талант у монахини Ирмы, и, познав состояние величайшего изумления и откровения, приходит в итоге к удовлетворенности, по-новому начиная относиться к тем жизненным проблемам, которых раньше не понимал и которые казались ему неразрешимыми. Вот, что думает об этом герой: «Придется упомянуть, что не прошло и недели, как курсы закрылись. Я сложил вещи и уехал к моему отчиму, где провел около двух месяцев – все время до начала занятий в Нью-Йоркской художественной школе – за изучением самой интересной разновидности летних зверушек – американской девчонки в шортах».

«Доминирующий цвет» этого раса – желтый. Правда, впрямую желтый цвет в тексте не фигурирует, но, благодаря многократным появлениям «на сцене» Йошото с супругой и упоминаниям о том, что они представители «желтой расы», «доминирующий цвет» постоянно присутствует в сознании читателей.

Рассказ «Голубой период де Домье-Смита» вызвал оживленные обсуждения, причем особое внимание привлек эпизод озарения молодого художника у витрины. Некоторые критики полагают, что Сэлинджер описал ощущение Домье-Смита как религиозное откровение в духе просветления (сатори) в японском дзэн-буддизме. Дзэн учит, что просветление, новый взгляд на жизнь, на свое место в ней, новое отношение к действительности, может быть доступно каждому, а толчком к нему способно послужить любое переживание, потрясение, сильное впечатление.

Прозрачный раса – спокойствие, мудрость, умиротворение.

«Тедди»

«Девятое» поэтическое настроение (его еще называют «покой») – спокойствие, ведущее к отречению от мира, мудрость, умиротворение опирается на идею достижения героем безразличия к мирским делам и вещам. Анандавардхана, поддерживая нововведение Удбхаты, указывал, что поэтическое настроение спокойствия, отречения от мира, действительно, может быть внушено читателю, и, что для него прежде всего характерно «полное угасание ощущения собственного „я“». Состояние спокойствия описывается также Анандавардханой как блаженство, «возникающее в результате освобождения от жажды жизни».

Десятилетний мальчик Тедди вместе с отцом, матерью и шестилетней сестрой возвращается на пароходе в Америку после поездки по Европе. В начале рассказа мы видим худенького мальчика, высунувшегося из иллюминатора утром в каюте его родителей. Он наблюдает, как за бортом тонут в морской воде апельсиновые корки и говорит, что когда эти корки потонут, они останутся существовать лишь в его сознании. Тедди беседует с лежащей на второй койке матерью и рассказывает, что вместе с ними плывет в Америку университетский преподаватель, который слышал на одной вечеринке в Бостоне ленту с записью беседы с Тедди.

Тедди – десятилетний мудрец, провидец. Магнитофонные ленты с записями его рассуждений с интересом слушают университетские профессора. Отец иронизирует над сверхъестественными способностями сына, а заодно и над женой, которая поощряет демонстрирование этих способностей на людях. Отец приказывает Тедди немедленно принести в каюту фотокамеру, «лейку», которую он дал поиграть сестре. Тот уходит, сказав, что после того, как уйдет, он останется существовать только в сознании всех его знакомых, как апельсиновая корка.

Тедди находит сестру – существо злобное и жестокое. Маленькая Бупер ненавидит мать, брата, играющего с нею маленького мальчика, да и вообще «всех в этом океане». Тедди посылает ее с «лейкой» в каюту родителей и напоминает, что через полчаса у них урок плавания в бассейне.

Далее Тедди садится в шезлонг на спортивной палубе и делает несколько записей в дневнике. Среди прочих записей он пишет следующее: «Это случится либо сегодня, либо 14 февраля 1958 года, когда мне будет шестнадцать. Смешно даже упоминать об этом».

За мальчиком наблюдает тот самый преподаватель Боб Никольсон, о котором он беседовал с матерью.

Тедди спрашивает Никольсона, почему люди расходуют столько сил на проявление эмоций? «Мой отец, – продолжает он, – волнуется даже тогда, когда читает газету». На вопрос Никольсона: «А у тебя не бывает эмоций?» Тедди отвечает, что не знает даже, для чего эмоции нужны, а на вопрос – «любишь ли ты родителей?», – дает утвердительный ответ с оговоркой, что это любовь другого рода, не то, о чем думает Никольсон, это скорее «родственная близость» (affinity, англ.). Я хотел бы, говорит Тедди, чтобы родителям было хорошо, а они скорее любят причину, по которой им следует любить своих детей.

Никольсон спрашивает Тедди о теории перевоплощения, спрашивает верит ли тот, что в прошлом воплощении он был в Индии святым. Тедди отвечает, что в предыдущем воплощении он делал большие успехи в духовном совершенствовании, но, встретив женщину, прекратил медитацию и в наказание в новом существовании родился американским мальчиком. А в Америке трудно заниматься медитацией и самоусовершенствованием. Согласно буддийским канонам, благоприятным обстоятельством считается рождение только там, где можно найти «помощников в спасении», т. е. в странах распространения буддизма. Сейчас он понимает, что все есть бог, что бог во всем.

«А правда ли, – спрашивает Никольсон, – что ты сообщил профессорам, которые тебя интервьюировали, дату смерти каждого из них?». «Нет, – говорит Тедди, – я только сказал им время и место, когда и где они должны вести себя очень, очень осторожно. Несмотря на то, что они преподают историю религии и философию, все они, тем не менее, очень боятся смерти».

Тедди говорит, что, допустим, через несколько минут должен начаться урок плавания и, когда он будет стоять на краю бассейна и будет смотреть вниз, поскольку из бассейна выпустили воду, его сестра подойдет сзади и толкнет его. Он, может быть, упадет, ударится головой о дно бассейна и умрет. «Так может случиться, – говорит Тедди, – потому что сестра еще совсем маленькая, и она прошла только через небольшое количество воплощений. Но разве моя смерть будет трагичной, разве следует ее бояться?»

«Это очень опечалит твоих родителей», – отвечает Никольсон. «Да, – соглашается Тедди, – но только потому, что у них эмоциональное отношение ко всему, что происходит в жизни. А в действительности жизнь – это просто иллюзия».

Тедди пожал Никольсону руку, попрощался и быстро двинулся в сторону бассейна.

Никольсон сидел неподвижно несколько минут, затем поднялся и подошел к тяжелой металлической двери с надписью «Бассейн», услышал за нею резкий крик маленькой девочки. Читатель остается в неведении, исполнилось ли предсказание Тедди о его смерти в этот день.

Немалое число читателей поймут, что в беседе с Никольсоном на философские темы юный мудрец популярно излагает главные постулаты индуизма. Догмат о круговороте жизни, о вере в перевоплощение, постулат о возмездии-воздаянии (карма) за все хорошие и дурные поступки. Учение о единстве человеческой души с вселенским всеобщим первоначалом, вселенской сущностью. От дальнейшего круговорота воплощений может быть освобожден только человек, полностью постигший это единство. «Мне было шесть лет, когда я увидел, что всё – это бог, – говорит Тедди, – и у меня волосы стали дыбом. Моя сестра была совсем крошкой, она пила молоко, как вдруг я понял, что она – бог и молоко – бог, бог вливается в бога». А мысль о том, что все многообразие мира и самое жизнь – иллюзия, Тедди излагает своему собеседнику в виде притчи о собаке. Сообщает Тедди и о том, что любовь к женщине мешает мужчине выполнить свой долг, т. е. заниматься самоусовершенствованием, самопознанием, которое приводит, в конечном счете, к слиянию с божественной субстанцией.

Перепев индуистских религиозных учений в рассказе «Тедди» отнюдь не самоцель. В этом последнем рассказе сборника выражено напрямую, «открытым текстом», то, что в первом рассказе сборника («Отличный день для банановой сельди») составляло его проявляемое значение. Скрытый смысл первого рассказа заключался в том, что самоубийство Симора Гласса – акт вовсе не печальный, не трагический итог «ошибочной» любви, неудачной женитьбы, полного неприятия своего окружения и т. п., а один из этапов спасения личности в духе индуизма, шагов на пути к отрешению от желаний, слиянию с высшим абсолютом, вознесению над радостью и печалью, жизнью и смертью. Короче – на пути к нирване.

На том же «пути» мы застаем и юного мудреца. Таким образом, девять рассказов книги композиционно расположены Сэлинджером в виде кольца, в последнем рассказе повторяется тот же религиозно-философский мотив, что звучит в начале книги, мотив добровольной смерти героя, как осознанного этапа на пути к нирване. Только в начале книги мотив этот «доносится, как отзвук, как эхо, которое не всякий способен услышать», в виде затаенного, не выраженного словами эффекта, а в конце, напротив, передается читателю посредством другого вида дхвани, в котором выраженное словами как раз и «есть то, что хотят сказать, но подчинено другому» (т. е. внушению определенного настроения).

 

Еще несколько слов о Сэлинджере

Я не призываю следовать подобно Сэлинджеру идеям и философским воззрениям индуизма и дзен-буддизма. На самом деле мы не знаем точно, насколько он в жизни следовал этому сам. Каждый выбирает собственный путь.

Возможно, нам, вместе с рядом исследователей творчества Сэлинджера, удалось все-таки заглянуть в лабораторию писателя, хоть чуть-чуть, но почувствовать его творческий метод. Возможно, нам будет полезно прикоснуться к тому, как в современной литературе можно воспользоваться методами индийской эстетики, детально разработанной еще на заре становления человеческой культуры.

Но остается еще очень много вопросов, связанных с судьбой самого Сэлинджера и судьбой его литературных произведений. Разберемся ли мы когда-нибудь в этом?

8 декабря 1980 года.

Пухлый 25-летний Марк Чепмен спокойно стоял на месте преступления. На земле, рядом с окровавленными очками Леннона, лежал дымящийся пистолет, который он выпустил из рук.

Небрежно опираясь о стену, Чепмен перелистывает знаменитый роман Дж. Д. Сэлинджера «Ловец во ржи» о подростковом отчуждении, главный персонаж которого, по-видимому, и вдохновил его на то, что он только что сделал. «Я буквально жил внутри романа в мягкой обложке. Надо прочитать „Ловец во ржи“, чтобы понять мотив убийства».

30 марта 1981 года.

Покушение на жизнь президента США Рональда Рейгана произошло всего через два месяца после его вступления в должность. Президент и трое из его сопровождения были ранены при выходе из гостиницы, где Рейган выступал с речью перед делегатами федерации профсоюзов. Стрелявшим оказался некто Джон Хинкли (младший), ранее преследовавший президента Джимми Картера и лечившийся от психического расстройства. «Если вам нужен мой мотив, просто прочтите „Ловец во ржи“, там все написано».

18 июля 1989 года.

21-летняя голливудская актриса Ребекка Шеффер на пороге своей квартиры была убита ее неуравновешенным поклонником, маньяком Робертом Бардо, который до этого преследовал её три года. Уходя, он выбросил из лестничного окна на крышу соседнего дома книгу «Ловец во ржи».

«Сэлинджер напитал Холдена своей депрессией».

«Антипатия к культуре станет правом на убийство».

«Нам не дано узнать, что он скрывал в своих владениях».

«Публиковаться – это худшее, что может сделать автор».

«Он подчеркивал, что работает только для себя, в этом вся суть».

«Писать можно, преследуя любые цели, но только для самого себя важен сам процесс».

«Сорок лет молчания. О чем он пишет?»

«Это гораздо важнее всего, что я когда либо писал про Холдена. У меня очень серьезные проблемы, которые я пытаюсь преодолеть в своих новых работах».

«Считает Холдена своей ошибкой. Ведь он не мог вести нормальную жизнь, и его дети страдали. Так почему он в своей жизни не принадлежал самому себе?»

Сэлинджер скончался в январе 2010 года.

Он оставил неопубликованные рукописи.

Дневник агента контрразведки (ежедневные заметки о второй мировой войне, кульминация – Холокост)

Любовный роман о второй мировой войне (Сэлинджер и его первая жена Сильвия Велтер обладали даром телепатии)

Религиозные наставления (справочник по религии веданты, текст перемежается короткими рассказами и баснями)

Полная хроника семьи Глассов (пять новых рассказов; первый – о том, как вербуют Симора и Бадди на детскую викторину «Умный ребенок», последний – жизнь Симора после смерти)

Увидим ли мы когда-нибудь эти книги? Есть мнение, что они будут опубликованы в период с 2015 по 2022 год. Так ли это?

 

Как я вижу себя в литературе 2015

Я себя в литературе не вижу. Пока.

А вот литературу в себе вижу. Что такое литература во мне? В некотором смысле – это виртуальная реальность, которую я сам и создаю, неизвестно каким образом. С одной стороны, известно – придумываю и пишу. Потом правлю, дорабатываю, рихтую, шлифую, переставляю… Но это как бы вторично. Если это не нон-фикшн, то откуда берутся идеи, герои, события, мысли? Неизвестно, это огромная загадка! Ерофеев уподобляет работу писателя приемнику. Все идеи и тексты поступают в голову из высших сфер, из чего-то наподобие всемирного банка данных. А мы их воспроизводим. На это иногда накладываются шумы. Вот шумы-то мы потом и исправляем. Мне кажется, что основой любого творчества, не только литературного, является то, что можно было бы назвать «внимать музыке сфер»… Доступной только чуткому уху, уху незатуманенному… И подобное воспроизведение является потребностью творца. Это можно понять – если ты уже достиг, если тебе доступна, если тебе понятна музыка сфер, разве можно от этого оторваться? Это захватывает целиком, в этом находишь и свою отраду, и счастье, и если хотите – горе и страдание, слезы освобождения, катарсис и очищение души. В каком-то смысле занятие литературой, литературное творчество можно уподобить полету в небесах, можно назвать даром небес. Как от этого отказаться? Творец находит счастье в своей работе. Это и есть литература во мне, которой я готов служить, которая неизмеримо выше меня самого и перед которой я готов преклоняться.

А тогда – существую ли я вообще в литературе? Если существую – кто я такой в литературе? Что я в литературе? Важный вопрос.

Для писателя огромная радость, если его книги востребованы, если у них есть свой читатель, свои поклонники и свои недоброжелатели. Недоброжелатели – это тоже очень и очень важно. Важно и то, как твою работу оценивает писательский цех, пришло ли профессиональное признание и т. п. Есть еще и обычный житейский аспект – может ли писатель жить на свой гонорар? Или, например, – как писать, если денег нет?

Но весь этот блок вопросов – кто я в литературе? – он все-таки вторичен. Важный – но все-таки вторичный.

Мне кажется, писатель не должен бояться выбрать свой собственный путь и мужественно следовать ему. Сколько величайших русских и советских писателей было не признано, умерло в безвестности, в нищете и забвении или трагически закончило свою жизнь. Из недавнего прошлого – трагическая судьба Варлама Шаламова, из более ранних – Платонов, Мандельштам, Коржавин, Корнилов, а до этого – Маяковский, Есенин, Гумилев… Хорошо, если талант будет оценен при жизни. Редко… Не каждый найдет в себе силы сохранить независимость, не прогибаться, не поддаваться воздействию житейских бурь, тоталитарных режимов, революционных диктатур… Тех, кто не выдерживал, кто не выдержал,… никого не осуждаю.

Как мне ответить на вопрос: «Кем ты должен быть в литературе?»

Делай честно свое дело, не изменяй призванию, иди вперед, не останавливайся. А успехи… Пусть они догоняют тебя на горных тропах и снежных перевалах.

 

Мой любимый литературный герой

Любимые герои были в детстве. Первый – какой-то сказочный богатырь. Я был тогда дошкольником, но уже читал. Богатырь погибает, очень жалко богатыря, слезы так и льются. Как же это несправедливо, плохие люди убивают такого хорошего богатыря! С помощью злого умысла и подлого обмана. Но находятся добрые люди и воскрешают богатыря, для этого у них есть живая и мертвая вода.

Потом героем был Павка Корчагин. Сейчас я думаю: «Может, это результат пропаганды? Вряд ли. Для меня – вряд ли. Мне нравился этот герой. И сейчас нравится. Попробую выступить как его адвокат».

Что за герои у нас сейчас? Золушки и бандиты. Бандиты – такие, как бы почти хорошие, идеальненькие. Сейчас героев не видно. У нас нет своего героя. Корчагин – герой не нашего времени, а я завидую, хочется такого иметь и в нашем времени. Великие времена рождают поэтов и героев, наши суетные, пустые времена порождают пыль и множество начальников. Бывшие комсомольские активисты – они теперь все в большом порядке – Митрофановы, Мироновы, Матвиенки, Гудковы, Ходорковские, все такие разные и все в одном флаконе.

Почему мы хотим героя? Трагедия всегда востребована, трагедия, как «победа духа над предательством индивидуальной судьбы» (Ромен Роллан). Герой, как образец концентрации оптимизма и энергии, который всегда ищет человек.

Может быть и другой подход. Пример Островского – это сочетание наркоза и психотерапии. «Боже мой, ему гораздо хуже, чем мне. А он вон как!» Борьба, преодоление – хороший товар для широких масс в сочетании с утопической идеей. Иногда – с агрессивной утопической идеей. Борец, сплошь и рядом, – малоприятная личность.

Однако всеми любимый Платонов (уже после написания «Котлована» и «Чевенгура») писал по поводу героя типа Павки Корчагина: «Для целесообразной жизни народа нужна особая организующая сила в виде идеи всемирного значения». Что он имел в виду – утопию или любовь к дальнему?

В детстве я не думал о таких материях: любовь ко всему человечеству (любовь к дальнему) или любовь к человеку? Любовь к человеку и любовь к человечеству – разные вещи. Доктор Гааз, врач, математик и философ Альберт Швейцер – им надо было добиться переустройства земной жизни, но что они делали? – конкретные добрые дела. Любовь к дальнему не получается на практике, получается любовь к конкретным людям.

«Самое дорогое у человека – это жизнь, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Почему люди влюблялись и сейчас влюбляются в этого героя? В нас живет потребность в волонтерстве.

Нас привлекает борьба добра и зла внутри человека. Но что мы скажем о судьбе самого Николая Островского? Он из плеяды облапошенных и оболваненных… Если бы он встал… Его скорее всего расстреляли бы, он был бы не нужен этой «идеальной народной» власти. Но это не зачеркивает, а только поднимает его личный подвиг. Он жил в рамках догмы, но он делал то, что считал нужным, и поэтому был свободен. Мы учимся у этого зажатого догмами человека,… мы учимся свободе. Что может быть сильнее порыва к свободе? Василий Гроссман: «Море, конечно, не свобода, а лишь символ свободы. Но как же прекрасна сама свобода, если даже напоминание о ней делает человека счастливым!»

Будучи старшеклассником, я считал своим любимым героем Мартина Идена. Честный, смелый, сильный, одаренный, пробивался свои трудом и талантом. Закончил, правда, трагически, «честный творческий человек не может жить в буржуазном обществе!» – так нам объясняли, но мне это было непонятно. Как удивительно распорядилась жизнь. Сейчас мне кажется, именно сейчас, что у меня появилось много общего с этим героем. Мы оба из простой семьи, я всю жизнь пробивался без чьей-то помощи, сам, прошел, как говорят, «огонь и воды», кстати, и «медные трубы» тоже были. Теперь я тоже писатель, не такой признанный, как Мартин Иден в романе Лондона, но тоже немного поднялся профессионально. Так же, как и мой герой, всю жизнь не очень ладил с бомондом. В свое время сознательно ушел из высоких властных и бизнес-сообществ. Был в моей биографии и эпизод, подобный роману Идена с Руфью: любил девушку не своего круга, может быть из бомонда, ну не совсем бомонда, она считала, что из бомонда, вначале она меня тоже выделяла, может, немного и любила, а потом нет, сочла не комильфо. А я и сейчас ее люблю. Но мысль свести счеты с жизнью у меня никогда не возникала. Думаю, и не возникнет.

Я долго размышлял, кто же сегодня мой литературный герой? Какую литературу я люблю? Мишеля Фуко, Эразма Роттердамского, Эко, Нордингтона, Платонова, Булгакова, Льюиса Кэрролла, Бирса, Маркеса, Борхеса, Кортасара, Кастанеду, перечисляю, перечисляю, а героя не нахожу. Я было решил, что придется мне жить без любимого героя. Но тут я вспомнил о Гайто Газданове. Русский писатель за рубежом. Есть такие, что считают его равным Набокову. Многие вещи написаны им от первого лица. Значит, у него есть лирический герой. Да еще какой! Со сложной судьбой. Русский офицер, участник гражданской войны. Жил в Париже, работал таксистом, мойщиком, бомжевал, прошел все круги ада… И стал знаменитым писателем. А его отношение к женщине! И это для меня особенно важно! Не буду рассказывать о лирическом герое Газданова, скорее всего вы о нем не знаете. Для меня большая радость – найти своего любимого героя. А для вас, коллеги, если вы не знаете Гайто Газданова, если вас заинтересует мой любимый герой… Рекомендую почитать. Вас ждет филигранный стиль этого писателя, ждут потрясающие страницы его рассказов и романов. Счастливого литературного плавания, коллеги!

 

Центральный персонаж серии книг Саши Кругосветова

«Путешествия капитана Александра»

«Путешествия капитана Александра» – это сборники приключенческих рассказов для детей и подростков. В серию входят пять книг. Их герой, будучи юнгой, участвовал в Синопском сражении и в обороне Севастополя. Кумирами капитана Александра с детских лет были адмиралы Беллинсгаузен, Лазарев и Нахимов.

Капитан Александр, впоследствии известный русский мореплаватель второй половины XIX века, ходил на деревянных парусных судах и не изменял им даже с появлением железных кораблей и паровых машин. Это были романтические времена Жюля Верна, Германа Мелвилла, Джеймса О’Коннолли (татуированного человека). Времена, когда открывались новые тропические острова, на которых жили индейцы-людоеды, времена, когда миссионеры еще не проникли во все удаленные уголки земного шара, времена, когда путешественники еще встречали экзотических животных, не описанных учеными-натуралистами.

Приключения нашего героя происходят в море, на суше и на островах, имеющих конкретную географическую привязку: Нормандские, Азорские острова, остров Комодо, Галапагосские, Маркизские острова, острова Туамоту, остров Мадагаскар, Патагония, Огненная Земля. Парусный корабль капитана Александра «Быстрые паруса» посещает также Архипелаг Блуждающих Огней (аналог Огненной Земли) и край Большой Ноги (аналог Патагонии). Он преисполнен сочувствия к индейцам и понимания их особого пути. Понимает язык животных. Знает элементы праязыка свиста, который предшествовал фонетическим языкам.

Капитан Александр еще молодой и сильный, возраст – не более тридцати пяти лет. Блестяще образован. Много путешествовал, воевал, много повидал и пережил в своей жизни. Смелый, добрый, отважный, мужественный. Обладает редкой способностью превращать недругов в хороших знакомых и даже друзей.

Наш герой не всегда тянет на роль центрального героя. Он, конечно, очень положительный, сильный, смелый, отважный, искусный в морском деле и в сражениях с индейцами и пиратами. Наследник княжеского рода Голицыных, он с детства обучался тайным искусствам боевых единоборств, глубоководным погружениям, в более зрелом возрасте занимался духовными практиками с учителями-провидцами американского племени кечуа. Капитан Александр встречался с Жюлем Верном на острове Либерия, индейцы тогда звали его Кауджером. Наш герой – всесторонне образованный человек. Почему же он не всегда соответствует роли положительного героя? Слишком положительный, слишком безупречный. Может, это и неплохо для шести – и десятилетних читателей. Но для 14–15 лет… большой вопрос. Скорее – резонер. Именно поэтому в большинстве эпизодов этих приключенческих книг на передний план выходят другие герои – англиканский миссионер Томас Бриджес, индеец Пуговка, огненный диктатор Джулиус Поппер, мальчики-великаны Дол и Зюл, татуированный человек Джеймс О’Коннолли, польский натуралист Ян Станислав Кубари и многие другие, а капитан Александр остается наблюдателем, комментатором, отражающим подчас авторское видение ситуаций, возникающих при путешествиях на «Быстрых парусах». Особенно это относится к книгам с развитой сатирической компонентой «Остров Дадо», «Остров Мория». Но во многих эпизодах Александр берет на себя ответственность и риск. И тут он не только герой, но и живой человек. Мы узнаем и о его «слабостях» – о трагической потере в молодые годы своей невесты, о его привязанности к принцессе пампас, особой статью и глубоким мелодичным голосом тронувшей мужественное сердце «друга» индейцев («Архипелаг Блуждающих Огней»), о ситуациях, в которых он остается в одиночестве, брошенным близкими друзьями («Черные птицы») или непонятым («Остров Дадо»). Думаю, что появятся продолжения – книги о последующих путешествиях нашего героя, и мы еще узнаем много нового о человеческих качествах капитана Александра.

 

Опасность

Боец, который провел десятки боев, заточен на опасность. Он ее ощущает. Всеми органами чувств. А может быть, ему говорят о ней другие чувства, о которых мы пока мало что знаем.

Сидит в метро, читает что-то на планшете. На остановке в вагон входят пассажиры. Один из них входит по-другому. У него другие звуки. Не громкие, не резкие, не шуршащие. Такие же, да не такие.

В голове автоматически фиксируется опасность. Глаза продолжают смотреть в планшет, голова следит за звуками приближающейся опасности, а губы шепчут непроизвольно: «Опасность – это возможность возникновения обстоятельств, при которых материя, поле, энергия, информация или их сочетание могут таким образом повлиять на сложную систему, что приведут к ухудшению или невозможности ее функционирования и развития». Сложная система – это я сам. Необязательно это риск для меня, это риск для других, но они об этом еще не знают. Они не заточены… Потому и могут оказаться жертвами. Обстоятельства, что это за обстоятельства, пробираются между пассажирами поближе к перилам?

Боец поднимает глаза. Он не ошибся. Боец определяет другого бойца с первого взгляда. По походке, по особым движениям, по аскетичному лицу, по холодному взгляду настежь распахнутых глаз, по неполностью раскрытым жестким ладоням c набитыми багровыми костяшками. Вошедший – не просто боец, он ищет конфликта, ему нужен бой всегда, здесь и сейчас, ему нужно выплеснуть накопленную силу и жестокость. Он даже не осознает этого. Может, ничего и не случится. Произойдет только в том случае, если он встретит сопротивление…

Или упрется взглядом – глаза в глаза. Как все дикие животные, он воспринимает взгляд в упор как вызов, как хлесткий удар, если тот, другой, не отведет взгляда.

Не бойся его. Если ты смел, если ты боец – не бойся его. Он не ударит первый. Даже если ты заговоришь, даже если он заговорит первым… Смотри на него как в бою – в середину груди или по касательной, так больше увидишь, не смотри в глаза – этим ты сам бросишь вызов, сам нанесешь первый удар. И получишь ответ.

Но если уж столкновение неизбежно, не тяни – иди в бой. Идти в бой не значит ударить. Встань, выпрямись, покажи, что ты готов. Не надо вставать в стойку, сжимать кулаки. Будь спокоен как озерная гладь в тихую погоду, будь готов. Если настрой правильный, произойдет выброс тестостерона, а не адреналина. Ты узнаешь об этом по особой ясности и собранности сознания.

Ты узнаешь. И тот, другой, тоже узнает. Он сразу почувствует. Если ты был вежлив с ним, не оскорбил, не обидел, если не говорил свысока, тот улыбнется и скажет: «Рад познакомиться, братан», или: «Все в порядке, парень», или приветливо махнет рукой и пойдет дальше. Значит, ты не поддался на провокацию, он потянул на себя, а ты не ответил. Какое может быть действие, если нет противодействия?

Ты не удивился, что заметил опасность. Тебе это не впервой. Ты выходишь на татами, и как только встаешь в стойку, уже знаешь, кто против тебя.

И если это по-настоящему опасно, ты чувствуешь, что против тебя стена, которую, скорее всего, не сокрушить, и нужно быть особенно осмотрительным, тогда у тебя есть шанс не потерять лицо, а может быть, и победить, если тебе поможет бог войны, если ты будешь безупречным воином, без сомнения выполняющим свой воинский долг.

Ах, это упоительное чувство опасности! Которое ищут и ловят альпинисты, паркуристы – летающие принцы батутов, крыш и детских площадок. О, этот знаменитый Дамиан Вальтерс, он даже раздевается и пьёт на лету! Мотоциклы, парашюты, болиды Формулы-1, серфинги, боарды, горные лыжи, погружения на 100 метров без акваланга, всего не перечислишь.

Однажды я попал в лагерь на берегу Варзоба – стремительной горной реки на Памире. Три дня ходил по берегу, облизывался как кот на сметану, изучал нрав неудержимо летящего и падающего потока.

В конце концов переплыл реку, покорил своевольную горную красавицу. Взобрался на скалу на другом берегу, прыгнул оттуда в стремнину, отдался течению, которое пронесло меня буграми катальной горки над перекатами, насладился несколько секунд брызгами, радугой, грохотом волн и вернулся на свой берег. Целый и невредимый – без ушибов и ссадин. Почему я сделал это? Я знал, что не прощу себе, если не сделаю.

Опасность! Спутник изменений, спутник жизни.

Где нет опасностей, там застой и болото. Живи всем сердцем, дыши полной грудью. Жизнь каждый день бросает тебе вызовы. Ты узнаешь о них, потому что засосет под ложечкой, пробежит по спине холодок страха.

Ага, все изменилось. Прочь заслуги прошлого, забудь прошлые победы и поражения! Прими вызов, брось в ответ перчатку! Снова – в сотый, в тысячный, в миллионный раз – стань безупречным воином, возьми меч – и в бой!

Сегодня, здесь и сейчас, ты должен доказать свое право называться человеком. Решай задачи, одолевай, терпи поражения, находи силы для новых испытаний. Будь человеком каждый день, черт тебя побери!

Радуйся опасности, предтече испытаний, пей это чувство, пьянящее как вино, как дорогое шампанское лучших марок, обстоятельства бросают тебе вызов – значит, ты жив, жив, жив!

Иди навстречу опасности, тебя ждет Валгалла, небесный чертог в Асгарде для павших в бою, рай для доблестных воинов, борись и побеждай! Побеждай, и тогда – зачем тебе Валгалла? Господь каждый день дарит тебе рай на земле.

 

Созвездие Аю-Даг

2013

Четыре дня провел в Партените, прибрежном поселке Крыма. Может быть, кто-нибудь знает, раньше он назывался Фрунзенское. Там проходил Седьмой Крымский открытый фестиваль фантастики «Созвездие Аю-Даг». Председатель оргкомитета фестиваля – Светлана Позднякова, директор – Глеб Гусаков. Организаторы и спонсоры – общественные организации, издательства, журналы и телевидение. Среди них – издательство «Снежный Ком М», журнал «Наука и жизнь», Продюсерский центр А. Гриценко, издательство «ЭКСМО», издательство «Вече» и др. Присутствовали представители других фестивалей фантастики, в том числе «РосКона». Фестиваль был организован безупречно. Мой респект обоим замечательным руководителям. Такой четкой организации публичных мероприятий я не видел со времен советской власти.

Было много докладов, лекций, семинаров. Мне запомнились два мероприятия – доклад Дмитрия Володихина «Три Соляриса» (Лема, Тарковского, Содерберга) и тренинг Далии Трускиновской по историческому диалогу. И то, и другое – просто класс!

Объявлены победители и вручены дипломы по каждому семинару отдельно, вручены премии Созвездия Большой Медведицы и Созвездия Малой Медведицы. Там же «РосКон» объявил о победителях конкурса «Новое имя в фантастике». Александр Гриценко вручил Гран-при и дипломы лауреатов Лидии Рыбаковой, Николаю Удальцову и мне, Саше Кругосветову. Мне – в номинации «Фантастика для детей». Хочу поблагодарить оргкомитет «РосКона», в том числе Андрея Щербака-Жукова – за доверие и Сашу Гриценко – за поддержку и помощь в выборе направления и шлифовке моего творческого почерка.

Что запомнилось еще?

Изумительно красивая база «Айвазовское», бывший санаторий ВЦСПС. Парк лучше Алупкинского и содержится в идеальном состоянии.

Очень хорошая обстановка фестиваля – обстановка любви, заботы, дружбы и веселья. Проведение всех официальных мероприятий было стилизовано по канве «Обыкновенного чуда» Е. Шварца с соответствующей музыкой из кинофильма, которая до сих пор звучит в ушах:

«Нелепо, смешно, безрассудно, безумно, волшебно…» Или такое:

Давайте негромко, давайте вполголоса, давайте простимся светло. Неделя, другая. И мы успокоимся. Что было, то было, прошло. Конечно, ужасно, нелепо, бессмысленно. О, как бы начало вернуть. Начало вернуть невозможно, немыслимо. Ты даже не думай, забудь.

Роль волшебника исполнял директор фестиваля, интеллигентнейший, обаятельнейший Глеб Гусаков. Глеб, ау, слышишь меня? Спасибо тебе за этот праздник души!

Ну, и, наконец, последнее – Крым! Дорогой, любимый, такой близкий моему сердцу Крым! Это для меня не чужая страна. Это мой Крым, моя Россия. Крым – моя родина, как Петербург, Москва, Волга, Днепр, Ладога, Онега. Не забывайте Крым, френды!

 

Созвездие Аю-Даг

2014

Побывал в Партените на Восьмом фестивале фантастики «Созвездие Аю-Даг». Год назад был на седьмом, тогда на территории Украины, теперь – на территории России.

Фестиваль проходил под лозунгом «Фантасты всех стран объединяйтесь!». Конечно, организаторы этого русскоязычного фестиваля хотели сказать, что российские и украинские фантасты должны сотрудничать, как и раньше, несмотря на то, что произошло в этом году в Украине. В какой-то степени это было именно так, никаких трений, политических разногласий между фантастами из Донецка, Киева и из России не было и в помине. Во всяком случае – я не заметил. Обстановка на фестивале была, как обычно, легкая, непринужденная, творческая и абсолютно дружелюбная. Даже любовная. Все делегаты и руководители показали приверженность «Моральному кодексу создателя фантастики», включающему среди прочего принцип 10: «Дружба и братство всех фэндомов СССР, непримиримость к национальной и расовой неприязни». Так же, как и в прошлом году, милые девушки из оргкомитета безукоризненно отработали все вопросы. Безупречные Глеб Гусаков и Дмитрий Скирюк сыграли роли Сталина, Берии, Хрущева, Брежнева, персонажей, которые в данном случае возглавляли партии фантастики. Все было прекрасно. Однако небольшой осадок есть. Делегатов приехало вдвое меньше, чем обычно. Не приехали завсегдатаи из Харькова, Одессы, Киева, не было всеобщих любимцев Олди, да и из России многие не приехали или не доехали.

Но не будем о грустном. Прошли прекрасные семинары. Была великолепная музыкально-поэтическая вечеринка «декаданс-stile» при участии группы музыкантов «Кантикум» – стихи, буриме, музыка, дегустация кофе. Как всегда блеснула Далия Трускиновская. Историко-литературный тренинг под ее руководством превратился в веселый литературный КВН. «Бойцовские коты» против «Коллективное глубоко-бессознательное (КГБ)». Были также прекрасные доклады Андрея Синицына и Дмитрия Байкалова.

Один из спонсоров фестиваля, Интернациональный Союз писателей (ИСП), презентовал книги винтажной серии «Современники и классики», победителей альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике» в номинации «Фаворит» – Александру Окатову, Сашу Кругосветова, в номинации «Надежда» – Нелли Викторову и Татьяну Генис. ИСП на фестивале представляли президент ИСП С. В. Лукьяненко и главный координатор А. Н. Гриценко. В своем кратком выступлении С. В. Лукьяненко сказал, что он надеется на то, что ИСП станет настоящим писательским домом для его членов и сумеет в ближайшее время существенно расширить свою деятельность.

В книжном киоске фестиваля мы увидели много новых книг по фантастике, появившихся в 2014 году. Меня лично заинтересовал очень хороший сборник «ЭКСМО» «Настоящая фантастика 2014». В нем, в частности, мы смогли прочесть прекрасные литературоведческие статьи Володихина, Верова, Первушина, Олди и Галаниной.

Как всегда, очень красивый Крым, прелестный, хорошо ухоженный парк «Айвазовского»…

Огорчила погода… Шторм, ветер, холод, кошки и павлины жмутся поближе к ресепшн гостиницы, где тепло и уютно. Ялта… Увы, Ялта стала совсем местечковая. За последние десять лет ее застроили безвкусными бетонными громадами и шанхаями ларьков и киосков, парка больше нет… Грустные приметы времени. Да и сам пансионат… Дежавю. Ничего не изменилось с восьмидесятых годов прошлого века.

В столовую – по жесткому расписанию, угрюмые официантки, ледяные администраторы, вечером нечем заняться, разве только помечтать о кофе… Номера в выходные дни не убирают, полотенца вообще не меняют. Все как в прежние советские времена, о которых теперь многие ностальгируют.

Были оглашены победители, вручены премии и награды. Первое место и премию «Созвездие Большой Медведицы» получил под аплодисменты всех присутствующих С. В. Лукьяненко.

Закрывая фестиваль, Глеб Гусаков и Дмитрий Скирюк, главные исполнители представления, скинули маски и произнесли знаковые слова: «Генсеки уходят, а народ остается. Будущее создается здесь. В том числе – нами, фантастами».

Неплохое завершение. Снова вспоминается песенка из «Обыкновенного чуда»:

Давайте негромко, давайте вполголоса, давайте простимся светло. Неделя, другая, и мы успокоимся. Что было, то было, прошло. Конечно, ужасно, нелепо, бессмысленно. О, как бы начало вернуть. Начало вернуть невозможно, немыслимо. Ты даже не думай, забудь.

Тот, кто был на прошлом фестивале, поймет меня. До следующих встреч, Глеб, до следующих встреч, Дмитрий… До следующих встреч… Радостных… И немного грустных.

Ах, как это мило, Очень хорошо. Плыло и уплыло, Было и прошло.

 

Созвездие Аю-Даг

2015

Девятый фестиваль фантастики «Созвездие Аю-Даг», Партенит. Второй раз на территории России. Если в прошлом году был лозунг «Фантасты всех стран объединяйтесь», то в этом году предлагалось объединить фантастов под пиратским флагом, шуточным символом отвязности литераторов, работающих в сфере фантастики.

А в городе том сад, все травы да цветы, Гуляют там животные невиданной красы, Одно как рыжий огнегривый лев, Другое – вол, исполненный очей, Третье – золотой орел небесный, Чей так светел взор незабываемый.

На сцене главные дирижеры – Джон Сильвер и Джим Хокинс – в исполнении артистичных Глеба Гусакова и Дмитрия Скирюка. Так же, как и в прошлом году, милые девушки из оргкомитета безукоризненно отработали все вопросы. Что доказывает безупречность их работы? Кухня спрятана, кухни не видно, фестиваль катится по накатанному, как бы сам собой.

Приехали писатели из России, Украины, Германии, Черногории и отмечу отдельно – из Донецка и Крыма. Традиционно не хватало Олди.

Как всегда, фестиваль прошел прекрасно. Мастер-классы И. Минакова и Г. Гусакова (Ярослава Верова) «Что-то новое во времени», Д. Скирюка «За пределами бессмертия», семинар Д. Володихина «Цена трансформации» и многие другие семинары и доклады. Очень интересно прошло обсуждение доклада Д. Володихина о котах в фантастической литературе. Состоялось даже небольшое соревнование, кто вспомнит больше примеров литературных образов котов и, разумеется, – кошек.

Было много интересных мероприятий – пиратская вечеринка и поэтический слэм под управлением А. Щербака-Жукова и И. Минакова. «Королем поэтов» оказался Г. Гусаков, утешительный приз получила очень хорошая поэтесса Л. Зубакова. Мне кажется, в будущем надо проводить еще и слэм прозаиков, он соберет больше участников.

Победителями фестиваля стали:

«Созвездие Малой Медведицы» – Д. Федотов, «Операция „Аврора“»

«Созвездие Большой Медведицы» – Д. Казаков, «Черное Знамя»

Был учреждена новая премия «Изумрудный город» (за лучшее фантастическое произведение, обращенное к детям), первым лауреатом стал Саша Кругосветов, получивший эту премию за книгу «Киты и люди».

Один из спонсоров фестиваля, Интернациональный Союз писателей, вручил призы своим членам за лучшие фантастические произведения, в том числе И. Белогорохову и А. Окатовой.

После закрытия фестиваля делегация Интернационального Союза Писателей два дня провела в Ялте. Были встречи с крымскими писателями, проведен круглый стол с докладами, поездка в дом-музей Юлиана Семенова. Запомнилась старая Ялтинская канатная дорога, знакомая нам по фильму «Асса».

Очень рекомендую посмотреть эти ностальгические кадры из фильма «Асса» http://www.youtube.com/watch?v=Us4DnlB9xeU

Послушайте Бориса Гребенщикова. И эти чудные слова!

А в небе голубом, горит одна звезда. Она твоя, о Ангел мой, она твоя всегда. Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят. Пускай ведет звезда твоя дорогой в дивный сад.

Я вспомнил любовную атмосферу фестиваля, дружеский круглый стол с нашими, уже нашими, крымскими писателями. Неплохое завершение крымской поездки. Снова вспоминается песенка из «Обыкновенного чуда»:

Давайте негромко, давайте вполголоса, давайте простимся светло. Неделя, другая, и мы успокоимся. Что было, то было, прошло. Конечно, ужасно, нелепо, бессмысленно. О как бы начало вернуть. Начало вернуть невозможно, немыслимо. Ты даже не думай, забудь.

Тот, кто был на фестивале 2013 года, поймет меня. До следующих встреч, Глеб, до следующих встреч, Дмитрий… До следующих встреч… Радостных… И немного грустных.

Тебя там встретят огнегривый лев И синий вол, исполненный очей, С ними золотой орел небесный, Чей так светел взор незабываемый.

 

Каждый может получить свой Рудис

(

На литературных курсах

)

 

Занятие 1

«Закончилась ли двойная жизнь Гарика Хадеры? Удалось ли ему преодолеть свои комплексы, решить проблемы, на которые у него обычно не хватало пороху ни на работе, ни дома? Или эти комплексы, проблемы и сопровождающие их необычные сновидения еще вернутся к нему?

Конец нашего рассказа кажется вполне счастливым. Хэппи энд. Гарик поправился, вышел из больницы, он женился на Люде и отрастил небольшие усы, за которыми тщательно следил. Вскоре ему повысили зарплату».

Павел Костылев закончил чтение текста, сделал паузу.

– Да, мы с автором изрядно повеселились.

Саша Окатова:

– Я читала весь рассказ целиком. Вовсе он не юмористический. Очень даже серьезный.

– Ну, я, наверное, что-то не понял. Что это за имена такие – Лёля, Люда, Гарик…

Так-так. Вот с героем случились разные события – сны, битва, больница. А в его жизни ничего не изменилось. Лучше бы он умер. Или, например, такой конец – женился, подстриг усы, посмотрел в зеркало и застрелился. Или, чтобы в нем заиграло ретивое, – взял дрын и побил хулигана. На крайний случай – отымел прелестную незнакомку в подъезде… И не типа его Люды – сто пятьдесят с кепкой – а повыше, метр восемьдесят, например, – Павел растерянно осмотрел аудиторию, покраснел и опустил глаза.

– Есть жизнь, жизнь продолжается, читатель захочет продолжения. А так… Чистый психоанализ. Мы этим Фрейдом и его либидо сыты, вот где этот Фрейд, со школьных лет. Кстати, у героя с либидо… Депрессивный конец. Очень плохо. Кафка, Гоголь, Платонов, Шаламов – на что известные люди, а ведь все плохо кончили. Читателю или зрителю кино надо выдавать суррогат, чтобы каждому понятно было и продолжения хотелось. То ли дело «Властелин колец» или «Гарри Поттер»! Гоголь в гробу перевернулся, когда узнал, что вышли «Звездные войны» Лукаса. От зависти, конечно.

Писатель, как врач, не должен быть слишком хорошим, тогда читатель будет к нему возвращаться. Вновь и вновь. И требовать продолжения банкета.

 

Занятие 2

«Закончилась ли двойная жизнь Гарика Хадеры? Удалось ли ему преодолеть свои комплексы, решить проблемы, на которые у него обычно не хватало пороху ни на работе, ни дома? Или эти комплексы, проблемы и сопровождающие их необычные сновидения еще вернутся к нему?

Конец нашего рассказа кажется вполне счастливым. Хэппи энд. Гарик поправился, вышел из больницы, он женился на Люде и отрастил небольшие усы, за которыми тщательно следил. Вскоре ему повысили зарплату».

Андрей Щербак-Жуков закончил чтение отрывка.

– Да, герой неплохой получился. Довольно-таки положительный.

Люда – крошка, метр пятьдесят с кепкой, некрасивая, правда – добрая, безотказная, вот он на ней и женился. Я бы, наверное, не женился на такой. Опять же – слона завалил, не сам, правда, но это неважно…

Саша Окатова:

– Герой – очень тонкий, любитель прекрасного, я читала рассказ.

– Вот – тонкий, любитель прекрасного, я сам-то целиком не читал… Чтобы читатель его принял, надо, чтобы недостатки были. Когда-то фарцевал. Вот. Потом, вот мне Саша подсказывает, Льва-то нет, он – заочник, герой любит, чтобы у его девушек было красивое белье. Очень такое человеческое качество. Это придает теплоту характеру. Помогает читателю проникнуть во внутренний мир героя, лучше понять его, принять как своего. Костылев говорил мне, что лучше было бы убить этого героя. Чтобы конец был более экспрессивным. Я не против. Можете и убить. А герой хороший.

 

Занятие 3

«Закончилась ли двойная жизнь Гарика Хадеры? Удалось ли ему преодолеть свои комплексы, решить проблемы, на которые у него обычно не хватало пороху ни на работе, ни дома? Или эти комплексы, проблемы и сопровождающие их необычные сновидения еще вернутся к нему?

Конец нашего рассказа кажется вполне счастливым. Хэппи энд. Гарик поправился, вышел из больницы, он женился на Люде и отрастил небольшие усы, за которыми тщательно следил. Вскоре ему повысили зарплату».

Александр Гриценко задумался после чтения отрывка.

– Да-а-а-а, – встряхнул длинными волосами. – Если бы это была женщина, я бы сказал: «Её лучше щупать, чем слушать. Ко Льву это никак не относится, я не интересуюсь мужчинами в этом смысле. О нас c ним, правда, говорят всякое… „Ах, злые языки страшнее пистолета“, – как сказал классик. Мы с Львом просто дружим и пьем иногда…»

О чем это я? Ах да… Как бы это объяснить. Автору надо учиться. Пойдет на курсы – многое поймет, многое станет ясно.

Саша Окатова:

– Он уже закончил курсы МГО СП.

– Значит, пусть идет на курсы моего продюсерского центра.

– Он и это закончил.

– Пусть учится на курсах ИСП.

– Он и так учится. Заочно.

– Знаешь, Саша, ты его не защищай. Закончит курсы – все поймет. Текст серый, невыразительный. Но у Льва получится. Он очень талантливый. Во всех жанрах работает – и детская книга, и нонфикшн, и мэинстрим, и фэнтези… Получается, правда, так себе. Мягко говоря.

Да, самое главное… Какое значение имеют все ваши тексты? Хорошо, плохо… Все в мире относительно. Этот текст тоже со временем может стать классикой. Все зависит от продюсера. Вот мы сейчас занимаемся этим автором персонально. Сейчас прямо возьму и позвоню Максиму, еще паре человек. Вы сами увидите – скоро этот текст заиграет всеми цветами радуги. Отрывать этот текст будут читатели… А он тот же. Тот же самый. Как – то так.

 

Занятие 4

В аудиторию входит Игорь Сергеевич.

– Ну, что вы тут читаете, чем, блин, занимаетесь?

«Закончилась ли двойная жизнь Гарика Хадеры? Удалось ли ему преодолеть свои комплексы, решить проблемы, на которые у него обычно не хватало пороху ни на работе, ни дома? Или эти комплексы, проблемы и сопровождающие их необычные сновидения еще вернутся к нему?

Конец нашего рассказа кажется вполне счастливым. Хэппи энд. Гарик поправился, вышел из больницы, он женился на Люде и отрастил небольшие усы, за которыми тщательно следил. Вскоре ему повысили зарплату».

Игорь Сергеевич растопырил пальцы.

– Да, блин, герой у вас беспонтовый. Я понял так – когда-то нанял негра, чтобы слона завалить. Все равно – нефартовый пацан.

Саша Окатова, с обидой в голосе:

– Герой – утонченная натура, настоящий интеллигент, не бычара какой-нибудь.

– Слышь-ка, телка, тебя спрашивают? Пасть порву…

– Я что? Я ничего…

– Ну и помолчи. Вот эта дылда может говорить… Если захочет.

О чем это я? Вообще-то, я люблю образованных. Особенно евреев, блин, особенно, если есть лавэ. Ну, этот ваш, фарцевал, я понял… А где лавэ? Ну, сформировал бы бригаду. Крышевал бы фарцу, как я в свое время. Девочек, грят, любит, тоже хороший бизнес. Что это за рукдис такой, болт, что ли? Если любишь девочек, почему шары на болт не поставил?

В общем так, орелики! Быстренько скинулись по сотне зеленых, что я зря у вас здесь время теряю? Ты, дылда, можешь не давать. Да не мне это. Для меня – это не деньги. Все для коллектива. Коллективу-то есть надо. Что делают? Вы здесь сидите, чаи, блин, гоняете, вам спокойно? Никто вас не трогает? Вот то-то. Потому и не трогают, что каллектиф работает. Это по стольнику для начала. Следующее занятие у вас когда, во вторник? Вот и ладушки. Подготовьте по полторашке. Вот так вот.

До чего люблю образованных! Писатели, гришь? Писателей тоже, если лавэ есть. А герой у вас этот беспонтовый. Гнилой человек. Держитесь от таких подальше. Сами решайте, конечно, но я вам плохого не посоветую.

Ссылки

[1] Эпиграф к «Маятнику Фуко». Умберто Эко.

[2] Стивен Кинг. «Как писать книги».

[3] Анджей Сапковский. «Нет золота в серых горах!»

[4] Рей Бредбери. «Дзен в искусстве написания книг».

[5] Ф. М. Достоевский. «Записки из подполья».

[6] Академик А. П. Баранников. «Индийская филология».

[7] Анандавардхан. «Дхваньялока» (Свет дхвани).

[8] Сапфó – древнегреческая поэтесса, представительница монодической мелики (песенной лирики). Современники называли её «страстной».

[9] Бхарата. «Натьяшастра».

[10] Keith A. B. «The Sanskrit drama in its origin…»

[11] Удбхата, др.-инд. поэт и теоретик поэзии 8–9 вв., автор труда «Сжатое изложение сущности поэтических украшений».

[12] Keith A. B. «A history of Sanskrit literature».

[13] И. Л. Галинская. «Загадки известных книг».

Содержание