Как писать книги

Как писать книги? Как формируется писатель? Каковы секреты этого нелегкого ремесла? Что надо знать и уметь писателю, чтобы его творения возглавляли международные списки бестселлеров? Об этом неплохо было бы нам почитать и даже проштудировать мемуары о ремесле Стивена Кинга.

У кого учиться писать книги? Подражать Сэлинджеру? Перечитывать Борхеса? Вспоминать Кортасара? Или идти по стопам Бирса? Спорить с Кастанедой? Размышлять над книгой Модиано? Погрузиться с головой в мир родной нам классической русской литературы и отгородиться от всего остального?

Где истоки фэнтези? Одни отсылают к Анне Рэдклифф и Мэри Шелли, другие предпочитают Мэррита и Кларка Эштона Смита. Кто создает жанр – молоденький невротик или зрелый, солидный профессор? Один создает Конана из Киммерии, другой – Фродо из Хоббитании. Новый жанр. Культ и безумие. Но, оглянемся назад. Что мы увидим? «Алису» Льюиса Кэрролла и «Страну Оз» Фрэнка Баума – где их поместить? А где место «Питера Пэна» и «Винни Пуха»?

«Каждое утро я вскакиваю с постели и наступаю на мину. Эта мина – я сам» [4] .

Кто я по определению Достоевского? Настоящий, нормальный и глупый, каким меня хотела видеть самая нежная мать – природа? Или человек особенный, лабораторный, который ни на кого не похож?

Как рождается сюжет? Как появляется замысел? И вообще, в какой момент человек понимает, что писать книги – это и есть его предназначение?

Как удерживать и кормить Музу?

Как забраться на дерево жизни, кидаться камнями в себя самого и спуститься на землю, не сломав себе шею и не сломив себе дух?

Вопросы, ответы, профессиональные рекомендации. Мир литературы так же огромен, как мир человека. Fiction мир. Он так же огромен, как Faction мир. Что из них больше? Разве можно сравнивать бесконечности?

Сколько жанров, компонентов, изобразительных средств! Сколько путей, сколько традиций! Что хочет сделать писатель, как он спрячет свою «кухню», доберется ли он до ума и сердца читателя? В первую очередь – до сердца, до мурашек, бегущих по спине, до внезапно выступившей испарины, до одинокой слезы…

Мы с вами рассмотрим одну из традиций. Традицию создания произведений искусства, берущую начало в глубине веков, в мудрости древней Махабхараты, нашедшую свое продолжение и подробную разработку в средние века в Индии. Как же давно это было! Как вроде бы все это чуждо нам, детям христианского мира. А вон… Смотри же… Мудрецы современности вырастают из этой традиции. Находят в ней духовную опору своей жизни. Погружаются в нее. Несут дух этой эстетической традиции и философии через свои собственные взлеты и падения. Через сражения, кровь и концлагеря двух мировых войн. Мы находим подтверждение этому в произведениях Г. Гессе, Дж. Сэлинджера, апологетов битников Дж. Áпдайка и Дж. Керуака, в поэзии Г. Снайдера и А. Гинсберга, в живописи В. Ван Гога и А. Матисса, в музыке Г. Малера и Дж. Кейджа, в философии того же Дж. Кейджа и А. Швейцера, в трудах по психологии К. Г. Юнга и Э. Фромма, в книгах нашего В. Пелевина.

 

Дхвани

Рассмотрим элементы поэтической традиции «дхвани-раса», детально разработанной в средние века в Индии. Академик Баранников считает древнеиндийскую поэтику единственной эстетической теорией, построенной на научных основах и разработанной до поразительной тонкости. Разберем элементы теории «дхвани-расы» на примере творчества загадочного гения Джерома Сэлинджера.

В глубокой древности индийская цивилизация создала уникальную теорию – учение о поэтических чувствах, эстетических переживаниях и наслаждении, называемых «дхвани – раса». Главная ее доктрина состоит в том, что художественное наслаждение достигается не образами, вызываемыми прямым воздействием слов, а подтекстом «дхвани» – теми представлениями и чувствами, которые этими образами вызываются. Суть его в том, что произведение искусства с помощью огромного количества своих выразительных средств излучает, индуцирует, передает читателю определенное психоэмоциональное состояние, которое называется «раса». Слушатель (музыка), зритель (театр), читатель (литература) «вкушают» не информацию, а именно эту эмоциональную пищу. Великие арийские и дравидские мудрецы древности полагали, что вся Вселенная пронизана раса. Блажен, кто слышит и видит музыку сфер, внимает этой вселенской гармонии, видит ее красоту, ее драму, героику, трагедию, кто чувствует себя сопричастным к глубинной красоте нашего мира, кто плачет и смеется вместе с богами-демиургами, создавшими величественный храм мироздания.

Итак, семантика поэтического высказывания, подтекст, отзвук, который может уловить ценитель, «дхвани». Разложим его по составляющим. Хотя как его разложить? Дхвани неразложимо, оно едино. Тем не менее, выделим слой выраженного, явного значения и слой невыраженного (угадываемого) значения. Выраженное – это то, что хотят сказать. Слой невыраженного можно сравнить с категорией красоты женщины, складывающейся из суммы всех факторов внешности, подвижности, эмоциональности, игры, кокетства и многих, многих других.

Слой невыраженного, второй план, «притягивается», «проявляется». Дхвани можно уподобить лампе, которая освещает саму себя, а, кроме того, освещает, делает явным и нечто совсем другое.

Невыраженное может содержать три составляющие:

1. простую, легко объясняемую мысль или вещь;

2. украшения, тропы (от др.-греч. τρόπος – оборот) – риторические фигуры, слова или выражения, используемые в переносном значении с целью усилить образность языка, художественную выразительность речи (эпитеты, метафоры, аллитерации, сравнения, оксюмороны, гиперболы, каламбуры и т. д.);

3. затаенный эффект (раса), особое чувство (бхава) – вкус, возникающий после прочтения произведения, и эмоция, вызываемая этим произведением.

Раса – самое главное. Эмоция вызывается прямым значением слов, прямым названием эмоции, она вызывается и косвенно  –  событием, описанной предметной ситуацией, описываемым пейзажем, композицией, но она не может быть тождественна описываемым объектам. Мы ведь убираем наречия перед глагольными формами, мы не рекомендуем писать «гневно крикнул», «решительно сказал». Все эти эмоции должны возникать из диалога, из контекста. Раса принципиально невыразима, она противоположна простой вещи, украшению. Это – не авторская эмоция, это – внеличностная эмоция, величайшая тайна поэзии. Множество эмоций сочетаются каждый раз в разной пропорции и создают индивидуальный вкус. То ощущение, которое должно остаться после чтения произведений – ощущение прекрасного с собственным, индивидуальным вкусом.

Рассмотрим идею передачи ощущения прекрасного на примере рассказа Сэлинджера «Френни».

В центре рассказа – сцена встречи двух студентов – филологов, парня и девушки, любящих друг друга. Френни приезжает в город, где учится Лейн, на студенческий праздник. Он помог ей поселиться в отеле, и перед праздником они зашли перекусить в ресторан. Френни делится с ним своими переживаниями, связанными с тем, что, играя в студенческом театре, она чувствует, что у нее все получается не то и не так, она пытается искать какие-то новые пути и не находит. Она не способна больше воспринимать поэзию и признает только Сапфо. Стремится понять, для чего человеку дана жизнь, для чего надо заниматься творчеством.

Лейн держится очень уверенно. С его слов, ему не составило труда разобраться в «Дуинских элегиях» Рильке и в сложнейших философско-эстетических мотивах его творчества.

Он, безусловно, интересуется проблемами эстетики, но подходит к этому крайне прагматично. Он хотел бы опубликовать свою последнюю работу о Флобере, хотя и сомневается в ее оригинальности. Уважает литераторов, добивающихся званий и наград.

«Ты разговариваешь точь-в-точь, как ассистент профессора. Приходит такой чудик, все на нем аккуратно: рубашечка, галстучек в полоску. Бегают таких человек десять, портят все, за что берутся, и все они до того талантливые, что рта раскрыть не могут. Прости, я сегодня плохая. Это ужасно. Я просто гадкая». Френни рассказывает Лейну о книге «Путь пилигрима» русского автора, то ли крестьянина, то ли священника, герой которой ищет смысл жизни в странствиях и в беспрестанном шептании молитвы. Типа нашей безостановочной молитвы: «Господи Иисусе, сыне Божий, помилуй мя грешного». Френни говорит, что у нее не хватает мужества стать просто никем.

«Интересная книга. Ты будешь есть масло?» – отвечает Лейн, он слушает и постоянно прерывает ее репликами о качестве салата, о лягушачьих ножках, о запахе чеснока.

Френни без конца извиняется, повторяет: «Прости, сегодня я никакая», корит себя за то, что невнимательна к Лейну. «Эти синтаксические фокусы, испражнения… Становлюсь противной, самовлюбленной, просто пуп земли…»

Лейн отвечает ей, как всегда, приземленно: «Поешь что-нибудь. Мне кажется, тебе принесли очень аппетитный сэндвич…»

Нервы Френни напряжены до предела, она не выдерживает такого непонимания, ее добивает диссонанс, возникший в беседе. Она идет к барной стойке, теряет сознание, падает. Когда приходит в себя, читает безостановочную молитву.

Устами Френни пересказывается главное суждение Анандавардхана (Свет дхвани) о том, что «высказывание не есть дхвани, если проявляемое в нем лишь появляется, но не вызывает ощущения прекрасного».

«Если ты поэт, то должен создавать нечто прекрасное! Я имею в виду, что ты должен оставить ощущение чего-то прекрасного, когда читатель переворачивает страницу».

 

Раса

Давным-давно высокомудрые пророки Иерархии и прочие, укротившие страсти, пришли к добродетельному Бхарате, мастеру театра, во время перерыва в репетициях. Он тогда только что окончил чтение мантры, сделал из цветного песка очередную мандалу и сидел, окруженный своими сыновьями. Высокомудрые пророки, укротившие свои страсти, почтительно спросили у него: «О брахман, как возникла натьяведа, столь похожая на прочие веды, которую ты сочинил? И для кого предназначена она, сколько в ней частей, каковы ее размеры и как должно ее применять? Пожалуйста, расскажи нам подробно обо всем этом». Выслушав мудрых, так сказал им Бхарата в ответ:

«Очиститесь, будьте внимательны и слушайте о происхождении натьяведы, сотворенной Брахмой. О брахманы, давным-давно, когда миновала критаюга, во время которой царил Сваямбхува Ману, а люди стали охочи до чувственных удовольствий, погрязли в желаниях и алчности, и одолели их зависть и гнев, и счастье их смешалось с горем, тогда Джамбудвипа была полна богов, данавов, гандхарвов, якшей, ракшасов и великих урагов». И боги, возглавляемые Индрой, пришли к Брахме и сказали ему: «Мы хотим нечто, что можно было бы слышать и видеть. Поскольку существующие веды не должны достигать слуха тех, кто рожден шудрами, соблаговоли создать другую веду, которая будет принадлежать всем варнам». «Так и быть тому», – ответил Брахма, и, отпустив царя богов, подумал: «Создам пятую веду, которая будет содействовать славе, содержать добрые советы и мудрые изречения, давать наставления грядущим поколениям, обогатит учениями всех и охватит все искусства и ремесла».

Как почувствовать, пощупать раса? Вкус пищи порождается сочетанием различных веществ, соусов и приправ. Также и раса возникает от слияния различных чувств. Как от патоки и прочих продуктов, приправ и соусов образуются шесть вкусов, так и постоянные чувства, сочетающиеся с различными прочими чувствами, приобретают свой вкус.

«Подобно тому, как люди, толк знающие в еде, наслаждаются вкусами пищи, приправленной различными приправами и из разных продуктов приготовленной, точно так же разумные, наслаждаясь постоянными чувствами, связанными с драматическим представлением или чтением поэм и бхава, душой вкушают впечатления, которые они от этого получают».

Раса – особый вид переживания, особое эстетическое удовольствие. Его нельзя сравнивать с тем, что испытывает юноша от согласия возлюбленной стать его женой. Это удовольствие рефлексии, удовольствие наслаждения, исходящего из одного лишь ощущения.

У Бхараты названы восемь раса: любовное, комическое, трагическое, яростное, героическое, устрашающее, отвращающее и волшебное. Бхава порождает раса. Бхарата называет постоянные и преходящие чувства. Считается, что постоянных чувств тоже восемь – любовная страсть, смех, горе и гнев, энергия, страх, отвращение и изумление. Дополнительными чувствами называются тридцать три, а именно: удрученность, изнеможение, тревога, зависть, а также опьянение и усталость, вялость, подавленность, замешательство, отчаяние, воспоминание, уверенность, стыд, неуравновешенность, радость, возбужденность, скованность, высокомерие, отчаяние, нетерпение, сонливость, истерия, дремота, пробуждение, раздражение, скрытность, ярость, рассудительность, болезнь, безумие, умирание, испуг, размышление. Преходящими чувствами считаются восемь: остолбенение, потение, поднятие волосков(?), дрожание голоса, дрожь, побледнение, слезы, обморок.

Бхарата указывает, что секрет успеха драматического действа (он разработал теорию театра) заключен в неторопливости наращивания заданного поэтического настроения, которое достигается постепенным единением логических результатов происходящего с вариациями вспомогательных психических состояний героев. В результате подобного синтеза поэтическое настроение пронизывает действие от начала до конца. Это поддерживали и более поздние теоретики дхвани последующих веков.

Так для создания раса страха рекомендуется использовать следующие дополнительные чувства – уныние, спад, неуверенность, тревога, раздражение, безумие, испуг.

Для создания раса отвращения – такие вспомогательные психические состояния персонажей, как возбуждение, тоска, ощущение страха, тревоги, плохие предчувствия.

Изумление, откровение должны возникнуть в результате следующих промежуточных состояний: беспокойство, радость, воодушевление, возбуждение, затем наступает долгожданное изумление и откровение, которое заканчивается чувством удовлетворения.

«Натьяшастра» Бхараты датируется большинством учёных III–IV веками. Спустя несколько веков Удбхата (VIII–IX века) предложил добавить еще одно поэтическое настроение (раса), девятое по счету – спокойствие, ведущее к отречению от мира.

Девять поэтических настроений, этот стандарт сохранился в индийской теории эстетики до XI–XII веков, до появления Мамматы, который ввел десятое поэтическое настроение – родственной нежности, близости.

 

Цвет раса

Помимо дополнительных и преходящих чувств, сопутствующих конкретным раса, индийская поэтика рекомендует большое количество разнообразных сюжетных и изобразительных средств, направленных на внушение необходимых переживаний, необходимого «послевкусия». В дальнейшем мы обсудим некоторые из них. А сейчас, я хотел бы остановиться на цветовой окраске раса.

О цветовой окраске раса мы можем найти намеки в «Свете дхвани», а также в классических произведениях – в Махабхарате и Рамяне. Соответствие цвета и раса в индийской символике не всегда однозначно. Приведу в качестве примера окраску для девяти раса, которую приводит в своих работах И. Л. Галинская. Окраску десятой раса мне, к сожалению, найти не удалось. Формулировку вида поэтического настроения также повторим вслед за Галинской.

Раса 1 – эротика, любовь – синий, другие темные цвета. В индийской поэтике синим кодируется любовь, т. к. это чувство во многих случаях жизни приносит гибель и зло.

Раса 2 – смех, ирония – белый.

Раса 3 – сострадание (а также – печаль, одиночество, может быть, – богооставленность) – серый.

Раса 4 – гнев, ярость – красный.

Раса 5 – мужество (а также – достоинство, смелость) – оранжевый.

Раса 6 – страх (а до страха, на подходе к страху – уныние, депрессия, неуверенность, тревога, раздражение, безумие, испуг) – черный.

Раса 7 – отвращение (его предваряют возбуждение, тоска, ощущение страха, тревоги, плохие предчувствия) – темно-синий.

Раса 8 – изумление, откровение – желтый.

Раса 9 – спокойствие, мудрость, умиротворение – прозрачный, бесцветный.

Привязку цвета к видам эмоций, поэтических настроений нельзя, видимо, считать жесткой, детерминированной для всех случаев жизни, для всех времен и народов. Вызывает сомнение темно-синяя окраска отвращения. Эта окраска может быть, по-видимому, и темно-фиолетовой. В той же индийской поэзии отвращение часто кодируется зеленым цветом.

Психофизическое воздействие цвета до конца не исследовано и в наши дни. Приведу несколько различных описаний воздействия цвета на настроение человека.

Красный

Самый возбуждающий цвет, он вызывает эмоции позитивного ряда: общий подъем духа, приток энергии, радость, желание двигаться, танцевать, эротические эмоции, стремление к общению с людьми, к творчеству, религиозный экстаз.

Возбуждение может реализоваться и в эмоциях негативного ряда: жестокость, страх, ужас, тревога, чрезмерное напряжение сил, болезненная эйфория, наркотическое действие, раздражение, гнев, ярость, надоедливость, неврастения, ощущение опасности. С красным цветом соотносится холерический темперамент.

Желтый

Желтый цвет – привлекательный, вызывает симпатию и положительные эмоции: веселье, душевную лёгкость, приятное чувство благополучия, счастья, освобождения, независимости, молодости; провоцирует смелость в делах и поступках.

И. В. Гете оценивает желтый цвет весьма положительно: «В своей высшей чистоте желтый всегда обладает светлой природой и отличается ясностью, веселостью и мягкой прелестью. Он производит исключительно теплое и приятное впечатление. Если посмотреть на какую-нибудь местность сквозь желтое стекло, особенно в серые зимние дни, то… глаз обрадуется, сердце расширится, на душе станет веселее; кажется, что на нас веет теплом». Загрязненный и более темный желтый вызывает негативные эмоции: отвращение, брезгливость, отчуждение, неприятие. И. В. Гете пишет далее: «(Желтый) производит неприятное впечатление, если он загрязнен или…сдвинут в сторону холодных тонов. Так, цвет серы, отдающий зеленым, имеет что-то неприятное. Неприятное впечатление от желтого получается, если желтая краска сообщается нечистым и неблагородным поверхностям – обыкновенному сукну, войлоку и тому подобному… Незначительное и незаметное смещение превращает прекрасное впечатление огня и золота в гадливое, и цвет почета и благородства оборачивается в цвет позора, отвращения и неудовольствия».

Зеленый

Чистый (спектральный) зеленый, а также цвет листьев и травы действует на нервную систему положительно: успокаивает раздражение, снимает усталость, умиротворяет, бодрит, дает разрядку нервного напряжения. Иными словами, психологическое воздействие его обратно действию красного.

Синий

Спектральный синий вызывает ощущения покоя, неподвижности, глубины пространства; внушает серьезность, миролюбие, одухотворение, религиозные чувства. С синим связан флегматический темперамент. Это цвет идеала, духовной красоты. Длительное воздействие синего изолирует от реальности, погружает в некий иной мир, свободный от забот и суеты, от власти момента. Синий дает ощущение вечности.

Оранжевый

Тонизирующий цвет, возбуждение от него несколько менее, чем от красного, но раздражающее действие чуть ли не больше, чем у красного. Психологи видят источник этого раздражения в неустойчивости оранжевого, в его колебаниях от красного к желтому и обратно.

Голубой

Промежуточный между синим и зеленым. Богат разновидностями и оттенками – от светло-синего (называемого в просторечье голубым) до бирюзового (типа восточной бирюзы или египетской фритты). В наше время чаще всего встречаем в своем окружении типографский и компьютерный «cyan» – ядовито-голубую краску. Природные голубые, конечно, успокаивают, затормаживают очаги раздражения в коре головного мозга, но искусственный «cyan» даже в небольших дозах нервирует и утомляет. Он хорош только при подмешивании к нему желтого или красного, смягчающих его ядовитость.

Фиолетовый

Крайний цвет оптической области (спектра) – самый коротковолновой. Фиолетовый – это как бы угасший красный. Такой красный, на который набросили синий покров тьмы. «Главное его свойство – двойственность воздействия на психику: он и возбуждает, и угнетает, он соединяет эмоциональный эффект красного и синего цветов, одновременно притягивающий и отталкивающий, полный жизни и возбуждающий тоску и грусть», – писал С. Рубинштейн, советский психолог и философ. «Фиолетовый не столько оживляет, сколько вызывает беспокойство» (Гете).

Приведенные описания дают вариантные описания психологического воздействия цветов. Но, в целом, они не противоречат индийским канонам цветных раса.

 

«Девять рассказов» Дж. Сэлинджера

Насколько я знаю, Сэлинджер не высказывался о символах, закодированных в его книгах. Он вообще почти не высказывался публично о себе, о своих взглядах на жизнь и на литературу.

Писатель-классик, писатель-загадка, на пике карьеры объявивший об уходе из литературы и поселившийся вдали от мирских соблазнов в глухой американской провинции. Его книги, включая культовый роман «Над пропастью во ржи» (Ловец во ржи), стали переломной вехой в истории мировой литературы и сделались настольными для многих поколений бунтарей: от битников и хиппи до представителей современных радикальных молодёжных движений.

Ушел из жизни в 2010 и оставил множество загадок. Многие пытались разгадать темные места в его книгах, приоткрыть занавес его личной жизни. Вышло несколько его биографий. И. Галинская еще в 1985 написала книгу «Тайнопись Сэлинджера». В интернете можно найти несколько очень интересных лекций Андрея Аствацатурова: «Загадка Сэлинджера», «Сэлинджер и Апдайк – искушение богооставленностью», «Джером Д. Селинджер. „Девять рассказов. Поэтика“». Пытался промоделировать жизнь Сэлинджера и современный французский прозаик и критик Ф. Бегбедер в своей книге «Уна & Сэлинджер».

Высказывались мысли о том, что Сэлинджер использовал индийскую эстетику и концепцию «цветных раса» в своих рассказах. Так ли это на самом деле? Очень даже возможно. Совпадений много. Сэлинджер интересовался дзэн. В его рассказах можно найти размышления персонажей о дзэн-буддизме. Много сюжетных совпадений, связанных с традициями индуизма. Насколько он сам серьезно относился к этому? В какой степени это было его иронией? Какой выход он нашел для себя лично в нашем жестоком и бессмысленном мире? Все это остается загадкой для нас. Которая, возможно, никогда не найдет своего разрешения.

Но то, что книга «Девять рассказов» написана под влиянием «Натьяшастры» и «Света дхвани», это, видимо, верно. Девять рассказов – девять раса. И порядок их расположения в книге совпадает с порядком перечисления раса. Литературные приемы, используемые в этих рассказах, а также символика цветов, используемых в разных раса, все это неоднократно напоминает нам о родственных связях «Девяти рассказов» с индийской эстетикой.

Теперь коснемся десятой раса – поэтического настроения родственной нежности, близости, для которого цветного эквивалента, мне кажется, нигде не обозначено. Сэлинджер придавал, видимо, особое значение этим чувствам и переживаниям. Именно десятой раса он посвятил несколько своих книг, посвященных семье Глассов: «Выше стропила, плотники», «Френни», «Зуи», «Симор. Знакомство», «Хэпворт 16, 1924». Сюжеты о семействе Глассов и сопровождающие их настроения родственной нежности мы найдем также в некоторых из «Девяти рассказов»: «Отличный день для банановой сельди», «Дядюшка Виггили в Коннектикуте», «В ялике», возможно – в «Посвящается Эсме, с любовью и сердоболием».

Мы с вами ограничимся девятью цветными раса.

«Девять рассказов» – девять жемчужин в творчестве Сэлинджера. Недаром их создателя авторитетные литературные критики называют рассказчиком от Бога. Его творчество – глубоко и значительно, речь – богата и блистательна, герои – искренни и незабываемы, стиль прозы – безупречен.

Сэлинджер завораживает нас, он умеет писать о каких-то будничных, вроде бы ничего не значащих делах так, что у нас сразу в голове возникает театральная мизансцена и вырисовывается характер.

«Телефон звонил, а она наносила маленькой кисточкой лак на ноготь мизинца, тщательно обводя лунку. Потом завинтила крышку на бутылочке с лаком и, встав, помахала в воздухе левой, еще не просохшей рукой. Другой, уже просохшей, она взяла переполненную пепельницу с диванчика и перешла с ней к ночному столику – телефон стоял там. Сев на край широкой, уже оправленной кровати, она после пятого или шестого сигнала подняла телефонную трубку.

– Алло, – сказала она, держа поодаль растопыренные пальчики левой руки и стараясь не касаться ими белого шелкового халатика, – на ней больше ничего, кроме туфель, не было – кольца лежали в ванной.

– Да, Нью-Йорк, миссис Гласс, – сказала телефонистка.

– Хорошо, спасибо, – сказала молодая женщина и поставила пепельницу на ночной столик».

Может быть, кто-то вспомнит описание Хемингуэя, как старик закидывал на пальцы и закреплял веревку в своем знаменитом «Старике и море». Та же магия, то же «делание» нечто из ничего.

 

Как создать поэтическое настроение

Вряд ли я сумею рассказать вам, как это делал Сэлинджер. Я не знаю. А если бы и знал, не сумел бы. Это магия. Можно читать и перечитывать его рассказы и смаковать послевкусие. Разве этого мало?

А вот как он использовал некоторые рекомендации древних мыслителей и знатоков эстетики искусств, об этом можно поговорить. Надо только, чтобы вы неплохо знали эти рассказы. И, наверное, чтобы вы их любили. Потому что, если они вам не нравятся, если они не добрались до вашего ума и сердца, тогда зачем нам вообще об этом говорить?

Я буду перечислять рассказы и приводить примеры использования тех или иных литературных приемов, использованных для внушения нам соответствующего поэтического настроения. Этот анализ заимствован и цитируется в основном из публикаций И. Галинской.

Синий раса – эротика, любовь.

«Отличный день для банановой сельди» (российскому читателю известно название «Хорошо ловится рыбка-бананка»)

Вот вам и уведомление просвещенного читателя о раса 1. Название открывающего сборник рассказа «Отличный день для банановой сельди» уже создает ощущение поэтического настроения эротики, любви. Ведь входящее в него слово «банан» традиционно связано в народном представлении индусов с любовью.

Новелла состоит из двух сцен и эпилога. Симор Гласс и его жена Мюриэль отдыхают во Флориде. В отсутствие мужа Мюриэль разговаривает по телефону с находящейся в Нью-Йорке матерью. Разговор идет о Симоре, которого теща считает человеком психически неуравновешенным, в связи с чем и обеспокоена судьбой дочери. В это же самое время на пляже близ отеля Симор беседует с трехлетней девочкой Сибиллой. Он рассказывает ей сказку о банановых селедках (bananafish – один из сортов промысловой сельди), которые заплывают в подводную банановую пещеру, объедаются там бананами, заболевают банановой лихорадкой и умирают. По другой версии, объевшаяся бананами и раздувшаяся селедка не может уже выбраться из пещеры. Симор возвращается в гостиницу и, взглянув на спящую на кровати жену, достает пистолет и стреляет себе в висок.

В соответствии с теорией «дхвани-раса», поэтическое настроение «слышится» читателю, «как отзвук, как эхо». В рассказе подчеркивается бледность героя, а также в различных сочетаниях повторяется эпитет «синий». В этих повторах также передается информация о поэтическом настроении рассказа – эротике, любви. И в «Махабхарате», и в «Рамаяне» бледность персонажей – признак их одержимости любовью, а эпитет «синий» вызывает ассоциацию с синим цветком лотоса – непременным атрибутом бога любви Камы.

Следует также иметь в виду, что чувство любви, особенно нормальная человеческая любовь, ведущая к продолжению жизни, положительной эмоцией в древнеиндийской философии не считается. Основной постулат мировоззрения индуизма как раз и состоит в том, что всякое желание человека, в том числе и любовное, ведет не к добру, а к несчастью и злу, отчего и бог любви Кама в индийском эпосе отнюдь не носитель добра, он даже сливается порой с образом злого духа Мары – символом соблазна и греха. Любовь для индуиста – это, безусловно, зло потому, что она порождает низменные побуждения по отношению к другим. Вот и в данном рассказе трехлетняя Сибилла, испытывающая симпатию к Симору и ревнующая к нему свою подружку Шерон, требует, чтобы он столкнул Шерон с табуретки, если та снова подсядет к нему, когда Симор будет музицировать в салоне.

Индуистская философия различает в чувстве любви десять стадий, рассматривая их исключительно как дорогу к смерти, которая наступает от душевной болезни, либо в результате самоубийства. В новелле «Отличный день для банановой сельди» теща Симора Гласса считает его душевнобольным, а в эпилоге он стреляется.

У читателя может возникнуть вопрос, почему у селедки, о которой Сибилле рассказывает Симор, во рту 6 (именно шесть!) бананов? И почему другая селедка, оказавшись в пещере, съедает 78 бананов? Что стоит за этими числами? Начнем с того, что в индийской традиции банан не только символ любви, но еще и знак непрочности, слабости, ведь ствол бананового дерева образован не из древесины, а из наслоений листьев. «В мире нет костяка, он подобен поросли банана», – сказано в «Махабхарате». «Нестойкий банан», – говорится там же о человеке. В свою очередь, числа 6 и 78 находим в двух древнеиндийских классификациях – человеческих страстей и причин, которые порождают жажду жизни (танха), приводящую человека к гибели. Называются 6 видов «нечистых» страстей, «загрязняющих ум»: любовь, ненависть, гордыня, невежество, ложные взгляды, сомнения. А танху по второй классификации вызывают пять чувств и память. Но, в зависимости от того, в каких комбинациях чувств и памяти проявляется танха, она может иметь 36, 78 и даже 108 видов. По всей вероятности, 6 бананов во рту одной из Симоровых селедок и олицетворяют 6 видов «нечистых» страстей, а 78 бананов, съеденных другой рыбкой, равнозначны 78 видам жажды жизни.

«Когда Симор, подшучивая над маленькой девочкой, рассказывает ей о сказочной банановой сельди, которая заплывает в пещеру, где ест много бананов, но погибает, потому что не пролезает в двери, он фактически имеет в виду свою женитьбу», – пишет американский критик О’Коннор. Однако, смерть в индуизме имеет два противоположных толкования, она – величайшее горе и величайшее счастье. Горе, если ведет к новому перевоплощению, т. е. продолжению жизни, а, следовательно, и к повторению земных страданий; счастье, когда является переходом к вечному блаженству, исключающему дальнейшие земные воплощения.

Белый раса – смех, ирония.

«Дядюшка Виггили в Коннектикуте»

В русских переводах второй рассказ сборника выходил под названиями «Лодыжка-мартышка» и «Лапа-растяпа». Дядюшка Виггили, точнее, старый хромой кролик Дядюшка Виггили Длинные Ушки – главный герой детских книг американского писателя начала XX в. Говарда Гэриса, до сих пор любимых юными читателями. Старый кролик Дядюшка Виггили страдал ревматизмом, у него болели ноги, и поэтому он ходил с костылем. Этот персонаж и одновременно игрушка столь же популярны у американских детей, как у нас Буратино.

В рассказе описана встреча двух университетских подруг, посещавших когда-то семинар по психоанализу. Их встреча происходит спустя некоторое время после окончания второй мировой войны. Одна из подруг, Элоиза, – хозяйка добропорядочного средне-буржуазного дома, другая, Мэри-Джейн, – ее гостья. Подруги беседуют, то и дело прикладываясь к виски с содовой. Выясняется, что Элоиза тоскует по своему погибшему во время войны другу студенческих лет Уолту. Именно он назвал Элоизу, когда она подвернула ногу, Дядюшкой Виггили и, вообще, замечательно умел ее развлекать и смешить. Выясняется, что воспоминания о нем, теперь единственное, что скрашивает ее, казалось бы, респектабельную, а в действительности, унылую жизнь хозяйки дома – жизнь, тоскливость и безотрадность которой она бессильна изменить, как с помощью новейших теорий психоанализа, так и без него.

Ситуация, в которой находится героиня новеллы, постоянно воспроизводится в играх ее маленькой дочери Рамоны. Девочка то и дело слышит от матери о погибшем, но незримо присутствующем в доме Уолте. Не имея друзей-сверстников, она придумывает себе несуществующих дружков, которые затем так же, как Уолт, в ее играх постоянно погибают.

Эта параллель восходит к одному из композиционных приемов индийской литературы, соединению парных строф, трактующих одну тему в разных планах, положительном и отрицательном. Например, маленькая Рамона предана своим вымышленным друзьям всей душой, готова ради них на жертвы, тогда как ее мать, сама того, возможно, не понимая, просто скучает и вспоминает о человеке, с которым ей было приятно и весело проводить время. Самоотверженная, «дающая» любовь противопоставляется любви эгоистической, «берущей».

Выраженное в произведении должно быть более красиво, чем проявляемое, а внушаемому читателю поэтическому настроению надлежит в данном случае отступить на второй план. «Поэтическое настроение, – пишет Анандавардхана, – тут вторично и должно быть „похоже на царя, следующего за своим приближенным во время его свадьбы“». Выраженное в рассказе – самоотверженная, бескорыстная любовь девочки – более красиво, чем проявляемое – эгоистическое чувство ее матери. Отступившее же подобно «царю на свадьбе приближенного». Поэтическое настроение новеллы «Дядюшка Виггили в Коннектикуте» – смех, ирония. Древнеиндийская поэтика требует, чтобы скрытый смысл произведения воспринимался подобно тому, как после удара колокола слышится гудение. Сэлинджер использует разные методы, чтобы внушить нам послевкусие заданного поэтического настроения – смеха и иронии.

Внушению каждого поэтического настроения школой «дхвани-раса» предписано употребление своего цвета, о котором авторам рекомендовалось настойчиво упоминать в ходе повествования. У поэтического настроения эротики, любви (раса 1) он темный (отчего в рассказе «Отличный день для банановой сельди» доминирует темный цвет океана и темнота подводной пещеры), а у произведений, которые должны вызывать «вкус» смеха, иронии (раса 2), он белый, потому что с белым цветом, как правило, соотносится смех в индийской символике. Читаем у Анандавардханы: «Наступил долгий период времени, именуемый летом, и, громко смеясь белым, как цветущий жасмин, смехом, поглотил два месяца поры цветов». В рассказе «Дядюшка Виггили в Коннектикуте» и эта рекомендация аккуратно выполняется Сэлинджером: за окнами дома, в котором происходит действие, все покрыто изморозью.

Теоретики школы «дхвани-раса» писали о том, что в литературных произведениях, внушающих юмористическое или сатирическое настроение, поведение персонажей или их одежда, или речь должны отклоняться от нормы. В рассказе «о дядюшке Виггили» подруги, которые вначале шутят и смеются вполне естественно, постепенно, под влиянием выпитого, становятся все более и более странными. Они раздеваются, ведут себя неадекватно. Их веселье переходит в истерический смех, а затем в пьяное рыдание.

Серый раса – сострадание.

«Перед самой войной с эскимосами»

Раса 3 определяет индуцированные чувства не всегда точно и однозначно. Термины «шока» и «каруна», соответствующие раса 3, переводятся не только как «скорбь» и «патетика», но могут быть определены рядом других слов этого психологического спектра, такими как грусть, печаль, горесть, сострадание, сопереживание, отзывчивость, сочувствие, милосердие.

Кроме того, внушение читателю главного поэтического настроения отнюдь не исключает возможности передачи читателю других переживаний, одного или нескольких из оставшихся восьми. Девять чувств могут быть то главными, то второстепенными, в зависимости от того, какую они роль играют.

В рассказе «Перед самой войной с эскимосами» таким второстепенным чувством, внушаемым для усиления главного (сострадания), является поэтическое настроение любви. Мы понимаем, что у пятнадцатилетней Джинни, наряду с состраданием к брату ее соученицы, двадцатичетырехлетнему Фрэнклину, возникает неосознанная влюбленность.

Школьницы Джинни Мэнокс и Селена Графф возвращаются в такси с теннисной тренировки. Они договорились платить за такси пополам, но вот уж в четвертый раз Селена почему-то забывает платить. Обиженная Джинни требует, чтобы та сегодня же возместила ей половину расходов. Поскольку нужной суммы у Селены с собой нет, девочки заходят к Граффам. Должница отправляется за деньгами в комнату матери, а Джинни ждет в гостиной, куда в поисках домашней аптечки входит порезавший себе палец брат Селены Фрэнклин.

Фрэнклин, страдавший болезнью сердца, в прошедшую войну в армии не служил, но все военные годы работал на авиационном заводе. Родители хотели бы, чтобы сын завершил образование, но сам он считает, что возвращаться в колледж ему поздно. А что еще делать – не знает. Фрэнклин безответно влюблен в старшую сестру Джинни, собирающуюся замуж. Джинни решает, что он просто «лопух», неудачник, но вместе с тем чувствует, что Фрэнклин очень кроткий и добросердечный. Полагая, что девочка после тенниса проголодалась, Фрэнклин, уходя из гостиной, сует ей сэндвич с курицей. Когда Селена спустя какое-то время приносит деньги, Джинни отказывается от них под предлогом того, что Селена приносила на тренировку мячи, не требуя компенсации. И добавляет: «У тебя на вечер никаких особых планов нет? Может, я зайду?». Селена удивлена, ведь до этого они с Джинни не были подругами. Выйдя на улицу и опустив руку в карман пальто, Джинни находит сэндвич Фрэнклина. Она хочет его выбросить, по почему-то не может этого сделать. И вспоминает, что несколько лет назад ей понадобилось три дня, чтобы заставить себя выбросить пасхального цыпленка, которого она нашла мертвым в опилках, на дне своей корзины для бумаг.

Поэтическое настроение рассказа – сострадание – внушается читателям, не наращиваясь постепенно как в предыдущих двух рассказах, скрытый смысл чувствуется здесь непосредственно одновременно с буквальным. Прост и примененный Сэлинджером прием параллелизма. В гостиной, в промежутке между возвращением Селены и уходом Фрэнклина, появляется приятель последнего Эрик, который в ожидании товарища рассказывает Джинни о бездомном писателе, которого он, пожалев, приютил у себя и познакомил с нужными тому людьми. Кончается все тем, что новый друг обокрал своего благодетеля и скрылся. Суть параллели состоит в том, что движение чувств у Джинни к Селене и Фрэнклину идет от обиды к состраданию, а во вставном эпизоде чувства движутся в обратном порядке – от сострадания к обиде.

Указание на главное поэтическое настроение – сострадание – содержится в так называемом проявляющем слове, в имени одной из девочек – Селены, напоминающем о луне. В древнеиндийском эпосе, в «Рамаяне», например, со светом луны сравниваются сострадание, милосердие. Что же касается введения в текст доминирующего цвета, то «раса 3» требует серого цвета. В данном рассказе Сэлинджером использует этот цвет в двух эпизодах, в рассказе Фрэнклина и в рассказе Эрика, когда комнату заволакивает табачный дым.

В 1949 г. писатель был удостоен за этот рассказ премии имени О’Генри. А вскоре о нем стали писать, как о литературном произведении, в котором Сэлинджер показал истоки процесса отхода детей от отцов, который в конце 40-х годов в США лишь зарождался.

Красный раса – гнев, ярость.

«Человек, Который Смеялся»

Мужчина лет сорока вспоминает события, свидетелем которых он был в девятилетнем возрасте. Вместе с другими детьми он оставался после школы на попечении студента Джона Гедсудски, который зарабатывал себе на учебу и жизнь трудом воспитателя. Тот развлекал ребят, играя с ними в футбол или бейсбол в одном из нью-йоркских парков. А по дороге рассказывал им историю о благородном разбойнике по имени Человек, Который Смеялся. В их поездках принимала участие красивая девушка Мэри Хадсон из богатой семьи, подруга Джона. Мэри встречалась со своим возлюбленным втайне от родителей. Пока Мэри ездила вместе с ребятами и принимала участие в их играх, Человек, Который Смеялся, одерживал над своими противниками победу за победой, и его приключения казались нескончаемыми. Но когда Мэри пришлось все-таки расстаться с Джоном, дети услышали из уст своего воспитателя грустный рассказ о том, как Человек, Который Смеялся, был пойман своими врагами и в страшных мучениях погиб.

Правила воплощения в тексте внушаемого эффекта гнева, ярости требуют использования ряда специфических приемов:

– усложненной композиции;

– применения местами устрашающего, напыщенного стиля (классическим примером этого являлся центральный эпизод «Махабхараты», в котором показана битва героев-пандавов с их злейшим врагом Дурьодханой: кровь льется рекою, обагряет руки героев, на врага обрушиваются страшные удары палицы и т. п.);

– доминирования красного цвета (в индийской символике цветов красный цвет связан с трауром, смертью);

– употребления различного рода удвоений согласных и длинных сложных слов.

«Нехорошо описывать ярость… совсем без сложных слов», – утверждал Анандавардхана.

Все эти требования неукоснительно соблюдаются автором.

При построении сюжета использован сложный параллелизм, композиция, именуемая «системой вложенных коробок»: события из жизни Джона Гедсудски, Мэри Хадсон и детей перемежаются с эпизодами истории Человека, Который Смеялся.

История Человека, Который Смеялся, выдержана в устрашающем, напыщенном стиле. Вот, к примеру, ее концовка: «Горестный, душераздирающий стон вырвался из груди Человека. Слабой рукой он потянулся к сосуду с орлиной кровью и раздавил его. Остатки крови тонкой струйкой побежали по его пальцам, он приказал Омбе отвернуться, и Омба, рыдая, повиновался ему. И перед тем, как обратить лицо к залитой кровью земле, Человек, Который Смеялся, в предсмертной судороге сдернул маску». В истории Человека, Который Смеялся, все время льется кровь. Само слово «кровь» и различные производные от него повторяются в рассказе Джона десять раз.

Лицо Человека, Который Смеялся, скрывалось под алой маской из лепестков мака. В конце рассказа бьется по ветру у подножья фонарного столба обрывок тонкой оберточной бумаги алого цвета, очень похожий на эту маску.

В каждом абзаце рассказа автор употребляет в среднем десять слов с удвоенными согласными, а также, на протяжении всего текста, множество трех – и четырехчленных сложных слов, а в одном случае сложное слово даже состоит из девяти членов – a some-girls-just-don’t-know-when-to-go-home look.

Оранжевый раса – мужество (а также – достоинство, смелость).

«В ялике»

Согласно правилам теории «дхвани-раса», создание настроения мужества требует использования сложного сюжета, повествующего о воинской смелости, мужественных поступках, уверенности в себе, широте взглядов и, наконец, о радости. Рассказ сконструирован по канонам детективного жанра, и в ее сложном сюжете отражены все названные выше состояния.

В разговоре прислуги на кухне дома Тенненбаумов настойчиво повторяется слово «расстроиться», отчего при этом расстроена кухарка, остается неясным. Правда, из дому на озеро сбежал четырехлетний сын Тенненбаумов Лайонел и сидит там в отцовском ялике, покачивающемся у самого конца мостков на привязи. На дворе октябрьский вечер, и на озере, как и на берегу, никого нет, но похоже, что кухарку волнует нечто другое. Читатель узнает, что малыш убегает не в первый раз и делает это под влиянием обиды или жалости и ведет себя при этом поистине героически. В три года, в середине февраля, он удрал в Центральный парк Нью-Йорка. Нашли его ночью. В парке никого не осталось. Разве что, бандиты, бродяги да какие-нибудь помешанные. Он сидел на эстраде, где днем играет оркестр, и катал камешек взад-вперед по щели в полу. Замерз до полусмерти…

Появляется мать Лайонела, Бу-Бу Тенненбаум (урожденная Беатриса Гласс), она отправляется на озеро и пытается уговорить сына вернуться домой, хочет узнать, что произошло. Изображает себя боевым адмиралом, а сына – одним из его подчиненных, старым морским волком, но мальчик игры не принимает: «Ты не адмирал. Ты – женщина».

Не помогает матери и брошенный в лодку пакет с цепочкой для ключей, о которой тот давно мечтал. Лайонел швыряет пакет за борт. А перед тем он выбросил в воду маску, в которой нырял сам дядя Симор Гласс. Вызов во взгляде малыша внезапно уступает место слезам, и он разражается бурными рыданиями. Тогда-то мать, не опасаясь уже, что ребенок прыгнет в холодную воду, подтягивает ялик к мосткам, спускается в лодку и принимается утешать сына.

Читатель узнает причину побега мальчика, а заодно и причину расстройства кухарки. Оказывается, мальчик услышал, как кухарка назвала его отца «большим грязным июдой». Мать встречает это сообщение со спокойным достоинством.

– А ты знаешь, что такое иуда, малыш?

– Чуда-юда… это в сказке… такая рыба-кит…

Здесь игра слов: «kike-kite» («еврей», «воздушный змей»), в английском тексте рассказа слова кухарки «большой грязный еврей» были поняты мальчиком как «большой грязный воздушный змей».

Концовка рассказа радостная. К дому мать и сын «не шли, бежали наперегонки. Лайонел прибежал первым».

Обратимся еще раз к каламбуру «kike-kite». Помимо звукового сходства этих слов, сыгравшего важную сюжетообразующую роль, Сэлинджер, возможно, воспользовался словом «kite», которое в английском языке означает еще и «делать что-либо с необычайной силой», уже в других целях. Обыгрывание разных значений одного слова было широко распространено в древнеиндийской классической литературе, а в данном случае оно помогло внушению настроения мужества.

«Потаенными возбудителями» настроения мужества считается преобладание в произведении померанцевого цвета (померанцевый – оранжевый, рудожелтый, жаркий. В. Даль) и употребление сложных слов. Отцы-основатели индийской эстетики полагали, что употребление сложных слов способно вызывать поэтические настроения не только ярости (гнева) и героизма (мужества), но и страха, изумления. В рассказе Сэлинджера мы находим несколько трехчленных слов типа «matter-of-factly», а померанцевый цвет среди всех других, в нем, действительно, доминирует, выделяется. На дворе бабье лето (по-английски – «Indian summer» – «индийское лето»), золотая осень, и все освещено низким предвечерним солнцем.

Черный раса – страх.

«Посвящается Эсме, с любовью и сердоболием»

Легендарный Бхарата указывал, что секрет успеха драматического действа заключен в неторопливости наращивания заданного поэтического настроения, которое достигается постепенным единением логических результатов происходящего с вариациями вспомогательных психических состояний героев. В свою очередь, для каждого поэтического настроения был определен собственный перечень вспомогательных психических состояний. Для настроения страха подобными психическими состояниями являются, как я указывал ранее, уныние, депрессия, тревога, раздражение, безумие, испуг. Сэлинджер в точности придерживается этой цепочки.

Американский писатель намерен послать в 1950 г. на правах свадебного подарка девятнадцатилетней англичанке Эсме посвященный ей рассказ (его-то мы и читаем). Автор встретился с Эсме, когда той было тринадцать лет, а он с другими американскими солдатами проходил в Девоншире подготовку в школе разведчиков перед открытием второго фронта в Европе. В школе среди солдат царило уныние.

За несколько часов до отправки солдат в Лондон герой рассказа знакомится в кафе с Эсме. Девочка зашла туда с маленьким братом в сопровождении гувернантки и вежливо обратилась к солдату, потому что тот показался ей чрезвычайно одиноким. Выяснив, что ее новый знакомый – начинающий писатель, она просит его написать когда-нибудь специально для нее рассказ, в котором бы говорилось про сердоболие. Девочка берет у солдата адрес и обещает написать ему на фронт письмо. На прощанье Эсме учтиво желает ему вернуться с войны невредимым и сохранить способность «функционировать нормально».

Во второй части читатель встречается в Германии, спустя несколько недель после окончания второй мировой войны, со старшим сержантом Иксом. Понятно, что рассказчик в первой части и старший сержант Икс – одно и то же лицо. Он только что вернулся из госпиталя, куда он попал, пройдя войну, ввиду нервного расстройства; он не сохранил способности «функционировать нормально» и все еще находился в тяжелой депрессии. Икс пытается читать роман, перечитывает по три раза каждый абзац. Ему кажется, «будто мозг сдвинулся с места и перекатывается из стороны в сторону, как чемодан на пустой верхней полке вагона». Отложив роман, Икс открывает принадлежавшую бывшей хозяйке квартиры книгу Геббельса и перечитывает сделанную ею на первой странице надпись: «Боже милостивый, жизнь – это ад». Затем взял огрызок карандаша и с жаром приписал по-английски: «Что есть ад? Страдание о том, что нельзя уже более любить». Он начал выводить под этими словами имя Достоевского, но вдруг увидел – и страх волной пробежал по всему его телу, – что разобрать то, что он написал, почти невозможно.

С шумом распахивается дверь, в комнату входит капрал Зед, здоровенный грубый самодовольный детина, вызывающий у Икса неистовое раздражение. У Зеда в одном из последних боев было нечто вроде приступа безумия – во время долгого артобстрела, лежа в яме рядом с джипом, он в упор расстрелял из пистолета кошку, вскочившую на кузов машины. Глядя на Зеда, Икс чувствует приступ тошноты, а после его ухода смотрит на дверь, кладет голову на руки и закрывает глаза. Икс получает письмо от Эсме и часы ее отца. Девочка посылала часы ему на счастье, как талисман, когда еще шла война, и посылка бесконечно скиталась вслед за ним по различным воинским частям. Взяв часы и обнаружив, что при пересылке стекло треснуло, Икс думает с испугом о том, нет ли там еще каких-либо повреждений? Завести часы и проверить их у него не хватало духу. Внезапно, как ощущение счастья, пришла сонливость, а вслед за нею мысль о том, что снова есть шанс обрести возможность «функционировать нормально».

Все шесть вспомогательных психических состояний, связанных с неторопливым движением сюжета, в рассказе налицо. Доминирует предписанный черный цвет: в первой, «английской» части рассказа то и дело настойчиво упоминается, что на дворе темно, ибо погода стоит ужасная, мрачная, беспрерывно льет дождь; во второй, «германской» части, время действия – поздний вечер. Введено в рассказ также принадлежащее к комплексу средств внушения поэтического настроения страха длинное сложное слово – a few don’t-tell-me-where-to-put-my-feet.

Если для читателя, не знакомого с основными категориями древнеиндийской философии, рассказ «Посвящается Эсме» предоставляет возможность для самых разнообразных толкований, то с позиций названных учений, он трактуется совершенно однозначно: осознав иллюзорность своего существования, сержант Икс избавился от страха. Здесь словами выражено одно, а подразумевалось прямо противоположное. К этому же виду дхвани принадлежит и открывающий сборник рассказ «Отличный день для банановой сельди». Ведь в нем, как мы уже говорили, автор, в отличие от «неосведомленного читателя», трагическое усматривает не в смерти, а в жизни.

Темно-синий раса – отвращение.

«И эти губы, и глаза зеленые»

Американские критики А. Кейэина и Дж. Хейгопиена отмечали, что рассказ пронизывает чувство отвращения

В индийской поэтике этот канон обусловлен рядом довольно сложных правил. Объясняется это тем, что в литературных произведениях, где царит и правит бал эффекта отвращения, подразумеваемое и выраженное находятся в глубоком противоречии. Чтобы снять это, чувство отвращения к происходящему внушается читателю посредством совершенства формы, за счет высокого мастерства обрисовки безобразного, которое доставляет читателю поэтическое удовольствие, эстетическое наслаждение. При этом некоторые поэтические настроения считаются несовместимыми. Поэтическое настроение отвращения несовместимо, например, с поэтическим настроением любви. Но, если автор хочет все-таки совместить несовместимые настроения, он должен ослабить одно из них (в данном случае – настроение любви) и не доводить до полного расцвета. Считается, что создание настроения отвращения невозможно, если в текст произведения не введены такие состояния героев, как возбуждение, тоска, ощущение страха, тревоги и предчувствие чего-то неприятного.

Поздней ночью седовласый, холеный и вполне моложавый, преуспевающий адвокат Ли спрашивает свою любовницу, синеглазую красавицу Джоан, не возражает ли та, если он поднимет трубку неожиданно зазвонившего у их постели телефона. В дальнейшем происходят два телефонных разговора Ли с мужем Джоан, его приятелем и коллегой Артуром. Тот звонит из дому, пытается выяснить, знает ли его друг, с кем уехала Джоан с многолюдного раута, на котором они были вечером. Ли советует другу не волноваться, держать себя в руках, расслабиться и спокойно ждать возвращения супруги. Она, видимо, уехала с супругами Элленбогенами, любителями повеселиться в ночных клубах. «Ты, Артур, просто делаешь из мухи слона», – добавляет Ли. Но возбужденный муж объясняет, что, возвращаясь с работы, он еле сдерживается, чтобы не искать по стенным шкафам спрятанного там полицейского, лифтера или курьера, словом, кого-либо из возлюбленных жены. Ли не хочет в это верить: Джоан слишком умна, у нее слишком хороший вкус, чтобы «опуститься» до лифтера или рассыльного. Артур же пытается убедить друга, что у Джоан животные инстинкты, и они много сильнее ума. Потом разговор переходит на другую тему. Выясняется, что Артур свой последний процесс проиграл и теперь в страхе и тоске переживает от того, что заказчик откажется от его услуг. Он возбужденно рассказывает, что прошлым летом хотел развестись с Джоан, у него слишком слабый характер, а Джоан нужен грубый молчаливый мужлан, который бы время от времени ее поколачивал, но не нашел в себе сил сделать это. Джоан не только не уважает его, но и нисколечко не любит. Артур вспоминает, как ухаживал за Джоан и посылал ей стихи, в которых были строки о прекрасных губах и зеленых глазах. Разговор окончен, и Ли кажется, что он провел его не совсем удачно. Телефон звонит снова. Это опять Артур, он радостным голосом сообщает Ли, что Джоан только что возвратилась домой, а он хотел бы посоветоваться с Ли по адвокатским делам. Сославшись на головную боль, Ли просит перенести разговор на утро, а когда Джоан обращается к нему, долго молчит, а потом просит оставить его в покое.

Почему этот рассказ с банальным сюжетом сразу вошел в антологию лучших американских произведений? Почему он «хватает» читателя за душу? Банальный сюжет вовсе не противоречит установкам эстетических теорий древней Индии. «Сообразность с общеизвестным – вот высшая тайна раса», – писал Анандавардхана.

Что мы наблюдаем в этом рассказе? Во-первых, «настроение любви», согласно «правилу соответствия», не расцветает в нем полностью. Во-вторых, в композиции последовательно появляются все необходимые вспомогательные состояния персонажей: возбуждение, тоска, ощущение страха, тревоги и предчувствие чего-то неприятного.

В традиционной индийской поэтике существуют еще некоторые менее важные рекомендации, относящиеся к специфике раса 7. Рекомендовалось доминирование темно-синего цвета и употребление неприятных для слуха слов, в которых используются фонемы «ш», «с» в сочетании с «р», «дх».

В рассказе многократно встречаем неблагозвучные слова «ash» (пепел) и «ashtray» (пепельница). Джоан и ее любовник беспрерывно курят, вся их постель усыпана пеплом. Текст пронизывают бесчисленные сочетания согласных типа «грхд», «штр» и др. («gray-haired» – седовласый), глаза у Джоан темно-синие (почти фиолетовые), сообщение об их цвете настойчиво сопровождает нас на протяжении всего текста.

Желтый раса – изумление, откровение.

«Голубой период де Домье-Смита»

Тридцатидвухлетний художник вспоминает эпизод из своей жизни, относящийся ко времени, когда ему было девятнадцать лет, и он после смерти матери вернулся с отчимом из Парижа в Нью-Йорк. Американская жизнь казалась ему чужой и враждебной. Он живет с отчимом в дорогом отеле и посещает художественную школу. Как-то он прочел в газете объявление о том, что дирекция заочных курсов живописи в Монреале приглашает на работу квалифицированных преподавателей. Директор курсов месье Йошото из Токио предлагает желающим срочно прислать на его имя заявления и образцы работ. Юноша немедленно посылает заявление, в котором в числе целого ряда выдуманных фактов своей биографии сообщает, что зовут его Жан де Домье-Смит, что Пабло Пикассо – давний друг его семьи, а сам он – известнейший во Франции художник. К концу недели приходит положительный ответ, и радостно взволнованный де Домье-Смит выезжает в Монреаль.

Когда месье Йошото и его новый сотрудник вошли в помещение школы, в одну большую комнату с крохотной незапиравшейся уборной, их встретила крупная седовласая дама, мадам Йошото, а весь персонал школы, как оказалось, состоит из японской четы и их нового сотрудника.

Работа заключалась в том, чтобы вносить поправки в присланные заочниками рисунки и отсылать их обратно, со своими замечаниями. Среди рисунков заочников оказалась работа монахини, сестры Ирмы. Юноша приходит в величайшее воодушевление от ее талантливых рисунков и отсылает Ирме длинное письмо, в котором хвалит ее работу и предлагает встретиться с нею лично.

В ожидании ответа от сестры Ирмы жизнь кажется юному художнику беспросветно унылой. Ответ от Ирмы так и не пришел. Вместо него приходит письмо от настоятельницы монастыря о том, что сестре Ирме дальнейшие занятия на курсах запрещаются. Домье-Смит в отчаянии пишет сестре Ирме снова, но так письма и не отправляет, потому что у витрины магазина ортопедических принадлежностей его неожиданно посетило мистическое озарение, изумление, откровение. Внезапно вспыхнуло гигантское солнце и полетело ему прямо в переносицу. Ослепленный, перепуганный, он уперся в стекло витрины, чтобы не упасть. Вспышка длилась несколько секунд. Когда ослепление прошло, он попятился от витрины и ходил, пока не перестали подкашиваться колени. Позже он записал в дневник: «Отпускаю сестру Ирму на свободу, пусть идет своим путем. Все мы – монахини».

Согласно теории «дхвани-раса», внушение настроения изумления и откровения должно производиться путем описания различных переживаний героя: от ощущений беспокойства, неустроенности до прихода, в конце концов, через радость, возбуждение и самое изумление, откровение – к удовлетворенности. Все это мы и находим в рассказе. Вначале герой неспокойно чувствует себя в Нью-Йорке, затем радуется месту преподавателя заочных курсов, испытывает воодушевление, возбуждение, обнаружив талант у монахини Ирмы, и, познав состояние величайшего изумления и откровения, приходит в итоге к удовлетворенности, по-новому начиная относиться к тем жизненным проблемам, которых раньше не понимал и которые казались ему неразрешимыми. Вот, что думает об этом герой: «Придется упомянуть, что не прошло и недели, как курсы закрылись. Я сложил вещи и уехал к моему отчиму, где провел около двух месяцев – все время до начала занятий в Нью-Йоркской художественной школе – за изучением самой интересной разновидности летних зверушек – американской девчонки в шортах».

«Доминирующий цвет» этого раса – желтый. Правда, впрямую желтый цвет в тексте не фигурирует, но, благодаря многократным появлениям «на сцене» Йошото с супругой и упоминаниям о том, что они представители «желтой расы», «доминирующий цвет» постоянно присутствует в сознании читателей.

Рассказ «Голубой период де Домье-Смита» вызвал оживленные обсуждения, причем особое внимание привлек эпизод озарения молодого художника у витрины. Некоторые критики полагают, что Сэлинджер описал ощущение Домье-Смита как религиозное откровение в духе просветления (сатори) в японском дзэн-буддизме. Дзэн учит, что просветление, новый взгляд на жизнь, на свое место в ней, новое отношение к действительности, может быть доступно каждому, а толчком к нему способно послужить любое переживание, потрясение, сильное впечатление.

Прозрачный раса – спокойствие, мудрость, умиротворение.

«Тедди»

«Девятое» поэтическое настроение (его еще называют «покой») – спокойствие, ведущее к отречению от мира, мудрость, умиротворение опирается на идею достижения героем безразличия к мирским делам и вещам. Анандавардхана, поддерживая нововведение Удбхаты, указывал, что поэтическое настроение спокойствия, отречения от мира, действительно, может быть внушено читателю, и, что для него прежде всего характерно «полное угасание ощущения собственного „я“». Состояние спокойствия описывается также Анандавардханой как блаженство, «возникающее в результате освобождения от жажды жизни».

Десятилетний мальчик Тедди вместе с отцом, матерью и шестилетней сестрой возвращается на пароходе в Америку после поездки по Европе. В начале рассказа мы видим худенького мальчика, высунувшегося из иллюминатора утром в каюте его родителей. Он наблюдает, как за бортом тонут в морской воде апельсиновые корки и говорит, что когда эти корки потонут, они останутся существовать лишь в его сознании. Тедди беседует с лежащей на второй койке матерью и рассказывает, что вместе с ними плывет в Америку университетский преподаватель, который слышал на одной вечеринке в Бостоне ленту с записью беседы с Тедди.

Тедди – десятилетний мудрец, провидец. Магнитофонные ленты с записями его рассуждений с интересом слушают университетские профессора. Отец иронизирует над сверхъестественными способностями сына, а заодно и над женой, которая поощряет демонстрирование этих способностей на людях. Отец приказывает Тедди немедленно принести в каюту фотокамеру, «лейку», которую он дал поиграть сестре. Тот уходит, сказав, что после того, как уйдет, он останется существовать только в сознании всех его знакомых, как апельсиновая корка.

Тедди находит сестру – существо злобное и жестокое. Маленькая Бупер ненавидит мать, брата, играющего с нею маленького мальчика, да и вообще «всех в этом океане». Тедди посылает ее с «лейкой» в каюту родителей и напоминает, что через полчаса у них урок плавания в бассейне.

Далее Тедди садится в шезлонг на спортивной палубе и делает несколько записей в дневнике. Среди прочих записей он пишет следующее: «Это случится либо сегодня, либо 14 февраля 1958 года, когда мне будет шестнадцать. Смешно даже упоминать об этом».

За мальчиком наблюдает тот самый преподаватель Боб Никольсон, о котором он беседовал с матерью.

Тедди спрашивает Никольсона, почему люди расходуют столько сил на проявление эмоций? «Мой отец, – продолжает он, – волнуется даже тогда, когда читает газету». На вопрос Никольсона: «А у тебя не бывает эмоций?» Тедди отвечает, что не знает даже, для чего эмоции нужны, а на вопрос – «любишь ли ты родителей?», – дает утвердительный ответ с оговоркой, что это любовь другого рода, не то, о чем думает Никольсон, это скорее «родственная близость» (affinity, англ.). Я хотел бы, говорит Тедди, чтобы родителям было хорошо, а они скорее любят причину, по которой им следует любить своих детей.

Никольсон спрашивает Тедди о теории перевоплощения, спрашивает верит ли тот, что в прошлом воплощении он был в Индии святым. Тедди отвечает, что в предыдущем воплощении он делал большие успехи в духовном совершенствовании, но, встретив женщину, прекратил медитацию и в наказание в новом существовании родился американским мальчиком. А в Америке трудно заниматься медитацией и самоусовершенствованием. Согласно буддийским канонам, благоприятным обстоятельством считается рождение только там, где можно найти «помощников в спасении», т. е. в странах распространения буддизма. Сейчас он понимает, что все есть бог, что бог во всем.

«А правда ли, – спрашивает Никольсон, – что ты сообщил профессорам, которые тебя интервьюировали, дату смерти каждого из них?». «Нет, – говорит Тедди, – я только сказал им время и место, когда и где они должны вести себя очень, очень осторожно. Несмотря на то, что они преподают историю религии и философию, все они, тем не менее, очень боятся смерти».

Тедди говорит, что, допустим, через несколько минут должен начаться урок плавания и, когда он будет стоять на краю бассейна и будет смотреть вниз, поскольку из бассейна выпустили воду, его сестра подойдет сзади и толкнет его. Он, может быть, упадет, ударится головой о дно бассейна и умрет. «Так может случиться, – говорит Тедди, – потому что сестра еще совсем маленькая, и она прошла только через небольшое количество воплощений. Но разве моя смерть будет трагичной, разве следует ее бояться?»

«Это очень опечалит твоих родителей», – отвечает Никольсон. «Да, – соглашается Тедди, – но только потому, что у них эмоциональное отношение ко всему, что происходит в жизни. А в действительности жизнь – это просто иллюзия».

Тедди пожал Никольсону руку, попрощался и быстро двинулся в сторону бассейна.

Никольсон сидел неподвижно несколько минут, затем поднялся и подошел к тяжелой металлической двери с надписью «Бассейн», услышал за нею резкий крик маленькой девочки. Читатель остается в неведении, исполнилось ли предсказание Тедди о его смерти в этот день.

Немалое число читателей поймут, что в беседе с Никольсоном на философские темы юный мудрец популярно излагает главные постулаты индуизма. Догмат о круговороте жизни, о вере в перевоплощение, постулат о возмездии-воздаянии (карма) за все хорошие и дурные поступки. Учение о единстве человеческой души с вселенским всеобщим первоначалом, вселенской сущностью. От дальнейшего круговорота воплощений может быть освобожден только человек, полностью постигший это единство. «Мне было шесть лет, когда я увидел, что всё – это бог, – говорит Тедди, – и у меня волосы стали дыбом. Моя сестра была совсем крошкой, она пила молоко, как вдруг я понял, что она – бог и молоко – бог, бог вливается в бога». А мысль о том, что все многообразие мира и самое жизнь – иллюзия, Тедди излагает своему собеседнику в виде притчи о собаке. Сообщает Тедди и о том, что любовь к женщине мешает мужчине выполнить свой долг, т. е. заниматься самоусовершенствованием, самопознанием, которое приводит, в конечном счете, к слиянию с божественной субстанцией.

Перепев индуистских религиозных учений в рассказе «Тедди» отнюдь не самоцель. В этом последнем рассказе сборника выражено напрямую, «открытым текстом», то, что в первом рассказе сборника («Отличный день для банановой сельди») составляло его проявляемое значение. Скрытый смысл первого рассказа заключался в том, что самоубийство Симора Гласса – акт вовсе не печальный, не трагический итог «ошибочной» любви, неудачной женитьбы, полного неприятия своего окружения и т. п., а один из этапов спасения личности в духе индуизма, шагов на пути к отрешению от желаний, слиянию с высшим абсолютом, вознесению над радостью и печалью, жизнью и смертью. Короче – на пути к нирване.

На том же «пути» мы застаем и юного мудреца. Таким образом, девять рассказов книги композиционно расположены Сэлинджером в виде кольца, в последнем рассказе повторяется тот же религиозно-философский мотив, что звучит в начале книги, мотив добровольной смерти героя, как осознанного этапа на пути к нирване. Только в начале книги мотив этот «доносится, как отзвук, как эхо, которое не всякий способен услышать», в виде затаенного, не выраженного словами эффекта, а в конце, напротив, передается читателю посредством другого вида дхвани, в котором выраженное словами как раз и «есть то, что хотят сказать, но подчинено другому» (т. е. внушению определенного настроения).

 

Еще несколько слов о Сэлинджере

Я не призываю следовать подобно Сэлинджеру идеям и философским воззрениям индуизма и дзен-буддизма. На самом деле мы не знаем точно, насколько он в жизни следовал этому сам. Каждый выбирает собственный путь.

Возможно, нам, вместе с рядом исследователей творчества Сэлинджера, удалось все-таки заглянуть в лабораторию писателя, хоть чуть-чуть, но почувствовать его творческий метод. Возможно, нам будет полезно прикоснуться к тому, как в современной литературе можно воспользоваться методами индийской эстетики, детально разработанной еще на заре становления человеческой культуры.

Но остается еще очень много вопросов, связанных с судьбой самого Сэлинджера и судьбой его литературных произведений. Разберемся ли мы когда-нибудь в этом?

8 декабря 1980 года.

Пухлый 25-летний Марк Чепмен спокойно стоял на месте преступления. На земле, рядом с окровавленными очками Леннона, лежал дымящийся пистолет, который он выпустил из рук.

Небрежно опираясь о стену, Чепмен перелистывает знаменитый роман Дж. Д. Сэлинджера «Ловец во ржи» о подростковом отчуждении, главный персонаж которого, по-видимому, и вдохновил его на то, что он только что сделал. «Я буквально жил внутри романа в мягкой обложке. Надо прочитать „Ловец во ржи“, чтобы понять мотив убийства».

30 марта 1981 года.

Покушение на жизнь президента США Рональда Рейгана произошло всего через два месяца после его вступления в должность. Президент и трое из его сопровождения были ранены при выходе из гостиницы, где Рейган выступал с речью перед делегатами федерации профсоюзов. Стрелявшим оказался некто Джон Хинкли (младший), ранее преследовавший президента Джимми Картера и лечившийся от психического расстройства. «Если вам нужен мой мотив, просто прочтите „Ловец во ржи“, там все написано».

18 июля 1989 года.

21-летняя голливудская актриса Ребекка Шеффер на пороге своей квартиры была убита ее неуравновешенным поклонником, маньяком Робертом Бардо, который до этого преследовал её три года. Уходя, он выбросил из лестничного окна на крышу соседнего дома книгу «Ловец во ржи».

«Сэлинджер напитал Холдена своей депрессией».

«Антипатия к культуре станет правом на убийство».

«Нам не дано узнать, что он скрывал в своих владениях».

«Публиковаться – это худшее, что может сделать автор».

«Он подчеркивал, что работает только для себя, в этом вся суть».

«Писать можно, преследуя любые цели, но только для самого себя важен сам процесс».

«Сорок лет молчания. О чем он пишет?»

«Это гораздо важнее всего, что я когда либо писал про Холдена. У меня очень серьезные проблемы, которые я пытаюсь преодолеть в своих новых работах».

«Считает Холдена своей ошибкой. Ведь он не мог вести нормальную жизнь, и его дети страдали. Так почему он в своей жизни не принадлежал самому себе?»

Сэлинджер скончался в январе 2010 года.

Он оставил неопубликованные рукописи.

Дневник агента контрразведки (ежедневные заметки о второй мировой войне, кульминация – Холокост)

Любовный роман о второй мировой войне (Сэлинджер и его первая жена Сильвия Велтер обладали даром телепатии)

Религиозные наставления (справочник по религии веданты, текст перемежается короткими рассказами и баснями)

Полная хроника семьи Глассов (пять новых рассказов; первый – о том, как вербуют Симора и Бадди на детскую викторину «Умный ребенок», последний – жизнь Симора после смерти)

Увидим ли мы когда-нибудь эти книги? Есть мнение, что они будут опубликованы в период с 2015 по 2022 год. Так ли это?