В управлении, куда Лучко спозаранку привез Глеба, они не без труда разыскали неприметный кабинет без таблички. Там, среди стеллажей, забитых сотнями запыленных справочников, стояли несколько заваленных бумагами столов. За одним из них сидел невероятно худой человек в примечательных очках. От очков просто нельзя было оторвать глаз. Их стекла по толщине могли бы запросто потягаться с линзой антикварного советского телевизора «КВН‑49».

– Здравствуйте, меня зовут Григорий Прохорович Расторгуев, старший эксперт.

Глеб представился в ответ, а про себя подумал, что если бы родители знали, что их сын будет таким картавым, то ни за что не назвали бы его Григорием. В общей сложности шесть «р» в имени, отчестве и фамилии плюс еще два в названии должности человека с таким дефектом дикции были явным перебором даже для проказ известной своим ироничным нравом судьбы.

«Стагший экспегт» предложил гостям сесть, затем выложил на стол пачку фотографий и текст заключения. Глеб жадно впился глазами в снимки. Как и на полученном им факсе, оттиск был виден лишь частично, примерно на две трети от предполагаемого полного размера. Яснее всего читались низ и середина, а верхняя часть оказалась смазанной. В целом отпечаток имел форму почти правильного круга диаметром около двух сантиметров. По краю круга шла надпись, из которой можно было различить десяток букв, хотя и с очевидными пробелами. Впрочем, даже этого было достаточно, чтобы сердце любого исследователя старины забилось с удвоенной скоростью. Глеб еще и еще раз перечитал про себя надпись, не в силах поверить глазам:

CAESAR MUND EV.

Буквы опоясывали расположенное в центре изображение: богатырь, голыми руками сражающийся со львом. Лучко и Глеб с минуту перебирали фотоснимки, затем Расторгуев приступил к объяснениям:

– Как видно из заключения, мы полагаем, что это может быть следом, оставленным римской монетой, а именно денарием времен Юлия Цезаря.

– А что за денарий такой? – перебил его Лучко.

– Это такая римская монета, – пояснил Расторгуев.

– Из какого металла? – Капитан хотел знать только самое необходимое.

– По-моему, из серебра, – не очень уверенно прокартавил «экспегт».

Ему на помощь пришел Глеб:

– Поначалу денарий действительно чеканили из серебра. Он получил широкое распространение и во времена Римской Республики превратился в одну из самых ходовых монет во всем Средиземноморье. Но позже, при Нероне, из-за финансовых трудностей серебряный денарий сначала существенно потерял в весе, потом, при императоре Галлиене, в него стали добавлять медь, а затем, при Аврелиане, и вовсе отливали из бронзы. Монету ввели в обращение на всей территории империи за три века до нашей эры и чеканили в течение примерно шестисот лет. Вес – четыре – четыре с половиной грамма. Во времена Цезаря денарий приравнивался к двум серебряным квинариям, четырем серебряным сестерциям или шестнадцати медным ассам…

Капитан, сообразив, что Глеб собирается подробно изложить всю монетную систему древности, замахал руками:

– Ну хорошо, хорошо, монету признали денарием. А по каким конкретно признакам?

– Во-первых, размер и форма, – пояснил эксперт. – Они соответствуют сохранившимся монетам того периода. Во-вторых, надпись CAESAR. Так, в том числе и на деньгах, обозначали правителей Римской империи, начиная с Юлия Цезаря. В-третьих…

– Но почему вы так уверены, что речь идет именно о Божественном Юлии, а не о любом другом кесаре? – перебил Расторгуева Глеб. В нем проснулся преподаватель истории. – Кстати, а вы знаете, что русское слово «царь» произошло от слова «цезарь»? – поинтересовался он у Лучко.

– О как! – без особого интереса откликнулся капитан.

– И потом, – Глеб снова переключился на Расторгуева, – на монетах Юлия Цезаря обычно чеканили изображение Венеры, она считалась прародительницей его рода. А здесь-то у нас явно Геркулес, разве не так?

– Я же говорю, есть еще и «в-третьих».

С этими словами эксперт выложил на стол раскрытую папку с цветной иллюстрацией, на которой можно было увидеть изображение древней монеты. Ее лицевая сторона в точности повторяла изображение с фотографии: силач, борющийся со львом, и надпись CAESAR внизу. Однако в верхней части ничего похожего на MUND EV написано не было. На обратной стороне были изображены два человека – мужчина и женщина, сидящие спиной друг к другу в странной, неудобной позе.

Расторгуев взял папку в руки и зачитал:

– Аверс монеты украшает фигура Геркулеса, бьющегося с Немейским львом. На реверсе мужская и женская фигуры изображают двух связанных между собой пленных рабов. Именно такая монета выпускалась в сорок пятом – сорок шестом годах до нашей эры и была посвящена победе Цезаря над галлами.

Эксперт весь светился и был явно польщен: ему удалось сообщить нечто такое, о чем не знал или забыл этот более чем эрудированный гость.

– Мои ученые друзья, позвольте прервать ваш исторический диспут, – вклинился Лучко. – Глеб, ты-то что думаешь?

Стольцев еще раз сравнил снимки из морга с фотографией монеты, найденной Расторгуевым.

– Изображения Геркулеса идентичны. Чего не скажешь о надписи. Тем не менее вполне возможно, что перед нами действительно оттиск неизвестного денария, выпущенного при Юлии Цезаре.

– То есть теоретически след на коже убитого Грачева может быть оттиском подлинной античной монеты? – подытожил капитан.

– Выходит, что да.

– Но почему ее тогда нет в каталогах? – усомнился эксперт.

– Ну, во-первых, это еще надо проверить, а во-вторых, речь может идти о небольшом тираже, все отчеканенные монеты просто-напросто были утрачены.

– А про надпись что скажешь? Она может иметь какой-то важный для нас смысл?

– Возможно. Надо бы для начала попробовать ее расшифровать.

Взяв лежавшую на столе лупу, Глеб еще раз осмотрел фото.

– Мне нужно время. Тут придется поломать голову. Но навскидку могу сказать, что, например, эти две буквы, – он показал на «е» и «v», – могут означать сокращение от выражения ex voto, то есть «по обету». Так во времена Цезаря называли дары богам.

Эксперт снова с уважением посмотрел на Глеба и сделал пометку в тетради.

– Ну и что же нам дают эти знания? – Лучко потеребил Глеба за рукав. – Почему убийца использовал именно эту монету в качестве своего фирменного знака? Что в ней такого необычного?

– Пока не знаю, – развел руками Глеб.

– А не может ли наш маньяк оказаться твоим коллегой?

– Историком или археологом? Не думаю. Уж тогда скорее нумизматом или антикваром. Но я, убей меня, не пойму, как монету можно превратить в оружие и тем более в орудие убийства.

– Да уж, задачка. – Лучко почесал в голове. – Ну а это слово? Что это, извините за выражение, за «мунд» такой? – Капитан тоже взял лупу и, прищурившись, всматривался в монету, пытаясь обнаружить ускользнувшие от невооруженного глаза детали.

Еще раз пристально осмотрев снимок, Глеб принялся размышлять вслух:

– Учитывая предыдущий и последующий пробелы, каждый минимум на три-четыре знака, следует предположить, что перед нами лишь фрагмент более длинного слова. Возможно, mund – это часть слова mundus, что означает «мир». Нет, тут надо подумать и, конечно, поискать соответствия среди монет того же периода.

– Вот и подумай на досуге, очень тебя прошу. Обещаешь?

– Обещаю. Тебе вообще трудно отказать.

Лучко повернулся к эксперту.

– А другие версии есть?

– Работаем, – бодро доложил Расторгуев. – Ищем везде, где можем. Запросили помощь у коллекционеров. Проверяем по всем базам данных. Но дело в том, что наши справочники безнадежно устарели. Нам бы новые получить. По монетам, знакам и гербам. – Эксперт вопросительно посмотрел на капитана.

Лучко пообещал помочь через Дедова.

– Держите меня в курсе, – попросил он на прощание.

Стольцев же под занавес выпросил у Расторгуева пару снимков с увеличенным изображением таинственного оттиска и копию иллюстрации из справочника по античным монетам. Затем капитан подбросил Глеба до самого входа в университет.

* * *

Отчитав лекции, вернувшись домой и закончив все дела, Глеб уютно расположился на любимом кожаном диване. Для начала он подытожил все, что знал о денариях. Эта монета была в свое время распространена так широко, что ее влияние на современную денежную систему ощущается до сих пор. Например, такие слова как итальянское denaro, испанское dinero и португальское dinheiro, означающие «деньги», происходят от латинского денария. Да и денежные единицы многих арабских государств Ближнего Востока и Северной Африки, а также республик, входивших прежде в состав Югославии, тоже неспроста называются динаром.

А что у нас с историческим контекстом? Если верить экспертам, речь идет о сорок пятом годе до нашей эры, когда в Риме разразилась ожесточенная гражданская война. Цезарь с верными ему легионами отправляется навстречу своим врагам, окопавшимся в Испании. Как обычно, он берет с собой походный монетный двор – нужно ведь чем-то платить солдатам. Тем более что в римской армии служат только свободные граждане и только за звонкую монету. До сорок пятого года жалованье пехотинца составляло, дай бог памяти, сто двадцать денариев в год, а с началом междоусобной войны плату пришлось существенно повысить, иначе брат не пошел бы на брата. В итоге Цезарь почти в два раза поднял воинские оклады и назначил ежегодное довольствие легионеру в размере двухсот двадцати пяти денариев. Ну-ка, прикинем: в испанской армии Цезаря насчитывалось восемь легионов, примерно по четыре тысячи человек в каждом. Итого, тридцать две тысячи солдат. Помножим на двести двадцать пять и получим семь миллионов двести тысяч денариев в год. А еще восемь тысяч всадников, которым платили и того больше. Таким образом, походному монетному двору приходилось чеканить не менее сорока тысяч монет ежедневно. Кстати, во всех расчетах деньги тогда отмерялись по весу, поэтому жалованье воина называлось «стипендиа» от латинского слова pendo, «взвешиваю». Надо будет при случае не забыть рассказать об этом студентам.

С целью освежить в памяти события сорок пятого года, Глеб полистал пару биографических исследований, посвященных Цезарю. И здесь его ожидал первый сюрприз. Оказывается, во время испанской кампании Божественный Юлий развлекался сочинением стихов – до наших дней они, к сожалению, не дошли, однако известны их названия. И одно из утраченных произведений называлось… «Похвала Геркулесу».

Глеб вскочил и прошелся туда-сюда по комнате. Конечно, с одной стороны, такое совпадение мало что значит, но с другой – если история не сохранила вирши Цезаря, она с таким же успехом могла затерять и учрежденную им монету, не так ли? Неужели это действительно неизвестный науке цезарианский денарий? Допустим. Но какая связь между монетой двухтысячелетней давности и преступлением, совершенным в наши дни? Что общего у современного серийного убийцы и Юлия Цезаря? Может, маньяк является фанатичным поклонником Цезаря? Вполне вероятно. Недаром же до того, как взошла звезда Наполеона, больные, страдающие манией величия, пачками объявляли себя Цезарями.

К слову сказать, Глеб никогда не понимал причин столь массового преклонения перед человеком, еще при жизни так нескромно одобрившим переименование в собственную честь седьмого по счету месяца года, который сами римляне, кстати, считали пятым. Когда сенат предложил императору Тиберию аналогичным образом назвать один из месяцев в его честь, тот благородно отверг лестное предложение, обернув отказ шуткой: «А что вы станете делать, если Цезарей окажется тринадцать?»

Впрочем, следует признать, что Цезарь и впрямь был личностью неординарной. Чего стоит только один его донжуанский список. Есть сильное подозрение, что объемом он вполне мог бы посостязаться с «Британской энциклопедией». Юлий и дня не мог прожить без женщины или, на худой конец, без мужчины. Omnium mulierum vir et omnium virorum mulier – «всех женщин муж и всех мужей жена» – так характеризовали покорителя галлов близко знавшие его люди.

Неловко говорить, но Цезарь страдал сатириазисом – он был патологически неспособен контролировать свою похоть. Надо сказать, к женскому аналогу этого заболевания – нимфомании Глеб всегда относился с пониманием, если не сказать большего. Тем не менее он искренне считал, что государственному мужу такой диагноз не совсем к лицу. Что же касается отечественной истории, то в смысле невоздержности с Цезарем вполне мог бы потягаться Лаврентий Палыч Берия, в жизни не пропустивший ни одной юбки и на коленях умолявший конвоиров привести к нему бабу прямо накануне расстрела.

Стольцев вообще придерживался мнения, что именно промискуитет Цезаря добил загнивающую республику. Гней Помпей – главный соперник Юлия в гражданской войне – накануне смуты развелся с женой Муцией Терцией из-за ее измены – с кем бы вы думали? Точно, с Цезарем. И хотя оба будущих триумвира впоследствии примирились и одно время выступали единым фронтом, но чем черт не шутит: что, если противостояние двух враждующих партий – оптиматов и популяров – по сути зиждилось вовсе не на извечном антагонизме патрициев и плебеев, а на некогда уязвленном самолюбии высокопоставленного рогоносца? К сожалению, ответ на этот интригующий вопрос так и канул во тьме «скончавшихся времен», как говаривал Уильям Шекспир.

И, кстати, об уже упомянутом триумвирате. Соблазнив жену Помпея, Цезарь, как известно, уложил в постель и Тертуллу, супругу Красса – третьего своего товарища по троевластию. А теперь давайте попытаемся провести современные параллели. Представьте, что вы один из трех совладельцев крупной компании. На кону большие деньги, в мечтах большие планы. Все трое ревниво меряются заслугами, должностями и полномочиями. И при этом один из них регулярно, ну или раз от разу спит с женами двух других соучредителей. Представили? А теперь внимание, вопрос: как долго проживет ваше ООО? И кто после этого посмеет утверждать, что Цезарь был выдающимся политиком?

Распалившись от внутреннего диспута, Глеб решил погасить закипевшие страсти красным вином. Это сработало, но ненадолго – мысли описали круг и вернулись к Цезарю. Нет, конечно, Стольцев отдавал Гаю Юлию должное. Да, это был великий завоеватель и покоритель мира. Война была его родной стихией. Но мирное время требовало совсем других талантов. Будучи гениальным стратегом, Цезарь оказался довольно близоруким руководителем, неспособным наперед просчитать ходы идеологических противников. Меньше чем за сутки до того, как он будет заколот ближайшими соратниками и даже, как поговаривали, собственным сыном, успев насладиться лишь пятью месяцами абсолютной власти, которой добивался десятилетиями изнурительных походов и кровавых битв, на вопрос о том, какой бы он хотел видеть свою смерть, счастливый обладатель вожделенного звания «пожизненный диктатор», подняв кубок с вином, игриво ответил: «Внезапной».

И это в то время, когда мнимый отцеубийца Брут со товарищи уже заточили свои короткие мечи и упражнялись в том, чтобы научиться половчее скрывать их под складками тоги.

Глеб снова плеснул себе вина. Поднеся бокал к носу, он тут же вспомнил, что согласно летописям Светония Цезарь единственный из всех приступал к организации государственного переворота на трезвую голову, что в немалой степени способствовало его политическим и ратным успехам. Глеб даже на какую-то секунду заколебался, пить или не пить, но затем ему на ум, как обычно в случае подобных сомнений, снова пришел пьяница-Македонский, покоривший еще больше стран и народов, чем Божественный Юлий. Уступая весомости аргумента, Глеб с наслаждением отхлебнул из бокала и продолжил свой исторический экскурс.

Ну не странно ли, что одним из самых популярных персонажей в мировой истории стал узурпатор, положивший конец римской демократии и ввергнувший процветающую страну в пучину гражданских междоусобиц? А как быть с тем, что во времена консульства Цезаря неоднократно ловили на хищении государственных средств, причем в особо крупных размерах? Кроме того, вслед за Плутархом Глеб никак не мог простить автору Commentarii de bello gallico того, что именно по его приказу были подожжены корабли в Александрийской бухте, в результате чего в огне, перекинувшемся на крупнейшую в Древнем мире библиотеку, были безвозвратно утрачены гениальные произведения античной культуры. Отремонтированная библиотека в будущем еще не раз пострадает от бесчинств других римских полководцев и в конце концов будет почти полностью уничтожена ворвавшейся в город солдатней Аврелиана, но в огне этих грядущих пожарищ погибнут уже совсем другие шедевры. Ну отчего кумиром миллионов многие века остается полный, извините за выражение, «сатириаст», болезненно самолюбивый деспот и закоренелый казнокрад?

Никакого объяснения этому феномену Глеб не находил. В поисках разгадки он, следуя бессмертному завету Плиния Старшего, еще двадцать веков назад точно указавшего, где именно следует искать истину, снова потянулся за бокалом.