Наступила долгожданная суббота. Глеб встретился с Мариной перед входом в театр имени Моссовета, где давали «Илиаду». Несмотря на ажиотаж вокруг постановки, он смог достать билеты на неплохие места. Наконец погас свет, и поднялся занавес.

Любопытнее всего было узнать, как итальянцы умудрились сократить действие насыщенной событиями пятисотстраничной эпопеи до двух актов. Режиссерское решение поразило своей простотой: актеры вообще не говорили. Они лишь пластично двигались под эпическую музыку. Тем не менее, происходящее на сцене захватило зрителей. Судя по всему, последние полгода труппа репетировала исключительно в спортивном зале. Скульптурные тела актеров двигались с неземной грацией и действительно напоминали мифологических героев. Особенно поразила сцена боя армии Гектора с войском Агамемнона у стен Трои. Собственно, вся картина строилась на том, что две группы полуобнаженных бойцов под оглушительный бой барабанов выходили из противоположных кулис и будто в замедленной съемке сходились в смертоносной схватке посредине сцены. При этом сердце Глеба колотилось так, будто он сам летел навстречу врагу в боевой колеснице. Он украдкой посмотрел на свою спутницу. Марина, кажется, тоже была под впечатлением.

В антракте они по замечательной моссоветовской традиции отправились проветриться в сад. Вся земля была усыпана опавшей листвой, которая, слегка окоченев от первых заморозков, поскрипывала под ногами. Несмотря на романтичную обстановку, Глеб решил начать с нейтральной, театральной темы:

– А ты знаешь, что хронологически стихи появились гораздо раньше прозы?

– Никогда бы не подумала.

– Да-да. «Илиада» – самый древний из сохранившихся памятников греческой литературы. Все остальное появилось потом.

– А когда она была написана?

– Ориентировочно в седьмом веке до нашей эры. Авторство обычно приписывают Гомеру, но среди моих коллег по этому поводу особого согласия нет. Если внимательно прочитать книгу в оригинале, бросается в глаза обилие сюжетных повторов и стилистических несоответствий. Конечно, их можно списать на почтенный возраст автора, но лично мне кажется, что причина нестыковок – вовсе не старческий маразм. Например, как объяснить тот факт, что между песнями поэмы существуют диалектические отличия? Даже если дедушка был полный «ку-ку», он вряд ли стал бы тратить столько времени и сил на подобную стилизацию, искусственно создавая ощущение коллективного труда. Если хочешь знать мое мнение, и «Одиссея», и «Илиада» больше похожи на небрежно отредактированные сборники стихов различных авторов. Но при этом, замечу, никто таланта этих самых авторов не умаляет.

– Думаешь, Гомера не было?

– Думаю, был. Но какую часть из приписываемого ему наследия написал именно он – большой вопрос.

– Так, значит, ты читал Гомера в оригинале?

Глебу весьма польстило скрытое в вопросе уважение, и он с достоинством кивнул.

– А кого еще?

– Знаешь, легче перечислить тех, кого я не читал. – Последняя фраза прозвучала несколько хвастливо, и Глеб поспешил исправить положение: – Послушай, это же моя работа. Ну не стану же я восхищаться тем, что ты прочла всего Фрейда?

– И напрасно. – Бестужева обиженно выпятила свою восхитительную нижнюю губу с влажной ложбинкой посредине. – Во-первых, я тоже прочитала его книги в оригинале. Во-вторых, я, можно сказать, убила на это свои лучшие годы. – Интонация Марины стала кокетливо-дурашливой. – Я, понимаете, ради психологии пожертвовала молодостью и красотой, а мной после этого никто не собирается восхищаться?

Глеб расхохотался.

– Респект и уважуха. Нет, ты правда читала Фрейда в подлиннике?

Стольцев искренне уважал людей, способных продраться сквозь чужой язык, поскольку считал, что книга, прочитанная в оригинале, и книга, прочитанная в переводе, – это два разных произведения даже, если речь идет о прозе, не говоря уже о стихах.

– Ja, absolut, – подтвердила Марина, гордо вскинув подбородок. И опять вернулась к «Илиаде»: – А насколько реален сам сюжет?

– Скорее всего, это порядком искаженная, но достоверная история. Тем более что в не так давно найденных документах упоминаются люди, до этого нигде не фигурировавшие, кроме как в «Илиаде».

– Любопытно, двадцать семь веков прошло, а людьми движут те же мотивы, что и тогда: власть, слава, богатство, ненависть и любовь.

– Но разве не тому же самому учат на психфаке?

Марина усмехнулась и, зябко поежившись, потерла ладошкой о ладошку.

– Зима уже совсем скоро.

Набравшись смелости, Глеб уже стал подумывать, не взять ли ее руки в свои и нежно отогреть, но тут совершенно некстати прозвенел звонок.

* * *

После представления Глеб с Мариной встретились в фойе с четой Буре под предлогом обмена впечатлениями. На самом деле Глебу не терпелось представить Марину Борису Михайловичу.

Буре галантно припал к Марининой ручке и так долго держал ее в своей, источая витиеватые комплименты, что Александра Петровна с всепрощающей улыбкой в какой-то момент незаметно одернула его за рукав. Компания устроилась в кафе напротив театра и за чашкой чая полчаса оживленно обсуждала спектакль.

Борис Михайлович направо и налево сыпал цитатами из Гомера, а когда супруга попыталась его остановить, он ласково, но твердо пригвоздил ее очередным перлом, некогда прославившим автора «Илиады»:

– Женщину украшает молчание!

Подошло время разъезжаться по домам.

– Ecce femina! – шепнул профессор на ухо Глебу на прощание, изящно трансформировав пилатовское Ecco homo – «Се Человек» – в популярно-эстрадное «Ах, какая женщина!».

* * *

Сидя с Мариной в машине на обратном пути после театра, Глеб о чем-то оживленно ей рассказывал, а сам всю дорогу напряженно думал, как ему стоит закончить сегодняшний вечер. Поцелуем? Хороший вопрос. А куда? В губы, как ему уже давно безумно хотелось? Или ограничиться невинным чмоком в щечку, чтобы не поторопить события, не спугнуть и не испортить столь приятный вечер? Но ведь в щечку у них уже было. А где же развитие отношений? Где динамика и поступательное движение? В итоге верх одержало малодушие, и выбор все же пал на невинный чмок, что, похоже, на данный момент устраивало обоих.

* * *

Воскресный день прошел в домашних хлопотах и воспоминаниях о спектакле. Ближе к одиннадцати вечера ленивая тишина выходного дня была неожиданно нарушена телефонным звонком.

– Здорово, ясновидец!

Стольцев сразу узнал голос Лучко.

– Добрый вечер, мой капитан.

Следователь как обычно рассусоливать не стал:

– Не хочешь заехать к Расторгуеву? У него появилась еще какая-то версия. Заодно и твои соображения обсудим. Идет?

Глеб заглянул в ежедневник. Назавтра он начинал с третьей пары – это в двенадцать-десять пополудни. Так что времени для визита к эксперту было полно.

– Тебе удобно в девять утра?

– Вполне.

– Тогда заезжай.