День выдался ясным, раскрашенным таким ярко-голубым цветом, что ему вполне позавидовали бы лесные васильки. Издалека заметив с балкона юркую красную «лянчу», Глеб почувствовал себя счастливым и убитым горем одновременно. Интонация засевшей в голове мысли с вопросительной сама собой сменилась на утвердительно-восклицательную: «Найти, чтобы потерять!»

В летнем ярко-желтом платье Франческа смотрелась совершенно неотразимо. Чмокнув его в щеку, она направила «лянчу» в поток автомобилей.

Несмотря на скорое расставание, грусть понемногу улетучилась. И прежде чем пришло время разгружать вещи, они успели весело поболтать о погоде, заклеймить позором самолетную еду и обсудить бурную личную жизнь итальянского премьера.

Расположенный в считаных километрах от центра Флоренции аэропорт Америго Веспуччи встретил их интернациональным гомоном и прохладой кондиционеров. Все те полчаса, что они мило и беззаботно болтали, стоя в очереди на регистрацию, Франческа в пылу жестикуляции несколько раз прикасалась своими нежными пальцами к рукам и груди Глеба. И казалось, ничего более возбуждающего, чем эти случайные прикосновения, он в жизни не испытывал.

Наступила пора прощаться. Глеб прижал ладони к щекам Франчески. Она закрыла глаза и приоткрыла губы — и все, что произошло с Глебом за последние дни, вдруг разом обрело смысл.

Они с трудом оторвались друг от друга.

— Прощай!

— Нет, до свидания!

— До свидания! Так мы еще увидимся?

— Обязательно. Я вернусь. Слышишь?

— Мне бы очень этого хотелось.

Они снова кинулись друг к другу словно герои дешевой мелодрамы. Из-за бури нахлынувших эмоций Глебу совсем не пришлось прикладывать усилий, чтобы отгородиться от каких-либо видений, связанных с Франческой, — их просто не было. И это тоже казалось добрым знаком.

Сделав над собой неимоверное усилие, он повернулся и пошел к окошкам паспортного контроля. Нет, не пошел, а, опьянев от радости, полетел, как Икар навстречу солнцу. И гомон разноязыкой толпы уже не казался ему чужим и непонятным, и тревожное чувство дороги сменилось негой упоения новым счастьем.

Грезя наяву, Глеб сделал несколько шагов, но что-то вновь заставило его остановиться. Среди общего шума и разноязычного многоголосия его ухо уловило что-то смутно знакомое. Это была музыка. Но довольно странная. Будто кого-то пытались распилить живьем и этот кто-то отчаянно сопротивляется, желая подороже отдать свою жизнь. Где-то он уже слышал что-то подобное. Ах, да, музыка в доме Джакомо Вески. Он, помнится, что-то еще такое говорил о гимне веры.

Глеб обернулся. И успел заметить, как Франческа вынула из сумки мобильный телефон и, приложив его к уху, зашагала к выходу.

Охваченный смутными сомнениями, Стольцев каким-то почти бессознательным жестом достал из кармана так и не пригодившуюся Брулье смятую бумажку со словом «Прости!». Затем полез в другой карман за визитницей. Перебрав несколько карточек, аккуратно вставленных в прорези-кармашки, он вынул визитку Франчески Руффальди. Перевернув карточку обратной стороной, Глеб нашел сделанную от руки приписку и сравнил обе надписи. Никаких сомнений. Та же энергичная «а», чья поперечная палочка, вместо того чтобы идти параллельно строке, под острым углом устремлялась к одной из ножек, точно биссектриса воображаемого треугольника, и едва заметный наклон влево.

Словно в бреду, он подал паспорт сотруднице иммиграционной службы. Перед глазами, будто в плохо смонтированном любительском видео, ни с того ни с сего стали всплывать, казалось бы, не связанные друг с другом фрагменты.

«Франческа сама любезно вызвалась нам помочь», — эхом отдались в голове слова Ди Дженнаро. Затем Глеб в ужасе вспомнил, как неосмотрительно поделился с Франческой высказыванием Брульи насчет «крота». И сразу же появился этот человек-призрак Скутти. Мало того, Глеб сам рассказал ей о плане комиссара, чем, похоже, существенно облегчил таинственным злоумышленникам поиски утерянной «Богородицы». Боже, каким же он был идиотом!

Пройдя паспортный контроль, Глеб плюхнулся за столик в кафе и с горя заказал две порции граппы. Опрокинув первую рюмку, он сокрушенно опустил голову. Тут его взгляд нечаянно упал на раскрытый карман портфеля. Оттуда что-то торчало. Что-то чужое.

Глеб поставил портфель на стол, затем осторожно извлек пухлый сверток. Подбросить его могла только Франческа. Вернув ощущение реальности второй рюмкой граппы и готовый к любому подвоху, он развернул обертку.

Это была ксерокопия уже знакомого Глебу манускрипта. Причем, в отличие от документа, обнаруженного в папской библиотеке, страниц тут насчитывалось гораздо больше. Мало того, судя по особенностям письма, исходный экземпляр представлял собой список куда древнее ватиканского. Неужто это копия с оригинала дневников Афанасия Никомидийского?

Глеб в изумлении снова посмотрел туда, где они всего пять минут назад расстались с Франческой. Милая, да кто же ты такая?

Тут в его голове всплыла фраза из их самого первого разговора: «Все дело в истории моей семьи…»

Спешно разложив на столике свой ноутбук и обнаружив доступное беспроводное соединение, Глеб занялся поисками сайта, посвященного генеалогии итальянской знати. Вскоре он обнаружил то, что искал. А именно — длинный список благородных фамилий. Глеб нетерпеливо щелкнул на букве «Р».

Так, Риарьо, Рондинини… Вот, нашел. Руффальди. Отец, мать, дед, прадед, прапра…

Черт, черт, черт! Он в сердцах хлопнул ладонью по столу, да так сильно, что посетители за соседними столиками, оторвавшись от тарелок и чашек, смерили его укоризненными взглядами.

Согласно информации, бесстрастно высветившейся на компьютерном экране, прапрадед Франчески Антонио Руффальди в свое время женился на греческой дворянке по имени… Елена Костинари.

Просторный «Аэробус» уносил его все дальше и дальше от Апеннин. В голове закольцевалась не утратившая справедливости, несмотря на столетний возраст, строчка Фета: «Италия, ты сердцу солгала!»

Как же он был слеп! Единственным утешением стал манускрипт, позволивший на время забыть о случившемся. Ни предложенная стюардами еда, ни напитки не могли оторвать Глеба от чтения этой летописи, одновременно преисполненной и горечи, и торжества.

Перелистывая страницы, он боролся с искушением «заглянуть» в историю ксерокопии. После того разочарования, что он только что пережил, его уже ничем не расстроишь. И что он тогда теряет?

Вытащив для верности все страницы рукописи и сложив их в стопку, он положил обе руки сверху и прикрыл глаза. Монотонный гул двигателей совсем не мешал сосредоточиться, а даже наоборот. Через минуту-другую Глеб уже увидел себя читающим этот же манускрипт, лежа в кровати, стоящей посреди выкрашенной в белый цвет комнаты, где залетевший бриз, по пути прихвативший запах пиний и кипарисов, с легким шелестом раскачивал ажурные занавески.

Обстановка показалась Глебу смутно знакомой. Он уже был здесь в тот день, когда очаровательная хозяйка «Ла-Комбеллы» с гордостью показывала ему свои владения.

Вернувшись к действительности, Стольцев продолжил чтение. Его уже стало клонить в сон, но тут Глеб натолкнулся на абзац, тщательно обведенный цветным маркером. Не веря глазам, он перечитывал древний текст снова и снова. Нет, этого просто не могло быть!

Ценный груз из Италии встречала целая толпа, состоявшая из надутых чиновников, высшего эшелона силовиков и представителей СМИ. Десятки телекамер застыли в ожидании тележки со специально оборудованным контейнером.

Лично руководивший операцией генерал Дедов объявил импровизированную пресс-конференцию открытой. Явно рисуясь перед объективами, он сослался на необходимость соблюдать температурный и влажностный режим и, к разочарованию журналистов, сообщил, что не сможет вскрыть контейнер и показать «Влахернскую Божью Матерь» телезрителям. Истинной мотивацией этого решения было желание умолчать о том, насколько сильно пострадала икона в результате безжалостного обращения в Италии.

Нехотя удовлетворившись сомнительным объяснением, репортеры принялись расспрашивать генерала о ходе расследования.

Завидев Стольцева в толпе, Лучко бросился к нему. Глеб тоже был рад увидеть знакомое лицо и наконец сложить с себя ответственность за «спецгруз два дробь шесть», как было указано в сопроводительных документах.

Затем следователь представил Стольцева Дедову. Генерал занес свою медвежью лапу для приветствия, но остановил ее на полпути.

— Фу, черт, совсем забыл про «третий глаз».

— Не волнуйтесь, я его прикрою, — улыбнувшись, сказал Глеб, крепко сжал руку Дедова и тут же стал прощаться.

— Вы уверены, что не хотите насладиться славой?

— Абсолютно.

Кивнув капитану и подхватив чемодан, Стольцев направился к дверям.

— Боюсь, слушок уже пошел и репортеры все равно будут за тобой охотиться, — бросил напоследок Лучко.

«Поживем — увидим», — решил про себя Глеб и, на всякий случай убедившись, что за ним по пятам не следуют папарацци, направился к стоянке такси.

Окутанные сумерками ландшафты родного города, сменяющие друг друга за ветровым стеклом, казались столь же нереальными, как и все то, что случилось в последние дни. Глеб устало откинулся на сиденье и закрыл глаза.