Поутру они возобновили осмотр вещей Рамона. Было решено разделиться: Глеб продолжил рыться в книгах и коробках, а Вероника взяла на себя шкафы и одежду.

– Ты только посмотри, какое шикарное издание «Дон Кихота», – с восхищением отозвался Глеб об очередной находке.

– Да, эта книга была гордостью Рамона. В свое время он угрохал на нее свое месячное жалованье, – откликнулась из соседней комнаты Вероника. В ее голосе слышалась укоризна.

– Справедливости ради, признаю, что я бы тоже не устоял.

– Может, поэтому у тебя и нет семьи? – пошутила Вероника.

Глеб шутку не оценил и в раздражении чуть было не хватил книгой по столу. Только почтенный возраст издания и глубочайшее уважение к автору не позволили ему этого сделать. Он лишь спросил:

– К чему это ты? Хочешь сказать, что и я, и Рамон отпетые эгоисты?

– Ну, моего мужа ты, положим, сейчас довольно точно описал, а вот насчет тебя самого я уже и не знаю.

– Между прочим, я не всегда был один.

– Ага, я помню, – вяло отозвалась Вероника. Глеб, однако, тему закрывать не собирался.

– Думаю, насчет «Дон Кихота» ты не права. Начнем с того, что в самом начале двухтысячных был проведен опрос среди ста крупнейших писателей мира. Они должны были составить список лучших книг всех времен, причем сделать это по алфавиту, чтобы не умалять достоинства никого из великих авторов. Так вот, звезды литературы составили такой алфавитный список, но при этом, не сговариваясь, поставили «Дон Кихота» на первое место как лучшее из когда-либо написанных произведений. Да и твой муж, насколько я помню, всегда обожал к месту и не к месту приводить цитаты из Сервантеса. Боюсь, тебе даже трудно представить, какой ценностью была для Рамона эта книга. Это как для тебя туфельки от Гуччи или что-нибудь в этом роде.

– Что-что?

– Бедный Рамоша, вот что!

Повисла гнетущая пауза, потом послышались торопливые шаги, и через мгновение в комнату ворвалась разъяренная Вероника. Она была вне себя.

– Какие, к черту, Гуччи! Да ты и понятия не имеешь о том, как мы поначалу тут с Йоськой мыкались, как едва сводили концы с концами. Как я ужом вертелась на двух работах, пока твой Рамоша неспешно подыскивал себе кафедру, достойную его ученых заслуг.

– Только не мой Рамоша, а твой, – машинально поправил Веронику Глеб, и его раздражение тут же улетучилось. Теперь он испытывал сожаление. – Не стоило мне начинать. Прости!

– Да ладно, чего уж, я сама напросилась, – шмыгнув носом, сказала Вероника и отправилась назад в спальню разбирать шкаф.

Следующие полчаса они не обменялись ни единым словом. Тишина становилась гнетущей. Глеб уже выискивал в уме пути к скорейшему примирению, когда Вероника наконец первой окликнула его:

– Подойди, пожалуйста.

Он с готовностью повиновался. В спальне Вероника показала ему изящную коробочку, только что найденную в кармане одного из пиджаков.

– Что там внутри?

– Взгляни сам.

* * *

В результате повальных увольнений сотрудников в штате осталось так мало, что инспектору Рохасу самому приходилось отсматривать многочасовые записи видеонаблюдений, сделанные в здании совета фонда. Лишь изредка его подменял Маноло, на острый глаз которого вполне можно было положиться.

К огорчению инспектора, в кабинетах камер не было, но и те, что были установлены в фойе и коридорах, позволяли довольно четко понять, кто и когда пришел и когда ушел.

Вот камера на парковке зафиксировала, как Сусанна Чавес, оглядываясь по сторонам, направилась к своему «рено». Что она там высматривает? Рохас изо всех сил вглядывался в изображение, но так и не увидел ничего необычного.

Вот к выходу поочередно прошагали Луис Ригаль и Рамон Гонсалес. Причем Гонсалес уже был без форменного галстука. Что за чертовщина? Где же он? В портфеле? Это было бы логично – Гонсалес мог надеть галстук уже по дороге. Хотя зачем бы это ему? В зале, где заседал совет, воздух охлаждали как минимум три кондиционера, и сидеть там в пиджаке и наглухо застегнутой сорочке было весьма комфортно. Но на улице-то в тот день стояла страшная жара, а чудаковатый Дуарте, кстати, у себя дома кондиционеров не признавал. Тогда зачем Гонсалесу понадобилось надевать галстук, ведь встреча должна была быть абсолютно неформальной. А между тем кусок галстука, оставшийся в руке убитого, стал теперь главной уликой. Нет, что-то здесь не то. Надо еще раз спросить хозяина заведения, что напротив дома Дуарте, был ли Гонсалес в тот злополучный вечер при галстуке или нет.

Рохас продолжил просмотр. Вот пятнадцатью минутами позднее Гонсалеса, не отрывая от уха мобильный, кивнул вахтеру на прощание Хосе де ла Фуэнте.

Инспектор поставил на воспроизведение следующий файл. Сначала долго-долго ничего не происходило, а затем по коридору вальяжно прошагал Рафаэль Мартин, последним покинувший здание. Закрывая дверь, он как бы случайно поднял глаза на камеру. При этом Рохасу на миг показалось, что председатель фонда улыбнулся и даже приосанился, будто специально позируя невидимому соглядатаю. Впрочем, нарциссизм это еще не самый тяжкий грех.

Остановив воспроизведение, Рохас грязно выругался. Получалось, что у каждого из членов совета было полно времени, чтобы добраться до Талаверы и застрелить Дуарте.

* * *

В коробочке на подушечке из белого бархата лежала миниатюрная звезда, покрытая ярко-синей эмалью. По краям она была оторочена позолоченной каймой. Глеб попытался взять звездочку в руки, но оказалось, что она приколота к подушке застежкой.

– Значок?

– Заметь, не просто значок, а значок в виде звезды, – уточнила Вероника.

Глеб вгляделся повнимательнее.

– Смотри, здесь надпись.

На каждом из лучей, кроме того, что шел вверх, красовалась выгравированная готическим шрифтом буква. Буквы складывались в слово MECV.

– Тебе это о чем-нибудь говорит?

– Не-а.

Вероника расстегнула замок, извлекла звезду из подушки и развернула ее тыльной стороной.

– Тут какие-то цифры, только очень мелкие. – Она прищурила глаза. – Кажется, «восьмерка» и «шестерка». Да, точно, это «восемьдесят шесть». Что бы это значило?

– Больше всего смахивает на порядковый номер.

– Думаешь, что-то вроде клубного значка?

– Похоже.

– Хм, не об этой ли звезде пытался сообщить нам Рамон?

– Уж не думаешь ли ты, что эта та самая звезда, которая должна нам что-то «сказать»?

– Я к этому и клоню. Не хочешь заглянуть?

– Куда?

– Ну, не знаю, куда ты там обычно заглядываешь.

– Ах, это. Да, думаю, самое время.

Сев на диван, Глеб еще несколько минут вертел значок в руке, потом плотно зажал в кулаке и закрыл глаза.

* * *

По обыкновению подперев голову рукой, генерал, сделав Лучко знак, чтобы заходил, продолжал увлеченно смотреть на экран монитора.

– Лучко, сколько у тебя лишних килограммов?

Капитан замялся.

– Не знаю. Пять-шесть, наверное.

– А я думаю, все десять. Не стыдно? Знаю, с нашей работой времени на спортзал у тебя нет, поэтому остается только что? Диета! Вот, я тут кое-что для тебя подыскал. Смотри. – И Дед развернул монитор к Лучко.

На экране была видна страница какого-то сайта – судя по виду, женского – с подробным описанием весьма экстравагантной диеты под названием «Леденцовая».

– Леденцы? – с удивлением переспросил Лучко.

– Вот именно, – с довольным видом подтвердил генерал. – Ты и так их все время сосешь. Отныне будешь сосать с пользой для дела. Закинулся вместо обеда конфеткой и до ужина свободен.

– Но как…

Дед прервал капитана жестом руки:

– Диета альпинистов, понимаешь. Когда идешь в горы, много еды с собой не возьмешь, а жрать на высоте ой как хочется.

– А вы, товарищ генерал, тоже покоряли вершины?

Дед бросил на капитана колючий взгляд:

– Допустим, не покорял, зато летал на самолете. И всякий раз после взлета на меня нападает зверский голод. А на тебя, скажешь, нет?

Интонация вопроса была такой, что капитан счел благоразумным согласиться:

– Так точно.

– Видишь? От высоты, не иначе. Короче, исполняй. И вообще, сосать конфетки гораздо приятнее, чем запихивать в себя вареный шпинат и прочую диетическую гадость, уж поверь мне. Потом еще спасибо скажешь. Все понял?

Следователю ничего не оставалось, как бодро кивнуть:

– Будет исполнено.

– Вот и славно. А теперь рассказывай.

Выслушав доклад, Дед неожиданно выступил со своей собственной версией.

– Выходит, этого Гонсалеса грохнули иностранцы, да к тому же глухонемые? Хорошенькое дело! Часом не шпионы?

– Глухонемые?

– А что? Неплохая крыша.

– Но почему шпионы-то?

– Посуди сам. Гонсалес наполовину испанец, и вот, прожив полжизни в России, он возвращается на историческую родину. Шикарная легенда для разведчика-нелегала, разве не так?

– Допустим. А кто в этом случае его убил?

– К примеру, иностранные агенты.

– За что?

– Откуда я знаю. Может, парень там, за кордоном, засыпался на чем-то.

– А почему тогда с ним не разобрались на месте, а достали здесь, в Москве? И какую такую ценную информацию может добыть ученый-археолог?

Генерал взглянул на следователя взглядом, который обычно не предвещал ничего хорошего.

– Ты, капитан, не спорь, а лучше проверь эту версию. Позвони куда надо и доложи, уяснил?

Вытянувшись в струнку, Лучко подтвердил полное понимание ситуации:

– Так точно, уяснил. Надо пробить Гонсалеса через ФСБ и найти сурдопереводчика с испанского.

– Молодец! Копай дальше.

После того как следователь ушел, генерал не на шутку задумался. Надо же, люди, говорящие с помощью знаков, тоже сталкиваются с языковым барьером? Кто бы мог подумать! Сам Дедов всегда считал, что демонстрация среднего пальца – это универсальный пример жестового эсперанто.

* * *

Темнота, в которую медленно погрузились очертания окружающих предметов, потихоньку рассеялась. Стольцев увидел, что стоит посреди незнакомой ему улицы у кованой калитки, украшенной причудливой эмблемой. Сквозь покрытые коричнево-зеленой патиной прутья виднелась выложенная камнем дорожка, петляющая по ухоженному саду в сторону трехэтажного особняка с колоннами, увитыми цветами.

Глеб еще раз с интересом рассмотрел эмблему, затем его взгляд упал на собственную ладонь. На ней лежал значок с голубой звездой, окаймленной золотом.

Чуть колеблясь, Глеб прицепил значок на лацкан и нажал на кнопку звонка. Послышался негромкий щелчок, и дверь растворилась. Сердце Глеба заколотилось быстрее. Он, озираясь, вошел внутрь.

– Добрый вечер!

Голос прозвучал так неожиданно и так близко, что Глеб невольно отшатнулся. Оглянувшись, Стольцев смутно разглядел в густой листве силуэт человека.

Глеб вежливо поздоровался в ответ и зашагал по извилистой дорожке к парадным дверям.

Едва он успел взяться рукой за массивную ручку, как все кругом снова стало погружаться в темноту, и видение оборвалось.